Текст книги "Поздняя любовь"

Автор книги: Александр Островский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЛИЦА:

Маргаритов.

Людмила.

Шаблова.

Николай Андреич Шаблов, старший сын Шабловой.

Дормедонт.

Варвара Харитоновна Лебедкина, вдова.

Декорация та же.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Николай сидит у стола и спит, положив голову на руки. Маргаритов и Людмила входят.

Людмила. Прощай, папа!

Маргаритов. Прощай, душа моя! (Отдает Людмиле ключи.) Вот тебе ключи! Пойдешь из дому, так бери с собой, не оставляй! У меня в столе документы, а я здесь никому не верю. Здесь, Людмилочка, сторона голодная, народ живет изо дня в день, что урвет, тем и сыт. Утопающий, говорят, хватается за соломинку; ну, а голодающий за то, что плохо лежит. Здесь все украдут и все продадут, а ловкие люди этим пользуются. Нужно подкупить человека на подлог, на преступление, нужно купить девичью честь – иди сюда, купишь, и недорого купишь. Когда ты увидишь, что сюда зайдет или заедет человек богатый, хорошо одетый, так знай, что он не за добрым делом зашел – он ищет продажной чести или совести.

Людмила. А вчера к тебе купец приезжал богатый.

Маргаритов. Так ведь это чудо. Я сначала-то подумал, что либо ему фальшивое духовное завещание нужно, либо ограбить кредиторов сбирается, так за добрым советом приехал. Ко мне являлись такие-то господа, не мало я их гонял от себя. А живи я в центре Москвы, разве бы смели показаться с такими предложениями. Помни еще, Людмила, что рядом с нуждой всегда живет порок – это страшнее. Нужде многое можно простить, ее и закон не так строго судит; а когда твое трудовое украдут, чтобы пропить с свистом, с гамом, промотать в буйной компании – вот когда обидно. Вот, гляди! (Указывает на Николая.) Ему нужны деньги, очень нужны – пропить в погребке, проиграть на биллиарде в трактире.

Людмила(с испугом). Папа, он услышит!

Маргаритов. Пусть слышит, я правду говорю. Бежать бы нам из этого дома, а куда? Дешевые квартиры все такие: либо за перегородкой мастеровые, которые уж совсем никогда не говорят по-человечески, а только ругаются с утра до ночи, либо у хозяйки муж или сын пьяницы. И ты, ангельская душа, должна жить под одной крышей с таким господином. Только видеть-то его для порядочной девушки уж есть оскорбление.

Людмила(с укором). Папаша, потише!

Маргаритов. Что за церемонии с этим народом! Как его не бояться? Он в неделю гроша не выработает, а каждый-то вечер сидеть в каком-нибудь Кенигсберге или Адрианополе нужны средства. Береги пуще всего документы, да и деньги запирай крепче! Кстати о деньгах; дай-ка ты мне на расходы!

Людмила. У меня нет денег.

Маргаритов. Куда ж ты их дела?

Людмила. Истратила.

Маргаритов пристально смотрит на нее.

Что ты так смотришь на меня? Что за инквизиция, папа! Если хочешь, я тебе скажу, куда…

Маргаритов(прерывая ее). Нет, нет, не надо… я знаю. Я что в глазах-то твоих ищу? Для себя ли ты истратила, бедненькая, на свои нужды, на свое необходимое, или опять на баловство для меня, негодного старика. Вижу теперь, вижу, ждать буду, Людмила, ждать… не умела ты скрыть. А денег я у купца возьму, не беспокойся. Прощай! (Уходит.)

Людмила(у двери передней). Прощай, папа! (Подходит к столу и смотрит с нежностью на Николая.) Милый мой, милый! Как ему неудобно, бедному! Дождусь ли я, мой милый, когда ты успокоишь свою умную, красивую голову на моих руках? Какое бы это счастье было для меня! (Молча смотрит на Николая.)

Входит Шаблова.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Людмила, Шаблова и Николай.

Шаблова. Да, вот полюбуйтесь! Каково матери-то смотреть! Ах, беспутная голова!

Николай(просыпаясь). А? Что? Знакомый голос. Здравствуйте, маменька! Я ваш голос, маменька, особенно когда вы бранитесь, из тысячи узнаю.

Шаблова. Ах ты, непутевый! с чего это ты выдумал к матери за деньгами присылать? Какие у матери деньги? Да диви бы на дело, а то…

Николай. Ну, что ж за беда такая! Знаете пословицу: «проиграл – не украл; денег нет, так сам дома». Покорно вас благодарю! Вот одолжили! (Хочет обнять мать.)

Шаблова. И не подходи!

Николай. Ну, как угодно. (Садится у стола и подпирает голову рукою.)

Шаблова. Долго это будет продолжаться! скажи ты на милость!

Николай. Что: «это»?

Шаблова. Гульба твоя.

Николай. А, право, не знаю. До первого дела, я думаю.

Шаблова. Не отговаривайся! что бога-то гневить! Были у тебя дела и теперь есть.

Николай. Нет, это не дела.

Шаблова. А что ж такое, по-твоему?

Николай. Делишки.

Шаблова. Ну, вот извольте с ним разговаривать, когда он никаких резонов не принимает. Деньги-то все ухнул? Много ль домой-то принес? Мне кормить вас нужно.

Людмила. Об этом говорить не нужно. Я прошу вас.

Шаблова. Ну, пожалуй, ну, как вам угодно. А ведь жалко, мы не миллионщики, по стольку-то зараз проматывать. Батюшки, что-то в кухне зашипело! Бежать скорей! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Людмила и Николай.

Николай. Позвольте мне полюбопытствовать, с какой стати вы помешали маменьке говорить о деньгах и каким это чудом она вас послушалась?

Людмила. Я просила ее просто из деликатности. Ей нужно было говорить не о деньгах.

Николай. А о чем же?

Людмила. Ей нужно было пожалеть вас самих, а не…

Николай. То есть как пожалеть?

Людмила. Пожалеть, что вы тратите свое здоровье, и просить вас беречь его.

Николай. А вы бы стали ей поддакивать, конечно?

Людмила. Да, и я бы стала… умолять вас о том же.

Николай. Умолять? Это слишком много чести для меня.

Людмила. И я бы стала умолять вас оставить дурное общество, не тратить даром своих способностей.

Николай. И прочее и прочее… Знаю. Вы ведете себя, как и следует чувствительной барышне; чувствительные сердца всегда мешаются не в свое дело и лезут туда с советами, где их не спрашивают. Но маменька…

Людмила. Деньги можно приобрести, но расстроенное здоровье…

Николай. Невозвратимо. Бесподобно. Но маменька… Она чувствительностью не отличается, деликатностью также; для нее дороже всего деньги, для нее нет выше преступления, как истратить лишние деньги, и она замолчала. Я ждал бури и уж заранее запасся терпением на двое суток; и вдруг, вместо обычной рацеи: «мот, пьяница, растащил дом» – я слышу мораль от посторонних, которым до меня дела нет. Чудеса какие-то!

Людмила. Извините!

Николай. Нет, ничего. Разговаривайте, если вам это доставляет удовольствие.

Людмила. Для меня всегда большое удовольствие говорить с вами.

Николай. То есть поучать меня.

Людмила. О нет!

Николай. Отчего ж и не поучить! Это так дешево стоит.

Людмила. Не будьте несправедливы, не обижайте меня! Я не обиды заслуживаю от вас.

Николай. А благодарности. Разумеется, как же мне не благодарить вас! Вы учите меня, не имея на то никакого права; вы считаете меня дураком, потому что сообщаете мне за новость такие истины, какие всякий десятилетний мальчик знает.

Людмила. Не то, Николай Андреич, не то. Я только прошу вас… все это так просто.

Николай. Просите? Зачем? вы не знаете ни моей жизни, ни моего характера, ни положения, в котором я нахожусь… Маменька простая женщина, а и та поступила лучше: она знала, что мне деньги нужны, а не советы, и прислала мне денег.

Людмила. Я вам прислала денег, а не маменька.

Николай. Вы?

Людмила. Я не хотела сказывать, но вы сами меня заставили.

Николай. Вы прислали деньги? Что такое? Зачем вы это сделали? Кто вас просил? Маменька? Она заняла у вас, она обещала вам отдать?

Людмила. Нет.

Николай. Как же это случилось?

Людмила. Я прочитала ваше письмо, я живо представила ваше положение; тут некогда было думать, нужно было торопиться.

Николай(с чувством берет ее за руку). Благодарю вас. Разумеется, я вам эти деньги отдам при первой возможности; но позвольте вам заметить: вы поступили неосторожно.

Людмила. Может быть.

Николай. Вы меня не знаете, я могу не заплатить вам; а вы не так богаты, чтобы бросать по пятидесяти рублей.

Людмила. Я об этом не думала; я думала только о том, что вам необходимо нужны деньги.

Николай. Позвольте вам удивляться.

Людмила. Чему тут удивляться, Николай Андреич? Мы живем в одном доме, я почти никого, кроме вас, не вижу… вы имеете столько достоинств…

Николай. Боже мой! (Закрывает лицо руками.) Вы меня любите?

Людмила. Удивительно было бы, если б я не полюбила вас.

Николай. Зачем это, зачем? По крайней мере я себя не виню, я, кажется, не подавал вам никакого повода.

Людмила. Нет, подали. Помните, с месяц тому назад, вот здесь, у этого окна, вы поцеловали мою руку и сказали, что вы бы умерли от счастья, если б вас полюбила такая женщина, как я.

Николай. Да ведь это фразы, это та же шутка.

Людмила. А зачем вы тогда же не сказали, что шутите? Вы бы спасли меня от страданий. А слезы на глазах? Ведь если слезы неправда, так притворство, обман, а уж не шутка. Какое надобно иметь сердце, чтоб шутить над такой девушкой, как я.

Николай. Боже мой! Простите! Нет, я не шутил, я…

Людмила. Я прожила свою молодость без любви, с одной только потребностью любить, я веду себя скромно, никому не навязываюсь; я, может быть, с болью сердца отказалась даже от мечты быть любимой. А ведь я женщина, любовь для меня все, любовь мое право. Разве легко побороть себя, побороть свою природу? Но представьте себе, что я поборола себя и была покойна и счастлива по-своему. Разве честно опять будить мои чувства? Ваш только один намек на любовь опять поднял в душе моей и мечты, и надежды, разбудил и жажду любви, и готовность самопожертвования… Ведь это поздняя, быть может последняя любовь; вы знаете, на что она способна… а вы шутите над ней.

Николай. Нет. Вы действительно заслуживаете и уважения, и любви всякого порядочного человека; но ведь я способен погубить вас, загубить вашу жизнь.

Людмила. А на что мне она? Губите! Я буду и тем довольна, если сумею чем-нибудь вашу жизнь усладить, утешить вас.

Николай. Только усладить, утешить, и за это губить себя! Вы слишком мало себя цените.

Людмила. Разумеется, мечты мои другие. Моя мечта – видеть вас покойным, счастливым, и для этого я готова на всякие жертвы, решительно на всякие.

Николай. Ангел мой, Людмила Герасимовна, за прежнее простите меня! А на этот раз я поступлю с вами честно – я вас разочарую. Ваши мечты так мечтами и останутся; спасти меня невозможно, у вас нет средств для этого: я затянулся очень глубоко. Вы только себя погубите, и потому лучше посторонитесь с моей дороги. Ни спокойного счастья, ни такой женщины, как вы, я и не стою и желать не умею; мне нужно другое.

Людмила. Что же другое?

Николай. Стыдно вам сказать.

Людмила. Если стыдно сказать, так, значит, стыдно и желать и делать.

Николай. Да, вы правы. Но либо я рожден с дурными наклонностями, либо еще не перебесился. Ах, как я устал, как я изломан!

Людмила. Отдохните.

Николай(садясь у стола). Да, надо отдохнуть немножко, денька два дома посидеть.

Людмила. Как я рада!

Николай. Какая вы добрая! Эх, некрасива моя жизнь, Людмила Герасимовна; а впереди еще некрасивее.

Людмила(подходя к нему). По крайней мере не обегайте меня, когда вам нужно будет утешение или участие.

Николай(подавая ей руку). Благодарю вас, благодарю.

Людмила(заметив у Николая револьвер в кармане, берет его). А это вот отдайте мне.

Николай. Осторожнее, он заряжен.

Людмила. Зачем он у вас?

Николай. Я его купил дешево, мимоходом, у носящего, на глаза подвернулся. Деньги оставались, думал, все равно промотаю, а это вещь полезная, может быть и пригодится.

Людмила. Я его запру у себя; когда вам понадобится, вы мне скажите.

Николай(с улыбкой). Пожалуй, заприте. В самом деле, уберите лучше, а то глядишь, глядишь на него, да и пожалуй…

Людмила. О каких страшных вещах вы говорите так равнодушно.

Николай(смеясь). Вот толков-то наделаю. Не влюблен ли безнадежно, казенные деньги не затратил ли? Как будто нет причин проще…

Людмила. Какие же?

Николай. Жить незачем. Как хочется жить, так нельзя; а как можно, так не хочется. Да, уберите лучше… Скверно жить, Людмила Герасимовна.

Людмила. Перестаньте, не мучьте меня. За мою откровенность будьте и вы со мной откровенны.

Николай. Это чего ж вы хотите? Чтоб я рассказал вам всю гадость моего положения? Пожалуй, только не теперь, я устал очень.

Людмила. И мне нужно идти со двора; а вот ужо, в сумеречках… Обещаете? Вы дома будете?

Николай. Дома.

Людмила. Ну, до свидания. (Заходит в свою комнату, оставляет там револьвер, надевает бурнус и платок, потом запирает свою дверь и уходит.)

Николай. Вот некстати. Не в таком я теперь расположении, чтоб в эти сентиментальности путаться. А впрочем, что ж, помеха небольшая. Все-таки как-то теплее, когда тебя кто-нибудь любит.

Из передней выбегает Дормедонт.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Николай, Дормедонт, потом Шаблова.

Дормедонт. Маменька, маменька, Варвара Харитоновна приехала!

Шаблова входит.

Шаблова. Выдумывай еще! В наш-то курятник, да такая дама поедет. Не умеет она прислать-то! И лакея пошлет, так мать-то собачьей рысью к ней побежит; а то очень нужно ей самой ехать.

Дормедонт. Да ведь я не знаю-с; кому ж быть-то, как не ей! Посмотрите!

Шаблова(взглянув в окно). Что за чудо! И то ведь она. Видно, дело какое спешное!

Николай. Маменька, коли меня спросит, скажите, что дома нет! (Уходит.)

Шаблова. Ах ты алистократ! Видно, дело-то не тяга, видно, у ней получше тебя есть. Бежать, встретить! (Выходит в переднюю и возвращается с Лебедкиной.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Шаблова, Лебедкина и Дормедонт.

Шаблова. Какими судьбами, матушка благодетельница? Кому молиться-то прикажешь?

Лебедкина. Это кто у тебя?

Шаблова. Сынок, матушка.

Лебедкина(Дормедонту). Вы тоже адвокат?

Дормедонт. Нет-с, я так.

Шаблова. Где ж ему! Он по домашней части. (Дормедонту.) И что ты тут толчешься?

Дормедонт уходит.

Лебедкина. Душа моя, Фелицата Антоновна, поскорей!

Шаблова. Да что поскорей-то? Чаю прикажете?

Лебедкина. Ну вот, чай! Ты мне карточки.

Шаблова. Мигом, матушка. Карты всегда при мне. Как солдат с ружьем, так и я с ними. (Достает колоду из кармана.) По какой части? По амурной, что ли?

Лебедкина. Да, да, поскорей!

Шаблова. Трефового короля-то класть, все того же?

Лебедкина. Да, все того же, трефового; только выколи ему булавкой глаза!

Шаблова(колет булавкой короля). Вот тебе, обидчику! (Раскладывает карты.) Матушка вантаж.

Лебедкина. Да какой от него авантаж! Другую неделю глаз не кажет; измучилась, не утерпела, к тебе бросилась.

Шаблова(рассматривая карты). Придет.

Лебедкина. Да ты погляди хорошенько! Займись этим делом, займись! Вот это какая дама-то? При чем она тут? Вот за нее-то ему глаза и выколоть.

Шаблова. Не греши! Она в стороне. Видишь, он от нее отвернулся.

Лебедкина. Да верно ли?

Шаблова. Гляди сама, коль не веришь! Что меня обижаешь! Я ль тебе не угадывала? Как, бывало, скажу «жди!», ну так и есть, к вечеру и тут как тут, ты и с радостью.

Лебедкина(смешивая карты). Ну, верю. Разложи-ка еще! Я было и забыла совсем.

Шаблова. Теперь на даму?

Лебедкина. На меня.

Шаблова(раскладывая). Дело, что ли, какое?

Лебедкина. Да ты гляди!

Шаблова. Вижу, дело денежное.

Лебедкина. Ты смотри хорошенько, платить мне или нет.

Шаблова(рассматривая карты). Пожалуй, что и заплатишь; по видимости так выходит.

Лебедкина. Ах, не хочется! Время-то к зиме; какие у меня зимой расходы, сама знаешь. Опера, вечера, новости из-за границы получат скоро, одни перчатки разорят.

Шаблова. Ну, да уж что говорить!

Лебедкина. Ах, не хочется платить. К зиме добрые люди занимают, а ты плати. Очень весело платить! Мне самой деньги нужны. Вот шляпка! Что в ней особенного? А с меня за нее взяли, что и не выговоришь. Хороша?

Шаблова. Хорошему все хорошо; а на волка хоть и лучше надень, все волк будет. Да ты должна, что ли?

Лебедкина. Разумеется, должна. Когда же я не должна бываю?

Шаблова. Кому?

Лебедкина. Купцу Дороднову. Я у дяди его занимала-то, а ему по наследству досталось. Тот был человек учтивый, подождал бы, а этот мужик серый.

Шаблова. Льготы не дает?

Лебедкина. Срок вышел, так я заезжала к нему сегодня утром, чтоб переписать документ. Вы, говорит, мне, сударыня, ничего не должны; я ваше заемное письмо передал стряпчему Маргаритову, с ним и извольте считаться. Видимое дело, что взыскать хочет.

Шаблова. Маргаритову? так ведь он у меня живет, в этих комнатах.

Лебедкина. Каков он?

Шаблова. Ефиоп.

Лебедкина. Не уступит?

Шаблова. Ни зерна макового.

Лебедкина. А чтоб ему на сделочку пойти; ведь не свои деньги. Взял бы с меня половину, а я бы за это ему тысячу рублей дала.

Шаблова. И заикнуться не даст. Честность-то уж больно некстати одолела его. А велика ли половина?

Лебедкина. Шесть тысяч.

Шаблова. Ишь ты! Кажется, кабы руки подошли, украла бы документ для тебя.

Лебедкина. Укради, голубушка! Смерть не хочется платить!

Шаблова. Украдешь у него! Он за семь замков запирает. Вот тут и живет. Еще дочка у него барышня тонкая; но при всем том, кажется, с Николаем амурничает.

Лебедкина. Да ты говори прямо! Любовница, что ль, она его?

Шаблова. Нет, матушка, что ты! Девушка она скромная. А что влюблена как кошка, так это уж правда.

Лебедкина. Ну, и то хорошо. Мне отличная мысль в голову пришла. Пожалуй, мое дело и поправится. А он дома?

Шаблова. Не велел было сказывать.

Лебедкина. Занят?

Шаблова. Какое занятие! Прогулял всю ночь, отдыхает.

Лебедкина. Не нуждается ли в деньгах? Я бы с удовольствием. Нельзя ли его видеть?

Шаблова. Чего у меня для тебя нельзя? Все можно. (У двери.) Николя, поди сюда! Толкуйте, а я мешать не буду.

Николай входит, Шаблова уходит.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Лебедкина и Николай.

Николай(кланяясь). Чему обязан счастием?…

Лебедкина. Уж скажите лучше: блаженством.

Николай(сухо). Что прикажете?

Лебедкина. Ничего не прикажу. Хотите кататься?

Николай. Что такое? Не понимаю.

Лебедкина. Очень просто, я хочу прокатиться и приглашаю вас с собой.

Николай. И вы не нашли никого, кроме меня? Кажется, у вас в провожатых недостатка нет.

Лебедкина. Ну, положим, что это мой каприз.

Николай. Нынче у вас каприз: приласкать человека, завтра каприз: оттолкнуть, чуть не прогнать его. Как хотите, а уважая себя и желая себе спокойствия, при всей…

Лебедкина. Договаривайте! Я позволяю.

Николай. При всей любви к вам, стараешься быть подальше от ваших капризов.

Лебедкина. Вы не знаете женщин. Их капризами нужно уметь пользоваться; женщина из каприза способна на многое.

Николай. Я не Дон-Жуан.

Лебедкина. Не всё Дон-Жуаны, иногда нравятся и мечтатели, идеалисты. (Помолчав.) Говорят, в Стрельне зимний сад хорош.

Николай. Да, говорят.

Лебедкина. Вот бы съездить.

Николай. Что ж, поезжайте!

Лебедкина. Да ведь Стрельна все-таки трактир, одной ехать неприлично.

Николай. А вдвоем с молодым мужчиной?

Лебедкина. Тоже неприлично. Но я из двух зол всегда выбираю то, которое приятнее. Посидеть под пальмой… и пообедать можно. Чего вы боитесь! Я вас не задержу, я вас обратно домой привезу, я заеду оттуда к вам чай пить. Ну, будьте полюбезнее!

Николай. Пожалуй!

Лебедкина. Ах, милый друг мой, как иногда бывает скучно жить на свете!

Николай. Ну, вам еще можно жить, а мне вот…

Лебедкина. Разве и вы тоже несчастны? Бедненький. А бежите от женщины! Да кто же может так утешить, как женщина? Дайте мне вашу руку!

Николай(подавая руку). Об чем же вы плачете?

Лебедкина. Ах, мой милый друг, как тяжело жить женщине без опоры, без руководителя! Вы не знаете. Я очень несчастна.

Николай. Видно, мне придется вас утешать, а не вам меня.

Лебедкина. О нет! это у меня на одну минуту; я сейчас опять развеселюсь. (Подходит к двери и громко.) Прощайте!

Выходят: Шаблова и Дормедонт и помогают Лебедкиной одеваться.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Лебедкина, Николай, Шаблова, Дормедонт, потом Людмила.

Лебедкина(Шабловой). Я твоего сына беру с собой.

Шаблова. Да возьмите, благо вам удовольствие. Чего он дома-то не видал.

Лебедкина. Мы в парк едем.

Шаблова. Разгуляйтесь! Неужто ж на месте сидеть? Еще мысли в голову полезут. А что за охота думать-то; нам не книги сочинять. От думы-то вред бывает.

Лебедкина(Николаю). Ну, идемте! (Поет из «Периколы».) «Я готова, я готова!»

Николай берет шляпу, повязывает на шею кашне.

Входит Людмила и, не раздеваясь, останавливается у своей двери.

Поживей, поживей, мой милый кавалер! (Шабловой.) Прощай, душа моя! Жди, мы вернемся к тебе чай пить.

Шаблова. Милости прошу.

Уходят: Лебедкина, Николай, Шаблова и Дормедонт.

Людмила. Отец говорит, что богатые люди в наше захолустье за добром не ездят. У меня что-то непокойно сердце; мне кажется, что это посещение не к добру. (Раздевается и подходит к окну.)

Дормедонт возвращается.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Людмила и Дормедонт.

Дормедонт(про себя). Вот случай-то! Вот когда в самый раз. Людмила Герасимовна, не прикажете ли чего папеньке сказать? Я иду, он мне велел в окружной суд приходить.

Людмила. Нет, ничего.

Дормедонт. Людмила Герасимовна, видите?

Людмила. Что?

Дормедонт(указывая на окно). Брат-то, точно барон какой развалился в коляске. Вот стыда-то у человека нет! Ему бы скрываться. Ух, покатили!…

Людмила(садясь у стола). Зачем скрываться?

Дормедонт. От добрых людей, ну и от кредиторов. Ведь его на цугундер, Людмила Герасимовна.

Людмила. Что, что?

Дормедонт. Завтра в яму опустят.

Людмила(с испугом). Как? в какую яму?

Дормедонт. К Воскресенским воротам, за долги: беспременно-с ему сидеть, и долго сидеть. Я сам и исполнительный лист видел, и кормовые представлены; только маменьке не сказываю; что ее беспокоить!

Людмила чуть не падает; облокачивается на стол и поддерживает голову руками.

Да и поделом ему! Конечно, по родству, жаль. Мы с вами, Людмила Герасимовна, станем навещать его – все-таки брат. Калачиков ему будем носить. Так ведь, Людмила Герасимовна? Ай, что такое? Маменька, Людмила Герасимовна умирает!