Текст книги "Черный эскадрон"

Автор книги: Александр Кулешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

На этот раз защищать демонстрантов! Случай редкий, обычно демонстрантов разгоняют. А тут защищать. Но ничего странного в этом нет. Весь фокус в том, кто демонстрирует и в честь чего.

Если, например, против снижения зарплаты или увольнения, это, конечно, возмутительно, это подрывает устои, и таких надо разгонять. А вот если за правительство "сильной руки", против "коммунистической опасности", за восстановление доброго имени невиновного борца за справедливость, брошенного в тюрьму десяток лет назад лишь за то, что помог оккупантам отправить на тот свет несколько тысяч своих земляков, тогда, пожалуйста, демонстрируйте на здоровье!

Так считает начальство. Но большинство других наших граждан придерживается иного мнения. И те из них, кто помоложе, поэнергичней и погорячей, устраивают свою незаконную контрдемонстрацию и в случае встречи могут обидеть тех, законно демонстрирующих. Вот чтобы такой несправедливости не случилось, нас и мобилизуют, и мы, облачившись в современные рыцарские доспехи, идем валять дурака. Заметьте, что наши обычные "клиенты" – воры, убийцы, грабители, насильники, торговцы наркотиками и другие подонки – демонстраций не устраивают. Они предпочитают действовать индивидуально или небольшими, но высококвалифицированными коллективами. И им нет дела, что мы заняты какими-то манифестантами. Они аккуратно делают свою работу и нас не ждут.

Так удивительно ли, что половина, а то и больше дел у нас остается нераскрытыми, что нашего брата не хватает?

Короче, загружаемся мы в машины и, ворча, едем охранять этих "борцов за справедливость". Борцы выглядят внушительно. Когда мы прибываем на место, то я задаюсь вопросом, кто кого будет охранять.

Здоровенные ребята в блестящих сапогах, в галифе, перепоясанные портупеями, в каскетках, а на рукавах черные повязки со скрещенными стрелами. Половина, по-моему, уже прилично нализалась, хотя еще двенадцати нет.

Может, кто и не заметил, но мой тренированный глаз уже определил, что в карманах, за пазухой, а у кого и прямо в руках есть дубинки, кастеты, велосипедные цепи. Догадываюсь, хотя ручаться не могу, что это не единственное и не самое страшное, чем они вооружены. Это, конечно, безобразие! Но мне-то, в конце концов, какое дело? Поскольку мы прибыли, чтобы этих "беззащитных мальчиков" охранять, то против нас они свои арсеналы применять не будут. А на остальное мне наплевать...

Демонстрация начинается.

Если не считать воинственного и важного вида "демонстрантов", выглядит она довольно жалко. Идут сотни три молодых людей и несут свои черные флаги со скрещенными закорючками и плакаты с надписями: "Африканцы в Африку! Азиаты в Азию!", "Вон из страны иностранных рабочих!", "Иностранцев на фонарный столб!".

Идем пустыми улицами, от окраины к центру. Они по мостовой, мы по бокам, вдоль тротуаров.

Редкие прохожие в нашу сторону не смотрят. Кое-кто отворачивается, находятся и такие, кто сплевывают. Иногда встречаются темнокожие, они торопливо исчезают в подъездах или сворачивают в переулки.

Если вы не знаете, я вам объясню, в чем дело. Читать газеты надо, черт возьми! А не сидеть весь день, уткнувшись в телевизор, и выключать его только когда показывают "Последние известия". Дело в том, что в нашей благословенной стране, где безработных больше, чем у О'Нила веснушек, оказывается, не хватает рабочих рук! Вот такой парадокс. И эти рабочие руки импортируются из разных африканских, ближневосточных и азиатских стран, совсем нищих; "руки" приезжают и соглашаются работать на любых условиях, потому что дома у них остались "рты", которые каждый день хотят хоть что-нибудь поесть.

В профсоюзы эти иностранцы не объединены, друг друга не знают, всего и всех боятся, и хозяева ими весьма довольны. Но недовольны наши собственные рабочие, которые рискуют превратиться в безработных. И те из них, что поглупее, воображают, что вся вина на "иностранной рабочей силе", как пишут газеты. И разные организации, у которых (это даже я понимаю, хотя политикой не интересуюсь, никогда не интересовался, а главное, никогда интересоваться не буду) совсем иные цели, под лозунгом борьбы с "иностранными засильниками" сколачивают такие вот банды, мутят воду, провоцируют у всех недовольство и раздражение. А мы все это должны утрясать!

Теперь понятно? Ну, слава богу.

Мы идем по пустынным улицам в центр. Долго идем, у меня уже ноги устали. Чем ближе к центру, тем больше народа. Кое-кто приветливо машет нашим демонстрантам, кое-кто грозит кулаком, но большинство не обращает внимания, у всех свои невеселые дела.

Я уже начинаю зевать от скуки, когда все происходит.

Неожиданно, откуда только взялась, улицу перегораживает толпа. Нет, это не толпа, это встречная демонстрация. И тогда мне становится не по себе. Это тысячи людей, тут и женщины, и совсем юные девчонки, и ребята (тоже не дистрофики), и старики, даже дети есть. У них свои плакаты: "Долой фашистов!", "Долой безработицу, а не иностранных рабочих", "Да здравствуют профсоюзы"... И хотя дубинок у них я не вижу, но вид довольно решительный.

Обе колонны останавливаются в полусотне метров друг от друга. Я замечаю, что наши коллеги из службы порядка напрягаются, застегивают под подбородком ремешки касок, опускают плексигласовые козырьки, берут в руки дубинки. Они в таких делах собаку съели – что-то сейчас начнется.

И начинается.

Неожиданно наши беззащитные мальчики с дикими криками и свистом врезаются в стоящую перед ними толпу и начинают с таким неистовством бить направо и налево дубинками и велосипедными цепями, словно молотят зерно.

Их намного меньше, но перед ними неорганизованный народ, женщины, дети, а главное, никто не привык к дракам. Конечно, здоровые ребята сопротивляются, дерутся, у некоторых есть палки, но все же толпа начинает разбегаться, оставляя на асфальте раненых и оглушенных.

В дело вступают полицейские. Они тоже начинают молотить дубинками с криками: "Разойдись! Прекратить беспорядки! Всем расходиться!"

Но что я замечаю – колотят-то они не наших молодцов, а как раз тех, из контрдемонстрации, даже женщинам попадает. А кто сопротивляется – выкручивают руки, надевают наручники и волокут к машинам, которые уже подоспели к месту побоища.

Что ж, правильно, нам приказано защищать "демонстрантов", вот мы и защищаем.

Через пятнадцать – двадцать минут перекресток пуст: ни демонстрантов, ни прохожих, ни, между прочим, наших "мальчиков" (они не дураки, они свое дело сделали, и ждать, пока займутся ими, им не с руки).

Мы подбираем раненых граждан, залечиваем синяки товарищам – кое-кому из наших тоже попало в горячке, – заталкиваем арестованных в грузовики и, облегченно вздохнув, покидаем поле брани.

Такая вот полицейская операция. Ворчу. Но ворчать перестаю, когда на следующий день начальник объявляет нам благодарность и щедро раздает премии, Ого-го, рассуждаю, куда приятней заработать премию, разбив башку нескольким старикам и бабам, чем ничего не заработать (если не пулю), гоняясь за настоящими бандитами.

Так что негоже быть неблагодарным.

И в следующий раз, когда пошлют охранять "демонстрацию", надо поспешить за каской и дубинкой, чтоб не опоздать. Не следует торопиться, когда пошлют на задержание опасных преступников. Здесь поспешность ни к чему. Пусть этим занимаются сознательные граждане из движений "Обеспечение спокойствия граждан во время летних отпусков", "Последний троллейбус", "Последний электропоезд" и других столь же полезных. К сожалению, не получается, приходится работать нам.

– Молодцы, ребята, – начальник доволен. Очередную оперативку он начинает в мажорных тонах. – Вы достойно защитили наши демократические права. Никто не имеет права нарушать гражданские права! – Он грозно смотрит на нас. – Никто! И те, кто попытался попрать эти права, помешать мирной демонстрации, получат по заслугам! А те, кто защитил демонстрацию, будут вознаграждены!

Тут-то он и сообщает нам о премиях и благодарностях.

Довольные, идем обедать в ресторанчик и опрокидываем несколько кружек пива.

Весело вспоминаем всю эту бодягу с демонстрациями.

– Хорошо работали ребята! – одобрительно говорит О'Нил. – Цепями работали, будь здоров! Обучены.

– Да уж, – подхватывает Гонсалес, – прямо скажем, лучше любого хулигана. Слушай, О'Нил, а может, они днем этих девок и детей колошматят, а по ночам, того, на прохожих нацеливаются, а, как думаешь? – Он весело смеется. – Знаешь, так, подходят к какому-нибудь подгулявшему франту, р-р-раз его по башке, бумажничек забирают и вежливенько извиняются: "Ох, простите, мы думали, вы возражаете против наших справедливых лозунгов. Да здравствуют профсоюзы! Чао!" – Он опять начинает хохотать. (Удивительная у него способность смеяться собственным остротам.)

И тогда не выдерживает даже выдержанный Джон-маленький.

– Все-таки я не понимаю, – говорит, – как такое происходит? С точки зрения закона, это недопустимо. Неспровоцированное нанесение тяжких телесных повреждений, превышение необходимой самообороны, оскорбление действием, нападение на малолетних...

– Заткнись, – рявкает О'Нил, – нечего было нарываться. Что искали, то и получили.

Джон-маленький с минуту обиженно смотрит на О'Нила, но потом упрямо продолжает:

– Незаконные действия, а мы их не только не пресекли, а даже поощрили.

– Слышишь, – усмехается О'Нил и поворачивается ко мне, – "незаконные действия"! Уж молчал бы...

Тут мне бы хотелось сделать небольшое отступление, если не возражаете, конечно. Не возражаете? Спасибо. Тогда сообщу вам, что высокое понятие законности при его, так сказать, практической реализации, как бы это поделикатней выразиться, приобретает порой своеобразные формы.

Ведь что главное? Поймать и разоблачить преступника. Так? И здесь цель оправдывает средства. Когда закон помогает – да здравствует закон! Когда мешает – тем хуже для закона.

Вы уже догадались, что примеры я буду приводить не из опыта нашей страны (вы ведь не забыли, что я патриот!), а – правильно – США. И хватит удивляться. Еще Драйзер, их же писатель, сказал: "Говорят, что Америка идет впереди всего мира, но в чем? В преступлении!" (это мне однажды Джон-маленький сообщил). Поэтому легче всего находить примеры по части преступности, а значит, и работы полиции, в жизни США. Уж извините и не ворчите.

Так вот, у них там есть такая форма работы полиции, которая называется "под прикрытием". Если раньше эта работа являлась как бы частью уголовного расследования уже совершенного преступления, то теперь она считается профилактикой. Если честно говорить, то провокацией, тут только три первые буквы общие. А в остальном...

Не верите? Судите сами. Подстрекательство, использование подставных лиц, вовлечение разными хитрыми путями в преступление потенциальных преступников или рецидивистов, которые это преступление совершать и не собирались. А то еще привлекают разных случайных людей, чтобы изображали "профессиональных свидетелей".

Иной раз полицейские агенты переодеваются бродягами, инвалидами, курьерами, дворниками, таксистами. Им помогают театральные гримеры, режиссеры, косметички. Прямо свой Голливуд! Потом эти актеры становятся "жертвами" преступления, которое сами же спровоцируют, свидетелями.

Один играет подвыпившего кутилу, который все время лезет за бумажником, другой таксиста, пересчитывающего выручку, третий тащит покупки из магазина. Вокруг в толпе шныряет целая команда переодетых инспекторов.

В Америке и масштабы американские. Один раз нью-йоркская полиция ни много ни мало создала целую фиктивную автотранспортную компанию во главе с бывшим преступником. Другой раз еще почище: приехали в Штаты члены подпольной мафии, так, чтобы их задержать, полиция приняла активное участие в организации подпольного концерна игорных домов на Аляске. Ничего себе? Да?

Или еще так: выявляют какого-нибудь жулика – растратчика, подделывателя чеков, промышленного шпиона, собирают на него улики, потом приглашают голубчика и говорят: "Вот смотри, лет на десять – пятнадцать тянет". Когда он едва в окно не выпрыгивает со страху, ему обещают укрыть его от суда, если он будет выполнять задания (вроде наших осведомителей, только не мелкого пошиба, а вполне презентабельных, даже вхожих в "общество"). Такой агент остается служить в фирме и начинает привлекать к своей незаконной деятельности других сотрудников. Потом всех накрывают. Агент выходит сухим из воды, доверившихся ему лопухов сажают за решетку, полиции воздают по заслугам. Такая вот невинная форма работы.

Ловят там, конечно, и нашего брата – полицейского, есть у них "Отделы по внутренним вопросам". Как ловят? Да очень просто. В "такси" кто-то якобы оставил по забывчивости ценную вещь, "шофер" сдает ее в участок. Или кто-то передает постовому полицейскому "найденный" бумажник. Что дальше? Сдадут наши парни эти находки куда положено, или прикарманят?

Вся эта система, конечно, приносит полицейскому начальству свои плоды. Но как считают ученые-криминологи, это палка о двух концах. Преступления начинают совершать люди, которые при других обстоятельствах на это не пошли бы. (Так что, перехитрив саму себя, полиция вроде бы содействует росту преступности.) Бывает, что никакого преступления не было, а представители полиции утверждают, что было, – ведь кроме самого полицейского, истцов-то нет. Это приводит к фальсификациям, ложным свидетельским показаниям. Возникает и по-научному называемая "непредвиденная преступность" – это когда сотрудники полиции, действующие "под прикрытием", под чужой личиной сами становятся жертвами. И уж совсем скандал, когда быстро приспособившиеся преступники начинают выступать в роли сотрудников полиции, работающих "под прикрытием".

Ну, как мое "отступление"? Чем я хуже нашего ученого Джона-маленького? То-то! Я тоже кое-что знаю, уж поверьте...

Если быть откровенным, мы тоже проделываем такие фокусы. Но это между нами. Помню, как однажды мы ловили брачную аферистку. Посмотришь – элегантная молодая дама, высокая, красивая, с грустинкой в глазах: еще бы – недавно похоронила мужа.

Внимание она ни на кого особенно не обращала, снова выйти замуж не спешила, судя по ее словам, покойный супруг оставил ей достаточное наследство.

И нас-то уж она, конечно, не заинтересовала, если б совершенно случайно не выяснилось, что умерший супруг был у нее не единственным. Это обнаружила страховая компания: там что-то неясное оказалось с ее предыдущей фамилией. Страховые компании, как известно, работают, словно бульдоги, – уцепятся, уже не вырвешься. Стали копать, и выяснилась интересная картина. Эта очаровательная вдова оказалась в столь печальном положении седьмой раз! Она похоронила семь мужей. Конечно, у людей устойчивые вкусы, и если уж кто-то влюбляется не один раз, то, как правило, в тех, кто чем-то схожи. А эта профессиональная жена оказалась прямо-таки маньяком. Единственное, что отличало ее мужей друг от друга, были внешность, возраст, национальность, в общем, пустяки. Зато все они были люди с достатком, все любили выпить, имели не очень здоровое сердце и вскоре после свадьбы застраховывали свою жизнь в пользу жены на несуразно большую сумму. Видимо, это обстоятельство, хотя медики на этот счет ничего не говорят, приводило счастливого супруга к скорой смерти от сердечного приступа.

Безутешная вдова меняла после этого города и веси (дважды даже подданство), фамилию и, в конце концов, не в состоянии выдержать одиночества, снова выходила замуж.

Не могу сказать, чтоб остальные страховые компании ничего не предпринимали. Но женщина их сумела перехитрить. Кроме последней. То ли поумней там были детективы, то ли сумма страховки уж очень велика, то ли совершила она, наконец, какую-то ошибку (преступник обязательно рано или поздно совершает ее), но, как видите, до истины докопались, сообщили и нам.

Долго думали, как быть. И кончилось тем, что Джон-большой, Джон Леруа, ваш покорный слуга, стал восьмым претендентом на руку этой милой дамы по имени Алиса (последнему имени, так как если б я стал перечислять все предыдущие, мы бы и завтра не кончили).

Между прочим, это задание я выполнял с особым удовольствием. Несмотря на столь многочисленные и частые потери близких, следы горя не испортили ее лица. Нет, честно: очаровательная женщина.

Познакомиться труда не составило. Это произошло, как вы понимаете, совершенно случайно. Она ехала на своей гоночной "мазератти" (над которой, зайдя ночью в ее гараж, наши ребята слегка поколдовали), и вдруг – чих-чих машина останавливается. В моторе она ничего не понимает, и если б его вообще вынули, то наверняка не заметила бы. Стоит расстроенная, кусает губу.

И тут как раз я проезжаю мимо на "своем" роскошном "крайслере". (Эх, мне бы такой!)

– Ах-ах, у мадам беда? Я могу помочь? Что случилось?

Через пять минут "мазератти" в порядке, я одарен сияющей улыбкой и согласием в честь возвращения машины в строй выпить рюмку в дорогом баре.

Угощаю я ее щедро, не кривлюсь, глядя на цены в меню (пусть кривится бухгалтер нашего управления, когда прочтет мой финансовый отчет).

Я ей явно нравлюсь. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Вы меня видели? Хотя бы на фотографии? Нет? Поверьте, много потеряли. На меня все девушки заглядываются. Она не исключение.

Но когда она узнает, что у меня крупное дело в ФРГ, отель в Италии и магазины во Франции, а главное, моя внешность богатыря и молодца, увы, обманчива, поскольку я надорвал сердце, занимаясь в свое время чрезмерно спортом, интерес ее возрастает многократно.

Ну, что вам рассказывать дальше? Вы же прекрасно все знаете. Мы встречаемся вечером, потом на следующий день, захаживаем в рестораны и кафе, на третий день я остаюсь у нее ночевать, на десятый – мы решаем связать наши судьбы. Через две недели мы без всякой пышности и торжеств (по ее настоянию, все же траур еще длится) регистрируем наш брак (я на чужое имя и по подложному паспорту).

Свадебное путешествие, которое мы совершили на машине, проехав Францию, Италию, ФРГ, Швейцарию и Бельгию, было чудесным и не очень дешевым (плевать я хотел на бухгалтера нашего управления!). Однажды мы чуть не попали в аварию, и она, как практичная женщина, предложила застраховать наши жизни. Я, разумеется, в ее пользу, она – в мою.

С этого момента каждый раз, когда я пил утренний кофе, предобеденный коктейль или пятичасовой чай, у меня мороз пробегал по коже.

И потом, как долго это могло продолжаться? Ей было хорошо со мной, вдруг она захочет остепениться? Оставить свой кладбищенский бизнес?

Но когда нам становится известно, что она потихоньку приобрела себе виллу в Новой Зеландии и перевела туда, как выяснилось, немалый капитал, мы понимаем, что роковой (для меня) час приближается.

Замечу, что все это время я неоднократно захаживал к "врачу", а однажды даже пригласил его на дом, где он осматривал меня в ее присутствии. Озабоченно качал головой, цокал языком и выписывал разные лекарства. Наконец, чтобы ускорить события, он посоветовал мне на два-три месяца залечь в кардиологический санаторий где-нибудь в горах. Алиса такой срок ждать, видимо, не собиралась и на то, что господь призовет меня к себе, не полагалась. Как говорится, на бога надейся, а сам не плошай.

И вот настал ТОТ день. День, к которому я столько готовился и которого под конец жутко боялся. Я вдруг сообразил, что ее-то уличат, осудят, но не будет ли это все происходить на основании моей насильственной кончины? Пусть уж лучше живет себе в Новой Зеландии и горюет по усопшим мужьям, оставив в дураках правосудие, чем правосудие это торжествует за мой счет. Дудки!

Но, прямо скажем, мысли эти пришли мне в голову несколько поздно. В какой-то момент мною овладело жгучее желание все ей выложить и обменять ее спасение на половину ее капитала, а то и на спокойную жизнь с ней же в далеких краях. А что?

Но все-таки чувство долга, – а скорей всего, благородный инстинкт самосохранения, – взяло верх. Последние дни я плохо спал (вдруг она изменит метод и прирежет меня во сне?), плохо ел, нервничал. Еще год такой жизни, и я таки нажил бы себе ту сердечную болезнь, о которой твердил ей.

Поразительно, однако, как все просто кончилось. Она уж слишком верила в себя, не сомневалась в своей звезде. Еще бы, семь удачных дел...

Короче говоря, ужинаем мы с ней в ресторане (Гонсалес сидел за соседним столиком; нас всегда незаметно сопровождал кто-нибудь из отдела), и прямо там, в ресторане, на виду у всех (правда, когда притушили огни по случаю танго) высыпала из перстня в мой бокал порошок, пока я выходил в туалет.

Гонсалес, который все это видел, предупредил меня в вестибюле, когда я возвращался в зал.

Дальше все было делом техники.

Сев на место, я предложил ей:

– Давай обменяемся бокалами и выпьем до дна. Согласно поверью, мы узнаем мысли друг друга!

Как, вы думаете, она прореагировала? Удивительная женщина! Такого хладнокровия, сообразительности, быстроты действия я мало у кого встречал. Она мгновенно попыталась сорвать с руки кольцо и одновременно смахнуть со стола бокалы. А? Ну не молодец?

Потом, уже на следствии, она призналась, что не успел я закончить фразу, как она все сопоставила, вспомнила все мелкие ошибочки и промахи, которые я за эти месяцы совершил и которые тогда проходили незаметно, сообразила, кто такой Гонсалес и зачем он выходил, поняла, что ей надо делать, и начала действовать.

Но поскольку мы все же поопытней и лучше тренированы, ничего у нее не получилось. Я как в тисках зажал ее безымянный палец с кольцом, Гонсалес успел подхватить мой бокал, подбежали официанты...

Чтобы не устраивать лишнего шума, мы постарались побыстрей вывести мою нежную супругу, надели на нее наручники и увезли в управление.

Допрашивали ее многие – и начальник, и следователи, и я. Улучив минуту, когда мы остались вдвоем, она сказала мне, ласково улыбаясь:

– Скольких, Норман (Норманом я был для нее), мне удалось отправить на тот свет! И я не жалею, право же, они большего не заслуживали, никчемные людишки, недостойные жить на земле. А вот ты мне пришелся по душе, с тобой мне было по-настоящему хорошо, впервые в жизни. Показалось мне в начале что-то подозрительным – я ведь никому не верила. Потом, признаюсь тебе, увлеклась. Потому и бдительность, как говорится, потеряла. Жаль, могла бы быть с тобой счастлива, жаль...

– Так чего ж ты, дура, – говорю, – отравить меня собралась?

– Как чего, – и смотрит на меня своими большими добрыми глазами, привычка, Норман. От привычек знаешь как трудно отделаться... Ладно, прощай, не поминай лихом.

Тут вошел народ, и разговор наш поучительный прервался. Но с тех пор я остерегаюсь слишком прочно привыкать к чему-нибудь.

Суд над ней обещал быть сенсационным, газеты заранее облизывались и готовили репортажи.

Но суд не состоялся. Она отравилась накануне, насыпав себе в чай тот самый порошок, который как-то сумела сохранить.

Ее похоронили на тюремном кладбище, имущество конфисковали в пользу государства, а надзирательницу, которая обыскивала ее при доставке в тюрьму, уволили.

Глава VI.

"ДЕЛО ЖУРНАЛИСТОВ"

Дело это в свое время вызвало сенсацию.

Я имел к нему кое-какое отношение. Поэтому расскажу о нем поподробнее.

Мы думали, что та история с демонстрацией и доблестные подвиги моих коллег во время оной преданы забвению. И вспоминает о ней изредка только этот упрямый Джон-маленький, который никак не хочет понять, что полиция, как армия, обязана выполнять приказ, а уж какой это приказ – правильный, неправильный, законный, незаконный, – не наше дело. На то начальство и существует, чтобы решать.

Я заметил, что отношения между О'Нилом, "стрелой" Джона-маленького, и Джоном-маленьким испортились окончательно. О'Нил все время шпыняет своего младшего партнера, хамит ему. Он подозревает почему-то, что Джон-маленький тайно ведет счет его, О'Нила, промахам, записывает и когда-нибудь доложит начальнику. Все это, разумеется, чепуха, но подготовка у Джона-маленького получше, чем у его "стрелы", и, если уж на то пошло, соображает он лучше.

Да, так вот, оказывается, не только Джон-маленький не забыл историю той демонстрации. Особенно вредным оказался журналист одной, как принято выражаться, левой газеты "Единство" по имени Карвен. Этот Карвен, эдакий борец за справедливость, прямо-таки ненавидел полицию. Так, во всяком случае, нам казалось. Правда, были случаи, когда он отмечал заслуги полиции в розыске или аресте какого-нибудь преступника. Но что ж тут особенного? А вот поливать нас грязью за то, что мы следим за порядком, сажаем в тюрьму смутьянов и разных там горлопанов, которые стремятся этот порядок нарушить, – свинство.

Поэтому мы и считали его своим врагом. Не только его, конечно. Было немало журналистов, особенно в этих самых "прогрессивных", точнее, левых, социалистических, коммунистических газетах, кто отравлял нам жизнь придирался, издевался, когда мы ошибались, возмущался, что мы слишком долго ловим какого-нибудь убийцу...

Но они это делали так, эпизодически, по конкретному поводу. А вот Карвен занимался своим делом основательно, вел целую летопись, приводил цифры (и всегда точные, мерзавец), факты, имена. Не раз пытались его привлечь за дезинформацию, клевету. И каждый раз срывалось. Все, что он утверждал, он убедительно доказывал и судебные заседания использовал, чтобы лишний раз нас в чем-нибудь обвинить.

Между прочим, с не меньшей яростью нападал он на преступность. И опять не по мелочам, а, как выражается наш начальник, "глобально". Объектом его нападок являлась организованная преступность.

И сопоставлял. Мол, организованных преступников полиция и суд милуют, а отыгрываются на мелюзге.

Вся, мол, страна поделена на сферы влияния между бандами. Азартные игры, проституция, торговля детьми, контрабанда, торговля наркотиками, рэкет, похищение людей с целью выкупа, убийства по контракту, подпольные лотереи, ростовщичество... Да разве все перечислишь! А доходы миллиардные. Я здесь не буду приводить его цифры по нашей стране (я – патриот!). А все по той же Америке. Этот Карвен все время толковал в своих статьях, что Америка самая коррумпированная, самая преступная, самая бандитская страна и т. д. и т. п.

Вот, мол, там мафия за год заработала 48 миллиардов долларов, почти столько же, сколько самая крупная промышленная корпорация США "Экссон".

А поскольку налогов, как известно, бандиты не платят, то никакие автомобильные или нефтяные концерны с ними тягаться не могут. Деньжата свои мафия вкладывает в законный нормальный бизнес, а мафиози становятся уважаемыми бизнесменами. Этот Карвен утверждал, что в 1977 году организованные преступники владели тысячами законных фирм с миллиардными годовыми доходами.

Не все в Америке знают, как зовут президента, но все знают знаменитых бандитов, газеты их прославляют, телевидение показывает, журналы печатают их мемуары (у нас в стране та же картина, хоть масштабы и поскромней, впрочем, тсс! Я патриот!). Помните, я упоминал такого короля гангстеров, ныне, слава богу, покойного, Аль-Капоне. Так вот, за один год газеты посвятили ему без малого 18 миллионов столбцов на своих страницах.

"Хорошо, а как со всем этим борется полиция, суд?" спрашивал этот чертов Карвен. И опять приводил кучу цифр и фактов. Вот полиция Буффало арестовала главарей преступного мира, собравшихся на тайное совещание. Они в один голос заявили, что это был "холостяцкий обед". Действительно, ни одной женщины не присутствовало. И суд всех отпустил "за недостатком улик". Другой раз судили президента одного из банков в штате Джорджия. Он растратил сущую безделицу 5,5 миллиона долларов. Ему по тамошним законам полагалось 300 лет тюрьмы! А дали десять. Между прочим, в тот же день тот же суд влепил по шестнадцать лет трем мальчишкам, которые "облегчили" другой банк на четырнадцать тысяч долларов. (Гонсалес, который любит всякие подсчеты, вычислил, что, если б тех ребят судили по той же мерке, что и президента банка, им дали бы по полторы недели тюрьмы!)

И пошел, и пошел, мол, полицейские все взяточники, воюют только против прогрессивных элементов, против левых организаций, а не против настоящих преступников. И тут уж берется за нашу благословенную страну и опять вываливает кучу цифр и фактов.

Вот так он вцепился в историю с демонстрацией.

Во-первых, он опубликовал целое исследование про этих "тихих" демонстрантов с кастетами за пазухой. Что они неонацисты (так их теперь называют), что их цель скинуть правительство, пересажать коммунистов, закрыть профсоюзы, что поклоняются они Гитлеру, что они имеют целые арсеналы. Их надо запретить, организацию распустить, а не защищать.

И взялся за нас. Что это за полиция, которая защищает преступников и избивает мирных граждан! Где справедливость? Где порядок?

Вот пример, мол, та демонстрация. Против нее протестовали честные граждане. Шли мирно, спокойно. А эти громилы сами спровоцировали побоище. Так мало того, что полиция не помешала им, она еще встала на их сторону...

"Нападения полицейских с дубинками на мирных демонстрантов, – писал Карвен, – неповинных прохожих, журналистов, фотографов и просто случайно подвернувшихся жителей города были предумышленными и бессмысленными". Это "полицейские беспорядки!", это "разгул полицейских дубинок!". И все это при молчаливом, а в ряде случаев и явном одобрении руководства полиции...

(Вообще я вам скажу, мне Джон-маленький как-то показал – к чему бы это? журнал "Криминалистик" из ФРГ. Так там рассказано, что однажды среди молодежи провели анкету, мол, как она относится к деятельности полиции. Ох уж лучше б не проводили! Молодые, они за словом в карман не лезут и прямо шпарят в анкетах про нашего брата: "наемные охотники", "гангстеры", "громилы", "блюстители капитализма". 94% отвечавших на вопросы анкеты твердо убеждены, что основная функция полиции – это борьба с различными беспорядками: демонстрациями, митингами, маршами протеста. Слава богу, что хоть 6% посчитало, что главная задача полиции – борьба с преступностью. Однако вернусь к Карвену).

Карвен достал фотографии, на которых запечатлены довольно невыгодные для нас моменты, в том числе О'Нил во всей своей красе, проламывающий голову какой-то старухе. Ну и что? Ее небось давно на том свете с фонарем ищут!

Старуха выжила, и вообще на этот раз обошлось без покойников, но дел мы все-таки натворили.

И когда этот чертов Карвен вытащил всё на обозрение народу, да еще с жуткими фото, поднялся большой шум. Многие организации стали собирать подписи протеста, устроили демонстрации перед парламентом, потребовали наказать виновных.

Даже наши благопристойные газеты и те что-то провякали, что так, мол, не годится.