Текст книги "Как убили СССР. «Величайшая геополитическая катастрофа»"

Автор книги: Александр Шевякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

ШАГ ВТОРОЙ, ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ: ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ШТУЧКИ ПРОТИВ НАУКИ

Без полной и правдивой информации у нас нет ни глаз, ни ушей, ни рук.

В. И. Ленин в письме Е. С. Варге

Это раньше информация обслуживала реальные дела.

Сегодня она и есть реальное дело.

Т. Стюарт

ТОЧКА ОТСЧЕТА – 2: ДИАЛЕКТИКА ВНУТРИ ДИАЛЕКТИКИ

Тема настоящей главы – это некоторые вопросы, касающиеся науки, теории, методологии и отдельных методов образования и сознания. Причем мы обращаем внимание на диалектическую составляющую того, что происходит в сфере знания. Нас вновь интересует информационная война, но далеко не все ее аспекты, а весьма узкие: преимущественно в тех областях, которые имеют прикладное значение для управления государством. То есть, суммируя, можно сказать, что нас занимает удар по интеллекту государства.В 1920–1930-е годы такого рода борьба получила название теоретический фронт; называют еще интеллектуальная диверсия[4. С. 257]; разряд методологических дезориентаций[2.01. С. 6]; или же «утеря научной, технической или социальной идеи, которая единственно способна решить назревшую проблему» [7. С. 11].

В чем вообще особая сущность этого явления? Вся жизнь человечества, собственно говоря, имеет две огромные сферы: реальный мир и его отражение. Люди стараются так или иначе отобразить свою деятельность, научить других, провести исследования по каким-то научным вопросам, оставить после себя память, увековечить свое время так, чтобы на основе их знания и опыта учились следующие поколения. Поэтому тезаурус («Тезаурус – 1. В общем смысле – совокупность знаний, накопленных человеком, коллективом. 2. В узком смысле – нормативный словарь-справочник, в котором перечислены все лексические единицы дескриптивного информационно-поискового языка с синонимическими им словами и словосочетаниями естественного языка, а также выражены важнейшие смысловые сочетания между дескрипторами. 3. Сборник терминов и их понятий в определенной области знаний» [2.02. С. 225]; «Будем понимать под тезаурусом некоторое множество («словарь») понятий (терминов, описательных выражений), заключенных в данном документе (множестве документов) или хранящихся в памяти данной системы и (или) предполагаемых «понятным» и ей. В общем случае принимается, что между понятиями (терминами, дескриптами) установлены смысловые (в частности логические) связи. Это естественно, так как в реальных текстах такие связи всегда имеются. Фактически тезаурусы представляют собой смысловые словари, состоящие из слов (более общо – выражений) определенной, причем часто стандартизованной, лексики, определенного фрагмента естественного языка, которые сгруппированы в рубрики, включающие синонимы или слова (выражения), близкие по значению…» [2.03. С. 50]) имеет огромное значение. Потому что все наши действия так или иначе основаны на каких-то учебниках, документах, инструкциях и проч. и проч., элементарном здравом смысле, наконец, если выполняются совсем несложные или не требующие скоординированности действий. Каждому известно из практики, что какие бы действия вы ни собирались произвести, сначала требуется «прокрутить» это в мыслях: задумать, соотнести с уже имеющимся опытом, выполнить еще какие-то интеллектуальные задачи, спланировать и лишь потом приступать к воплощению на практике.

Такова общая картина. Но только в отличие от всего общества в целом в государстве она имеет свое, особенное. Там на первую позицию выступает не столько достаточно большая общественно-политическая идея или же отдельная удачная мысль, а прежде всего та или иная бумага. Но несколько однотипных документов, изготовленных по одному методу, при их исполнении уже способны давать некий важный эффект. А в том случае, если они будут повторяться достаточно часто, то эффект возрастает многократно.

Тема эта бесконечная, но нас это интересует под углом зрения динамики и противоречий.

Если в свете всего сказанного применить диалектику, то мы увидим одно важнейшее свойство – подобно тому как действует в реальном мире доброи зло, так же в сфере информационном поступает правдаи ложь.Они тесно взаимосвязаны и попарно совпадают в виде дихотомии добро+ правдаи зло + ложь, эти пары не могут существовать раздельно – они всегда вместе, и одна пара борется против другой. Они не расстаются: как известно, прогресс и регресс идут рука об руку, нога в ногу ступают они на зыбком историческом пути. Но ведут они себя по-разному: один тянет вперед и в небо, другой толкает в зыбучие пески, в топкие болота, в пропасти. Но ложьи правдане существуют в отрыве от людей. И когда вторая, скажем, проигрывает, то и людям достается по полной программе. Носителей правдивой информации часто уничтожают. Кровь Лаокоона до сих пор вопиет в наших сердцах. Потом были приговор для Сократа, славянские волхвы, костры инквизиции для Джордано Бруно, Колыма для С. П. Королева… Такова цена истины, а мы за ценой не постоим.

Поражения тезауруса происходят повсеместно и связаны не только со сферой чисто политической, такое также бывает и вообще во всей науке. Это прекрасно понимают те, кто хотя бы однажды сталкивался с противодействием в своей научной деятельности. Великий русский ученый Н. И. Вавилов, например, которого уморили в тюрьме в 1943 г., понимал это при своей жизни отлично: «Как всегда в жизни, здесь в науке действуют два начала – созидательное и разрушающее, и всегда они будут действовать, пока будет мир существовать!» (Цит. по: [2.04. С. 54].)

И надо признать, что наука – это и есть прежде всего та сторона, которая в силу одного только своего наличия уже подвержена такого рода коллизиям. Ложь часто рядится в тогу непререкаемой истины. А как раз ругают, высмеивают, шельмуют именно светлые головы, уничтожают суть их идей, набивают содержание словесной требухой и так далее; все делают только, чтобы не знали, забыли, не умели, жили в зашоренном мире, тянут назад. Причем делают это как умышленно (враги), так и в силу недопонимания (дураки). Борьба в интеллектуальной сфере зачастую протекает именно на двух фронтах: против собственно «чужого» врага по фронту и «своего» дурака в тылу. Общая информационно-психологическая война и призвана в первую очередь увеличивать число болванов в стане противника, плодить их, чтобы они сами по своему недомыслию наносили ущерб в других областях и вторично(!) множили ряды себе подобных.

И. В. Сталин, политический опыт которого был чрезвычайно высок во всех областях, не пропускал ложь ни от кого, ни в каких масштабах и ни по какому поводу. Многим это стало заметно со временем, а кому-то никогда не освоить: «…На первый взгляд маленькая неточность или уступка в методологии со временем может вырасти в гигантский просчет всемирно-исторического масштаба, способный поставить под вопрос существование целой общественной системы.

Понимал ли это Сталин? Несомненно! Бывший член Президиума ЦК КПСС Дмитрий Иванович Чесноков, которого Сталин считал одной из перспективных молодых партийных сил и которого Н. Хрущев поспешил «задвинуть» в провинцию уже в марте 1953 года, рассказывал мне о звонке Иосифа Виссарионовича за день-два до кончины. «Вы должны в ближайшее время, – сказал Сталин Чеснокову, – заняться вопросами ближайшего развития теории. Мы можем что-то напутать в хозяйстве. Но так или иначе мы выправим положение. Если мы напутаем в теории, то загубим все дело. Без теории нам смерть, смерть, смерть!..» – с нажимом закончил Сталин и положил трубку…» [14. С. 359].

Его последователи, которые уловили этот и все другие моменты, после решений XX и XXII съездов партии вообще были вынуждены раскавычивать его цитаты и не ссылаться на авторство. Да и «диссертации на сталинскую тему были запрещены» [1. С. 18]. Так нам перекрыли «интеллектуальный кислород». Так мы напутали в теории и загубили все дело.

Н. С. Хрущев был недалеким человеком, это признается всеми. Некоторая природная сметка и глубокая проработанность научных вопросов – в этом есть большая разница и как результат: «Его тогдашние советники подсунули ему слегка подновленную теорию Л. Д. Троцкого об общем кризисе капитализма (три этапа), и он включил ее в Программу партии 1961 года. Туда же попал и тезис Бухарина о мирном сосуществовании и культурном сотрудничестве как особой форме классовой борьбы между двумя лагерями – социализма и капитализма. ( Бухарин Н. И.Избранные произведения. С. 423, 427.) Наконец, из арсенала мировой революции в речи Хрущева попала и конечная цель его политики: «нынешнее поколение советских людей будет ясить при коммунизме» [2.05. С. 73].

В результате признают, что «после смерти Сталина была утеряна глубина теоретических проработок проблем общественного развития. Мы марксизм-ленинизм (…) свели до выступлений генерального секретаря, (…) да еще старались объяснить, что это новый вклад в теорию» [2.06. С. 4]. Вот из-за этого-то мы и поплатились…

…Такова некоторая часть общей истории. Засим перейдем к деталям.

ОПЕРАЦИЯ «СВЕРТЫВАНИЕ»

Горе вам, законникам, что взяли вы ключи разумения, сами не вошли и входящим воспрепятствовали.

Евангелие от Луки, глава 11, стих 52

По моему мнению, для широкого читателя будет несколько затруднительно понимать: что это за явление и как вообще такое может быть? Однако если указать всем хорошо известный пример, описывающий ситуацию полностью, со всеми звеньями, то всякие затруднения отпадут. Поэтому мы это делаем, но пусть меня простят все те читатели, которые привыкли к тому, чтобы автор точной книги не позволял себе отвлекаться на беллетристику – мы вынуждены пойти на такое единственный раз, но мы это сделаем. Итак, принеся наши извинения таким читателям, начинаем с примера не документального, но зато всем неплохо известного. А взят он из романа «Семнадцать мгновений весны» Ю. С. Семенова. Опять же я не могу указать только на один какой-то фрагмент, а речь идет там о целой сюжетной линии, но такой, которая является линией самого дальнего плана.

В книге, по-моему, прослеживаются четыре сюжетные линии, довольно тесно переплетенные между собой. Первая линия: Штирлиц получает задание из Центра сорвать переговоры Гиммлера с Алленом Даллесом и выполняет его через гиммлеровского конкурента М. Бормана; вторая линия: проверка Холтоффом всех дел Штирлица по приказу начальника гестапо Мюллера; третья линия: разоблачение радистки, ее арест самим Штирлицем, ее случайное спасение и счастливый вывоз через Швейцарию; четвертая линия (нас интересующая!) начинается несколько ранее основных событий: в 1944 году гестапо арестовало физика-ядерщика Рунге, как избравшего «вражеский путь развития физики», да еще и человека с примесью еврейской крови! Штирлиц занялся «делом физиков» по поручению своего шефа Шелленберга, он постарался, чтобы Рунге остался в тюрьме и, таким образом, атомная бомба не была создана фашистской Германией. Холтофф по поручению Мюллера провоцировал Штирлица на уход на Западчерез окно на швейцарской границе, за что «глупый, доверчивый» Холтофф и получил бутылкой коньяка по голове и был доставлен в кабинет начальника гестапо. Когда Мюллер устроил Штирлицу допрос (это как бы финал второй сюжетной линии), первые вопросы касались именно «дела физиков», а уж потом Мюллер начал игру вокруг чемодана с рацией и шифровкой в Берне. Вот так это выглядит вкратце, но здесь есть кое-какие красноречивые детали, и мне было бы нужно их напомнить [2. 07. С. 66, 89, 93, 141, 176–179, 203–206, 208]. Больше ничего в книге по «делу физиков» нет.

Стоит, разумеется, прокомментировать эту сюжетную линию и все то, что с ней связано; тем более что в этом художественном произведении отражено многообразие методов, которое мы не сможем найти в реальности: «нашими» «штирлицами» все надежно упрятано так, что и концов не сыскать – так что, повторяю, не найдя описания ни одного реального явления во всей полноте, я вынужден был пойти по пути беллетристики.

Итак, если описать весь ход этой линии в хронологическом порядке, то события происходят так: Рунге делает важное открытие – это открытие противоречит всему тому, что «понаоткрывали» другие, – но у этих других хорошие отношения с сильными мира сего – от них следует донос на Рунге – анализ доноса и положительная санкция шефа гестапо Мюллера – арест физика Рунге – информация об этом «доходит» до Штирлица – обработка втемную Штирлицем Шелленберга – получение Штирлицем задания курировать разведывательную сторону «дела физика Рунге» – Штирлиц убеждается в том, что методологически прав Рунге, и оставляет последнего сидеть в лагере – Штирлиц постоянно работает по прикрытию своей игры – Штирлица раскрывают, но доказать ничего не могут: позиция этого «вредителя» по-своему безупречна, прежде всего потому, что заранее продумана и надежно подстрахована, а как только его прижал Холтофф, он сразу же выдает свое безупречное алиби: я-де поверил « старым членам движения, проверенным арийцам и физикам, которых лично награждал сам фюрер». Какие после этого могут быть претензии лично к нему? Именно это стоит выделить – здесь у Штирлица и ему подобных идеальное прикрытие, и ни одну операцию такие люди не начинают, не имея такого рода алиби: « Холтофф ходил вокруг самых уязвимых узлов в его операции с физиками. Однако Холтофф был недостаточно подготовлен, чтобы сформулировать обвинение, а каждый нункт, к которому он выходил – скорее интуитивно, чем доказуемо, – мог быть опровергнут или, во всяком случае, имел два толкования». И позиция самого Штирлица настолько безупречна, что даже шеф гестапо Мюллер, совершивший ошибку в самом начале интриги, вынужден признать «правоту» Штирлица и перейти на его сторону. Штирлиц находится в очень выгодном положении – он воспользовался заранее проигрышной для гестапо ситуацией, продумал дальнейшую игру и, даже вроде бы обороняясь, все равно имеет шансы на победу. Он в такой ситуации, когда прикрывается мнением либо изначально глупого, либо обработанного начальника, в том числе и самого высокого ранга. Итак, надо иметь как минимум две трактовки своих действий, и тогда никто не придерется. Обратите внимание, что система доказательств Штирлица строится на идеологемах. Он начинает говорить точь-в-точь, как доктор Геббельс. Он («дока Штирлиц», как о нем говорится) строит свои доказательства не на логике, а на разного рода терминологических мистификациях, которые вносят дополнительные сложности в неустоявшийся понятийный аппарат и затуманивают существо рассматриваемой проблемы. Воистину: ай да Штирлиц, ай да сукин сын!

Рассказать обо всех операциях типа «Дело Штирлица против Рунге», проведенных в позднем СССР, немыслимо, и мы только сможем отметить некоторые. Итак, под свертываниеммы будем понимать усилия по остановке развития передовой науки и уничтожение научных школ; закрытие, сокращение и прекращение деятельности организационно-функциональных структур, игнорирование мирового опыта, отказ от лучших методов в пользу набора бессмысленных идеологических штампов, увольнение, снятие, перевод и/или арест научных кадров и тех, кто поддерживает их в администрации, – так всегда создаются на первый взгляд неадекватные системы, за которыми замаскированы замыслы нанести подлинный ущерб. Наши поиски по-своему не упорядочены и будут касаться не только общественных или естественных наук, но и общих моментов, связанных с наукой и техникой.

Пленум ЦК КПСС по научно-технической революции

На первый взгляд это дело имеет сугубо субъективные корни – не устраивал человек, которому было поручено возглавить это дело. И «форум завалили»…

Так об этом говорится в воспоминаниях Е. К. Лигачева: «Вообще говоря, Пленум по НТР намечался еще при Брежневе: многие в партии понимали, что в дверь стучится очередная научно-техническая революция, которая во многом обновит представления о производительных силах и производственных отношениях. В то время развитые страны Запада только-только приступили к перестройке своей промышленности, сельского хозяйства, и мы с нашим громадным научно-техническим и интеллектуальным потенциалом могли бы успеть на мировой поезд НТР, мчавшийся в третье тысячелетие.

Однако год шел за годом, а Пленум все откладывали и откладывали. (…) Только в 1984 году, уже в период Черненко, Политбюро назначило такой Пленум. Докладчиком на нем утвердили Горбачева. Это была большая ответственность, но и честь. В партии издавна сложилась традиция: тот, кто выступает с докладом на Пленуме ЦК, становится одной из влиятельных фигур в КПСС. С учетом слабого здоровья Черненко и в связи с этим общей неустойчивости в высшем эшелоне власти такое поручение рассматривалось как усиление политического веса Горбачева в партии, обществе. Михаил Сергеевич начал усиленно готовиться к Пленуму. Подняли материалы, накопившиеся в ЦК за прошлые годы, начались консультации с учеными, производственниками. Активно помогал в этом деле секретарь ЦК Н. И. Рыжков. Главный стержень доклада сразу обрисовывался весьма четко: необходимо быстро завершить технологический прорыв к новым достижениям НТР. И вдруг, по-моему, в декабре 1984 года, незадолго до очередного Пленума ЦК Горбачев сказал мне:

– Знаешь, Егор, начинает формироваться мнение о том, чтобы отложить Пленум по НТР. В общем, заваливают Пленум…

Эту новую тенденцию мы расценили однозначно: кто-то боится усиления позиций Горбачева. Помню, Михаил Сергеевич в тот раз в сердцах воскликнул:

– Надо же! Завалить такое важное для страны дело! Коренной вопрос!

А ларчик открывался просто. Горбачев знал, что это делается в угоду чьим-то личным политическим амбициям. Мы оба хорошо понимали, что происходит.

Вскоре на заседании Политбюро Черненко объявил:

– Высказывается мысль, что Пленум по научно-техническому прогрессу сейчас проводить не стоит. Чем объясняют? Скоро съезд партии, и такой большой вопрос обсуждать, видимо, нецелесообразно, поговорим о нем на съезде. (…)

Так была похоронена еще одна попытка всерьез, с привлечением большого интеллектуального потенциала поговорить о проблемах НТР, которые все сильнее стучались в двери страны. И только в середине 1985 года состоялось, наконец, в Кремле всепартийное совещание по проблемам науки, техники, производства» [19. С. 39–41].

Впрочем, отметим, что главное было не в том, чтобы преградить путь М. С. Горбачеву к возвышению, потому что 10 декабря 1984 г. состоялась довольно-таки широкая научно-практическая конференция по вопросам идеологии. И там-то как раз выступал М. С. Горбачев. Конечно же, не Пленум, но если по вопросам идеологии – то тогда можно…

Звезда и смерть советских компьютеров

В 1969 г. странам Варшавского договора была навязана организационно-компьютерная технология ЕС, списанная с типа IBM-360, ЭВМ 3-го поколения, после этого на Западе сразу же от нее отказались и перешли на «персоналки». При этом были загублены советские системы «Сетунь» и «Эльбрус» [2.08. С. 23, текст и сноска].

«В этой связи вспоминаю статью из журнала «Плановое хозяйство» (май 1975 г.), написанную академиком Г. А. Арбатовым (…)

О чем же в ней шла речь?

В частности, о том, что в США накоплен богатый опыт ошибок, неудач и просчетов в управлении и нам следует эти американские ошибки учесть. Одна из серьезных ошибок общего характера, по мнению Арбатова, состояла в следующем: это «наблюдавшаяся в течение ряда лет чрезмерная переоценка роли ЭВМ в управлении – «электронный бум», заслонивший, оттеснивший на второй план организационные структуры управления, методы принятия решений, «человеческий элемент» в управлении и т. д. И далее автор писал: «Анализ отечественного и мирового опыта позволяет сделать вывод, что АСУ (автоматизированная система управления) является подчиненным элементом по отношению к организационному механизму управления».

Не берусь дискутировать с академиком по части специфических, научных проблем управления. (Вполне можно было бы это сделать хотя бы потому, что директор Института США и Канады АН СССР Г. А. Арбатов не является специалистом в области управления.)

Но не могу не напомнить, что страна наша к тому времени уже вложила в развитие АСУ миллиарды рублей – они отдельной строкой проходили в «Основных направлениях», принимавшихся несколькими съездами КПСС.

Но, увы, внимание к АСУ постепенно стало ослабевать – ведь их провозгласили «подчиненным элементом» по отношению к управленческим структурам. Этот тезис, кстати, давал огромный простор для реорганизаторского зуда, который очень мил сердцу некоторых наших руководителей, потому-то АСУ им и мешали. В результате громадные вложенные средства не дали отдачи. А что касается чрезмерной переоценки «электронного бума» в США, то здесь комментарии и вовсе излишни.

Я далек от мысли, что одна статья академика могла серьезно повлиять на отношение к перспективам развития АСУ в целом. Но ведь эти мнения высказывались и «наверху» [19. С. 39–40]. Попытки решить вопрос традиционно для советской системы, т. е. создать отдельное министерство, не проходили из-за позиции Д. Ф. Устинова: в этом случае из курируемых им оборонных отраслей ушли бы лучшие предприятия. Только при Ю. В. Андропове был создан Госкомитет. Но компьютерную революцию к тому времени мы прозевали.