Текст книги "История отечественной почты. Часть 1."

Автор книги: Александр Вигилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Скорые гонцы

Может быть Вы обратили внимание на постоянное употребление терминов вестник, гонец.Между тем в летописях так посыльных не называют. Летописцы обычно пишут: послал сказать, прислали вестьили даже пришла весть,почти никогда не указывая, кто привез известие. Такая форма сообщений о переписке лишний раз подчеркивает обыденность этого явления в древней Руси. Мы тоже чаще говорим: «пришло письмо», чем – «почта доставила письмо».

Между тем в летописных текстах встречаются слова гонеци вестник,хотя последнее в несколько другом значении. Легко выяснить, когда они появились в русской речи.

Слово «вестник» в близком по смыслу звучании впервые употребляется под годом 986-м в летописном отрывке «Речь греческого философа о вере» [7]7
  Большинство исследователей русских летописей считают «Речь философа» вставкой, относящейся ко второй половине XI в


[Закрыть]. Там говорится: «Исайя же рече: «Ни посол, ни вестник, но сам господь, пришед, спасет ны» [51]. Вы, наверное, обратили внимание, что летописец разграничивает понятия: посол и вестник, как разные категории людей, передающих грамоты, поручения, известия.

Само слово «весть» летописец написал еще раньше, в 866 г. Тогда киевские князья Аскольд и Дир отправились походом на греческого царя Михаила. «И епархъ (правитель города) посла весть ему: идут русь на Царьград» [52].

Когда родилось слово гонец?

Обратимся к событиям 1093 г. Рассказал летописец: пришли половцы под Киев и обложили город Торческ. Тогда жители послали сказать князю Святополку Изяславичу (в тексте – «посла к Святополку»): «Если не пришлешь хлеба, то сдадимся». Так описывают это событие все летописи, кроме одной – Летописца Переславля Суздальского. Всего одним словом отличается запись составителя переславского Летописца: «посла гонца к Святополку» [53]. Так впервые в русских летописях был упомянут гонец. М. А. Оболенский, первый издатель Летописца Переславля Суздальского, относит его создание к 1214–1219 гг. Позднейшие исследователи считают, что он был написан в XIV – начале XV вв. Если принять это предположение, то станет ясным, что летописец по инерции вписал в текст привычное для тогдашнего обихода слово. С середины XIV в. слово «гонец» все чаще и чаще встречается на страницах рукописей. Во Владимирском Летописце под годом 1348 читаем: «И постигоша его гонцы килечии из Орды» [54]. Здесь речь идет о гонцах, которых послал с грамотой хан Эдигей. Возможно, слово «гонец» родилось в конце XII – начале XIII вв., когда в русском языке появилось выражение «гна изгону» – гнать во всю мочь, быстро мчаться.

Вестников и гонцов отправляли как с устным известием, так и с грамотой. Но было в старину слово, которым называли посыльных только с письменным сообщением: «Граматоносьць» (граматоносец). Оно встречается в памятнике древнерусской переводной литературы «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия [55]. Перевод книги сделан в первой половине XI в., точнее, по мнению крупнейшего знатока древнеславянской письменности Е. В. Барсова, в 1037 г.

«Граматоносьць» – калька греческого слова «γραμματοφοροσ» (грамматофорос). Переводчику, очевидно, было известно значение этого термина, но заменить его русским синонимом «гонец» он не мог, потому что последний, как мы видели, еще не был придуман. Характерно, что переводчик «Истории» обошелся и без грецизма, хотя таковых в тексте очень много: «гемонъ» или «игемонъ» – полководец, начальник; «идолъ» – призрак; «проелипсия» – триумф; «симея» – знамена и др. [55]. Возможно, наши предки слышали эти слова, но не понимали их значения. Для тех, кому предназначался перевод «Истории» – князьям, боярам и монахам, граматоносец был обиходным выражением и не нуждался в пояснениях.

К каким же слоям населения принадлежали посыльные?

Обратимся к летописному рассказу о сватовстве Владимира Святославовича к Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволода. В 980 г. послал Владимир к Рогволоду в город Полоцк сказать: «Хочу дочь твою взять себе в жены». Та ответила отказом: «И придоша отроци Володимерови, и поведаша ему всю речь Рогънедину» [56].

Отроци,т. е. отроки – прислуга князя, постоянно жившая при нем. Таких слуг на княжеском дворе было великое множество. Например, у киевского князя Святополка Изяславовича в конце XI в. насчитывалось 500 (по некоторым летописям даже 800) отроков [57].

Однако не только отроки использовались для посыльной службы. Владимир Мономах писал князю Олегу Святославовичу: «Прислал он ко мне мужа своего и грамоту» [58]. Мужами в старину называли старших княжеских дружинников. Но, возможно, этот случай не характерен для тех времен. Граматоносец приехал от сына Мономаха Мстислава. А тот мог послать не слугу, а воина, в знак уважения к отцу.

Очевидно, вестниками назначали не любого отрока или дворянина (так назывались люди, постоянно жившие на княжеском дворе). Была особая категория людей, хорошо знавших дороги русских княжеств, умевших ориентироваться на местности не только днем, но и ночью. Это были сильные и мужественные люди, готовые вступить в схватку с диким зверем и лихим человеком. И, наконец, они были, безусловно, преданы своему господину, ведь часто приходилось возить тайные вести, разглашение которых могло дорого обойтись их князю.

Всякий гонец вез, как правило, одно известие. Грамоты и устные сообщения обычно передавались только тому лицу, кому они были адресованы. Поэтому гонец мог изменить свой маршрут, если по дороге узнавал, что нужное ему лицо переехало в другой город или отправилось в поход. Вспомним, что вестник князя Ярослава к Глебу все-таки доставил сообщение адресату, несмотря на то, что Смоленск расположен в стороне от дороги из Новгорода в Муром. Это было характерной особенностью древнейшей русской почты, письмо должно было найти адресата в любой точке русского государства. И второе, не менее важное положение – вестник не только передавал письменное или устное послание своего князя, но и привозил ответ.

До нас не дошли оригиналы писем наших далеких предков, написанных на пергаменте. Мы только знаем, что киевляне обычно называли их («грамотами». Терминология новгородцев, авторов берестяных писем, была богаче. Они говорили грамота, грамотка, грамотицаили просто береста.Слово грамота– греческое, оно пришло на Русь в IX в., вместе со славянской письменностью. В переписке духовных лиц встречается слово послание.Это определение восходит к библейским текстам, появившимся на Руси в конце X в., одновременно с христианской литературой.

Князья, духовенство и знатные люди обычно писали свои грамоты на пергаменте. Письмо скатывали в трубочку, зашивали в холщовый чехол и запечатывали восковой печатью. Гонец вез грамоту в специальном мешочке на груди или в дорожной сумке – калите.

В Новгороде грамотки на бересте запечатывались другим способом. Но это уже тема следующего рассказа…

Я послал тебе бересту

Новгородская почта занимает особое место в истории средств связи Русского государства. Ее характерная особенность заключается в том, что огромное большинство писем, доставленных гонцами, – грамотки частных лиц, новгородских купцов. Пересылка бересты носила массовый характер, десятки тысяч таких писем прошло через почту. Новгородская почта была устоявшимся явлением. Долгие годы, с начала XI до конца XV вв., система пересылки вестей не претерпела никаких изменений. Например, в договорах, заключенных городом с соседними княжествами, слово повозупотреблялось до 1471 г., тогда как в остальных русских землях его успели к тому времени достаточно прочно забыть.

Впервые о новгородской почте рассказала береста – простой обрывок березовой коры, исписанный рукой человека.

Более двадцати пяти лет назад, 26 июля 1951 г., на раскопках в древнем Новгороде произошло выдающееся событие – была обнаружена берестяная грамота, за ней вторая, третья… Одно за другим из земли извлекались письма и документы, написанные много столетий назад.

Самое важное в находке берестяных грамот – открытие замечательного для истории русской культуры явления: написанное слово в Великом Новгороде не было в диковинку. Оно являлось привычным, широко распространенным средством беседования на расстоянии. Новгородцы постоянно писали и читали грамотки, рвали и выбрасывали их так же, как мы сейчас рвем и выбрасываем прочитанные письма [8]8
  Находке и изучению новгородских берестяных грамот посвящена книга В. Л. Янина «Я послал тебе бересту…», М, Изд-во МГУ. 1965.


[Закрыть].

Не меньшее значение имеет находка новгородских берестяных грамот для истории древней русской почты. Она показывает, что уже в XI–XV вв. шел активный обмен письмами между русскими городами, была налажена доставка не только княжеских грамот, но и писем простого народа. Не исключена возможность, что часть корреспонденции доставлялась с оказией. Но сами берестяные грамоты подтверждают существование в Новгороде каких-то каналов связи.

Обширна география отправителей бересты. Писали из Карелии, Ярославля, Смоленска, Емца. А для скольких грамот вообще еще не установлены адреса отправителей!

Почтовых линий в Новгородской земле было, вероятнее всего, не так уж и много и проходили они по основным торговым путям, связывавшим Новгород с традиционными центрами торговли, В частности, уже известную нам грамоту Гордея к родителям везли из Смоленска по старой торной дороге: по Западной Двине и Торопе до Торопца, далее по рекам Куньей и Ловати до Новгорода.

Кто вез грамоту купца Гордея?

 Переписчики старинных книг любили украшать рисунками свои работы. Частенько иллюстрируя священные тексты, наблюдательный художник изображал современную ему архитектуру, предметы утвари, облачал мифологические персонажи в одежды своего времени. Не отступили от этого правила и создатели новгородского «Псалтыря» XIV в.: заглавную букву «Г» они нарисовали в виде стилизованной фигуры гонца. Одежда посланца выдержана в характерных для рисунков книги зеленоватых тонах. Он трубит в берестяный рожок, в руке у гонца посох с крестообразным навершием. Скорее всего это не посох, а увесистая сучковатая дубинка, которой одинаково удобно отбиваться и от бродячих собак и от лесных татей. Вероятнее всего одевались посыльные так же, как и все новгородцы, только рожок являлся знаком их профессии.

Теперь, когда нам известен облик новгородских гонцов, попытаемся выяснить, доставляли ли они частную корреспонденцию или их функции ограничивались перевозкой княжеских и посадничих грамот.

Исследование грамоты Гордея ничего не дает. Возможно богатый торговый гость отправил с грамотой своего слугу или попросил отвезти письмо знакомых купцов, ехавших в Новгород.

Но вот другой пример.

Во второй половине XIV в. в Новгород пришла грамота из Копорья [9]9
  Копорье – новгородская крепость неподалеку от побережья Финского залива.


[Закрыть]от некоего Савелия. Какая-то рать ударила на крепость, и Савелий бежал, бросив часть своего имущества. В раздражении писал он сотскому Максиму Онцифоровичу: «Как договорились, пришли мне второго коня. А я, не имея второго коня, имущество побросал, а часть его растерял… Очень плохо мне с одним конем. Ни дома… ни дров привезти, ни матери послать не на чем» [59]. Совершенно очевидно, что человек, имеющий одного коня, да и тот ему нужен до зарезу, не пошлет на нем слугу с письмом в далекий Новгород. Ведь от Копорья до города около 250 верст.

Как следует из бересты, конь нужен Савелию для различных домашних дел: привезти дрова, послать к матери… Упоминаемая посылка к матери никоим образом не связана с отправкой писем. Савелий собирался препроводить к ней какие-то подарки, деньги и тому подобное. Еще один пример.

В первой половине XIV в. поехал Петр в село Озеричи косить сено. Покосы он там приобрел недавно и еще не успел познакомиться с соседями. Поэтому местные жители, заподозрив в нем самозванца, отняли скошенное сено. Тогда Петр написал письмо своей жене с просьбой прислать ему копию с купчей грамоты. «Спиши список с купной грамоте да пришли семо, куды грамота поведе» [60].

Конечно, Петр не стал доверять свою грамоту случайному человеку, который мог бы ее потерять или просто выкинуть по дороге. Грамоту в Новгород привез и не слуга Петра, в этом случае зачем бы он стал писать: «пришли семо, куды грамота поведе» (пришли сюда, куда грамота скажет). На первый взгляд эта фраза совершенно бессмысленна и попала в текст письма случайно. Но чуть дальше мы убедимся, что эта вставка имеет огромное значение: без нее Петр никогда бы не получил копию с купчей грамоты.

И, наконец, последний пример.

Писал в XV в. приказчик Михаил своему барину Тимофею: «Поклон от Михаили к осподину своему Тимофею. Земля готова, надобе семена. Пришли, осподине, целовек спроста, а мы не смием имать ржи без твоего слова» [61]. Общий смысл письма ясен. Михаил извещает своего феодала, что земля готова для посева, и просит прислать человека, с ведома которого можно было бы взять из наличных запасов семена ржи для посева.

В тексте грамоты есть только одно слово «спроста», смысл которого не совсем понятен. Ученые до сих пор спорят о значении этого слова. Среди многих толкований непонятного термина наиболее правдоподобным считается объяснение Н. А. Мещерского [62], который приводит данные, свидетельствующие, что слово «спроста» имеет такой же смысл, как и «вборзе» – скорее.

Дело, о котором писал приказчик Михаил, относилось к числу спешных. Оно требовало безотлагательного разрешения: нельзя было упустить время для посева. Поэтому доставку такого письма можно было доверить только специально посланному человеку, который быстро бы его доставил, нигде не мешкая ни минуты.

Мы познакомились с тремя берестяными грамотками, которые были доставлены в Новгород не со слугами отправителей, не со случайными людьми, а с кем-то, для кого доставка писем была профессией.

Вернемся к письму Петра. Мало вероятно, чтобы его жена не знала, куда и зачем поехал муж. Но Петр купил луга не только в Озеричах, видимо, у него были покосы и в других местах. Написав бересту в Новгород, он счел нужным указать, в каком именно селе у него отняли сено; это – его обратный адрес. Затем в конце письма отправитель добавил, что купчую грамоту нужно отправить только в Озеричи, а не в какое-нибудь другое место. Не будь в письме Петра фразы «пришли семо, куды грамота поведе», жена не знала бы его адреса. Эта приписка все ставит на свои места: адрес получателя – Озеричи.

Написанную берестяную грамоту скатывали трубочкой, текстом наружу.

Для того чтобы грамота дошла до получателя, к ней привязывали берестяной ярлык с именем адресата. Несколько таких грамоток было найдено новгородской археологической экспедицией. Руководитель раскопок А. В. Арциховский [63] определяет именные записи как этикетки, ярлычки или адреса. По его словам подобные ярлычки могли привязываться ниткой к подаркам или вообще к вещам (в том числе и к берестяным грамотам), предназначенным для передачи определенному лицу.

Бесспорными адресами были следующие три грамотки: № 58 (XIII–XIV вв.) – «Маремеяне» [64]; № 319 (XIII–XIV вв.) – «Еванове попове» («Попа Ивана») [65] и № 12 (XV в.) – «Сидоре дворянин Яколь» («Дворянин Сидор Яковлев») [66].

Интересную грамотку нашла в 1955 г. Новгородская экспедиция. Она почти не испорчена, только две или три буквы оторваны справа от первой строки. А. В. Арциховский датирует ее второй половиной XII в. Текст грамоты весьма примечателен: «Кринило синоу. У Федора оу Урокев… А живе во Славне со Коуиже» [67]. Расшифровать эту запись можно так: «Сыну Кринилы. У Федора у…». «Урокев…» – недописанное отчество или прозвище этого Федора. «А живет во Славне…» Последнее слово в грамоте понять нельзя, очевидно, здесь описка. Славно – район в юго-восточной части Новгорода. Теперь видно, что это типичный почтовый адрес. Он, надо полагать, был привязан к грамоте, адресованной сыну Кринилы, жившего у некоего Федора. Дом последнего находился в Славне.

Обращает на себя внимание грамота № 143. Это хорошо сохранившаяся записка или, правильнее сказать, этикетка: «5. Заволоцкое» [68]. Написана она не позже первой половины XIII в. Заволоцким или Заволочьем новгородцы называли свои владения в бассейне Северной Двины, за волоками, которые связывали Белое озеро с озерами Воже и Кубанское. Что могла значить эта запискА? Предполагается, что она служила этикеткой для предметов, как-то связанных с Заволочьем, или общим адресом для пяти грамот, отправляемых туда.

В текстах берестяных грамот иногда встречаются имена лиц, их доставивших. Это – Давыд Прибыша и сын посадничий Мануил.

Кто был первый из них – неизвестно. Из грамоты конца XIV в. можно только узнать, что некая Марина послала с ним письмо и деньги на покупку бухарской ткани «зендянца» [69].

Служилый человек «посадниций» Мануил около 1350 г. привез в Новгород письмо посадника Онцифора Лукинича [70]. Исследовавшие эту грамоту В. Л. Янин [71] и Л. В. Черепнин [72] считают, что Мануил мог быть только казенным курьером.

Разумеется, Мануил не приходился сыном ни одному из новгородских посадников. В старину воинов, постоянно живших со своими начальниками (князьями) или посадниками, называли «детьми». Так появились в России звания служилых людей: дети боярские, дети посадничьи и даже дети митрополичьи. С XIV в. «дети» стали получать «за службу» земельные наделы и селиться на них. Но по первому зову своего военачальника они свое хозяйство бросали и принимались за выполнение воинских обязанностей.

Среди дел, которыми занимались «дети», была обязанность доставлять грамоты своего начальника. Мы уже имели случай убедиться в правильности этого предположения: в Киевской Руси обязанности гонцов выполняли «отроки» и «мужи». Тоже было и в Новгороде.

Новгородские гонцы для доставки корреспонденции пользовались повозом, который в берестяных грамотах назывался «вожи» [73]. Лошадей и корм, как мы уже знаем из договора между Великим Новгородом и князем Ярославом Ярославовичем Тверским, вестники брали в купеческих селах, у богатейшей части населения Новгородской республики.

Почему же именно купцы были заинтересованы в своевременной и быстрой доставке корреспонденции?

Один из крупнейших купеческих городов Европы – Великий Новгород стоял на пересечении важнейших международных торговых путей. Занимавшимся торговлей по всей русской земле и за границей новгородцам необходимо было знать спрос на товары и колебание цен на рынке. Частые недороды были уделом Новгородской земли. Поэтому во многих берестяных грамотах повторяется один из тот же вопрос: «Дешев ли хлеб?» Хорошо поставленная информация позволяла купцам скупать хлеб в богатых областях Владимирского ополья и Южной Руси, а затем выгодно сбывать его на Севере, получая при этом огромные барыши.

Берестяная грамоты «сыну Кринилы».

План Новгорода. Старинный рисунок

В любую погоду, в жару и холод, в сушь и мокропогодицу скакали по дорогам новгородские гонцы с берестяными грамотами. Известный нам Онцифор Лукинич просил однажды свою мать прислать ему медвежью шкуру, меха, одежду, полости. Кроме того, он давал в письме ряд хозяйственных указаний. «…Михи и серебро, – писал посадник, – не добудешь до пути, пришли с Нестором сим…» [74], Смысл фразы в следующем: если мать не соберет меха и деньги до установления хорошей дороги («до пути»), то когда дорога будет хорошая, пусть приедет за деньгами слуга Онцифора – Нестор. Очевидно, письмо писалось в распутицу, когда дороги раскисли и стали непроезжими для обозов. Но, несмотря на это, береста тем не менее была доставлена в Новгород.

В 1952 г. новгородская экспедиция нашла обрывок грамоты: «…чоловекомъ грамотку пришли тайно…» [75]. Ее отправитель, сам того не подозревая, лишний раз подтвердил, что в Новгороде XI–XV вв. существовала система доставки частной корреспонденции, которой нельзя было доверять тайную переписку.

Тайная переписка имела место в Киевской Руси еще на рубеже XI и XII вв. Археологи находят во многих древних городах печати с надписью «Дьнеслово», которая переводится как скрытое, сокровенное, тайное слово. Ученые связывают некоторые из этих печатей с именами киевских князей Святополка Изяславича и Мстислава Владимировича. География таких печатей довольно обширна – Киев, Новгород, Смоленск, Владимир-Волынский. Но как доставлялись запечатанные ими грамотки – остается загадкой [76].

Год от года богатели «лучшие» люди Новгорода. Купцы стали осторожнее в торговле, реже отправлялись в дальние страны за дивными товарами, жили на проценты, приносимые их сокровищами, скупали землю, становились вотчинниками.

В городе зрела крамола. Новгородская знать давно вынашивала мысль отпасть от Москвы и признать над собой власть польского короля и литовского великого князя Казимира IV. Тайно ковался союз Новгорода с Польшей. Непрерывно происходил обмен послами и гонцами. В 1470–1471 гг. бояре подготовили проект договора с Казимиром IV. Грамота была составлена в духе новгородской «старины». Большинство статей этого документа были идентичны с таковыми в договорных грамотах с великими князьями тверскими и московскими. Но один из ее пунктов не совсем обычен для новгородских договоров: «А подвод по новгородской отчине не имати ни твоим послом, ни твоему наместнику, ни иному никому ж в твоей державе» [77]. Другими словами, все королевские чиновники в новгородских владениях должны были пользоваться своими средствами передвижения. Признавая Новгород королевской «отчиной», зависимой от Казимира IV землей, составители договорной грамоты, в первую очередь, стремились избавиться от ненавистного повоза. Гонец с грамотой был перехвачен московскими заставами. Великий князь Иван III Васильевич предъявил Новгороду обвинение в измене и во главе своих войск двинулся разорять новгородские земли. 14 июля 1471 г. пятитысячный отряд московского воеводы Д. Д. Холмского наголову разбил на реке Шелони прекрасно вооруженное и обученное немцами новгородское ополчение. После шелонского разгрома «лучшие» новгородцы подписали Коростынский договор с Иваном III. Произошло это 11 августа 1471 г. Статьи о повозе в нем были изложены так же, как в известной грамоте 1266 г.

Шелонская победа поставила Новгородскую феодальную республику в зависимость от Русского централизованного государства и подготовила условия для включения «Господина Великого Новгорода» в состав единого Московского княжества. Через несколько лет Иван III предпринял еще два похода на Новгород. С 1478 г. северо-западные земли окончательно вошли в состав Московского государства. Новгородское боярство и его приспешники были разгромлены. Рухнула новгородская «старина» и вместе с ней изжившая себя система повозной почты. На землях Великого Новгорода была создана по московскому образцу новая, более прогрессивная, система доставки грамот – ямская гоньба.