Текст книги "Паргоронские байки. Том 5"

Автор книги: Александр Рудазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Даже в обликах смертных – воздух гудел от напряжения. Наложницы перестали поливать ступени слизью, зачарованно глядя на этих благородных воителей.

– Лахджа, не филонь! – подтолкнула ее Сидзука. – Подливай побольше, чтобы наши победили!

– Но я не могу пакостить Янгфанхофену, он слишком прекрасен и мужественен! – отвела взгляд Лахджа, пытаясь унять сердечный трепет.

– Знаешь, Янгфанхофен, тебе и правда не стоит рассказывать истории о самом себе, – покачал головой Бельзедор. – Каждый раз начинаешь безбожно врать.

В Лахдже наконец-то пробудилась ее поганая демоническая натура. Она забыла о том, что Янгфанхофен – ее лучший друг, наплевала на его хорошее отношение и подло выплеснула целый таз слизи прямо ему под ноги. Падая, Паргоронский Корчмарь еще успел взглянуть ей в глаза – и был в его взгляде укор, но было и прощение. Он не держал зла на заблудшую душу.

Вот так и потерпел поражение тот, за кого болели все зрители. Лучший из лучших.

И дальше уже не особо интересно.

– Что, все? – спросил Бельзедор после продолжительного молчания.

– А что еще? Главный герой же погиб.

– Янгфанхофен, рассказывай до конца!

– О, вот и мой дражайший дядюшка! – поприветствовал Янгфанхофена Клюзерштатен. – А ты долго продержался. Даже не ожидал, Жиртрест.

И почти сразу после Янгфанхофена в ложе приземлился Корграхадраэд. Слегка раздраженный, но все же ухмыляющийся. Резко увеличившийся, вернувшийся в свой демонический облик, он подался вперед и крикнул:

– Ты все равно опоздал, Рыцарь!

Гаштардарон и сам это уже видел. Он еще оборачивался, еще повертывался к кубку – а на него уже легла последняя рука. Пока демолорды спихивали друг друга со ступеней, смертные добрались до цели – и теперь кричали от счастья. Аня с Таней прыгали обнявшись, Алеша вытирал слезы, Юра оглушительно орал, размахивая кубком.

– Девчонки, а что это вы не подливали слизь в конце? – с иронией спросил Гаштардарон, глядя вверх.

– Да кончилась она, – сказала Лахджа, подавляя отрыжку.

– А, ну-ну… – хмыкнул Рыцарь Паргорона. – Хорошая была игра, Балаганщик, я развлекся.

Хальтрекарок хлопнул в ладоши, и арена стала возвращаться к своему нормальному состоянию. Размерности расплетались, алый песок снова стал обычным алым песком, пирамида исчезала, центр лабиринта возвращался к своему реальному положению в пространстве.

– Поздравим наших победителей! – провозгласил Хальтрекарок, забирая кубок у Юры. – Первый среди них, разумеется – я, поскольку сегодня я выиграл триста тысяч условок и вывалял в слизи кучу жадных демолордов! Бесценные воспоминания для всего Паргорона!

Все зашлись хохотом, в том числе и сами демолорды. Корграхадраэд шутливо погрозил Хальтрекароку пальцем, Клюзерштатен почти упал с кресла от смеха, и только Каген недовольно запыхтел.

Очень, очень недовольно.

– Надеюсь, вы все хорошо провели время! – воскликнул Хальтрекарок, вращаясь в воздухе. – Благодарю, что пришли, буду рад снова видеть всех через неделю! А наши победители получают самые дорогие сокровища на свете – жизнь, свободу… ну и этот кубок. Сами его там как-нибудь разделите.

– Пожалуйста, сделай нас прежними! – взмолилась Аня.

– Ах да, конечно, – щелкнул пальцами Хальтрекарок.

А потом снова щелкнул, создавая арку в пространстве.

– Можете идти, – махнул он рукой.

Демоны хмыкали, посмеивались и переговаривались. Темный Балаганщик и впрямь остался доволен сегодняшним шоу – смертных редко возвращают домой в полном составе. Зачастую Хальтрекарок и вовсе дарует им только жизнь, но не свободу – оставляет при себе, поиграть еще разок-другой.

Но сегодняшним участникам неслыханно повезло. Они торопливо проследовали к порталу, втроем таща огромный золотой кубок (Юра резко сдулся и уже не мог держать его в одиночку). Наложницы разбрасывали цветы, тоже радуясь, что у всех хорошее настроение.

– Теперь осталось наградить только тебя, – вспомнил о Грише Хальтрекарок. – Можешь вернуться домой со своими друзьями.

Гриша замялся, переводя взгляд с портала на Хальтрекарока. У него мелко дрожала нижняя губа.

– А что… я уйду… и все, и буду дальше жить как жил?.. – жалобно спросил он.

– Ну да. Как обычный смертный. Вы же именно этого все хотите?

– Я не хочу. Можно мне остаться?.. и можно мне тоже… демоном… стать?..

У Хальтрекарока аж слезинка выступила. Он умиленно поглядел на мнущегося Гришу, оценил его взгляд преданной собачонки и сказал:

– Можно. Тебе можно. Гриша, ты как мой давно потерянный сын. Только гораздо уродливее, чем мои кровные дети. Я бы тебя обнял, но… не хочу.

– Я… я… скажи, что я избранный! – прошептал Гриша.

– Что?..

– Ничего! Ничего, мой господин!

В этот раз Хальтрекарок не просто щелкнул пальцами. Он поднес руки к вискам Гриши, сосредоточился, напрягся – и по смертному пошли волны, а сам он истошно заорал. Несколько долгих, тягостных секунд Хальтрекарок вливал в Гришу Тьму… и кричал тот все громче!

– Не… не… не над… я пере… переду… – хрипел он между криками.

Но было уже поздно. Когда Хальтрекарок убрал руки, Гриша плюхнулся наземь… и снова стал медленно подниматься.

Его кожа порвалась. За несколько секунд она высохла, стала похожа на шкурку вяленого яблока. Теперь она слезала лохмотьями, а из-под нее выбирался новый Гриша… демон Гриша.

Прежде он был просто полным. Теперь стал жирным. Невообразимо жирным, с волнообразными складками по всему телу. Меж ними выдвинулись острые костяные ножки. Лицо разбухло во все стороны, хотя и осталось почти человеческим. Щеки обвисли, рот стал широким, с двумя кольцами зубов.

– Восстань, мой новый гейм-мастер! – все еще отдуваясь, произнес Хальтрекарок. – Теперь ты будешь по левую руку от меня!

– А почему не по правую? – прочвакал Гриша.

– Ты чем недоволен, фурункул ходячий?

– Я… я всем доволен, господин, – ощупал себя Гриша. – А… а у меня будет гарем?

Демолорды давно удалились на фуршет, зрители тоже расходились, а вот наложницы все еще стояли поодаль и с некоторым ужасом взирали на нового члена своей огромной семьи.

– Лахджа, тебя так же превращали? – шепнула Сидзука.

– Не, меня целый год трансформировали…

– Целый год… вот так?!

– Ну… не совсем так… но в целом… Господин мой, а я думала, ты не умеешь создавать демонов! – окликнула Хальтрекарока Лахджа.

– Почему это?! – возмутился Хальтрекарок. – Лахджа, ты меня оскорбляешь.

– Но меня же ты за этим к Мазекресс отправил. Сам не стал.

– Лахджа, Лахджа, – покачал головой Хальтрекарок. – Низших демонов может создавать любой демолорд. И даже не только демолорд. Можно просто зельем бушуков упиться. А вот произвести высшего демона, да еще высококлассного… за этим мы ходим к Матери Демонов.

– А, понятно.

– К тому же… я же не мог позволить тебе превратиться во что-то подобное. Грубая демонизация, знаешь ли… она не настолько контролируема, как нам бы хотелось. Наружу вылезает все, что сидит в потемках души… у Гриши, как видишь, много чего сидело.

– Да уж… – не могла оторвать взгляда от гейм-мастера Лахджа. – Это так мерзко… что даже завораживает. Как человек-морж или человеческая многоножка.

– Что такое человеческая многоножка? – заинтересовался Хальтрекарок.

Лахджа хотела было ответить, но тут же осеклась. Она уже несколько раз нечаянно стала так причиной новых шоу.

Но Хальтрекарок уже сам подглядел в ноосфере.

– А, я это уже делал, – отмахнулся он. – Ничего интересного.

Вот так простой смертный юноша Григорий Ляликов и стал мелким демоном на службе у Темного Балаганщика. Но пока он таковым становился, пока Хальтрекарок завершал непростую процедуру демонизации, демолорды беседовали за фуршетом – и беседу их тоже необходимо здесь привести.

– Полагаю, вы гадаете, зачем я попросил вас всех в этом поучаствовать, – сказал Корграхадраэд, насаживая на вилку личинку Хлаа. – Зачем попросил вас, демолордов, владык Паргорона, бегать по лабиринту на потеху толпе. Зачем я сам, Темный Господин, карабкался по скользким ступеням, пока надо мной хохотала половина Паргорона.

– Затем, что это весело? – предположил Клюзерштатен.

– Ради трехсот тысяч условок? – сварливо осведомился Каген.

– Не отрицаю, я позабавился, – согласился Корграхадраэд. – И триста тысяч я бы взял с удовольствием, конечно. Но важнее иное. Я хотел взглянуть сам и продемонстрировать всем вам, как у нас, верхушки этого мира, с сотрудничеством. Скверно у нас с этим, господа. Посмотрите на себя. Даже гохерримы, наши благородные воители, мгновенно передрались, едва стало известно, что выигрыш увеличится, если расправиться с членами команды. Даже Янгфанхофен, лучший среди нас, повел себя как последняя паскуда и ударил меня ногой. Куда это годится?

– Это всего лишь игра, – улыбнулся Ксаурр. – Игры необходимы, чтобы выпускать пар. Время от времени.

– Игра. Но с высокими ставками. А избивая друг друга, мы добились только одного – проигрыша. Восторжествовали те, кто был ниже нас… настолько ниже, что мы их даже не замечали. Вообще не обращали на них внимания. И в результате мы потеряли все. Это и впрямь изящная метафора, вам не кажется? Балаганщик преподал нам сегодня неплохой урок.

Бекуян и Ге’Хуул переглянулись. Каген хмыкнул. Гариадолл покатал вино в бокале и пробормотал:

– Может, сын Аркродарока и не настолько глуп, как я всегда считал…

Интерлюдия

– В первой половине рассказа была куча непонятных слов, – заметил Дегатти, кормя попугая арахисом. – Матти просто не успевал переводить.

– Но ты же в целом все понял? Я уж не стал расшифровывать каждый термин.

– Да понял, понял. Но честно говоря, этой байкой ты только укрепил меня в моем мнении. Ну то есть да, в этот раз у смертных все закончилось хорошо – они все остались живы и здоровы, заработали кучу золота, а у одного, кажется, вообще сбылась заветная мечта… странный тип… но это же редкий случай, верно?

– Думаю, даже исключительный, – заметил Бельзедор. – Именно поэтому Янгфанхофен о нем и рассказал – продемонстрировать, что иногда и вот такое случается.

– Вот неправда, – замотал головой Янгфанхофен. – Неправда. Дегатти, ты что же, думаешь, что раз мы демоны, то спим и видим, как бы это сделать побольше зла?

– Многие так считают, – пожал плечами волшебник.

– Эти многие ошибаются. Мы не Бельзедор, мы не делаем вам гадости просто так, ради какого-то идейного Зла. В общем-то, мы точно такие же, как вы, просто не запертые в рамки моралей… и обладающие огромным могуществом. Ты бы вот сам каким был, получи ты могущество демолорда?

– У меня, конечно, Бриар всего лишь третьей степени и до демолорда мне далеко… – задумчиво произнес Дегатти, – …но в сравнении с большинством обычных смертных я очень даже могущественный. Но моя совесть перед этими обычными смертными чиста. Кустодиан против меня ничего не имеет.

– Так это именно потому, что у вас есть Кустодиан и другие волшебники, посильнее тебя. Начнешь баловать – придут и дадут тебе по сопатке. А если бы этого всего не было? Если бы ты мог творить все, что пожелаешь, ни на кого не оглядываясь? Каким бы ты стал?

– Понятия не имею. Но ты же мне сейчас расскажешь, да?

– Да, у меня есть на примете одна забавная байка об одном простом смертном, молодом крестьянине, который… впрочем, давай я начну с самого начала.

Властью пестрого фазана

1365 год Н.Э., Парифат, Марюлия.

Люгоша перевернулся на другой бок и сладко потянулся. Ох и славный сон ему приснился! Будто стоит он по самые колени в золоте, да корона у него на голове королевская, а весь честной люд ему славу кричит, восхищается мудростью своего нового короля. То-то приятно было.

И еще во сне девка некая была. Кажись, королевская дочка. Люгоша ее не как следует рассмотрел, потому что королевскую дочку и в глаза не видывал. Но уж верно она получше крестьянских-то девок.

Люгоша бы и дольше спал, хоть и солнце уже взошло. На сеновале-то хорошо, мягко. Сеном пахнет свежим, котейко рядом песенку мурчит. Ему тоже вздремнуть в охотку – так одна радость.

Но дольше спать нельзя, батенька уже со двора кричит. И мамка тоже ему вторит, неймется ей все.

– Люгоша, да что ж ты все дрыхнешь-то?! – раздалось уже прямо за дверью. – А ну, подымайся!

Люгоша только поворотился, да зарылся поглубже в сено. Авось и не найдут так.

Нет, нашли. Батенька уж знал, что Люгошу всегда на сеновале найти можно, а если не на сеновале – то в другом месте, где спится крепко. Три вещи Люгоша любил больше всего на свете – спать вволю, есть досыта, да чесать, где чешется.

– Чесать, где чешется?.. – не понял Дегатти. – У него вши, что ли?

– Эвфемизм, думаю, – сказал Бельзедор. – Неожиданная цензура от Янгфанхофена.

– Не цензура, а местный говор, – сказал Янгфанхофен.

Только эти три вещи Люгоша и делал в охотку. Была б его воля – так только б ими и занимался. Только родители что-то с каждым годом все чаще на него покрикивали, да все злей бывали, когда Люгоша не в прыть бежал приказы их выполнять.

Один он у родителей-то остался. Брата в армию забрили, королево войско. Сестра замуж вышла, за бортникова сына. Родители про него хорошо-то говорят – мол, и батеньке своему помогает во всем, и пасеку расширил, и вообще юноша добрый и смиренный. А Люгоша-то и не против, Люгоша очень даже рад, что сестрице такой муж хороший достался.

Он еще и медком всегда угощает, когда в гости придешь. Потому Люгоша к нему любил ходить. Раньше вообще каждый день ходил, медку просил. Но потом родители чего-то наругали, он и перестал ходить. Теперь так, иногда только мимо проходит, а если сестра во дворе, то и спрашивает, нет ли медку лишнего.

А свои родители Люгошу медком не угощают. Только ворчаньем, да нравоучениями, да все работой пытаются нагрузить.

– Ты, Люгоша, хоть свинью бы завел, – сказал батенька, когда он все же выбрался с сеновала. – Давай я порося куплю, а ты его выходишь, выкормишь, да продашь.

– Не, батенька, лениво мне, – отмахнулся Люгоша. – Свинья – она тупая. Ничего не делает, только спит да жрет. Не хочу я за такой скотиной ходить.

– Понимаю тебя, сынок, – вздохнул батенька. – Хорошо тебя понимаю. Ну пойди матери помоги, корзины плести.

– Не, батенька, у меня пальцы неловкие, – отмахнулся Люгоша. – Да и не умею я бабье-то дело делать.

– Так если не делать, то и не научишься. Ну хоть паданцы иди собирать.

– Эх, спину опять гнуть… Ну ладно…

Но паданцы Люгоша все-таки собирать пошел. Они вкусные бывают, их пока собираешь – то и есть можно.

Правда, дристал с них Люгоша каждый раз, но то дело понятное, коли немытое что есть – то и дрищешь. Люгоша бы мыл, да лениво было. Это ж каждый раз с яблоком бегать надо к колодцу, а оно прямо сейчас в руке, так в рот и просится.

– А вот бы придумать такое заклинание, чтобы паданцы само собирало, – размечтался Люгоша, глядя на пустую корзину.

– Какое тебе заклинание, Люгоша? – вздохнул батенька. – Ты даже в школу храмовую ходить заленился. А волшебники всю жизнь учатся, да трудятся.

– А… а вот кабы волшебству учиться, так я б не заленился! – заупрямился Люгоша. – Это ж волшебство, а не ерунда какая!

– Люгоша, ты уже час паданцы собираешь – ни одного не собрал.

– Да я задумался просто.

– Об чем задумался-то на такой долгий срок?

– Да о том, что ерунда это – паданцы эти. Наносное. Ни к чему их и собирать, я думаю.

Батенька снова вздохнул и сказал, что коли Люгоша паданцев не наберет хоть две корзины, то и жрать сегодня не будет. Бить-то Люгошу родители никогда не били, а вот без еды оставляли, да в последнее время все чаще.

– Ты, Люгоша, коли ленивый такой, так ложись на землю, да и помирай, – сказал батенька. – Легче дела и захоти – не выдумаешь. А мы тебя вечно тянуть не будем. И так уж старые.

И ушел. А Люгоше до того обидно стало, что он и не собирал ничего, пока батенька не ушел. Из гордости. А как подальше отошел, да видать его перестал, то и начал все-таки – но тоже неохотно.

И думал Люгоша про себя обиженно, что батенька с маменькой сами его родили, а он и не просил. Что он – хотел крестьянским сыном родиться? Не хотел. Ни свиньи ему эти вонючие не нужны, ни паданцы эти, с которых один дрищ, да кисло во рту.

Он бы, может, лучше в королевском дворце родился. Королевичем. Вот тогда бы он уж все делал – и учился, и работал.

Потому что то работа такая, королевская. Важная, значит. Ее делать и не против совести вовсе, а очень даже в охотку.

И маменьку с батенькой он бы тогда уважал. Короля с королевой-то как не уважать. И помогал бы им во всем.

А этим-то чего помогать? Только гоняют, да орут. Родили себе работничка.

С утра в доме прибери, это сделай, воды принеси, да помоги батеньке забор чинить, да корову встреть, да сестре гостинца отнеси, да не сожри его сам по дороге…

Люгоша ничего обычно не делал, конечно. А когда делал, то так, из-под палки. Нужно было ему приказать три раза, а потом еще и четвертый – тогда только он немного пошевеливался. Хотя парнем был здоровым, крепким.

Сегодня вот он собрал все-таки одну корзину паданцев… как раз до обеда управился. Потом обед съел. А потом снова на сеновале спать завалился, пока еще что не наказали. А то с них станется – нарежь паданцы, да сушить выложи… Люгоша уж ученый, знает.

Но долго Люгоше в этот раз проспать не удалось. Батенька выкопал его из сена, оттаскал за ухо, да велел за хворостом в лес пойти. А то осень уж скоро, а дровяник пустеет.

– Скоро на порубки ходить будем, – мрачно обещал ему батенька. – Я уже приметил сухостой кое-где. Но это потом, а сегодня просто хвороста набери, для бани.

– Да зачем баня-то, батенька? – лениво ответил Люгоша. – В реке помоемся.

– Осенью-то? Хочешь, чтоб родители от лихорадки раньше сроку загнулись? Да и печь натопить надо.

– Да что проку ее топить-то, все равно потом остынет. Надо просто весны подождать, тогда само тепло станет. Солнышко согреет.

– Знаешь, иногда я спрашиваю твою мать – а не падал ли ты из люльки, пока я не видел? – сказал в сторону батенька. – Клянется, что нет. И если не пойдешь за дровами – будешь ждать весны снаружи, в дом не пущу.

Этого Люгоше не захотелось, потому как зимы в Марюлии холодные, да снежные. Зимой он не на сеновале валялся, а на печи, с котейкой. Котейка – один ему друг в этом доме, только он Люгошу понимает, да образ жизни его разделяет.

Хотя этот предатель иногда все-таки охотится за мышами. Выделывается. Приносит к порогу и складывает в груду. Маменька тогда кота очень хвалит, да молочка ему подливает – а кот и рад.

Но пока-то до зимы далеко еще. Осень только началась, тепло, солнышко печет. Чего родители его так заранее за дровами гоняют, когда они вовсе и не нужны пока еще?

Хотя пока хворост собираешь, тебя и не видит никто. Люгоша первым-то делом вздремнул под деревом, пока солнышко высоко еще, потом почесал, где чесалось, а потом на муравейник набрел, на мурашей битый час пялился. Эвона их сколько, да все суетятся, дела свои делают.

Им бы медку капнуть, да посмотреть, как суетятся. Или гусеницу пожирнее. Но гусениц рядом не было, а медку Люгоша и сам бы навернул. Так что он просто палочку в муравейник сунул и муравьев объел. Кисленькие они, во рту щекочут.

Потом немного хвороста собрал. Вчерась буря случилась, много хвороста в лесу нападало. Люгоша и других сборщиков пару раз встретил – то деда Варнаса, а то бабку Ликодею. Хворост собирать – работа для стариков, им нагибаться только в радость, они уже скрюченные. Люгошу батенька зря послал, надо ему о том сказать.

А когда солнце уж на убыль пошло, засобирался Люгоша домой. Маловато собрал, пожалуй, но что уж, сколько вышло. Не ночевать же в лесу.

И тут он услышал квохтание. Курица, что ль, в лес забралась?.. а, не, не курица… фазан!.. в силки попал!

Ох и крупный, ох свезло-то!.. Люгоша дюже обрадовался такому везению. Конечно, силки чужие, не Люгоша их ставил – ну так и что? Хозяин придет, так даже и не расстроится, что силок пустой. Он же не узнает, что туда кто-то попадал.

А Люгоша фазана домой отнесет, родителей обрадует. А то все говорят они, что от него проку нет, что ничего для хозяйства не делает – а он им и покажет, что вот, тоже может кормильцем быть. Целого фазана принес.

Фазан был очень крупный и очень красивый. Пестрый весь, разноцветный. Люгоше даже подумалось, что его есть-то, быть может, и не стоит… хотя не, лучше просто съесть. А то батенька его разводить захочет, так Люгоше за ним ходить и выйдет, а ему лениво. Пусть уж лучше маменька суп сварит, или в чугунке запечет, с галушками. Галушки Люгоша дюже обожал.

И только хотел Люгоша фазана схватить, как разинул тот клюв, да и… заговорил человечьим голосом!

– Не ешь меня, Люгоша, – сказал фазан. – Лучше отпусти меня из плена, а я тебе за то пригожусь.

– Ишь, говорящий фазан, эка!.. – подивился Люгоша. – Колдун, что ли?

– Не колдун я, а волшебный дух, – сказал фазан. – Отпусти меня, Люгоша, что тебе стоит?

– И то, негоже духа волшебного есть, – пригорюнился Люгоша. – Ну лети тогда себе.

Распутал он силки, отпустил фазана – да тот не улетел. Взмахнул крыльями, переступил с лапы на лапу и молвил:

– Добрая у тебя душа, Люгоша. Будет тебе за то награда. Исполню я тебе три желания.

– Три желания?! – обрадовался Люгоша. – Как в сказке! Да это ж!.. это ж я!.. чего б пожелать?.. о, точно!.. Хочу кир до колена!

У фазана растопырились перья, и на Люгошу он глянул с изумлением. Но ничего не сказал, только хвостом взмахнул… а в штанах у парня стало страшно тесно.

Люгоша аж пошатнулся, едва не упал. Штаны приспустил, поглядел на этакое добро, да зачесал в затылке.

– Это что ж… – пробормотал он. – Что ж… теперь и штаны ведь не надеть, в шароварах ходить придется… Не, неудобно. Хочу, чтоб вместо одного длинного стало два коротких!

Фазан аж глаза выпучил, но снова взмахнул хвостом – и стало все, как желалось.

Но это Люгоше еще меньше понравилось. Это как же теперь до ветру ходить? Не все он продумал-то, получается.

– Не, тоже кирня какая-то, – сказал он. – Хочу, чтоб…

– Стой, Люгоша! – перебил его фазан. – Не спеши с последним желанием! Ты лучше вот чего – загадай бесконечные желания.

– А так разве можно? – удивился Люгоша. – В сказках-то оно нельзя такое всегда.

– Тебе можно, – заверил фазан. – У нас же тут не сказка, а быль.

– Ну тогда ладно. Хочу бесконечные желания!

В третий раз взмахнул фазан хвостом, но ничего не случилось. Люгоша немного обиделся, что волшебный дух обманул, но тот и не обманул, оказалось. Сказал:

– Теперь, Люгоша, если чего пожелаешь, то просто скажи: властью пестрого фазана, пусть будет так-то и так-то. И все будет именно так.

– Властью пестрого фазана, пусть кир снова будет такой, как был! – сразу проверил Люгоша.

И все тут же исполнилось.

Ох и обрадовался Люгоша! Поблагодарил фазана, поклонился ему земно, да тут же и пожелал себе:

– Властью пестрого фазана, пусть хворост со всего леса сам сюда соберется и в кучку сложится!

Ух. Не совсем Люгоша опять все продумал. Много в лесу хвороста-то оказалось! Как он полетел со всех сторон, как попер целыми кипами!.. Люгоша еле успел в сторону отбежать, да залечь, да за деревом спрятаться. И фазан улетел – ну да он больше и не нужен, теперь само все сбываться будет.

Теперь Люгоша сам волшебник – и безо всякой учебы. Говорил же он батеньке.

– Властью пестрого фазана, пусть хворост в снопы свяжется, да сам домой пойдет! – приказал он.

И затопал гордый домой – а за ним хвороста столько, что и не счесть. Не то что на зиму – на сто зим хватит.

Поздно уже было, солнышко почти закатилось. Но как появилась на околице этакая процессия, так сразу и собаки хором забрехали, и лошади заржали, и бегемот дядьки Матафея заревел страшенно. Тоже напугался, хоть и размером с овин.

– Вот, батенька, принимай работу, – гордо сказал Люгоша, пока хворост сам собой в дровяник укладывался.

Не поместился он весь в дровянике. Завалил его с верхом – так завалил, что выше дома стала гора. Но Люгоша на нее смотрел с гордостью – вот сколько он за один день-то собрал, да все сам!

Родителям, что рты разинули, Люгоша все как есть рассказал. Мол, так и так, фазана спас, а тот и отблагодарил. Родители-то поначалу и не поверили, решили, что то леший над Люгошей подшутил, а то волшебник какой мимо проходил, да милость дураку оказать решил.

Но Люгоша им тут же доказал, что все правда. Ему к тому времени уже есть хотелось, ну он и приказал:

– Властью пестрого фазана, пусть столик явится, чтоб еды давал всякой сколько попросишь!

И явился такой столик. И дал еды столько, что ели до заката, а ее все не убывало. Маменька уж хотела всю деревню в гости созывать, да батенька не велел, побоялся чего-то.

А чего бояться-то, когда Люгоша теперь великий волшебник? Он, уж верно, теперь и солнышку может приказать не закатываться, чтоб всегда светло было… но такого Люгоша приказывать не захотел. В темноте спать лучше.

Ну потом Люгоша еще всякого себе нажелал. Костюм хороший, с карманами, пуговицами и аксельбантами. Что это за аксельбанты такие, Люгоша знать до того не знал, а просто слышал, что бывают такие, и очень от них почетность большая. А и ничего особенного оказалось, шнурки какие-то.

Еще Люгоша приказал погребу едой наполниться, а то столик столиком, а хозяйство тоже надоть. Он вообще решил хозяйствовать теперь знатно, да при том не вставая с сеновала. Просто так вот посмотрел на яблоню с паданцами, да и приказал:

– Властью пестрого фазана, пусть все паданцы сами собой соберутся!

Паданцы сами собой и собрались. Странно, правда, собрались, как-то – не в корзину, а в одно огромное яблоко. Ну Люгоша огорчаться не стал, а сделал вид, что так и задумывалось, потому что огромное яблоко – тоже дело хорошее, на ярмарке похвалиться можно. А то соседи, вон, каждый раз то поросем особо откормленным хвалятся, то тыквой наибольшущей, а он вот в этот раз яблоком похвалится.

Батенька-то хотел, чтобы Люгоша свое волшебство втайне держал, но разве ж утаишь ежа под рубахой? Идет кто мимо, так ему через плетень довольно глянуть, чтоб увидать, чего у Люгоши во дворе происходит. Ему-то самому много и не надо было, да родителям же нужно помогать, раз такое дело случилось.

Ну и поползли по деревне слухи. Люгоша-то, мол, бесноватым стал. Что-то делать надо.

Оно же понятно, почему так подумали. Волшебству он точно не учился, про то бы знали. Ведьм в округе нет, да и кто бы из них свою силу Люгоше передал? Сана святого на нем нет, божьи чудеса – точно не про него.

Одно объяснение – бесовщина. А бесовщина – это всегда плохо.

А потому поспешили люди в соседнюю деревню, побольше. Там храм стоял приходской. Обо всем жрецу-батюшке и доложили – мол, такие вот дела, Люгоша-то наш с демонами связался.

– А Люгоша – это кто? – не понял жрец. – Колдун, что ли?

– Да не, отче, то Асторошин сынок, – ответила какая-то бабка.

– А, Люгоша-лодырь! – вспомнил жрец. – Который даже в школу ходить ленился! А ведь говорил я ему, говорил, что лениться-то приятнее, когда образование получил, да работу получше! Поучился, али поработал – потом и отдохнул, поленился, то-то и слаще. Верно говорю, верно, безделье – игрушка демонов! Коли человек ничем не занят, то и мысли у него в голове пустые, да вредные! А коли в голове пусто, да вредно – то и демоны на запах приходят!

Крестьяне умудренно кивали. Разумные вещи говорил жрец, правильные.

Ну и пошел жрец своими глазами посмотреть, что там Люгоша начудил. Пришел во двор Астороши – а Люгоша лежит себе на сеновале в старой рубахе, да и не делает ничего. Как обычно все, никаких сюрпризов.

Только родители егойные сразу выбежали, да жреца в дом позвали.

А в доме-то… ох и выпучились у жреца глаза-то! Все в золоте да серебре, лавки сплошь самоцветами усыпаны, вместо самовара – гремлинская машина хитрая, и даже у кота шерсть золотая. И на столе громоздится всякое – тут тебе и фрукты южные, и сласти разноцветные, и бутыли пыльные с винами старыми.

– Во дела… – только и протянул жрец. – Космодан милосердный, что ж тут содеялось-то?

Ну Астороша с Милавой ему про все и рассказали. Пришел Люгоша с лесу-то, а за ним – хворост. Сам идет. Целая армия хвороста, в снопы увязанного. За домом, вон, целая груда его, все посадки завалены.

– И, грит, теперь все, что пожелает – тут же и исполнится, – поделился опасливо Астороша. – И пока, вон, исполнялось.

Жрец похолодел. Выглянул в окно, на сеновал, от которого теперь словно холодом веяло, погладил бороду и спросил, голос понизив:

– А отчего оно так – не сказывал? Может, нашел в лесу чего?

– Фазана спас, грит. Волшебного, говорящего.

– Ишь ты как. Волшебник, фазан-то? Или фея, может?

– Да поди знай. Мы-то его не видали.

– А желанья как исполняются?

– Да вот – просто велит Люгоша чего, да так сразу и делается. Как скажет, так и будет. Но он не всегда ладно говорит, так не всегда ладно и исполняются.

– Превратное исполнение… – помрачнел жрец. – А часто ли так?

– Часто, – сказала под ним скамья.

Жрец аж подпрыгнул. Скамья переступила с ножки на ножку и пожалилась, что вот, еще вчера обычной скамьей была, горя не знала. А потом поленился Люгоша от сеновала к столу пешком ходить, так и велел ей ожить, на себе его носить. Ну она теперь и живая.

– Делать-то чего теперь? – спросил Астороша. – Люгоша-то плохого не сделает, только по дурости если.

Жрец почесал в затылке, опасаясь снова сесть на скамью. По дурости-то тоже много чего наворотить можно, особенно когда силища теперь такая.

Но тут явно не для приходского жреца задача. Он что, окормляет просто три деревеньки, да и весь с него спрос. А тут не меньше чем епископа спрашивать нужно.

– Я епископу отпишу, – решил жрец. – И волшебнику королевскому.

– Так то дело небыстрое. А нам-то чего до того делать?

– Да что вчера делали, то и дальше делайте. Люгошу не сердите, да приглядывайте.

А тут как раз Люгоша в дверь и сунулся. Выспался наконец. И то, тут любой выспится, когда с вечера до утра спать, а потом еще часов семь. Уселся лодырь за стол, подвинул к себе хозяйским жестом кадку с мочеными огурцами, да и принялся их уписывать.

– Мир тебе, твое благословение, – почтительно поздоровался он со жрецом. – Огурцов хочешь?

– Да я уж ухожу, – отказался жрец. – Спасибо, Люгоша. Береги себя.

Вернулся он в храм, написал письма епископу, да волшебнику, да еще и самому королю, отослал с нарочным и стал ответа ждать. Но сколько дожидаться, не ведал, потому как Марюлия держава хоть и невеликая, но все-таки и не клочок земли. Пока-то доберется дядька Трухей на своей лошаденке до столицы, пока-то передаст послания по назначению, пока-то прочтут их, пока-то решение какое примут – тут и целая луна пройти может, а то больше. Да и то ведь сначала, верно, просто человечка какого пришлют – проверить, так ли все, не сочинил ли чего сдуру деревенский жрец, не соскучился ли в еловой глуши.