Текст книги "Планета бурь"

Автор книги: Александр Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Почему это существо появилось здесь в совершенно чуждую ему эру первобытных ящеров, не имея среди всего живого ничего схожего?

Да, Жизнь, высшая форма великолепного существования материи, возникает всюду, где условия благоприятствуют ей, и, раз появившись, неуклонно развивается, пока не породит племя мыслящих, через которых Природа познает самое себя.

Но почему ты, когда-то с любовью изваянная, в землетрясении открывшая свой лик, почему ты так похожа на прекраснейшую из живущих на Земле? Почему ты так волнуешь ум и сердце ищущего истину?

Почему?.. Да потому, что ты полуоткрытыми своими губами, немыми, но говорящими, отвечаешь на самые сокровенные догадки, на дерзкую надежду сына Земли, на исступленную его веру в невозможность космического одиночества племени людей!

Живешь ли ты и сейчас среди исполинских папоротников, под покровом багровых и вечных туч, или лишь пытливо заглянула сюда, на планету бурь, в великом своем странствии среди звездных миров?

Человек в скафандре сбросил шлем и благоговейно коснулся губами беломраморного лба скульптуры.

Ветер завладел его бородой, обдал брызгами с гребня разбившейся о скалу волны.

Алеша, тщетно пытавшийся связаться по радио с Мэри, заметил это движение Ильи Юрьевича и смущенно опустил глаза.

Доброе возился с амфибией, приводя ее в порядок после вторичного перехода через пролив. Царапины и вмятины, облупившаяся краска и пробоины говорили, чего стоило машине путешествие.

Керн и Вуд разжигали костер.

Когда Богатырев подошел к костру, Керн, глядя на скульптуру в его руках, сказал:

– Разве это не венец творения, командор?

– Венец творения? – задумчиво переспросил Илья Юрьевич. – Что же такое человек? Каприз стихии, случайное стечение обстоятельств, удачных внешних условий или вершина слепого трудолюбия и непроизвольного совершенствования форм Природы?

Все поняли, что Илья Юрьевич продолжал размышлять.

– Считать ли человека сравнительно слабым, плохо защищенным от невзгод, неважно вооруженным для борьбы, но обладающим чудесным мозгом, перекрывающим все недостатки человека как животного? Или же видеть в строении человеческого организма высшее из возможного и достижимого, совершенство линий, красоту тела, идеальность "конструкции", вершину эволюции, которой дальше делать нечего?

Алеша выключил радиоприемник и подошел к костру. Он любил, когда обычно немногословный Илья Юрьевич словно прорывался, когда вдохновенная и увлекающая его речь начинала литься плавной и глубокой рекой или бурлила Стремниной.

Добров тоже перестал стучать молотком, прислушался.

– Человека отличает от животных то, что он не только порождение внешних условий, но еще и создание собственного труда. Человек трудом своим сделал себя мыслящим существом. Труд решающим образом влияет и на облик человека. Волосяного покрова он лишился, очевидно, потому, что создал себе одежду, сделавшую ненужной шерсть на теле.

Богатырев неотрывно смотрел на скульптуру, которую держал в вытянутой руке, словно черпая в ней свои мысли:

– В грядущих миллионах лет великий труд человека, меняя свой характер, когда человек все в большей мере будет превращаться из физического исполнителя в командира машин, неизбежно изменит человека, сделает его и внешне непохожим на первобытных охотников, которых мы пока еще во всем напоминаем.

Вуд невольно вспомнил свой бред в пещере, диких потомков, пришедших за звонкой шкурой Чуда.

– Менять человека в его внешней и внутренней сущности, – продолжал профессор Богатырев, – будет и характер общества, которое он создаст и в котором станет жить. Миллионы лет без насилия и принуждения, без страха и волчьих законов неизбежна скажутся как на облике людей, так и на их сознании.

– Сознание!.. – отозвался Добров. – Откуда же взялось это сознание?

– Несомненно, речь идет о крайне редком и необычайно счастливом стечении обстоятельств. Тигр сильнее человека, обезьяна проворнее, гепард быстрее. Мозг человека развивался именно потому, что человек был слабее многих хищников и должен был сражаться с ними. Он уступал в ловкости обезьянам, но оказывался приспособленнее их в тяжелых условиях жизни, он не мог спорить с оленем в быстроте, но умел остановить его камнем, ямой-ловушкой или стрелой. Он был меньше медведя, но не нуждался в его шубе, в его берлоге, не впадал в зимнюю спячку, греясь у костра, который научился разжигать.

Вуд стал ворошить корявым корнем угли. Посыпались искры, повалил дым.

– Если бы человек был слишком силен, слишком ловок, слишком быстр, ему не требовалось бы мышления и изобретательности, он мог бы прожить по-звериному. Мышление понадобилось и развивалось у него потому, что ему трудно было жить без него, он не выжил бы, как, вероятно, не выжили его близкие и менее одаренные сородичи.

– Если бы вы знали, командор, как я молил бога о том, чтобы выжить в пещере! – сказал Керн.

– Человек, живший в пещере, стал человеком потому, что был не слишком силен, ловок, быстр и не слишком слаб и неповоротлив, потому что ему требовалось умеренное количество пищи, высококалорийной и в то же время легко усвояемой после приготовления на огне. Огонь облегчал тяжелые функции организма, способствовал его быстрому развитию и совершенствованию. И, что еще особенно важно, у человека не все время стало тратиться на добывание пищи, у него появился досуг для размышлений, которого нет у зверей, нет у птиц, нет у рыб, досуг, ставший, если так можно сказать, отцом познания, матерью искусства и воспроизведения красоты.

– В руках своих, командор, вы держите красоту, подтверждающую, что господь бог создал людей на Земле и здесь, на чужезвездной Венере, по образу и подобию своему.

– Вольтер говорил, что человек ответил ему тем же, – быстро вставил Алеша.

Керн бросил на него хмурый взгляд.

– Вы ошибаетесь, Аллан, – мягко сказал Богатырев. – Разумные существа похожи друг на друга не потому, что созданы кем-то по определенному образцу, а потому, что существа эти должны были отвечать определенным условиям, обладать свободными от ходьбы 128 конечностями, пригодными для трудовых процессов, стереоскопическими органами зрения и слуха, вертикальным положением тела, обеспечивающим наибольший обзор местности, и экономно использовать для передвижения минимальное количество конечностей.

– Две ноги! – вставил Алеша.

– Словом, на расстоянии километра мы скорее всего могли бы принять разумное существо иного мира за человека, если бы увидели его...

– Но ведь вот оно, вот! Мы уже видим его, командор! – воскликнул Гарри Вуд, показывая на скульптуру.

– И я очень рад, сэр, – внушительно добавил Керн, – что существование этой прекрасной леди в мире венерианских ящеров можно объяснить отнюдь не теорией эволюции, а лишь высшим актом творения.

– Если под высшим актом творения вы подразумеваете создание инженерами космических ракет, то я соглашусь с вами, Аллан.

– Что? Космических ракет? – опешил Керн.

– Вы считаете, она прилетела? – живо спросил Вуд.

– Она или ее предки, – невозмутимо ответил Богатырев.

– Илья Юрьевич!.. – не выдержал Алеша, вскакивая на ноги.

Богатырев успокаивающе поднял руку.

– Откуда прилетели? – спросил Керн. – На космических ракетах?

Богатырев пожал плечами:

– Назовем условно планету, откуда они могли прилететь, Марсом, просто потому, что любой Марс (из нашей солнечной системы или из подобной ей планетной системы 82-й звезды Эридана, близ которой мы находимся), очевидно, меньше земноподобной планеты или даже Венеры, несколько уступающей Земле. Силы тяготения такого Марса не хватало, чтобы удержать частички атмосферы и водяных паров. Молекулы газов отрывались и улетали от планеты в космос. Атмосфера постепенно редела. Но прежде на предполагаемом Марсе атмосфера могла быть плотной и условия зарождения и развития жизни напоминали в общих чертах земные. И они могли быть такими даже раньше, чем на Земле, поскольку Марс был, скажем, дальше от своего светила, чем Земля от Солнца, и потому охлаждался быстрее. И жизнь там должна была возникнуть прежде, чем на Земле или землеподобной планете, и проходить все фазы развития скорее. И разумные существа на нем, на этом условном Марсе, должны были появиться на миллионы лет прежде, чем на планетах, более близких к светилу.

– И миллион лет назад погибнуть без воды и кислорода, – подсказал Доброе-.

– Не погибнуть, – поправил Богатырев, – а лишь оказаться перед перспективой гибели. Марсиане (будем так условно их называть) должны были понимать, что их планета теряет воду и атмосферу. Они обязаны были думать о грядущих поколениях. И у них было три выхода. Первый – погибнуть.

– Нет, нет и нет! – крикнул Алеша.

Гарри Вуд, усиленно закивав, молча поддержал его.

– Второй выход – уйти в глубь планеты, вырыть пещеры, создать в них искусственную атмосферу, водоемы, подземное сельское хозяйство, построить там города и жить, никогда уже больше не видя неба, звезд, светила.

– Мрачно, но возможно, – пожал плечами Керн.

– И, наконец, третий выход: использовать достижения цивилизации и переселиться на соседние планеты, например на Венеру, условную Венеру, с большей массой и находящейся ближе к светилу, словом, где жизнь зарождалась позже и где условия для продолжения жизни, зародившейся на другом космическом теле, благо приятны.

– Я думаю, что разумные обитатели гипотетического Марса могли избрать два пути. Часть населении планета ушла в ее глубины и, быть может, существует и сейчас, и нам еще предстоит задача после возвращения на звездолет предпринять попытку связаться с ними, возможно, биологически изменившимися, приспособившимися на протяжении тысячелетий к новым условиям...

– А другая часть построила космические города, искусственные спутники, промежуточные станции для массового переселения на соседние планеты.

– Ты прав, Алеша. Очень возможно, что произошло именно так, а может быть, и еще масштабнее. Я имею в виду переселение не только на космические тела близ светила...

– Но и межзвездные перелеты, скажем, к нашему Солнцу, к нашей Земле.

– Исключить это будет едва ли научно.

– Тем более что такая гипотеза объяснит множество загадочных фактов.

– На Земле? – насторожился Доброе.

– Да. Кто миллион лет назад оставил след подошвы в песчанике пустыни Гоби? Кто стрелял пулей в дикого неандертальца в Африке сорок тысяч лет назад и тогда же охотился на древнего бизона, простреленный череп которого найден в Якутии и хранится в палеонтологическом музее в Москве.

Добров развел руками: – Ну, знаешь ли, Илья...

– Но не эти тайны главные! Главная – это тайна человеческого мозга, который был биологически одинаков у создателя теории относительности Эйнштейна и первобытного человека каменного века, у лорда Ньютона я у африканского дикаря, из которого, как известно, удавалось воспитать современного ученого. Как могла скупая природа наделить доисторического человека, примитивного охотника, развитым мозгом, способным вместить всю сумму современных знаний?

– Мозг этот создан высшей силой, – возвестил Керн.

– Нет, Керн. Мозг этот, очевидно, прошел все стадии развития начинающего мыслить существа... еще до того, как уже в зрелом для Разума виде оно попало сюда, на местную Венеру, а может быть, и к нам на Землю в околосолнечной планетной системе.

– На Землю? – поразились слушатели.

– Что ж в этом особенного? Земля доступна для космических полетов так же, как и любое другое космическое тело. И, пожалуй, более гостеприимна, чем многие другие планеты.

– Где же их следы на Земле? – допытывался Керн.

– Обратимся к вашему Американскому материку. Вспомните о горном озере Титикака в Андах. По мнению видных геологов, оно когда-то было морским заливом, на его берегах находят морские ракушки. Но ныне оно поднялось на четыре тысячи метров над уровнем моря. Однако там сохранились остатки морского порта.

– Морского порта, командор? С какого времени?

– Очень много тысяч лет назад там существовал древний морской порт. Рядом – руины циклопических строений храма Колососава. Примечательны знаменитые Ворота Солнца с иероглифами, расшифрованными Эштоном и Познанским в тысяча девятьсот сорок девятом году.

– Это, насколько я помню, оказался древнейший на Земле календарь, вставил Вуд.

Богатырев усмехнулся.

– Да. Календарь Тиагуанако и самый древний и... самый странный.

– Да, да! – оживился Вуд. – Знаю, год там насчитывал почему-то не триста шестьдесят пять дней, а только двести девяносто. И месяцы были десять по двадцать четыре и два по двадцать пять дней.

– Неземной календарь! – воскликнул Алеша.

– А вы не помните первые данные радиолокации Венеры-2, проведенные со звездолета нашими астрономами? – спросил Богатырев.

– О, еще бы! – ответил Керн. – Период вращения Венеры-2 был определен несколько более чем в девять земных суток.

– А ведь нам удалось уточнить это, – напомнил Богатырев.

– О да! – кивнул Керн. – Девять земных суток семь часов сорок минут и сорок восемь секунд.

– Значит, помня, что в чужезвездном венерианском году двести двадцать пять земных суток, как и у нашей солнечной Венеры, сколько будет в нем местных венерианских дней?

– Двадцать четыре целых сто пятьдесят семь тысячных, – быстро сосчитал Вуд.

– Не целое число, – огорчился Богатырев. – Несносный хвостик в сто пятьдесят семь тысячных суток! Куда его девать? При составлении календаря пришлось бы вводить високосные годы. А ну-ка! Сколько местных венерианских дней будет, скажем, в двенадцати годах?

– Сейчас сосчитаю, – отозвался Вуд.

– Попробуйте, – лукаво предложил Богатырев.

– Это невероятно! – воскликнул Керн.

– Сосчитали?

– Двести девяносто! Точно! – хором ответили все звездолетчики.

– Смотрите, как удачно! Придется для Венеры считать в десяти годах по двадцать четыре дня, а в двух годах – по двадцать пять. Пожалуй, будет удобно.

– Сэр! Но ведь это же календарь Тиагуанако! – воскликнул Вуд. – Только малые циклы там вовсе из месяцы, а годы! А большой цикл – цикл високосных лет. У нас на Земле он четырехлетний.

– Как! На Земле, – почти закричал Алеша, – на древнейших руинах близ морского порта, которым пользовались несчетные тысячи лет назад, запечатлен этот местный венерианский календарь? Это что же? Жители чужезвездной Венеры так давно были на Земле? Были... и исчезли?

– Нет, почему же исчезли? – невозмутимо сказал Богатырев. – Марсиане, как мы их условно назвали, переселившись с него на чужезвездную Венеру, а потом с этой Венеры в нашу солнечную систему, на нашу гостеприимную Землю, остались на ней.

– Где же они, дети условного Марса? – спросил Вуд.

– Это просто невероятно! – воскликнул Керн. – Мне остается поблагодарить вас, сэр, что я все-таки не произошел от ненавистной и безобразной дарвиновской обезьяны.

– Утешит ли вас, Аллан, что чужезвездная марсианская обезьяна, от которой все же произошли ваши предки, была менее безобразной?

– Слабое утешение! А куда же делась чужепланетная цивилизация на Земле?

– Она исчезла, Аллан. Космические переселенцы утратили связь с материнской планетой, одичали в тяжелых, непривычных условиях иной тяжести, чужой атмосферы, превратились в первобытных охотников...

– Одичали! – воскликнул Вуд. – О, для этого нужно совсем немного поколений! Я знаю... я видел...Спохватившись, он осекся.

– Но я не видел. Я не знаю и не допускаю этого, – решительно заявил Добров.

– Видишь ли, Роман, – мягко обернулся к нему Богатырев. – Редко кто знает по имени своего прадеда. Даже в наших условиях связь поколений не так уж прочна. Что такое цивилизация? Это индустриальная база, это библиотеки, университеты, школы. Продолжающаяся цивилизация – это образование. Представь себе переселившихся инопланетных колонистов. Они не могли взять с собой заводы для восстановления машин, для изготовления топлива. Они не могли взять с собой библиотеки – сокровищницы знания. Уже во втором, третьем поколениях среди переселенцев все меньше останется образованных. Все их силы, все способности будут направлены на то, чтобы выжить.

– Да... выжить, – понимающе повторил Керн.

– Выживали не умнейшие, а сильнейшие. Ведь на Земле они весили вдвое тяжелее. В условиях иной биосферы. В условиях иной жизни, жизни первобытных охотников, которым не требовалось знание, скажем, уже известной тогда на материнской планете теории относительности. Их ум был занят иными заботами, грубел...

– Можно мне напомнить, Илья Юрьевич, – вставил Алеша, – о детях, которых воспитывали звери? На Земле известен десяток таких случаев. Не воспитанные людьми в самом раннем возрасте, эти дети уже не могли позднее стать людьми, не воспринимая даже элементарных знаний. Они становились дикими, хотя их родители были цивилизованными. В большом масштабе это могло произойти и с переселенцами.

– Да, могло, – подтвердил Богатырев. – Проржавели, исчезли привезенные когда-то машины, забыты были старинные книги, да и сама ненужная охотникам письменность. Все изменилось у переселенцев, кроме мозга, способного к восприятию знаний, но не загружeнного ими. Понадобились сотни тысяч лет, чтобы "внуки условного Марса", давно забыв о своем происхождении, снова поднялись по лестнице земной теперь цивилизации.

Алеша oсторожнo взял из рук Богатырева скульптyРy.

– Так вот почему ты так загадочно понятна... сестра людей! взволнованно сказал он.

– Да, – подтвердил Богатырев. – Сестра по солнечному племени разумных существ, появившихся в зоне жизни и расселившихся по всем околосолнечным пространствам.

Глава шестая

ДЕТИ ЗЕМЛИ

Ураган разогнал тяжелые тучи. Слой высоких облаков казался диковинным небом. На Земле только у самого океана оно бывает таким, когда сплющенное Солнце, прорезая полосу туч, распадается на латунные половинки и раскаляет оранжевые кромки облаков, перекрашивает в багрянец синеву.

На чужезвездной Венере весь небосвод был багрянопышным, расцвеченным в зените феерической зарей немыслимо огромного, всегда невидимого Солнца.

Общий крик восторга вырвался у людей, едва вездеход оставил позади чащу папоротников.

Но никто из путников даже не посмотрел на венерианские небеса. Люди увидели башню из вороненой стали, устремленную ввысь, кусочек Земли, стоящий на скалах Венеры, родную ракету "Знание" – всю в подпалинах от спуска, с узором цветов побежалости из-за перегрева при трении.

Здесь впервые человеческая нога ступила на другую планету близ иной звезды.

Здесь любовно посажены на Венере четыре земных растения: пшеница, виноград, кукуруза и рис...

Здесь и простятся люди с планетой бурь, чтобы отправиться в обратный путь.

Исполинская ракета, казалось, ждала только мгновения, чтобы сорваться с чуждых скал, в огне и грохоте взлететь к пылающей заре, стрелообразным острием распороть багровый покров, за которым призывно светят звезды, ласково сияет Солнце, двойник земного, где откроется сверкающий космос, мир миров, бездонный мир бесчисленных миров с далекой желтенькой звездочкой, близ которой даже невозможно рассмотреть космическую песчинку, голубую планету, один цвет которой, как песня, расскажет о небесной синеве, о теплом синем море, о синей дымке земных лесов.

О родной Земле думали все, и все по-разному. Богатырев размышлял о человечестве и его предыстории, Алеша – о новой звездной экспедиции к 82-й Эридана, о новом полете на чужезвездную Венеру. Вуд думал о Мэри, словно она ждала его в Америке, а не кружила сейчас на "Просперити" вокруг Венеры-2.

Доброе и Керн говорили не только о планете Земля, но и звездолете "Земля", видя в нем ближайшую цель полета. Приближался крайний срок пребывания на Венере-2. На звездолете, конечно, учитывают это и могут приказать "Просперити" готовиться к вылету, если... если корабль останется один...

Вездеход остановился около ракеты.

На камне сидела ящерица.

Алеша выскочил на ходу и подбежал к ней.

Она не спаслась бегством, а вытаращила на него глаза. Ее шея раздувалась при дыхании.

Алеша протянул руку и взял ящерицу.

Это был привезенный с Земли варан, который словно ждал здесь своих хозяев.

Алеша засунул зверька в карман и, смеясь, полез по вертикальной лесенке к люку.

Его товарищи наблюдали, как он открыл люк.

Послышался лай, обыкновенный собачий, земной лай.

Все переглянулись.

–Лай! – крикнул Алеша. – Лай, Пулька, лай! Хочешь, я тебя расцелую за разбуженный в сердце май?..

И он скрылся в люке.

– Май... – сказал Гарри. – В мае я собирал травы в горах и едва не попал на повороте шоссе под машину. Я тоже готов поцеловать эту собаку.

– Оставьте, Вуд, – сказал Керн. – Как выяснено, собака уже больше не родственник человека, хоть у нее и пять пальцев на каждой лапе, пара глаз, пара ушей, позвоночник, сердце с левой стороны, печень и почки – все как у человека...

Богатырев улыбнулся: он вспомнил разговор в пути о "внуках Марса". Он говорил тогда Керну по поводу внешнего сходства человека и животных Земли: "Родственников у человека на Земле нет. Это хорошо знают физиологи и горько сетуют. А по поводу пяти пальцев и позвоночников учтите – природа находит оптимальные решения, все остальные случаи исключаются отбором. А дважды два всегда четыре".

"Судя по количеству пальцев – пять", – буркнул Керн.

"Рыба всегда будет обтекаемой формы, в каком бы океане она ни развивалась. Даже кит, перейдя с суши в море, обрел рыбоподобную форму, хоть рыбе он совсем не родня. До сих пор, чтобы наглядно показать переходящие одна в другую формы, выстраивали в ряд скелеты. Обезьяна, выпрямляясь, становилась предполагаемым получеловеком и, наконец, "венцом творения" двуногим, прямостоящим разумным существом.

Но ведь строение скелета не единственный признак.

А вот по составу крови и по некоторым физиологическим функциям ближе всего к человеку стоит... кошка!

А по поводу родства человека и обезьяны можно рассказать такой случай. Во время последней мировой войны не были применены отравляющие газы. Но их готовили у того же Гитлера. Известен случай, когда газ, от которого в страшных мучениях погибали подопытные обезьяны, во время взрыва вырвался из хранилища. Сотни рабочих были обречены, но... получили только насморк. Может быть, именно поэтому гитлеровские химики предпочитали проводить свои человеконенавистнические опыты уже не на животных, а на военнопленных".

"Закройте мрачную страницу, командор. Издали глядя на Землю, не видишь пятен", – сказал Керн.

Они еще долго говорили об этом в пути, но сейчас все молчали.

Вдруг раздался тревожный, захлебывающийся лай.

Из люка, не захлопнув дверцы, поспешно спускался Алеша. Он был без шлема.

Спрыгнув на камни, он растерянно остановился перед Богатыревым:

– Илья Юрьевич, беда!..

– Что такое?

– Маша... Мэри... "Просперити".

– Что случилось с Мэри? – кинулся к Алеше Вуд.

– Запись... Магнитная запись сообщения с "Проcперити"!

И Алеша снова бросился к лестнице.

В предчувствии непоправимого все поднимались следом за ним.

Собрались в радиорубке.

Пулька терлась о ноги, подпрыгивала, пыталась лизать руки.

Наружная дверца закрылась, рубка автоматически наполнилась земным воздухом. Началось облучение скафандров. В ракету нельзя было занести венерианские микробы.

Шлемы сняли лишь после окончания облучения.

Алеша запустил магнитную запись.

Из репродуктора послышался знакомый голос Мэри.

Он звучал как-то скованно, словно ему трудно было пробиваться сквозь треск атмосферных разрядов.

– "...У меня нет сил улететь, не передав этой радиограммы... Ее уже некому услышать на поверхности планеты. Может быть, автоматы запишут ее, и мой голос услышат те, кто вновь прилетит сюда, чтобы оказаться более счастливыми, чем их предшественники... Я смотрюсь в зеркало и вижу у себя седую прядь. С "Земли" приказано мне, последней из оставшихся в живых, вести "Просперити" в обратный путь. Там меня ждет звездолет, а потом – горький почет и ненужная слава... И даже толпы завидных женихов... женихов космической вдовы Мэри Стрем, которая откроет сейчас на мгновение люк шлюза и выбросит на чужую планету горсть земли, чтобы ее крупицы упали на могилы Гарри и его друзей... Я обязана выполнить ненавистный мне приказ... все же выполнить и тем продолжить дело погибших".

В магнитофоне слышался шорох и треск атмосферных разрядов. Голос Мэри заглох, утонул в шуме, исчез...

– Все ясно, – сказал Керн. – Она улетела...

– Не может быть! – в отчаянии крикнул Вуд.

– Можете считать, что горсть земли уже брошена на вашу могилу, – зло сказал Керн.

– Вы лжете, шеф! Ведь это Мэри!.. Надо вернуть ее, позвать обратно! Сообщить на звездолет.

Добров провел рукой по колючей седеющей щетине, которой оброс его череп:

– К сожалению, мистер Вуд, как вам известно, зерхние ионизированные слои венерианской атмосферы исключают связь с "Землей" даже с "Просперити". Пока он находился на орбите спутника, связь была неустойчивой.

– "Пока находился"!.. – с горечью воскликнул Гарри.– А теперь летит... И я не уверен, что он летит к "Земле". Я не уверен, что она спасется, сумеет вывести корабль на орбиту.

Алеша благодарно посмотрел на Вуда:

– Значит, ты беспокоишься о ней, Гарри! Прости, я плохо о тебе подумал.

Гарри словно не услышал этих слов. Он отвернулся к иллюминатору и стал смотреть на пламенеющее красное небо.

– А я... – сказал нерешительно Алеша. – Я даже не смею признаться, что... что рад!.. Мы останемся... Мы найдем их.

– Кого – их? – мрачно обернулся Добров.

– Братьев по солнечному племени.

– Оставьте вчерашние шутки! – возмутился Добров. – Неужели вы рассчитываете, что мы сможем прожить здесь год? Кто мог переселиться сюда с другой планеты? Нам не выжить здесь. К сожалению, не выжить и поднявшись на "Знании", став искусственным спутником Венеры. На звездолет о своем епасении мы в этом случае сообщим, но, пока будем ждать помощи, погибнем от космических излучений. Слишком пощипана в пути защита корабля.

– Расчет столь же точный, сколь и мрачный, – сказал Илья Юрьевич. Придется нам вчерашнюю гипотезу проверить на самих себе.

Он открыл дверь в рубку управления, прошел к пульту, любовно погладил его и стал у окна, задумчиво глядя на венерианский лес.

Алеша, Вуд и Добров остались в радиорубке. Только Керн прошел следом за командором.

Он стоял за его спиной и молча смотрел в пол.

– Командор, – сказал он наконец, – дважды два все-таки не пять, только четыре.

Богатырев обернулся и пристально посмотрел Керну в лицо.

– Да-а, да-а, – повторил тот. – Четыре. И, как известно, четыре больше и ценнее единицы. О'кэй?

Богатырев тяжело опустился в кресло и зажал бороду в кулак: – Как вас понять, Аллан?

– Следующую экспедицию со звездолета на Венеру могут отложить на неопределенный срок. Полетят к другим планетам. Дать сигнал о помощи нам можно лишь с орбиты спутника. Четверо останутся на Венере, постараются выжить. А я один поднимусь на "Знании" на орбиту, дам сигнал на звездолет. О'кэй?

– Так, – сказал Богатырев, исподлобья смотря на исхудавшее лицо американца. – Подниметесь и погибнете от излучения?

– Да, командор. Дважды два – четыре, а не пять.

В дверях стояли Алеша, Вуд, Добров. Они слышаЛи весь разговор.

– Тяжкое дело, друзья, – сказал Илья Юрьевич. – Слышите, на что Аллан готов?

Тягостная давящая тишина сковала всех. Даже Пулька молчала, непонимающе оглядывая вернувшихся хозяев.

– Как поступать будем? – поднял глаза Илья Юрьевич.

– Дайте мне вездеход, я найду город солнечного племени и вернусь сюда, – предложил Алеша.

– Выход иной, – сказал Добров. – Запустить ракету одну, взорвать. Это послужит сигналом звездолету от нас, ждущих помощи.

– Так, – протянул Илья Юрьевич, накручивая на руку привязной ремень. На то, что сказано здесь, как говорил Чапай, наплевать и забыть... В космос под удар космических лучей без достаточной защиты на долгий срок подниматься не станем. Сигнал на Землю дадим. Для этого используем импульс автоматической метеостанции. Любые слои пробьет.

Алеша хлопнул себя по лбу:

– На базе ракеты "Знание" создадим на Венере колонию. Выживем во что бы то ни стало, чтобы посланная со звездолета за нами экспедиция получила от Нас богатейший научный материал. А покуда разработаем программу ширвких исследований Венеры.

– Да-а, – протянул Добров и стал тереть щетину на голове.

– Можно мне пожать вам руку, сэр? – спросил Вуд Керна.

Керн удивился.

– За то, что вы готовы были это сделать, – сказал Вуд.

Алеша подошел к пульту и включил внешние микрофоны.

В кабину ворвалась волна звуков, которые были привычными в лесу, но казались противоестественными в кабине.

Алеша вздрогнул, словно в удаляющемся скачущем грохоте и пронзительном замирающем визге услышал что-то.

Прислушались и другие.

Алеша ухватился за спинку кресла.

Она!

И, словно у самого окна кабины, раздался призывный крик, нежный и громкий, переливающийся.

Алеша держал в руке скульптурную головку неведомой чужепланетной девушки и вслушивался в лесной голос.

– Эоэлла!..

Добров нахмурился. Вуд поник головой. Илья Юрьевич, упершись могучими руками в расставленные колени, смотрел в пол.

Глава седьмая

ЭОЭЛЛА!..

Погода на Венере улучшилась. Дул сильный, но ровный ветер. Небо было высокое и красное, по нему перемещалась заря невидимого Солнца.

Вокруг ракеты кипела работа. Люди принялись за устройство укрепленного лагеря. Решено было соорудить вокруг корабля прочную изгородь, которая защитила бы "колонистов", как начали исследователи называть себя, от внезапных нападений. Конечно, в первую очередь имелись в виду ящеры, но... кто знает, могли быть и не только ящеры.

Циркульными пилами срезали исполинские папоротники, распилили их на части. Первые на Венере бревна вездеход волоком тащил из леса к ракете.

Реактивный двигатель поднимал такой шум, что распугал всех окрестных животных. Когда Добров выключал его, наступала тревожная тишина.

Только небольшие птеродактили неотступно кружили над лагерем, выглядывая добычу с большой высоты.

Исследователи не обращали на них внимания.

Добров приволок на вездеходе очередное бревно.

Его заострили с одной стороны в виде кола, а другой конец опустили в выкопанную яму, на дне которой поблескивала вода. Закапывали кол с наклоном нарубку лагеря. Частокол получался внушительным.

Вуд оценивающе посмотрел на него: – Недурная крепость. Готов выдержать в ней любую осаду... до возвращения Мэри.

Алеша положил ему руку на плечо.

– А я счастливее, – задумчиво сказал он, глядя в чащу и прислушиваясь.

Вуд внимательно посмотрел на него.

Из люка ракеты донесся звонкий лай Пульки.

– Слышишь? – сказал Алеша. – Эх, неужели не стану записки писать, засовывать их Пульке за ошейник?

– Записки? – удивился американец. – Кому?

Алеша выразительно посмотрел на лес: – И не беда, если не прочитает... если ответа Пулька не принесет!..

– Вас, русских, всегда так трудно понять! – признался Гарри.