Текст книги "Собрание сочинений в девяти томах. Том 3. Планета бурь. Фаэты"
Автор книги: Александр Казанцев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Машина думала… Электронные схемы совершали невидимую титаническую работу.
У машины не было интуиции, вдохновения, светлого прозрения, она отыскивала «затерянный на морском берегу бриллиант», перебирая весь песок до последней песчинки.
Наконец робот щелкнул, повернул глаза-объективы к мистеру Керну и безучастным голосом доложил:
– «Знание» спустит на Венеру мужчин – трех. Планер спустит мужчин – двух, роботов – одного. «Знание» поднимет мужчин – пять, роботов – ноль.
– О'кэй! – сказал мистер Керн.
– «Знание» получит все горючее «Просперити», – продолжал робот. – «Просперити» останется спутником Венеры и сгорит на девятьсот семьдесят четвертом обороте.
Мэри с ужасом посмотрела на бесстрастную машину, словно произносившую приговор, но не перебила ее.
– «Знание» доставит к «Земле», – звучал металлический голос, – мужчин – пять, женщин – одну, роботов – ноль.
– Великолепно! – воскликнул мистер Керн. – Я полагаю, что командор оценит это блестящее решение и согласится на некоторую тесноту в своем корабле. Готовы ли вы, мистер Вуд, спуститься со мной и Железным Джоном на планере?
– Я полагаю, мистер Керн, что риск в космосе – это норма поведения, но… – Гарри посмотрел на Мэри.
Она стояла, опустив голову. Он подошел к ней, положил ей на плечо свою огромную, но невесомую руку.
– Уверен, – сказал он, – чтобы остаться здесь одной, нужна большая решимость, чем… для того, чтобы спуститься всем вместе…
Мэри подняла глаза.
– Я не знаю, – сказала она, – от кого потребуется больше. Я была готова ко всему, кроме этого… Если я не сойду с ума…
– Член экипажа, – прервал ее Керн, – нужен на «Просперити» в здравом уме, чтобы с орбиты спутника поддерживать с русскими связь, пока мы не сядем на планере вблизи них.
– Не беспокойтесь, выдержу! – почти гневно заверила Мэри.
– Мэри… спасибо! – Гарри Вуд сжал ее руку выше локтя.
Мэри прильнула к стеклу, за которым сверкало солнце. Ей казалось, что она решилась сейчас спрыгнуть с небоскреба.
Но нужно было идти в радиорубку передать мнение «Просперити» командору.
Глава третья. Планета тайнКрай исполинского оранжевого шара заслонил в окне радиорубки почти все звездное небо.
Как завороженный, смотрел на него Алеша.
Чуть расплывчатые, золотились на солнце неземные горные хребты. Они напоминали гребни штормовых волн, взметнувшихся и застывших.
Гребни наплывали, становились резче, передвигались, заметно меняясь, превращаясь то в клубы взрывов, то в башни замков; закрученные смерчами, вздымались колонками, между которыми просвечивали красные пропасти, иногда ослепительно вспыхивающие светом вольтовой дуги.
Вечные облака Венеры! Совсем как в солнечной системе! Когда-то и Земля была окутана таким же ватным одеялом облаков…
Вот они, непроницаемые, ядовитые облака, казалось исключающие возможность существования жизни на планете. Впрочем, так ли это? Аммиачные или метановые, они плывут на огромной высоте. Внизу могут быть совсем иные условия. Что это за красные сверкающие вспышками пропасти? Вспомнились споры о земной Венере.
Астрономы тогда по ничтожным косвенным данным старались решить вопрос о жизни на этой соседке Земли.
Высказывались самые различные предположения.
Некоторым казалось, что Венера во всем подобна Земле, находится в зоне Жизни. Однако радиоастрономы одно время высказали очень пессимистические взгляды.
Температура на поверхности Венеры оказалась по их измерениям около 300° С!.. При такой температуре на планете не могло быть не только жизни, но даже воды.
Объяснить такую высокую температуру на поверхности Венеры было очень трудно, она казалась крайне странной. Ведь почти такая температура существует лишь на обращенной к Солнцу поверхности Меркурия (400° С), а Венера много дальше, к тому же защищена облаками…
Советский астроном Н. А. Козырев еще в 1961 году высказал предположение, что радиоастрономы измеряют температуру не на поверхности Венеры, поскольку ионизированный слой венерианской атмосферы в шесть раз активнее земного и не пропускает радиоизлучений.
Температура 300° С относится именно к этому ионизированному слою. Как известно, в земной атмосфере есть слои, где температура в ее условном понимании, как характеристика теплового движения молекул газа, достигает 700° С. Правда, такая «земная» температура отнюдь не вяжется с представлением о «жаре», поскольку плотность газа с такой температурой ничтожна. Что же касается поверхности Венеры, то Козырев, как и другие астрономы (в частности, Барабашов), считал, что там температура в пределах 30–50° С.
Расходились мнения и о воде. В противовес мнению радиоастрономов другие астрономы склонны были полагать, что поверхность Венеры залита сплошным водным океаном.
А жизнь? Ведь именно в морях появились на Земле первые живые клетки, они превращались потом в организмы, а те цепко приспосабливались, совершенствовались и размножались…
Однако возможно, что покрывающий Венеру океан состоит вовсе не из воды, а из углеводородов.
Океан нефти!..
Но ведь на Венере, близкой к Солнцу, атмосфера, конечно, перенасыщена электричеством. Страшные, непрекращающиеся грозы с чудовищными молниями, удары которых видны даже сквозь непроницаемый слой туч, сразу же зажгли б океан нефти…
Зажгли?.. Если бы там был кислород!.. Кислорода в атмосфере Венеры долгое время не находили. Лишь в 1960 году там был обнаружен (в верхних слоях атмосферы) атомарный кислород. А через год крымские астрономы обнаружили молекулярный кислород, свидетельствующий о существовании органической жизни. Углекислота же обнаруживалась, и даже в количестве много большем, чем на Земле. Столько на нашей планете было лишь в каменноугольный период, когда выброшенные вулканами газы позволяли бурно развиться гигантской растительности. Сотни миллионов лет пополняла живая зелень земную атмосферу кислородом, способствуя появлению новых жизненных форм.
Но все эти предположения были забыты, когда пришли данные автоматических межпланетных станций, подлетавших к Венере и даже садившихся на нее.
Температура на ней оказалась чрезмерной для возможного существования жизни, атмосфера же такой плотности и состава, что оставляла еще меньше надежд на обнаружение жизни, которая, возможно, еще не возникла на планете.
Но какова планета-близнец Венеры, входящая в семью планет 82-й звезды Эридана – местного солнца?
Быть может, в отношении к этой чужезвездной Венеры былые предположения будут верны?
Подлетая к чужезвездной Венере, исследователи убедились, что температура на ее поверхности скорее допускала существование жизни, чем исключала ее.
300° С действительно нужно было отнести здесь к ионизированному слою атмосферы, но о том, что происходило на скрытой всегда слоем туч поверхности, судить все еще было трудно.
Астрономы звездолета, изучая местную Венеру, склонны были считать пробивающиеся сквозь пелену туч красноватые лучи не чем иным, как отражением света растительностью. На планете очень тепло, и растительность ее не нуждается в тепловой части солнечного спектра, она должна отражать красные и инфракрасные лучи.
Изучая весь спектр отраженного планетой света в фиолетовой и ультрафиолетовой его части, наблюдатели звездолета обнаружили, что Венера-2 поглощала огромное количество энергии, возможно, благодаря фотосинтезу растений.
К такому выводу пришли и соратники Богатырева, строя баланс энергии Венеры-2, к которой приближались.
Ничем иным, кроме существования на ней растительности, нельзя было объяснить «захват» солнечной энергии, обнаруженный при составлении энергетического баланса.
Два космических корабля, американский и советский, летели теперь над самой Венерой. Звездолетчики видели колеблющиеся хребты ее взлохмаченных туч, но были пока не ближе к разгадке тайны жизни на ней, чем далекие астрономы звездолета.
Проблема жизни на планетах иных звезд была темой кандидатской диссертации Алеши. Его руководителем был профессор Богатырев. Вместе с Богатыревым он участвовал в лунной экспедиции, его исследование лунной плесени показало её чудовищную способность развития, в земных условиях, сделав лунные плантации на Земле вполне реальными.
Подсказал ему тему все тот же Илья Юрьевич.
Он вообще незаметно во всем руководил Алешей, человеком необычайно и опасно разносторонним. Четыре года назад окончив университет, Попов, обладая сильным драматическим тенором, решил стать оперным певцом. Но, занявшись музыкой, вдруг обнаружил, что может писать прелестные вальсы и песни, чем и занялся с упоением, сразу добившись известности не меньшей, чем имел до этого в живописи, которую не бросал. Он писал и пастелью и маслом, любил и портреты и пейзажи.
Он способен был с самого рассвета под проливным дождем бродить по лесам, собирая грибы… Или плавать на лодке по речушкам и тихим озерам…
У него были еще и золотые руки, он мастерил радиоприемники с мальчишеских лет, в студенческие годы работал техником по телевизорам и смастерил для личной «библиотеки» «машину памяти» с миллионом запоминающих ячеек, превратив ее в портативный справочник по нужным ему отраслям знаний.
Еще раньше он сделал себе карманную «машину памяти» и применил «электронную шпаргалку» во время экзаменов в университет, предварительно записав в ее устройство все ответы на экзаменационные билеты.
После экзаменов он честно признался в этом и поставил приемную комиссию в щекотливое положение.
Однако ее члены сочли, что студент, способный создать такой аппарат, не менее ценен, чем тот, кто ответил на экзамене. Некоторые профессора утверждали, что высшее образование, кроме общей культуры специалиста, прежде всего дает умение пользоваться справочниками, и даже позволяли студентам заглядывать в книги на экзаменах, как в жизни, утверждая, что воспользоваться этим смогут лишь знающие.
Но Алеша поступил не на технический, а на биологический факультет. Окончательный выбор между музыкой и биологией помогла сделать романтика космоса, раскрытая перед Алешей Богатыревым.
Благодаря Илье Юрьевичу Алеша стал звездолетчиком, биологом и радистом корабля «Знание», способным в случае нужды заменить других членов экипажа.
За долгое время пути он часто пел в своей радиорубке перед микрофоном. Его слушали не только Илья Юрьевич и Роман Васильевич, но и американцы на «Просперити», и звездолетчики «Мечты»…
«Мечта»…
До мельчайших подробностей помнил Алеша все, что было потом.
Запросив по радио мнение американцев, Илья Юрьевич вызвал Романа Васильевича и Алешу, чтобы посоветоваться с ними.
Он сидел тогда в магнитном кресле, притягивавшем костюм, ссутулившись, словно на корабле была не невесомость, а тройная тяжесть взлета. Широко расставив массивные колени и упершись в них руками, он невидящим взором смотрел в угол кабины.
Роман Васильевич, пощелкивая магнитными подошвами, расхаживал по кабине и ругал американское предложение: – Авантюра! Не предусмотрено никакими инструкциями! Пожертвовать еще одним кораблем!.. Пойти на риск двойной перегрузки «Знания»! Выбросить даже запасы кислорода и приборы…
Алеша запальчиво перебил его:
– Наши глаза на Венере заменят многие приборы!
Добров продолжал:
– И мыслимое ли дело спускаться на планере, предназначенном для одного лишь робота! Что это? Безумие?
– Скорее отвага, – ответил Алеша.
Роман Васильевич остановился перед Богатыревым:
– Как же ты сам думаешь, Илья?
– Думаю – не зная броду, не суйся в воду.
– Верно думаешь! – обрадовался Добров.
– Значит? – тревожно спросил Алеша.
– Значит, мнения таковы, – подвел итог Илья Юрьевич. – По-Алешиному – надо немедленно, очертя голову, бросаться вниз на американском планере. По Роману же получается – поворачивай вспять, покружив у планеты…
– И как же? – повысил голос Алеша.
– И не эдак, и не так. В воду сунемся, но… прежде брод узнаем. Это значит, сперва, как предлагал Роман, станем спутниками Венеры и хорошенько изучим ее: не сплошной ли на ней океан или пустынный материк, покрытый пеплом вулканов, где и жизни еще нет?
– Этого не может быть! – не выдержал Алеша.
– Все возможно, – ответил Илья Юрьевич. – Так вот. Когда с помощью радиолокации получим первый глобус местной Венеры, наметим, где моря, где суша, когда выберем место для посадки, тогда выбрасывай кресла и койки пилотов, все, кроме нашего зверинца, и готовься к посадке на «Знании». Именно знание, одно знание доставим мы на Землю. Не только на звездолет…
Роман Васильевич пожал плечами:
– И зачем ты только мнение людей спрашиваешь, Илья?..
Корабли подошли к Венере-2 и стали ее спутниками, пролетая над изменчивым, непроницаемым океаном вечных туч.
Началось прощупывание поверхности планеты радиолучом. Американцы на «Просперити» и Алеша с Ильей Юрьевичем на «Знании» делали это независимо друг от друга, сверяя результаты по телевизионному изображению.
Илья Юрьевич показывал американцам глобус, на котором постепенно появлялись контуры океанов. Мистер Вуд, в свою очередь, показывал на экране свой вариант Венеры.
Надо сказать, что варианты изрядно расходились.
– Здесь горы! – спорил с Гарри Вудом Алеша.
– Боюсь, что вы приняли за горы пылевую бурю, – отвечал Вуд.
– Но здесь вода, – указывал на глобус Алеша.
– Или нефть, – отвечал с экрана мистер Аллан Керн.
В одном наблюдения совпали – в расположении странного инфракрасного пятна.
Мэри Стрем впервые вступила тогда в этот разговор.
Керн и Вуд уточняли с Богатыревым кромку океана, а Мэри сказала Алеше совсем тихо, словно на ухо:
– Что, если это тепловое пятно – город?
– Постараемся сесть неподалеку! – заверил Алеша.
– Вы счастливый, Алек, – сказала она, – вы увидите волшебную страну… Все равно, первозданная это пустыня или… А вдруг там цивилизация? И они видят нас… Я вот вслушиваюсь в треск атмосферных разрядов, все хочу расслышать адресованные нам снизу радиопередачи…
– Напрасно стараетесь, Маша, – проскрипел подошедший к экрану Роман Васильевич. – Цивилизации здесь не может быть.
– Почему вы так думаете? – возмутилась Мэри. – Вы против существования иных цивилизаций?
– Нет, – ответил Добров. – Цивилизация на иных мирах возможна, но…
– У нашего Романа Васильевича по любому вопросу есть «но», – сказал Алеша, отодвигаясь от экрана.
Добров покосился на него и сказал:
– Но разумная жизнь не может возникнуть на разных планетах одновременно.
– Почему? – удивилась Мэри.
– Цивилизация – это миг на часах космоса. Ведь планеты существуют миллиарды лет, а разумная жизнь – десятки тысяч лет. Она вспыхивает и гаснет, как и все на свете в круговороте жизни. Вспышки Разума совпасть не могут… Тем более здесь, где мистер Вуд предполагает каменноугольную эру…
– О'кэй! – отозвался с экрана Гарри Вуд. – Вы очень точно заметили – каменноугольная эра! Командор! Уточняем… Здесь у вас тоже получилось нечто похожее на растительность.
– Растительность или мелкая лагуна. Пока трудно судить, – отозвался Богатырев.
– Наш мистер Вуд судил об этом еще с «Земли», – едко заметил Аллан Керя. – У звездолетного телескопа.
– Возможно, что это действительно растительность. Я бы очень этого хотел, – сказал Богатырев.
Богатырев и два американца снова занялись глобусом.
Мэри сделала Алеше знак. Он прошел в радиорубку, надел наушники, услышал голос американки:
– Почему они не говорят об этом тепловом пятне?
– Они считают его районом вулканов…
– А мне так хотелось бы, чтобы это был город… Нет! Я не хотела бы этого. Близ вулкана Гарри будет в меньшей опасности, чем у города неизвестных существ…
Край исполинского оранжевого шара заслонял в окне почти все звездное небо.
Глава четвертая. Первая ночьКорабль «Знание» пошел на посадку.
Инженер Добров развернул корабль дюзами вперед.
Началось торможение.
Красноватый клубящийся океан надвигался снизу.
На телевизионном экране виднелись напряженные лица Керна и Вуда.
Ракета настолько снизилась, что касалась вихревых языков тумана. Окна на мгновение становились розовыми, потом снова в них заглядывали раскаленными остриями звезды и огромное косматое Солнце.
Корабль пронизывал облачные горы, вставшие на его пути, оказывался над глубокими ущельями, снова врезался в розовую толщу, свет мерк и ярко вспыхивал опять.
В кабине становилось все жарче. Алеша обливался потом. Очевидно, стенки ракеты раскалились от трения о газы. Добров экономил горючее, стремился затормозить сопротивлением атмосферы.
Корабль вошел в сплошную массу облаков.
Алешу вдавило в кресло. Это Роман Васильевич включил все-таки дюзы, притормозил. И вовремя, иначе изжарились бы!..
В кабине зажглось электричество, за окном стояла красная ночь.
В радиорубку вошел Богатырев и погасил лампочки.
Нет! За окном была не красная ночь, а красный день!..
Внизу расстелились снежные поля с ватными холмами, отливавшими румянцем.
Вверху сквозь дымку облаков просвечивало немыслимо огромное багровое Солнце, как во время заката на Земле, только еще более красное, совсем медное…
На него можно было смотреть.
Внизу виднелась не поверхность планеты, а новый слой облаков.
Алеша чувствовал появившуюся тяжесть, она приятным чувством бытия разливалась по всем членам. Он невольно напрягал мышцы, совсем отвыкшие от настоящей ходьбы за месяцы полета ракеты. Недаром мистер Керн так упорно настаивал после того, как они оставили звездолет с его искусственной гравитацией, на непрестанной гимнастике. По его настоянию все звездолетчики всегда носили нагрузочные костюмы, не дававшие мышцам ослабнуть, постоянно имитируя отсутствующую тяжесть. Но насколько привычнее и приятнее была настоящая тяжесть!.. Она напоминала родную планету!..
За окнами понеслись белоструйные потоки. В кабине стало не так жарко. Алеша вытер пот с лица и улыбнулся.
Илья Юрьевич возился с анализаторами. Показания станций-разведчиков подтверждались. Слой ядовитых облаков пройден. Белые облака, как и ожидалось, насыщены водяными парами! Водные океаны, а не нефть, не море углеводородов внизу.
Не мертвая планета, а жизнь в негаданных формах встретит там исследователей!..
В атмосфере, кроме углекислоты, оказалось много азота, кислорода же обнаружилось мало. Но внизу станции-разведчики показали его больше! Радуйся, Гарри!
Есть там растительность, есть!
Корабль вынырнул из белых облаков.
И сразу же обрушился ураган. Исполинскую ракету тряхнуло так, словно вдруг заработали боковые дюзы.
Богатырев ударился о спинку кресла, Алеша вылетел на пол – не послушался, не привязал себя ремнями!
Один только Добров прочно сидел на месте, как влитый, вцепившись руками в рычаги управления. Лицо его окаменело, на голом черепе выступили капли пота.
Алеша подумал об американцах, которым предстоит пройти бешеную атмосферу на планере!.. Какие же они все-таки смельчаки!.. Вставая, встретился взглядом с Ильей Юрьевичем. Он, конечно, думал о том же.
Алеша ухватился обеими руками за раму иллюминатора.
Внизу алел новый слой облаков… красных и серебристых.
Так это не облака! Это поверхность планеты! Суша!..
Красная суша… материк, покрытый красноватой растительностью!..
– Эй, Гарри Вуд! Слышишь нас? – бросился Алеша к радиоаппаратуре.
Лица Вуда и Керна еще виднелись на телевизионном экране сквозь темные полосы помех.
Алеша включил «телевизионный глаз», чтобы на «Просперити» тоже увидели поверхность планеты.
Вуд закивал головой, заулыбался.
– Она красная, твоя растительность! – кричал Алеша, – Именно такой представлял ее твой учитель Гавриил Андрианович Тихов на нашей околоземной Венере. Пусть около чужого солнца, но это так! Но что это серебристое?
– Это море, – гулко отозвался Илья Юрьевич. – Вода серебристая… или такой кажется сверху… Игра света.
Телевизионный экран совсем закрылся темными полосами.
– Полная «непроходимость» радиоволн, – угрюмо заметил Добров.
– Как же они радиопеленг услышат? – забеспокоился Алеша.
– Пойдут к квадрату – «семьдесят», где мы сядем. Снизятся, услышат, – невозмутимо заверил Илья Юрьевич.
Алеша успокоился.
Он упивался невиданным ландшафтом.
Добров вел ракету к берегу морского пролива.
На горизонте дымились вулканы. Остроконечные конусы выбрасывали фонтан дыма, расплывавшегося зонтами.
– Эх, Мэри, Мэри!.. А мы с тобой надеялись, что тепловое пятно – это «их город»…
Багровое пятно солнца падало на горную цепь.
Исследователи «влетали» в вечер.
Илья Юрьевич решил приземлиться на границе дня и ночи, где должно быть меньше бурь…
Ракета прошла низко над вулканом. Пепел окутал ее тьмой, потом внизу сверкнуло раскаленное жерло и огненные реки по склонам. Потом снова отливающая медью вода.
И лес! Отчетливо различимый сейчас лес, кровавые его заросли на берегу!
Алеша вскочил.
– Слава Жизни, вечной и вездесущей! Она есть здесь, есть! К посрамлению чванливых невежд, считающих себя единственными избранниками Природы, а Землю – центром Вселенной! – Он бросился к микрофону и закричал: – Гарри! Гарри! Черт бы побрал эту непроходимость волн! Это папоротники! Честное же слово, папоротники! Походят на пальмы, листья тюльпанами…
Алешу било, как в лихорадке. Он, всю жизнь убежденный в том, что на других планетах есть жизнь, сейчас боялся, что его разбудят…
Доброе не стал садиться на морском берегу. Кто знает, какие здесь штормы или вызванные ураганом приливы. Лучше укрыться на лесной поляне.
Илья Юрьевич указал ему рукой вниз.
Оба они совершенно не думали о величии открытого ими мира, а буднично выбирали место для посадки.
Скалы на болоте. Пожалуй, можно рискнуть. В крайнем случае тотчас взлететь.
Реактивные двигатели ревели… Это был могучий рев земной техники!
Ракета вертикально опускалась.
Толчок. Ракета накренилась в сторону. Добров готов был дать «газ», но ракета еще раз качнулась на выставленных лапах и замерла.
Дым, поднятая пыль и пар окутывали корабль.
– Приехали, ребята! – сказал Богатырев, притопывая ногой. – Венера! Пусть вторая, но наша!
– Венера… – почти шепотом повторил Алеша, чувствуя, что все тело его словно налилось свинцом.
Тяжесть составляла здесь 0,85 земной, но Алешу после долгой невесомости она не угнетала, а радовала, вливала энергию, жажду деятельности, силу.
В отсеке «космического зверинца» лаяла Пуля.
Дым и пар рассеялись. Исследователи прильнули к окнам.
Стелился туман, надвигалась темнота.
Гигантские красноватые стволы, голые и гладкие, без ветвей, колоннами тянулись вверх. Там они распускались темными шатрами. Травы под ними не было.
Вместо нее узлами переплетались змеевидные корни.
А между стволами протянулись… сети?
Алеша так и замер. Сети! Искусно сплетенные сети!
Но ученый подавил в нем мечтателя. Это были лианы, цепкие, обвивавшиеся вокруг стволов, сплетенные замысловатой вязью. Чаща казалась непроходимой.
До боли в глазах всматривался Алеша, стараясь увидеть хоть какое-нибудь движение.
Но наступала тьма. Скоро все исчезло… Засветились огоньки и в лесу и на болоте. Если бы не они, тьма была бы полной. Обитатели здешней Венеры никогда ке видят ни звезд, ни солнца…
Алеша выжидательно взглянул на Илью Юрьевича.
– Подожди, – сразу понял его Богатырев. – Роман, включи наружные микрофоны.
Алеша замер. В ушах его стучала кровь.
И вдруг сразу, без перехода, в кабину ворвалась волна звуков.
Удаляющийся, скачущий грохот громыхающей колесницы или сорвавшейся лавины камней сменился близким воем. Потом прозвучал пронзительный писк и крик боли, надрывный, хриплый. И вдруг захлопали крылья…
Пулька отчаянно визжала и царапала переборку.
Добров хотел включить прожектор, но Илья Юрьевич остановил его.
Теперь слышалось уханье, ровное, размеренное.
Алеша ухватился за спинку кресла. Неужели машина?
Послышался треск словно раздираемой на части ткани, и сразу – нарастающий свист, замерший на предельной высоте.
Потом мелодичная нота, другая, третья… Пение?
Алеша посмотрел на Илью Юрьевича расширенными глазами.
Тот отрицательно покачал головой.
Добров зажег прожектор.
И сразу замолкло все, словно выключили микрофон, замерло, притаилось.
Только собака жалобно повизгивала в своем отсеке.
Ослепительный свет вырвал из тьмы ближние стволы исполинских папоротников и почему-то ставшую теперь белой сеть лиан. Змеи корней словно застыли в борьбе, оцепенели, В чаще засверкали злобные звездочки… И никакого движения.
Алеша не смог справиться с дрожью, а Добров деловито докладывал Богатыреву, что температура снаружи резко упала с 57° С до 31° С.
«Вот это чудесно! – мысленно воскликнул Алеша. – Чего лучшего желать для развития жизни? Кислород у поверхности есть, как и ждали. Правда, его втрое меньше, чем на Земле, но он есть. И быть может… Дышат же альпинисты на горных вершинах!.. Но разве позволит Илья Юрьевич выйти из ракеты без шлемов!.. Слово будет за вараном, голубем и Пулей…»
Богатырев пристально посмотрел на Алешу, на Доброва и объявил:
– Утро вечера мудренее… и на Венере, хоть и на второй!..
«Спать? – ужаснулся Алеша. – Разве можно спать на чужой планете в первую ночь? Конечно, нельзя!» Алеша слышал, как ворочался в своем откинутом «зубоврачебном кресле» Илья Юрьевич. Снаружи доносились приглушенные звуки. Должно быть, выл ветер.
Животные беспокойно возились в своем отсеке… Алеше казалось, что ракета вздрагивает от ураганных порывов, но скорее всего она лишь пружинила на посадочных лапах и стояла прочно… стояла на венерианских скалах… в чужой планетной системе у иной звезды.
Осознать все это было попросту невозможно.
И не только Алеше…
Илья Юрьевич все думал, думал о Венере, все пытался уверить себя, что он уже на ее поверхности, и вдруг поймал себя на том, что думает о Земле… Не венерианские гигантские папоротники вставали перед ним, а тихий сосновый бор. И даже смолистым запахом словно пахнуло откуда-то, и не чужой резкий ветер, а свой, земной ветерок распушил бороду, и где-то в деревне, совсем как Пулька, лаяла собака…
Тропинка спускалась к пойме реки Истры, яро которую Илья Юрьевич пел своему внучонку: «Наша речка течет колечком, несется быстро, зовется Истра…» А двухлетний Никитенок с размаху влетал в воду, визжал и колотил по воде ручонками, вздымая брызги. Противоположный берег реки был крутой, заросший лесом, всегда в тени… На Венере же… то есть тут, тени не жди. Никогда здесь не выглянет солнце. Хоть бы уж скорее взошло…
И Илья Юрьевич, кряхтя, перевернулся на другой бок, потом внезапно сел и засмеялся.
Алеша и Роман Васильевич тотчас поднялись. Они не спали.
– Что, братцы, не спится на чужой планете?
Алеша встал и прижался лбом к совсем теперь холодному стеклу.
За окном шел дождь. Обыкновенный земной дождь…
Дождевые капли были совсем обычные, частые-частые… Они собирались в ручейки и стекали по стеклу, скрывая лесные огоньки… Совсем как на лобовом стекле автомобиля. Эх! Стеклоочистителей не предусмотрели конструкторы!
Алеша обернулся: – Илья Юрьевич, можно спеть?..
– Пой, – засмеялся Богатырев. – Как же не петь, ежели на Венеру сели.
