Текст книги "Тревоги ледяного грота "

Автор книги: Александр Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Анисимов думал о горькой судьбе этого, несомненно, талантливого человека.

– Эй ты, Джо, скотина! Хватит твоего проклятого шума. Не услыхать, как улизнут эти проклятые научники. Ишь, как разомлел, будто в объятиях постаравшейся продажной девки! – послышался грубый, хриплый голос.

В дверях с автоматом в руках стоял гориллоподобный сутулый субъект, у которого волосы росли прямо от бровей.

– Эй вы, ублюдки! Идите жрать то, что вам приготовил сегодня добрый Гарри. Пальчики оближете. – И, повернувшись, вышел.

Пианист не обратил ни малейшего внимания на этот окрик и виртуозно заканчивал двадцать четвертую прелюдию Шопена.

Профессор О'Скара поднялся со словами:

– Это Гарри, второй и главный наш тюремщик. У него страсть стряпать немыслимые кушанья. Они поистине ужасны. Но не дай вам господь их не похвалить. Говорят, он пристрелил приятеля, когда тот поморщился, жуя пережаренную индюшку. Друзья стали уверять, что у несчастного просто болел зуб. Гарри открыл ножом рот убитого, убедился, что половина зубов у того сгнила, и проворчал: "С такой поганой пастью нечего было браться за мою превосходную индюшку" – и пихнул труп ногой. Это нам в назидание красочно рассказал голубоглазый Джо. Вы только посмотрите на его глаза!

Музыкант блистательно закончил прелюдию и, выждав, когда Стилл и присоединившийся к нему О'Скара похлопали в ладоши, встал, взял с рояля автомат и указал стволом на дверь.

Вошли в отделанную дубом столовую, где на стенах висели темные доски с вырезанными на них изображениями убитой дичи.

Столы были накрыты на пятерых: дорогая сервировка, накрахмаленные салфетки!

– Жрите, – скомандовал Гарри, когда все уселись – американцы с одной стороны, Анисимов напротив, а гангстеры с автоматами положенными на белоснежную скатерть с боков друг против друга.

– У меня пятеро детей, мистер Анисимов. И еще двоих я взял на воспитание. Я уповаю на волю божью, но предпочитаю хвалить местную кухню, прошептал профессор О'Скара.

– Хотел бы я видеть того паршивца, который не похвалит? – мрачно изрек Гарри, видимо, обладавший тонким слухом.

– Должен вас предупредить, сэр, – твердо сказал Анисимов, – что я согласно своему убеждению не ем мяса. Никогда.

– Что? – взревел Гарри, хватаясь за автомат.

– Я готов похвалить вашу стряпню, – раздельно продолжал Анисимов, – но лишь в том случае, если блюда не будут содержать мясного.

Гарри-горилла вскочил и выпустил автоматную очередь над головой Анисимова. За ним жалобно зазвенел разбитый плафон.

Николай Алексеевич не шевельнулся.

– Насколько я понимаю, меня, как и этих джентльменов, доставили сюда не для того, чтобы упражняться в стрельбе по живым мишеням в комнате, где пули портят богатую отделку.

– Дьявол вам в проклятую вашу глотку! Это хорошо, что вы напомнили мне про обшивку, не то я размозжил бы вам вашу проклятую голову.

С этими словами Гарри с автоматом наперевес вышел из комнаты.

– Он пошел в магазин купить чего-нибудь овощного, – примирительно заметил Джо. – Вы должны извинить его, мистер. Он плохо воспитан. Не знал отца, как не знала его и мать, панельная шлюха. Он родился не по ее воле и воспитывался не ею. Я говорю это вам, сэр, потому что видел, как вы слушали мою музыку. Гарри не то что я. Он с детства среди них, – и он указал глазами на автомат. – Его воспитала старуха Фоб, пока не умерла с перепоя. И он всегда выполнял то, что ему поручали. Даже самые страшные задания вроде взрыва банка, за что он, и получил свою кличку Гарри в память покойного президента, устроившего хорошую встряску японским макакам. Если вы будете вести здесь себя хорошо, то ничего с вами не случится. А вечером, если хотите, я вам еще сыграю.

– Мне понравилась ваша музыка, Джо. Я готов забыть, где нахожусь.

– Где находитесь? – переспросил Джо и усмехнулся. – На "вилле-гроб".

Глава восьмая

УКРАСТЬ АТОМНУЮ БОМБУ

Генри Смит любил ездить по американским дорогам. Идеальное бетонное покрытие, чуть шершавое, чтобы избежать скольжения шин, позволяло делать ход машины покойным, располагающим к воспоминаниям и размышлениям.

По пути в Вашингтон Генри Смит решил завернуть в Балтимор, навестить там мать, которую обожал, трогательно заботясь о ней, никогда не забывая послать ей из своих далеких репортерских скитаний сувенир с теплой сыновней запиской.

Представляя, как она встретит его, Генри Смит думал о себе, о детстве и все еще не устроенной пока личной жизни.

Мать научила его еще мальчишкой гордиться отцом, национальным героем Америки, сложившим голову во Вьетнаме за великие идеалы свободы и демократии. Позднее Генри узнал, что национальный герой погиб около вонючей вьетнамской деревушки, сожженной по его приказу вместе со всем населением, несомненно партизанским и враждебным. Вероятно, были там азиаты разного пола и возраста, пусть даже старики и дети, но при тотальной войне, навязанной американцам азиатами, считаться с такими вещами не приходилось. Потому Генри не осуждал отца, а готов был взять с него пример. Он унаследовал от него силу воли, ловкость и не слишком большую разборчивость в выборе средств и действий. С раннего возраста он понял, что в мире каждый человек заброшен в джунгли, где предоставлен самому себе. И свобода, полная и неограниченная, дарованная ему свыше, касается именно свободы действий, поэтому Генри не собирался остановиться перед сожжением какой-то там деревушки или чего-нибудь покрупнее, если за этим станет дело.

Избрав после окончания колледжа, где помнили заслуги его отца, журналистское поприще, он подумывал о большем.

Его бойкое перо привлекло к нему внимание не только газетных боссов, но и некоторых спецслужб, не раз прибегавших к услугам журналистов, если они "обещающие парни". Оказавшийся таким "обещающим парнем" Генри Смит охотно брался за самые рискованные поручения.

Это приносило ему дополнительный доход, который казался недостаточным для его аппетита. Поэтому, когда представилась возможность оказывать услуги, кроме спецслужб, и еще кое-кому, кто, по всей видимости, был к ним близок, Генри Смит проявил двойное усердие, получая теперь куда больше, чем прежде, и подумывал уже о собственной газете, когда он будет посылать парней в горячие места, которые пока посещал сам, будь то Африка, Иран или Ближний Восток.

Вот почему он направлялся сейчас в Вашингтон, где в Капитолии его ждал сам Броккенбергер, "Король лобби", не раз дававший ему важные поручения, тем самым определяя его будущую судьбу.

С этими мыслями, отнюдь не собираясь поделиться ими со своей любимой матерью, Генри Смит остановил новенький сверкающий кар на тенистой улице балтиморского пригорода.

Почтенная дама жила в собственном коттедже. Не знала, куда посадить сына, бегала по комнатам, хлопотала. Потом угощала домашней снедью и поносила всех соседок, жаловалась на доктора и многочисленные свои болезни.

Генри жалел мать и уже ненавидел важного доктора, который только слал счета, а не помогал.

Далеко впереди желтым пятнышком маячила попутная машина. Прямая бетонная дорога серой лентой летела навстречу Генри Смиту, а перед его мысленным взором все еще стояла провожавшая мать. Когда-то стройная, властная красавица, а теперь скрюченная невыносимым спанделезом, желчная и несчастная... но, как прежде, заботливая. Она заставила его надеть ремень безопасности, нежно любимая мама!..

Генри Смит включил радио. Пела, вернее "визжала", модная певица, выразительница нового музыкального стиля, которые сменялись на концертных эстрадах со скоростью мелькавших сейчас мимо ярко раскрашенных автозаправочных станций.

Увы! Слишком поздно увидел Смит, как с боковой дороги выехал фургон и сразу же застрял поперек шоссе. Генри резко вырулил машину, чтобы объехать чертов фургон слева, не видя, что за ним творится. А там навстречу мчалась машина...

Тысячью ножей, гадко скрипнувших по тарелке, взвизгнули тормоза. Потом у Смита вытряхнуло все внутренности, и слева от него что-то захрустело. Это машины ударились боками и пробороздили одна другую ручками дверец.

В глазах у Смита помутилось, натянулся, врезаясь в тело, ремень безопасности, вспомнилась мама... И провал...

– Очнитесь, сэр, – тряс его полисмен в шортах и широкополой шляпе. Очнитесь, черт вас возьми! Вы были на левой стороне.

– Врача, – простонал Смит.

– Я остановлю первую же машину, и вас довезут до доктора. Но в полицию вызовут. Я сожалею, но придется платить, сэр. Виновен тот, кто оказался за разделяющей чертой на полосе встречного движения.

Какая-то машина остановилась,

– Не беспокойтесь, шеф. Я его доставлю куда надо, – заверил чей-то знакомый голос.

Генри Смита усадили рядом с водителем в роскошную открытую машину "ягуар".

И она красной молнией рванулась с места, унося Смита в обратную от Вашингтона сторону.

"А как же Капитолий?" – мелькнуло у него в мыслях.

– Ну, как, парень, очухался? – спросил водитель.

На сиденье за рулем едва умещался добродушный толстяк с полдюжиной подбородков. И он затрясся в беззвучном смехе. Смит не верил глазам. Это же сам Броккенбергер, "Король лобби", к которому он спешил в Капитолий!

Броккенбергер теперь уже громко хохотал:

– Недурная встряска? А? И целехонького усадили ко мне в "случайно проезжавшую машину"! Ха-ха! Ничего не скажешь! Мои "ягуары каменных джунглей", как вы их обозвали в одной из своих паршивых статеек, все-таки умеют делать свое дело. О'кэй?

– Да, сэр. Но зачем же мою новенькую машину...

– Заткнитесь. Вы заслужили хорошего тумака. Какого черта вы проиграли в ледяном Гроте всю игру?

– Да, босс. Но едва ли в этом моя вина.

– А чья же еще? Кого мы послали туда и зачем?

– Это все нобелевские лауреаты, босс! Уверяю вас! Они вообразили, что могут иметь собственное мнение, хотя им внушали, как себя вести...

– Еще бы! – хмыкнул Броккенбергер. – У этого осла в золотых очках в комнатенках Капитолия была мымра-секретарша, которая наверняка ему все напомнила.

– И мне не оставалось ничего другого, сэр, как "задействовать запасной вариант"...

– Заткните свою паршивую пасть. Лучше помолчать об этом даже в моем "ягуаре", где можно не опасаться подслушивающих аппаратов, которыми набит Капитолий.

– Так вот почему мы встретились на шоссе!

– Идиот! Если бы вы были так же догадливы и там!..

– Но разве комиссия долетела до Нью-Йорка?

– До него долетел этот Анисимов, а не оказался с вашей помощью среди всех на "Конкорде". Тогда было бы о'кэй!

– Мне не пришло это в голову, босс.

– Даже острые ножи тупеют, если их не точить.

– Я готов, сэр, быть ножом, мечом, кинжалом.

– Знаю. Потому и "подобрал" вас на дороге. Чтобы наточить.

– О'кэй, сэр!

– К делу. Вы читали статью профессора Тейлора, отца водородной бомбы, который утверждал, что ее можно украсть?

– Да, сэр. Но там говорилось, как сохранить материалы, из которых можно создать атомную бомбу.

– "Предупреждать" об этом все равно что указывать на такую возможность.

– Но, сэр, администрация после этой статьи, вероятно, приняла нужные меры. Сам президент... нераспространение...

– У нас было время, пока статья готовилась к печати. Ее можно было прочитать и до выхода в свет.

– Должен ли я понимать, что...

– Вы ничего не должны понимать. Только действовать, как укажут.

– Да, босс.

– Заполучить материалы для атомной бомбы, о которой болтал "папаша всеобщего уничтожения", оказалось возможным. Но этого мало. Нужны еще мозги, которые способны сделать из материалов действующую штуку. Они уже гостят у нас. Вам предстоит завернуть им их паршивые щупальца так, чтобы мозги сработали как надо. Словом, если вам не удалось взорвать город под ледяным куполом...

– Надо взорвать сам ледяной купол! – догадался Генри Смит.

– Вот вам и поручается обработать заполученных нами специалистов. Кстати, и вашего Анисимова тоже.

– Как? И он там? Зачем?

– Постарайтесь связать их всех троих одной веревочкой. И атомную бомбу с белковой тоже.

– О'кэй, босс! Можете положиться на меня. Я все устрою.

– У вас не будет другой возможности, парень, – зловеще напутствовал Броккенбергер. – Говорят, саперы и гангстеры не ошибаются дважды.

– Но где мне действовать и когда, сэр?

– А мы уже приехали, сын мой. Вот она, "вилла-гроб". Тиха как могила. И чтобы выйти из нее, надо... воскреснуть. – И Броккебергер снова затрясся в беззвучном смехе. – Пришлось одолжить ее для такого благого дела. Сейчас я дам приказ по радио своим паршивцам впустить вас. Вылезайте. О'кэй!

Генри Смит выбрался на шоссе.

Красный "ягуар" молнией метнулся с места.

Смит стоял перед калиткой тенистого парка, в глубине которого виднелась богатая вилла. Он рассматривал затейливую вязь железной решетки и размышлял над последними словами босса. Поворота с пути, на который судьба толкнула его, уже не было.

– Эй вы там, пошевеливайтесь, дьявол вам в глотку! – услышал он хриплый голос в репродукторе, вделанном в столб калитки. – Открыта ваша проклятая дверь. Толкайте.

Глава девятая

"МОЗГИ НА ЩУПАЛЬЦАХ"

Холл виллы был просторным двухсветным залом с прозрачным сводом. Внутренние галереи второго и третьего этажей изнутри охватывали холл. Широкая мраморная лестница разделялась на втором этаже надвое. Внизу по обе ее стороны стояли беломраморные статуи Афродиты и Дианы.

Пол был устлан дорогими коврами. Бесценные вазы, японские, китайские, индийские, стояли вперемежку с разностильной мебелью и говорили скорее о расточительности, чем о вкусе. И все это в чрезмерном количестве. Гигантский холл при всей его претенциозности чем-то напоминал типичный для Америки универсальный магазин, и все, что находилось в нем, казалось выставленным на продажу.

Белый концертный рояль "Стейнвей" стоял особняком, выделяясь неожиданным пятном.

Доктор Стилл уже приготовил его для артиста, поднял крышку, напоминающую крыло огромной белоснежной птицы.

Анисимов уселся в мягкое кресло, нежно обнявшее его со всех сторон.

Несмотря ни на что, он готов был слушать музыку и не позволял себе упасть духом.

Оба же его товарища по заключению после "обеда с выстрелами" пребывали в подавленном состоянии.

– Однако вы, сэр, с характером, – не то с восхищением, не то с укором заметил Анисимову профессор О'Скара, когда они вставали из-за стола, отведав наскоро приготовленных овощных блюд.

Солнце. уже не заглядывало через узкие и высокие, как в средневековом замке, окна. В восточных небо приобрело фиолетовый оттенок, а в противоположных – отражало закатную зарю.

– Что-то запаздывает наш артист, – сказал профессор О'Скара, вставая. Пойду сообщу ему о сегодняшнем аншлаге.

И, солидно шагая, благообразный, но понурый, он удалился в боковую дверь.

Ждали его долго. Доктор Стилл нещадно курил сигарету за сигаретой, обдавая Анисимова табачным дымом. Николай Алексеевич старался не морщиться. Оба молчали.

Наконец появился О'Скара, медлительный, даже чуть торжественный.

– Увы, джентльмены, – сказал он, опускаясь в кресло. – Концерт, очевидно, не состоится.

– Отчего же? – огорчился Анисимов.

– Наш виртуоз "перебрал", как сказал бы сам об этом, если бы мог говорить. Он находится в весьма плачевном состоянии. И даже потерял свой автомат.

– Что? – вскричал Стилл. – Где автомат?

– Я нашел его на пороге спальни Джо, поднял и...

– Где же он? Где? – вскочил Стилл, глаза его лихорадочно блестели.

– Я положил оружие под подушку Джо. Хорошо, Гарри не заметил. Он пристрелил бы беднягу.

– Гангстер – бедняга! А мы? Не понимаю вас, профессор, – возмутился Стилл, с размаху снова опускаясь в кресло. – Вы отказались от оружия, которое могло вернуть нам свободу! Вы умалишенный!

– Не горячитесь, доктор Стилл. Я не мог взять оружие, ибо это повлекло бы кровопролитие, что противно божьей воле.

– А держать нас – это с ведома господа бога?

– Доктор Стилл, я уважаю ваши убеждения и рассчитываю на то же с вашей стороны.

– Даже если это лишает меня свободы, которую я мог бы обрести с оружием в руках?

Анисимов внимательно присматривался к своим коллегам и наконец решил вмешаться в спор:

– Джентльмены, я сожалею, что концерт не состоится.

– Да, сэр, концертант мертвецки пьян, – подтвердил профессор О'Скарра.

– Но не заменить ли нам музыку беседой?

– Я готов. Но только после того, как выясню, где теперь автомат! – живо отозвался Стилл.

Он почти бегом выскочил в дверь, куда перед тем уходил О'Скара. И уже через минуту вернулся:

– Там горилла-Гарри. Он приводит в чувство своего напарника. И страшно ругался, увидев меня. Мог бы пристрелить. Честное слово!

"Честное слово!" – Анисимов грустно улыбнулся. Перед его мысленным взором предстала Аэлита, такая далекая и в то же время близкая. Как убивается, бедняжка, не зная, где он и что с ним!

Но на лице Николая Алексеевича ничего больше не отразилось, и он обратился к профессору О'Скара:

– Не скрою, профессор, ваш поступок с автоматом и Джо тронул меня, даже удивил, но вызвал и уважение.

О'Скара поклонился. Они сидели рядом в креслах, а Стилл напротив.

– Но в то же время у меня возникла мысль. Как же вы, столь гуманный по своей натуре человек, тем не менее отдаете свои знания для создания страшных средств массового уничтожения?

– Боюсь, что вам, атеисту и коммунисту, не понять меня, дорогой академик. Вы верите в свои доктрины, я в бога. Ни один волос с головы человека не упадет без воли господней. И если я сделал кое-что в области физики и помог тем профессору Тейлору создать водородную бомбу, то этот же мой вклад используется ныне и для управляемой термоядерной реакции, сулящей человечеству избавление от энергетического голода.

– А ядерная война? – напомнил Анисимов.

– Только господь волен развязать или не развязать ее. И совесть моя чиста. Что бы страшное я ни сделал в физике, использовать это без божьей воли не дано! Не дано! И недаром уже которое десятилетие проходит на земном шаре без мировых войн! Следовательно, моя работа оказалась благостной и принята богом как сдерживающая сила.

– Вот так же и с автоматом, – раздраженно перебил Стилл. – Все в божьей воле. Хочет – выпустит нас на свободу, хочет – нет! А почему, спрашивается, он допустил наше похищение, уважаемый профессор О'Скара, пекущийся о гангстере Джо? Вы думаете, достаточно ходить в церковь, молиться католическому богу и творить добрые дела вроде сегодняшнего, и "все о'кэй"? Так ведь нет же! Слышите, нет!

– Вы говорите как атеист, доктор Стилл. Мне не хотелось бы продолжать разговор в этих тонах.

– Извольте, переменю пластинку. Предвижу, что мистер Анисимов может задать вопрос и мне: "А вы гуманный человек? Так почему же вы стали специалистом по ядерным боеголовкам, сулящим смерть, смерть и смерть?"

– Признаться, вы предвосхитили мой вопрос, – подтвердил Анисимов.

– К вашему сведению, я гуманен! Но это не мешает мне ненавидеть человечество! Вся история его – это история войн, убийств, преступлений. Мои далекие предки две десятка лет назад остались без родины и никак не могут в полной мере обрести ее опять. Да, да! Я родом из Вены, откуда меня увезли мои почтенные родители, весьма состоятельные люди, – может быть, слышали о ювелирной фирме "Штильмейстер"?.. Эти мои родители успели перевести свой капитал и уехать с сынишкой в Америку перед самым аншлюсом, захватом Австрии Гитлером. Злодеяния Гитлера общеизвестны. Но разве его безумные идеи забыты? Разве мир воцарился на Земле, как сказал только что почтенный профессор О'Скара? Разве не вспыхивает на материках то здесь, то там пламя войны? Люди в военных мундирах в лучшем случае убивают людей в другой форме. Террористы, не считаясь с мундирами, захватывают самолеты, убивают и политических деятелей, и женщин, и детей, кого угодно! Мир кипит, как перегретый котел, и я не знаю, в божьей ли силе предотвратить взрыв? Разговоры о разоружении, о сдерживании гонки вооружений смешны. Да, да, сэр! С моей точки зрения, смешны! Хотя в принципе я не против этого! Но, судите сами, если уже давно ядерных материалов в мире хватало, чтобы уничтожить все живое на Земле семнадцать раз, – а теперь, наверное, уже раз тридцать! – то не все ли равно, сколько раз? Всего одного раза достаточно. Так чего же сдерживать производство боеголовок? Одной больше, одной меньше!.. Их производят потому, что выгодно производить. Вот почему, занимаясь ими, я отнюдь не делаю вреда человечеству, которое, кстати сказать, вполне его заслужило. Для меня это только бизнес, приносящий мне доход. И не желаю я слышать о преступном человечестве, из которого я выделяю одну только элиту – ученых. Лишь перед ними, а не перед политиками, готов я отчитаться в своих действиях и в своих взглядах.

– Вы это и сделали сейчас, сэр, – заметил Анисимов.

В холл вошел новый человек, которого американские ученые прежде не видели. Анисимов же едва владел собой.

Это был журналист Генри Смит.

– Хэлло, джентльмены!

Глава десятая

ВЫКРУЧИВАНИЕ РУК

Генри Смит толкнул калитку и оказался на выложенной цветными ракушками дорожке. Специально обработанные, они не потеряли своей подводной яркости. Казалось, что идешь по морскому мелководью. Благоухали орхидеи.

Струя фонтана впереди капризно меняла направление, и радуга то и дело вспыхивала в ее брызгах.

В листве кустарника, обрамлявшего аллею, острый глаз Смита разглядел нацеленные на него стволы пулеметов, очевидно, управляемых с виллы. Смит даже крякнул. Разве сам он не сделал бы так же, поручи ему босс оборудовать "убежище"?

На открытой веранде с автоматом в руках стоял обезьяноподобный детина, сверля Генри Смита маленькими глазками.

– Гангстер? – спросил он хриплым голосом.

– Будем знакомы, парень. Представляться не имею привычки. Где тут у вас в берлоге телефон? В холле?

– В холле проклятый рояль и эти бездельники. Им дозволено слушать музыку, а не болтать по телефону.

– Кто же играет им на рояле?

– Джо! Когда он не пьян, то производит больше шуму, чем две шайки, затеявшие перестрелку при дележе добычи.

– Проводите меня к телефону. Надо связаться с Агентством и узнать об этих бездельниках все, чтобы заставить их поработать.

– В саду? – поинтересовался Гарри. – Лопаты сунуть?

– Нет, не руками, а мозгами.

– Руки можно выкручивать, а мозги лучше вышибать.

– О'кэй, парень! Мы сговоримся.

Гарри провел Смита в подвальный этаж виллы, где за обитой железом дверью оказалось большое помещение с пультом во всю стену. Там имелись все современные средства связи: и телефон, и радиоаппаратура, и несколько телеэкранов, на которых видны были комнаты виллы, а также часть сада и ограда вокруг него.

– Мое хозяйство, – ухмыльнулся Гарри.

– О'кэй! – восхищенно прищелкнул языком Смит и уселся за телефон. На ближнем экране он увидел роскошный холл с беседующими пленниками, и усилил звук, чтобы слышать их разговор.

По телефону он заказал досье профессора Энтони О'Скара и доктора Эдварда Стилла (Эдуарда Штильмейстера, родившегося в Вене). Досье Анисимова ему не требовалось.

Скоро защелкал телетайп. Из него поползла лента с ровными машинописными строчками, заключавшими в себе все подробности жизни двух видных американских ученых.

Пробежав глазами сообщение, Генри Смит решил, что с этими "мозгами на щупальцах" надо действовать тонко. Лишь бы не помешал этот русский фанатик.

Смит привел в порядок свой серый в клеточку костюм, поморщился при виде пятна на рукаве, памятки от недавней аварии, одернул пиджак и отправился в холл.

– Хэлло, джентльмены! – весело начал он, ошеломив своим появлением беседовавших ученых. – Я пришел, чтобы выручить вас.

– А как на это посмотрят Джо и Гарри? – усмехнулся Стилл.

– Один из них подобен трупу, а другой занят его реанимацией. Я предпочту, чтобы у нас с вами до этого дело не дошло.

– Какое дело вы имеете в виду, сэр? – солидно осведомился профессор О'Скара.

– Дело по специальности каждого. Мне неприятно видеть вас даже в этой роскоши, но вдали от родных и близких.

– Хотите и их переправить сюда? – прервал Стилл.

– О нет, джентльмены. Не относитесь ко мне предвзято, прошу вас. Я всего лишь посредник, движимый прежде всего человеколюбием. Вы знаете отлично, что ни один противозаконный акт, совершаемый решительными людьми, не обходится без всеми уважаемого посредника: юриста, адвоката, бизнесмена или политика. Важно, чтобы ему доверяли обе стороны. В моем лице вы видите журналиста, который преисполнен желания скорее добиться для вас свободы.

– Что им нужно: выкуп, секреты, молчание? – перебил Стилл.

– Молчание полезно всем. Выкупа не требуется. "Террористическая организация борцов за грядущее" сама заплатит каждому из вас за подпись под манифестом.

– Манифестом? – удивился профессор О'Скара.

– Под манифестом против всех видов бомб, грозящих лишить человечество будущего.

– Каких же именно? – попросил уточнения О'Скара.

– Ядерных и белковых, – невозмутимо ответил Смит.

– А это что еще за чертовщина: "белковая бомба"? – спросил доктор Стилл.

– Вас собрали здесь вместе, трех виднейших ученых, чье слово отзовется на всех континентах. Не сомневаюсь в вашей общей готовности протестовать против ядерной гибели мира. Но ныне этого мало. Надо заботиться о грядущих поколениях, которым грозит "белковая бомба"...

– Чем грозит? Чем? – перебили американца.

– Спросите своего коллегу академика Анисимова, отца "белковой бомбы", чьи усилия грозят наводнить мир искусственной пищей, которая породит в третьем и последующих поколениях уродов, обреченных на вырождение. И если академик Анисимов, отбросив личные интересы, выступит с вами совместно, то я с гордостью пожму ваши руки, вручив вам обещанные чеки.

– Что за невероятное предложение! – воскликнул О'Скара.

Вмешался Анисимов:

– Прежде всего я должен представить вам этого негодяя, так называемого журналиста Генри Смита, которому приказано любой ценой добиться закрытия Города-лаборатории в Антарктиде, занятого проблемами ликвидации голода в мире. Он не постеснялся извратить выводы Особой комиссии ООН, посланной туда и погибшей при загадочных обстоятельствах. Представить себе связь между ядерной угрозой и искусственной пищей просто нонсенс!

– Но вы, академик, против ядерных бомб? – перебил Смит.

– Конечно.

– Так почему вы не хотите поступиться своим бизнесом, хотя ваши уважаемые коллеги своим бизнесом готовы поступиться? Не так ли, джентльмены?

– Подписи под манифестом против ядерных бомб вам обеспечены.

– Этого мало. Нужно сломить упрямство вашего третьего коллеги.

– Здесь нет упрямства! Есть только забота о голодающих на земном шаре людях! – вставил академик.

– Вы ставите, академик, своих коллег перед тяжелым выбором. Или совместный с вами манифест против всех видов бомб, о которых я говорил, или...

– Что "или"? – забеспокоился Стилл.

– Или помощь нашим борцам в создании из имеющихся у них материалов еще одной боеголовки с водородной бомбочкой.

– Кто и где будет ее взрывать? – потребовал ответа О'Скара.

– Это не имеет никакого значения. Взрыв будет предупредительный, чисто символический. Он произойдет в пустыне, где на тысячи миль нет никакого жилья.

– Зачем же тогда это нужно? – изумился профессор.

– Я отвечу на этот вопрос, – вмешался академик. – Чтобы повредить ледяной купол над Городом-лабораторией и прекратить там разработку и изготовление искусственной пищи.

– Белковых бомб, уточняю я, – добавил Смит, выпуская клуб дыма своей сигары.

– Можете вы не дымить так своей вонючей сигарой? – возмутился Анисимов.

– Прошу простить, здесь не ледяной Грот с его ограничениями личных свобод. Курю где хочу. Что же касается выбора, на который вы толкаете своих коллег, то принятие ими решения будет облегчено сообщением, которое я как посредник должен сделать: в руках тех, кого я представляю, находятся семьи профессора О'Скара и доктора Стилла. Жена профессора, пять его детей и два воспитанника. Все они могут испытать мучения, о которых можно прочитать лишь в обличающих фашизм документах. Престарелые родители доктора Стилла, венские евреи Штильмейстеры, могут быть переданы в руки куклуксклановцев, отличающихся, изобретательным антисемитизмом. Но все это лишь в том случае, если почтенные ученые сделают неверный выбор, забыв, что ни один волос не упадет у человека, не будь на то господней воли, и то, что от взрыва одного лишь ядерного устройства не прекратится жизнь на Земле, просто будет сделано на одну, боеголовку больше.

Американские ученые молчали. Наглый шантажист спекулировал их собственными, очевидно, подслушанными, мыслями.

– Что же касается отца белковой бомбы, то напомню ему, что у нас в Штатах умеют заставлять молчать всех, кто мог бы поднять нежелательный голос даже как свидетель. Вспомните убийство века, гибель Джона Кеннеди. Не менее восьмидесяти возможных свидетелей один за другим были устранены. Убрать вас, Анисимов, ничего не стоит. Но борцам за грядущее нужно сломить ваше упрямство и заставить вас с соратниками отказаться от издевательства над природой, созданной богом. Никому не дано пренебрегать ее дарами во имя гнусных достижений химиков, уродующих наследственный код людей. Я могу лишь гарантировать вам, если вы взамен пообещаете подумать, что позабочусь о вашей супруге с малюткой и вызову ее в Нью-Йорк для "свидания с вами". Но если разум не восторжествует в вас и манифест не будет подписан, то... вам же и выпадет честь присутствовать при сбрасывании ядерной бомбы на хрупкий Купол Надежды. Более того, придется даже помогать штурману правильно выбрать место для бомбометания, которое обеспечат своей помощью борцам за грядущее ваши более разумные коллеги.

– Это худший вид шантажа, который можно себе представить! – воскликнул профессор О'Скара.

– Не будем спорить, джентльмены. Могу лишь заверить вас, что с вашей помощью или без нее, но Купол Надежды будет взорван.

Конец второй части

Часть третья

МОНОЛИТ

Истинное мужество обнаруживается во

время бедствия.

Вольтер

Глава первая

ЧИСТЫЕ РУКИ

Дэвид Броккенбергер, прозванный "Королем лобби" за искусство влиять на законодателей, любил мыть руки. Это было его страстью, привычкой, потребностью. По нескольку раз в день.

От хорошеньких секретарш требовалось умение угождать боссу выбором туалетного мыла, ласкающего крема, освежающего одеколона и способностью так промывать каждую складочку на толстых, похожих на сардельки пальцах патрона, чтобы не удалось обнаружить на розоватой коже каких-либо пятен (словно это относилось к его репутации!). К праздникам безболезненный маникюр (мистер Броккенбергер боялся даже вида крови, ему становилось дурно!). Обрезанные, как бы заточенные жесткие ногти покрывались ярким лаком. И наконец, надлежало ответить кокетливым смешком на шлепок ниже спины, которым заканчивалась любая процедура. Отметив таким образом чистоту своей ладони, мистер Броккенбергер поворачивался на вращающемся кресле к огромному как пьедестал письменному столу без единой бумажки. Зачем они ему при его феноменальной памяти и конфиденциальных делах!