Текст книги "Сильнее времени. Планета бурь"

Автор книги: Александр Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Облако пены становилось все плотнее, впору было бы надеть, хоть акваланги! Мод шагала впереди, – доктор замыкал шествие.

Мод остановилась. Вилена подумала, что, должно быть, здесь легендарная индианка выпрыгнула из разбившейся лодки.

С трудом дыша, Вилена огляделась. Вода вокруг кипела и клокотала, несясь, как из пожарных брандспойтов, взрываясь фонтанами у каждого камня, взлетая пенными смерчами. Тихая и глубокая вверху, река превратилась здесь в стремительный горный поток, прыгавший по полузатопленным камням. «Каким искусством, силой и волей нужно было обладать, чтобы выплыть здесь?». – подумала Вилена.

Ее тормошила Мод, указывая в сторону.

В туманном облаке виднелась надпись: «No smoking» – не курить.

– Запрет курить в таком мокром месте! Вот смешно! – Мод заливалась хохотом в восторге от доставленного всем удовольствия. Это был ее главный сюрприз.

Вилена радовалась, глядя на нее.

Ей хотелось спросить доктора: здесь ли выбралась индианка?

Он понял и кивнул.

Вилена оперлась на руку Арсения и заглянула ему в глаза: «Нужно быть такой, как эта индианка?» Он взял ее руку и пожал.

Они повернули обратно. Вверху все переоделись и, веселые, вернулись в парк.

Это был один из самых счастливых дней в жизни Вилены.

Глава 2
КАМНЕМ СТЫНЕТ

Видно, наряду с парадоксом времени существовал, и некий «парадокс радости», ускорявший мелькание дней, как спиц в катящемся колесе!

И настал наконец-час, о котором избегали говорить Вилена и Арсений, но думали всегда.

В давние времена толпились в, гаванях жены и невесты моряков, высматривая на палубах каравелл или других кораблей своих любимых, уплывавших с Христофором Колумбом или Магелланом, с Лазаревым или Георгием Седовым.

Впереди у моряков – неведомые просторы, мертвые штили или штормовые волны выше мачт, спасательные шлюпки, плоты, обломки палубы… или в случае благополучного плавания загадочные богатые страны, незнакомые народы, нехоженые материки. И наконец, возвращение…

Надежда помогала жить и морякам, и их близким.

Была такая надежда и у семей первых космонавтов. Гагарин, а потом его товарищи – исследователи, как правило, выходили невредимыми из спущенной на парашюте головной оплавленной кабины первых космических кораблей.

У Вилены не было никакой надежды. Если она и увидит Арсения, то подслеповатой старухой. Это отличало ее от всех, кто прежде тосковал по тем, кто в море…

И все же лучик солнца оставался с Виленой. Именно по этой причине Арсений, поддержанный матерью и бабушкой Вилены, настоял, чтобы она, в ее состоянии, не провожала его на космодром. Ракеты ближнего полета, подобно морским шлюпкам, доставляли экипаж к кораблю, стоящему на космическом рейде – на орбите искусственного спутника Земли.

– Береги малыша, – твердил Арсений напоследок.

Вилена смотрела ему в глаза, такие ясные, голубые, с лучиками на радужных оболочках, и старалась улыбаться.

Только мать да бабушка знали, чего ей это стоило.

Врачи давно определили, что у Вилены будет мальчик. Вилене хотелось оставить мальчика в семье, где мама, бабушка да и Авеноль помогут. Но Арсений возражал. Он мечтал, чтобы сын еще крошкой попал в «школу мужества», где воспитывался сам. «Воспитание – искусство! – говорил он. – Квартира не пронизана излучением, делающим мозг ребенка восприимчивым к внушению основ морали и изучению наук. Да и смогут ли домашние заменить специалистов, рассказать о героических примерах взрослых, пробудить в малыше нужные качества характера?»

Где и как лучше воспитывать детей? Так спорили во многих семьях. Поведение человека в жизни, полученное им воспитание важнее, чем даже глубокие знания. «Подлинная мудрость не только в проникновении в суть наук, но и в понимании своего долга перед всеми» – так утверждал Арсений, и Вилена согласно кивала. Он ззял с нее слово поступить в школу «педагогов разума».

Убедить Арсения, что мальчику будет хорошо в семье, Вилена и не пыталась. Арсений составил себе ясное представление о родных Вилены. Профессор Ланской, человек мягкий, добрый, но «не от мира сего». Вечно погружен в свои формулы и заботы о мыслящих машинах. Где ему заниматься внуком! Анна Андреевна – художница. У нее бездна вкуса, но нисколько не меньше безалаберности. Хлопотлива, суматошна, балует дочерей и, конечно, испортит малыша. Авеноль сама еще ребенок. А бабушка Софья Николаевна, бывшая актриса, слишком уж иронично и несерьезно, как казалось Арсению, смотрит на мир. С нею он схватился однажды. Она утверждала, что лучше, чем по старинке, воспитывать детей нельзя и новые искания – просто модные фокусы. Арсений напомнил ей, что учитель, преподающий предмет, много лет изучает его. Неужели же «педагогу души» нужна меньшая подготовка и совсем не требуется талант? За трепанацию черепа и воздействие на больной мозг берется лишь очень хороший хирург. А воспитатель должен сформировать мозг ребенка, целиком! Он должен быть и психологом, и сам сильным человеком, способным стать примером для своего воспитанника. Почему же взрослый, не подготовленный к воспитанию и не имеющий дара к этому, все же должен брать на себя воспитание ребенка? Он же может искалечить его, подобно неумелому врачу!..

Прощаясь, Вилене хотелось броситься Арсению на шею и, по-бабьи рыдая, уговорить его остаться, отказаться от полета.

При одной мысли о разлуке у Вилены холодела спина. Как бы ни велико было ее собственное горе, она ни на секунду не забывала о величии подвига, на который во имя долга шел Арсений.

Но слово «подвиг» никто из них никогда не произнес. К полету Арсений относился буднично, как к шагу, столь же неизбежному, сколь и естественному. И Вилена, подавляя страх, старалась поддержать взятый им тон, хотя давно поняла, что без мужа жизнь ее станет совсем другой, пустой и холодной… пока не появится мальчик.

Бабушка и мама по-разному представляли себе будущую жизнь Вилены. Софья Николаевна загадочно улыбалась. Она была уверена, что никакого парадокса времени нет и Арсений вернется ровно через пять лет, и она, Софья Николаевна, еще вдоволь нарадуется на Виленино счастье.

Анна Андреевна размышляла иначе. Если Арсения полвека не будет, то Вилене надо просто выйти замуж за хорошего человека, хоть за того же профессора Игнатия Семеновича Шилова. Ничего, что он старше ее и вдовец. Зато он любит по-серьезному. Такой мужчина не променял бы жену на звездный полет. Конечно, спохватывалась она, звездолетчикам, в том числе и зятю, – уважение человечества и ее, Анны Андреевны, любовь, но зачем же бросать жену с ребенком?

Едва Арсений грузным шагом, не оборачиваясь, вышел из дома, Вилена стала собираться: натянула перчатки, поправила на руке браслет личной связи – никогда не снимаемое изящное украшение с вкрапленным в него в виде цветного камня микрорадиотелефоном.

Мама и бабушка с тревогой смотрели на нее, из деликатности ни о чем не спрашивали.

Торопясь и тяжело переваливаясь с ноги на ногу, бежала Вилена по галерейному тротуару, пока не увидела стоящий внизу у парапета турбобиль, очевидно свободный. Она неловко спустилась к нему по нескольким ступенькам. Свободен! Села на переднее сиденье. Надев обруч управления на голову, откинулась на спинку.

Турбобиль помчался по мокрому, совершенно синему асфальту.

Вилена вовсе не была идеальной женщиной, какой казалась Арсению. Она была способна, как выяснилось, даже на безрассудство.

Турбобиль, как бы сам собой, поворачивал на нужные улицы. Мелькали городские кварталы, парки, пруды.

Нет! Она не собиралась догонять Арсения! Тем более задержать, вернуть…

Влекомая безотчетным чувством, быть может, просто женским капризом, естественным в ее состоянии, она мчалась к космодрому… хотя уже не могла успеть к отлету корабля. Но ей казалось крайне важным увидеть хоть в небе корабль с Арсением.

Промелькнули последние дома города. Начался поздний осенний дождь. Белоствольные голые березы и потемневшие, сырые безлиственные осины казались печальными..

Возле холма, граничащего с другой стороны с обрывистым карьером каменоломни, Вилена остановила турбобиль, сняла с, волос металлический обруч и выбралась на влажную траву.

С трудом поднялась она по раскисшей тропинке на холм. Мутная пелена дождя скрывала и небо, и строения космодрома.

Тяжелые тучи, как дым, стелились низко над лесом. Деревья гнулись в мутных космах дождя и протягивали голые мокрые ветки, словно пытаясь кого-то удержать.

Вилена подумала: «Земля плачет, провожая своих питомцев. А.вот я, не плачу, оттого и тяжко мне».

И ей припомнилась старинная голландская песня о морячке, окаменевшей на берегу Северного моря:

 
Парус свой домотканый
Всё ищет, ищет в море:
– Где же ты, мой желанный?
Где же ты, мое горе?
 

И дальше:

 
Помню, как вместе
Шла с тобою.
Как стала невестой,
Потом родною.
Спешили с верфи
К нашему сыну
Вспомню, а сердце
Камнем стынет!..
 

И вдруг где-то далеко, за самым краем земли, раскатился, словно нарочно выбравший это время, последний осенний гром. Нежданно близко сверкнула молния, пронзив мокрую мглу и выхватив белую стену здания космопорта. А за ним огромная, на миг блеснувшая металлом башня неестественно приподнялась над землей, по которой клубились, как в небе, седые тучи пепла. Снова сверкнула молния и будто слилась с огнем, ударявшим из дюз по ползущему под ним облаку.

Ракета поднялась выше трепещущих мокрых ветвей.

Вилена смотрела перед собой широко открытыми глазами и, конечно, никакого паруса не увидела… Глаза заволакивало слезами. Она покачнулась и почувствовала, что ноги ее «стынут», как в голландской песне. Испугавшись и пересиливая себя, она сделала шаг и… оступилась с края обрыва в карьер…

Она лежала внизу в неудобной позе, левая рука с браслетом личной связи неестественно подогнулась. Сознание не приходило. К счастью, браслет сам собой включился, рассчитанный на подобные ситуации, и безмолвно излучал сигналы вызова.

И у бабушки и у матери на браслетах связи сигнал сразу был получен. Они недоуменно посмотрели друг на друга.

– Вилена, Вилена, внученька, что с тобой?

– Вилена, дружочек, отзовись!

Тревожные призывы безответно звучали в браслете на заломленной руке.

Вилена не отзывалась. Придя наконец в себя и зная, что браслет включился, она закусила губы. Поворот головы вызвал нестерпимую боль, все же Вилена дотянулась до браслета и, нажав зеленую головку змеи, выключила микротелефон. Теперь можно было застонать…

Софья Николаевна выбежала на галерейный тротуар. Анна Андреевна, слишком полная для такого бега, отстала.

Как нарочно, ни одного свободного турбобиля! Побежали дальше. Может быть, вон тот, впереди? Глаза ослабели, не видно таблички «Свободен». Только бы кто-нибудь не опередил!

Прохожие удивленно смотрели на пожилую женщину. Какой-то мужчина, начавший спускаться к турбобилю, остановился и, увидев, что старая женщина спешит к машине же, тотчас открыл перед ней дверку.

Софья Николаевна поблагодарила, усаживаясь на переднее сиденье. Подбежала Анна Андреевна. Почти валясь от изнеможения в кабину, она только и сказала:

– На космодром, куда же еще!

Софья Николаевна уже сидела с обручем управления на голове, и машина тронулась. Анна Андреевна следила за указанием прибора, подсказывая повороты, и твердила:

– На космодром, через каменоломню… Такой пеленг дал браслет…

Софья Николаевна хмурилась и прибавляла скорость, включив радиосигнал предупреждения всем движущимся экипажам, чтобы ехать без задержки, – все уступали турбобилю дорогу. В юности Софья Николаевна брала призы в автомобильных гонках и славилась лихостью езды. Но, пожалуй, даже в девичьи годы не рискнула бы она ехать как сейчас. Асфальт от начавшегося дождя стал скользким, и машину несколько раз занесло на крутых виражах. Анна Андреевна даже вскрикивала, а Софья Николаевна лишь закусывала губу. У Вилены привычка от нее пошла.

Чтобы сократить путь, поехали по старинной проселочной дороге, разбрызгивая столь непривычную теперь дорожную грязь. Выемки дороги наполнились водой. Ливень хлестал косыми струями. Вверху гремело. То ли гром, то ли ракета поднимается!..

Вдруг обе заметили турбобиль у дороги и сразу решили почему-то, что это машина Вилены.

К обрыву каменоломни женщины бежали, скользя по липкой глине.

Вилену они нашли внизу, на камнях…

Бабушка стала причитать. Анна Андреевна же вызвала по браслету личной связи мужа и сообщила ему о случившемся. Через минуту в ее радиотелефоне зазвучал голос пилота санитарного вертолета, вылетевшего на помощь.

Анна Андреевна сидела на камне, положив на свои колени голову Вилены, а Софья Николаевна гладила ей ушибленную руку.

Вилена окончательно пришла в себя через несколько часов. Она увидела над собой пластиковый потолок под слоновую кость, ощутила запах больницы. Превозмогая боль, Вилена повернула голову и, узнав сидевших подле кровати маму с бабушкой, заплакала.

Ей нельзя было шевелиться. Она получила сотрясение мозга. Анна Андреевна положила свою мягкую руку на лоб Вилены. И тут Вилена схватилась за одеяло, ощупала себя в ужасе. Расширенными, вопрошающими глазами смотрела на маму и бабушку. Даже тупая головная боль отодвинулась куда-то в затылок.

Софья Николаевна поджала губы, по морщинистым щекам ее текли слезы:

– Мальчик был… мальчик, – глухо сказала она.

Анна Андреевна с укором посмотрела на старуху и прижала к себе голову рыдающей дочери.

Глава 3
ВИДЕОСВИДАНИЕ

Профессор Шилов был удивлен и обрадован, узнав, что в радиообсерваторию приехала Вилена Ланская-Ратова.

Корректный, приветливый, он вышел из кабинета и даже спустился на первые три ступеньки лестницы.

– Я очень рад видеть вас у себя, – проговорил Шилов.

Вилена смутилась и молча протянула ему руку. Он поцеловал «волшебные», как не преминул сказать, пальцы, потом повел ее к двери с красивой дощечкой, перечислявшей все его ученые звания и посты.

Диван для посетителей в кабинете профессора был неудобный и жесткий – будто напоминал, что здесь не следует задерживаться, отнимая бесценное время ученого. Это ощутила Вилена, едва села.

Шилов занял удобное кресло напротив:

– Итак, как вам здесь нравится?

Вопрос был пустым и холодным. Шилов сам почувствовал это и добавил:

– Мне бы хотелось услышать от вас, что вы возвращаетесь к музыке…

– Нет, нет…. Совсем не то… Я верю в необыкновенную чуткость…

– Мою? – оживился Шилов.

– …вашей глобальной антенны, – сухо закончила Вилена.

Лицо Шилова вытянулось, но сразу же отразило учтивый интерес.

– Я знаю, – продолжала Вилена, – что только ваша радиообсерватория имеет канал связи с глобальной антенной. И только с ее помощью можно провести теперь видеосеанс с улетевшим так далеко звездолетом.

– Вы прекрасно информированы.

– После отлета «Жизни» я оказалась в больнице. И не могла увидеть мужа, когда проводились сеансы видеосвязи из звездного городка. Теперь их аппаратура уже бессильна, и вся надежда на вас. Мне необходимо его увидеть. Он не знает, что и думать!..

Шилов прокашлялся:

– Я уважаю ваше отношение к покинувшему вас супругу, восхищаюсь вашим пониманием своего долга перед ним, но клянусь, не могу понять, зачем вам непременно нужно видеосвидание? Если все-таки хотите обменяться со звездолетом радиограммами, мы вам поможем.

Вилену больно резанули слова о том, что Арсений покинул жену, но она сдержалась, напряженно смотря на Шилова. А тот солидно продолжал:

– Так вот. Другому моему ученику, Константину Георгиевичу Званцеву, удалось способом Арсения Романовича принять на глобальной радиоантенне еще один сигнал внеземной цивилизации – на планете Этана. Помните древнего царя Этана, который приказал запрячь в колесницу стаю птиц, чтобы подняться к звездам? Сказание о нем запечатлено на клинописных табличках, хранившихся в библиотеке царя Асурбанипала. Оно древнее мифа об Икаре. К радиограмме об этом открытии, надо полагать, вполне закономерном, если учесть возможную плотность заселения разумными мирами Вселенной, вы могли бы добавить и несколько своих слов.

– Неужели вы не делаете разницы между телеграммой и личной встречей?

– Ну, я понимаю, конечно… Однако вряд ли изображение в полной мере воссоздаст иллюзию встречи, а главное, видеосвязь с кораблем уже была.

– Игнатий Семенович! Разве у вас нет сердца?

– Именно вам не следовало бы меня об этом спрашивать. Я так часто стремлюсь снова пойти на ваш концерт… и в гимнастический зал.

Вилена плотно сжала губы, потом сказала:

– Обещаю вам, Игнатий Семенович. Вы придете, как только я сама позову вас, – и она твердо посмотрела на него. – Только я умоляю, сделайте для меня, что прошу.

Шилов смутился было под ее взглядом, но с присущей ему самоуверенностью подумал: «Уступая женщине, рассчитывай, что когда-нибудь она оценит твою чуткость». И он вкрадчиво сказал:

– По-человечески, сердцем своим я понимаю вас, Вилена Юльевна. Я сделаю все, чтобы все-таки устроить вам желанное видеосвидание с Арсением Романовичем. Правда, придется обождать часа два, пока видеосвязь с «Жизнью» станет возможной – глобальная радиоантенна еще не повернулась к кораблю.

Вилена благодарно кивнула.

Провожая ее до двери, профессор говорил:

– Мне не хотелось бы, чтобы вы скучали у нас. Я дам лишь необходимые указания – не во всем еще мои ученики способны заменить меня – и предоставлю себя в ваше распоряжение.

– Нет, нет, – холодно сказала Вилена. – Вы так заняты! Имею ли я право?..

– Ради вас… – картинно поднял руки Шилов.

– Извините меня, Игнатий Семенович. За вашим радиотелескопом чудесный лес. Если вы не против, я поброжу там.

Он не стал противиться.

Вилена обошла кажущееся здесь огромным зеркало радиотелескопа. Оно походило на исполинскую решетчатую тарелку, но антенна ее Арсения в десять миллиардов раз больше!

Сначала она считала шаги, потом решила сосчитать, на какое расстояние улетел за четыре дня звездолет и сколько времени будет догонять его радиосигнал. При равноускоренном движении путь его равен половине ускорения разгона, помноженной на квадрат времени (в секундах). Сколько же секунд в сутках? Она сосчитала в уме. Получилось 86 400. В четырех сутках 345 600 секунд! Как же возвести в квадрат такую страшную цифру! Ах да! Представить ее как 3,5, помноженное на десять в пятой степени. Три с лишним в квадрате равно 10, значит, время в квадрате будет десять в одиннадцатой степени секунд. А пройденный путь при ускорении 10 метров в секунду равен пяти на десять в одиннадцатой степени. А в километрах… полмиллиарда километров! Ужас какой! Радиосигнал летит со скоростью 300 тысяч километров в секунду. Значит, ему понадобится времени целых полчаса! Как же теперь разговаривать с Арсением?

Вилена не могла больше думать об этом. Она уже перешла поле и вошла в лес, знакомый лес! Осенний, он был голым, пустым. А когда они с Арсением гуляли в нем летом, тени здесь были не черные, а цветные: зеленые, коричневые, даже желтые… Она сказала об этом Арсению, а он засмеялся и пошутил, что то ли еще будет бабьим летом.

От солнечных пятен лес тогда был пестрым, ярким. Зелень на солнце сияла, просвеченные лучами листья казались золотистыми.

Припомнилось Вилене и как шли они с Арсением в тот июньский день по «живому снегу». Прозрачный ковер легкой дымкой покрывал сухую прошлогоднюю траву и пробившиеся ростки новой. Начало лета, а на елочках белый пух хлопьями, как зимой! Вспомнилась ей даже такая мелочь – нагнувшись, сняла она ладонью с ветки нежную вату и шутливо бросила ею в Арсения. И словно множество елок разом встряхнуло ветвями – пух понесся отовсюду. Попадая в солнечный луч, пушинки вспыхивали белыми звездочками, застревали в невидимой, протянутой между деревьями паутине, осторожно опускались на землю.

Они с Арсением сели на пушистый ковер. Арсений, взяв пригоршню пуха, сказал, что это семена всепобеждающей жизни. Они и делают природу бессмертной.

Как щедра природа! Миллионы семян летят по лесу, чтобы одно из них дало жизнь новому растению. Пушинки жизни!..

Вилена оглядела голый осенний лес, тяжело вздохнула, опустилась на почти черный от сырости пень.

«Пушинки жизни! – с тоской мысленно повторила Вилена и заплакала. – Как же я не смогла уберечь свою пушинку? Что скажу Арсению?»

Вилена пересилила себя, взяла в руки. Что это с ней? То занималась ужаснувшими ее подсчетами. Теперь припомнила пух… Чтобы вконец разбередить себя?

Она встала и твердым шагом отправилась обратно в радиообсерваторию.

Шилов опять встретил Вилену, спустившись на несколько ступенек лестницы.

Он провел ее в лабораторию, где работали сейчас друзья Арсения – Костя Званцев и Ваня Болев. Они налаживали связь с звездолетом.

У Вилены был утомленный вид. Под глазами залегли темные круги, решительная морщинка разделила брови.

Шилов подвинул самое удобное кресло к экрану.

– Должен предупредить вас, Вилена Юльевна, что сеанс будет весьма утомительным, поскольку программой связи не предусмотрен.

На экране появились дрожащие полосы, потом понеслись неуловимые тени, наконец мелькание прекратилось, и перед Виленой, словно из тумана, выплыл пульт с несчетными приборами, напоминавший аппаратную автоматизированного завода.

Сердце защемило у нее, когда она увидела строгое, сосредоточенное лицо командира корабля Тучи – он бывал у них с Арсением.

Вилена радостно улыбнулась ему, но он даже бровью не повел, смотря на Вилену как в пустоту. Ей стало не по себе.

Ваня Болев наклонился к ней, коснувшись ее своими локонами:

– Он увидит вас через полчаса.

Вилена улыбкой поблагодарила Болева. Уж она-то после прогулки в лес знала об этом! Напустив на себя веселую непринужденность, она обратилась к экрану:

– Здравствуйте, Петр Иванович! Как там у вас мой Арсений? Вы не позовете его к экрану? Надеюсь, все ладно под нейтринными парусами?

Слова Вилены, превращенные в радиоколебания, будут электромагнитным вихрем целых полчаса лететь к звездолету. Столько же времени понадобится радиоволнам, чтобы донести оттуда ответ.

Костя и Шилов, заполняя паузу, стали передавать Туче служебную информацию, а также рассказали о принятых сигналах еще одной внеземной цивилизации.

Час, в течение которого Вилена наблюдала озабоченное лицо Тучи, показался ей сутками. И вдруг Петр Иванович расцвел.

– Вот это сюрприз! – донесся до Вилены его сипловатый голос. – Вот это лады! Даю сигнал «Свистать всех наверх!».

Потом он поздоровался с Виленой, с Шиловым, с Костей, хотя тот на минуту вышел из лаборатории и вместо него был Болев. Туча раскрыл перед собой тетрадь и записывал то, что ему передавали час назад Шилов и Костя. Вероятно, услышав о вновь открытой цивилизации на Этане, оживился:

– Лады! Ну, Константин Званцев, поздравляю! Готовься лететь на втором звездолете по примеру друга своего.

Кабина звездолета заполнилась космонавтами. Вилена узнавала их всех, приветливо кивала каждому, хотя никто из них пока не мог заметить ее сигналов. Но они все улыбались ей.

А вот и шестой звездолетчик, Арсений, запыхался…

Вилена ухватилась за ручки кресла.

– Арсений, – сказала она и замолчала. Сидевший сзади Вилены Шилов нахмурился.

– Я подарила свой акваланг Авеноль. Она такая смешная! Надела ласты и перепугала бабушку, бегая по квартире.

Шилов возмущенно пожал плечами. Ради такой, с позволения сказать, «информации» используется величайшее радиосооружение эпохи!

Но Шилов не видел глаз Вилены. Он, конечно, знал, что люди могут взглядами говорить друг с другом – якобы с помощью какого-то излучения. Но оно никак не может возникнуть на видеоизображении!

Однако видеосвидание лишний раз доказало, что чувства человека передаются выражением глаз, которое запечатлевается на фотографиях и на знаменитых полотнах. Достаточно вспомнить глаза Иоанна Грозного, убившего своего сына, царевны Софьи или Меншикова в изгнании, запечатленных художником, или взгляд боярыни Морозовой на картине Сурикова, наконец, «Незнакомки» с полотна Крамского, или глаза на портретах Рембрандта или Веласкеса! Художники знали, как передать глазами гнев или страсть, страх или нежность, веселье, горе.

Видеоизображение, более совершенное, чем былая фотография, цветное и объемное, передавало всю силу взгляда Вилены, чего не учитывал Шилов. Об этом спустя полвека ему мог бы рассказать Ратов.

Арсений не столько слушал Вилену, сколько смотрел на нее. Он видел ее через полторы тысячи секунд после того, как это происходило, ощущал искорки зеленоватых глаз, их ласковый прищур, голубизну белков. Многое ему говорили и румянец ее щек, и улыбка губ. Он читал по этой живой радиограмме ее лица все то, чего нельзя было выразить никакими письменами.

А Шилов с неудовольствием слушал неуместную, как ему казалось, болтовню.

Вилена рассказывала, как упала, заглядевшись на ракету, – не удержалась все-таки, поехала на космодром – и просила простить за это. Ведь все обошлось благополучно! Потом вспомнила про какие-то пушинки в лесу и почему-то о ребенке и даже о внучке, «встречающей своего деда-ровесника»…

Наконец Шилов многозначительно покашлял.

Вилена оглянулась и свела брови:

– Я истратила слишком много энергии?

– Ждите ответа пятьдесят девять минут тринадцать секунд, – сухо ответил Шилов. – Попрощайтесь. Сеанс заканчивается.

Вилена встала и подошла к самому экрану. Она молча смотрела перед собой, окончательно выведя этим из себя Шилова, и прощалась с Арсением одним только взглядом, изображение которого со скоростью света настигало разбегающийся звездолет.

– Лети, – сказала она шепотом.

Костя произнес несколько служебных фраз об окончании сеанса и оставил включенной только приемную аппаратуру. Теперь надо было ждать… и целый час смотреть на Арсения.

Он стоял, жадно всматриваясь в экран, где видел Вилену до того, как она обратилась к нему. Но вот он встрепенулся и стал вести с Виленой немой разговор, отзываясь на каждое произнесенное ею час назад слово. Наконец сказал:

– Прощай, родная. Понял все. Мне легче, чем тебе. Вилена плакала, зная, что ее видят теперь только в обсерватории, а не на звездолете.

Этого Шилов вынести уже не мог. Он сухо раскланялся с Виленой и поручил Ване Болеву проводить ее до станции монорельсовой дороги.

Болев молча шел за Виленой, почтительно отстав от нее на шаг. Они ни о чем не говорили. Только на перроне, когда бесшумно подошел подвесной вагон, она сказала:

– Спасибо, Ваня, за молчание. Я ведь неправду ему сказала. Ребенка после моего падения сохранить не удалось.

– Это была святая ложь! Так поступают только сильные сердцем. Будь я настоящим поэтом, я воспел бы вас не в ученических стихах. Вы дали ему возможность спокойно лететь. Он верно сказал, что вам труднее, чем ему.

Вагон тронулся. Болев несколько шагов шел следом за ним. Волосы локонами рассыпались у него по плечам. Он долго смотрел на уходящие вдаль столбы с монорельсом, который вдали казался тонким натянутым проводком на телеграфных столбах со старой картинки – Ваня Болев любил старину.