Текст книги "Обычный рейс (Полярные новеллы)"

Автор книги: Александр Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

ПОЛЯРНОЙ НОЧЬЮ

Черное звездное небо обещало мороз.

"Замешкался я, – подумал Федот Иванович, глядя на Большую Медведицу, – дело к полудню идет. Ишь куда ковш запрокинуло. Ну, да ничего, успею…"

Старый охотник свистнул Таймыра, могучего широкогрудого пса, и стал прилаживать лыжи.

Дверь Федот Иванович запирать не стал, – а вдруг какой путник забредет? У печки заботливо оставлена вязанка дров – выброшенный морем плавник. Лампа заправлена керосином. В сенях на видном месте висит мороженый медвежий окорок – любому гостю доброе угощение.

– Песцы дверь не откроют, а человеку – хлеб да соль, – сказал вслух Федот Иванович.

Таймыр поднял умные глаза.

Старый охотник часто говорил с самим собой или с собакой – привык за годы одинокого житья-бытья: ведь после смерти жены он остался совсем один. Правда, есть у него сыновья. Бравые ребята. Только разбрелись они по всей стране…

Приладив лыжи, охотник зашагал вперед. В скупом свете звезд снег казался серым.

Федот Иванович с радостью думал о предстоящей беседе с людьми на полярной станции, куда он держал путь. Может быть, и о сынах что услышит. О старшем, об Александре, непременно услышит. Кто не знает полярного капитана Фомина?

По дороге охотник один за другим осмотрел пять капканов. В трех оказались отменные песцы.

Внезапно подул сильный ветер. Он стал плотным, смешавшись с колючим снегом. Звезды исчезли.

– Это еще не пурга! Какая это пурга! Это только поземка, – бормотал Федот Иванович.

И в памяти старого охотника встала другая пурга, которая едва не стоила ему жизни. Закоченевшего, обмороженного нашли его в снегу чукчи и отогрели в своей яранге. Бежал он тогда из сибирской ссылки в тундру.

С тех пор Федот Иванович и остался жить на Севере, крепко полюбив этот суровый край.

А в Тамбовскую губернию незачем ему было возвращаться, никого там не осталось. Отца вместе с ним арестовали – сообща они помещику красного петуха пустили, ну, а женить Федота не успели. Женился он тут, на чукчанке. Хорошая жена была…

Отец так и умер на каторге. Сын Иван уж больно с ним схож. Знал бы дед, кем его внук стал, – офицером. Дед офицеров одних лишь ведал царских, а тут – свой офицер. В Отечественную войну сразу же на фронт ушел. Добрый охотник был. Лисиц чернобурых немало принес. И ни одной шкурки не испортил – всегда в глаз… Снайпер из Ивана получился отличный…

– А пурга-то, видать, разыграется, как бы не задержала, – с тревогой поглядывая на небо, перебил сам себя Федот Иванович.

Ветер выл, стонал, ревел, стараясь свалить охотника с ног. Конечно, в другое время Федот остановился бы, зарылся бы в снег, чтобы проспать двое суток, а там и отправиться восвояси, но теперь… Слишком важное было у Федота Ивановича дело.

Федот Иванович шел за сто десять километров на ближнюю полярную станцию выбирать депутата в Верховный Совет Советского Союза. Особое приглашение еще в прошлом месяце доставил охотнику знакомый чукча из оленеводческого колхоза.

Ледяной ветер останавливал дыхание. Усы смерзлись. Глаза не видели ничего, даже Таймыра. Казалось, снег ревет вокруг, словно море в шторм.

"Вот как, Федот Иванович, старый ты охотник, знаешь ты тундру, хвалишься, а как бы тебе не просчитаться!

Нет, придется, видно, остановиться, не то совсем не дойдешь".

С тяжелым сердцем забрался Федот Иванович в малицу, как в спальный мешок. Таймыр прилег подле хозяина.

Согреваясь своим дыханием, старый охотник размышлял: "Что бы ни случилось, а должен ты, Федот Иванович, в общей радости участие принять, вместе со всей страной, со всеми тремя сыновьями…"

Всех троих провожал когда-то Федот Иванович на Большую Землю, чтобы учились, вышли бы в люди охотничьи дети, крестьянские внуки. Самый младший, Алексей, стал летчиком. Дед и не думал, поди, что люди по воздуху летать будут…

"Идти, идти, беспременно идти… сколько времени пропало", – с ужасом думал старый охотник, выбираясь из сугроба.

Ветер гнал снежные волны. Они разбивались о землю, как штормовой прибой о берег. От одного удара такой волны могло занести с головой.

Вместе со снегом холод отчаяния проползал под мех. Но Федот Иванович все-таки шел…

"Опоздать? В такой день? Перед людьми-то позор какой выйдет… А еще толковать с ними хотел…"

Но остановиться пришлось. Снова зарылись они с Таймыром в снег. Федот Иванович все вычислял, сколько часов пробыл он в пути, сколько еще осталось ему, чтобы не опоздать. И получалось, что ждать совсем нельзя.

К счастью, пурга начала утихать. Ударил мороз. Черная борода Федота Ивановича, в которой не было ни одного седого волоса, поседела, заиндевела. Он побежал на лыжах, не замечая холода. Лишь бы успеть до вечера… до полуночи.

Как быстро поворачивается ковш! Ничем его не остановишь!..

Словно состязаясь со временем, по неумолимо несущейся с запада на восток земле бежал человек, старый охотник Федот Иванович.

Несмотря на поздний ночной час, на полярной станции было оживление. В жарко натопленных уютных комнатах и просторной кают-компании, кроме зимовщиков, толпились пассажиры и экипаж только что прилетевшего с востока самолета.

– Только заправка! И в полет! – говорил высокий плечистый летчик Матвей Баранов, хорошо известный по всей Арктике.

– Задержу совсем немного, – отозвался начальник аэропорта. – Я ведь тоже с тобой полечу, но сперва должен вскрыть урны, подсчитать бюллетени.

Начальник аэропорта посмотрел на часы. Стрелка медленно приближалась к двенадцати часам.

– Вроде как Новый год встречаем, – сказал кто-то.

– Почему ты проформу соблюдаешь? Только опытный перелет задерживаешь! – не унимался летчик.

– Подожди, Матвей. Одного у нас нет… Не знаю, что и думать…

– Вот как? – Баранов сразу стал серьезным.

Хлопнула дверь. В комнату вошел начальник полярной станции. Он сбросил с себя меховую куртку. Его худощавое лицо с выступающими скулами было печально.

– Нет… Никого не видно. Все глаза проглядел.

– Может быть, он в стойбище проголосовал?

– Что ты! Обязательно к нам пойдет. Он в оленеводческом колхозе взял удостоверение на право голосования!

– Время истекло, – прервал начальник аэропорта, – прошу членов комиссии…

– Бортмеханик, иди готовь машины! – скомандовал Баранов.

Снова хлопнула дверь. Через кают-компанию пробежал радист, потрясая в воздухе текстом радиограммы о результатах голосования, которую нужно было передать окружной избирательной комиссии.

– И о нас сообщи, что вылетаем! – крикнул ему Баранов, поднимаясь из-за стола. Он потянулся всем своим крепко сбитым телом и обернулся.

В дверях стояла заснеженная, сильно заиндевевшая фигура человека.

– Что за дед? – спросил Баранов.

Человек шагнул.

– Сколько времени? – прохрипел он. – Мне бы голос подать… – охотник умоляюще взглянул на присутствующих.

Все смущенно переглянулись. Не получив ответа, Федот Иванович еще раз беспомощно оглядел всех, потом грузно опустился на пододвинутый стул. Склонив лицо вниз, он стал сосредоточенно отламывать ледышки на бороде.

– Совсем немного опоздал, дядя Федот, – говорил метеоролог. – Ну, прямо на несколько минут. А мы тебя так ждали…

Вошел начальник аэропорта и застыл с бумажкой в руках.

– Пришел? – словно не веря глазам, воскликнул он.

Федот Иванович еще ниже склонил голову. С его оттаивающей бороды капало на пол.

Никто не утешал старика. В молчании окружающих было понимание, сочувствие…

Старый охотник поднял голову.

– Вот ведь какое дело, опоздал, стало быть. Не догнать вчерашний день-то. Не потекут реки вспять… – и он опять замолчал.

Баранов откашлялся.

Федот Иванович горько усмехнулся:

– Дал промаху, конечно, неправ…

Баранов посмотрел на часы, потом на дверь.

– Реки вспять потекут, – сказал он уверенно. – И Енисей и Обь. Есть, батя, такой проект… В южные моря будут эти реки впадать.

Охотник недоверчиво покачал головой.

– Все шутишь, сынок…

– Нет, отец. Хочешь, догоним вчерашний день, ухватим его за хвост?

– Это как же?

– А так, отец. Пока бортмеханик вернется, слушай: земля вертится с запада на восток. На нашей семидесятой параллели скорость у нее около шестисот километров в час.

– Ну, ну… Ты это к чему?

– Вот ты прикинь. Если на самолете с той же скоростью в обратную сторону лететь, солнце как будто остановится.

– Должно, что так…

– А если быстрее! Если обогнать землю, что тогда? Тогда, друг, зашедшее солнце с запада подниматься начнет. Понимаешь?

– Ну?

– А вот у моего самолета, дед, скорость больше, чем у земли! Вот и представь, что произойдет, если ты на нем будешь? А? – И Баранов лукаво подмигнул старому охотнику.

– У вас время назад пойдет! – крикнул радист.

– А ведь верно, – откликнулся начальник аэропорта. – В Архангельск они прилетят в одиннадцать часов вечера. А у нас уже сейчас первый час. Уступаю Фомину свое место!

Федот Иванович стоял посредине комнаты растерянный. Вошел бортмеханик.

– А теперь, отец, бежим к самолету, – гулким басом скомандовал Баранов, – каждая минута дорога!

– Бежать… Это я могу. Я всю дорогу бежал.

И они скрылись за дверью.

– Да, дед в Архангельске проголосует! – хлопнул ладонью по столу метеоролог.

Дверь снова открылась. На миг просунулась черная борода.

– Вы тут того… за Таймыром моим присмотрите… Он ладный.

И дверь захлопнулась.

– Не беспокойся, отец! – крикнул начальник полярной станции, одеваясь, чтобы пойти за собакой. Он вышел.

Оставшиеся подошли к окну. Издалека доносился лай. Вдруг словно лавина камня рухнула сверху, потом с улицы донесся рокот несмолкаемого грома, странный в эту морозную, полярную ночь.

За окном кабины заревели реактивные двигатели могучего самолета Баранова.

– Неужто летим? – спросил Федот Иванович.

Штурман кивнул головой. Он склонился над картой, нанося курс. Перед ним на стенке виднелись часы со светящимся циферблатом. Они показывали не первый час, а шестнадцать часов с небольшим. Значит, шел еще предыдущий день…

– Вот оно, архангельское время! – крикнул штурман.

"Успеем ли?" – думал Федот Иванович.

В окне ничего нельзя было увидеть, кроме звезд, среди них особенно ярко выделялся знаменитый ковш Большой Медведицы – стрелка небесных часов старого охотника.

Деловито ревели двигатели, шли часы. Вернее, шли часы штурмана, а звездные часы Федота Ивановича… стояли. Более того, стрелка их передвинулась назад.

Штурманские часы показывали двадцать три часа, столько же показывала и Большая Медведица.

Самолет шел на посадку, машина остановилась. В дверях показалась крепкая фигура летчика, победившего время.

НОВОГОДНИЙ ТОСТ

Новый год! Бой часов Кремлевской башни, как поступь времени, размеренный, торжественный, бесконечно знакомый и все же волнующий…

Только что звенели бокалы, хлопали пробки бутылок, перекликались веселые голоса… Но бьют Кремлевские куранты – и все смолкает, как в предрассветный час.

На миг задумывается каждый.

Вот он завтрашний день, завтрашний год, грядущее!

Каково оно это грядущее, кто будет жить в нем?

Произнесут тосты. Поздравят друг друга с Новым годом и с новым счастьем…

А я хочу поздравить романтиков и искателей, тех, кто ищет новое в жизни, в науке, в счастье!

В дни моей юности страной романтиков, страной искателей была Арктика, страна нового и неизведанного, суровая и загадочная, непроходимая и притягивающая. Новая, она творила героев.

Почему?

Люди становились там героями или туда шли только герои?

А может быть, черты героя заложены в каждом советском человеке? Не потому ли обыкновенные юноши и девушки оказывались способными стать молодогвардейцами Краснодона, не потому ли исполинский подвиг совершил наш народ в дни Великой Отечественной войны, не потому ли строит он сейчас страну, которая завтра станет коммунистической? И не потому ли самые простые и скромные люди в арктических условиях совершают подвиги, которые становятся для них там нормой поведения, нормой жизни?

И мысленно в эту минуту я снова с людьми Арктики, которых узнал во время своих путешествий, снова я вместе со своими друзьями по арктическому плаванию…

Вспоминаю последние мили нашего пути. Я стою рядом с капитаном на мостике. В наступивших сумерках, в тихую погоду Борис Ефимович ведет корабль по протоке Северной Двины – Маймаксе.

В войну он был военным лоцманом и с тех пор не вызывал архангельцев на помощь, помня, что сам из старинной лоцманской семьи, в которой профессия эта переходила по наследству от прадедов к правнукам.

Только теперь я увидел, что "Георгий Седов" все же огромный морской пароход. Он величественно возвышался над береговыми домиками.

На судне заканчивалась уборка. Корабль принаряжался, чистился. От вчерашнего обледенения не осталось и следа.

Все встречные катера и речные пароходы гудками приветствовали нас.

Славный, заслуженный корабль! Он входил в родной порт, незаметно совершив много подвигов, поставив небывалые рекорды, обеспечив работу далеких полярных станций.

Корабль остановился на рейде против освещенных яркими огнями пристаней. Береговой катер подошел к нам. Пришла пора прощаться. На палубе стояли капитан Борис Ефимович, штурман Нетаев, радист, боцман и многие другие моряки. Тогда-то мы и дали слово вспомнить друг друга в новогодний час. Я сроднился с ними за этот рейс, который был так труден, хотя и казался им самой обычной будничной работой. Они любили рассказывать о подвигах других, но самим им никогда не пришло бы в голову назвать свою работу героической.

Я обнялся со своими друзьями:

– До свидания, товарищи! До свидания "Георгий Седов"?

Береговой катер отошел от морского странника. На высоком борту висел знакомый мне штормтрап – веревочная лестница с мокрыми внизу перекладинами, по которой так нелегко лезть в первый раз.

"Седов" дал прощальный гудок. Это, конечно, Борис Ефимович! Он и Нетаев на мостике, на котором началась и крепла их дружба, дружба двух советских моряков.

И вот я снова мысленно с ними, когда торжественно бьют, отмечая шаг времени, Кремлевские куранты, я снова с теми, кто прокладывает путь в будущее.

Поднимем же в новогодний час тост за будущее, вечное, отдаленное или близкое, всегда скрытое таинственной завесой времени, которую пробивает светом фантазии только мечта!

И поднимем тост за мечту, за мечту, приоткрывающую дверь в завтра, как бы приближающую к нашим глазам телескоп времени.

Тише, тише! Прислушайтесь!

Что же видим мы в чудесный телескоп мечты? Каково оно, будущее? Но нет! Не подручный инструмент оракула наш телескоп мечты, он ничего не предскажет, не предречет, он только покажет нам будущее таким, каким мы хотим его видеть, полные веры в него, каким оно представится нам, если мы знаем идущую вдаль дорогу науки, техники, человеческого общества, дорогу, которой идет Человек!

Разве он не будет похож на наших современников? Разве совсем другим будет Человек будущего, Человек нашей мечты?

Нет, не выдуманный это будет Человек, знакомы мы с ним, слышали о нем не раз, даже встречались с ним!

Молод будет этот Человек, молод, какого бы возраста ни был, молод потому, что сохранит знакомые нам черты тех, кто в наши дни поднимался во весь рост перед врагом, будучи молодогвардейцем или бойцом армии, кто не раздумывая отдал жизнь за Родину, за счастье уже не свое, а тех, кто будет жить, кто пойдет вместо него к коммунизму.

Молод будет этот Человек, и не только потому, что наука сумеет уберечь его волосы от седин, что складки твердой воли и энергии, а не морщины горькой усталости избороздят его лицо, не только потому, что будет он жить на Земле свои нормальные полтораста лет; молод будет наш грядущий Человек знакомым нам порывом к подвигу, который совершают, не замечая его, в сумерках ли арктических или антарктических будней или в зное унылых недавно степей, превращенных энтузиазмом молодости в золотистый комсомольский океан плодородия; молод будет этот Человек, какими бы знаниями и опытом жизни ни обладал, молод будет своей неистовой одержимостью, ведущей его через хребты и пустыни трудностей в даль исканий, молод знакомой нам страстностью искателя, ученого, созидателя, преобразующего природу, мир.

Мы знаем тебя, Человек будущего, мы встречали тебя среди лучших людей настоящего, среди героев войны и труда, среди моряков и полярников, среди ученых и инженеров, среди тех, кто выиграл кровавую схватку за жизнь ради того, чтобы в этой жизни выиграть еще одну схватку, схватку за мир. Мы знаем тебя, Человек будущего, и мы поднимаем тост за то, чтобы дорогие нам твои черты с невиданной яркостью проявились в обстановке завтрашнего дня!

Он твой, этот завтрашний день. Тебе будут служить могучие и умные машины, их будет больше чем сейчас, они будут быстрее двигаться, мгновенно вычислять, больше производить, но не в этом будет их коренное отличие от знакомого нам. Главное в том, что ими не нужно будет управлять!

Твои машины, Человек будущего, которые задуманы нами сейчас, будут регулировать и направлять сами себя, контролировать и проверять свои изделия, будут самостоятельно жить и работать, выполняя твою волю, один раз направленные твоей рукой. Ты будешь ходить среди них, машин и станков будущего, завтрашний Человек, умелый, образованный, способный разобраться в любом самодействующем механизме, зорко следя за их работой, настройкой, точностью. И в твои дни, будущий Человек, обычными станут самодействующие заводы, которые в распахнувшиеся сами собой ворота примут привезенное сырье, чтобы взамен погрузить на железнодорожные платформы готовые, проверенные без людей, смазанные и упакованные машины, будь то станок, телевизор или пишущая машинка, печатающая прямо с голоса…

Впрочем, железные ли дороги это будут? Может быть, и нет. Однако наряду с самыми совершенными новыми видами транспорта еще долго будут жить "стальные полосы прогресса", протянувшиеся из девятнадцатого через весь двадцатый век. Но рядом с ними или их продолжением протянутся, быть может, через моря и степи герметические трубы, похожие на гигантский газопровод, зарытые в землю или плавающие под водой, идеально прямые, не знающие ни поворотов, ни уклонов, ни подъемов, даже сопротивления воздуха внутри, если будет он удален. И будут по ним мчаться поезда, не только пассажирские экспрессы, а грузовые, товарные, но быстрые, как космические ракеты, будут мчаться, уничтожая старые представления о расстоянии. И замечательны они будут тем, что почти не потребуется энергии для передвижения таких поездов, как не нужна она летящему в безвоздушном пространстве искусственному Спутнику Земли, ибо трение качения при огромных скоростях ничтожно, а энергия разгона будет возвращена при торможении.

Пусть не таким будет транспорт будущего, одно можно сказать с уверенностью, он будет транспортом гигантских скоростей, уже завоеванных сегодня. И новый транспорт сделает людей, живущих далеко друг от друга, сплоченнее.

И более тесной семьей будут жить люди, да и не просто люди, но и народы. «Сдвинутся» континенты, безразлично чем соединенные межконтинентальными пассажирскими ракетами, метеор-самолетами или плавающими мостами-трубами. Жизнь людей будущего будет так же отличаться от нашей, как наше время автомобилей и самолетов от почтовой кареты, в которой путешествовал Радищев из Петербурга в Москву.

Более тесной семьей будут жить люди на Земле, но сами они не будут жить так скученно, как в былые, наши времена.

Еще дальше пойдут архитекторы, градостроители, в наши дни воздвигающие просторные, светлые кварталы зданий, разделенных не каменными колодцами дворов прошлого, а широкими зелеными скверами. В дни, когда воздух станет всеобщей трассой движения, когда каждый человек сможет подниматься на вертолетике и быстро пролететь от места работы до дому, дом его отодвинется от скопления зданий и людей, скроется в тени листвы по берегам рек, на опушках, на пригорках, откуда открывается радующий душу вид. Сотрется физическая грань между городом и деревней. Горожанин, по роду работы своей, по укладу жизни и потребностям, станет соседом жителя села, будет жить на природе, близкий к ней, убереженный от старения, напоенный силой земли.

И вместе с переселившимся на природу человеком пойдут вслед за ним ближе к лесам и лугам заводские цехи, выйдут они за пределы старых фабричных заборов и проходных, раскинутся пятнышками индустрии меж зеленеющих полей, на которых сниматься будут сказочные для наших дней урожаи. Разбросанные цехи заводов свяжутся в узел дорогами по земле, воде и воздуху.

Городские центры останутся не как скопище жилищ, а как центры культуры, охватывающие огромные районы расселения людей будущего, способных быстро слетаться всякий раз, когда нужно им быть вместе, чтобы посмотреть спектакль, послушать музыку, обсудить проблемы, направить исследования, выбрать достойных исполнителей их воли.

Обсуждать они будут грандиозные проблемы. Они дерзостно возьмутся за осуществление величественных проектов, переделают моря и материки, навечно победят энергетический голод прошлого. Их атомный век будет не просто использование ничтожной доли энергии вещества, освобождающейся при известном нам расщеплении атома, – нет, ими будет постигнута самая сокровенная тайна вещества – секрет его полной энергии. Быть может, далеко вперед пройдут они по пути, намеченному сегодня, откроют обнаруженный уже нами мир антивещества, во всем похожего на наше, но зеркально противоположного по электрическому заряду. Мы уже знаем, что при соприкосновении атомов вещества и антивещества возникает в колоссальном количестве энергия. Как беспредельно могуч тогда станет Человек!

Что будет по плечу этому Богатырю Знания? Что станет для него страной дерзкой мечты, новых подвигов?

Для нас вчера страной романтики и мечты была Арктика, куда Человек стремился сначала на парусниках, потом на первых ледоколах, на первых самолетах, где проложил он впоследствии Северный морской путь, сделав страну льдов с ее притягательной и неповторимой красотой близкой и необходимой.

Сегодня огненные паруса первых ракет вынесли наших космонавтов героев Знания Гагарина и Титова, Николаева и Поповича в черную беспредельность Космоса. Эта страна с мирами без счета становится уже в наши дни страной новой романтики и новой мечты. Уже летят к ближним планетам автоматические межпланетные станции, уже готовятся вступить в иные миры летчики-космонавты, чем-то похожие на первых арктических летчиков и моряков.

А завтра, когда Человек овладеет всеми тайнами энергии вещества, завтра, когда его звездолетчики смогут достичь в своих кажущихся сегодня фантастическими аппаратах субсветовых скоростей, завтра…

…Утоляя светлую жажду знания, полетит Человек будущего к иным звездам, расстояния до которых исчисляются световыми годами, полетит, чтобы пробыть в полете десятилетия своей жизни.

И, верю, вернется из звездного перелета будущий наш Человек, очень похожий на лучших наших летчиков-героев, вернется на Землю и…

И тут властно скажется закон природы, известный в наше время, как парадокс Эйнштейна: для Человека, летевшего десяток лет почти со скоростью света, время протекало совсем не так, как на оставленной им Земле, – и чем быстрее летел наш будущий Человек, тем медленнее текло его время, и когда спустя десяток лет, проведенных им в ракете, вернется он на Землю, то застанет на ней новые поколения, прожившие после его современников тысячелетия, застанет людей еще более отдаленного для нас времени, людей, еще дальше ушедших вперед, в будущее.

Поднимем же тост за Арктику, страну романтики и героических будней, которая словно подготовила нас к мечте еще более дерзновенной, чем завоевание Северного полюса и Северного морского пути, которая помогла взрастить в нас стремление познать мир, влекущее нас сегодня в Космос.

Поднимем тост за шаг от романтики Арктики к романтике Космоса!

Поднимем тост за будущее, когда ступит на неведомую планету чужого звездного мира Гость из Космоса, Человек Земли!