Текст книги "Мол “Северный”"

Автор книги: Александр Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Глава вторая. БЕГУТ ГОДА

Сергей Леонидович Карцев родился в Казалинске, на границе пустыни, близ Аральского моря.

Еще в детстве он узнал цену воде. Он видел слезы матери, когда в безводный год вода не поднималась по каналам и убогий участок за их домом выгорал. Вода означала жизнь. Недаром киргизы говорили: «Земля кончается там, где кончается вода», а туркмены – «Вода дороже алмаза». Сергей Леонидович с детства привык относиться к воде, как к величайшей драгоценности. Он прошел суровую школу борьбы. Вступив в партию сразу же после Великой Октябрьской революции, он воевал в сухих астраханских степях, позднее бил басмачей в песках среднеазиатских пустынь. Жизнь все время сталкивала его с огромными просторами плодороднейшей земли, лишенной воды. Мечта дать земле воду владела им, рядовым красноармейцем.

Нужны были знания, но не сразу нашел к ним путь Сергей Карцев. Лишь после окончания гражданской войны, после ликвидации басмачества попал он, кавалер ордена Красного Знамени, на рабфак.

В студенческие годы Карцев заинтересовался смелыми мыслями русского инженера Демченко, еще в прошлом веке говорившего о возможности «использования воды сибирских рек для изменения климата Арало-Каспийской низменности». В царское время эта мечта инженера казалась бредом.

В других условиях вернулись к этой мысли советские инженеры. Карцев ознакомился с проектом Букенича, предлагавшего в 1920 году повернуть Иртыш, чтобы он прошел через Тургайский перевал. Тысячелетия назад поднялся этот перевал и изменил ток сибирских рек. За новым водоразделом остались сухие древние русла, которыми можно воспользоваться.

Узнал вскоре Карцев и о проекте Монастырева, предложившего в 1924 году повернуть Обь и Енисей, чтобы они впадали в Каспийское море.

Мечта о грандиозных преобразованиях овладела молодым инженером. Он работал на Днепрострое, потом в Ферганской долине на народной стройке канала. Особенной радостью для него было участие в экспедиции, исследовавшей бассейны рек Оби и Енисея.

Он мечтал принять когда-нибудь участие в невиданном проектировании – разработать грандиозный замысел поворота сибирских рек.

Началась Великая Отечественная война. Инженер Карцев тщательно смазал именной маузер, полученный за храбрость, и явился в военкомат. Однако пришлось вернуться домой. Его боевой пост был там, где он работал.

И когда гитлеровские полчища докатились до Волги, топча сапогами приволжские степи, карандаш инженера Карцева чертил на карте, похожей на штабную, линии каналов, которые должны были напоить водой эти степи. Когда бои шли за Днепр и гитлеровцы, поспешно отступая, взрывали плотину первенца социализма – Днепрогэса, Карцев преграждал реку Обь сорокакилометровой плотиной высотой в семьдесят восемь метров. Там должна была возникнуть мощнейшая в мире гидростанция, равная десяти Днепрогэсам. Поднятая плотиной Обь разливалась по карте, затопляя болота и тундры. Карцев обводил контуры будущего Сибирского моря, площадью больше, чем Азовское и Аральское моря, вместе взятые, где должно было появиться рыбы больше, чем в Каспии. Другая плотина намечалась на Енисее. Ей предстояло на сто десять метров поднять уровень Енисея, повернуть великую реку вспять, чтобы воды ее по девятисоткилометровому каналу, четыреста метров шириной по дну и сто метров глубиной, прошли через Тургайский перевал и по древним руслам и поймам, шириной от восьми до восьмидесяти километров, дошли до Аральского моря. Эти воды должны были принести жизнь в пустыни.

И Карцев, склонясь над картой, проводил воды Енисея по реке Кеть и древним узбоям через Аральское море, направляя их к устью Аму-Дарьи. Отсюда будет прорыт канал, по которому часть вод Аму-Дарьи направится в пески Черных барханов. Но с приходом вод Енисея Аму-Дарья может отдать все свои воды Хорезму. По каналу потечет Енисей, который будет впадать в Каспийское море, не давая ему высыхать. По пути он будет орошать Черные барханы. Но для этого его вода, пройдя через Аральское соленое море, должна остаться пресной. И Карцев перечеркивал Аральское море. Его или перепашут, отведя енисейскую воду в сторону, или превратят в пресное проточное озеро. Море становится соленым из-за солей, которые несут в него реки. Вода испаряется с поверхности моря, а соль остается. Если Арал станет проточным, соленость его не будет расти, – надо лишь удалить старую соленую воду. Уровень Арала выше Каспия. На карте проводится канал из Арала к северу Каспия. По этому каналу вся вода Аральского моря будет спущена в Каспий. В котлован бывшего моря направят воду Енисея, чтобы «промыть» бывшее море, затем высушить, едва не протереть тряпочкой и снова наполнить енисейской водой, превратив Арал в огромное проточное водохранилище с многолетним запасом пресной воды для орошения.

В дни, когда Гитлеру клались на стол сводки о потерях его отступающих армий и оставленных ими разрушениях, в расчетной записке, составленной Карцевым вместе с другими инженерами, фигурировали цифры, дышавшие подлинной поэзией жизнеутверждающей мечты. Чтобы создать для енисейских вод реку-канал, более мощную, чем Волга, способную перебросить на четыре тысячи километров (в том числе тысячу двести пятьдесят километров по прорытым каналам) триста кубических километров воды в год, нужно вынуть грунта пятьдесят миллиардов кубических метров. Каждый этот вынутый кубометр земли, приведя в пустыню воду, обеспечит при двух-трех урожаях в год шесть килограммов ценнейшего хлопка, тридцать килограммов сахару, сто килограммов шерсти, двести килограммов мясопродуктов. Эти цифры следовало помножить на пятьдесят миллиардов, чтобы представить себе несметное богатство, которое получит страна, способная выполнить эти титанические работы.

Если слить вместе все молоко, которое можно получить там, то молочная река, полноводнее Дона, ежегодно не иссякала бы в течение месяца.

Бывшие пустыни, орошенные сибирской водой, способны будут дать труд пятидесяти миллионам и прокормить полмиллиарда человек!

И для этого нужно вынуть пятьдесят миллиардов кубометров земли. На Днепрострое за тысячу пятьсот дней было вынуто только три миллиона. Но с помощью новейшей техники – исполинскими скреперами или гигантскими экскаваторами – пятьдесят миллиардов кубометров можно вынуть всего лишь за пять лет, а взорвать и того быстрее – за два года.

Мечта – первый этап проектирования!

Победоносно кончилась война.

Проектирование великих гидросооружений перешло в новую фазу.

Шли годы Волга преградилась плотинами, появились грандиозные гидростанции на нижней и средней Волге, вслед за ними Чебоксарская, наконец Братская на Ангаре. Волжские воды дошли до реки Урала, а с другой стороны в приуральские степи пришла сибирская вода Енисея и Иртыша. Морские суда плыли из Карского моря вверх по Енисею, через Тургайский канал, через Аральское пресное море в Каспий и оттуда поднимались до самой Москвы.

Полосы лесов изменили облик страны, создали новый климат. В центре континента возник как бы новый материк, материк плодородия. Перемены на поверхности земли могли бы увидеть наблюдатели с Марса. С каждым годом все богаче становилась страна.

А инженер Сергей Карцев, верный единой линии жизни, склонив седую уже голову над картами, задумывался над выполнением новых заданий.

Сибирская вода могла оживить все западные пространства среднеазиатских пустынь, но на восток от них простирались мертвые, голодные степи и каменная пустыня Гоби, которую ничем нельзя было оросить: не было ни рек, ни снеговых вершин А между тем и там можно было бы выращивать ценнейшие культуры, если бы удалось добиться сочетания богатства солнечных лучей с живительной влагой.

Как известно, гипотеза Сергея Леонидовича Карцева об исчезновении «незаконно» существующих пустынь после орошения Черных барханов потерпела крушение.

Но Карцев не сложил оружия и продолжал искать пути к уничтожению всех пустынь. Письмо сына об указании Волкова комплексно решать вопрос изменения климата пустынь и Арктики повернуло искания Карцева в новую сторону. Если воду нельзя привести по земле, то нельзя ли принести ее по воздуху?

Осенью Сергей Леонидович вернулся в Москву и начал работать над новой идеей. Он направил правительству докладную записку «О влиянии незамерзающей полыньи в полярных морях на состояние земной атмосферы и на возможное образование воздушных потоков».

Сергей Леонидович взял в Гидропроекте отпуск и занялся приведением в порядок своих архивов. Его загорелое лицо, покрытое похожими на рубцы морщинами, было теперь более сковано, чем обычно. Несмотря на внешнее спокойствие Сергея Леонидовича, его жена Серафима Ивановна отлично понимала внутреннее состояние мужа.

Как всегда, супруги виделись мало. Серафима Ивановна была директором одного из вузов столицы и встречалась с Сергеем Леонидовичем или поздно вечером, или рано утром.

У супругов Карцевых было заведено утренний кофе пить вместе. В эти часы они всегда вспоминали о сыне, переживали его невзгоды. Вместе радовались они, когда с полярной стройки сообщили, что ледяной мол готов и перерезал Карское море на две части.

Потом долго ждали вскрытия льдов. И чем дольше ждали, тем тревожнее им было. Выступление профессора Сметанкина в центральной газете, потребовавшего уничтожить мол, поразило стариков. С еще большим волнением ждали они новых известий.

Сергей Леонидович, ожидая Серафиму Ивановну, сидел за столом. Перед ним лежала газета, только что вынутая из почтового ящика.

Высокая, полная, почти совершенно седая, но быстрая в движениях, – чем то напоминала сына, – Серафима Ивановна вошла в столовую.

– Опять налил кофе сам? Ждешь меня, а потом будешь пить холодный кофе. Дай я тебе налью крепкого и горячего. Газеты вынул? От Волкова тебе ничего нет? – Ее низкий, громкий голос звучал сегодня несколько необычно. Она решительно выплеснула остывший кофе из стакана мужа в полоскательницу, налила горячего.

– Конечно, цикория не положил, – ворчала она. – Ты поедешь в Гидропроект? Нет? Будешь книгу кончать? Кто бы мне такой творческий отпуск предоставил? Вертишься как белка в колесе. Ну, читай… Как там у Алеши? – решилась она, наконец, задать главный вопрос.

Сергей Леонидович прекрасно знал, сколько материнской тревоги скрыто за привычными интонациями и фразами. Он начал читать тем всегда намеренно тихим голосом, который заставлял собеседника переспросить и потом внимательно слушать следующие фразы.

– «Льды вскрылись севернее ледяного мола… Корабли вышли в обход мола… Неутешительные прогнозы океанологов. Изучение льдов Карского моря в новых, созданных молом условиях обогащает науку…»

– Приговор судебный сыну родному вот так же, наверное, читают, таким же голосом, – сердито сказала Серафима Ивановна и полезла в карман за платком, чтобы вытереть глаза.

Сергей Леонидович отложил газету:

– Приговор не только ему.

– Знаю. Всем, кто в заблуждение его ввел, уверил, что хватит тепла у течения…

У матери сын никогда не бывает виноват. Серафима Ивановна во всех других вопросах умела быть объективной, но здесь, когда дело касалось ее Алеши, она оставалась прежде всего матерью, готовой, взъерошив перья, кинуться хоть на льва. И сейчас в том, что не вскрываются в отгороженном канале льды, виноваты были у Серафимы Ивановны все, кроме Алеши.

– Приговор, Сима, еще и мне, – печально закончил Сергей Леонидович.

– Тебе? Это еще что за новость! Ты-то тут при чем?

Сергей Леонидович стал аккуратно складывать газету. По его виду жена поняла, что он скажет сейчас что-то очень важное. Она никогда не спрашивала мужа, если он чего-то не договаривал, а не рассказывать о некоторых своих делах он мог месяцами. И уж она-то знала, что если он начнет говорить, то…

– Ты знаешь, Сима, – ровным голосом сказал Сергей Леонидович, – я подал докладную записку в Совет Министров.

Серафима Ивановна кивнула головой.

– Но ты не знаешь, что было в этой записке.

– Ждала, когда скажешь.

– И я ждал… ждал, когда меня позовут. Только после этого хотел тебе все рассказать.

– Благодарю за внимание и доверие, – с укором сказала Серафима Ивановна.

В соседней комнате зазвонил телефон. Серафима Ивановна вышла из столовой.

– Кто говорит? – громко кричала она в трубку. – Что? Кто? Позвать его? Может быть, что передать? Как? Волков просит приехать? В котором часу? Спасибо, спасибо, не беспокойтесь, обязательно передам.

Она показалась в дверях, высокая, громоздкая. Сергей Леонидович все слышал сам. Он уже поднялся со своего места, слегка побледневший.

– Чистая глаженая рубашка на верхней полке. Ты опять перепутаешь. Я сейчас тебе ее достану. Ордена наденешь?

– Зачем ордена? Не торжественный прием ведь.

– А ты говорил – приговор.

– За тем и вызывает, чтобы объявить. Объявить, что Алешина полынья не вскрывается.

– Значит, из-за Алеши вызывают?

– Нет, из-за меня.

– Никогда, Сережа, не прошу… Рассказывай сейчас же.

– Хорошо, – согласился Карцев.

– Я тебя сама отвезу и стану ждать в машине. По дороге все и расскажешь.

– А как у тебя в вузе?

– Да обойдутся один раз без меня, если и у сына и мужа… такое дело… – Серафима Ивановна махнула полной рукой, отвернулась и стала опять искать платок по карманам своего жакета мужского покроя.

Сергей Леонидович, сразу осунувшийся, постаревший, подошел к зеркалу, чтобы посмотреть, достаточно ли чисто он выбрит.

Глава третья. ЗАДУЮТ ВЕТРЫ

Серафима Ивановна Карцева была настолько же по-женски чуткой и сердобольной, насколько по-мужски энергичной и деятельной. Относиться пассивно к неудаче или несчастью, своему или чужому – все равно, она не могла. Алешину беду она переживала особенно глубоко еще и потому, что она означала крушение надежд Сергея Леонидовича.

Карцев сел в машину рядом с женой.

– Извини уж, – сказала она, – кружным путем повезу.

Машина плавно покатилась по мостовой. По обе стороны тянулись гранитные стены парапета, отделявшего от мостовой приподнятые тротуары. Над головой один за другим проносились мосты поперечных улиц.

– Не могу поверить, чтобы полынья не вскрылась, – сказал Сергей Леонидович. – Подумал, с чего же начать рассказывать, а сам так и вижу полынью вдоль всех сибирских берегов.

– А ты верь, что еще вскроется, – осторожно сказала Серафима Ивановна.

Машина мчалась по широкой магистрали. С обеих ее сторон просвечивала зелень бульваров. Поперечные улицы здесь ныряли в тоннели. Серафима Ивановна уже не обгоняла идущие впереди машины. Спрашивать мужа она больше не стала. Все равно бесполезно.

Он начал сам:

– Большое дело, Сима, задумал.

Машина свернула к порту.

– Ну, ну! – Серафима Ивановна локтем подтолкнула мужа, чуть наклоняя к нему голову, чтобы лучше слышать.

– Помнишь мой провал с гипотезой «о незаконных пустынях»?

Серафима Ивановна вздохнула.

– Алеша письмо мне прислал… Ему сказали, что решать проблему изменения климата зоны пустынь и Арктики надо комплексно.

Слева, за фасадами домов, за зеленью парков поднимались мачты морских кораблей, казавшихся здесь, в Москве, огромными.

– Вот видишь, – указал Карцев, – ледокольный корабль. Каков красавец!

Виднелись только мачты и труба корабля, но Серафима Ивановна кивнула головой, соглашаясь, что это действительно красавец.

– Пойдет он отсюда по Волге, через Каспий, поднимется вверх по Новому Енисею.

– Знала, куда тебя везти, чтобы удовольствие доставить.

Карцев продолжал негромко, словно его не прерывали:

– Пройдет через Аральское море, выйдет через Тургайский канал в Старый Енисей и спустится в Карское море.

– Мол Алешин вспомнил?

– Да, Алешу вспоминаю, потому что он как бы мой соавтор, только об этом и не подозревает.

– Как же это он соавтором стал?

– Дело в полынье, которая должна появиться южнее Алешиного мола.

Серафима Ивановна заметила, как оживился Сергей Леонидович.

– Полынья протянется вдоль берегов Сибири на четыре тысячи километров, – говорил Карцев. – Над ней зимой будут туманы. И это замечательно.

– Что тут замечательного? Плавать как?

– Плавать в тумане с помощью радиолокаторов легко. На экране все видно. Замечательно то, что воздух над полыньей будет теплее. Он поднимется вверх, а с севера и с юга полыньи на его место устремятся более холодные массы воздуха. Они столкнутся и получат общее движение в направлении вращения Земли, с запада на восток. Вдоль полыньи всю зиму будут дуть устойчивые ветры, нечто вроде искусственно созданных пассатов. Понимаешь, от Новой Земли и до Берингова пролива.

– Грандиозно!.. И что же?

– Слушай, Сима! Раз в атмосфере появится движение воздуха вдоль полыньи на севере, то на юге, – я подсчитал, где именно, – появится встречное движение воздуха.

– И где же это будет? – Серафима Ивановна остановила машину.

– Севернее Гималайской горной гряды, то есть над зоной пустынь, – торжественно сказал Карцев и откинулся на спинку сиденья.

– И что же? – осторожно спросила Серафима Ивановна.

– Не поняла? – Карцев улыбнулся и продолжал, по-прежнему не возвышая голоса. – Эти два потока замкнутся, Сима. Замкнутся, образовав гигантское «Кольцо ветров». И это «Кольцо ветров» без всякой затраты энергии вынесет в Арктику нагретые в пустынях массы воздуха, а из Арктики принесет в пустыни,

– да еще в какие пустыни: в Монгольскую Гоби, в Китайскую Гоби, которые нечем оросить, в голодные степи, в наши восточные неорошенные пустыни – принесет туда массы прохладного воздуха, напоенного арктической влагой!

– Да что ты! – едва не всплеснула руками Серафима Ивановна.

– И в пустынях начнут выпадать дожди! Потекут реки, найдут свои старые, забытые русла и превратят весь тот край в сад, Сима. И не понадобится никаких новых ирригационных сооружений. Все получится само собой!

Сергей Леонидович вынул платок и вытер лоб.

– Ну, знаешь, Сергей Леонидович, действительно чугунным человеком надо быть, чтобы про такое дело молчать, мне ни слова не сказать! – и Серафима Ивановна возмущенно включила мотор.

– Правда, грандиозно? – спросил Карцев, и вопрос его прозвучал по-смешному робко.

– Ну вот что, – Серафима Ивановна внезапно остановила турбобиль. Шедшая сзади автомашина с шумом пронеслась слева. – За такую идею… – она резким движением притянула обеими руками к себе седую голову Сергея Леонидовича и поцеловала его прямо в губы.

Двое пешеходов изумленно переглянулись. Странно было видеть целующихся в машине стариков.

– А за то, что молчал, – продолжала Серафима Ивановна, – сама молчать буду. Пока не доедешь, слова от меня не услышишь.

Но Серафиме Ивановне не удалось выполнить свою угрозу. За ее спиной послышались настойчивые телефонные звонки. На задней стенке турбобиля висел с виду самый обыкновенный автоматический телефон. В машине, так же, как и в вездеходе, на котором Сергей Леонидович блуждал по пустыням, был радиоаппарат, включенный параллельно с квартирным телефоном Карцевых.

Сергей Леонидович протянул руку и взял трубку:

– Что? Радиограмма с гидромонитора? Очень прошу, передайте по телефону.

Серафима Ивановна остановила машину.

– Повторяй, записывать буду, – сказала она.

Сергей Леонидович размеренным голосом произносил текст, Серафима Ивановна неразборчиво, дрожащими от волнения руками записывала его:

«Как известно, льды вскрылись не южнее, а севернее мола. Отвергаю требование уничтожения мола. Крепко стою на том, что он оправдает себя, если даже полынья не вскроется…»

Старики Карцевы переглянулись. «Полынья не вскроется»? А ведь «Кольцо ветров» основывается на предположении, что полынья существует вдоль всего сибирского побережья!

– Диктуй, диктуй дальше, – сердито заторопила Серафима Ивановна.

«…Если даже полынья не вскроется, поскольку лед в отгороженной части моря, защищенной от паковых льдов, будет тонким, проходимым для ледоколов и летом и зимой. Хочу, чтобы вы не потеряли веры в своего сына. Не отступлю. Крепко обнимаю, ваш Леша».

Старики долго молчали.

– Кажется, настоящий человек получился, – сказал, наконец, Сергей Леонидович.

– Да, не сдается. Но только не о том мечтал.

– Он не о том мечтал, а я не на то рассчитывал.

– Да, правда, Сергуня, – печально сказала Серафима Ивановна. – Заворожил ты меня. Мне уже показалось, что и полынья вскрылась и «Кольцо ветров» появилось…

– Поедем, Сима, пора. Сейчас мне напомнят, что полынья не вскроется. Рад, что хоть сын наш молодцом стоит.

– Леша наш… – задумчиво повторила Серафима Ивановна.

Больше супруги Карцевы, погруженные в глубокие невеселые думы, не разговаривали. Только остановившись, Серафима Ивановна сказала мужу растроганным голосом:

– Ну, Сергуня… сердце мое с тобой будет, – она вынула платок и вытерла уголки глаз. – Если сердцу этому беспокойному верить, то…

– То? – выжидательно спросил Сергей Леонидович.

– Будто в ледовую разведку оно у меня ходило и больше летчика Росова увидело.

Сергей Леонидович благодарно улыбнулся.

Серафима Ивановна нахмурилась.

– Машину напротив дома поставлю. Ждать буду. Не вздумай в метро отправиться. Я ведь тебя знаю. Забудешь про меня.

– Не забуду, – очень серьезно сказал Карцев и пожал большую, сильную руку жены выше локтя.

Через десять минут он вошел в приемную.

– Совещание океанологов у товарища Волкова несколько затянулось, – встретил его секретарь. – Николай Николаевич просит извинить его и, если вы найдете это возможным, подождать несколько минут.

«Совещание океанологов?» Сергей Леонидович почувствовал легкое головокружение и боль в сердце. Он сел на диван и принял нитроглицерин, с которым никогда не расставался. Через некоторое время сердце успокоилось, дыхание пришло в норму. Сергей Леонидович вынул платок и вытер влажный лоб. «Начал сдавать», – подумал он.

Дверь кабинета открылась. В приемную, мирно беседуя, вышли хорошо известный Карцеву друг Алеши океанолог Петров и враг ледяного мола профессор Сметанкин. Они остановились у окна и стали что-то обсуждать вполголоса. Маленький лысый профессор смеялся и хлопал бородача Петрова по плечу. Тот крепко пожал руку Сметанкину и о чем-то снова оживленно заговорил с ним.

Из кабинета стремительно вышел худощавый ученый с темными вьющимися волосами, разделенными седой прядью. Вместе с ним появилась статная, красивая женщина с кольцом кос на голове. Она решительно подошла к профессору Сметанкину. Тот сначала сердито погрозил пальцем, а потом вдруг расцеловался с ней. Петров почтительно пожал ей руку. «Кажется, академик Овесян со своей помощницей», – подумал Сергей Леонидович. Из кабинета вышла целая группа ученых и вместе с ними академик Омулев.

Потом в двери показалась высокая фигура Николая Николаевича Волкова.

– Прошу вас, товарищ Карцев, – громко и отчетливо сказал он.

Все присутствующие услышали имя Карцева и оглянулись. Быть может, они рассчитывали увидеть строителя ледяного мола. Сергей Леонидович, провожаемый взглядами, неторопливо прошел в кабинет. Николай Николаевич сам запер за ним дверь.

– До сих пор знал только вашего сына, – радушно сказал он.

– И я с вами, Николай Николаевич, через сына знаком, – просто ответил Сергей Леонидович. – От Алексея я узнал о задаче менять климат пустынь и Арктики комплексно.

Волков чуть нагнулся, вслушиваясь в негромко сказанные слова. Он все еще стоял, хотя гость по его приглашению уже сел в кресло.

– Задача может решиться только так. Ваша записка внимательно изучена. Ученые дали свои заключения. – Николай Николаевич сел за стол и придвинул к себе бумаги. – Ученые подтвердили ваше предположение о возникновении «Кольца ветров», как только появится незамерзающая полынья в Арктике.

Карцев опустил голову. Вот когда ему будет сказано, что такая полынья в Арктике не появится. Но Николай Николаевич, к удивлению Карцева, ничего об этом не сказал. Он продолжал все в том же доброжелательном тоне:

– Ваша гипотеза, Сергей Леонидович, привлекла внимание партии и правительства: задача улучшения климата Земли и в первую очередь того полушария, где уже строится коммунизм, в ближайшее время неизбежно должна была встать перед нами. Вы указываете один из возможных путей решения задачи. Роль ледяного мола неизмеримо возрастает. Это вполне закономерно. Однако я должен разочаровать вас. Идея, как она изложена вами, не может быть принята.

– Не может быть принята? – тихо переспросил Карцев. Ему вспомнилась Серафима Ивановна, ждущая его у ворот.

– Не может быть принята в том виде, как вы ее представили.

– Я понимаю… – начал было Карцев, но замолчал.

Николай Николаевич вежливо подождал, но, видя, что гость молчит, снова заговорил:

– Мне поручено, – Волков оттенил эти слова, – передать вам критические замечания, которым была подвергнута здесь ваша идея. Первое: какие у нас с вами основания безоговорочно утверждать, что южная часть «Кольца ветров» пройдет именно над зоной пустынь?

– Зона пустынь проходит севернее высочайшей горной гряды. Это дает основание предполагать…

– К проблеме управления климата нашего полушария мы хотим подойти реально. Нас не устроят только предположения. Трасса «Кольца ветров» должна быть строго запланированной и управляемой.

– Запланированной? Управляемой? – переспросил Карцев, думая, что он не понял.

– Запланированной, потому что нам нужно провести поток арктического воздуха именно над пустынями. Управляемой, потому что мы не можем допустить, чтобы в жаркое летнее время раскаленный воздух пустынь пронесся с юга на север через наши плодородные равнины и иссушил бы поля.

Карцев провел рукой по зачесанным назад волосам, лишь этим жестом выдав, что он поражен таким необычным заданием.

– А потому «Кольцо ветров» должно действовать тогда, когда мы захотим, и проходить по тем местам, где мы пожелаем, – закончил Волков.

Карцев с молчаливым вопросом смотрел на него. Николай Николаевич встал и подошел к стенной карте. Сергей Леонидович тоже поднялся. Он доставал Волкову чуть до плеча, но что-то в сдержанной неторопливости каждого из них, в глубоких складках у губ, в прямом, открытом и уверенном взгляде роднило их.

В словах Волкова звучала непреклонная уверенность, в позе Карцева было напряженное внимание.

– В наше время атомная энергия становится обыденностью. Для уравнивания климата– полушария мы и привлечем атомную энергию. Но не для того, чтобы, как думали некоторые горячие головы, подогревать атомной энергией холодные места Земли, – это было бы крайне неэкономично. Значительно целесообразнее «перемешивать» земную атмосферу, равномернее распределяя по Земле бесплатную энергию солнечных лучей.

– Но вы говорите, что атомная энергия все же нужна…

– Проблемой искусственных ветров занялись не вы первый, Сергей Леонидович. Есть предложения для той же самой цели создать на трассе ветров искусственные тепловые очаги. Такими очагами могут быть массы нагретой атомной энергией воды. Атомные установки можно построить с таким расчетом, чтобы подогретые ими воды вызвали устойчивые ветры.

– Это правильная мысль, – согласился Сергей Леонидович, внимательно всматриваясь в карту, словно он видел уже на ней места расположения будущих, атомных установок.

– Мы построим такие установки, скажем, вот тут, на реке, – показал Волков. – Пусть отепленная река поведет ветвь «Кольца ветров» на север, к Карскому морю, где начинается великая северная полынья. На востоке, – об этом еще предстоит подумать, – мы создадим установки с таким расчетом, чтобы повернуть ветры на юг, доводя их до той самой параллели, где начинаются пустыни, но так, чтобы ветры не погубили местных урожаев излишней влагой и прохладой.

Волков походил на полководца, разъясняющего полученный свыше план боевой операции.

– Стоит вам прекратить работу атомных установок в определенное время года, и созданное нами «Кольцо ветров» выключится. Спеющие сельскохозяйственные культуры могут не бояться наших «искусственных суховеев».

– Выключать ветры? – деловито переспросил Карцев.

– Именно выключать. Как электрические фонари. Впрочем, аналогия не вполне точная. «Выключать» в том смысле, что «Кольцо ветров» не пройдет в ненужном нам месте. О том, как оно пройдет, пока можно говорить лишь гипотетически. Это еще предстоит изучить. Вероятнее всего, что само по себе оно пройдет не так, как вы предполагали, а замкнется в верхних слоях атмосферы, – будет «стоять ребром». Когда же будет искусственно создана тепловая трасса, «Кольцо ветров» ляжет на землю именно так, как вы того желали. Таким путем мы сможем управлять погодой. Американцы тоже претендуют на управление ветрами. Но это им, по их же словам, пока не под силу. А вот нам с вами, Сергей Леонидович, нашему народу управлять земной атмосферой будет как раз по плечу. Улучшение климата Земли – одно из условий достижения всеобщего изобилия. Мы начали и с малого и с великого: с удобрения полей и грандиозного лесонасаждения, с осушения болот и освоения просторов целинных земель, наконец с похода на голодные степи и пустыни. И вполне естественно приняться сейчас за управление земной атмосферой, за отепление Арктики, за ликвидацию всех – и знойных и холодных – пустынь полушария. «Кольцо ветров» может стать символом дружбы и единения народов, строящих коммунизм, символом их силы, направленной на достижение счастья всего человечества, – и Волков крепко пожал жесткую, сильную руку инженера.

Около ворот по площади медленно прогуливалась грузная седая женщина. Она, близоруко щуря глаза, пристально вглядывалась в каждого человека, выходившего из ворот.