Текст книги "Каникулы Творца"

Автор книги: Александр Рубан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Рубан Александр
Каникулы Творца
(Рыцарская сказка)

Шёл Господь пытать людей в любови…

С. Есенин

По издавна заведенной привычке шеф-демиург Аристарх Новожилов намерен был отправиться на отдых в один из заповедников Объекта (Теночтитлан, Кремль, Шамбала, Критский Лабиринт, Мекка…) и уже раскладывал на рабочем столе зодиакальный пасьянс, дабы определить: куда и в когда именно. Но старый друг и соратник Савва Ф. Бычин, приволокший последние бумаги на подпись, буквально схватил его за руку, настоятельно рекомендуя тупики так называемой «дурной бесконечности», созданной воображением смертных.

– Ни о чём не надо думать! – восторженно орал он, полагая это главным козырем своей рекламной аргументации. – Приключения тела – без тени риска и при полном отсутствии душевных усилий! Не нравится Тебе беллетристика – дуй в видеоряд. Презираешь эти модные штучки – Ты с Тобой, есть старые добрые комиксы. Есть, наконец, песни средневековых бардов – они тоже в достаточной степени вариативны. Главное – забраться в тупик, на обочину мысли, подальше от вечных тем и проклятых вопросов, а куда конкретно сворачивать – не имеет никакого значения!

И Аристарх, измотанный свершениями и неудачами последнего года Перестройки, сдался. Просто не было сил спорить. Да и незачем. Действительно: какая разница, где отдыхать? Он растолкал созвездия на места и впервые изменил своему обыкновению.

* * *

Свернув наудачу с магистральной тропы бродячих сюжетов, Аристарх оказался в мире средневековых рыцарских сказок и вскоре набрёл на место, показавшееся ему сущим раем для беспечного отпускника.

Здесь было всё.

Были солнечные опушки дубрав, постепенно переходившие в угрюмые колючие дебри. Были живописные скалы – мечта альпиниста, – прорезанные парочкой глубоких ущелий. Был неприступный Чёрный Замок на одной из вершин, видимый отовсюду и видящий всё, безоговорочно довлеющий над окрестностями.

К окрестностям примыкали: море, с одной стороны ласково лижущее уютный песчаный пляжик, а с другой методически бьющее пенными валами в отвесный гранит; длинный, высунутый горизонтом, язык пустыни – с барханами, пересохшими или отравленными колодцами и миражами; отделённая от пустыни горелыми буреломными гривами непроходимая трясина с чахлыми деревцами и обманчиво твёрдыми кочками, рясно обсыпанными на удивление крупной клюквой; наконец, широкая излучина большой спокойной реки, текущей неизвестно откуда неизвестно куда (в море она, по крайней мере, в пределах видимости, не впадала).

Украшением окрестностей служил королевский дворец. Анемично-весёлый, пёстрый от разноцветных флагов и вымпелов на белоснежных шпилях, окружённый кудрявыми гектарами зелёных насаждений, он скромно возвышался над излучиной, с показным равнодушием обратив к Чёрному Замку тылы своих административных и хозяйственных служб. А за пределами дворцовых парков, обнесённых кованой узорной оградой, раскинулись квадраты возделанных полей, обширные пятна пастбищ да пять-семь селений с красиво покосившимися ветхими домиками и такими же заборами.

Во дворце обитал номинальный правитель – король со своей королевой и с принцессой на выданье; там же гостили заезжие рыцари и сновала челядь. Чёрный Замок, естественно, занимал Дракон, в незапамятные времена узурпировавший реальную власть над всей округой. А в селениях проживал народец, заколдованный до неизлечимого трудолюбия и генетической безропотности, исправно кормивший обитателей дворца и Замка.

Схема!

Схема, вмешиваться в которую – себе дороже…

Аристарх и не намерен был вмешиваться. Он был намерен отдыхать: есть (сладко), пить (крепко), любить (не всерьёз) и спать (без сновидений). Всё это, разумеется, можно было найти во дворце номинального правителя, и всё это он, разумеется, во дворце нашёл. В первый же вечер.

В обличии странствующего рыцаря он миновал ворота дворца (распахнутые, несмотря на поздний час), неторопливо спешился, бросил поводья и шлем подбежавшим слугам. Вокруг было пестро, душновато и томно. Жадно вдыхая запахи завершившегося (увы!) пиршества, рыцарь шагнул в озарённый догорающими свечами и факелами дворец, где был привечен и обласкан. Заезжие рыцари (их оказалось трое) мужественно жали ему руку и дружелюбно предлагали завтра же померяться силами на ристалище. Тупыми копьями, разумеется. Принцесса, слишком явно нарушая этикет, строила ему глазки, а король с королевой самолично отвели гостя в отведенные ему покои, предупредив, что завтрак будет подан рано, в десять утра. Челядь была услужлива и полезна, но неназойлива до невидимости, как то и положено челяди.

О Чёрном Замке не было сказано ни слова. Да и зачем?

Аристарх смыл с себя дорожную грязь и усталость (кажется, ему при этом кто-то помогал), переоделся в чистое (соответствующее местной причудливой моде, но, как тут же выяснилось, очень удобное) и, потирая руки, уселся за уже накрытый столик. Ужин, ввиду позднего времени, ему подали в апартаменты. При этом дворецкий – коренастый крупноголовый малый в нелепо роскошной ливрее – на минутку вынырнул из невидимости, дабы рассыпаться в извинениях: мол, все отужинали два часа назад, в трапезной пусто и неуютно, но, если гостю будет так благоугодно… Аристарх вяло покачал ладошкой, давая понять, что ему всё равно, и дворецкий пропал.

Сладко поев и крепко выпив (кубок его не пустел, а вожделенные блюда вовремя оказывались в пределах досягаемости), Аристарх зевнул и покосился на обширное ложе под балдахином, предвкушая сон без сновидений. Остальное он отложил на завтра, а сегодня решил ограничиться шлепком по крутой ягодице хорошенькой служанки, весьма уместно возникшей на миг в поле его зрения.

Не тут-то было!

Едва он – опять-таки с чьей-то помощью – разоблачился и погрузил утомлённое тело (шесть футов три дюйма, трапециевидный мускулистый торс, узкие бёдра, мужественное лицо с голубыми глазами и белокурыми локонами до плеч) во взбитую пену перин, едва были задуты (или унесены?) свечи и Аристарх смежил веки, как некая особа (одна из разоблачительниц?) нырнула к нему под одеяло. Он не успел ни возмутиться, ни обрадоваться, ни даже разглядеть гостью.

Уже потом, напрасно пялясь в темноту и отчаявшись увидеть её лицо, он стал запоминать его губами, лёгкими касаниями пальцев, осторожным дыханием навстречу её дыханию. У неё были такие пышные невесомые волосы – мягкое облако ароматов и свежести. Такие ласковые руки с длинными пальцами и маленькими ямочками на локотках. А бёдра были горячи и шелковисты до чрезвычайности, а…

А завтрак он, конечно же, проспал. Без сновидений.

Завтракать ему тоже пришлось в одиночестве – куда более полном, чем ужинать накануне вечером. Ночная гостья исчезла так же, как и появилась невидимкой. Не оставила на память ни платочка, ни ленточки, ни малозаметного знака; ничего, кроме сосущей пустоты внутри, которую он тщился отождествить с голодом и всё глотал, проталкивал, запихивал в себя отменные яства – без особенных, впрочем, усилий. Утолив голод, но нимало не уменьшив пустоты, он стал с надеждой присматриваться к служанкам, но, обнаружив, что все они подстрижены довольно коротко и нет среди них ни одной пышноволосой, опять разочаровался и поугрюмел. Кубок со сладким вином он решительно отодвинул, а когда ему налили полусухого, выплеснул его в подвернувшееся лицо. Поняли и больше не приставали.

Обсосав и выплюнув косточку чернослива, Аристарх откинулся в кресле, вытер губы поданной сбоку салфеткой и осведомился, почему во дворце тихо и где он может развлечься, дабы развеять печаль. (Странствующие рыцари должны быть печальны. Аристарх намерен был соблюдать правила игры – пока они были необременительны и пока это была игра).

Возникший справа дворецкий учтиво объяснил, что королевская семья и гости с утра охотятся в Живом ущелье («Значит, есть ещё и Мёртвое», отметил про себя Аристарх) и вернутся незадолго до обеда, через… дворецкий посмотрел на солнце сквозь высокое витражное окно, – четыре часа… – Он склонил свою крупную бульдожью голову набок, словно прислушиваясь, и уже уверенней повторил: – Да, через четыре. Это время рыцарь Аристарх может посвятить пешей прогулке по паркам Его Величества, либо же, наоборот…

– Ты знаешь моё имя? – удивился Аристарх.

Дворецкий улыбнулся и качнул бровями, что можно было понимать как угодно.

– Откуда ты знаешь моё имя? – повторил Аристарх.

Дворецкий чуть повернул голову влево и поднял руку. Ему тут же подали начищенный до зеркального блеска Аристархов шлем, а он с поклоном передал его хозяину. На внутренней стороне шлема было выгравировано: «Аристарх Н», – почему-то кириллицей.

– Ты знаешь этот язык? – по-русски спросил Аристарх.

– Да, рыцарь… – дворецкий не осмелился назвать его имя.

– А зараз якою мовою я до тэбэ балакаю? – спросил Аристарх.

– По-человечьи, – дворецкий удивлённо вскинул брови и на всякий случай улыбнулся.

– Гм… – сказал Аристарх. – А какие ещё языки ты знаешь?

– Лисий, – охотно ответил дворецкий. – Медвежий. Кабаний. Птичьи языки: и ловчих птиц, и певчих, и лесных, и болотных, и даже отчасти морских… Языки лошадей, коров, собак. Речной язык.

– Рыбий?

– Нет, речной. Рыбы молчат, как рыбы, рыцарь… – он сделал вопросительную паузу, и Аристарх кивнул. – Рыцарь Аристарх, – с облегчением договорил дворецкий. – Язык ветра, – продолжил он перечисление. – Язык дождя. Молодой травы (она говорит корнями) и древесной листвы. Мышей церковных и мышей кухонных – это два совершенно разных языка, рыцарь Аристарх! Драконий язык… – Последние два слова дворецкий проговорил вполголоса, наклонясь почти вплотную к лицу гостя, но глядя не прямо ему в глаза, а немножко мимо.

– Всё? – спросил Аристарх, не поддаваясь на провокацию.

«А на что меня провоцируют?» – подумал он.

– Увы, – сказал дворецкий, выпрямившись. И опять это можно было понимать как угодно.

– Забавно, – проговорил Аристарх, в упор глядя на крупноголовую бестию, и дворецкий вопросительно шевельнул бровями. Это были могучие брови, и очень подвижные, в отличие от щёк – не менее могучих, складчатых, досиня выбритых, свисающих до уровня подбородка, но абсолютно неподвижных. Пухлые губы дворецкого, когда он говорил, шевелились между щеками, как у примитивно сделанной марионетки. – Забавно, – повторил Аристарх, – что человека со столь исключительными способностями король держит на должности всего лишь дворецкого. Это несправедливо.

– Его Величество справедлив, – учтиво возразил дворецкий. – Но ведь Его Величеству неизвестны мои исключительные способности.

– Ты их скрываешь?

– За многие годы службы моей у Его Величества Его Величество ни разу не соизволили поинтересоваться моими способностями. – Дворецкий проговорил эту фразу совершенно бесстрастным тоном, но глазки его, широко расставленные и глубоко запрятанные над примечательными щеками, едва не выдали его истинных чувств.

Хотя – что истинно, что ложно в мире выдумки?

Во всяком случае, Аристарху почудилось, что сквозь полуопущенные веки он уловил мгновенный просверк… смеха? Страха? Нет, пожалуй – злобы. А может, и смеха, кто его знает. Может быть, он внутренне хохочет, и даже не столько над королём, сколько над егерями, у коих мало того, что работа пыльная, так ведь ещё и языков не знают, бестолочи… А на кой мне ляд его подозревать? И в чём? Я сюда отдыхать прибыл. Славный малый, и дело знает, а что до языков – будем полагать, что у него такое хобби.

– Как тебя зовут, славный малый? – спросил Аристарх, вставая и нахлобучивая шлем.

– Дворецким, – ответил славный малый и снова удивленно шевельнул бровями.

– Не понял.

– Их Величества, Её Высочество и рыцари зовут меня Дворецким, а челядь – господином Дворецким, – подробнее объяснил тот.

– А имя у тебя есть?

– Есть. Моё имя – Дворецкий.

– Так… – Аристарх снова сел. – А как зовут короля?

– Его Величеством, – ответил Дворецкий. – Или Королём.

– Очень удобно, – серьёзно кивнул Аристарх. – А Её Величество зовут Её Величеством, или Королевой?

– Совершенно верно, рыцарь Аристарх.

– А принцессу зовут Её Высочеством, или Принцессой… – Дворецкий кивнул. – А как зовут рыцарей? С ними-то посложнее: их трое!

– Рыцарей зовут: Белый Рыцарь, Серый Рыцарь (правда, он любит, чтобы его называли Стальной Рыцарь) и Чёрный Рыцарь.

– А меня будут звать Рыцарем Аристархом? Неинтересно.

– Как пожелаете, рыцарь. Но, если мне будет позволено осведомиться…

– Осведомляйся.

– Быть может, «Н», – Дворецкий почтительно указал бровями на шлем, означает «Непобедимый»? Весьма неплохое имя и, по всей видимости, соответствует. – Он очень вежливо поклонился, и опять Аристарху почудился двусмысленный просверк из-под бровей.

– Соответствует. – Аристарх благосклонно покивал. – Но я намерен отдыхать, а не отстаивать моё реноме перед любым забиякой, который вздумает усомниться.

Дворецкий внимал – неподвижно и без выражений на лице.

– Я не люблю доказывать очевидное, – добавил Аристарх.

Дворецкий внимал.

Отпустить его, что ли? – подумал Аристарх и покосился на кубок.

– Глоток сухого? – немедленно предложил Дворецкий.

Аристарх кивнул – Дворецкий двинул бровью – чьи-то ловкие руки наполнили кубок и поднесли. Глоток сухого оказался кстати.

– Люблю иметь дело с профессионалами, – сообщил Аристарх, возвращая кубок в те же ловкие руки, и Дворецкий учтиво наклонил голову. – Поэтому, продолжил Аристарх, – вопрос о моём имени я обсужу с церемониймейстером. И немедленно… Доспехи! Коня! Проводника!

Суета облачения оказалась не столь уж долгой, а разговор с церемониймейстером – и того короче. Спустя полчаса Новый Рыцарь был уже в седле и принимал из рук Дворецкого свой роскошный плащ.

– И последнее, Новый Рыцарь! – озабоченно вещал снизу сухонький вёрткий церемониймейстер, которого звали почему-то не Церемониймейстер, а мсье Этикет. – Кроме имён у рыцарей должны быть псевдонимы. Не все считают это обязательным, но…

– И какие же псевдонимы у этих трёх? – осведомился Новый Рыцарь.

– Рыцарь Дня, Рыцарь Сумерек и Рыцарь Ночи! – торжественно изрёк мсье Этикет.

– Да, кажется, полный набор, – усмехнулся Аристарх, застегнув, наконец, на груди золочёную пряжку и расправляя складки алого атласного плаща. – Полный набор… – пробормотал он, в последний раз проверяя оружие. Заряженный арбалет – на луке седла, копьё на упоре, двуручный меч легко скользит в ножнах, кинжал милосердия пристёгнут к панцирю справа. – Ну, хорошо, мсье Этикет, это мы обсудим потом! – Он тронул повод, и верный конь Багряк огненно-рыжей масти скорой рысью помчал его к воротам.

Проводник, беловолосый парень из простолюдинов с унылым длинным лицом, ждал за оградой парка. Он был в чистой холщовой рубахе и таких же штанах, он восседал на коротконогой пегой лошадке, и под правой рукой у него, в простых верёвочных петлях, привязанных к плохонькому седлу, покачивалась дубинка. Увесистая дубинка. Крепкая. По всей длине отполированная – может быть, от нечего делать, а может быть, от частого употребления.

– Люблю профессионалов! – сказал Аристарх и улыбнулся парню, забыв, что лицо его закрыто забралом. – А тебя, конечно, зовут Проводник?

– Меня зовут Долг, благородный рыцарь, – уныло сообщил проводник, приноравливая бег своей лошадки к размашистой рыси Багряка.

– Это потому, что ты всегда в долгах? – догадался Аристарх.

– Нет, благородный рыцарь. Это потому, что я – долгий. То есть, длинный. – Парень чуть скособочился в седле и чиркнул босой пяткой пыль под копытами лошадки.

Некоторое время они ехали молча.

– Если вы, благородный рыцарь, желаете встретить охотников, – сказал, наконец, Долг, – то спешить некуда. Мы их на выходе из Живого ущелья подождём. Быстро ехать – дольше ждать, – пояснил он. – В само ущелье соваться не стоит, пока охота не кончится, ещё под стрелу попадём. Вам-то ничего, у вас доспехи стальные…

– Мы не поедем к Живому ущелью, – сказал Аристарх.

– Как прикажете.

Аристарх повернул к нему голову и поднял забрало. Проводник уныло смотрел вперёд.

– Мы поедем к Мёртвому ущелью, – сообщил Аристарх.

Долг равнодушно кивнул.

– Просто так поглазеть, или биться будете? – осведомился он, по-прежнему глядя перед собой.

– А есть с кем?

– Будет, – пообещал Долг.

* * *

Чёрный Замок не довлел над Мёртвым ущельем. Он составлял с ним одно целое. Отвесный от самого дна скальный монолит поднимался вертикальными, как занавес, складками к небу и неприметно для глаза переходил в стены и башни замка. Противоположная стена была столь же отвесной и скрупулёзно повторяла каждый изгиб монолита. Это наводило на жутковатую мысль о том, что стены ущелья могут в любой миг сомкнуться, расплющив Нового Рыцаря в тонкий жестяной блин, и как ни в чём не бывало разойтись снова. «Приключения тела»… Угловатые глыбы, усеявшие дно, конечно, тоже будут стёрты в порошок, а на их место с грохотом обрушатся новые.

Это мрачное предположение опровергалось многочисленными предшественниками Нового Рыцаря: их некогда крепкие латы местами проржавели насквозь, но были ничуть не измяты. Предшественники даже не падали сверху они погибали загадочной смертью здесь, зачастую не успев обнажить оружие… Новый Рыцарь выволок из ножен свой меч и удвоил бдительность. Забрала мёртвых рыцарей были надвинуты – он предусмотрительно поднял своё. Увидев, что меч одного из мертвецов основательно запутан в истлевшей бархатной тряпке, Аристарх поспешно расстегнул пряжку своего плаща и окликнул Долга. Тот неслышными скачками перепархивал с глыбы на глыбу, тогда как тяжеловооружённому Новому Рыцарю приходилось то и дело протискиваться между – и при этом поглядывать под ноги, чтобы не наступить на останки.

– Держи! – крикнул он, едва Долг, вернувшись двумя прыжками назад, остановился над ним, и, скомкав плащ, метнул его парню. – Вернёшь после битвы!

Он малость промахнулся, но проводник успел поймать плащ концом своей длинной дубинки.

– Ладно, – сказал Долг, с интересом разглядывая пряжку. – А если… он не договорил, но Аристарх понял.

– Тогда оставишь себе.

– Спасибо, – серьёзно сказал Долг. – Золото? – спросил он.

– Позолота, – усмехнулся Аристарх. – Э! – воскликнул он, увидев, что парень оторвал пряжку от плаща. – Это ещё зачем? Я ведь пока что живой!

– Пускай тут полежит, – невозмутимо ответил Долг, нагнулся и положил пряжку на глыбу. – Я место запомнил, на обратном пути подам. Надо будет пришью.

– Значит, обратный путь не исключён?

– Всякое может быть… – Долг пожал плечами и перепоясался скрученным в жгут плащом.

– Ты меня обнадёжил, – сказал Аристарх. – Ладно, веди дальше.

И Долг повёл рыцаря дальше, легко перескакивая с глыбы на глыбу, поигрывая дубинкой и время от времени останавливаясь, чтобы подождать закованного в железо искателя приключений (тела).

Каменных глыб на пути Аристарха становилось всё меньше, скоро их не стало совсем, и, уже беспрепятственно шагая вслед за проводником, Аристарх обратил внимание на то, что ни один из рыцарей здесь уже не лежал поперёк дороги. Все они здесь либо валялись аккуратными кучками железного лома вдоль стен, либо были прислонены к стенам. Сквозь проеденные ржавчиной дыры в доспехах белели кости.

– Вот она, – сказал, наконец, Долг, остановился и указал дубинкой на скальный монолит справа.

В монолите была идеально круглая чёрная дыра диаметром чуть более пяти футов. Она уходила куда-то под основание Замка, и нижний край её был на уровне груди Аристарха.

А в двух шагах от дыры был прислонён к стене последний из предшественников Нового Рыцаря. Ржавчина почти не тронула его стальных лат. Ещё не истлел, но уже выцвел когда-то зелёный бархатный плащ. Блёкло-жёлтые перья на шлеме чуть пошевеливались от сквознячка из драконьей дыры.

Аристарх не видел, опущено ли забрало рыцаря: тот был прислонён к стене лбом. И поднятые над головой руки его тоже упирались железными локтями и кулаками в стену. Можно было подумать, что он сам на мгновение принял эту странную позу – перевести дух и снова ринуться в схватку. Вполне можно было бы так подумать, если бы не его меч. Рыцарь держал его так, будто намеревался рассечь скалу, но в последний миг передумал и успел повернуть клинок плашмя. Вертикально занесённое стальное полотнище, не потерявшее грозного блеска, со скрипом покачивалось в двух пальцах от стены…

– Спит, – сказал за спиной Нового Рыцаря Долг.

– Да ну? – удивился Аристарх, но вспомнил, что ведь это же сказка, подошёл к Спящему Рыцарю, возложил руку ему на плечо и тряхнул.

И едва успел уклониться, когда Спящий нанёс удар.

– Дракон спит, – уточнил Долг, едва затихло, многократно отразившись от стен ущелья, эхо железного грохота.

– Я уже понял, – сказал Аристарх, глядя на груду останков. Левая рука Спящего была неестественно вывернута назад в плечевом суставе, а правая, всё ещё сжимавшая меч, обломилась и была придавлена рухнувшим на неё панцирем. Торчали кости. Сквознячок пошевеливал блёкло-жёлтые перья на шлеме, венчавшем груду.

Новый Рыцарь вложил в ножны свой меч, присел и, расправив складки выцветшего плаща, накрыл им останки. Отошёл на два шага, снова обнажил меч и отсалютовал павшему. Пусть даже придуманный кем, он всё-таки был бойцом. У них так принято. И вообще. Вон, даже Багряк понимает – заржал. Да так тонко, так жалобно, что здесь слыхать, хотя до столетнего вяза перед ущельем, где они с Долгом привязали коней, почти полмили.

– Проснулся, – сообщил Долг. – Они его первыми чуют. Если решили биться…

– Тебе не хочется отойти немного подальше? – перебил его Новый Рыцарь, поспешно занимая позицию напротив дыры. – Ты меня очень обяжешь, Долг, если освободишь от необходимости думать ещё и о тебе во время схватки.

– Вот все вы так, – обиженно сказал парень, но отошёл. На три шага.

– И на том спасибо, – усмехнулся Новый Рыцарь.

Позиция была невыгодной, но честной. Пять шагов до стены впереди, пять шагов до стены позади, справа – почти неограниченный оперативный простор, слева по стойке «слишком вольно» маячит парень. Потекли минуты. Багряк, почти не переставая, ржал, а из дыры, приближаясь и нарастая, толчками стал выплёскиваться медный утробный рык.

Ущелье содрогалось множественным эхом, парень уже сидел на корточках, зажимая уши ладонями, и Новому Рыцарю тоже было немного не по себе; он почему-то с трудом сохранял равновесие. Потом он увидел, как шевельнулись останки под выцветшим бархатом, словно груда костей и железного лома пыталась встать. Обломившаяся рука начала сгибаться в локте, медленно поднимая меч, и – швырнула его на стену… Нет: ударила мечом в стену! Тоже нет: меч, волоча за собой руку, скользнул к стене и прилип плашмя, а из пустого железного рукава посыпались кости… Теперь понятно, почему они все аккуратно лежат и стоят вдоль стен. И понятно, зачем парень оторвал пряжку: боялся, что она тоже железная. И вот отчего так трудно сохранять равновесие в железных доспехах…

Он чуть не прозевал появление Дракона. Бронированная зелёная морда высунулась из дыры, повела вокруг налитыми кровью глазами, увидела рыцаря и немедленно плюнула в него огненным сгустком. Новый Рыцарь шагнул в сторону, стараясь держаться середины ущелья: только здесь, на осевой линии, можно было надеяться нанести удар. Первый и, скорее всего, последний… Дракон, не спеша, вылез весь и, непрерывно ревя на низкой оглушающей ноте, стал приближаться, поочередно занося когтистые лапы.

На широко расставленных ногах Аристарх мелкими шажками отступал вдоль ущелья, выгадывая расстояние для прыжка и маневра. Дракон продолжал реветь, полз, низко пригибая голову, следом и время от времени прицельно плевался. Пламя с шелестящим воем ширкало то справа, то слева по шлему рыцаря, и ему пришлось опустить забрало. Мельком он увидел, что Долг уже стоит на ногах и через голову Дракона подает какие-то знаки. Ох, не мешался б ты, парень!.. Аристарх двумя руками осторожно занёс меч над головой и за спину. (Его тоже приходилось удерживать в равновесном положении между магнитными стенами, и это было непросто). «Давай-давай! Ближе!» – неслышно за рёвом Дракона орал рыцарь. Он уже видел свой маневр. Это будет так: разбег, прыжок, стальным ботинком по лбу (а меч уже над головой) и – удар с поворотом поперёк шеи… Ни за что не получится!

И не получилось бы, но вмешался Долг.

Новый Рыцарь увидел, как поднялась и опустилась дубинка (по хребту он его, что ли?), Дракон изумлённо оглянулся, открыв шею, и Аристарх прыгнул.

* * *

Превосходно, Савва! Просто превосходно, и я очень благодарен тебе за идею, но ты мне мешаешь. Я ещё не налюбовался. Голову я ему, разумеется, снёс: только ударом меча (и только одним ударом меча!) можно сделать такой ровный срез. Голова, надо полагать, валяется где-то поблизости, но смотровые щели в моём забрале до того неудобны… а шлем почему-то не поворачивается… Что? Башка трещит, ничего не слышу! Да, очень натуралистично, и масса отвлекающих обстоятельств. И, действительно, совсем не приходится думать – просто некогда. Ты гений, Савва, я… Не надо так орать, у меня голова болит от твоего ора. Ты дурак, Савва, откуда здесь цитрамон? Это же сказка! В ней много чего есть: рыцари, замки, драконы… одного я уже убил, а мой гид смылся куда-то – стирать штаны, наверное… короли и принцессы, прекрасные невидимки по ночам (но тебя это не касается), кажется, даже говорящие мыши и… и другие мыши, тоже говорящие. Но их я ещё не видел… Сказка! В ней всё есть. Кроме цитрамона. И шлем заело, я бы всё равно не смог его проглотить. Таблетку проглотить, а не шлем! До чего же ты, всё-таки, глуп, Савва, так бы и врезал…

Аристарх попытался продемонстрировать, как бы он ему врезал, и обнаружил, что не может этого сделать. Ничего не может: ни врезать, ни продемонстрировать, потому что заело не только шлем. Весь панцирь заело, и ни рукой, ни ногой… Дракон валяется обезглавленный, чёрной кровищи из него натекло по щиколотки, если не больше, а Новый Рыцарь как влип со всего маху в стену, так и висит, распятый. И останки Спящего напротив тоже прилипли к стене… Ага. Вот оно как тут. Убить Дракона – не штука, штука выбраться из западни. То есть, думать опять же некогда, надо искать выход из магнитной ловушки. А тут еще Савва со своей телепатемой – стряслось у него что-то на Объекте, запаниковал… Сдал Савва Ф. за последние годы, сильно сдал. С апреля 85-го ни одного спокойного отпуска у Аристарха не было, Савва его везде доставал. Хоть ищи другого заместителя…

– Савва! – протелепатировал Аристарх.

– Ну, Ты спишь, Аристарх, завидую! Давно Ты так не спал, в мезозое, кажется, последний раз. Помнишь нижний мел, когда мы…

– Помню. Я, Савва, никогда не забываю своих ошибок – не то, что некоторые. Зачем вызывал?

– Небольшая сводка, шеф.

– Я в отпуске.

– Шеф, только по самым важным пунктам! Я же не всё могу взять на себя, и потом, Ты сам говорил…

– К сожалению, ты прав. Я, действительно, имел глупость пообещать тебе интеллектуальную помощь. Давай – но по самым важным.

– Разумеется, шеф… Кольский прокол. Они вот-вот разменяют пятнадцатый километр!

– Ну и что?

– То есть, как? Они же могут наткнуться на…

– Не наткнутся. Вовремя корректируй отклонение от вертикали – вот и всё, что от тебя требуется.

– Схвачено, шеф! Далее: экологическая напряжёнка вплоть до возможных катастроф на следующих точках… так. Минутку… А, вот они! Кемерово, химзаводы. Томские нефте– и радиохим. Тюменские промыслы. Ямал – тундровые почвы. Газопровод…

– Стоп! Всё – по Западной Сибири?

– Да, шеф, и очень густо. Именно поэтому…

– Там всегда напряжёнка, не обращай внимания. Дальше.

– Дальше, так дальше… Ближний Восток. Они таки сворачивают экспансию и начинают вывод ограниченного контингента.

– Наконец-то!

– Хм-м?..

– Радоваться надо, Савва, а ты хмыкаешь.

– Кое-кто из наших информаторов придерживается несколько иного мнения, шеф, и, как мне представляется…

– Дело информаторов – поставлять факты, а не составлять мнения! Пусть каждый занимается своим делом, Савва. Дальше.

– Открыта высокотемпературная сверхпроводимость.

– Вот как? Рановато… Ну, да авось не догадаются, что с нею делать. Однако, шустры… Ладно, Я с ними. Дальше.

– Последнее, шеф. Только что заслан в набор «Антихрист». На русском языке.

– Не понял.

– Ну, Ницше, «Антихрист»! На русском языке, что страннее всего. Они назвали его «Антихристианин», поэтому я даже не сразу обратил внима…

– В «Посеве», что ли?

– Если бы. В «Политиздате»! И тираж – двести тысяч!

– Действительно, странно. И не вполне предсказуемо… А, впрочем, пускай, это их дело. Всё?

– По самым важным – всё.

– Ну, всё, так всё. Ты один в кабинете?

– Да, шеф.

– Тогда вот что… Ты бездельник, Савва! Ты халтурщик и бездарь! Ты имитируешь бурную деятельность, размениваясь по мелочам! Ты подражаешь далеко не лучшим экземплярам с Объекта! Если Я вернусь и обнаружу, что ты занимаешься цензурой русскоязычных изданий, а не философской стратегией, Я вкачу тебе выговор! Я разнесу тебя при подчинённых! Я припомню тебе Моисея! Я припомню тебе Зороастра и Джугашвили! Я припомню тебе Баварский эксперимент и кодекс Хаммурапи! Я тебе всё припомню, Савва Ф.! Ты Меня понял?

– Понял, шеф. Исправлюсь. Уже исправляюсь. Может, посоветовать им издать в Москве полный текст «Несвоевременных размышлений»?

– Ничего ты не понял… А что за «Несвоевременные мысли»? Пешкова, что ли?

– Да нет, зачем же Горького… То есть, можно, конечно, и Горького, если Ты так настаиваешь. Но я имел в виду Ницше. «Несвоевременные размышления».

– А-а… Рано. И вообще, занимайся делом, Савва!

– Делом я, Аристарх, тоже займусь. Я знаю, что Ты называешь делом, и я с Тобой полностью солидарен. Но Ты же никаких указаний мне не оставил! Ты же всё в уме держишь. У Тебя раздутый штат секретарей, и ни одна из них ничего не знает. Они даже не знают, что Объект в запущенном состоянии. В ужасном! Я целых три дня убил на ревизию только северной части Восточного полушария, и у меня уже лысина дыбом, я уже просто боюсь продолжать, мне страшно подумать: а что я обнаружу в других…

– Не преувеличивай, Савва. Два дня, а не три.

– Три, Аристарх. Как Ты свят, три! Я могу расписать их по часам своей ревизии. По минутам!

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что впервые после мезозоя Ты не замечаешь, как летит время в отпуске, и что я, Твой старый друг и соратник, очень рад за Тебя, несмотря на полный бардак, который Ты мне оставил. Помнится…

– Ну, хватит, Савва! Хватит поминать Мне мезозой. Я уже миллионы раз благодарил тебя за твою помощь. Извини, за твою БЕСКОРЫСТНУЮ помощь!.. И столько же раз Я говорил тебе, что вполне можно было обойтись без той чудовищной резни, которую ты учинил.

– Без радикального хирургического вмешательства, шеф, нам пришлось бы снова терять миллионы лет на…