Текст книги "Мол “Северный”"

Автор книги: Александр Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Глава десятая. ЗА ТЫСЯЧИ МИЛЬ

На скалах не было растительности. Голые, с острыми краями, они зубцами тянулись по каменистому склону горы, где первобытной россыпью громоздились обломки древней материковой породы. Снег расщелин оттенял темные стены утесов. Альпинистам знаком мертвый пейзаж заоблачных всегда покрытых снегом гор. Там не встретишь ни почвенного покрова, ни мха на камнях. Здесь же этот «заповедник» доисторических времен, этот кусок «лунной поверхности» начинался прямо от тундры.

К ближним отвесным утесам пробирались двое. Девушка с геологическим молотком на длинной рукоятке шла впереди. Мужчина, довольно полный, рыхлый, с красивым и сытым лицом, отставал. Карабкаться по скалам, видимо, не доставляло ему особенного удовольствия. Он догнал свою спутницу, когда она задержалась, рассматривая отколотый камень, и остановился около нее, тяжело дыша.

– Проклятые места! Первый круг дантова ада, – говорил он. – Где тут табличка с надписью: «Оставь надежду навсегда»?

– Какую надежду? – рассеянно спросила девушка.

– Надежду найти золото.

– Какой ты странный, Витяка! Золото? А разве все это не стоит большего? – она сделала широкий жест рукой. – Посмотри на компас.

Виктор Омулев фыркнул:

– Магнитная аномалия? Самая обычная для Заполярья.

– Нет, не обычная! Магнитная стрелка словно сошла здесь с ума. Мне все кажется, что мы найдем сейчас такой склон, где к камням пристанут подошвы ботинок. Шагнешь, рванешься – и останутся гвозди на камне, пристанут к нему, как прилипли они к сказочному утесу, вырванные из обшивки корабля. Помнишь Синдбада-морехода из «Тысячи и одной ночи»?

Или вдруг вырвет у меня из рук молоток – и не отодрать его от ржавого камня.

– А у меня всегда магнитная аномалия, – вздохнул Виктор. – Меня всюду влечет неведомой силой к холодному утесу, – и он многозначительно взглянул на Галю.

– Оставь! – Галя свела и без того сросшиеся на переносице брови, такие же темные, как и едва намечающиеся усики в уголках губ.

Из-за этих усиков тонкая, стройная, в ватной куртке и таких же штанах Галя казалась юношей.

– Почему ты, ищущий славы геолог, не хочешь понять значения открытых нами мест? Что золото по сравнению с этими железорудными месторождениями необычайной мощности? Не просто гора Магнитная, как на Урале, а целый Магнитный хребет. Посмотри вокруг! Разве не хочется представить здесь трубы завода-гиганта?

– Ерунда! – отпарировал Виктор Омулев. – Не имеет никакого практического значения. Я мечтал о золоте. Зачем мне презренное железо? Для металлургического завода, кроме воды, руды и площадки, нужны еще три вещи: транспорт, транспорт и транспорт…

– Я уже представляю шоссе в тундре…

– Шоссе в тундре? – усмехнулся Виктор. – Про гвоздь, привезенный в Арктику, говорят, что он становится серебряным. Шоссе будет золотым. Видел я в тундре бревенчатый настил. Под ним хлюпало, а бревна прыгали. Каждое из них надо было привезти за тысячи миль. Только золото могло бы окупить дороги в тундре.

– Но не думаешь же ты, что этот загадочный магнитный край так и останется неисследованным?

– Кому он нужен? Никто здесь, в Арктике, не будет строить металлургические заводы.

– Почему ты, Витяка, совершенно лишен фантазии? Ведь человек ты все-таки умный, одаренный. Если бы Алеша Карцев…

– Ах, оставь, пожалуйста! Опять Алеша! Всегда Алеша! Неужели даже здесь, на краю света, мы не может почувствовать себя вдвоем?

– Вот уж к чему не стремлюсь.

– А я стремлюсь, стремлюсь… и добьюсь своего. Пора понять, что твоему профессорскому угоднику нужна не ты, а Женя… Вернее сказать, ему никто не нужен, кроме него самого и всеобщего восхищения его эфемерными идеями. Эгоцентрик! Эгоцентр мировых возмущений эфира!

– Тебя противно слушать, – сказала Галя и, скрывая смущение, начала спускаться к автомашине, которая виднелась внизу за нагромождением камней. Фигурка суетившегося там шофера казалась сверху совсем маленькой.

Виктор раздраженно вытер платком влажный лоб и тугие щеки, потом, бормоча проклятия, тоже стал спускаться.

Механик Добров в синем, вымазанном маслом комбинезоне и старой кожаной фуражке встретил геологов невесело. Его небритое лицо было угрюмо, усы топорщились, глаза смотрели в сторону.

– Аккумуляторы сели, – мрачно сообщил он.

– Как это сели? – повысил голос Виктор. – Подзарядить надо.

– Подзарядил бы на ходу… Да с места не сдвинешься.

– Это возмутительно! – перешел на фальцет Виктор. – Я отдам вас под суд. Сейчас же передавайте мою радиограмму. Сами о себе передадите!

Механик-радист понурил голову:

– И у рации, Виктор Михайлович, аккумуляторы сели, так что разрядились…

– Да вы с ума сошли! – взвизгнул Виктор. – Значит, мы по вашей милости остались в тундре без машины и без радиосвязи?

– Витяка, подожди, – вмешалась Галя. – Почему это случилось, Матвей Сергеевич? – ласково спросила она.

– Не могу знать, Галина Николаевна. Чудно!.. – развел руками механик. – Как подъехали к этому месту, так аккумуляторы сразу садиться зачали. Еще вчера приметил… Подзарядить их хотел. Да куда там!.. Сели, совсем разрядились. Чудно!..

Автомашина и рация безнадежно выбыли из строя. Решено было идти в тундру в надежде встретить оленеводов.

Оставленный у скалы вездеход с крытым брезентовым верхом долго был виден путникам. Виктор несколько раз со вздохом оглядывался на него и с проклятиями вытаскивал увязавшие в почве ноги.

Галя не оглянулась ни разу. Она шла первой. За плечами у нее был такой же рюкзак, как и у мужчин.

Идти становилось все труднее. Бесконечные речушки, озерки и топи встречались на пути. Галя неутомимо шла вперед. У нее был мужской упругий шаг.

Привалы были короткими. Отдыхали на вершинах бугров, где все-таки было не так сыро. Как-то само собой получилось, что места для привалов выбирал не Виктор, начальник группы, а Галя. Она же фактически командовала и в пути. Виктор брюзжал, жаловался и подчинялся Гале. Добров смотрел на него неодобрительно.

На следующий день солнце скрылось. По небу поползли размочаленные тучи. Выпала крупа. Тундра стала серой, как и воздух.

Путники, не останавливаясь, шли вперед. Пошел снег. Он таял на земле, но порошил глаза, заползал за ворот. Поднялся сильный ветер.

«Больше двухсот километров! – с ужасом думала Галя. – За первые сутки мы прошли едва пятнадцать! Ноги увязают на каждом шагу. Витяка уже размяк… А надо идти, идти и, главное, не показывать усталости!»

Вдруг Галя радостно вскрикнула и, обернувшись к спутникам, указала рукой на ближайшую гряду.

Олень!

Животное стояло, как бы всматриваясь в приближающихся людей. Через мгновение оно помчалось вниз по склону. На гряде появлялись все новые олени и скатывались следом за первым. Они мчались вскачь, а их рога, параллельные земле, словно плыли над ней.

Оленье стадо! Близко люди!

Путники прибавили шагу. Олени проносились мимо них. Это были небольшие животные, ростом едва по грудь человеку.

Галя остановилась, любуясь легкостью и изяществом животных.

– Нарты! – обрадованно крикнул Виктор.

С гряды спускалась оленья упряжка – шесть оленей веером. Сидевший на нартах старик в оленьей кухлянке правил длинным шестом, толкая им оленей.

– Очень здравствуй, – сказал он, обращаясь к приосанившемуся Виктору. – Пошто пешком тундра ходишь?

Его узкие глаза на морщинистом лице приветливо щурились.

– Машина поломалась, – снисходительно объяснил Виктор.

– Ай-ай-ай, – закачал головой старик. – Плохой дела… Пойдем наш дом… Угощать будем. Скажи люди, пусть мешок кладут. Это жена твоя, что ли?

– Жена, – подтвердил Виктор.

– Нет, не жена, – возмутилась Галя.

– Не муж? – удивился старик, показывая сначала на Виктора, потом на Доброва.

Галя яростно замотала головой. Виктор старался не смотреть на нее. Он уже взгромоздился на нарты.

Оленям трудно было везти четверых. Старик решил идти пешком и протянул длинный шест Виктору. Тот отстранил его рукой. Добров, которому старик попытался передать шест, тоже отказался.

– Я умею, – сказала Галя. – Давайте сюда хорей.

Старик взглянул на нее с уважением.

Через час геологи сидели в коническом шатре из оленьих шкур в гостях у председателя оленеводческого колхоза. Виктор свалился на остро пахнущие шкуры и заснул мертвым сном. Галя просила доставить их к месту, где есть радио. Старик сокрушенно качал головой:

– Ай-ай-ай! Шибко далеко такой место. Школа-интернат есть. Там радио только слышит. Ухо есть, язык нет.

Откинув меховой полог, вошла женщина. Старик засуетился.

– Оленя резал, – говорил он. – Мясо кушать будем. Сырой мясо кушать будешь? – Он подозвал женщину, сказал ей несколько слов и пояснил гостям: – Сейчас она очень нуженый человек звать будет.

– Позвольте мне сварить оленину, – попросила Галя. – Я очень хорошо умею готовить.

– Пошто портить хороший мясо? Как хочешь. Ты мой гость, – пожал плечами старик.

Галя вышла следом за женщиной.

– Не жена? – недоверчиво спросил Доброва старик. – Одна женщина тундра ходит. Начальник? Пошто стряпать хочет?

Входили все новые оленеводы. Они трясли Доброву руку, почтительно глядели на храпевшего Виктора и садились возле него на разостланные оленьи шкуры. Все пришедшие, несмотря на теплую погоду, были в меховых кухлянках. Только один был в солдатской шинели. Верно, недавно вернулся из армии.

Галя принесла вареную оленину. Началось угощение. Из уважения к гостям оленеводы ели приготовленное Галей кушанье. Почуяв запах съестного, Виктор немедленно проснулся.

– Мы не так кушаем, – объяснил старик. – Вареный мясо – порченый. Мы вот так кушаем.

Достав острый нож, он взял кусок сырой оленины, поднес его ко рту и, схватив зубами, отрезал мясо ножом у самых губ.

– У нас не было овощей и витаминов, – сказал демобилизованный, самый молодой из присутствующих. – Сырое мясо спасало наш народ от цинги.

Виктор покосился на говорившего.

– «Культура»… – начал было он, но Галя перебила его:

– Правда! Мне однажды пришлось проверить это на себе. Я поборола цингу сырым мясом.

Старик одобрительно посмотрел на Галю.

– Хорей в руке держишь… тундра ходишь… мясо понимаешь… Настоящий человек.

Галя посадила к себе на колени мальчонку с блестящими, как бусинки, глазами и черными жесткими волосами.

– Отучаться пора от варварства, – сказал Виктор, протягивая руку за новым куском нежной оленины. Он, как и все, ел руками. – Сырое мясо, шалаши из шкур, мальчишка без школы… у вас не так давно был обычай угощать гостей своими женами.

– Не было такого обычая! – горячо возразил демобилизованный. – Это купцы в царское время пустили такую легенду. Они заставляли бедных людей отдавать им своих жен и клеветать на нас…

Галя, покрасневшая при словах Виктора, с благодарностью взглянула на своего соседа в шинели.

– А мальчик этот подрастет и ко мне в школу придет. Не в шалаше будет жить, а в каменном доме, в интернате, пока родители с оленями кочуют.

– Вы учитель? – обернулась к нему Галя.

Учитель кивнул головой и тихо сказал, опустив глаза:

– Зовите Ваней. Меня так в армии звали.

– У вас есть радио?

– Только приемник.

– Как жаль. У нас внезапно разрядились аккумуляторы, и у автомашины и у рации, – пояснила Галя.

– Наверное, около Голых скал разрядились?

– Там, там… в проклятущем месте, – подтвердил пододвинувшийся Добров. – Вдруг ни с того ни с сего взяли и сели…

– На аккумуляторах контакты не были изолированы? – допытывался учитель.

– Нет, – удивился Добров. – А зачем?

– Потому и разрядились. Знаю то место. Там воздух электричество проводит. Аккумуляторные клеммы по воздуху замкнулись.

– Это становится интересным, – взволнованно шепнул Виктор. – Кажется, мы сделали открытие. По-видимому, там не только никому не нужное здесь железо, но и…

– Радиоактивные руды! – воскликнула Галя. – Их излучение ионизирует воздух, делает его проводящим электричество!

Учитель кивнул головой:

– Я так и думал. И еще о магнитной аномалии думал, о железе в недрах. Хочу, чтобы наши люди на заводе работали, в домах жили. Со вчерашнего дня мне это кажется возможным.

– Почему со вчерашнего дня? – поинтересовался Виктор.

– Доклад я слышал вчера по радио. Инженер Карцев на острове Диком рассказывал о ледяном моле, о мореходстве вдоль наших берегов круглый год.

Галя вскочила, но не могла выговорить ни слова.

– Подождите! – не сдержался Виктор. – Проект Алексея? Уже обсуждается всерьез? Вот это бы изменило дело! Нельзя ли пойти к вам, товарищ учитель? Здесь воняет чем-то кислым, шкурами, что ли… Расскажите, что там говорили о проекте. Неужели будут строить? Тогда я первый подниму вопрос об арктической металлургии.

– Я буду рад показать вам нашу школу и интернат. Вы там сможете отдохнуть.

Виктор стал суетливо собираться. Добров не упустил момента, чтобы шепнуть своему начальнику:

– Виктор Михайлович, а выходит дело, без моих аккумуляторов и открытия бы не было. Вот так.

Виктор сделал вид, что не расслышал. Галя прощалась с гостеприимными хозяевами.

Ваня повел гостей к большому двухэтажному дому, расположенному недалеко от стойбища оленеводов. Шумная ватага любопытных ребят в кухлянках с откинутыми капюшонами мчалась навстречу геологам и учителю.

Учитель подробно пересказал доклад Алексея. Виктора раздражали подробности. Какая досада, что нельзя тотчас же радировать!.. Железо и уран рядом! Неплохо, если магнитный хребет в Голых скалах будет носить название «Хребет Омулева»!

Виктор с Добровым ушли вперед. Ваня с Галей отстали. Галя с волнением слушала рассказ о выступлении Ходова, который подсчитал, какое невероятное количество энергии потребуется для мола.

– Уязвимое место проекта, – сокрушенно говорил Ваня. – Я, может быть, ошибаюсь. Я только учитель и военный радист… но мне кажется, Галина Николаевна, что мол можно построить без всякой энергии.

Галя остановилась, изумленно глядя на учителя, даже схватила его за руку:

– Говорите же, говорите! Ведь Алеша Карцев – это наш друг детства. Как бы я хотела ему помочь!

Глава одиннадцатая. В ТУНДРЕ

Острая снежная крупа била Алексею в лицо. Он жмурился и наклонял голову. Постепенно светлые пятна в мутной пелене становились яснее. Уже доносился грохот порта.

Будь Алексей в Москве, он отправился бы бродить ночью по безлюдным улицам, останавливался бы на площадях и набережных, не замечая знакомых зданий.

И здесь, в Арктике, не задумываясь о последствиях, Алексей решительно свернул с дощатого, ведущего к клубу тротуара. Ноги сразу увязли в пружинящем травянистом покрове. Дома остались в стороне. Алексей был уже в тундре. Однако это не остановило его.

Неужели он не имеет права пройтись? Побыть наедине с самим собой, подумать? И все время идти, убыстряя шаг… Ветер дул в спину – это он заметил для ориентировки.

«Итак, вы потерпели поражение, – горько размышлял он, идя без дороги в полной темноте. – Так в чем же ошибка? Привык, что у нас поворачивают реки вспять, создают новые моря, меняют лицо Земли. Вот и считал, что построить сто тысяч ветряков – пустяки! Люди же заинтересованные хотят выполнить замысел с наименьшим напряжением сил».

Движение было сейчас естественной потребностью Алексея. В быстрой ходьбе, почти в беге, находила выход кипевшая в нем энергия. Ветер словно прибавлял ему сил, пружинящая почва делала его шаг по-особому упругим.

«Вот в этом и все дело! Проектант должен идти по линии наибольшего сопротивления… Пусть ему тяжело, но строителям будет легче! Думать надо! Искать!

Прежде чем приступать к знаменитым стройкам, советские инженеры спроектировали, рабочие на заводах создали невиданные по мощи экскаваторы, исполинские скреперы и другие машины… Не ледяной мол, а ветрохолодильные установки для него нужно проектировать! И завод-автомат для их изготовления построить!»

Подумав о заводе-автомате, Алексей вспомнил о Жене и даже остановился, зажмурился, замотал головой.

Женя! Неужели она думает, что он ничего не замечает? Считает его одержимым… «не от мира сего»!.. Есть другие, которые стоят обеими ногами на земле, вернее на палубе!

Алексей зашагал, сердито вдавливая ноги в землю.

Конечно, Алексей с возмущением отверг бы мысль о ревности, это показалось бы ему диким и унизительным, однако именно ревность владела им сейчас. Если Федор, ревнуя Женю еще в Москве, сердился сам на себя, то у Алексея ревность оказалась рядом с почти ребяческой обидой. Женя, которой он верил безгранично, которую привык считать неотъемлемой своей частью, гордая и недоступная для всех Женя, отдает теперь Федору что-то очень важное, принадлежавшее прежде только ему, Алексею!..

Началась пурга. Когда Алексей спохватился, решив, что пора возвращаться, он уже не мог определить, откуда ветер. Казалось, он дует отовсюду. Алексей стоял в полнейшей темноте, словно потеряв зрение. Становилось страшно. Все вокруг неистово крутилось, вертелось, взлетало и падало. Снег стегал по лицу, залетал в рукава, забивался за воротник, в ботинки.

Алексей никогда не был трусом, но сейчас ужас охватил его. Он слишком хорошо знал, что в Арктике в пургу люди замерзают у стен дома, так и не найдя входной двери. Десяток километров, отделявший его от поселка, в пургу равен сотне. Алексей метнулся сначала в одну, потом в другую сторону. Попал ногой в воду, провалился по колено. Выбрался и опустился в изнеможении в наметенный уже сугроб.

Алексей зарылся в снег и закутался в пальто – он слышал, что так поступают оленеводы во время пурги. Однако очень скоро почувствовал озноб. Во что бы то ни стало нужно было перебороть холод и, самое страшное, сон. Сон, липкий, сладкий, подкрадывался исподволь, мутил сознание. Алеша скрежетал зубами, кусал губы, отгонял сон прочь.

Чтобы не замерзнуть, он напрягал мышцы. В юности он увлекался «волевой гимнастикой», стараясь развить и мускулы и волю. И сейчас он заставлял себя мысленно идти, бежать, взбираться на скалы. Ему становилось жарко, силы оставляли его, он изнемогал от усталости, но снова принимался за свой тяжелый труд.

…Пурга выла, ревела. Ветер закручивал снег в гигантском смерче, охватывавшем и тундру и порт острова Дикого, валил наземь колеблющиеся в воздухе снежные стены, непробиваемые светом прожекторов.

На причале у катера стояли Женя, Денис, дядя Саша. Сердитые, словно посыпанные снегом, волны взлетали на доски причала.

Алексея не было, и тревога охватила его друзей.

– Я знаю его, знаю, – твердила Женя. – Он всегда в Москве уходил бродить, когда с ним что-нибудь случалось. Он и тогда, после провала диссертации, в проливной дождь пошел бродить… один, без меня…

– Ты думаешь, он ушел в тундру? – спросил Александр Григорьевич.

– Здесь кругом тундра, – ответила Женя. – Он ушел… Что же теперь делать? Такая метель… я не знала, что здесь даже летом бывают метели… Как я могла отпустить его?

– То ж можно зараз организовать, – вмешался Денис. – Василь Васильевич Ходов даст нам три вездехода. Хлопцы наши с нами поедут. Будемо шукать его, гудками звать та выстрелами.

Женя молча пожала Денису руку у локтя.

Через полчаса три вездехода выехали по трем направлениям в тундру. Пурга выла и свистела в ушах, огни фар расплывались в снежной сетке.

Сжавшись в комок, мужественно борясь с холодом и сном, Алексей не слышал ни гудков, ни выстрелов. Он не заснул, он не позволил себе заснуть в эту ночь. Когда летящий снег стал серым, Алексей понял, что наступил день. Но увидеть что-нибудь в несущейся серой мути все равно было нельзя.

Алексей уже не мог думать ни о проекте, ни о Жене. Все в нем притупилось, омертвело. Существовала только одна мысль – «выжить». Он должен был бороться за жизнь и боролся цепко, исступленно, согреваясь неистовой работой мышц.

К вечеру он все-таки уснул. Проснулся в испуге. Он ослеп… Он ничего не видел. Может быть, он уже больше не существует? Может быть, это уже смерть? Темнота небытия вокруг…

Алексей вскочил, и снег посыпался с его спины. Он ущипнул себя за щеку – не почувствовал щеки. Ноги повиновались плохо. Он забыл о том, что надо напрягать мышцы. Он просто побежал, ничего не помня, стараясь спастись… И бег спас его, вернул сознание. Порывисто дыша, иногда падая, поднимаясь и снова бросаясь вперед, он все-таки согрел окоченевшее тело.

Темнота ревела. Она обрушивалась на Алексея, толкала его то в грудь, то в спину, стремилась свалить наземь, победить.

Алексей снова сел, закутался в пальто. Он знал историю матроса-норвежца, посланного Амундсеном в числе других с места зимовки судна «Мод» на остров Диксон. Единственный из всей группы он почти добрался до поселка и замерз, видя его дома.

Может быть, не будь пурги, Алексей видел бы сейчас огни порта? Нет, слишком далеко зашел он, погруженный в свои думы. Эту ночь Алексей снова думал о моле. И он более стойко, чем в прошлые сутки, переносил лишения. Впрочем, может быть, вообще потеплело. Все-таки было лето. Температура была лишь чуть ниже нуля. Ветер дул, казалось, по-прежнему, но снега стало меньше.

Утром Алексей увидел занесенную снегом тундру. Снег быстро стаивал, оставался лишь в ложбинах и на склонах холмов. Голова кружилась. Алексей мучительно хотел есть. Только теперь, когда он перестал бояться холода, он по-звериному захотел есть.

«По солнцу определить север, потом идти к морю», – решил Алексей. Он заставил себя идти, но ноги подкашивались. Вскоре он свалился на влажную от тающего снега землю. Обледеневшее ночью пальто теперь стало мокрым.

Алексей снова поднялся на ноги, и первое, что он увидел, были нарты.

Шесть оленей, запряженных веером, мчались прямо к нему, держа свои развесистые рога параллельно земле. Тонкий, высокий юноша, стоя на нартах, взмахивал хореем.

Алексей не мог сдержать слез. Нарты поравнялись с ним, юноша соскочил на землю, и Алексей, видимо к величайшему удивлению юноши, обнял и расцеловал его, прижал нежную щеку к своей онемевшей, покрытой щетиной щеке.

– Алеша, ты? С ума сойти!.. – низким грудным голосом сказал юноша, отстраняясь от Алеши.

Мохнатая трехлапая собака с лаем прыгала вокруг них.

– Тише ты, Гекса! – прикрикнул на нее юноша. – Слышишь, Алеша, как я ее назвала? Гекса! Перестань!..

Только тут Алеша узнал Галю Волкову…

Галя! Мечтательница Галя, которая еще в детстве хотела совершить подвиг, как Зоя, но только чтоб никто об этом никогда не узнал. Алексей всегда чувствовал стеснение в ее присутствии, и что-то недосказанное было в их отношениях. Но сейчас Алексей даже не вспомнил об этом.

– Заплутался я, – сказал он хрипло и добавил: – Дня два ничего не ел.

– Оленина у нас есть, но, к сожалению, только сырая, – сойдя с нарт, предложил второй спутник, к которому ласкалась собака.

– Давайте! – только и мог выговорить Алексей.

Как быстро меняется состояние человека! Вскоре сытый, согревшийся в меховой малице учителя Вани Алексей, поглаживая мохнатую лайку, рассказывал не о злоключениях двух последних ночей, а о… ледяном моле.

Так уж устроен человек. Сильное физическое напряжение может затуманить, отодвинуть на второй план работу мысли, но стоит напряжению ослабнуть, и вновь человек поднят над ощущениями тела высокой своей мыслью, если владеет она человеком, как всепоглощающая страсть.

Друзья сидели у костра, который тихий учитель развел из предусмотрительно захваченного им плавника.

Выслушав рассказ о «поражении» Алексея в клубе полярников, Виктор свистнул:

– А я-то думал, что тебе, Алексей, пора ставить заявочный столб, чтоб прибить к нему дощечку с твоим именем.

– Оставь, – строго сказала Галя, сводя прямые брови. – Дело в том, Алеша… Если мы с Витякой отправились на остров Дикий, чтобы как-нибудь добраться до своей базы, то вот учитель… – она указала на Ваню, – это он подарил мне собаку… Так вот, он поехал с нами из-за тебя.

– Из-за меня? – искренне удивился Алеша, с трудом одолевая сон, подкрадывавшийся к нему вместе с теплом костра.

– Дело в том, Алеша… Ваня находит, что ледяной мол можно построить без всякой энергии, бесплатно…

– Что? – сон с Алексея как крылом смахнуло. Уж не смеются ли над ним?

– Вы меня простите, товарищ Алеша Карцев, – сказал учитель. – Это очень просто, если разобраться. Я имею в виду, что мол лучше строить не летом, а зимой.

– Почему зимой?

Виктор посмеивался:

– Гексе лапу, оказывается, белый медведь откусил. Надо тебе рассказать про три зимовки на острове Врангеля.

– При чем тут остров Врангеля? – почти рассердился Алексей.

Но Виктора уже нельзя было одержать.

– Поучительная и героическая история, мой друг. Остров Врангеля, самый северный и самый восточный наш остров, был открыт лейтенантом Врангелем в прошлом веке. А вот после Великого Октября англичане вздумали отторгнуть его от молодой Советской республики. На остров высадились канадцы и подняли над ним британский флаг. Наши, узнав о том, сели на канонерку и отправились изгонять захватчиков. И был на той канонерке отец нашего Вани, коренной житель дальних мест.

Учитель кивнул головой. Алексей ничего не понимал. Галя нервно теребила на Гексе шерсть, но Виктор уже вошел в роль рассказчика

– Захватчики были не из храброго десятка. Едва прослышали они про нашу канонерку, как сели на свое суденышко и удрали в Канаду. На острове поселились наши, и отец Вани с ними. Ваня, какие там морозы бывают?

– Семьдесят градусов случается, – ответил учитель.

– Бррр!.. Ты, Алеша, сейчас особенно это поймешь, едва не замерзнув ночью при минус пяти шести градусах. Так вот, однажды наши на острове остались без угля. Ни один корабль не смог пробиться через непроходимые льды. Хотели вывезти зимовщиков на самолетах. Так ведь нет! Отказались! И прожили без топлива. Можно понять, как они ждали, когда разожгут, наконец, хоть такой вот огонь. Но и в следующее лето ни один пароход не смог к ним подойти.

Алексей слушал с интересом, хотя и не понимал, к чему все это ведет.

– Опять их хотели вывезти на самолете, и снова они отказались. Ване все это отец рассказывал. Только через три года пришел к ним корабль. Вот, бледнолицый брат мой, какие традиции у жителей острова Врангеля. Вот почему Ваня, который считает эти традиции своими, додумался до того, чтобы строить твой мол зимой, в открытом море, прямо на льду, опуская трубы под лед и не боясь ветров и морозов, а, напротив, используя их. Эврика!

– Батареи радиаторов надо поставить выше льда, товарищ Алеша, – вмешался учитель. – Холодильный раствор будет в них охлаждаться холодным ветром, и по трубам холод этот на дно унесет.

– Бесплатно охлаждаться, без затраты энергии, – вставила сияющая Галя, не спускавшая глаз с лица Алеши, которое сначала побледнело, а теперь покрылось краской.

– Я так думаю, товарищ Алеша. Если фронт работ сразу на все моря распространить, так, честное слово, в одну зиму холодом Арктики можно заморозить ваш мол. Замечательное будет дело, честное слово. Я потому и хотел вас разыскать.

Алексей молча притянул к себе Ваню, крепко сжал его в объятиях и поцеловал.