Текст книги "Таксис"

Автор книги: Александр Рындин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Александр Рындин
Таксис

Таксис [гр. Taxis – расположение по порядку]:

1) (в биологии) реакция, возбуждаемая в растительных и животных организмах так наз. односторонним раздражением, напр. переходом от света к темноте, от холода к жару и наоборот;

2) (в лингвистике) временное отношение между действиями, относительное употребление времен и временных форм.

Пролог

I

– Сначала идет зима, потом лето, потом весна и осень. По крайней мере для меня.

Звук ручки, царапающей бумагу, заполнил комнату. Это шелестящее шуршание жутко раздражало, но он подавлял раздражение. Он просто сидел на подоконнике, смотрел в окно и что-то говорил, словом, делал все, что от него ждали.

Ведь от него ждали исповеди. Все всегда хотят одного и того же, для него это было не новостью. Исповедь – универсальный товар для бартера. Его ноздри усиленно сжимались и раздувались, но, кроме этого, ничто не выказывало злость. Одних ноздрей хватило бы максимум на утверждение какого-то возбуждения, бурлящего сейчас в нем. А каких только возбуждений не знает человек в его положении! Совершенно нестабильном и непредсказуемом.

Он попал сюда случайно, как и всегда. И всюду. Всякое место было случайным на его пути. У него во всех смыслах был свой путь. Особая выделенная траншея в запутанных линиях и тропах вселенной. Люди преклонялись перед ним, хотели, чтобы он забрал их с собой, но он не мог.

Он не мог даже ответить на вопрос, где окажется в следующее мгновение. Ученые без конца бились над попытками предугадать его траекторию, заранее предвосхитить очередное появление.

Люди толпами выстраивались в местах, наиболее располагавших к его приходу. Иногда они угадывали, иногда нет. Он взял за привычку просто начинать исповедоваться всякий раз, когда оказывался где-то перед объективами камер или восторженными лицами страждущих слушателей.

В этот раз комната была небольшой и в ней находилось необыкновенно много народа. Это несколько обескураживало, поскольку обычно он оказывался в более просторных и менее людных местах. Сейчас все походило на то, что его появление было точно вычислено каким-то неизвестным ему способом. Оттого теперь он просто говорил все, что придет в голову.

Его исповедь все больше походила на поток сознания, но вряд ли кто-либо из них мог это понять:

– Уже не помню, когда существовал где-то в привычном смысле этого слова. Кажется, что и на свет я появился из ниоткуда в никуда. Просто возник в воздухе, а потом исчез куда-то дальше. Торжество идеи над материей. Но и самих идей уже нет, мыслей и соображений тоже. Одна рефлексия, я только реагирую на ситуацию, а что, спрашивается, еще остается делать человеку на моем месте?

Риторика – лучший друг демагога, это он уяснил уже давно. Внезапно произошло то, чего прежде не случалось – к нему обратились напрямую, непосредственно:

– Извините, пожалуйста, что прерываю, корреспондент газеты «Чередень», наших читателей очень интересует: как вы уживаетесь с этим вашим даром или проклятием, как ни назови?

Он растерялся, никогда прежде к нему так не обращались. В основном лишь выкрики и возгласы, но никакой конкретики, тем более от заранее подготовленных журналистов. А журналистов тут было много. Он вспылил:

– Что вы все тут делаете?! Как вы узнали, что я окажусь именно здесь?! О чем вы мне не говорите?!

Он вскочил с подоконника и кинулся к ближайшему выходу, его окутала волна вспышек и щелчков фотоаппаратов, журналисты повставали с мест и стали хором задавать ему бесчисленные вопросы, создавая какофонию шумов и гомона. Толпа окружила его, не давая пройти. Его голова закружилась, но он не оставлял попыток добраться до двери, не понимая или игнорируя абсолютную безнадежность своего положения.

«Я уже давно живу в безумии», – думал он. А потом ему повезло. Очередное перемещение, очередной скачок.

Следующее место было не похоже на предыдущее. Снова помещение, неопределенное время суток, отсутствие нормального освещения. На полу разбросан хлам и опилки, куски различной материи, как будто тут недавно производились строительные работы или расчистка перед сносом, а может, место было заброшенным уже длительное время. Впрочем, как и всегда, он ничего не знал.

Тут было просторно и безлюдно, это успокаивало. Он тяжело дышал, пытаясь оправиться от только что пережитого стресса. И вдруг понял, что помещение, на первый взгляд казавшееся безлюдным, в действительности таковым не являлось, кто-то здесь был, этот кто-то приблизился.

– Ты тот еще фрукт, ведь так? – сказал кто-то.

Он стоял полусогнутый, все еще приходя в себя, и не сразу услышал вопрос. Но переспрашивать не пришлось. Часто происходит так, что информация задерживается где-то на периферии восприятия, словно ожидая твоей готовности ее принять. Он разогнулся и посмотрел на незнакомца. Тот положил руку ему на плечо как бы в утешительном жесте. Возможно, утешение было как раз тем, в чем он нуждался, но сейчас это вызвало раздражение, он отдернулся. Незнакомец убрал руку и сказал:

– Ладно, вижу, ты не в настроении, но я не буду ждать твоей готовности кого-то выслушать, у меня к тебе деловое предложение.

– Что? – не понял он. День становился все более странным, несмотря на то что дней как таковых для него уже не существовало.

– Ты не устал так существовать? Хотя вопрос, очевидно, риторический, кто бы не устал, верно? – усмехнулся незнакомец. – Короче, отправляйся в заснеженный край. Никаких больше спонтанных перемещений, никакого избыточного внимания людей, нормальная размеренная жизнь, где ты будешь засыпать, просыпаться, работать, думать, мечтать, возможно, строить планы. Как тебе?

Он не понимал, что это за человек и о чем идет речь. Читай он книги, этот разговор насторожил бы его, напомнив сделку с дьяволом, но он не читал книг, не смотрел фильмов, не жил нормальной жизнью, уже и не помнил, сколько времени. «Заснеженный край» – это звучало заманчиво, он сам не знал почему. Индифферентность была настолько всеобъемлющей в его сознании, что этот выбор, это решение, по сути, решением-то и не являлось.

– Почему бы нет? – сказал он, дальше все изменилось.

II

Холодало. Шел снег. Она стояла на улице, разговаривая по телефону, и ждала такси. На другой стороне пенсионер выгуливал своего ретривера. В воздухе ощущался какой-то резкий едкий запах – один из тех, которые сложно игнорировать, даже если приложить усилия. Примечательно, что именно собака, обладая наиболее острым обонянием из всех присутствовавших, не обращала внимания на него или только делала вид, что не обращает.

Это был центр города. Одна из улиц, на которых не найти большого количества точек общественного досуга и торгово-развлекательных комплексов; с дорогими квартирами и двумя-тремя офисными зданиями. По таким разве что прогуливаются парочки по выходным, когда хотят насладиться относительной тишиной, не уходя далеко от тех самых «точек», чтобы оставалась возможность чуть позже потешить себя киносеансом или обедом в модной закусочной.

Сейчас – в полдень, разгар рабочего дня, – здесь были только эти двое и собака. Неожиданно раздался громкий тикающий звук. Как если бы работа невидимой гигантской секундной стрелки с каких-то башенных часов по какой-то причине начала транслироваться сюда. В это сосредоточие тишины, островок привилегированного покоя в водовороте сумасшедшего темпа жизни.

Девушка отвлеклась от телефонного разговора, отодвинув трубку на небольшое расстояние от уха, и посмотрела куда-то в небо, будто звук исходил оттуда. Пожилой мужчина также с недоуменным удивлением на лице смотрел в аналогичном направлении, одна лишь собака как ни в чем не бывало продолжала усиленно нюхать помеченный кем-то фонарный столб. Ее все это не касалось.

«ТИК-ТАК, ТИК-ТАК» – раздавалось в воздухе. Каждое новое тиканье было громче предыдущего. Недоумение этих двоих сменил ужас перед чем-то необъяснимым. Девушка полностью забыла о разговоре, выронила телефон и начала бессознательно пятиться, точно ретируясь от видимой угрозы. Старик же твердо решил, что с него хватит и надо возвращаться домой, он дернул поводок, собака протестующе заскулила, не желая прерывать прогулку, но сопротивляться особо не стала, покорно проследовав за хозяином. Девушка перевела взгляд на пенсионера с ретривером от неопределенного участка на небе и крикнула:

– Эй! Вы не знаете, что это? – ей действительно приходилось кричать, шум стал нестерпимо громким.

Зная, что никого другого на улице не было, старик не останавливаясь повернул голову к девушке. Его слух был уже не таким чутким, как в юности, но сейчас, несмотря на умопомрачительный грохот тикающих секунд, он расслышал.

– Понятия не имею! Я иду домой! – крикнул он.

Девушка еще пару мгновений смотрела ему вслед, затем нагнулась поднять телефон, и ее голову срезало с шеи гигантской, на миг материализовавшейся в пространстве секундной стрелкой. Тиканье прекратилось. Старик, уже почти свернувший за угол, резко остановился и посмотрел в сторону девушки. Его собака вздернула уши, принюхалась и посмотрела туда же.

– О, Боже, – только и смог вымолвить пенсионер, глядя на обезглавленный, лежащий на мостовой труп молодой женщины. Багровая лужа медленно растекалась, образовывая полукруг. Телефон мигал и вибрировал в жиже из грязи, крови и снега. Голова откатилась чуть вниз по улице.

Глава 1

Он дышал морозной свежестью, наслаждаясь новой жизнью. Наконец-то, с установившейся размеренностью он смог начать восстанавливать события своего прошлого. Когда-то давно, около пяти лет назад, он жил в городе, работая баристой в модной хипстерской кофейне и барменом в ночном клубе. Он был домоседом и не лез в истории. Поселившись на седьмом этаже восьмиэтажного многоквартирного дома, верхний ярус которого был заброшен и периодически служил приютом для бомжей, о чем его предупреждали предыдущие арендаторы и управдом, он понятия не имел, что его ожидало.

К ноге с лаем подбежал большой хаски. Собака активно виляла хвостом-пропеллером и закинула передние лапы ему на плечи, принявшись облизывать физиономию.

– Ну все, все, прекрати! – весело сказал он, потрепав пса за холку, обняв (отчасти просто чтобы удержать равновесие) и погладив его по мохнатой спине. Собака покорно опустилась на землю, радостно и громко гавкнув.

Он огляделся: его окружала бескрайняя арктическая пустыня. Неподалеку располагалось озеро, где он мог добывать еду. Ближайшие соседи были так далеко, что, чтобы добраться до них, пришлось бы ехать одиннадцать часов на собачьей упряжке. Но он не имел ничего против такого уединения. Столько времени проведя в проклятом бреду, хаотически перемещаясь в пространстве и времени без сна и утешения, он нуждался в уединении.

Солнце отражалось от хрустящего белоснежного снега, ледяной воздух паром исходил из носа и рта. «Какой восхитительный день!» – подумал он. Приятными были даже замерзшие в носу козявки и сковывавший тело сквозь утепленную одежду холод. Он обошел свои скромные владения, покормил собак и провел необходимый осмотр хозяйства: ревизию припасов, проверку состояния генератора и т. д. и т. п.

Последние несколько недель он просто жил здесь, в этой прекрасной глуши. Работал на себя: поддерживал функционирование своей полярной станции. Здесь не было никаких сложных электронных приборов, требовавших тщательного мониторинга, не было ничего общественно полезного. Каждый компонент станции удовлетворял лишь его нужды и нужды его собак.

Это свалившееся на голову благословение заставило бы многих заподозрить какой-то подвох, но он считал, что по праву заслужил его после адского существования. Целую вечность его метало туда-сюда. Должна же быть какая-то справедливость!

Так он думал практически каждый день своего нового существования, и это утро не стало исключением. Хрустя по снегу в сторону сарая, служившего складом, он предавался воспоминаниям, но только крайне осторожно. Последнее, что он хотел, – это испортить себе ту идиллию, что пропитала здешний воздух, щедро наполнявший его легкие.

Когда он уже подошел вплотную к деревянной двери сарая, чтобы взять рыболовные снасти, заметил боковым зрением вдалеке фигуру, степенно идущую по заснеженной пустыне. От неожиданности у него округлились глаза и участилось сердцебиение. Он пытался понять свои ощущения: был ли он встревожен или просто удивлен? Но у него плохо получалось. А потому он громко свистнул, засунув пальцы в рот, с целью призвать собак, которые в настоящий момент насыщались.

Необъяснимая преданность животных сказалась незамедлительно: не прошло и десяти секунд, как они с лаем наперегонки подбежали к нему, прервав прием пищи. Дюжина сибирских хаски столпилась вокруг, с благоговением смотря на него, высунув языки. Ему нужен был только один для сопровождения. Поэтому, поблагодарив их и извинившись, он выбрал большого пса по имени Макс, а остальных отпустил.

Вместе с Максом, или «Максимусом» (его полное имя), он пошел в сторону одинокой фигуры, по-прежнему маячившей неподалеку. Сложно было угадать направление фигуры, казалось, она просто ходила кругами. Он прибавил шаг, не было сомнений в том, что собака тоже кого-то заметила. Пес насторожился, шерсть его вздыбилась, он тихонько рычал и постепенно ускорял ход, оставаясь при этом возле хозяина. Фигура замерла, встав лицом к приближавшимся.

Чем ближе он подходил, тем более его удивлял вид фигуры: судя по всему, это был мужчина, одетый в коричневый твидовый костюм, словно из прошлого века. На его голове почти не было волос, зато над верхней губой красовались роскошные усы. Те волосы, что еще оставались на голове небольшими взъерошенными островками по бокам макушки и составлявшие растительность на лице, имели темно-рыжеватый оттенок. Присутствовала также легкая небритость, что прибавляло ему скорее элегантности и стиля, нежели неряшливости. Однако чем внимательнее он рассматривал незнакомца, тем более поражался странности всего его облика. Так, можно было заметить запыленность его одежды, от него будто веяло древностью и затхлостью. Подойдя к нему на расстояние в не более чем пару метров, он почувствовал исходящее от мужчины алкогольное амбре, которое тем не менее было каким-то уместным, шедшим ему.

Макс весь ощетинился и зашелся озлобленным лаем, фигура между тем не шелохнулась, пронизывая подошедшего взглядом и не обращая никакого внимания на собаку. Новоиспеченный аскет не знал, что сказать незваному гостю. Он не испытывал страха, скорее – некую растерянность. Он тихо велел псу уняться, тот покорно сменил лай легким рыком.

– Спасибо, что угомонил свою псину, а то она уже начала действовать на нервы, – произнес мужчина в костюме, по-прежнему не сводя с него глаз.

– Кто вы? – наконец выдавил из себя он, хотя в глубине души понял, что откуда-то знает незнакомца.

Мужчина улыбнулся и громко хмыкнул, издав подобие смешка. И только теперь он увидел, что от таинственной фигуры не шел пар. Это при том, что его одежда никак не могла защищать от холода при здешних температурах, но почему-то он не был удивлен этим открытием, просто немного захвачен врасплох его осознанием.

– Не помнишь, да? – спросил мужчина. – Я вот прекрасно тебя помню! Это ведь я ввел тебя в курс дела! А ты невежливый какой-то: держишь меня на холоде, когда я в таком виде!

Вновь застигнутый врасплох, он растерялся и промямлил:

– К… Конечно, прошу, пройдемте в хижину.

Незнакомец удовлетворенно широко улыбнулся:

– Хм! Другое дело, после вас!

Максимус не разделял радушия хозяина и по-прежнему исподлобья поглядывал на незваного гостя, порыкивая. Но, не смея ослушаться, покорно брел подле этой странной процессии, ничему не препятствуя.

Когда он со знакомым незнакомцем вошел в хижину, Макс остался сторожить возле входной двери просто на случай, если что-то пойдет не так. Просить об этом преданного пса даже не пришлось – это была его собственная инициатива.

Ничуть не скромничая, незваный гость вальяжно расположился в единственном в помещении кресле. Сам же домовладелец смущенно стоял при входе, не зная, куда себя деть.

– Ну, что же ты? – спросил усач. – Присаживайся, это же твой дом!

Как будто бы только того и ждал, он прошел к кровати и сел на нее, не снимая верхней одежды, хотя в доме было довольно тепло.

– Напоминает нашу первую встречу, не правда ли? – задумчиво проговорил Человек в костюме11
  Прозвище как-то само напросилось в качестве основного для этого персонажа.


[Закрыть].

– О чем вы? – с трудом вымолвил он, поборов растерянность.

– Ах да! Точно, ты же ни черта не помнишь! Прошу прощения.

– Зачем вы здесь? Кто вы? – осмелел он. – Как вы тут оказались, почему в таком нелепом виде? О чем вы говорите?

– Воу-воу! Тихо, сколько вопросов! – наигранно воскликнул усач, схватившись за голову. – Давай по порядку! Для начала представлюсь: меня зовут Примус, а как твое имя?

Этот вопрос, как и следовало ожидать, смутил его. Ведь чего ему пока так и не удалось вспомнить из прошлого, помимо практически всей истории своей жизни, это имени. И все же он решил ответить, придумать себе имя, по возможности правдоподобное. Не то что какой-нибудь «Примус».

– Мое имя Борис, – не думая сказал он и не прогадал. Примус расплылся в улыбке и произнес:

– Голова хорошо работает, ведь тебя действительно так зовут.

Борис выдал себя, изобразив на лице крайнюю степень удивления. Он почувствовал, что таинственный незнакомец не обманывает его. Более того, он на каком-то уровне знал, что Примус в принципе не обманывает. Возможно, это было внушение со стороны или простое заблуждение, но он был готов ему верить без всяких на то оснований.

– Ты поступил нехорошо, – продолжил Примус, – нельзя избежать участи.

– О чем вы? – испуганно проговорил Борис.

– Ты взял свое бремя и просто перекинул его на весь мир, вот о чем я! – воскликнул Примус с какой-то необыкновенной интонацией. Борис от неожиданности и вспыхнувшего в нем негодования вскочил с кровати:

– А кто скинул его на меня?! Я не вызывался добровольцем! Во что превратили мою жизнь?!

– Это меня не волнует, – спокойно ответил Примус, – это вообще меня не касается, я не в ответе за твою участь, я только знаю, что это бремя твое и только твое. У каждого из нас оно есть, никто не вправе его перекидывать.

– О чем вы вообще говорите?! – крикнул Борис, не отдавая себя отчета в том, что по-прежнему сохраняет уважительную форму обращения к этому вторженцу, которого он, хоть и узнал откуда-то, по-прежнему не знал.

Примус, все еще вальяжно сидя в кресле, картинно закинул голову и громко захохотал. За дверью Максимус начал лаять, скулить и скрестись. Вскоре к нему присоединились другие собаки. Таинственному незнакомцу это явно не понравилось: он прекратил смеяться и насторожился.

– Тебе оставили защитников, не так ли?

Борис ничего не отвечал, потому как не знал, что сказать.

– Точнее, надзирателей, – словно ни к кому конкретно не обращаясь, пробурчал Примус.

– Что?! – в недоумении воскликнул Боря.

– Тебя надули, вот что! – таинственный мужчина встал с кресла и вручил ему газету, которую извлек из внутреннего кармана пиджака так внезапно, что показалось, будто она возникла из ниоткуда.

Борис нерешительно принял странный дар и, хотя давно не читал периодическую печать, даже не держал ее образчики в руках, сразу понял, что газета какая-то необычная. Заголовок «Чередень» напомнил о последнем опыте скачков, но не это зацепило его внимание. Вся первая полоса, как, собственно, и все остальные, была заполнена новостями схожей тематики, сопряженными с происшествиями исключительно диковинного и подчас необъяснимого характера, связь между которыми на первый взгляд отсутствовала. Иными словами, кто-то будто бы специально собрал коллаж из этих новостей и разместил их в одном номере газеты. Такой вывод вытекал, помимо прочего, из того факта, что события, описанные в выпуске, никак не датировались.

Также авторы одних заметок никак не ссылались на другие, но такое размещение будто бы указывало на то, что читатель должен сам поставить все точки над i, объединив их в общую картину. Борис подумал, что, будь он обывателем-подписчиком данного издания, определенно заподозрил бы неладное, получив этот его выпуск. Бегло ознакомившись с содержанием, он задал единственный пришедший в голову вопрос:

– Кто верстал этот номер?

Примус, который все это время терпеливо ожидал, сначала стоя, а потом вновь усевшись в кресло и периодически поглядывая на дверь, за которой, судя по звукам, уже собрались все находившиеся на станции собаки, посмотрел на Бориса утомленно-саркастическим взглядом:

– Издеваешься? Это все, что тебя интересует?

– Вообще-то, – начал Боря, аккуратно складывая газету, – это бы многое могло объяснить. Видите ли, хоть я в последнее время не частый читатель желтых страниц (уже и не вспомнить, как давно) и хоть я мало что помню из своей личной истории, доподлинно могу сказать, что таких странных газет никогда не видел. Ни обычных секций-разделений, ни преамбул, никаких признаков периодики как таковой. Это похоже на фальшивую газету, если честно, а потому мой вопрос вполне логичен.

Сам удивившись своей рассудительности при всех творящихся странностях, Борис почти торжественно замолчал, спокойно и выжидающе глядя на Примуса. Тот с минуту глядел на него не то в недоумении, не то с презрением, а потом его взгляд смягчился, он улыбнулся и сказал:

– Нда, а ты изменился! Должен признать, как-то возмужал, помудрел, что ли! Может, ты и не помнишь ничего, но пережитое явно на тебе отразилось – муки закаляют, не правда ли?

Так восторженно-насмешливо проговорил все это Примус, что ни малейшей симпатии к нему у Бориса не осталось, если она изначально и была.

– Я помню очень многое, – довольно резко сказал Боря, – больше, чем большинство людей. Я очень многое пережил, находясь в яме, куда против воли был помещен. Бесконечность. Так что да, это на меня повлияло!

Примус вновь засмеялся, да что там, заржал, как конь. Из его глаз текли слезы, он практически растянулся в кресле от судорог, вызываемых все новыми приливами истерического хохота. Боря был в шаге от того, чтобы открыть дверь и впустить столпившихся за ней собак, которые по его приказу разорвали бы наглого незнакомца. Но пока он этого не сделал, предпочтя молча подождать окончания сцены.

Наконец, Человек в костюме отсмеялся и, вытирая слезы, сказал:

– Ты понимаешь, кому это говоришь? – спросил он, казалось, все еще со смеющейся интонацией, но уже с нотками какой-то затаенной суровости. – Я верчусь в этом много дольше твоего, а удовольствия получаю никак не больше. Ко всему прочему, просто потому, что я был первым, мне еще надо тратить силы на болванов вроде тебя.

Борис на какое-то время умолк, задумавшись над услышанным. Но потом решил не уклоняться от заданной темы:

– Так кто сверстал этот номер?

– Это наша газета, наша, понимаешь?! В твоем дырявом котелке сохранились лишь ненужные воспоминания о твоих бессмысленных странствиях и бесполезные ассоциации с прошлым существованием, которое не вернуть! Только вдумайся: ты БЕСКОНЕЧНОСТЬ перемещался, а прошло всего пять лет! Пять лет растянулись на века и века, ты принадлежишь уже другому миру. Эта газета как раз оттуда.

Боря пару мгновений переваривал слова Примуса, а потом пришел к твердому убеждению, что правда лишь частично присутствовала в них, если была там вообще. Часть про газету точно была абсурдом. Но продолжать спорить он смысла не видел. Поэтому молча выпустил, вернее, впустил собак, которые, словно прочтя его мысли, моментально ринулись на усача.

От неожиданности тот крикнул, злобное восклицание сложилось в слова: «Ах ты, паскуда!»

Прямо на глазах Бориса и ошеломленных хаски таинственный мужчина исчез, напоследок в испуге закрыв лицо руками. Осознание увиденного произошло только через несколько секунд. Когда это случилось, он громко вскрикнул «Аа!» и, отшатнувшись, упал на стену, которая на поверку оказалась еще распахнутой дверью (небольшой промах). Кубарем он вывалился на улицу, сбив дорогой с ног пару собак, столпившихся в помещении в последних рядах. Своим грандиозным падением, во время которого он успел забыть об исчезновении Примуса, испугаться падения, снова вспомнить неожиданное исчезновение, подумать, что на самом деле для него ничего необычного в этом не было, понять, что он и правда пытается перестроить свое восприятие, фокусируясь на переставших быть для него актуальными ассоциациях из мира пятилетней давности, но не успел сделать конкретных выводов, снова испугавшись падения, Борис перетянул внимание части стаи от только что пережитого сверхъестественного явления. Надо сказать, собаки были рады отвлечься от необъяснимого.

Борис быстро поборол боль, заявившую о себе, когда он перестал лететь по инерции и растянулся на снегу. Собака по имени Артемида обеспокоенно принялась слюнявить его лицо, что добавило ему решимости незамедлительно подняться. Он погладил суку по голове скорее в стремлении побыстрее отвязаться, чем из ласки. Его внимание было полностью захвачено тем обстоятельством, что газета все еще была у него в руках. Не смея позволить себе просто проигнорировать последние загадочные события, он хотел разглядеть в номере какие-нибудь ответы или подсказки. Очевидно, все в «ином мире», обитателем которого он был последние пять «земных» лет, имело глубокий и фундаментальный смысл, даже некоторую продуманность, в это заключение не вписывалась разве что бессмысленность всех пережитых скачков и мучений, так, может, они не были бессмысленными? Тысяча мыслей и соображений роилась в мозгу Бориса, ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание, если не рассудок. Голова закружилась, и он решил прекратить чтение. Хаски терлись вокруг его ног, взволнованно лая и смотря на него.

Боря потрепал нескольких, выразил словесную благодарность за преданность и специальной командой-жестом приказал животным разбежаться. Сегодня он уже не собирался рыбачить, ему надо было посидеть у камина и подумать, возможно, чуть позже почитать газету и попытаться во всем разобраться.