Текст книги "Крылатые защитники Севастополя"

Автор книги: Александр Дорохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Аэродром только что бомбил экипаж, вылетевший раньше. Лучи прожекторов бороздили ночное небо. О внезапности нечего было и думать, она исключалась.

Вдруг прожекторы погасли. И тут капитану пришла дерзкая мысль. На аэродром почти каждую ночь в одно и то же время возвращался вражеский самолет-разведчик. Нельзя ли ввести фашистов в заблуждение и заставить их принять чужой самолет за свой? Но вылетел ли в эту ночь разведчик – Шаэн Агегьян не знал. И вообще имеет ли [75] право он, командир корабля, подвергать смертельной опасности членов экипажа?

Своими мыслями летчик поделился со штурманом лейтенантом Стороженко. И спросил его:

– Ну, что Андрей, рискнем?

– Давай, Шаэн. Была не была!

Включив бортовые огни, летчик стал снижаться, имитируя заход на посадку со стороны суши. Наступили решающие секунды. Нервы напряжены до предела. Если хитрость не удастся, гибель неизбежна.

Неожиданно гитлеровцы зажгли прожекторы, осветили посадочную полосу. Хитрость удалась! Летчик направил самолет вдоль стоянок. Штурман накрыл цель серией бомб. Пока фашисты опомнились от неожиданного удара, летающая лодка скрылась в ночной темноте.

В историю борьбы с базой торпедоносцев вошли и другие удары, которые наносили экипажи бомбардировщиков.

5 апреля с аэродрома Херсонес в ночное небо поднялось звено СБ 40-го полка и взяло курс на Саки. Сюда экипажи скоростных бомбардировщиков летали и раньше. На этот раз перед ними стояла особая задача: разбомбить склад, где находились торпеды и мины.

Два самолета звена пилотировали наиболее опытные летчики – майор Тишулин и капитан Лушаков. Они и выполнили успешно задачу. Штурманы капитан Иванов и старший лейтенант Салата прицельно сбросили бомбы. Потом узнали, что фашисты недосчитались около двухсот торпед и мин.

На следующий день аэродром бомбили пять ПЕ-2. Ведущими были летчик Аккуратов и штурман Чепиженко. «Петляковых» сопровождали шесть ЯК-1 6-го гвардейского полка.

Экипажи пикировщиков уничтожили один и повредили три самолета.

На обратном пути черноморцев атаковала группа «мессершмиттов». В завязавшемся бою стрелок-радист старшина Шелепов был ранен. Истекая кровью, он продолжал вести огонь. Ему удалось сбить наседавшего истребителя.

В сложной обстановке оказался экипаж лейтенанта Гоноскова. Его самолет получил большие повреждения. Летчик едва довел машину до своего аэродрома.

Немало пришлось поработать тем, кто обеспечивал боевые полеты. В течение двух часов, без подъемного крана под артиллерийским обстрелом техники и механики убрала самолет с летного поля. Осмотрели. Обнаружили 63 неисправности. [76] Его надо было списать или отправить в стационарные авиационные мастерские. На это ушло бы менее полутора месяцев.

Инженер полка К. П. Грибанов, человек энергичный и опытный, решил отремонтировать машину своими силами. Он создал бригаду из пяти человек. Руководителем ее назначил инженера эскадрильи Михаила Панкратова. Через 23 суток самолет вернулся в строй.

Экипажи бомбардировщиков нередко взаимодействовали с подводными лодками. Вот один из примеров.

На рассвете 7 апреля одна из них – М-35, которой командовал капитан-лейтенант Михаил Грешилов, вышла на траверз аэродрома Саки. На борту «малютки» находился представитель 80-й эскадрильи штурман старший лейтенант Владимир Потехин. Через перископ он весь день вел наблюдение за аэродромом, изучал стоянки самолетов, режим работы и докладывал по радио командованию. С наступлением ночи подлодка всплывала, подходила ближе к берегу. А с рассветом вновь погружалась. Так продолжалось двенадцать суток.

На основе полученных с подлодки данных наша авиация несколько раз бомбила аэродром и уничтожила около 200 вражеских самолетов{9}.

Кудымовцы

Второй эскадрильей 7-го полка, прибывшей в Севастополь в январе, командовал майор Дмитрий Кудымов, имевший за плечами солидный боевой опыт.

Боевые качества истребителя МиГ-3, которые состояли на вооружении эскадрильи, на высоте ниже четырех тысяч метров значительно ухудшались, заметно падала скорость. Некоторые считали, что на такой машине невозможно успешно вести бой на малых высотах. Нужно было доказать, что это не так. По инициативе военкома эскадрильи политрука Александра Бабкова вопрос решили обсудить на открытом партийном собрании. Майор Кудымов подробно рассказал об особенностях МиГ-3, его положительных качествах и недостатках.

Выступавшие летчики внесли деловые предложения. Для большей убедительности не хватало наглядного примера. Но вскоре после собрания этот пробел был устранен. [77]

Произошло это во второй половине марта. Вражеские торпедоносцы, пролетая мимо аэродрома Херсонес в сторону Кавказа, держались ближе к морю. Таким же путем возвращались. Пока посты наблюдения сообщат на КП, а оттуда дадут ракету для взлета истребителей наперехват, терялось драгоценное время. Это нередко позволяло фашистам уходить безнаказанно. Следовало предпринять меры.

Евграф Рыжов вспоминает: «Однажды на аэродром прибыл генерал Остряков. Он подошел к моему самолету и стал советоваться, как лучше перехватывать самолеты противника. Я попросил у командующего разрешения взлететь самостоятельно, не ожидая приказания с КП. Он разрешил. Результаты сказались в тот же день.

Своего моториста я посадил на капонир, наказал ему вести наблюдение и немедленно сообщать о появлении торпедоносцев. Прошло несколько минут, и моторист крикнул: «Летит!»

Я и мой ведомый молодой летчик Виталий Лукин быстро взлетели и настигли врага. Это был Ю-88. Мы его атаковали. «Юнкерс» сбросил торпеды куда попало и пытался уйти на бреющем полете. Вскоре задымил его левый мотор. Самолет противника пересек береговую черту, упал севернее мыса Лукулл и сгорел.

Генерал Остряков наблюдал за боем. И когда мы вернулись на аэродром, он поздравил нас с успехом и попросил рассказать о деталях схватки…

Боевой счет эскадрильи был открыт, а спустя трое суток пополнен.

Во второй половине дня 20 марта четырнадцать вражеских бомбардировщиков в сопровождении шести истребителей прорвались к городу и сбросили более 60 бомб. Налет отражали зенитчики и истребители. В воздушном бою гитлеровцы потеряли шесть самолетов. Четырех сбили летчики 8-го полка Михаил Кологривов, Евгений Кириченко и Владимир Капитунов, Два самолета – Ю-87 и МЕ-109 – сразили кудымовцы заместитель командира эскадрильи капитан Василий Сморчков и пилот младший лейтенант Виталий Лукин, незадолго перед этим вступивший в ряды партии.

Технический состав нередко готовил материальную часть к бою под разрывами бомб и снарядов. Осколком снаряда был убит механик Полипчук. Выбывали из строя и люди и техника. К концу мая в эскадрилье осталось только два самолета. Но они до такой степени износились, что не годились для боевых действий. [78]

По решению командования личный состав был отправлен на Кавказ.

Майор Кудымов вскоре убыл на другой флот, а герой первого воздушного тарана на Черноморье Е. Рыжов продолжал защищать Родину в рядах 7-го полка, командуя эскадрильей. За первый год войны он сбил 12 вражеских самолетов. Успехи эти достались нелегко. Однажды в его самолете обнаружили почти 200 пробоин. В другой раз пришлось вернуться на подбитом истребителе, с осколком вражеского снаряда, застрявшим в раненой руке.

Два года отважный защитник Родины находился на фронте, прошел путь от командира звена до заместителя командира 6-го гвардейского полка. В ожесточенных воздушных схватках он сбил четырнадцать самолетов противника.

В настоящее время Евграф Михайлович, находящийся в отставке, живет в Евпатории.

Погибли героями

Подходил к концу шестой месяц обороны. Авиаторы все еще получали поздравления в связи с преобразованием двух полков в гвардейские.

Днем 24 апреля генерал Остряков прибыл на аэродром Куликово Поле, обошел капониры, беседовал с летчиками, техниками, механиками. Остряков сопровождал заместителя начальника авиации ВМФ генерал-майора Коробкова, прибывшего в осажденный город из Москвы. Они посетили авиационные мастерские, расположенные в окрестностях Севастополя. Генералы заходили в каждый ангар, где размещались цеха, беседовали с рабочими. В клепальном цехе наряду с квалифицированными мастерами трудились совсем юные девушки.

После осмотра столярного цеха генералы перешли в следующий ангар. Их встретил техник самолета 7-го авиаполка Иван Абин. Его истребитель МиГ-3 находился здесь на ремонте. Трудом рабочих и инженеров самолет уже восстановили и ждали вечера, чтобы отправить его на аэродром.

Вдруг в ангар вбежал дежурный и громко крикнул:

– Шесть «юнкерсов» со стороны мыса Фиолент идут курсом на мастерские!

– Все в убежище! – распорядился командующий.

Но было уже поздно. Началась бомбежка. На ангар со свистом упала фугасная бомба, пробила крышу и, разорвавшись, [79] разрушила бетонное перекрытие. Вздрогнула земля, зазвенели разбитые стекла. Осколки сразили насмерть почти всех, кто находился в ангаре. Несколько бомб упало на территории мастерских, а одна угодила в ангар моторного цеха.

Этот роковой налет нанес тяжелые потери. Погибли генералы Остряков и Коробков, несколько офицеров, матросы и рабочие – всего 48 человек. Работницу мастерских Валю Гаврильчак смерть настигла на трудовой вахте. Осколок бомбы сразил ее наповал. Шел в то время девушке семнадцатый год. Тринадцать человек получили ранения.

Так оборвалась замечательная жизнь верного сына партии и народа, героя Испании – Н. А. Острякова.

Образ генерала живет в сердцах тех, кто вместе с ним боролся с фашистами, кто знал его.

«Если бы меня попросили назвать самого лучшего командира и человека среди летного состава ВМФ, я назвал бы генерал-майора Острякова. Героизм, скромность, умение, хладнокровие и беззаветная преданность Родине – вот это Остряков». Эти строки принадлежат бывшему Народному комиссару Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецову.

Советский народ высоко оценил заслуги генерала Острякова. 14 июня 1942 года ему присвоено звание Героя Советского Союза. Железнодорожная станция под Симферополем носит его имя.

Большие заслуги перед Родиной имел и генерал Коробков. Еще в 1918 году Федор Григорьевич добровольно вступил в ряды Красной Армии и с оружием в руках защищал молодую Советскую власть. Затем участвовал в операциях против басмачей в песках Средней Азии, в составе интернациональных войск сражался с фашистами в Испании. Орден Ленина и орден Красного Знамени украшали его грудь. Ему также посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Генералы Остряков, Коробков и бригадный комиссар Степаненко, погибший еще в ноябре, похоронены в Севастополе на кладбище Коммунаров. На их могилах воздвигнут памятник.

Каждый год в День Победы сюда собираются воины, ветераны, трудящиеся города, пионеры, чтобы почтить светлую память героев обороны Севастополя и всех погибших в борьбе с фашизмом, отдать дань уважения их храбрости и преданности великой Родине.

От восточного берега бухты Омега, там, где троллейбусная линия делает поворот к бухте Камышовой, берет начало [80] новый проспект Севастополя, носящий имя Октябрьской революции. На ней находится братская могила, в которой покоится прах тех, кто погиб вместе с генералами 24 апреля. На могиле – памятник с именами погребенных. Среди них майор Рубен Никитович Бегляров, военинженер 1 ранга Яков Антонович Конюшенко, военинженер 3 ранга Николай Константинович Денисенко, военинженер 3 ранга Степан Данилович Костырко, техник-интендант 1 ранга Алексей Александрович Кащеев…

На помощь войскам Крымского фронта

Поддерживать сухопутные войска Крымского фронта выпало на долю 119-го полка 2-й морской авиабригады, который базировался на соленом озере Тобечикском, что в нескольких километрах южнее Керчи.

Этот полк – один из старейших в Черноморской авиации. Он выступил на защиту Родины в первый день войны. Участвовал в обороне Одессы и Крыма. В начале ноября его отвели в тыл на отдых. А теперь он оказался в Крыму. Обеспечивала его 45-я авиабаза.

В состав полка входила 18-я эскадрилья, участвовавшая в боях против белофиннов. В первые месяцы Великой Отечественной войны она воевала на Балтике, потом прибыла на Черноморье.

Почти каждую ночь экипажи гидросамолетов МБР-2 действовали над сушей. Они бомбили врага в районах Феодосии, Владиславовки, Джанкоя, Судака, Старого Крыма, Грамматиково и других, поднимаясь в воздух по 3-5 раз.

Однажды разведка донесла, что на Керченском участке фронта у противника появились свежие силы, в том числе немецкая танковая дивизия. Предположительно она находилась в районе населенного пункта Старый Крым.

Перед полком, и прежде всего перед 18-й эскадрильей, командование поставило задачу: нанести по дивизии бомбовые удары. Задача усложнялась тем, что запасы бомб в эскадрилье истощились, а точного местонахождения дивизии никто не знал.

О боезапасах позаботился начальник тыла авиации полковник М. Д. Желанов. К берегу Керченского пролива баржа доставила бомбы. Командир эскадрильи капитан Николай Мусатов и военком батальонный комиссар Василий Сырников мобилизовали всех на разгрузку. [81]

Найти дивизию поручили экипажу старшего лейтенанта Михаила Пичугина. Погода в ту ночь, как назло, стояла плохая. В указанном районе экипаж ничего не смог обнаружить. Тогда штурман старший лейтенант Александр Курасов сбросил одну светящуюся авиабомбу САБ-15. Снизились. Заметили населенный пункт, а севернее его – сады и кустарники. Штурман сбросил еще две светящиеся бомбы. И тут открыли огонь зенитки. К самолету потянулись огненные нити трассирующих снарядов. Стало ясно: танки находятся здесь.

В это время к Старому Крыму подошла основная группа экипажей. Цель была видна как днем. Началась бомбежка. Ее повторяли две последующие ночи.

Днем в полк прибыл представитель штаба фронта. Он сообщил, что танковой дивизии врага нанесен большой урон.

По представлению командира полка подполковника В. П. Канарева и военкома батальонного комиссара М. Н. Борзенко наиболее отличившиеся летчики и штурманы были награждены орденом Красного Знамени. Среди них – Николай Мусатов, Севастьян Крученых, Дмитрий Затевахин, Михаил Пичугин, Петр Гоголев, Федор Телегов, Александр Курасов.

Экипажи совершали за ночь по 4-5 вылетов. Каждый самолет брал по четыре стокилограммовые фугаски. Готовили самолеты к бомбежкам ветераны 18-й эскадрильи техники Алексей Карпищук и Федор Мамай. Им помогали механик Игорь Апрелев, оружейники краснофлотцы Вааршак Газаров, Аршавир Григорян, Павел Ильяев. По пояс в воде, одетые в легкие водолазные костюмы, они за ночь подвешивали до 300 бомб.

В те дни полк посетил Нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов. Он беседовал с личным составом, осмотрел аэродром, самолеты и дал высокую оценку боевым делам части.

Перед третьим штурмом

21– го апреля было создано Северо-Кавказское направление. В состав его вошли войска Крымского фронта, Севастопольского оборонительного района, Северо-Кавказского военного округа, Черноморский флот и Азовская военная флотилия.

Обстановка на Керченском полуострове резко ухудшилась. Авиация противника усилила налеты на аэродромы, [82] на порты Керчь, Камыш-Бурун, а также Новороссийск. В Керченском проливе враг ставил мины.

Не подлежало сомнению, что фашисты готовятся к решающим действиям.

И они их начали.

В пять часов тридцать минут восьмого мая после артиллерийской и авиационной подготовки немецкие пехотные дивизии, при поддержке 150 танков, перешли в наступление.

Левый фланг обороны частей 44-й армии упирался в Феодосийский залив. Здесь противник и нанес главный удар на узком участке.

Одновременно в районе горы Ас-Чулале фашисты высадили морской десант.

В тот же день гитлеровцы стали продвигаться к Перекопскому валу. Спустя несколько суток они устремились. к Керчи. Войска Крымского фронта не смогли сдержать натиск и отступили к Керченскому проливу. 19 мая 1942 года гитлеровцы ворвались в Керчь.

После захвата Керченского полуострова фашисты стянули к Севастополю почти все силы и стали готовиться к решающему штурму.

Третья особая авиагруппа. Военком Михайлов

Защитники города укрепляли свои ряды. Командование принимало меры для усиления авиации. В мае аэродромная сеть расширилась за счет заново построенного третьего сухопутного аэродрома – Юхарина балка. Он занимал 80 гектаров. На нем могли базироваться все типы колесных самолетов. Для укрытия техники строители соорудили 43 капонира.

Сюда прибыл вновь сформированный 23-й отдельный авиаполк. А на аэродромы Херсонес и Куликово Поле вернулся 9-й полк в полном составе. Туда же прибыли десять ЯК-1 первой эскадрильи 62-го полка во главе с капитаном Виталием Денисовым; группа летчиков 3-го и 32-го полков на И-15бис.

Обстановка опять потребовала внести изменения в существующую организацию ВВС оборонительного района.

Вновь назначенный командующий Черноморской авиацией генерал-майор В. В. Ермаченков и военком бригадный комиссар Н. В. Кузенко 12 мая подписали приказ о расформировании [83] управления 2-й морской авиабригады и о создании третьей особой авиагруппы.

В группу вошли 6-й гвардейский истребительный полк я летчики 62-го, 32-го, 3-го полков и 87-й эскадрильи, подчиненные ему оперативно; 9-й истребительный, 18-й штурмовой, 116-й морской и 23-й полки; 12-я и 20-я авиабазы, отделения 36-х и 20-х авиамастерских{10}. Первоначально в группе, а также в бомбардировочной группе майора Морковкина имелось около ста самолетов, из которых в строю находилось 53.

Авиагруппа являлась, фактически, смешанной бригадой. Она имела штаб, политотдел, партийную комиссию. Это новое соединение возглавили командир полковник Г. Г. Дзюба, военком полковой комиссар Б. Е. Михайлов, заместитель командира Герой Советского Союза полковник В. И. Раков, начальник политотдела батальонный комиссар В. В. Леонов, начальник штаба полковник В. П. Попов.

На помощь крылатым защитникам Севастополя вскоре прибыло с Кавказа 24 истребителя ЯК-1 из 45-го и 247-го полков пятой воздушной армии.

Летчиков 247-го полка привел капитан К. Д. Денисов. В те дни он был инспектором техники пилотирования авиагруппы. Передо мной письмо Константина Дмитриевича:

«Перебазироваться на незнакомые аэродромы осажденного города – дело очень сложное. Поэтому меня вызвал полковник Дзюба и поставил задачу: лететь в Анапу и привести в Севастополь армейский истребительный авиаполк.

К Севастополю нас лидировали два экипажа СБ. Я шел впереди истребителей. Но когда мы находились над морем километрах в двадцати от берега, командир полка и еще один летчик были вынуждены повернуть обратно, в Анапу. Оказались неисправными их самолеты.

Остальных я привел в Севастополь. Поскольку полк остался без командира, мне было приказано командовать им. Это приказание я выполнял до конца обороны. И остатки экипажей ночью накануне оставления Севастополя увел на Кавказ».

Руководители нового соединения почти все уже знакомы читателю. И все же о военкоме Михайлове есть необходимость рассказать подробнее. Тем более, что такое пожелание высказали многие участники обороны.

«Если будете писать о третьей особой авиагруппе, не забудьте отобразить деятельность полкового комиссара Михайлова. [84] В облике этого человека были воплощены благородные черты комиссара периода гражданской войны. Борис Евгеньевич был простым, скромным и общительным. А то обстоятельство, что он сам летал, вызывало особое уважение к нему со стороны летчиков» – это строки из письма полковника в отставке В. И. Пустыльника.

Юный рабочий токарь коммунист Борис Михайлов был в числе двадцатипятитысячников, направленных партией для переустройства сельского хозяйства.

С мандатом Ленинградского областного совета профсоюзов он прибыл в один из районов Поволжья, там возглавил колхоз и около года руководил им. В сентябре 1931 года получил новое направление: на учебу в Ленинградскую Военно-политическую школу имени Ф. Энгельса, готовившую кадры политработников Красной Армии.

И на два года школа стала его родным домом. С большим интересом курсант Михайлов изучал военное дело, социально-экономические науки, готовясь посвятить свою жизнь благородной профессии политического работника.

В напряженной учебе мелькали недели, и наконец настал день выпуска. В сердце Бориса Михайлова глубоко запали слова военкома школы, сказанные на прощание:

«…Только в частях вы почувствуете, как много вам дала школа, и в то же время вы почувствуете, что она дала вам мало, – жизнь потребует от вас больших знаний, большого опыта, большой твердости, напористости и выдержки… Сплачивайте вокруг себя бойцов, учите и воспитывайте их в классово-пролетарском духе, будьте во всем примером для бойца и сами не забывайте учиться не только у старших товарищей, но и у своих бойцов»{11}.

Эти слова напутствия для выпускника Михайлова стали путеводной звездой на всю жизнь. Свою самостоятельную деятельность молодой политработник начал в 60-м отдельном строительном батальоне. Потом его направили на Дальний Восток, назначив военкомом 115-го морского авиационного полка Тихоокеанского флота.

С завидной энергией и настойчивостью военком приступил к работе. А чтобы она была более эффективной, решил овладеть летной специальностью. И вот в его личном деле появился документ:

«Батальонный комиссар Михайлов с исключительной любовью приступил к освоению летного дела. Каждую свободную минуту он использовал для изучения материальной [85] части самолета, овладения техникой, изучения приказов и инструкций.

В результате без отрыва от службы военком авиаполка отлично освоил МБР-2. Обладает отличными качествами командира-летчика, инициативен, смел, решителен.

Вывод: Достоин присвоения специального звания «старший летчик».

Может быть назначен командиром части…»

Такой аттестации мог бы позавидовать любой летчик.

Великая Отечественная война застала полкового комиссара Михайлова на Балтике в 73-м авиаполку. Несколько месяцев он сражался, с врагами в рядах этой части. Потом прибыл на Черноморский флот.

В осажденном Севастополе военком Михайлов развил бурную деятельность. Пренебрегая опасностью, он находил время бывать на стоянках самолетов, в окопах на линии фронта. И везде он был нужен, везде его внимательно слушали, всюду он вселял в людей непоколебимую веру в нашу неизбежную победу.

Гвардейцы 6-го полка

В дни, предшествовавшие третьему штурму, воздушные бои следовали один за другим. Главная тяжесть в них легла на гвардейцев 6-го полка. Они сбили 27 самолетов.

В их рядах успешно продолжал боевой путь лейтенант Михаил Гриб.

Однажды большая группа Ю-88 шла к городу. Ее сопровождали шесть МЕ-109. С аэродрома Херсонес поднялись две пары ЯК-1 и вступили с гитлеровцами в неравный бой. Главный удар они нанесли по «юнкерсам». Лейтенант Гриб сбил одного. Остальные Ю-88 сбросили бомбы мимо цели. Но в пылу сражения четверка израсходовала почти весь боезапас. Поэтому выход из боя означал самое верное решение. А как из него выйти, если вражеские истребители наседали! Пришлось пойти на хитрость, чтобы выиграть гремя.

Гвардейцы имитировали атаку за атакой, заходили «мессерам» в хвост, заставляя их тратить боезапас. Этот странный воздушный бой длился минут двадцать. Наконец черноморцам пришла поддержка…

Летчики успешно защищали с воздуха корабли Черноморского флота. Вот один из примеров.

Вечером 19 мая заместитель командира полка майор Дмитрий Маренко получил приказание: с наступлением [86] утра обеспечить прикрытие кораблей, стоявших в Южной бухте. Как только рассвело, на патрулирование вылетели два истребителя. Во второй половине дня в воздух поднялась, очередная пара на И-153 («чайки»). Ведущий – командир звена второй эскадрильи Илья Цыпалыгин. Зорко несли службу гвардейцы. Внизу в руинах лежал Севастополь. Вражеских самолетов в воздухе не было. Время патрулирования заканчивалось. И тут ведущий пары принял по радио сообщение с КП: девять Ю-88 и одиннадцать ХЕ-111 в сопровождении шести МЕ-109 идут на город.

Цыпалыгин дал сигнал ведомому пилоту Ивану Силину и «чайки» устремились навстречу гитлеровцам. Начался воздушный бой. Два против двадцати шести!

Цыпалыгин на встречных курсах атаковал ведущего «юнкерса». Но в этой неравной схватке его «чайку» подбили. Продолжать атаки было невозможно. Летчик пытался дотянуть до аэродрома, но не смог. Самолет катастрофически терял высоту. Старший лейтенант покинул его и дернул за вытяжное кольцо парашюта. Однако из-за малой высоты парашют не раскрылся.

За свою короткую боевую жизнь коммунист Цыпалыгин сбил три самолета, уничтожил десятки фашистов во время штурмовок. Заслуги летчика были отмечены орденом Красного Знамени, которым его наградили за несколько дней до гибели.

В Севастополе, на кладбище Коммунаров, покоится прах славного сына советского народа Ильи Цыпалыгина.

Геройски сражался в небе Севастополя гвардии капитан Константин Алексеев. Он был заместителем командира первой эскадрильи. Однажды во главе звена истребителей он сопровождал группу «ильюшиных» на боевое задание. День был пасмурный. Лохматые тучи плыли низко над землей. До цели дошли благополучно, «летающие танки» начали штурмовку. С ближайшего аэродрома противник вызвал 25 истребителей. Вблизи от линии фронта завязался неравный бой. Капитан Алексеев первым атаковал одного МЕ-109. Гитлеровец не выдержал смелой атаки и хотел ускользнуть, перейдя на бреющий полет. Гвардеец наседал на него сильнее и сильнее. Фашист сначала сопротивлялся, а потом растерялся и на глазах бойцов нашей пехоты врезался в землю.

Бой продолжался более получаса. Враг потерял еще два самолета, а наши без потерь вернулись на свой аэродром.

Как– то Константин Алексеев и Степан Данилко дежурили в воздухе. Вскоре они увидели впереди и ниже себя [87] четыре «Мессершмитта-109», которые шли этим же курсом парами.

Несмотря на то, что фашистов было вдвое больше, решили атаковать. Немцы явно не догадывались о столь близком соседстве с черноморцами, и надо было использовать фактор внезапности.

Дав сигнал Данилко, Алексеев стремительно атаковал ведомого ближней пары. МЕ-109 загорелся и камнем упал в море. Затем капитан атаковал ведущего и тоже сбил его.

Соотношение сил изменилось в пользу гвардейца. Оставшаяся пара вражеских истребителей оказывала отчаянное сопротивление. Но через несколько минут Алексееву и Данилко удалось «зажать» ведомого гитлеровца, и тот разделил судьбу первых двух. А четвертый стал удирать. Неожиданно на помощь ему пришла еще пара «мессершмиттов». Втроем они перешли в контратаку. Бой разгорелся с новой силой. Вскоре истребитель Данилко получил сильные повреждения и вышел из боя.

Алексеев остался один против троих.

«Фашисты воспряли духом и начали расправляться со мной, – вспоминал Константин Степанович. – Была повреждена гидросистема самолета, выведен из строя масляный радиатор, буквально содрана обшивка с плоскостей. Машина стала почти не управляемой. Высота упала до ста метров. Прыгать с парашютом было поздно, садиться – некуда, внизу море. Думал, что пришел конец. Но гитлеровцы вдруг прекратили атаки и ушли. То ли они решили, что я все равно обречен, то ли по другой причине, не знаю. Я хотел сесть на воду, но потом решил дотянуть до своего аэродрома. Это мне удалось, хотя с большим трудом. От моего самолета остался каркас, залитый бензином».

Техник Василий Иванько

В один из октябрьских по-весеннему солнечных дней, на которые не скупится крымская осень, я прибыл в поселок Качу, что недалеко от Севастополя. Давно отгремели залпы на фронтах Великой Отечественной войны, и годы тяжелых испытаний стали уже достоянием истории. Мне хотелось побеседовать с участником обороны Севастополя инженер-подполковником запаса В. П. Иванько.

– Сразу оговорюсь, – смущенно начал Василий Павлович, – я подвигов не совершал, да и не мог по характеру своей работы. Был всего-навсего техником самолета в 6-м гвардейском полку. Правда, приходилось обеспечивать еще [88] и самолеты 32-го и 7-го полков, потому что технического состава у них не хватало. Вы ведь знаете, в каких тяжелых условиях доводилось трудиться. Однако от своих друзей – Михаила Теплых, Анатолия Гужавина, Василия Цыбко – я вроде не отставал. Во всяком случае, инженер полка Федор Макеев, человек очень требовательный, особых претензий ко мне не предъявлял. Он даже дал мне рекомендацию для поступления в партию.

Василий Павлович немного помолчал, видимо, вспоминая минувшее, и продолжал:

– Хотя мы, техники, непосредственно в боях не участвовали, а смерть и нас подстерегала на каждом шагу. Особенно опасна была дальнобойная артиллерия врага. От ее огня погибло немало моих однополчан.

– А вот у вас на руках и на лице видны шрамы. Откуда они? – поинтересовался я.

– Это следы ожогов, память об обороне Севастополя. Ну да все это пустяки по сравнению с тем, что выпало на долю летного состава. Героизм летчиков не знал границ.

Василий Павлович встал, подошел к тумбочке, стоявшей в углу комнаты, достал из нее фотокарточки однополчан, которые он хранит как драгоценные реликвии, и, показывая их мне одну за другой, с гордостью пояснял:

– Это Михаил Авдеев. Командовал первой эскадрильей, а затем и полком. Остался жив. Теперь уже давно генерал. А это – Георгий Иванович Матвеев, участник обороны Одессы и Севастополя, кавалер четырех орденов Красного Знамени. Был большой души человек. Погиб в воздушном бою. А это – Саша Касабьянц, был тогда, пожалуй, самым молодым летчиком в полку. В период обороны Севастополя ему шел всего двадцатый год.

Иванько взял следующую фотокарточку и, передавая ее мне, продолжал:

– Это – Вася Куфтин. О его подвигах неоднократно сообщалось в газетах. Вася остался жив. А это…

Многих летчиков я знал и с интересом слушал подробности о них. Но мне хотелось узнать и о самом собеседнике.

Война застала Иванько на боевом посту. В ночь на 22 июня он находился в дежурном звене на евпаторийском аэродроме. Началась ратная жизнь. Все годы борьбы с гитлеровцами он провел на фронтовых аэродромах. В обороне Севастополя Василию Павловичу выпала честь обеспечивать самолет первого Героя Советского Союза на Черноморском флоте Якова Иванова, а после его гибели другого прославленного летчика, героя первого тарана Евграфа Рыжова. [89]

Только в обороне Севастополя Иванько обеспечил около 350 боевых вылетов. И каждый раз, вернувшись из боя, летчики благодарили техника за его самоотверженный труд.

За безотказную работу самолетов Василий Павлович неоднократно поощрялся. Весной 1942 года его приняли в ряды большевистской партии.

– А откуда же все-таки у вас следы ожогов? – допытывался я.

– Как-то я шел в штаб эскадрильи. В это время началась бомбежка. Пришлось прыгнуть в щель. Когда взрывы смолкли, я вылез из укрытия и увидел, что загорелся ящик с зажигательными бомбами, а рядом находился бомбардировщик пятого гвардейского полка. У него были пробиты бензобаки, из которых вытекал бензин. Пламя быстро распространялось и в любую минуту могло перекинуться на самолет. Я подбежал к горящему ящику и стал тушить огонь. На помощь мне подоспели трое бойцов зенитной батареи, и мы начали растаскивать ящики. В спешке не заметили, как из одного выпала мелкокалиберная бомба. Взрывной волной меня отбросило метров на десять. Очнулся от нестерпимой боли: на мне горела одежда. Я хотел позвать на помощь зенитчиков, но увидел, что их раскидало в разные стороны, одного контузило, второго ранило в голову, а третьему вывернуло ногу. Одежда на них тоже горела. С большим трудом я сбросил с себя горящий китель и поспешил на помощь товарищам. К счастью, в это время подошла санитарная машина и подобрала нас. Она приходила за летчиком Сашей Касабьянцем, фотокарточку которого я вам сейчас показывал. Саша был ранен в воздушном бою в ногу, при посадке на усеянный воронками аэродром его самолет сделал полный капот и загорелся. Но тут подбежали техники и спасли летчика.