Текст книги "Как убили СССР. «Величайшая геополитическая катастрофа»"

Автор книги: Александр Шевякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Именно председатель КГБ был застрельщиком в деле реагирования на радиоголоса. Так, сообщают, что В. И. Чебриков «выступал редко, только если речь заходила о глушении западных радиостанций или о том, сколько людей выпускать за границу» [5. С. 110].

Итак, в ходе операции «Вовлечение», где главными и равными участниками были и ЦРУ США, и КГБ СССР, Союз ССР был превращен из самостоятельной, более того, ведущей системы в ведомую единицу. Запад нахально вмешивался во все сферы, даже в такие, куда совать свой нос было непрестижно: в приговоры жуликам из сферы внешней торговли: «В октябре 1976 года мне пришлось сидеть на Пленуме ЦК КПСС рядом с председателем Верховного Суда СССР Л. Смирновым. В перерыве мы решили отправиться в буфет. «Оставить, что ли, здесь папку?» – спросил Лев Николаевич. «Да можно. Зал вроде бы хорошо охраняется, – ответил я и тут спросил: – А что в папке-то?» – «Два смертных приговора… Это за особо крупные махинации, связанные с внешней торговлей, и знаете, – продолжал Смирнов, немного задумавшись, – некоторые западные фирмы обратились к нам с предложением возместить нанесенный ущерб при условии снижения уровня наказания». Папку, конечно, взяли с собой» [14. С. 297]. Как говорилось в книге Ю. С. Семенова «Семнадцать мгновений весны», запоминается последняя фраза.И вывод, сделанный из этой фразы, – уже отсутствовало доверие к членам ЦК!

НАВЕДЕНИЕ «МОСТОВ»: ОТ МАЛЕНЬКОЙ ТРЕЩИНЫ В «ЖЕЛЕЗНОМ ЗАНАВЕСЕ» ДО ПРОРЫВА ПЛОТИНЫ

Сэр едет в СССР.

В. В. Маяковский

Нынешняя глава рассказывает о наложении внешних противоречий на внутренние.

Название главы имеет по, сути некоторую, достаточно обширную историю. В это слово вкладывается, по-видимому, некоторый смысл. В Мюнхене существовал журнал с названием «Мосты». Известный американский журналист У. Липпман (Lippmann) писал, что «пусть мосты, которые мы должны построить, будут не столь многочисленны, но пусть все они будут переброшены через реку» [1.39]. Президент США Л. Джонсон в послании конгрессу говорил о «наведении мостов между Востоком и Западом». Мост– также название акции, предпринятой в конце 1989 г. по созданию связи между агентом западногерманской разведки (и «диссидентом» по совместительству) В. Гавелом и председателем правительства ЧССР Л. Адамецом через посредничество певца М. Кобаца и поэта М. Горачека [1.41. С. 24–25].

Любимый зять нашего бывшего премьера сам приводит такую цитату о себе из журнала «Science» за 1969 г., где была опубликована статья под названием: «Советы и Запад обсуждают «мозговой центр»: «Гвишиани широко известен как приверженец идеи «наведения мостов» между Востоком и Западом» [2. С. 199].

Исследуемая системавсегда такой же природы, такого же иерархического ранга и проч., что и сама внешняя средасистемы. Иначе если это как-то рассогласовано, то они имели бы малое отношение друг к другу. Хотя взгляд на это рассогласование можно внести и искусственно. При этом очень важное значение имеет то, как вы сами видите взаимоотношения системы и внешней среды. Если все факторы вами вычислены верно, то можно и предусмотреть угрозы изменения их свойств. Значит, и система« СССР», и внешняя среда« Запад» (скажем) имеют много общего. Но это не признавалось, а строго наоборот писалось, что социализм по самой своей природе не способен превратиться в капитализм.Как будто СССР был на Луне! Надо было превратить – и превратили. Как это было сделано, ныне хорошо известно. И если опять рассуждать о том, что касается системы и внешней среды (которая есть не что иное, как набор таких же систем), то суть механизма проникновения проста для понимания: нужны системы разной плотности – более однородная и плотная проникает в менее однородную (острие проникающей системы будет искать слабые места!) и более рыхлую, более моноцентричная будет проникать в более полицентричную, более устойчивая в менее устойчивую и так далее. Понимаем, что если такой ситуации нет и нынешний объект проникновения обладает обратными и/или нейтральными свойствами, то задачей номер один становится доведение жертвы до состояния ее готовности. Что и было сделано в контексте нашего исследования с СССР в 1950–1980-е годы.

Но политически важным было именно налаживание каналов для взаимодействия друг с другом (как для той, так и для другой стороны). Найти эти каналы можно было в любой точке взаимопроникновения, как по официальной, так и по конспиративной линии: «Мария Васильевна Рязанова (жена писателя и бывшего политзэка Андрея Синявского) рассказала, как она отправилась в КГБ добиваться сокращения семилетнего срока осуждения своего мужа. Аргументы ее были примерно такими: мол, сейчас у нас с вами одна цель, чтобы Синявский вышел на свободу. Почему я этого хочу, объяснять не надо. А вы должны этого хотеть, потому что не разобрались, кого схватили: пока Синявский будет сидеть, Запад станет склонять вас каждый день, и вы уже сами будете не рады, что связались. Кроме того, он уже в лагере написал и передал мне лагерную книгу. Если муж выйдет в день окончания срока, он уже ничего не будет вам должен, и рукопись, которая сегодня лежит в парижском сейфе, будет издана. Если с Синявским что-то случится в лагере – тоже» [1.42. С. 245].

Даже такой педераст, как С. Параджанов, который в соответствии с нормами советского законодательства был определен в тюрьму по ст. УК 122 и 211 Украинской ССР (распространение порнографической продукции и мужеложество соответственно), был досрочно освобожден после шумной кампании на Западе во главе с таким же Луи Арагоном [1.43. С. 43].

Имея у себя прочный тыл в виде враждебно настроенного Запада, ты можешь смело шантажировать любую самую страшнуюспецслужбу, быть на равных с государством и зажимать его в прочные тиски.

Но не только на диссидентов с улицы влияли американцы. Под прицелом были и «номенклатурные работники среднего звена, являющиеся сотрудниками внешнеполитического аппарата, играют важную роль в анализе событий за границей и разработке конкретных рекомендаций для Политбюро. Сейчас обнаружилось, что многие из этих сановников доступны для людей с Запада и можно многое узнать об их образе мыслей» [1.44. С. 59].

Войны нынешнего поколения не только используют координацию и взаимодействие, они в принципе становятся бессмысленными, если не будет «пятой колонны» и «моста», связывающего «Большую землю» с ними, без применения совместных ударов извне и изнутри. «…Диссиденты работали в системном взаимодействии с пропагандистской машиной Запада. А это была такая мощная служба психологической войны, что нам и представить себе трудно. Без участия диссидентов – «наших», изнутри советского общества, пропаганда «оттуда» потеряла бы большую часть своей силы. Диссиденты с «Голосом Америки» вместе составили систему с сильнейшим кооперативным эффектом, а в такой системе бессмысленно оценивать силу по количественным размерам отдельных элементов» [1.45. С. 185–186].

В США великолепно была налажена наука уничтожения сложных социальных систем. Среди диссидентов нашелся только один – некто Л. Лубман, который смог именно так сформулировать свою задачу и сочинил в 1976–1977 гг. некий «труд», озаглавленный «Экспромт для ведомства г-на Тернера, ЦРУ. Книга о том, как правильно уничтожить Советскую власть», в 248 листов. И нашел способ выслать это за границу. Однако сочинение было перехвачено и Л. Лубмана посадили. Досидел он аж до 1991 г. [37. С. 244, 1.46. С. 10]. Так что в перестройку обошлись как-то без него!..

КГБ, в конце концов, принял оборонительную позу, и им манипулировали. У каждого из высокопоставленных чиновников были свои аргументы, когда они отстаивали мягкий вариант во внешней политике. Председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов говаривал: «А здесь мы ведем свою линию от противника»; министр иностранных дел А. А. Громыко придумал «непотопляемый» аргумент: «А стоит ли нам понапрасну раздражать американцев?» [35. С. 304].

Диссиденты на каком-то этапе это проведали и учитывали, что любая их акция будет заранее выигрышной: «Я был на грани взрыва, боялся сорваться на любой мелочи. И тогда я решил: за ерунду я сидеть больше не буду. Если уж сяду, то за что-то стоящее. И вот вместе со своими будущими подельниками мы надумали следующее: страна нуждается в твердой валюте, в западной технологии. Готовился так называемый «детант». Спасти Россию, как мы полагали в то время, мог только Запад. В момент главного соглашения Союз будет готов пойти на уступки, если Запад этого потребует, рассуждали мы. В качестве уступки мы поставим проблему выезда, эмиграции. В те годы на Запад выезжали лишь единицы. Мало того, мы понимали, что вот-вот людей снова начнут сажать. Перебрали массу вариантов акций протеста: голодовку на Красной площади, имитацию побега за рубеж на Ту-104 с заявлением о наших требованиях. Наконец выбрали такой вариант: имитация захвата шестнадцатью «заговорщиками» первого секретаря Ленинградского обкома партии Толстикова. Он, кстати, пострадал из-за нас, сослали его послом в Китай. Одного мы не рассчитали: наверняка из шестнадцати один или заложит, или проговорится. Стукачество тогда цвело пышным цветом. И точно. Мы поняли, что за нами следят, и начали хитрую игру: делали вид, что слежки не замечаем, а подготовку к акции тем временем продолжали. Я говорил ребятам: «Нас все равно засекли, вот-вот арестуют, а мы еще ничего не сделали. Надо сделать так, чтобы нас арестовали в аэропорту». Как ни странно, интересы КГБ и наши интересы совпадали. Оказывается, они тоже хотели арестовать нас именно в аэропорту, чтобы показать всему миру, какие мы бандиты. Когда мы шли к аэропорту, за каждым кустом с биноклями сидели чекисты. Нас взяли, что называется, тепленькими. Судом, широко освещавшимся в печати, смертными приговорами, высокими сроками хотели запугать эмигрантское движение в СССР. Вышло же все наоборот. Начались демонстрации протеста в совершенно невиданных масштабах. Говорят, Никсон звонил Брежневу. Главы девятнадцати государств послали протесты против приговоров» [1.47. С. 65; 1.48. С. 222–223].

КГБ окончательно запутался в этих делах. Для засылки агентуры в эмигрантские организации на Западе требовалось залегендировать появление там того или иного нового человека. И вот приходилось его внедрять для начала в Союзе в диссидентские круги, где он всячески должен был проявить себя, в том числе и нанеся реально исчисляемый (западными разведками по своей системе индикации) ущерб советской системе, а уж потом на следующем этапе оказаться где-нибудь на Западе. Комитет, таким образом, обслуживал и сам себя, обеспечивая фронт работы, и чем дальше, тем больше.

Как видим, движение по этому мостубыло налажено в обе стороны, что обеспечивало этой операции ее успех.

ОТРАВЛЕННЫЕ КОРНИ

В большой игре Запада против Советов ему предстояло играть три роли одновременно: душить коммунистов внутри себя и в странах третьего мира, всячески подавлять Кремль и пестовать диссидентское движение и своих сторонников внутри правящей верхушки. На первый взгляд задача архисложная. Но решалась она именно через взаимосвязанность. Коммунисты на Западе могли успешно действовать тогда, когда у них была крепкая опора в Москве. Но когда Кремль все больше и больше захватывался прозападными кругами, то и задача борцов с коммунизмом облегчалась. Теперь уже со стороны Кремля в спину союзникам СССР направлялся свой удар, и зачастую он был скооперирован с западным.

И постепенно – по мере успехов антикоммунистов – на Западе вместо прежних искренних коммунистов все больше и больше появились люди, которые думали только о своем, личном. Миллионы долларов из кремлевских кормушек, из кармана русских людей, перекочевавших в их карманы, шли на зарплату руководству и активистам коммунистических и рабочих партий, редакторов и журналистов прессы, агентов влияния Международного отдела ЦК КПСС. О реальных весомых результатах никто и не спрашивал. Шла обычная рутина: чья-то задумка провести ту или иную акцию – договоренность – оплата – проведение мероприятия – отчет – списание средств и… дело сдается в архив. Если прежде горели идеей мировой революции для блага всего человечества, ради чего шли на эшафот, то после какого-то поворотного пункта коммунизм превратился в неплохой бизнес, как и для всех буржуа западных стран. Ничем не лучше и не хуже других грязных методов зарабатывания околополитических денег.

Уже в 50-е годы были случаи, когда встречался убежденный коммунист из Союза со своими «друзьями» из стран Запада и в разговоре ему говорилось такое: « Революцию делать совсем не обязательно. Ваш Ленин – фанатик. А нашим рабочим и так неплохо живется…» Таковы плоды еврокоммунизма, который охватил многих, если не всех. Удар со стороны империалистов здесь был нанесен очень изящно в сфере информационной. В СССР еврокоммунизм изучить не дали. Догматики из Международного отдела, возглавляемого Б. Н. Пономаревым, вынесли свой короткий вердикт: « отрава, и все тут, что там читать», и вся эта литература быстренько упряталась в спецхраны.

А в Компартии США, которая должна была быть под постоянным контролем, ибо только исключительно она могла быть гарантом паритета с Америкой по взаимопроникновению, дела шли с каждым годом все хуже: «В 1945 г. Элизабет Бентли, любовница генерального секретаря Коммунистической партии США Браундера, осуществлявшая связь между ним и резидентурой советской разведки, явилась с повинной в ФБР. Бентли выдала контрразведке имена нескольких десятков агентов НКВД» [1.49.С. 121]. Дальше – еще больше: Чайлдс Моррис (он же Мойша Шиковский) (1902–1991), второй секретарь ЦК КП США, оказался агентом ФБР. О чем стало известно довольно поздно [1.50. С.З, 1.51, 35. С. 164–172, 1.52].

И как итог: «Мы знаем, что на сторону противника СССР в холодной войне перешла верхушка почти всех компартий Запада» [1.45. С. 230]. В самом деле, сторонники СССР на Западе не пострадали после перестройки – искренних наших друзей там почти и не было. Массовая «охота на ведьм» прошла значительно раньше. Она позволила укрепить внутренние позиции империализма и начать встречное свое распространение по всему миру в пику коммунизму. Впрочем, винить Запад в перевербовке тех или иных коммунистов нельзя. Тут видную роль сыграла вся изменившаяся атмосфера. Если в 1930-е годы западная профессура, как правило, была на просоветских позициях (знакомилась сама с марксистской литературой, вставляла в лекции некоторые ее положения, пропагандировала советский образ жизни на зримых примерах успехов строительства сталинского социализма в СССР – причем это было повсеместно: знаменитая кембриджская «пятерка» начала свою работу на нашу разведку именно под влиянием такого «образования»), то со временем это положение сильно изменилось, и не столько западная интеллигенция была перепропагандирована своими СМИ, сколько под влиянием попарного взаимодействия: ЦРУ – диссиденты. «Один из видных американских либералов, человек талантливый и безукоризненно честный, сказал мне, что он начал серьезно разочаровываться в советской системе в конце 60-х годов, когда услышал голоса недовольства оттуда, т. е. голоса советских диссидентов» [11. Кн. 1. С. 60]. Таких случаев было множество.

Московские коммунисты были готовы предать своих контрагентов за рубежом, а у тех без поддержки не могло ничего выйти, ибо «на каждого Сальвадора Альенде был готов Пиночет» [1.45. С. 233].

Единство подходов было как внутри СССР, так и за его пределами: «…Шла работа над «перевоспитанием» элиты левых всего мира (включая КПСС). Стипендии для обучения в лучших университетах, непрерывные симпозиумы и круглые столы, приглашения прочесть лекцию в самом Гарварде! И везде случилось, в разных вариантах, одно и то же: верхушка левых оторвалась от своей социальной базы, от массы. Левые интеллектуалы нового поколения стали частью университетского истеблишмента, а в рабочее движение ходили, как на службу» [1.45. С. 233–234].

Прежде чем встречаться с «чужими» М. Тэтчер и Р. Рейганом, такие, как М. С. Горбачев, много контактировали со «своими», типа генсека Итальянской компартии Э. Берлингуэра. Чужой с чужим или свой со своим? Об этом мы говорили, описывая операцию« Размывание границ».

ИЗМЕНА СОЮЗНИКАМ

После 1917 г. центр мирового коммунистического, рабочего и прочего революционного движения переместился в другие страны. СССР превратился в тыл. Но и при И. В. Сталине для коммунистов этот тыл не был надежен: война спецслужб в 1937 г. уничтожила многих, но после могло быть всякое. Н. С. Хрущев затравил наших союзников Ракоши (Венгрия) и Захариадиса (Греция) [1.53. С. 53–63].

Предательскую практику продолжил Ю. В. Андропов. «Когда Юрий Владимирович Андропов стал Генеральным секретарем ЦК, то через два месяца он вызвал Кармаля, вернее, пригласил, и сказал ему: «Дорогой товарищ Кармаль, мы через год выводим наши войска из Афганистана». Это было в 1982 году. Кармаль в это не поверил. Он сказал: «Это неправда. Юрий Владимирович, ты не сможешь этого сделать» [1.54. С. 18].

По какой-то причине, то ли оттого, что действительно большое видится на расстоянии, то ли оттого, что именно во внешнем мире пролегала передовая линия наступления коммунизма, но именно из-за рубежа стали поступать первые тревожные слухи о настоящей роли М. С. Горбачева и К°. Ан. А. Громыко вспоминает в своих мемуарах об одном таком эпизоде. Приведем эту сцену полностью, она того стоит: «В 1986 году меня вызвали в ЦК и поручили работать на XXVII съезде партии с делегацией Южноафриканской коммунистической партии. Ее возглавлял всемирно известный революционер, член руководства Африканского национального конгресса (АНК) Джо Слово. Он был одним из немногих белых в руководстве АНК. Расисты его ненавидели, либералы опасались, коренные жители Южной Африки, черное население, боготворили. Нельсон Мандела, Оливер Тамбо доверяли Слово как самим себе. Стремясь сломить его дух, спецслужбы ЮАР послали ему по почте письмо, начиненное взрывчаткой, которое попало в руки его жены. Бомба взорвалась, и Слово остался вдовцом. Он, однако, с утроенной энергией руководил борьбой АНК против апартеида.

Я еду в цековской «Чайке» с этим человеком-легендой, среднего роста, худощавым, глаза молодые и веселые. Узнав, что я сын Андрея Громыко и буду с ним работать, берет мою руку в свою и несколько раз крепко пожимает.

– О, Андрея Андреевича, – тщательно выговаривая имя и отчество отца, сказал он, – мы уважаем. Вы нам помогали в самые трудные времена, никогда мы этого не забудем. Сейчас ситуация иная. Режим апартеида рушится, мы идем к власти, нас уже ничто не остановит, население ЮАР против апартеида, расистского государства. Опыт Советского Союза нам пригодится. У меня к вам есть вопрос. Можно откровенно?

– Да, конечно, – ответил я, предчувствуя, что Слово начнет задавать непростые вопросы. Удивило меня другое: видел он меня в первый раз и сразу затевает серьезную беседу. На переднем месте, рядом с водителем, сидел сопровождающий из ЦК, он сразу навострил уши.

– Что у вас происходит, что это за «новое мышление», почему вы так резко ругаете свое прошлое? Оно у вас достойное. У нас есть товарищи, считающие, что Советский Союз отворачивается от революционных режимов, в том числе и от нас – АНК. Говорю вам об этом откровенно. Скажу об этом и другим товарищам.

– Мы строим демократический социализм, новое мышление не отменяет марксизм, а призвано творчески его развивать. По отношению к АНК наша позиция не изменилась. Мы вас поддерживаем и будем поддерживать. Мы, однако, считаем, что для демократизации общества должны использоваться политические средства.

– Только политические или наряду с другими?

– Институт Африки, – ответил я ему, – совместно с учеными Южной Африки провел в Англии конференцию о путях развития ЮАР. Мы решительно выступили за ликвидацию апартеида с использованием политических средств.

– А если политические методы не дают результата? Если режим объявляет АНК террористической организацией и запрещает нас, то как тогда действовать? Я знаю про конференцию под Лондоном, английские газеты об этом писали и сделали вывод, что Советский Союз отказывается от поддержки АНК, – задиристо сказал Слово.

– Товарищ Слово, – ответил я, – мне пришлось возглавлять нашу делегацию на этой встрече, я выступил на ней с докладом. С полной ответственностью говорю вам, что наша позиция была совсем другой, мы заявили о неизменной поддержке нами АНК. Более того, мы подчеркнули, что конгресс борется за свободу не только черного, но и белого населения ЮАР. Английская газета «Санди экспресс» затем опубликовала статью, в которой работа конференции была искажена до неузнаваемости. Это была заказная статья с целью вбить клин между нами и АНК.

– Это они делают часто, – примирительно согласился Слово. – И все-таки я вам откровенно скажу, новое мышление, как оно у вас сейчас излагается, не помогает, а мешает революционной борьбе, оно начисто забывает о борьбе классовой, о том, что на Земле еще немало народов подавляется империализмом, в том числе и в ЮАР.

На этом наша беседа закончилась. Я понимал, что ответить на все вопросы, заданные Слово в машине на пути от аэропорта в гостиницу, не представляется возможным. Во время съезда Слово несколько раз увозили на беседы в ЦК КПСС, на них меня не приглашали» [3. С. 128–129].

Итак, идет февраль 1986 года. Во внешней политике еще мало перемен. А. Н. Яковлев еще только переехал из Оттавы, во главе Международного отдела ЦК КПСС все еще стоит Б. Н. Пономарев, Э. А. Шеварднадзе еще только чуть более полугода – министр иностранных дел, а из далекой Южной Африки приезжает человек, который открыто заявляет: « Товарищи, а у вас – измена!» – и это еще только первый сигнал о том, что не все гладко в Датском королевстве, а сколько их будет потом? И на все эти острые вопросы советские чиновники давали гладкие ответы, что все хорошо, прекрасная маркиза…

Чтобы уж не выглядеть на этом фоне совсем полными дураками, дополним эту картину хотя бы одним внутренним примером: «Один пожилой партиец из Смоленска рассказывал мне о посещении этого города в конце 80-х годов членом Политбюро, секретарем ЦК КПСС Е. Лигачевым. Мы уже тогда чуяли неладное, видели, куда гнет Горбачев, и поделились с сановным москвичом своими сомнениями. «Что вы, что вы, – прозвучало в ответ, – ведь это второй Ленин» [13. С. 534]. Ну, учитывая, что В. И. Ленин тоже брал от вражеской разведки, надо согласиться с Егором Кузьмичом.

Итак, наш эмиссариат относился к числу людей, чья деятельность только в малой мере финансировалась со Старой площади, но при этом они слабо и/или совершенно независимые от управления из Кремля. Они оставляли за собой право говорить, что им вздумается, или действовать вопреки воле М. С. Горбачева и К°. Отсюда с ними было гораздо больше проблем, чем со своими, на которых можно было еще найти какую-то управу. Посему их нужно было держать на большом удалении. От предательских деяний М. С. Горбачева, Э. А. Шеварднадзе, А. Н. Яковлева, В. А. Крючкова и В. М. Фалина пострадали вчерашние союзники: Даниель Ортега Сааведра (Никарагуа), Ладислав Адамец и Микеш Якеш (Чехословакия), Тодор Живков (Болгария), Эрих Хоннекер (ГДР), Николае Чаушеску (Румыния), Войцех Ярузельский (Польша), Наджиб (Афганистан).

Лорд Пальмерстон говорил, что у Англии нет постоянных союзников и врагов, но есть только постоянные интересы. Все с ним на словах соглашаются. За те годы мы потеряли своих друзей (обретя вместо них врагов), и теперь мы потеряли и свои интересы. А «демократы» по этому поводу зубоскалили: « Товарищи в замешательстве!» Теперь обо всем этом можно только сожалеть…

* * *

Мы попытались очень схематично набросать эскизы для большого полотна, которое бы охватывало все стороны той сложной и кипучей политической жизни, каковой являлась вторая половина существования Советского Союза. Пока что нам удалось лишь собрать несколько примеров из политической практики и сгруппировать их по нескольким, хотя и далеко не случайным основаниям. Здесь есть еще большое поле для дальнейшей научной деятельности.

Так или примерно так советская система оказалась зажата между двумя жерновами: спереди был Запад, а в тылу – тесно взаимодействующий с ним и координирующий свои усилия слой диссидентов. Уловить эти тенденции было довольно сложно в силу целого ряда объективных и субъективных причин – это тема сама по себе отдельная, но прежде всего я бы назвал отсутствие в советском обществе высокой политической культуры, там просто никому и в голову не приходило, что кроме власти Советов на политическом пространстве СССР может находиться кто-то еще. Разобраться с этим было невозможно, потому что успех или провал тех или иных операций – это всегда предельно сложная интеллектуальная задача. Перед ее решением часто пасуют и люди, специально подготовленные. СССР не был свободен в том, чтобы внутри страны действовать без оглядки. Заботливо опекаемые со стороны КГБ («садовники из 5-го управления КГБ и их контрагенты из ЦРУ с помощью этой диссидентской культуры управляли внутренней политикой советской империи» [1.55. С. 1]), диссиденты (как уличные, так и системные – в эшелонах власти) сковывали любую инициативу из Кремля. И это распространялось на все сферы: промышленность, культуру и литературу, науку… Особенно науку.

Вот о последней мы и расскажем ниже.