Текст книги "Шестирукий резидент"
Автор книги: Александр Рудазов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– …того к стенке? – предположил я.
– Нет. Тому мы, значить, выпить не дадим – буде всухомятку воблу трескать! А всухомятку ее трескать как раз неинтересно! – категорично заявил Щученко.
Хотя совет мой явно намотал на ус – тут же откупорил самую маленькую бутылочку («Звезда Севера» – одна из лучших водок в мире!) и начал протирать линзы очков, одновременно втягивая мохнатыми ноздрями любимый аромат.
– Полковник, ремень застегните, а? – попросил я.
– Вы, товарищ Бритва, не суйте свой нос в частные дела КГБ. Хочу – застегиваю, не хочу – не застегиваю. А захочу… ху-ху-ху! Ху-ху-ху! Ху-ху-ху!
– Как хотите, – не стал настаивать я. – Ваши проблемы.
– Воть именно… Тэк-с, а шо еще я здесь экспроприировал?
Кроме кучи бутылок полковник прихватил еще и какую-то папку – ну так, до кучи, даже не заглянув, что там. Теперь он без особого интереса развязал тесемку… и отшвырнул украденное так, будто нашел под обложкой ядовитую змею.
– Яка буржуйска пакость! – брезгливо процедил Щученко.
Я с интересом подобрал упавшую папку правой нижней рукой, двумя средними продолжая рулить, а левой верхней – опрокидывая в пасть бутылку коньяка. Многостаночная система – удобная вещь. Думаю, если мне предложат снова стать человеком, я откажусь – слишком много потеряю.
В папке, столь презрительно отброшенной полковником, оказались порножурналы. «Плэйбой», «Пентхауз» и еще какие-то – я в этом не специалист. Ну а какая еще литература может оказаться на рабочем посту сутенера? Кафка, может?
– Журналы как журналы… – прохрипел я, откладывая их на заднее сиденье. – Вы, товарищ полковник, не путайте нравственность и ханжество.
Щученко задумался над моими словами и, похоже, проникся. Во всяком случае он забрал папку обратно и начал медленно перелистывать страницы, время от времени прикладывая к глазам бинокль. Вероятно, решил, что врага надо знать в лицо.
А меня это вполне устраивало. Пока полковник изучал добытую с боем порнографию, он ни на что больше не отвлекался. Только время от времени смущенно подхихикивал, да крутил головой, выражая большое коммунистическое «фи!» всей этой похабщине.
Так мы наконец-то добрались до пункта назначения. Я вышел наружу, громко хлопнув дверью и попросил:
– Ефим Макарович, подождите меня здесь, ладно?
– Товарищ Бритва, а де это мы? – насторожился полковник, натягивая противогаз. – Це ж кладбище!
– Опять ваш знаменитый дедуктивный метод? – выразил восхищение я. – Как догадались-то?
– А це нетрудно! Тут же кругом могилы! И кресты… – недовольно засопел он сквозь резиновый хобот. – Старое, значить, кладбище – на новых давно все кресты отменили к ядреной фене! Звездочки красные на плитах – воть и вся похорона! И вообще – воть наступить коммунизм, наши, значить, советские ученые смерть победять, и все советские граждане будуть жить вечно!
– Угу. Обязательно. Ну ладно, ждите, в общем…
– Я пока перекурю, – заявил полковник, вылезая наружу.
И с него почти мгновенно свалились брюки. А ведь я ему говорил, чтобы застегнул ремень! Но разве кто-нибудь станет слушать яцхена?
Ночью на кладбище всегда страшновато. Но только не мне – для меня это просто дом родной. Сколько себя помню, меня всегда окружали мертвецы. Да и Лэнг – это, по сути дела, преогромный погост.
В просвете меж серых облаков показалась луна. Чуть меньше трех четвертей – еще несколько дней, и наступит полнолуние. Как я недавно узнал, в полнолуние нечисть действительно оживляется – этот ночной фонарь действует на них, как валерьянка на кошек. И в новолуние тоже – только уже другие виды. Оборотни в новолуние сидят дома, а в полнолуние выходят на охоту. А нежить, наоборот, предпочитает самые черные ночи. Фазы луны – это вам не хухры-мухры, их просто так не проигнорируешь.
А всяких тварей на моей родной Земле ох как много…
Вообще-то, мне даже нравится гулять в темноте меж могилками. Тихо так, уютно, и уж точно никто не заорет, какой я мерзкий урод. А попробуй в полдень в парке так погулять – моментально и вопли будут, и камнем кто-нибудь кинет… В прошлый раз кинули – прямо в лицо. Я его, конечно, поймал на подлете и швырнул обратно (зуб тому мужику вышиб), но неприятный осадок на душе все равно остался.
А здесь хорошо. Кладбище действительно старое, тут и днем-то мало кто бывает, а ночью вообще пустынно… как на кладбище. В больших городах именно такие места обычно служат прибежищами для таких, как я… немного необычных. Старые кладбища, заброшенные заводы, свалки, крыши высотных зданий…
Впереди я заприметил сутулую фигуру. Мужик стоял ко мне спиной и, бормоча что-то себе под нос, красил ветхий забор. Рядом стоял тусклый фонарь типа «летучая мышь» – света он давал ровно столько, чтобы видеть пятачок диаметром в один метр.
– Здорово! – прохрипел я, подходя к нему. – Тебе тут ночью не страшно, а? Покойников-то не боишься?
– Да чего нас бояться?.. – равнодушно пожал плечами мужик, поворачиваясь ко мне.
Глава 10
– Привет, Олег, – сунул мне руку маляр. – Как дела?
– Здорово, Лева, – ответил на рукопожатие я. – Дела пучком. А ты как? Разлагаешься потихоньку?
– Да нет, все нормально… Даже запаха не осталось, – ухмыльнулся гордый собой Святогневнев.
Да, именно. Это мой старый знакомый – единственный, кто выжил на базе «Уран». Ну, не совсем выжил, если честно… На самом деле он ходячий мертвец, но по нему этого ни за что ни скажешь – Лев Игнатьевич следит за собой. Он в конце концов закончил сыворотку, позволяющую ему контролировать рассудок, благодаря чему так и не превратился в одного из тех безмозглых людоедов, что в прошлом году бродили по лесам Красноярского края. Я ведь тогда все-таки вернулся туда – провел зачистку. Леди Инанна попросила, да я и сам не возражал проветриться – в Хрустальных Чертогах хорошо, но нестерпимо скучно…
В январе этого года Святогневнев переехал из Красноярска в Москву – тут условия для работы получше. Сначала он хотел разыскать вторую базу – «Гею», но потом слегка перетрухал. И его можно понять – заполучи эти яйцеголовые настоящего зомби, так не посмотрят, что это их бывший коллега. Будут экспериментировать, пока не разберут на кусочки. Я и сам пару раз чудом избегал подобной участи.
А теперь он живет и работает прямо тут – устроился кладбищенским сторожем. Платят гроши, но зато бесплатное жилье. Вполне приличное, кстати. С пропиской ему помог какой-то старый приятель, он же и деньгами субсидировал – Святогневнев ему слегка намекнул на кое-какие свои проекты. Да и я малость подсобил – у меня в этом тоже есть свой интерес. Какой? Да вот этот самый – теперь у меня в Москве всегда есть удобная хаза, где можно спокойно отсидеться пару деньков.
– Мне сначала еще и могильщиком предлагали устроиться, но ты же знаешь, я копать не люблю… Хотя клиентура все равно докапывается. Недавно прикопалась одна – выкопай, да выкопай могилу мужу! Я ее саму чуть не закопал!
– А других проблем нет? – уточнил я. – Никто не наезжает? А то сам знаешь – если что, я всегда…
– Было на той неделе… – хихикнул мертвый ученый. – Какие-то панки тут праздник устроили – могилы в краске испачкали, кресты ломали, газоны все истоптали…
– А ты?
Святогневнев осклабился и кивнул на груду хлама, лежащего поодаль. Там оказались какие-то каски, кожаные ремни, куртки с заклепками, еще что-то…
– Иногда покойником быть лучше, – грустно сообщил он. – Если б я был живым, они бы меня убили…
– А так ты их?..
– Да нет… Вот, гляди.
Лев Игнатьевич задрал обляпанную краской рубашку и продемонстрировал мне торс со свежим ножевым ранением в левой грудине. Да, после такого обычно умирают – сердце пробито насквозь. Но в данном случае ничего не вышло – крови не вытекло ни капли, только остался косой разрез. Думаю, это было для несостоявшихся убийц настоящим шоком…
– Заживает помаленьку… – удовлетворенно провел пальцем по ране Святогневнев. – Только есть приходится больше обычного. Я по этой теме думаю диссертацию написать – «Новая форма жизни». Название пока рабочее, – извиняющимся голосом добавил он. – Но тема очень интересная. Особенно интересна реакция среднего человека на живого мертвеца – это почти всегда страх и отторжение.
– А ты как думал?
– Да примерно так же и думал, – пожал плечами доктор наук. – Когда они поняли, что я… не совсем живой, то так быстро убежали… Даже одежду бросили.
– Зачем?
– Некогда надевать было.
– Угу. Так они что – голышом тут бегали?
– Не то чтобы бегали… – засмущался Святогневнев. – Их тут человек десять было – обоего пола.
– Ах вот оно как… А потом?
– А что потом? За вещами не возвращались, если ты об этом. Краска, видишь, пригодилась – хоть заборчик подновлю, а то неаккуратно как-то…
При этих словах мне почему-то вспомнился один старый анекдот.
– Ну ладно, так я у тебя поживу недельку-другую? – уточнил я.
– А мне что – жалко? Хотя, конечно, придется завтра за продуктами идти…
Святогневнев хорошо помнит, в каких количествах я потребляю консервы и все остальное. Когда я гостил у него в прошлый раз, то за три дня умял месячный запас тушенки. Он сам, безусловно, мертвый, но есть ему нужно, как и живому – ходячим трупам тоже надо пополнять запасы питательных веществ. Конечно, он может воздерживаться от питания неограниченно долгий срок, но в этом случае очень скоро станет похож на обыкновенного зомби – вонючего, подгнившего, разваливающегося на ходу. Это сейчас нужно обладать дедукцией Шерлока Холмса, чтобы понять, кто он такой на самом деле.
– Со мной еще один знакомый, – признался я. – Странный тип…
– Страннее нас с тобой? – удивился Святогневнев.
– В чем-то да.
– Ну ладно, пусть и он живет… – растерянно пожал плечами мертвец. – Где он у тебя?
– В машине сидит.
– Ну, ключи ты знаешь где – идите в дом. Я сейчас, докрашу только – немножко осталось…
– Давай помогу, – предложил я, роясь в куче красильных принадлежностей.
Как и ожидал, там нашлось несколько дополнительных кистей – все-таки маляров-вредителей было десять человек. Я взял в каждую руку по одной, обмакнул их все в краску и заработал с бешеной скоростью, покрывая забор ровным слоем бордово-красного тона.
Всего через пару минут работа была закончена.
– А почему ночью-то? Днем красить вроде ловчей… – спросил я, пока мы шагали к машине. Святогневнев слегка подволакивал ноги – даже его чудо-сыворотка не до конца справлялась с трупным окоченением.
– Днем я наружу не выхожу, – признался доктор. – Опасаюсь – мало ли что бывает…
– Сочувствую.
«Москвич» мы отогнали на небольшой пустырь в дальнем конце кладбища. А сами разместились в сторожке Льва Игнатьевича… если, конечно, этот дом можно так назвать.
Коттеджик у него, надо сказать, вполне ничего, приличный. Этаж один, две комнаты и кухня. Правда, одну комнату Святогневнев разделил книжным стеллажом на две маленькие. И подвал имеется – большой такой, просторный. Он там лабораторию оборудовал – по-прежнему продолжает проект «Зомби», теперь уже в одиночку.
Щученко въедливо проанкетировал нового знакомого, но ничего предосудительного не обнаружил. Документы у того оказались в порядке. Правда, полковник долго и ехидно прохаживался насчет того, что интеллигенция – это не слой, а прослойка. Мол, перышком по бумаге чирикать легко, а ты вот раковину на пляже почини или быка подои! А о административных работниках он вообще скромно умолчал, хотя и намекал всем видом, что без них, доблестных работников КГБ, не то что страна – вся планета развалится на кусочки!
Потом он тяпнул стопку, брякнулся на раскладушку и громко захрапел. Сам Святогневнев никогда не спит, но одно спальное место все-таки держит в боевой готовности – на всякий пожарный. А то когда у кого-то в доме отсутствует такая простая и распространенная вещь, как кровать (диван, тахта, софа, гамак, да что угодно), это выглядит довольно-таки подозрительно… Нормальный человек ведь не может не спать, верно?
Святогневнев поглядывал на Щученко с большим недоумением, явно гадая, что это за странный тип, и откуда я его выкопал. О себе я ему мало рассказываю – так, намеками, обмолвками… Он предпочитает не расспрашивать – вежливость пополам с осторожностью. В конце концов, у него свои секреты, у меня свои.
– Вздрогнули? – предложил он, наливая мне уксусу.
Само собой, это чисто символически – с прошлой жизни у нас обоих осталась глубокая убежденность, что при встрече друзей первым делом нужно малость остаканиться. Но вот какая загогулина – ни ему, ни мне от алкоголя нет ни малейшего удовольствия. Он может пить этиловый спирт, как лимонад, а я… я очень быстро пьянею и еще быстрее трезвею. У меня бешеный метаболизм. К тому же Рабану не нравится алкогольная токсикация, и он протрезвляет меня насильно. И каждый раз при этом ворчит, что я эгоист – лопаю всякую дрянь, не задумываясь, как к этому отнесется симбионт.
Поэтому мы пьем уксус. И не морщимся!
Мы сидели в подвальной лаборатории – а то еще полковник проснется, да начнет выпытывать у Святогневнева, шо, значить, тут происходит и как мы относимся к ЦК КПСС. Мы с Львом Игнатьевичем против них, в принципе, ничего не имеем, но Щученко такой не слишком восторженный ответ устроит вряд ли.
А в этой лаборатории довольно уютно. Почти как в той, на базе «Уран», в которой мы встретились в первый раз – больше года назад. Только чисто и кровавых потеков на стенах нет.
Да, было время, аж на ностальгию прошибает… Меня вообще ностальгия довольно часто мучает – по всему подряд. Помню, три месяца назад так заскучал по нашим русским березкам, что смотался из Лэнга на Землю, слетал в одну подмосковную рощицу и… срубил штук двадцать. Сразу полегчало. Две штуки я с собой прихватил – теперь, когда заскучаю, съедаю щепку-другую. Давно, кстати, заметил – если съесть то, что очень любишь, грусть уходит, а взамен является глубокая удовлетворенность. Потому что теперь-то уж точно никуда не денется.
Может, мне леди Инанну съесть?..
В колено ткнулся собачий нос. Я рассеянно погладил черного добермана и спросил:
– А что это ты собаку вдруг завел?
Святогневнев вяло пожал плечами, высыпая прямо на пол пакетик сухого корма. Псина равнодушно принялась есть. Странно как-то она ела – без малейшей заинтересованности, как заведенная игрушка.
– Как зовут?
– Дюк…
– Угу. Хорошее имя. Что еще новенького?
– Да вот – вакцину недавно испытал, – слегка оживился доктор, открывая дверь холодильника и доставая оттуда колбу с вязкой буроватой жидкостью. – Вирус «Зомби»! Только улучшенная модель – незаразная. И рассудок сохраняется… частично… вроде бы…
– Испытал? – подивился я. – На человеке, что ли?
– Скажешь… Нет, Олег, на такой эксперимент добровольцев почему-то нет…
– А на ком же тог… (цензура) мать! – догадался я, с ужасом глядя на Дюка. – (цензура) тебя в рот, Лева, ты что – сдурел?!!
– Но надо же было проверить… – виновато сжался Святогневнев. – На себе-то уже бесполезно…
– А собачку не жалко? Нет, он что – правда мертвый?! То-то я смотрю – не лает совсем… и глаза какие-то пустые…
– И холодный еще, – грустно добавил доктор.
– Ну, тут придется на слово поверить – я температуру не чувствую. Знаешь, Лева, я был о тебе лучшего мнения.
– Так это же не человек! Я его сам купил – на свои, кровные! В специальном питомнике! Олег, да у нас на «Уране» все на животных испытывали! Да еще доктор Павлов…
– Вивисектор, – отрубил я.
– Но надо же чем-то жертвовать… – тихо пробормотал Святогневнев. – Я бы и на себе испытал, но поздно ведь уже…
– Говорил. Ладно, фиг с ним, замяли. Песика только жалко…
– Ну, это ты зря, – заупрямился Лев Игнатьевич. – Это он сейчас добрый и тихий, а раньше злющий был, кусачий, гадил везде, как свинья!.. В ванной до сих пор пятно – никак отмыть не могу…
– Угу. Лева, а когда эта… штука… еще была собакой, это кобель был или сука?
– Кобель. Но такая сука!
– Теперь ясно, за что ты его так жестоко… А обратно-то вернешь, или так и будет дохлый ходить?
– Если б я мог обратно… – заерзал на жесткой табуретке доктор. – Я бы первым делом самого себя вылечил…
– Угу. Слушай, а я вот чего-то смысла не догоняю. На фига тебе эта вакцина? Если она незаразная, биологическое оружие из нее фуфельное…
– Не придумал пока… Может быть, как лекарство…
– От чего?
– Ну… от всего.
– Угу. Понятно. Значит, болеет какой-нибудь кекс, допустим, СПИДом, а ты ему укольчик – и все, больше не болеет? Ходит и радуется жизни… в виде зомбака. Что-то я опять смысла не догоняю…
– Я ученый, а не рационализатор! – огрызнулся Святогневнев. – Мое дело – закончить проект! А для чего его будут применять – это уже не мое дело!
– Вот и Нобель так же рассуждал… Мол, хорошая штука динамит – для горных работ пригодится и вообще…
– Олег, ну чего ты привязался? У меня и так все через пень-колоду – уже неделю ничего нового не родил… Эх, мне бы сюда Бориса с Аскольдом, мы бы втроем таких дел наворотили…
– Угу. И еще Краевского до кучи.
– Кстати, о Краевском, – вдруг оживился доктор. – Я ведь кое-что из его вещей купил…
– О, то-то я смотрю – сервант знакомый! – сообразил я. – Думаю – ну где же я его видел? А где это ты достал?
– Да на аукционе… Я этим делом очень интересовался, попросил Петра Иваныча разузнать что-нибудь. Он и выяснил, что там стало. У Краевского дом-то весь разворовали – уже через неделю после смерти залезли какие-то, половину вещей вынесли. Потом милиция подключилась, ФСБ тоже пошуровало… Лабораторию его, наверное, на «Гею» отправили – тут уж я не стал узнавать. А остальное… наследников у него вообще никого не было, вот и распродали с аукциона. Петр Иваныч мне купил, что успел – там почти все еще в прошлом году взяли, а это так, остаточки…
– Угу. Ну и чего?
– Да я там, понимаешь, одну книжку нашел, с пометками на полях… и узнал о его последнем проекте… – замялся Святогневнев, как-то жадно поглядывая на меня. – О твоей тканевой жидкости…
Я на всякий случай насторожился. А то мало ли – грохнется сейчас с потолка какая-нибудь клетка… Лева мне, конечно, друг, но кто ж его знает – вдруг решит, что ради науки иногда приходится идти на жертвы?
– Ты мне немножечко не нацедишь, а? – сблизил указательный и средний пальцы, показывая, сколько именно требуется, Святогневнев. – Одну рюмочку… Я бы исследования провел – вдруг удастся синтезировать?
– А-а-а, ну это сколько угодно, – успокоился я, подходя к лабораторному столу. – Всегда пожалуйста. Только у тебя ничего не получится – у Краевского же не получилось…
– Ну, попытка не пытка, – пожал плечами доктор, подставляя мне чашечку.
Пару минут мы внимательно наблюдали, как тягучая черная слизь сочится из надреза в хитине. Я вставил туда ложку – царапины срастаются так быстро, что приходится силой удерживать их раскрытыми.
– О Палаче ничего не слышно? – между делом спросил я.
– Совершенно.
Палач – это еще один мой старый знакомый с прошлых времен. Мы с ним товарищи по несчастью – оба детища шального гения русской генетики. Я, правда, только частично – в моем создании куда большее участие приняла Инанна. Да и без демонов Лэнга я никогда бы не получился таким, как сейчас – ведь это именно Лаларту… одолжил мне внешность, если можно так выразиться.
Последний раз я видел Палача в мае прошлого года, когда оставил его в купе поезда Кемерово-Москва. Так уж получилось, что я этот поезд покинул… немного не по своей воле. А потом я немножечко закрутился, мотаясь по мирам, как-то не до того стало. Осенью прошлого года я пытался его разыскать, но безуспешно – Палач как в воду канул…
Уж не знаю, что с ним случилось – добрался ли он все-таки до этой «Геи» и исчез в ее закоулках, погиб ли в бою с московской милицией или, наоборот, криминалитетом, а может, просто сглючил особенно фатально и самоуничтожился… Но я его с тех пор не встречал и ничего о нем не слышал. Направление его не улавливает – у него есть почти такая же система, и он умеет блокировать мои сигналы.
И блокирует… если еще жив, конечно.
– Так что у тебя за проблема? – спросил Святогневнев, бережно принимая у меня чашку, до краев наполненную «краевином».
– А почему ты решил, что у меня проблема? – деланно удивился я.
– Потому что у тебя всегда проблема. Каждый раз, как ты появляешься… это ведь уже в четвертый раз?.. у тебя обязательно какая-нибудь проблема. Кстати, ты когда свой заказ заберешь?
– А что, уже доставили?
– Так ты же еще в апреле заказал – месяц, как доставили. Пылится у меня там, только место зря занимает… Зачем тебе эта штука?
Я задумался. В самом деле – и зачем мне понадобился ткацкий станок? Нет, я-то знаю, зачем, но как объяснить Льву Игнатьевичу, что одна из моих дьяволиц (самая симпатичная) увлекается ковроткачеством, и я решил сделать ей маленький презент? Не поверит ведь. А если поверит… нет, лучше не буду ничего объяснять.
Скажете, я тронулся? А вы бы видели ее ковры! И видели бы вы ее саму! Я, между прочим, где-то внутри все еще человек, хотя и выгляжу сюрреалистическим чудовищем. К тому же Рабан обещает, что я уже через пару-тройку месяцев смогу… ну, вы понимаете, что я имею в виду.
– Заберу, когда буду уходить, – неопределенно пообещал я. – Лева, а тебе сколько лет?
– Сорок шесть… и еще один – в мертвом состоянии. А что?
– Да так, полюбопытствовал… – рассеянно пошевелил пальцами я. – Слушай, ты, случайно, не посоветуешь, где можно быстренько раздобыть миллион долларов?
Святогневнев задумался. К моему вопросу он отнесся без малейшего удивления – привык, что от меня можно ждать любого закидона.
– В банке… – предложил он. – Ты, думаю, сумеешь…
– Сумею, сумею, – быстро согласился я. – Но это будет воровство. А воровать – плохо.
– Ой, патрон, да что ты говоришь? – съязвил Рабан. Что-то его давно не было слышно… – Откуда столько морали?
«Ты же сам мне все уши прожужжал, что энгахи не воруют».
– А я разве что говорю? – сразу пошел на попятный мой симбионт. – Только обстоятельства иногда так складываются, что или воруй или… или плохо будет, в общем. Вот как у нас сейчас. Ты что выбираешь?
«Сначала попробуем другие варианты».
– А есть ли они – другие-то? – усомнился Рабан.
– Есть одна мыслишка… – задумчиво сообщил Святогневнев. – Даже две. Тебе к какому сроку?
– За три дня надо управиться.
– О-ох… Тогда только одна мыслишка. Зачем так срочно?
– Надо… – вздохнул я.
– Хм, хм, хм… Знаешь, честно такую сумму за такой короткий срок достать нереально.
– Знаю.
Я и сам усиленно прокручивал в голове все возможные варианты раздобыть много денег быстро и честно. Один такой способ у меня есть – просто прыгнуть на Девять Небес. Для леди Инанны такая сумма – тьфу, в подвалах Хрустальных Чертогов хранятся миллиардные сокровища. Только вот пока я не окончу свой контракт по работе Золотой Рыбкой, даже Слово энгахов не поможет мне покинуть этот мир.
Другие способы выглядят не намного перспективнее. К примеру, можно поискать клад – с помощью Направления это вполне возможно. Но для этого потребуется много времени – пока-то я разыщу достаточно ценное сокровище, пока обращу его в деньги… это может затянуться на недели, если не на месяцы. Мне ведь требуются именно доллары – в магии требуется досконально придерживаться буквы контракта. На дух всем наплевать – если соблюдена буква, претензий не будет.
А как еще? Выиграть в казино? Или в лотерею? Да, но лотерей с такими огромными выигрышами существует не так уж много, и в ближайшие дни я вряд ли успею поучаствовать в такой. И тут мне Направление уже не поможет – это очень полезное чувство, но отнюдь не всесильное. Оно не позволяет предвидеть будущее. Вот в карты я выигрываю с легкостью – трудно проиграть, «видя» руку партнера. Но на такие крупные ставки играют редко. Да и не с моей внешностью замахиваться на подобное…
Думай, голова, думай… Должны же быть способы… Нет, совершенно ничего не придумывается.
– Ладно, так что там за мыслишка? – сдался я.
– Не слишком честная, – предупредил Святогневнев. – Но все-таки лучше, чем банк грабить. Ты Петра Иваныча помнишь? Ну, я тебе рассказывал?
Колобков Петр Иванович – это тот самый знакомый Святогневнева. Они оба питерцы, в детстве в одном подъезде жили. Потом Лев Игнатьевич пошел по научной части, стал большим ученым, да так и пропал на двадцать лет в недрах «Урана». Правительственная программа – полный секрет, государственная тайна. Ну а Петр Иванович лет десять работал простым крановщиком на стройке, а в начале девяностых выбился в серьезные люди, разбогател, стал крупным бизнесменом. Хотя занимается по-прежнему строительством.
– Я ему ту твою лодку презентовал… ничего? – обеспокоился Святогневнев.
Я на миг задумался, вспоминая, о какой лодке идет речь. Потом вспомнил – когда я разыскивал вавилонских рыбок для мистера Креола, меня занесло в один необычный мир. Эйкр называется. Между прочим, именно в этом мире находится гильдия Эсумон, членом которой я формально являюсь. Впрочем, это неважно. Важно то, что сматывался я оттуда немножко впопыхах, причем через Землю – этот мир соседствует с моим родным миром, но не с Девятью Небесами. И кроме аквариума с этими рыбешками нечаянно прихватил еще и корабельную шлюпку – совершенно случайно, честное слово. Я, знаете ли, этих рыбок позаимствовал у трех волшебников… совершенно чокнутые старые пердуны, но превратить меня в пыль они вполне могли. Пришлось драпать с максимальной скоростью, вот я нечаянно и прихватил у них еще и лодку. Само собой, мне этот баркас даром не ударился, так что его я оставил прямо тут – у Святогневнева. Он, кстати, вполне ничего был – работа хорошая, дерево редкое, весла прилагаются. В нашем мире может сойти за антиквариат века этак семнадцатого-восемнадцатого.
– Да на здоровье, – прохрипел я, сообразив, что доктор все еще ждет ответа. – А на фига она ему?
– А он недавно купил себе супер-пупер-яхту – дорогая, мерзавка, я таких денег за всю жизнь не заработал… По-моему, как раз около миллиона евро и стоит.
– Так ты предлагаешь мне эту яхту украсть? – не сообразил я. – Лева, ты не понял…
– Да понял я все! – поморщился мертвец. – Ты, Олег, не беги впереди паровоза – я тебе не об этом говорю! Петра Иваныча я тебе обижать не позволю! Да его и нет в Москве – он же в Питере живет, а тут так, наездами… А через несколько дней вообще в стране не будет – собирается в семейный круиз на этой самой яхте. И шлюпку твою прихватил – он как раз к антиквариату неровно дышит… Кстати, а где ты ее раздобыл? Петр Иванович сказал, такая вещица на каком-нибудь аукционе тыщ на двадцать-тридцать потянет… не рублей, конечно.
– Где раздобыл, там больше нет… – сложил все шесть рук на груди я. – Ты, Лева, не отвлекайся, у меня время не резиновое. Челюсть у тебя больше не отваливается, разговариваешь нормально, так что не тормози.
– А, ну да…
Святогневнев уселся на вертящийся стул и подъехал к столу с компьютером. Тронул мышку, выводя аппарат из спящего режима, и на экране появилась какая-то анатомическая модель. Хотя Святогневнев почему-то очень смутился, моментально переключаясь на что-то другое. И чего это он? Если у биолога на лабораторном столе голая женщина – так это же ему по работе нужно, правильно я рассуждаю?
– Когда вирус «Зомби» попадает в организм, он первым делом внедряется в лимфоцитов, разрушая иммунную систему организма. Постепенно B-лимфоциты перестают вырабатывать антитела и вместо этого начинают производить новых «солдат» вируса. T-лимфоциты же просто-напросто мутируют, полностью преобразуясь в особо мощные клетки-убийцы, с огромной скоростью распространяющиеся по организму. Эритроциты гибнут, сердце останавливается и превращается в рыхлый комок бесполезной плоти. Структура тканей полностью меняется. Инкубационный период продолжается пятнадцать-двадцать часов, затем наступает смерть. Вирус использует ДНК хозяина, чтобы воспроизводить свой генетический материал, а потом…
– Лева, это на тебя уксус так действует? – вежливо спросил я, отчаявшись вычленить из этой лекции полезную информацию.
– Это важно! – обиделся Святогневнев. – Хотя подробности можно опустить, ты все равно не поймешь…
– Где уж нам, неученым…
– Если говорить проще, после смерти труп вновь оживает. Вирус, проникший в каждую клеточку, снабжает его подобием жизни… но мозг гибнет окончательно. Поэтому ходячие мертвецы ненамного умнее устриц – только простейшие инстинкты. Как у кишечнополостных. Сыворотка ограждает мозг от проникновения вируса и позволяет сохранить прежний интеллект. А улучшенная форма вируса на мозг не действует вообще… в теории. По собаке особо не определишь – спросить-то не получается…
Через несколько минут я поймал себя на том, что не слушаю импровизированную лекцию, а размышляю о собственных проблемах. А точнее – об этой треклятой записке! Я-то рассчитывал быстренько смотаться на Землю-2016, в тот же день вернуться на Девятые Небеса и вплотную приступить к разоблачению этой коварной личности, которая вздумала меня шантажировать…
Миледи Инанна, наверное, уже волнуется… Да и вообще – если я задержусь тут на две недели, в Лэнге все-таки могут меня хватиться – так надолго я еще не отлучался. Дольше всего было… да, в последний раз, когда я летал на Рари, сообщить мистеру Креолу плохие новости. Три дня с небольшим…
И кто же мог написать эту чертову записку?! Кто узнал мою тайну и как? И что он собирается с этим делать? Одни вопросы, никаких ответов!
Может, подумать, кто точно не мог ее написать? В конце концов, список не так уж велик…
Ктулху? Вычеркиваем. Этот до сих пор дрыхнет, как младенец.
Азаг-Тот? Пока оставляем в списке, хотя лично мне сомнительно. Абсолютно бессмысленный поступок – если повелитель Лэнга (а формально он именно таковым и является) узнал о шпионе, зачем затевать игру с тайными посланиями?
Йог-Сотхотх? А вот такая возможность есть, хотя и слабая. Поступок как раз в его стиле – Хранитель Врат Бездны обожает плести хитроумные интриги. Ведь на самом-то деле именно он правит этим Темным миром, а Азаг-Тота держит в качестве «зицпредседателя». С другой стороны, я фигура не того уровня, чтобы затевать со мной такую игру. К тому же с выявленными шпионами (вы не поверите, как мало их было за все эти годы) он расправляется с максимальной жестокостью и очень быстро. В общем, пятьдесят на пятьдесят.
На-Хаг? Вычеркиваем. Причины те же, что и у Ктулху – На-Хаг временно не у дел. И это очень хорошо – все-таки среди архидемонов этот тип уверенно держит четвертую позицию после вышеупомянутых лиц.
Шаб-Ниггурат? Вычеркиваем. Чрезвычайно могуч, но крайне прямолинеен. Солдафон до мозга костей. Если он узнает, что я из себя представляю, я об этом тоже очень быстро узнаю.
Носящий Желтую Маску? Вполне возможно. Пожалуй, наиболее вероятный кандидат. Большой хитроумец, да к тому же втайне недолюбливает свой родной мир. Один из немногих, кто согласен признать, что теперешний путь Лэнга ведет в тупик.
