Текст книги "А.Беляев Собрание сочинений том 2"

Автор книги: Александр Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 41 страниц)

БРОДЯГА ПО ПРИЗВАНИЮ

Неподалеку стояли два сарая, за которыми виднелось поле ржи.

«Однако, тут целая ферма, – подумал Клэйтон. – Но где же наездники?»

В эту минуту из двери дома, над которым возвышалась антенна, выбежал молодой человек. Он побежал к мачте антенны, что-то осмотрел и вернулся к дому. Огромная молния, раздирая воздух, с оглушительным треском сорвалась с неба и ударила в острие металлического шеста.

«Громоотвод, – подумал Клэйтон. – Вот что испугало старого охотника».

«Черт возьми, это не громоотвод, а молниепривод», – подумал Клэйтон в следующую минуту. В самом деле, мачты и провода как будто собирали электрические разряды со всех сторон. Над домом разряды следовали беспрерывно. Сине-лилово-белая полоса молнии соединила небо с землею, и точкою соединения были вершины мачт. Даже здесь, на расстоянии добрых сотни метров от дома, жутко было стоять. Но каково было молодому человеку, который находился под самым потоком молний! Несмотря на громоотводы, молнии разветвлялись, смертоносные бичи разряжались совсем близко от молодого человека. А он как ни в чем не бывало ходил вокруг дома, что-то поправляя и осматривая. Неожиданно взгляд молодого человека остановился на Клэйтоне. Как будто тень недовольства прошла по его лицу, но вслед за этим он улыбнулся и приветливо махнул рукой, приглашая Клэйтона подойти.

Клэйтон не без содрогания направился к дому, на который низвергались молнии, как будто собранные со всего Алтая.

Кричать было бесполезно, потому что удары грома были оглушительны. И когда Клэйтон приблизился, молодой человек только указал на дверь. Клэйтон взошел на крыльцо. В дверях он столкнулся с девушкой. Она была еще в том же мокром платье. Посмотрев на Клэйтона с изумлением, девушка выскочила на крыльцо и побежала по дорожке к домику с мезонином, стоявшему недалеко от скалы. Клэйтон вошел в комнату и огляделся. Стол у окна, две скамьи у стен, несколько табуреток. У стены шкаф с посудой. Очевидно, это была столовая. Клэйтон не решался сесть на скамью – с него так и текло. Джетти также оставлял после себя лужи.

Гром стал понемногу стихать, и скоро в комнату вошел молодой человек, пригласивший Клэйтона.

– Здравствуйте, – сказал он по-русски. – Вы иностранец? Я не ошибся. Садитесь, пожалуйста. Я сейчас растоплю печь, и вы сможете обсушиться. – Молодой человек улыбнулся. – Но мы еще не знакомы. Моя фамилия Микулин.

«Неужели этот молокосос способен перевернуть мир?» – думал Клэйтон, разглядывая лицо Микулина. Оно действительно выглядело очень молодым. Прекрасный лоб и в особенности глаза – большие, голубые, прозрачные и в то же время глубокие – привлекали особое внимание. От этих глаз трудно было отвести взгляд.

– А моя фамилия Клэйто… – удар грома прогремел очень своевременно… – Клэйн, говорю я. Американец, турист, вернее, бродяга по призванию. Я исколесил все пять частей света и был приятно поражен, попав на Алтай. Признаюсь, я не ожидал здесь встретить такую красоту.

– Но как вы прошли… через болото? – спросил Микулин.

– Охотник провел меня. Он сказал, что это самый близкий путь к китайской границе, куда я направляюсь. По дороге проводник занемог и отправился домой, а я пошел вперед один и вот неожиданно наткнулся на вашу ферму. Вы здесь, как видно, неплохо живете. Когда я шел сюда, меня обогнали амазонка, наездник и медвежонок, которого я едва не подстрелил, вообразив, что он гонится за людьми.

Микулин рассмеялся.

– Это Аленка, Елена Лор, химик и мой помощник, наездник – Ефим Грачов, лаборант, а медведь – Федька. Воображаю, как была бы огорчена Аленка, если бы вы подстрелили ее медведя.

– Но что вы здесь делаете, в такой глуши? – спросил Клэйтон, разыгрывая роль наивного туриста.

– О, мы здесь двигаем науку! – с шутливой серьезностью ответил Микулин. – Видали мои молнии? Я их «засаливаю», собираю впрок, как мельник собирает воду.

Не прекращая разговора, Микулин принес железный ящик, оказавшийся электрической печкой, протянул шнур, вставил штепсель, и Клэйтон скоро почувствовал тепло.

– Вот видите, как молния отапливает нас! Сейчас на дворе тепло, и вы высохли бы на солнышке, но это скорее. Подождите, я пущу еще вентилятор со струей теплого и сухого воздуха. Ну вот, через пять минут вы будете сухи, как Сахара в полдень. Молния дает мне энергию для освещения, отопления и научных опытов. Я аккумулирую небесный огонь. Ведь самая «захудалая» молния в десять тысяч ампер в продолжение одной сотой секунды дает энергию не менее семисот киловатт-часов. За месяц над моим домом произошло сто разрядов. Это дало мне семьдесят тысяч киловатт-часов. Недурно? Я изобрел такие «громоприводы», которые притягивают сюда молнии чуть ли не со всего Алтая, а все эти молнии я загоняю, как зверей в клетки, в небольшие аккумуляторы.

– А для вас самих разве они не представляют опасности? – спросил Клэйтон.

– Разумеется. В тысяча семьсот пятьдесят третьем году а Петербурге во время опыта был убит молнией академик Рихман. Малейшая неисправность – и конец. Лучше не иметь совсем никакого громоотвода, чем ставить плохо сконструированный. В этом отношении наши прадеды были не так уж неправы, опасаясь ставить громоотвод. Где-то я читал, что домовладелец из французского городка Сен-Омара Виссери де Буавалле поставил на крыше своего дома громоотвод в виде меча, направленного в небо и укрепленного на шаре, а шар был приделан к металлической палке. Это было в тысяча семьсот восемьдесят третьем году. Столь непочтительного вида громоотвод задел религиозные чувства сен-омарцев. Ведь это было почти вызовом небу, объявлением войны господу богу. Когда же граждане увидали на острие меча пляшущие язычки небесного пламени и низвергающуюся молнию, то пришли в ужас. Гнев бога мог спалить маленький французский городок, как Содом и Гоморру. Муниципальные власти предъявили к Виссери де Буавалле иск о снятии неприличного и опасного в пожарном отношении громоотвода. На этом процессе со стороны домовладельца выступал молодой адвокат – тогда еще двадцатипятилетний юноша Робеспьер! Это имя, конечно, известно вам? Этот процесс, нашумевший во Франции, положил начало известности Робеспьера. Он блестяще выиграл процесс и «отстоял» громоотвод. Процесс этот сыграл немалую роль в распространении громоотводов.

Что касается моих «громоприводов», то они как будто не представляют опасности. Я предусмотрел все. Меня может погубить только случайная неисправность. Работа в лаборатории сопряжена с гораздо большими опасностями.

Обсушились? Не хотите ли чаю? Или есть? Мы сейчас будем обедать. А вот и гроза прошла.

В комнату вошла высокая старуха. Она казалась последним представителем вымершей породы великанов. Старуха искоса взглянула на Клэйтона, сухо поклонилась и начала накрывать на стол.

Следом за ней вошла в комнату девушка. Теперь на ней была белая блузка и клетчатая юбка-шотландка.

– Познакомьтесь, – сказал Микулин. – Елена Лор. Мистер Клэйн. Турист по призванию.

Еще одно лицо появилось в комнате: молодой человек с калмыцким лицом. На этот раз он был в толстовке и брюках навыпуск в туфлях на босу ногу. Это несколько шокировало Клэйтона.

– Грачов, Ефим Яковлевич. А это наша завхоз, повар, ключница и прочее и прочее – Егоровна. Не хватает только ее почтенного супруга – Данилы Даниловича Матвеева, великого ловца зверей. Он вчера с вечера пошел на охоту и еще не вернулся.

Когда все уселись за стол, Микулин рассказал гостю, как они живут. Лор и Грачов иногда вставляли свои замечания. Клэйтон слушал и в то же время внимательно наблюдал за этими людьми, пытаясь определить их отношение друг к другу. Его больше всего интересовал вопрос, какое место в сердце каждого из молодых людей занимает Лор и кто из них завоевал ее сердце. По мнению Клэйтона, роман был неизбежен. Для этого имелись все данные: молодость всех троих, красота Лор, одиночество. Пожалуй, имелись данные даже для драмы: оба молодых человека неизбежно должны были влюбиться в Лор, но кто же из них счастлив? У Микулина больше данных: он красивее, он шеф этой маленькой общины, наконец, он гениален. А Грачов? Он интересен только своей необычайной веселостью и жизнерадостностью. Разве несчастный влюбленный может так смеяться, как Грачов? Но кто же, кто из них?.. Неужели эти молодые люди умеют так прекрасно владеть своими чувствами? У них ровные товарищеские отношения с Лор. Ни тени «ухаживания». Они не оказывают ей за столом услуг, общепринятых в кругу друзей и знакомых Клэйтона, как будто она не девушка, а их товарищ – юноша. И она тоже не оказывает ни одному из молодых людей особого внимания.

Клэйтону даже показалось, что на него она поглядывает гораздо чаще, чем на своих товарищей по работе. Это внимание могло доставить Клэйтону большое удовольствие, но он укромно объяснил свой успех тем, что он здесь новый человек, а жизнь «колонистов», по-видимому, не отличается разнообразием.

Обед подходил к концу, и Клэйтон начал беспокоиться. Приличия требовали, чтобы он, поблагодарив хозяев за гостеприимство, отправился своим путем. Надо было придумать предлог, чтобы задержаться здесь на возможно большее время. Прикинуться больным – нельзя так внезапно. На всякий случай Клэйтон решил подготовить почву. Он незаметно перевел разговор на себя и сказал:

– Я, быть может, не совсем точно выразился, аттестовав себя бродягой по призванию. Это не совсем так. Скорее, я бродяга поневоле. Дело в том, что у меня странная болезнь. Англичане, пожалуй, назвали бы ее сплином. И только во время путешествий я успокаиваюсь. Время от времени у меня бывают сердечные припадки. Иногда они быстро проходят, иногда же мучают меня по несколько дней… Позвольте вас поблагодарить… мне пора в путь!

Микулин и даже Лор предложили ему остаться. Клэйтон едва не согласился «погостить денек-другой», но выдержал характер: у него уже был готовый план. Он распростился с новыми друзьями и вышел. Микулин, Лор и Грачов вышли его провожать.

– Если будете еще в наших краях, заходите! – крикнул ему Микулин.

– Благодарю, – ответил Клэйтон, удаляясь от дома. «Выдержка, выдержка», – шептали его губы.

ПРИПАДОК

У белого камня, лежавшего недалеко от речки, Клэйтон встретил великана – седого старика с убитой косулей на плечах. Пояс его был увешан гирляндой из горных куропаток и дроф. Из-за спины торчало дуло ружья. Это и был, очевидно, великий ловец – Данилыч. Клэйтон почти с ужасом посмотрел на него. Старик остановился и учинил Клэйтону настоящий допрос. Узнав, что Клэйтон был у Микулина, старик смягчился и подал свою, похожую на тарелку, ладонь.

«Ну и пара, – подумал Клэйтон, пожимая руку великана и вспоминая старуху, прислуживавшую за столом. – Где они только подобрали друг друга».

– Куда идешь? – спросил старик. Он со всеми был на «ты».

– В Кобдо, – ответил Клэйтон.

– Так не пройти. Иди к перевалу… – и Данилыч подробно объяснил путь.

Они расстались. Но Клэйтон не пошел на перевал, а остался в лесу неподалеку от фермы Микулина и начал незаметно наблюдать за фермой. Мысль притвориться больным занимала его. Сначала он хотел выследить, по какой дороге Лор ездит на прогулку, и лечь на ее пути, притворившись больным. Но на это надо было потратить не менее двух дней, а Клэйтона охватило нетерпение. Ведь он ушел от Микулина, несмотря на приглашение остаться. Этим самым он достаточно замаскировал свои намерения. И Клэйтон решил «заболеть», не откладывая.

Он вернулся к белому камню и улегся на него. Из окон дома камень виден. Рано или поздно его должны заметить. Клэйтон корчился на камне, как полураздавленный червь, имитируя судороги, и наконец замер в глубоком обмороке. Он лежал неподвижно, одним глазом поглядывая на дом. Но его не замечали, и никто не шел ему на помощь. Так пролежал он более двух часов. Это начинало надоедать. Бок болел от твердого камня. Клэйтон уже хотел встать и придумать что-нибудь другое, как вдруг одна мысль пришла ему в голову.

Джетти уже давно опротивело вынужденное бездействие, он нетерпеливо скреб камень лапами и отрывисто лаял. Клэйтон начал тихо стонать. Нервный пудель не мог переносить стона и завыл, сначала тихо, а потом все громче.

Этот вой был неожиданно поддержан густым гудением медвежонка Федьки. Получился довольно дикий дуэт, который должны были услышать все обитатели фермы. Однако Федька едва не испортил дела. Он вдруг выбежал из сарая и направился к белому камню. Увидав медведя, Клэйтон с трудом удержался, чтобы не вскочить и не убежать, хотя и что медведь ручной. Притом медведи не трогают трупов, а Клэйтон лежал неподвижно, как мертвый. Джетти завизжал так, словно медведь уже драл его, медведь ревел еще громче. На этот шум вышла Егоровна и позвала Федьку. Но тот был слишком увлечен возможностью завязать знакомством Джетти. Он не отходил от Клэйтона.

– Ах, трясцы тебя побери! – выбранилась Егоровна и направилась к белому камню. Она отогнала медвежонка, Прикрикнула на пудели, потом обратилась к Клэйтону: – А Вы что тут лежите?.. Спите, что ли?

Клэйтон простонал, не открывая глаз.

– Ишь ты, заболел немец! – Для Егоровны все иностранцы были немцами. Она наклонилась над ним, подвела руки под его спину и подняла Клэйтона с такой легкостью, как будто он был маленький ребенок.

Клэйтон совсем иначе представлял свое возвращение на ферму. Он, бледный, с закрытыми глазами, лежит в красивей! позе на дороге. Выезжает очаровательная наездница и видит его. Соскакивает с лошади, наклоняется к нему, быть может, целует… И вместо всего этого какая-то престарелая великанша несет его под мышкой, как зарезанного каплуна! Только бы Лор не видела этой картины.

Судьба смилостивилась над Клэйтоном. Никто не видел этого печального шествия.

Молодежь работала в лаборатории, а Данилыч свежевал косулю за сараем. Егоровна принесла Клэйтона в домик с мезонином, положила на скамью и тихо сказала:

– Вот еще навалился на нашу голову. Помрет, пожалуй, наделает хлопот. – И вышла из комнаты.

Клэйтон оглянулся, спрыгнул со скамьи и подбежал к окну. Егоровна скрылась в дверях лаборатории, но через минуту опять вышла в сопровождении Лор. Клэйтон быстро отбежал от окна, улегся на скамью и закрыл глаза… Дверь открылась, вошли Егоровна и Лор.

– Как будто дышал еще, – сказала Егоровна. Лор подошла к Клэйтону и взяла его руку.

– Пульс немного повышен! – сказала она. – Я сейчас схожу за нашатырным спиртом. А вы, Егоровна, приготовьте воды.

Вскоре девушка принесла дорожную аптечку и стала растирать виски Клэйтона одеколоном, давала нюхать спирт, брызгала водой. Только бесчувственный труп мог остаться равнодушным к такому заботливому уходу. Клэйтону хотелось продлить удовольствие, но в то же время не терпелось скорее посмотреть на девушку глазами, исполненными благодарности. Он не чужд был романтики, этот «бродяга по профессии».

Увы, сцена разрешилась совсем иначе. Лор слишком близко подставила склянку со спиртом к носу Клэйтона. Он чихнул так громко и неожиданно для самого себя и Лор, что та уронила склянку, а Егоровна ахнула густым басом.

– Вам лучше? – спросила Лор. – Как вы себя чувствуете? – И тут же рассмеялась: – Вы так напугали меня!

– Простите… Да… Отлично чувствую! То есть ужасно… Боли в груди, сердце… спазмы!.. Припадок… Все пройдет, надеюсь…

– Лежите спокойно, – сказала Лор. – Я вам положу на сердце лед.

– Нет, не надо! – испуганно возразил Клэйтон. – От льда мне будет хуже…

– Не рассуждайте! – строго сказала Лор, как заправский врач.

В СТРАНЕ НЕИЗВЕСТНОГО

Клэйтон «поправлялся» очень медленно. Правда, встал он в тот же день вечером, но был ужасно слаб.

– Эти припадки обессиливают меня на много дней… —

говорил он, – я очень огорчен, что доставил вам столько беспокойства.

Клэйтону очень хотелось сопровождать Елену Лор в ее прогулках, но он должен был выдерживать роль больного. Иногда «припадок» повторялся в легкой степени. Тогда Лор отказывалась от своей обычной прогулки и ухаживала за больным. Таким образом Клэйтон провел с девушкой немало часов. По мнению американца, это должно было возбудить ревность у Микулина или Грачова. Но очевидно, у этих людей были куски льда вместо сердца; никто из них не обращал внимания на то, что Лор проводила все свои свободные часы у постели больного.

Клэйтона поместили в том же доме, где жил Грачов. В среднем доме, примыкавшем к скале, находилась лаборатория. Там жил Микулин, а Лор занимала мезонин в доме, где помещались старики-великаны – супруги Матвеевы, старообрядцы, когда-то бежавшие в леса Алтая от гонений царского правительства. Вообще за эти несколько дней Клэйтон узнал многое. Он ближе познакомился со всеми обитателями фермы. Джетти подружился с медвежонком Федькой, и они целыми днями гонялись друг за другом. Лор очень полюбила Джетти, Грачов и Микулин дружески встречали больного и всегда осведомлялись о его здоровье.

Когда Клэйтону было «лучше», он заходил к Микулину. Ученый его любезно встречал и охотно давал разъяснения.

– Мы с Аленкой идем разными путями к одной цели. Аленка, – так Микулин называл Лор, – последовательница классической химии, я – физик. Иногда у нас происходят маленькие споры. Я утверждаю, что классическая химия отжила свой век и что на смену ей идет физика. Даже в тех областях, где химия считается неограниченным владыкой. В самом деле, сколько труда тратят химики хотя бы на то, чтобы создать синтетическим путем каучук! А я достигаю этого очень скоро при помощи своих катодных трубок высокого напряжения. Вот, полюбуйтесь.

Микулин подошел к стене и повернул рубильник. Между двумя огромными электродами-полюсами проскочила искра величиной с яблоко, как показалось Клэйтону.

Микулин передвинул рубильник, и искра превратилась в бешеные потоки голубовато-белого огня, который ревел, трещал, шипел так сильно, что Клэйтон невольно отступил к двери.

– Отойдите еще дальше! – крикнул Микулин. – На этом месте однажды едва не убило Аленку.

– А вы? – спросил Клэйтон.

– Мне надо! – ответил Микулин. Он повернул рубильник назад. Страшные огненные змеи исчезли, притаились. Но они были здесь, готовые каждую минуту выпрыгнуть по приказу своего укротителя. Да, Микулин, этот красивый юноша с выразительными глазами, был страшный своим могуществом человек.

– Это настоящая молния, – пояснил Микулин. – В ней два миллиона вольт. Но я могу довести напряжение до десятка миллионов. Настоящая молния лопнет от зависти. Теперь смотрите сюда.

Микулин повернул другой рычаг.

Шесть длинных стеклянных лампочек, соединенных цепью, засветились приятным зеленоватым огнем.

– Это не так страшно, не правда ли? – спросил Микулин – А между тем здесь заключены те ужасные стихийные силы. Но я заставил их служить человеку. Вот из этого окошечка в трубке я выпускаю «пи-лучи». Это настоящие лучи смерти для многих живых существ. И в то же время они способны делать чудеса, превращая химические элементы. Пусть злится Лор! Это моя физическая катодная химия. Я разбиваю и перемещаю атомы по своему желанию. Из углеводородов я могу сделать искусственный каучук, из угля – бензин и нефть. Из дерева – сахар и шелк и скоро, кажется, я получу живую протоплазму. – Микулин погасил лампочки. – Идемте, пора обедать.

– Вы, кажется, скоро будете превращать камни в золото! – шутливо спросил Клэйтон, волнуясь в душе. Микулин уселся на ступенях крыльца, покачал головой и сказал:

– Не так скоро, как я сам предполагал. – Он взял несколько камешков и начал укладывать их в ряд. – Практическая химия имеет дело с очень небольшим количеством химических элементов. Кислород, водород, углерод, азот. Вот основные строители бесчисленного количества видимых веществ. Молекулы этих элементов вступают во всевозможнейшие отношения – вот так, как я раскладываю эти камешки. И каждый раз получается новое вещество: то анилиновая краска, то взрывчатое вещество, то ароматическая эссенция. Одним и тем же веществом я могу взорвать скалу или надушить ваш платок. Аленка Лор рекордсмен в этой области. Но все еще не то, что мне надо. Эта игра в камешки уже не занимает меня. Меня интересует превращение самих «камешков». Изучая природу самих атомов, перемещая расположение их электронов и протонов, я хочу превращать основные элементы: из кислорода делать водород, из углерода – азот. Тогда я буду мастером «перевоплощения» материи. Но как много трудностей на этом пути!

Я похож на путешественника в неведомых странах. Мне надо заготовить «фураж», прежде чем двинуться в путь, и Лор и Грачов помогают мне в этом. С этим багажом я двигаюсь в путь к намеченной цели. Эта цель кажется близкой, как горная вершина. Но вы знаете, как горный воздух скрадывает расстояния и обманывает? Вы идете день и ночь, падаете от усталости, а вершина как будто уходит от вас… Вот здесь, на Алтае, есть гора Белуха. Пять тысяч пятьсот метров. Еще ни одна человеческая нога не ступала на эту вершину. А между тем она не кажется такой высокой и недоступной. Попробуйте, взойдите на нее!.. То же происходит и со мной. Иногда мне кажется, что я совсем близко у цели. И когда мне оставалось сделать только последний шаг, я вдруг видел прежде скрытую от моих глаз расщелину, глубокий провал, который нельзя перейти. И надо было начинать все снова. Но цели-то своей я в конце концов достигну.

– И будете превращать булыжники в золото?

– И золото в булыжники, – ответил Микулин.

– Скоро?

– Да, теперь скоро. Предварительные работы закончены. В моей лаборатории все приготовлено к опыту. Теоретически вопрос решен. И, быть может, не пройдет и несколько дней, как вы будете свидетелем осуществления мечты алхимиков. У всех этих алхимиков было зерно истины! Великий алхимик Средних веков араб Абу-Мурзы-Джафар-аль-Софи говорил, что металлы – тела меняющейся природы, состоят из меркурия, то есть ртути и серы, и потому им можно придать то, что им недостает, и отнять у них то, что находится в избытке. Мы, современные «алхимики», действуем очень похожим методом: стараемся изменить атомное строение, отнимая или прибавляя недостающие электроны. В периодической системе Менделеева золото занимает семьдесят девятое, а ртуть – восьмидесятое место, и атомный вес их очень близок: золото сто девяносто семь и две десятых, ртуть – двести целых и шесть десятых…

– Обедать! – послышался сильный и низкий голос Егоровны.

– Идемте обедать, – поднялся Микулин, – а сегодня вечером приходите в лабораторию. Вы будете присутствовать в качестве благородного свидетеля при появлении первого золотого слитка.

«Однако мне везет», – подумал Клэйтон.

Все складывалось лучше и проще, чем он ожидал.