Текст книги "Ди-джей Квазиморда"
Автор книги: Александр Клыгин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
А лександр Клыгин
Ди-джей Квазиморда
Горбун из Останкино et la belle damme de TV
Рим, Париж, Нью-Йорк, Сидней, у тебя полно друзей,
И огонь любви моей просто ни к чему.
Рим, Париж, Нью-Йорк, Сидней, между нами сотни дней,
Только путь еще длинней к сердцу твоему.
DominicJoker, «Рим-Париж».
С чего вы взяли, что жизнь – это страдание? Вас просто обманули. Это только понарошку.
Ра-Хари, «Руководство для начинающего медитатора».
Гламур, соединенный с антигламуром, дает нам «Инь-Ян», символ гармонии. «Инь-Ян» состоит из темной и светлой половин, переходящих друг в друга. В случае с гламуром и антигламуром остается неясен лишь один вопрос: кто из них свет, и кто из них тьма?
Александр Клыгин.
Внимание! Все персонажи вымышлены, любое сходство имён, фамилий и характеров с реально существующими людьми является чистой случайностью и результатом взаимопроникновения параллельных миров.
Все упоминаемые в тексте торговые марки и брэнды являются проекциями реальных торговых марок и брэндов в сознании автора и персонажей.
Страдание Первое « Квазиморда »
Вечерний радиоэфир
– Итак, наше вечернее шоу на радио «ЕПРСТ» подходит к финалу. На прощание я поставлю для вас волшебную песню певицы Эсмеральды. С вами был ди-джей Квазиморда, услышимся через пару дней на радио «ЕПРСТ».
Квазиморда откинулся на спинку кресла, выключил микрофон и вздохнул. Все. Двухчасовое вечернее шоу, наконец, завершено, и теперь он сможет целых три минуты наслаждаться звуками ее прелестного голоса.
DJ Квазиморда и певица Эсмеральда. Смешная история. Да, забавно… Когда песня доиграла, ди-джей усмехнулся. В эфир и в его наушники пошла реклама. Как было бы здорово задремать прямо в этом кресле… но кто-то похлопал Квазиморду по плечу, вернее, по горбу.
– А? Чего? – встрепенулся Квазиморда.
У него за спиной стоял Андрей – менеджер и просто хороший парень.
– Не спи – замерзнешь, – сказал Андрей. – Освободи микрофон, нам новости надо читать.
– А, да, – кивнул Квазиморда. – Извини, я что-то устал. Пойду спать.
– Ты не забыл, что зарплату начислили? – спросил Андрей. – Сними деньги, пока в банкомате наличка не кончилась.
– В самом деле? – удивился Квазиморда. – Действительно, уже месяц прошел. Я и не заметил.
– Ну ты даешь! – воскликнул Андрей, когда они вышли в коридор. – Совсем часов не наблюдаешь! Отработал четыре воскресных эфира подряд, да вдобавок дневные эфиры по вторникам и четвергам. У тебя что, до сих пор не кончились деньги?
– А, деньги, – кивнул Квазиморда. – Да есть пока. Я ведь один живу. На квартиру, правда, много уходит – за свет, за газ, за несуществующий капремонт. Ем я редко и мало, на концерты хожу бесплатно за счет радиостанции, чтобы прямые эфиры вести. Ну, иногда трачу немного на пожертвования в ашрам.
– До сих пор ходишь к этим сумасшедшим? – спросил Андрей.
– Ну, а ты ходишь по ночным клубам, – спокойно сказал Квазиморда. – И что ты там ищешь?
– Тепло живого человеческого общения, – ответил Андрей.
– Ну, и я то же самое, – кивнул Квазиморда и направился к лифту.
Надземка
В вестибюле на первом этаже был банкомат. Рядом с ним расположился автомат для оплаты сотовой связи и Интернета. Сняв со счета приличную сумму, – половину своей ежемесячной зарплаты, Квазиморда положил деньги в старый потрепанный кошелек. Хотя на весьма приличную зарплату популярного ди-джея можно было бы купить себе новый модный кожаный бумажник. Но Квазиморде было все равно. Модные вещи ему были не нужны. Он уже пять лет носил одно и то же пальто и старые потертые джинсы. И где-то раз в год Квазиморда покупал себе несколько новых маек – обычно в начале лета. Кроме того, у него было много черных очков. Правда, сейчас, темным мартовским вечером, очки были ни к чему.
Каждый день, выходя с работы, Квазиморда поднимался на платформу станции «Телецентр» монорельсового метро – современной московской «надземки» с ее маленькими уютными вагончиками. Сегодня, ожидая поезда до Тимирязевской, он вспомнил цифру, высветившуюся на дисплее банкомата, когда он проверял баланс. Эта сумма была намного больше его месячной зарплаты – Квазиморда никогда не снимал зарплату полностью. На его счету набиралось все больше денег, по ним набегали проценты. Зачем ему это было нужно? Думаете, ди-джей копил на квартиру, машину, виллу на Канарах? Нет. Просто он точно знал, сколько денег ему хватит на месяц. И все «лишнее» честно оставлял на своем счету. На случай, если вдруг когда-нибудь понадобится.
Войдя в маленький вагон надземного поезда, Квазиморда почувствовал, как одна мысль согрела его душу. Это была мысль о деньгах, лежавших на его счете. Миллион двести тысяч. Рублей. Пять лет его жизни в Москве. Пять лет его удачной работы на радио «ЕПРСТ». Пять лет его безответной любви к Эсмеральде.
Но, пожалуй, обо всем по порядку.
Вечером в воскресенье даже маленький вагончик надземки был полупустым, и Квазиморда уселся на кресло у окна. Проводил взглядом сжигающий ночь огнями окон телецентр.
Подъезжая к «Тимирязевской», Квазиморда не отрываясь смотрел на мерцающие звездочки окон трех тридцатиэтажных высоток на Дмитровском шоссе. Они всегда чем-то привлекали нашего героя. В зимние вечера их окна испускали мягкий свет и заставляли его вспомнить ночной Манхэттен, виденный им лишь по телевизору. В этом зрелище было что-то завораживающее, почти магическое.
Психиатр-фрейдист сказал бы, что любой небоскреб есть лишь фаллическая проекция, но Квазиморда всегда считал Фрейда и его последователей бандой удачно замаскировавшихся извращенцев-гомосексуалистов и не воспринимал их бредни всерьез. Ему просто нравился образ мерцающих ночью небоскребов.
А летом за эти высотки заходило Солнце, обжигая все вокруг сияющим огнём. И глядя на этот «пейзаж мегаполиса», Квазиморда забывал обо всем – и о своей безнадежной любви, и даже о мучающих его комплексах горбуна.
Поздемка
Выйдя на «Тимирязевской», Квазиморда спустился с платформы, вышел на улицу, прошел вдоль затихшего воскресной ночью уличного рынка и спустился в метро – теперь уже в самую настоящую подземку. Он не боялся, что его могут ограбить в темном переулке, и всегда носил с собой деньги и банковскую карточку.
У такого бесстрашия было две причины. Во-первых, старые шмотки Квазиморды были замечательным камуфляжем. Во-вторых, люди сами от него шарахались. Даже грабители. Видимо, его внешность была настолько отвратительна, что ни один человек просто не хотел находиться рядом с уродом-горбуном. И даже в час пик в метро Квазиморда ездил с удобствами – вокруг него всегда оставалось свободное пространство. Никто не хотел прикасаться к горбуну в давке общественного транспорта.
В Останкино его поначалу сторонились, но затем как-то привыкли. При виде горбуна сотрудники радио «ЕПРСТ» подавляли брезгливость, каждый раз мысленно убеждая себя: «Все по порядке, это просто Квазиморда. Он тихий и безобидный, только страшный очень».
Одним словом, нетрудно догадаться, что основное время своей жизни наш герой проводил в одиночестве. Иногда ему это нравилось – во всем есть свои преимущества. Но всё же Квазиморда мучился от своего уродства и одиночества. И мучился очень сильно.
Сейчас, ожидая поезда в метро, горбун подошел к самому краю платформы и внимательно посмотрел на рельсы. Когда-то он тщательно изучил все возможные способы самоубийства и пришел к выводу, что самым лучшим является прыжок под поезд. И Анна Каренина здесь ни при чем – Квазиморда вообще не знал, кто она такая. Глядя на рельсы и слыша звук приближающегося поезда, он раздумывал, прыгнуть – не прыгнуть? Стоит оно того или нет? Ему было страшно. Хотя страх со временем притупился: Квазиморда каждый день, в течение пяти лет, утром и вечером смотрел на рельсы метро с одной мыслью. И каждый раз, вплоть до сего дня, отговаривал себя сделать последний решительный шаг.
«Ведь у меня в банке больше миллиона, – думал Квазиморда. – Я популярный ди-джей на радио. У меня перспективная карьера. Может, не надо, а?»
И он сделал шаг назад…
Его обдало ветром, когда поезд промчался мимо и затормозил. Квазиморда вошел в вагон. И вокруг него сразу образовалось свободное пространство.
Вагон метро несся по подземным туннелям. Квазиморда медленно рассматривал окружавших его людей.
Слева и напротив, у двери, сидела красивая девушка. Горбун украдкой поглядывал на нее. Девушка читала книгу (на сине-зеленой обложке можно было прочесть название – «Приключения Джона Дебри») и не обращала на урода ни малейшего внимания.
Да. Квазиморда смотрел и смотрел на нее, наслаждаясь одним лишь наблюдением. Аура этой девушки была очень приятной. Аура всегда выдает и красоту, и уродство. Какая-нибудь накрашенная силиконовая блондинка, прошедшая не одну пластическую операцию, так и не сможет излучать ауру красоты, не будет привлекать мужчин – Квазиморда знал это точно, он ведь сам был уродом. А какая-нибудь девушка с неброской косметикой излучает такую приятную энергию, что, глядя на нее, хочется жить.
Сейчас Квазиморда смотрел на эту девушку и – дышал! Для него это было, как глоток чистого озона. Он вдыхал ее энергетику, и теплая и светлая волна растекалась по его телу. Квазиморда чувствовал себя живым… О, нет!
– Станция «Чеховская», – объявил бесстрастный голос. – Переход на станции «Тверская» и «Пушкинская».
Ему надо пересаживаться, а она едет дальше. Что поделаешь – «се ля ви». Привет Пушкину!
Да, дедушка Пушкин заслуживает того, чтобы передать ему привет, но нам действительно надо ехать дальше.
«Житие мое»
Выйдя из метро на свежий воздух, Квазиморда стал пробирался дворами к своему дому. Он не боялся ни хулиганов, ни грабителей – те сами его боялись. Вся нечисть, клубившаяся в темных переулках, шарахалась при приближении Квазиморды. Его знали и побаивались в том районе, где он жил. Да и в соседних районах тоже.
Квазиморда не мог объяснить, почему. Он никогда специально ничего не делал, чтобы внушить людям страх. Это получалось само собой. И если красивая девушка из метро дарила окружающим любовь и надежду, то Квазиморда внушал людям отчаяние и страх.
Его дом. Кирпичная пятиэтажка на окраине. Лестница, освещенная тусклой лампочкой, привела горбуна на третий этаж. В однокомнатной квартире мрак. Сняв пальто, Квазиморда прошел в кухню и, не зажигая свет, поставил чайник. Затем слегка раздвинул занавески и взглянул на звездное небо.
Звезды небесные, звезды шоу-бизнеса, diamonds in the sky & diamonds in jewelry… Все это уже давно перемешалось в сознании Квазиморды. Где реальность, а где лишь блеск очертаний ее тени? На этот вопрос нет ответа, по крайней мере, у маленького горбуна. Ну ладно, не маленького…
Квазиморда какое-то время смотрел на южные созвездия. Рядом с его домом проходила железная дорога, и никакие постройки не загораживали панораму небесного купола. Простояв пару минут, глядя на звёзды, Квазиморда тихо сказал, обратившись, видимо, к ночному небу:
– Да, я очень хотел бы пожаловаться и требовать у тебя все то, чего мне так не хватает. Но я помню, что ты для меня сделал. И я благодарен тебе за все это, – он постучал ладонью по кирпичной стене. – Я обещал, что больше никогда ничего у тебя не попрошу. Это правда, я сдержу свое слово. Спасибо тебе. И я не прошу ничего другого.
Может быть, он хотел что-нибудь добавить, но тут засвистел чайник. Вселенная всегда знает, где прервать бесплодные рассуждения ничтожного человечка. Занавесив окно и включив свет, Квазиморда уселся пить чай.
Да простит мне читатель сие лирическое отступление, но очень уж хочется лирически отступить…
До сих пор помню уроки литературы в школе. И до сих пор не понимаю таких учительских заявлений: «По описанию интерьера комнаты этого персонажа в романе мы можем многое сказать о его характере»… Дальше шли какие-то рассуждения о том, как пыльный фикус указывает на начальную стадию алкоголизма, а обшарпанный диван в левом углу свидетельствует об ограниченном мышлении, но если бы этот диван стоял в правом углу, он свидетельствовал бы совсем о другом. А цвет и материал лампового абажура способен многое рассказать о тяжелом, либо беззаботном детстве героя… М-да.
Так что предстоящее описание комнаты Квазиморды не скажет вам абсолютно ничего о его характере.
Прежде всего – на двери, ведущей из прихожей в комнату, был замок. Ключ от замка Квазиморда носил на цепочке на шее. Вернее, на цепочке было два ключа. А что открывал второй ключ, мы увидим чуть позже.
В комнате обнаружились такие вещи: старый обшарпанный линолеум, покрытый недельным слоем пыли; разложенный складной диван (постель неубрана); на окне – старые и запачканные, но очень плотные шторы; стеклянная люстра (дешевая подделка под хрусталь) на потолке.
Две интересные детали – в одном углу новый компьютер на безупречно чистом компьютерном столике. В другом углу – высокий узкий шкаф из черного прочного пластика. Шкаф закрыт, его дверцы плотно сдерживает маленький, но хитрый висячий замок. Да, и рядом с компьютером – синтезатор на подставке, накрытый солидным куском полиэтилена.
– Месяц прошел, – недовольно пробормотал Квазиморда. – Надо подмести.
И направился в туалет за щеткой. Через десять минут толстый слой пыли был сметен с пола. Линолеум оказался даже более обшарпанным, чем на первый взгляд.
Квазиморда какое-то время походил взад-вперед по комнате, затем уселся за синтезатор, снял с инструмента кусок пластика и пробежался пальцами по клавишам. Вырвавшийся из динамика звук выдал полное отсутствие у горбуна музыкального образования. Квазиморда усмехнулся. Он любил играть, даже несмотря на то, что получалось хреново. Правда, в компьютере было несколько записанных им песен. И ди-джей уже продал три штуки начинающим музыкантам. Чтобы писать современную попсу и хип-хоп, не обязательно знать ноты и играть гаммы.
Но сегодня у Квазиморды не было вдохновения. Немного постучав по клавишам и усмехнувшись полученному результату, он выключил синтезатор и снова накрыл его пластиком. Теперь – в душ и спать.
Кошмары во сне и наяву
Ночью ему снились кошмары. Как всегда. Против этих кошмарных снов не действовало ничто – ни медитации, ни дыхательная гимнастика, ни лошадиные дозы «Донормила». Ну, «Донормил»-то всё же помогал. Особенно в сочетании с коньяком. Между прочим, смешивать сильнодействующее снотворное с крепким алкогольным напитком опасно для жизни. Но важно точно рассчитать дозу.
Квазиморда дозу не рассчитывал. Он просто засыпал, надеясь, что однажды не проснется. И его организм так привык к снотворному, что уже не реагировал даже на убийственную смесь таблеток и спиртного. Каждый раз, проснувшись утром и вспомнив свой nightmare, Квазиморда тяжело вздыхал.
И сегодня тоже. Как всегда, ему снилось тяжелое детство, проведенное в дальней провинции. В снах он снова становился маленьким уродливым мальчиком, гадким утенком. В школе над ним смеялись другие дети, а ему хотелось достать автомат и убить их всех. Чтобы они заткнулись. Даже теперь, много лет спустя, в благополучной Москве Квазиморда часто вздрагивал на улице, заслышав чей-нибудь смех. Первой его мыслью всегда было – это смеются над ним. Хотя люди в присутствии Квазиморды теперь смеялись редко – он наводил безотчетный ужас на всех окружающих.
Горбун много лет не мог преодолеть этот невроз. Он научился так высмеивать свое уродство, что никто бы не решился опустить его ниже, чем он сам опускал себя. И даже в прямом эфире Квазиморда зачастую тараторил нечто вроде:
– Привет всем уродинам, с вами DJ Квазиморда, вы можете позвонить мне в прямой эфир и пожаловаться на жизнь, так как по сравнению со мной любой из вас – просто красавец…
И пипл названивал, что обеспечивало высокие рейтинги программ Квазиморды. Коллеги искренне удивлялись тому, как горбун не боится выставлять напоказ свои недостатки. На самом деле эта «смелость» была следствием дикого страха. Это был крик души, примерно такой: «Да, я урод! Я самый уродливый урод в мире, попробуйте высмеять или опустить меня! Ха, ничего у вас не получится, я сам себя обосру, а вы все подавитесь своим же дерьмом!» Конечно, все это Квазиморда выражал в более цивилизованной форме, но смысл был именно такой.
В повседневной жизни он научился подавлять свои неврозы и комплексы, но в снах это возвращалась, и он снова становился уродливым тинейджером, ненавидевшим весь мир и прятавшим порнуху под матрасом. Тогда он просыпался от собственного крика, утыкался лицом в подушку, до боли впивался ногтями в ладони и повторял мантры. Иногда это помогало. Но бывало, что Квазиморда тихо скулил, сжавшись на диване в позе эмбриона. Соседи в такие моменты думали, что он притащил домой бездомную псину, и начинали стучать в стены. Этот стук возвращал Квазиморду в реальность.
Утром, перекусив бутербродами, Квазиморда пару минут постоял, глядя на свой запертый шкаф и напряженно думая.
– Нет, – наконец, выдохнул Квазиморда. – Не сейчас. Не сегодня.
Выйдя из комнаты, Квазиморда тщательно запер дверь и ушел.
Ашрам Свами Гималайского
Ашрам был за МКАДом. Пробеги шесть кругов МКАДа – и попадешь в рай. Интересная мысль. Если бы Квазиморда верил, что рай существует, он бы давно пробежал.
Итак, сначала на метро, затем – на маршрутке. Вокруг Квазиморды, как всегда, образовалось свободное место. Но в маршрутке (новом «Форде») было хорошо. Водитель-кавказец включил диск с арабской музыкой, и Квазиморда всю дорогу улыбался, слушая «Isyankar». Арабская музыка его успокаивала. Квазиморда вообще любил стиль «ethnic» и часто ставил подобные вещи в своем эфире.
Итак, он сидел и улыбался, а окружавшие его пассажиры маршрутки невольно увеличивали дистанцию, так как видеть улыбающегося урода гораздо страшнее, чем видеть просто урода.
Ну вот и ашрам. Выйдя из «Форда», Квазиморда вздохнул с облегчением:
– Наконец я здесь!
Правда, до самого ашрама было далеко – по тропинке мимо дачных участков. Наконец, горбун подошел к высокому трёхметровому забору и позвонил в звонок у ворот. Открылась маленькая дверь, и он увидел блаженное улыбающееся лицо.
– Привет, Мордред, – кивнул Квазиморда.
– Проходи, друг, – поприветствовал его Мордред. – Хороший день сегодня. Тепло, светло, Солнце пригревает.
– Это верно, – кивнул Квазиморда. – Ранняя весна в этом году. А как там наш сад камней?
– Цветет, – ответил Мордред, тщательно закрывая за гостем дверь, чтобы не напустить в ашрам негативной энергии внешнего мира.
Квазиморда шел по выложенной брусчаткой дорожке, ведущей, вглубь сада, где росли кустарники разных пород, сакуры, экзотические растения и травы, приведённые в гармонию умелыми руками профессионального ландшафтного дизайнера.
Да, на содержание ашрама тратилось много денег, но сюда приходили, в основном, не бедные люди. Приходили, чтобы погреть свои замерзшие души у костра теплого человеческого общения.
Ашрам можно было назвать комплексом психологической разгрузки или просто загородным клубом по интересам.
О вкусах не спорят. Есть разные способы снятия стресса:
1. Обоссать подъезд.
2. Пить водку в сауне с дешевыми шлюхами.
3. Прыгнуть с парашютом или без парашюта (вариант – влезть на небоскреб без страховки, как тот француз на башню «Федерации»).
4. Слушать музыку и смотреть кино.
5. Сходить на очередной модный мюзикл (спектакль, оперу, авангардную выставку) и обсуждать, как удачно и необычно художник выставил на обозрение очередную морщинистую голую задницу.
6. Тупо шмалять дурь в темных переулках.
Квазиморда не причислял себя ни к одной из этих групп. Он и подобные ему люди приходили снимать стресс в дзенский ашрам Свами Гималайского. Здесь все забывали свои имена, профессии, социальный статус или его отсутствие. Здесь каждый мог в свободное время побыть самим собой, заплатив за это деньгами, временем или услугами. У Квазиморды были деньги, ими он и расплачивался. У привратника Мордреда денег не было – поэтому он жил в ашраме и за удовольствие проводить здесь время платил тем, что охранял вход и выход.
Свами Гималайский был основателем ашрама, хоть по документам его организация называлась загородным клубом. Ходили слухи, что Свами действительно когда-то ездил в Гималаи и даже лично встречался в Индии с Ошо Раджнишем. А недоброжелатели распускали слухи, будто бы Гималайский сошел с ума, выпав из окна второго этажа коммуналки в Химках, и с тех пор у него периодически случались глюки.
Свами Гималайский не отрицал ни того, ни другого. Он, как истинный человек дзен, вообще ничего никогда не отрицал. Даже благодарные ученики заявили, что Гималайский – воплощение бога Шивы, он пожал плечами и сказал:
– Все возможно.
И когда прошел слух, что в молодости Гималайского выгнали из банка, где он тогда работал, за воровство, он лишь пожал плечами и заявил:
– Банковская система и есть воровство. Все там воры, осознанно или неосознанно.
Как бы то ни было, на посту главы ашрама Свами Гималайский показал себя хорошим духовным менеджером. Численность членов клуба неуклонно увеличивалась, регулярно проводились массовые мероприятия. А в последние месяцы Гималайский, поддавшись веяниям времени, занимался созданием Интернет-сайта.
Квазиморда направился к саду камней. Человек пятнадцать сидели на вынесенных из дома мягких стульях и созерцали поляну с разбросанными по ней булыжниками. Гюльчатай, очаровательная секретарша Гималайского, вынесла из дома большой поднос, уставленный чашками с горячим чаем.
Появление Гюльчатай и, особенно, чая отвлекло собравшихся от созерцания камней. Свами Гималайский, первым заметивший Квазиморду, приветливо улыбнулся, не выказав ни малейшего удивления.
– А вот и Звездный Гость, – кивнул Свами Гималайский. – Присаживайся, выпей чаю. Сегодня замечательный день для созерцания камней.
– Доброго дня всем, – поприветствовал собравшихся Квазиморда и уселся на свободный стул.
Какое-то время ушло на взаимные приветствия и согревание чаем. Квазиморда время от времени поглядывал на Свами Гималайского и удивлялся. Казлось, этот человек находится в полной гармонии с миром. От него не исходило никакой негативной энергии. Иногда он смеялся шуткам и анекдотам, рассказанным учениками, иногда задумывался над какой-нибудь задачей, но никогда в облике Свами Гималайского не было никакой нервозности. Многие люди смеются, чтобы скрыть свое нервное напряжение или трясутся от натуги, когда о чем-то думают. Свами же был всегда расслаблен. Квазиморда никогда не видел, чтобы тот нервничал. Даже перед визитами налоговой инспекции.
– Свами, можно вас спросить? – тихо произнес Квазиморда.
– Спросить можно, – спокойно улыбнулся Гималайский. – Но нельзя утверждать, что ты правильно поймешь мои слова.
– Как вам удается быть таким спокойным? – удивленно спросил Квазиморда. – Я никогда не видел, чтобы вы нервничали или тревожились, или… Ну, вы понимаете.
Свами Гималайский оглядел своих учеников и по их заинтересованным лицам понял, что данный вопрос волнует их всех, а не одного лишь Квазиморду.
– Все просто, друзья мои, – сказал Свами Гималайский. – Я вам много раз объяснял, что все беды любого человека происходят из-за его желаний. У меня больше нет желаний, поэтому у меня нет бед. Я удовлетворил все свои желания: у меня есть ашрам, мой дом, где собираются приятные люди. У меня есть моя прекрасная помощница Гюльчатай, и ее красота каждый день услаждает мой взор. У меня есть еда и питье – их приносят мне мои благодарные ученики. Разве я могу желать большего? У меня нет других желаний. Но ты задал этот вопрос, Звездный Гость, и я понял, что у тебя есть какое-то огромное, очень сильное и нереализованное желание, и из-за него ты так страдаешь. Может быть, расскажешь мне о своем желании? Тогда, возможно, я смогу тебе помочь.
– Если можно, я бы не хотел говорить при всех, Свами, – Квазиморда опустил глаза. – Это очень личное. Это несчастная любовь.
– Ну вот мы и выяснили причину всех твоих проблем, Звездный Гость, – в голосе Свами Гималайского послышалось удовлетворение. – Наконец ты признался. Потому что уже два года подряд ты кормишь меня байками о своих комплексах из-за внешности. Я сто раз повторял тебе, что у тебя уникальная внешность, и ты должен ею гордиться. Значит, вся проблема не в том, что твоя внешность не нравится тебе. Вся проблема в том, что твоя внешность не нравится кому-то другому. А что другой человек может знать о тебе, если ты сам о себе ничего не знаешь? Как другой человек может судить тебя, если ни ты, ни он не знаете тех правил и законов, по каким следует судить?
– Похоже, вы все обо мне знаете, Свами, – вздохнул Квазиморда. – И похоже, вы знаете все эти правила и законы.
– Я лишь знаю, что никаких правил и законов нет, – усмехнулся Свами Гималайский. – Но я рад, что ты приблизился к осознанию своей проблемы. Я помню, что Маззи тоже комплексовал из-за своего, как он думал, «лишнего» веса. Маззи, расскажи нам, что ты осознал.
– С вашей помощью, Свами, я понял, что я не идеален, но уникален, – ответил Маззи, толстячок, придавивший стул ста двадцатью килограммами веса. – Конечно, я не копия Коли Баскова, но, с другой стороны, Коля Басков – не моя копия. А девушка, которую я любил, была фанаткой Баскова. И ни о ком другом слышать не хотела. Теперь мне почти жаль ее – ведь пока она не осознает, что Басков один, а фанаток у него много, она так и не сможет найти своего идеального мужчину.
– И что ты понял насчет своего объемного живота? – спросил Свами Гималайский.
– Я понял, что хорошего человека должно быть много, – сказал Маззи. – Кроме того, я понял, что мне нравится быть… упитанным. Я люблю в одиночку занимать половину лифта, чтобы всякие уроды не запихивали меня в самый угол. И я люблю сидеть за рулем моего большого джипа и чувствовать, что я точно вписался в форму огромного водительского кресла.
– Видишь, Звездный Гость, – сказал Гималайский. – Ты не сможешь ничего исправить в своей жизни, пока не перестанешь жаловаться и не примешь свою жизнь такой, какая она есть.
– Но подождите, Свами, – удивился Джордж, другой ученик, работавший садовником в ашраме. – Мне вы говорили совсем другое!
– И что же я сказал тебе, Джордж? – Свами Гималайский хитро улыбнулся, предвкушая прекрасный шанс блеснуть своей мудростью.
– Вы сказали, что я могу стать счастливым лишь в том случае, если кардинально изменю свою жизнь! – сказал Джордж.
– Я просто использовал другие слова, – сказал Свами Гималайский. – Джордж, расскажи нам, какой была твоя жизнь.
– Я был студентом, учился на экономиста, – начал Джордж. – К пятому курсу я уже ненавидел все эти цифры и бухгалтерские отчеты. Я стал прогуливать лекции, каждый вечер напивался, нюхал кокаин, чтобы хоть ненадолго вынырнуть из этого кошмара. Я пытался убедить себя в том, что еще чуть-чуть – и у меня будет высшее образование, хорошая специальность, безбедное будущее. Но вы открыли мне глаза, Свами. Вы сказали мне, что я никогда не буду счастлив, если не брошу всю ту жизнь, что была у меня раньше. Вы сказали мне, что я должен заняться чем-то, что мне действительно нравится, иначе я рано или поздно умру от какой-нибудь болезни, вызванной постоянным стрессом. И поскольку мне было некуда идти, я пришел к вам и стал садовником в ашраме.
– Это был твой выбор, Джордж, – кивнул Свами Гималайский. – Ты жил в этом кошмаре, потому что это была не твоя жизнь. Кто-то когда-то сказал тебе, что ты должен учиться на экономиста, чтобы стать счастливым. И ты учился, хотя как ты сам сказал, ненавидел цифры. Ты не принимал себя таким, какой ты есть. Ты хотел быть кем-то другим, и это чуть не свело тебя в могилу. Я дал тебе тот же совет, что и Маззи, и Звездному Гостю. Ты уникален, и тебе ни к чему пытаться сделать из себя что-то такое, чем ты не можешь быть. Нет ничего плохого, чтобы быть садовником, если здесь ты чувствуешь себя на своем месте. Но в твоем случае, Джордж, я не думаю, что быть садовником в ашраме – твое призвание. Для тебя это просто передышка. Возможность прийти в себя, осознать возможность свободного выбора и понять, кем ты хочешь быть на самом деле. Я могу лишь помочь тебе осознать. Я не могу дать тебе готового рецепта, завершенного плана, по которому ты должен строить свою жизнь. Ты должен сам найти свой план, свой путь. Я лишь могу помочь тебе открыть глаза. И то же самое я сделал для Маззи. И попробую сделать это для Звездного Гостя. Но чуть позже. А сейчас давайте продолжим созерцание камней.
В кабинете Свами Гималайского
Два часа Квазиморда честно смотрел на разбросанные по поляне камни, время от времени прерываясь на чашку горячего чая. Как ни странно, созерцание камней действительно его успокаивало. Нет, проблемы никуда не исчезли, но, созерцая поляну, Квазиморда чувствовал, будто бы он наблюдал свысока за жизнью целого маленького мира. У этого мира была своя история, география и перспективы развития. И даже возможный конец света – если бы когда-нибудь предприятие Гималайского «накрылось медным тазом», ашрам бы просто сравняли с землей, а сад камней превратился бы из мистического проводника в иные миры в обыкновенную свалку строительного мусора.
Квазиморда не знал, какие чувства вызывал сад камней у других учеников, но сам «Звездный Гость» чувствовал себя той самой свалкой. Каждый человек является тем, кем он себя ощущает. Часто в присутствии Свами Гималайского Квазиморде удавалось ощутить себя большим и сильным, уверенным в себе и способным расшвыривать врагов со своего пути одним лишь усилием мысли. Но затем Квазиморда покидал ашрам и возвращался в мир. И все это куда-то улетучивалось, он становился тем, чем и был всегда, – среднестатистическим куском дерьма. Возможно, немного более вонючим, чем большинство его собратьев.
И сейчас Квазиморда подумал, что, наверно, куда приятнее быть садовником или привратником в ашраме, чем популярным ди-джеем с искалеченной жизнью. И он решил попросить Свами Гималайского найти для него какое-нибудь местечко в ашраме. Даже если бы Квазиморде пришлось всю оставшуюся жизнь драить сортир в ашраме, он был бы более счастливым, чем если бы вернулся назад. По крайней мере, так он подумал в момент созерцания сада камней.
Когда церемония завершилась, ученики разбрелись по ашраму. Одни отправились на кухню, чтобы погреться новой порцией чая, другие выстроились в очередь к тому самому сортиру, драить который так стремился Квазиморда. А Квазиморда и Свами Гималайский зашли в дом.
Дом Гималайского стоял в центре земельного участка, занятого ашрамом. Он представлял собой стандартный двухэтажный особняк из красного кирпича, без претензии на роскошь. Ну, пластиковые окна и два-три изящных балкончика не в счет.
