Текст книги "Давно не пахло земляникой"

Автор книги: Александр Папченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Ему нравится, – снова ехидно прошептала Инна.

– Платье у тебя классное. Когда ты там стояла утром. В двери. Просвечивалась, как из гербария этот… лист кленовый. Вот.

Волька глядел на освещенное лунным светом лицо Инны, и на душе у него было непривычно щекотно. Смотрел и лениво думал, какую бы еще наглость сказать.

– Но на вокзал, – вспомнил Волька, – я б, наверное, не поперся, чтоб меня там, как обезьяну, в бинокль Анкудинова разглядывала. Я еще не контуженный.

– Господи! А-нут-ди-но-ва!

– Какая разница, кто на тебя, как на обезьяну, смотрит. – Волька шмыгнул носом и замолчал. Кажется, он сказал все, что хотел, а может, даже и больше.

– Все? – спросила Инна.

Волька пожал плечами.

– И сразу видно, что ты, Владислав, не разбираешься в любви! Вначале нужно было что?

– Ничего не нужно, – сказал уверенно Волька.

– Как это ничего? – поразилась Инна. – А знаки подавать нужно или не нужно? Или хотя бы страдать, чтобы заметно было, что человек помирает? Или там, для себя, зубами скрипеть во сне и жевать подушку? Грезить, наконец!

– Еще чего, – фыркнул Волька. – Зубами – это от нервов. Или от глистов.

– Ну-у, Владислав! Ну ты не… Ну ты вообще, совсем ни капельки, ни вот столечко не разбираешься в любви! – И Инна плюхнулась на полку.

– Я не разбираюсь?! – обиделся Волька, как специалист. – Признаки, признаки… Прищуришься, как японец, до потери пульса и действуешь на человека, вместо того чтобы… – Волька запнулся, – он не знал, что надо делать вместо того, чтобы щуриться. Не целоваться же без предупреждения? Этак дылда Королькова подумает, что влюбилась в него, в Вольку, и начнет его расцеловывать прямо в классе. От такого ужасного предположения у Вольки испарилось нахальное настроение.

Вагон качал, но совсем не так, как днем, резво и весело, а легко, словно на качелях. Наверное, машинист понимал, что люди спят и поезд надо вести плавно, чтобы не потревожить их.

– Ты смешной, – прошептала задумчиво Инна, – но странный. Может, ты коварный?

– Я не такой, – поспешно открестился Волька. – Это на меня что-то напало. Нахальство какое-то.

– Тетка Анастасия тоже… тоже рассказывала, как она не храпит. Что спит чутко, как ребенок, – Инна зевнула. – Что хоть в президентский караул ее ставь. И еще куда-то… в атаку, что ли… Нет, в разведку.

– Я стеснительный, – устало объяснял Волька. – И застенчивый. – И тоже зевнул.

– На застенчивых воду возят…

– На обидчивых, – поправил Волька.

– Верно. Обидчивые возят на застенчивых…

Волька закрыл глаза.

– Давно, понимаешь, не пахло земляникой, – прошептал он, – а я люблю. Знаешь, какой запах? Самый приятный на свете. Мы как-то под Хутор Михайловский ездили по ягоды. Все давно насобирали по полбидона, а я в стакан ягод положил, сижу себе и нюхаю… Лес солнечный… И как будто все кругом, и небо тоже, земляникой пахнет. Даже голова кружится… Вот. А мама испугалась. По телеку только наркоманы нюхают всякую отраву. И сейчас вот… Не чувствуешь? Днем не пахло, а сейчас как будто пахнет… Может, из окна?

– Ты феномен, Волька, – после небольшой паузы заметила Инна. – Плохо только, что запахи противные бывают. Амбрэ называются.

– Амбрэ… Думаешь, для глаз мало противного? Только для этого специального названия не придумали. А вообще-то для глаз еще больше всякого амбрэ…

– Просто для глаз больнее… – прошептала Инна.

…На душе у Вольки было щекотно, но он не позволял себе смеяться. Он жмурился, потому что солнце светило с невероятной силой. Инна смотрела на него и улыбалась. В гербариях ей места уже не хватало! С такими крыльями не сажают бабочек под стекло…

– Это ты по гороскопу такая? – не поверил Волька.

– Владислав… Славивлад… Дивласлад… – Инна вдруг нахально показала Вольке язык.

– Вот как врежу сейчас, – обрадовался Волька.

– Воленька, мальчик мой, ты не хочешь земляники? – И Инна откуда-то из-за спины достала полные горсти красных ягод.

– Это ваши знаки? – удивился Волька. – Которые вы подаете?

– Волька… Волька… Волька… – щурясь на ослепительном солнце, прыгала на одной ноге, размахивала крыльями и кривлялась нахальная девчонка. А у Вольки на душе было щекотно, но он не позволял себе смеяться.

…Солнце светило с невероятной силой. Даже занавески на окне оттопыривались. Да нет же! Это ветер! Волька сел, зевнул и поглядел на соседнюю полку. Инна дрыхла, укрывшись с головой простыней. Волька еще раз зевнул и вдруг вспомнил, что когда он засыпал, Инна как будто еще что-то говорила. И кажется, что-то важное. Надо будет спросить… Анастасии Ивановны в купе не было. Волька быстренько оделся, сбегал умылся и стал бродить в одиночестве по пустынному коридору, с нетерпением ожидая, когда Инна проснется. И прислушивался к звукам в купе. Наконец, полка заскрипела. Зашуршало… Волька распахнул дверь и громко заявил:

– Проснулась, дрыхля! – Последнее слово застряло у него в горле.

Худощавый человек средних лет, в пижаме удивленно уставился на него со второй полки.

– А где Инна? – ошарашенно спросил Волька и глупо улыбнулся. – А это разве не мое купе?.. – огляделся он растерянно. – Да, это мое купе…

– Вежливые люди здороваются, – проворчал худощавый человек. Потом взял зубную щетку, пасту, полотенце и пошел умываться.

– Чай пить будэтэ? – спросила проводница, заглядывая в купе.

– А эти… с ребенком где? – спросил Волька.

– В Николаеве выйшлы… Все хотели тебя разбудить, попрощаться, что ли. А я кажу, навищо будыты дытыну. Нэхай спыть.

– Два стакан, – сказал Волька, – и сахар. Два. – А сам подумал: «Эх, вишу я, понимаешь, над пропастью, а веревка сейчас треснет пополам!»

И вдруг купе взорвалось миллионом разноцветных сверкающих бликов. Отражаясь на потолке, скользя по полкам и полу, слепил и переливался фейерверк блистающих огней.

– Ой! – вздрогнул Волька. – Что это?

– Море, – прошептала проводница и улыбнулась. – Перекоп.

А за окном поезда, словно небо упало в степь. Или громадное синее зеркало разлетелось на тысячи сверкающих осколков.

Это было невероятно, но море… вся эта безбрежная синева пахла земляникой! И разве мог Волька подумать, что пройдут годы и все забудется, как всегда все забывается… Забудется этот продуваемый солнечным ветром поезд, и эта проводница забудется, со своим чаем, и даже, быть может, забудется лицо смешной девочки Инна, которая так и не сказала ему чего-то очень важного… Взрослый и скучный Волька забудет даже себя самого, вот такого, с оттопыренными ушами на стриженной голове и ссадиной на лбу… Останется лишь запах – тонкий пронзительный земляничный аромат. И всякий раз, натыкаясь на него в суете бесконечных серых будней, взрослый Волька будет стремительно окунаться в этот солнечный день, когда он был счастлив, но не догадывался об этом…