Текст книги "Сказки"
Автор книги: Александр Никонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Защем навоз кушать буду? – не понял полета мысли Улугбек. – Я даже собак не кушаю. Навоз – плохой кушать... Шутка был, да?
– Да не, я к тому, что приземленный народ. Чуть что идею двинешь красивую – глядишь, завалили. Ты думаешь почему по всей Руси сральники стоят такие загаженные, войти жутко? Все на идеях стоят! Это не сральники, брат, это мавзолеи идей! Чуть кто один идею заронил, так сразу толпа набегает и серет, серет на нее без меры и без смысла. Потому у нас все так... Я вот знаешь за что Арнольдика люблю?
– Вэ?
– За то, что у него мечта есть! И сам себя ловлю порой на том, что самому хочется на мечту его насрать с три короба иногда. Удержу нет, как тянет! Но сдерживаюсь: брат он мне. Да и страну поднимать надо, сколько ж можно...
– Ат!
– Вот хочет он найти свое это... ну, хуйню эту мелкую... – Илья отмерил ногтем предполагаемый размер тау-лептонного нейтрино. – И не нужна она никому вроде, грязь эта с-под ногтей, а глаза у человека горят, когда о ней говорит!
– Какай?
– Такай!.. Как она?.. Ну, херня эта его?.. Не помнишь?.. Я сам забыл... Но – мечта! Потому – уважаю! А ты? Посмотри на себя! Эх ты!... Ган-дон! Одно слово...
– Слющай, защем так расстроился? Не хочищь собака рубить, давай кассир. Касса сидеть будешь. Харош работ!
– Вот все у тебя так. Все на деньги меряешь. Заметь, люди стараются Арнольдик наш о мелком думает, я о высоком, о судьбах мирских. А ты о чем? Как бы лишний раз брата нагреть! Брат паши круглые сутки, а хозяином все равно азиат будет!.. Ладно, бог тебе судья.
...Нельзя сказать, что Улугбек ушел от брата обиженным. Он был великий узбек и никогда ни на кого не обижался. Особенно на старшего брата, которого горячо любил непонятно за что.
Тем временем дальнейшие события нашей истории поимели тенденцию к развитию, как сказал бы какой-нибудь известный философ или Кант. А именно: на следующий день, когда Илья сидел дома с початой бутылкой и починял примус, раздался звонок в дверь. Пришел Арнольд. Лицо его было белее мела.
– Привет, братан. Налить? – предложил Илья, доставая с кухонной полочки второй стакан, с небольшой щербинкой на краю.
– Наливай, – согласился Арни. – Хотя пить не буду.
– Как знаешь. Тогда я тебе воды налью. Чтоб добру не пропадать. А сам водку допью... Чего такой бледный. Позитрон мимо уха пролетел?
– Все шутки дурацкие... Я, брат, посоветоваться зашел. – Арни быстрым взглядом осмотрел убогую кухню Ильи, даже заглянул в коридор, будто видя все это впервые, хотя бывал у Илюшки неоднократно.
– Чего такое?
– Да вот. Беда у меня. А я слышал у русских взаимовыручка сильная.
– Брешут!
– Да к тому же брат ты мне...
– Ну... Я же не виноват, что мамка с папкой... А что случилось-то?
Арни взял со стола стакан и молча опрокинул его в глотку. Илья также взял свой стакан и степенно, но быстро отпил половину. И тут же поперхнулся.
– Что за... Вода! Ты чего, водку мою выпил? Ты же сказал, что не будешь пить!
– Беда у меня, брат...
– Не, ну ты же сам сказал. Я тебе воды... Вот, еврейская порода! За то вас и не любят люди, народ! С-с-сволотня... Все, блядь, с подковыркой, с хитростью... Себе получше, а русским – воды норовят... Сруль ты – вот ты кто!
Арни не обиделся, хотя обычно обижался на подобные пассажи. И по этой необидчивости, если бы Илья не был слегка под хмельком, он бы догадался, что Арнольду что-то нужно.
– Прости, брат, от горя не заметил, – глупо соврал про выпитое Арнольд. – Беда у меня.
– Беда – не причина, чтоб водку жрать, – все никак не мог отойти от случившегося Илья.
– Помоги, брат, давай квартиру твою продадим.
– И ведь, главное, сказал: не буду, а сам... В каком смысле "продадим"?
– Ну у меня-то нет квартиры. Я-то живу, комнату снимаю у одной бабушки.
– И что?
– Пойми, брат. Влетел я. Влетел крепко. На большие бабки попал... А я тебе потом отдам. Из Израиля пришлю. Мне вызов устроили. Место хорошее обещали. Устроюсь, начну высылать потихоньку... Даже больше отдам, чем одолжу. А то зарежут меня, и ты вообще ничего не получишь.
– А жить я где буду, когда... Погоди, погоди... – Илья никак не мог переварить такое количество информации, упавшее на него в столь короткий промежуток времени. – Толком говори, каналья.
– А, – махнул рукой Арнольд. – Тут говори не говори... В общем, занял я тут денег немеряно. На опыты, в сущности, занял. Мне казалось, еще немного, и я открою... Открою тау-лептонное нейтрино... Но прокинули меня хохлы.
– Какие хохлы?
– Я не сказал? Строители. Надо же было ускоритель построить. Они пообещали, деньги даже взяли, то есть все уже на мази было. Но потом пропали... У меня плохие подозрения, Илюша. Телефон их молчит. Думаю, они скрываются... Боюсь, я никогда уже не открою свое нейтрино. Мечта детства.
– А у кого брал? – хмуро спросил Илья, мысленно прикидывая, как ему поскладней соврать брату о невозможности продать квартиру.
– Я не сказал? Ты знаешь его... Старшину Вовка помнишь?
Илья всплеснул конечностями:
– У него что ли?
– Да. И уже проценты натекли. Он сам предложил, сказал, что после тау-нейтрино нобелевка обеспечена. А нобелевская – это миллион долларов. Немалая сумма для нас с тобой, согласись.
– Я думаю, даже для Улугбека немалая.
– Я подтвердил, да, говорю, действительно, нобелевская – миллион. Он как услышал и сразу такие проценты мне вломил...
– Чего ж ты не сказал, что нобелевка может и через 30 лет быть вручена.
– Да постеснялся как-то.
– Ладно, ты пока посуду помой, а я помозгую.
Пока шумела вода и не посмевший отказать брату Арнольдик мыл засохшие на прошлой неделе тарелки, Илья мучительно размышлял, как бы покорректнее отказать брату.
– Ну как, вымыл?
– Немного осталось. А кому ты квартиру продашь? Никого нет на примете?
– Мой, мой...
– И сколько, интересно, за нее можно выручить?
После помывки посуды, Илья по-братски попросил Арнольда вымыть полы и отдраить пожелтевший унитаз:
– А то у меня рука болит, не могу делать ничего.
"А ты подожди, пока рука пройдет. Столько лет не мыл. Можно еще недельку потерпеть," – хотел было отказать Арнольд, но постеснялся. И потом, если уж продавать квартиру, так в лучшем виде.
– Я бы мог... ну и вонища... через своих в институте провентилировать вопрос с квартирой, как корректно продать квартиру, чтобы не кинули, бубнил Арнольд, стоя на коленях перед унитазом с закатанными по локоть рукавами. – А то сам знаешь, какие сейчас времена. Рисковать-то нам с тобой сейчас никак нельзя. Как думаешь, это все быстро можно оформить?
– М-м? Нет, не знаю... Не отвлекайся. Я сам об этом подумаю. Не утруждай свой мозг, он ценен для науки. Я сам подумаю, как бы мне тебе... Ты домыл там? Слушай, а у меня квартира не приватизированная.
– Ты же говорил, что приватизировал! Даже свидетельство о приватизации розовое показывал.
– А, да... Я забыл. Ну что тебе еще сказать?.. Слушай, там на балконе всякого барахла стоит немеряно. Ты уж вынеси, пожалуйста. Да и балкон я сроду не мыл...
– Балконы не моют.
– Ну это те не моют, кто хочет всю жизнь в свинстве прожить. Я же не свинья.
...Пока Арнольд с ведром воды пидорасил братский балкон, Илья на кухне раздумчиво растягивал меха гармоники. Думку тугую мыслил. Причин для отказа родному брату он не находил, а просто так беспричинно отказать родному человеку Илье было неудобно. Ближе-то ведь не было у Ильи никого. Родная кровь. "А может, его поддеть под ноги, да и сбросить с балкона вниз? Неожиданно подумалось Илье. – И проблем никаких." Некоторое время Илья представлял, как бы мог половчее ухватить брата за ноги. Например, сказать ему: "Смотри, слон!" Он перегнется через перила и тут его очень удобно за ноги – раз!
"Нет, нельзя так поступать, – вздохнул Илья после здравых прикидок. Третий этаж. Может не разбиться до смерти. И потом неудобно будет в глаза ему смотреть. Лучше сквозь землю провалиться... Был бы хотя бы пятый этаж. А лучше восьмой-девятый. И почему Хрущев такие низкие постройки для людей выдумал?"
– Илюша, брат,– Арнольд вышел с балкона с полным ведром грязной воды. Я смотрю на тебя, и сердце мое умиляется: родная ж ты мне душа! Никого же у тебя ближе нету, чем я, брат твой кровный...
"А может, его отравить? – внезапно пришло в голову Илье. – Но чем? Он ведь, еврейская морда, что попало не жрет, националист чертов."
– Ты для меня – что я для тебя, – говорил меж тем Арнольд, сливая в унитаз ведро, и голос его сливался с плеском воды. – Мы – братья. Братья мы. Кто из нас более матери ценен?
– А у тебя, кроме меня еще Улугбек есть, – вдруг сообразил Илья и обрадовался сам себе. – У него, морды азиатской, денег куры не клюют. У него попроси! А то у меня только квартира эта да и все.
– Да ходил я к нему, – Арнольд вышел из туалета с пустым ведром в левой руке и тыльной стороной правой ладони вытер лоб. – Не дает.
– Как не дает? – удивился Илья. – На каком основании?
– Ни на каком не дает. Просто не дает и все. Безосновательно.
– Просто не дает и все?
– Просто не дает.
– Ну и я не дам! – облегченно выдохнул Илья. – Я что, блядь, глупей этого толстого борова? Пусть он сначала. Тем более, он старший. И ты тоже хорош – не мог его продавить что ли? Сам виноват.
– Брат! Как же так! Мне твоя квартира очень нужна!
– Я всегда знал: херней ты занимаешься с этой нейтриной. Говорил тебе сколько раз: иди работай, хватит уже... Нет, все детство в жопе играет! Доигрался. Глаза б мои тебя больше не видели!
– Илюша!
– Уходи, уходи... К Улугбеку иди. Скажи, я послал. Он меня знает. Давай, давай...
Илья начал выталкивать Арнольда из кухни к двери.
– Брат! Ради мамки нашей общей!
– Мамка померла давно... Иди. Ведро только поставь. Вот тебе бог, как говорится...
– Брат! Да ведь ты же мне брат!
– А и не значит еще ничего! Подумаешь, брат! Другой бы постыдился к брату с таким идти! А то повадился...
Илья захлопнул дверь за Арнольдом и облегченно вздохнул. Теперь главное некоторое время дверь Арнольдику не открывать, а то житья не даст...
Долго ли, коротко ли, но через некоторый промежуток времени, равный, если это вообще кому-то интересно, суткам, а точнее, двадцати пяти с половиной часам, в квартиру к Илье предварительно отзвонив по телефону пришел Улугбек. Он по старинному узбекскому обычаю посидел в коридоре десять минут, после чего прошел в кухню. Илья же в это время по старой русской традиции починял примус.
В результате краткой, но энергичной беседы двух братьев обрисовалась следующая ситуация: бывший старшина, а ныне гражданский горожанин Вовк обложил непосильной данью чайхану "простого узбека".
– Защел к мине. Шашлык кушал, симиялся, спрашивал: "Мяс свежий? Пачиму стока перец? Вкус нет – одна перец." Я говорить: "Свежий, начальник! Зачем обижать узбек? Савсем свежий: вчера гавкал." Симиялся! Злой басмач!
Слушая рассказ брата, Илья только злорадно усмехался, поигрывая на гармошке. Он внутренне был согласен с тем, что богатые должны делиться, а не зажирать в себя всю страну с потрохами. А то кто-то бизнес расширяет, а кому-то на водку не всегда хватает. Но когда сокрушенно качая головой, Улугбек сказал, что не сможет больше выставлять брату пустую тару мешками, Илья отложил гармошку и возмутился:
– Соображаешь вообще, что говоришь? Ты брат мне или дикий человек? Что за... Ну выкрутись ка-нибудь. Что ты все на родственниках выезжаешь? Сколько же можно терпеть? Совесть же надо иметь. Один приходит – квартиру продай, другой вообще куска хлеба лишает...
– Какай квартир?
Илья коротко пересказал брату свою вчерашнюю беседу с еврейским идиотом, который всю жизнь носился с дурацкой идеей, вместо того, чтобы, например, пойти к старшему брату помогать вести бизнес, что с его еврейскими мозгами могло бы привести не только к увеличению прибылей, но и, быть может, мировой известности поганой забегаловки, которая настолько пришла ныне в запустение стараниями одного тупого азиата, что он даже не может помогать больному брату пустыми бутылками...
– Твоя болеть? – встревожено спросил Улугбек.
– У меня... Рука болит. Чего-то ноет и ноет... А ты как себя чувствуешь?
– Моя харош... Только рэкет плохай.
– Отлично. Ну, мы договорились?
– Ай?
– Я приду завтра за бутылками?
– Какай! Савсем плохай денег нет. Голодный сама сижу!
– Ах ты с-с-с... Ну а чего делать, скажи? Как быть? Ты же брат мне в конце концов! Мамку-то вспомни... Слушай, я придумал! Может, продадим твою забегаловку? На первое время денег хватит. А там посмотрим.
– Ай! Чем детей буду кормить?
– У тебя нет детей.
– Будут. Дэушк хорош нашел уже. На базар. Ест мало, спит мало, работает много.
Илья не на шутку разволновался. Весь его бутылочный бизнес строился на благорасположении брата. Улугбек заметил его волнение. Он покрутил жирной шеей, потер пухлой ладонью бритый затылок и предложил брату свой вариант решения проблемы.
Брат Илья должен ему доверять. Брат Илья не может ему не доверять после того, как столько времени его азиатский брат – пора настала сказать правду, чего уж там – по сути дарил Илье бутылки, отрывая их от себя и своей семьи, не доедал, не досыпал!.. Брат Илья может помочь ему, Улугбеку, но больше всего себе самому. Брат Илья должен открыть свое дело. Хватит, словно нищий шататься и собирать бутылки, пора самому становиться хозяином бутылочного ларька! Это немеряные деньги! Его, Улугбека знакомый татарин, сидящий на такой палатке, имеет кучу денег, а сам при этом пальцем о палец не ударяет. Водки у него – залейся! Еды – обосрись! Девки на татарина так и вешаются, а он страшон как задница Улугбека. Причем, его бизнес легко переплюнуть, составив татарину конкуренцию, срубить деньжат по-легкому да еще отобрать у него всех клиентов, а это еще деньги! Как это сделать? Легче легкого! Улугбек предлагает брату открыть пункт приема стеклотары прямо при своей чайхане. Посетителю и идти никуда не надо. Купил, выпил, тут же сдал. Разве не удобно? Сам брат Илья, будь у него, как у посетителя, такая чудесная возможность заработать денег, не сходя, так сказать, с места их траты, разве поперся бы сдавать эту бутылку куда-то к татарину? Бросил бы ужин, да, и поперся бы по темной улице и мокрой хляби к татарину? Брат Илья не дурак! Брат Илья только щелкнул бы пальцем и у него забрали бы эту бутылку к чертовой матери и тут же принесли денег немеряно. Потому что прямо при чайхане пункт приема стеклотары! И так будет поступать любой посетитель. Разве эта идея нехороша? Вот только одна закавыка есть...
– Чего? – сглотнул Илья. Ему хотелось слушать это все больше и больше. Музыка азиатской речи брала гармониста за душу, словно хорошая русская песня о разбойнике, убившего женщину по науськиванию братвы.
...Но для открытия дела нужен начальный капитал. Единовременное вложение, а потом деньги сами собой так и польются как вода из арыка, только сиди да на гармонике играй знай себе. Сто, двести процентов прибыли! Улугбек сам бы вложил свои деньги и подарил приемный пункт стеклотары своему брату Илье, потому что Илья – брат ему, но сейчас вот нет денег совсем да еще проклятый Вовк, басмач хочет дань брать.
– А сколько надо? Ну, на пункт...– снова сглотнул Илья
Оказалось, совсем немного. Тысяч пятнадцать долларов. Может, чуть меньше.
– А давай квартиру мою продадим? – неожиданно для самого себя предложил Илья. Сам бы он до такого не дотумкал, конечно.Хорошо, что накануне заходил Арнольдик да говорил о продаже...
– Ат! – Улугбек всплеснул руками. И объяснил брату Илье, что он никак не может пойти на такой шаг. Как он может так грабить брата Илью, последнего лишать! А где брат Илья будет жить? Да к тому же за эту халупу 15 штук и не выручишь. Максимум 13.
Илья вспотел:
– Да я первое время у братана перекантуюсь, у Арнольдика, он там у какой-то бабки снимает. Не стесню. На крайняк, Арнольд в ванной переночует или на кухне. А через месяц куплю квартиру себе. Да еще побольше, чем эта конура! Видак поставлю. Телевизор большой в углу...
Немалых трудов стоило Илюшке убедить Улугбека в чистоте своих помыслов. В том, что подчиняясь исключительно заботе о своем азиатском брате – чтоб того совесть не глодала, когда Илья помрет от голода без бутылок – он предлагает этот вариант. Наконец Улугбек согласился. Решил даже, что недостающие пару штук баксов сам добавит. Перезаймет у знакомого татарина.
– Спасибо, брат, – прослезился Илья.
Через пару дней квартира была оперативно продана. Правда не за 13, а за 11 тысяч долларов, но Улугбек объяснил, что такая низкая цена за срочность. Он послюнявил пальцы и тщательно пересчитал деньги, потом перетянул пачку стодолларовых банкнот резиночкой.
– А хватит пункт стеклотары открыть? – обеспокоился Илья.
– Хватит, хватит... Через два день приходи, – неопределенно бросил через плечо Улугбек и ушел, сунув пачку зеленых за отворот грязного халата.
...Через два дня Илья понял, что жизнь не сложилась. Во-первых, куда-то исчез со съемной квартиры Арнольд. Бабка сказала, что в последнее время Арнольдик от кого-то сильно скрывался, не подходил к телефону, потом сказал, что ему нечем платить за квартиру, и он принужден съехать. А куда, не сказал. Может, в Израиль?.. Илья решил переночевать в чайхане у Улугбека, но она оказалась закрытой. Таковой она оставалась и в последующие пару дней. И это было во-вторых.
Две ночи гармонист провел на вокзале. Илья лелеял надежду, что Улугбек вернется из непонятной отлучки через обещанные два дня и, что, быть может, его отлучка связана как раз с открытием пункта по приему стеклотары, мало ли куда он отправился, чтобы зарегистрировать новое дело или перезанять недостающих денег... Но и на третий день Улугбек не появился.
Придя к чайхане на третий день Илья увидел у входа каких-то людей слоноподобного вида. Среди них расхаживал и злобно матерился бывший старшина Вовка. Илья в нерешительности тискал гармошку, прикидывая, не стоит ли ему подойти к грозному Вовку, державшему, по всей видимости, всю здешнюю округу, с целью получить от него какую-либо информацию. Но в этот момент Вовк сам заметил Илью. Казалось, он был удивлен:
– Ты!?. А ты что здесь делаешь? Ну-ка, иди сюда.
Растерявшийся Илья подбежал к старшине, как когда-то в армии.
– Товарищ ста... э-э... А где Улугбек?
Вовк рывком притянул гармониста за шкирку и чесночно дыша в его опухшую рожу рявкнул:
– Это я должен тебя спросить, где Улугбек! Где эта жирная свинья!?
– Сегодня приедет. Он обещал открыть пункт приема стеклотары.
– Какой тары? Ты что, идиот? – под тяжелой рукой Вовка косоворотка гармониста треснула.
– Здесь, в чайхане, посудку собирать, – Илья попытался высвободится из железных лап бывшего защитника бывшей советской родины.
– И жиденок ваш сбежал. – Вовк вдруг недобро осклабился. – Придется тебе, дружок, за своих братьев расплачиваться. Квартиру будем продавать.
– Уже, – хрипло выдохнул Илья, все еще не совсем понимая, что происходит.
– Что значит "уже"?
– Уже продал.
– А деньги?
– Улугбеку дал. На сбор пустых бутылок.
Вовк неожиданно разжал хватку, резко оттолкнув Илью, отчего тот чуть не свалился в грязь и странно засмеялся.
– Хорош! Хорош брательник у тебя! Самый хитрожопый здесь оказался. Я еще в армии замечал – у него все свое на уме, все копеечка к копеечке, компот из чужих кружек подъедал. Рыло нажрал, как у порося-трехлетки. И тырил вечно все, помню, клептоман...
– А что случилось-то? – Илья подтянул развернувшуюся почти до земли гармонь.
– А то, что кинул тебя твой узкоглазый братец! И меня кинул. Сначала уговорил меня Арнольдику взаймы дать на опыты. Типа, тот нейтрину какую-то ищет, а с ее помощью можно героин из аспирина производить очень дешево. Ну я дал, конечно. А он подослал к химику двух ублюдков хохлятских, и те у него лавэ вытрясли на раз.
– А вы откуда знаете? – Илья не верил собственным ушам.
– Арнольдик сам сказал, прибегал, просил найти тех ублюдков. Но я ему конкретно сказал: сам упустил капусту, сам и возвращай. А счетчик тикает... Но хохлов этих вчера нашел, признались гады... А потом эта морда азиатская харчевню мне свою продать обещал. Я ему задаток дал уже – половину. А вчера вечером мне сообщили, что он другому ее давно продал. И документы уже оформили. И кому, главное продал – брату городского головы! Не поспоришь.
– Найти собаку да на кол его! – неожиданно сильно вдруг сказал Илья.
– Хрен найдешь теперь, – устало махнул рукой Вовк. – Ладно, не последние были. Еще заработаем... Пошли, пацаны.
И они ушли. Илья же постоял еще немного на грязном асфальте, молча развернулся да тоже пошел с рынка прочь. И не было у него больше в этой жизни счастья никогда...
