Том 5. Пьесы 1867-1870
Текст книги "Том 5. Пьесы 1867-1870"
Автор книги: Александр Островский
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Сцена пятая
ЛИЦА:
Дмитрий, тушинский вор.
Князь Рожинский, великий гетман.
Ян Петр Павлович Сапега, начальник особого отряда.
Князь Трубецкой.
Князь Масальский.
Максим Редриков.
Сафонов, дьяк.
Коморник.
Свита самозванца из московских выходцев и поляков.
Передний покой в тушинском дворце. Входят Рожинский, Сапега и коморник.
Коморник
Нельзя входить! Не велено!
Рожинский
Холоп,
С дороги прочь!
Коморник
Не выходил из бани
Великий царь.
Рожинский
(толкая его)
Пошел! Я царский гетман,
Когда входить к нему, я знаю сам.
(Сапеге.)
Пришли мы рано, в бане царь московский.
Сапега
Трудов ему довольно по утрам,
То молится, то в бане кости парит.
Вот мы с тобой всю ночь гуляли-пили,
А на ногах давно.
Рожинский
Ты, пан Сапега,
Не позабыл вчерашних разговоров?
Сапега
Не позабыл.
Рожинский
Хоть мы и побратались
И саблями с тобою поменялись,
А в Тушине двоим героям тесно,
Соперников я не люблю, ты знаешь.
Ходынское и Пресненское поле
Прославлю я своим геройством; ты же
Ищи себе урочища другие
Для подвигов; Россия велика.
Сапега
Уж я нашел. Не бойся, пан Рожинский,
Друг другу мы с тобой не помешаем.
Бери Москву, сажай царя на трон
И управляй Московским государством!
А я для вас возьму другие замки,
Восточные, и путь к богатой Волге
Очищу вам.
Рожинский
Великою помехой
Стоит гнездо монахов на дороге,
Как вороны из каменного гроба,
Они и днем и ночью стерегут
И разбивают царские разъезды,
И Шуйского обозы прикрывают.
Под рясами седые старики
Страшнее нам всей рати. Этот замок
Должны мы взять.
Сапега
Не замок, а лукошко
Лубочное: я разорю его
И выгоню ворон. Мы, князь Рожинский,
Творим дела великие: мы царства
Обширные берем, на трон сажаем
Кого хотим, nostra armata manu
Id facimus [1]1
своею вооруженною рукою мы это делаем (лат.).
[Закрыть]. Мы римляне, Рожинский;
Romani sumus. [2]2
Мы римляне (лат.).
[Закрыть]
Рожинский
Что romani! Дрянь!
Мы лучше их! Однако, пан Сапега,
Вчерашний хмель гуляет в голове.
То у тебя, то у меня пиры;
Ты уезжай скорей, а то сопьемся.
Сапега
Пируем мы сегодня у царицы,
Красавицы, моей богини.
Рожинский
Что-то
Не по нутру твоя богиня мне
И льстивая родня ее.
Сапега
Сегодня
Последний пир, а завтра и в поход.
Насмотримся, как Юрий Мнишек будет
Перед царем хитрить и унижаться,
И дочери кивать, и знаки делать,
Чтобы была поласковее с мужем.
Ведь ласки дочери царю он продал
За триста тысяч, – выгодная сделка!
Послушаем, как царь устав церковный
И весь псалтырь читает наизусть,
И величает братом Сигизмунда.
Рожинский
Мне мочи нет, я слышать не могу!
Какой он брат ему! Такие речи
На Господа хула. У Сигизмунда
И конюхи его такого братства
Не захотят.
Сапега
Тихонько! Здесь бояре!
Входят князья Трубецкой и Масальский и прочие выходцы, подают Сапеге руки. Рожинский руки не дает, а слегка кивает головою. Входит Дмитрий; его ведут под руки двое московских выходцев из стольников.
Дмитрий
(садясь на трон)
Нам сказывал наш гетман, князь Рожинский,
Что Ян Сапега, староста Усвятский,
Покинуть нас желает?
Рожинский
Он для пользы
Твоей идет, великий государь,
Врагов твоих разить, громить твердыню
Противников твоих.
Дмитрий
Ты, князь Рожинский,
Не так сказал. Идет громить Сапега
Великую святыню православных,
Святой оплот поборников Христовых,
Воздвигнутый отцом моим Иваном…
Мы, русские, святыню почитаем,
Рожинский
Изменникам святыня не защита.
Дмитрий
Желаю я в таком великом деле
Своих бояр, природных русских, слышать
Совет прямой! Скажите мне, бояре,
Достойно ли московскому царю,
Блюстителю единой, православной,
Незыблемой и непорочной церкви,
Отдать свою святыню вековую
В разор и поруганье иноземцам?
Князь Масальский
Не видано у нас такое дело
Спокон веков.
Дмитрий
Ты слышишь, князь Рожинский?
Трубецкой
Не трогай Троицы Живоначальной
Монастыря святого! Не милует
Господень гнев за то. Побойся Бога,
Великий царь и государь Димитрий
Иванович.
Дмитрий
Я слышу глас народа
В речах бояр моих. Народ московский
Заговорит, что я не чту святыни.
Рожинский
(с нетерпением)
Сапега ждет приказа твоего.
Сапега
Не двинусь я без воли государя.
Дмитрий
Вы слышали. Какого вам приказа?
И что еще сказать могу?
Рожинский
Ты скажешь,
Чтоб собрался, не мешкая, Сапега
К монастырю; своим боярам новым
Молчать велишь, иль я молчать заставлю
По-своему.
Дмитрий
(обидевшись, боярам)
Мой гетман лучше знает,
Что делать мне и говорить.
Рожинский
Еще бы!
Я знаю все. Ты царь благочестивый
И Троицкий старинный монастырь
Ты уберечь и сохранить желаешь.
Да твой ли он? Он Шуйского покуда,
И в нем враги твои сидят. Ты хочешь,
Чтоб у тебя была святыня эта,
Так надо взять ее – и мы возьмем.
Вот мысль твоя. Ну, с Богом, пан Сапега,
Сбирайся в путь.
Дмитрий
С тобой пойдут поляки?
Сапега
И русские.
Дмитрий
Не верю.
Сапега
Пан Лисовский
Идет со мной и с ним шесть тысяч русских,
Да я возьму с собой людей охочих.
Дмитрий
(с важностью)
Ну, если так, иди! Мы, царь Димитрий
Иванович, московский и всей Руси,
Всех царств и княжеств наших самодержец,
Единый, Богом данный и хранимый,
Помазанный и вознесенный Богом
Над прочими царями и, подобно
Израилю, ведомый высшей силой,
Единый христианский царь с востока
До запада, и многих государств
Самодержавный повелитель, ныне
Тебе, Ян Петр Сапега, указали
Идти войной на царских супостатов,
Сидельцев Троицы Живоначальной
Монастыря, и промышлять над ними.
Поди к руке моей.
Сапега кланяется.
Повелеваем
Тебе, наш думный дьяк Денис Сафонов.
И написать, и в войске объявить
Охочим людям, буде пожелают,
Идти с Петром Сапегою на наших
Изменников, которые доселе
Челом мне, государю, не добили
И вин своих не принесли; пусть идут,
Надежные на милости господни
И Богородицы его пречистой,
Великого Николы-чудотворца,
И жалованье царско неисчетно
Великое мое.
(Рожинскому.)
Великий гетман.
В моем стану и войске все ль спокойно?
Рожинский
Великий царь, давно пора тебе
Сидеть в Москве на дедовских престолах,
А здесь пока во временном стоянье,
Под Тушином селом, и день вчерашний,
И ночь прошли, Бог дал, благополучно.
Нельзя сказать, чтоб вовсе без греха,
А не было беды большой. Казаки
Московского гонца вчера поймали
И отдали его на береженье
Из выходцев московских дворянину,
А тот его не устерег.
Дмитрий
Повесить!
Рожинский
Поссорился вчера Буявский ротмистр
С товарищем за дружеской попойкой
И во хмелю убил до смерти.
Дмитрий
На-ко!
Рожинский
Мы строгостью такою всех разгоним.
Буявского, я думаю, простить.
Поляки нам за жалованье служат,
Они пришли на помощь – наши гости,
А не рабы, мы жалованье прежде
Должны отдать.
Дмитрий
И отдадим в Москве.
Рожинский
О деньгах речь, так жди; а за провинность
Казнить сейчас, – какая ж будет правда!
И кто ж служить поедет к нам из Польши?
Дмитрий
А кто ж из русских в Тушино пойдет,
Когда казнить мы будем только русских
И миловать поляков виноватых.
Полякам ты заступник, а за русских
Не вымолвишь и слова. Виноваты
Равно они, равно достойны казни;
Коль миловать, так надобно обоих.
Сапега
Рожинский-князь, проси за поляка,
А я челом за русского ударю.
Мне русские нужней; я в сердце Руси
Веду войну; разведать путь-дорогу
И корм найти свои скорее могут,
И лишнему я рад. Не сотню тысяч
Веду с собой, мне каждый ратник дорог.
Великий царь, пусти его со мною
Под Троицу!
Рожинский
Ждут милости иль казни
Буявский пан и Редриков Максим
У твоего крыльца.
Дмитрий
Привесть виновных.
Вводят Максима Редрикова и поляка.
Хоть оба вы, за ваши воровства,
И довелись до лютой смертной казни,
Для радости свидания с женой,
Мариной Юрьевной всея России,
Прощаю вас.
Кланяются.
Спроси его, Сафонов,
Пойдет ли он под Троицу с Сапегой
Охотою?
Сафонов
По царскому указу
Петр Павлович Сапега, царский ротмистр,
Войной идет на недругов, сидельцев
У Троицы в обители святой,
И вольно звать ему людей охочих.
Ты, Редриков, желаешь ли идти
Под Троицу и крепко, нерушимо
Стоять против врага, и всякий поиск,
И тесноту чинить по силе-мочи?
Максим Редриков
А что ж нейти?
Сафонов
Святыни не боишься?
Максим Редриков
Уж заодно мне Богу отвечать.
Коль в Тушино пошел, так, значит, Бога
Не побоюсь.
Сафонов
Молчи ты, смерд! Ты служишь
Здесь, в Тушино, природному царю.
Максим Редриков
А разве я его не величаю
Димитрием Иванычем, природным
И подлинным царем? К нему на службу
Я из Москвы пришел. Такая служба
Мне по сердцу. Служа ему, мы грабить
И разорять в Московском государстве
Все города у Шуйского должны.
А Сергиев, иной ли город грабить,
Уж все одно.
Дмитрий
Гоните вон его!
Повесить бы его вернее было
И Господу угодней! Вот разбойник!
Сапега
Таких-то мне и нужно, государь!
Дмитрий
(вставая)
Мне, право, жаль, что я его простил.
Все уходят.
Сцена шестая
ЛИЦА:
Третьяк Сеитов, воевода.
Людмила.
Николай Редриков.
Нянька и сенные девки.
В Ростове. Светлица в тереме воеводы.
Входят Людмила, нянька и две сенные девушки.
Людмила
Нашелся он, мой суженый, желанный,
Нашла его душа моя. По нем-то
В глухой тиши полночной снов горячка
Томит меня, а днем грызет тоска.
Придет пора, и девушке не плакать
Никак нельзя! Защемит ретивое,
Тоски и слез любовных не минуешь.
Я девушка, и плакать мне не диво;
Но долго я не стану убиваться.
Поплакала, и будет. Я на горе
Связать себя с немилым не позволю.
Ужели мне в одних забавах воля,
А в муже нет! Кого отец укажет,
За тем и жить! Отдать красу девичью
Немилому, постылому! Потешить
Родителя и погубить себя!
Потешь меня, старик, свое ты отжил,
И молодого счастья не губи!
Вы, девки, что стоите?
Девки
Ждем приказу.
Нянька
Все дело их, что за тобой ходить.
Людмила
Приказу ждете? Мой приказ короткий:
Подите вон!
Девки уходят.
А ты, старушка Божья,
Поближе стань, поговори со мной.
Нянька
Что, матушка боярышня, прикажешь
Рабе твоей?
Людмила
Утешь меня, старуха!
Нянька
Тебе, кажись, о чем бы тосковать!
Людмила
Ты видела мальчишку молодого,
Московского гонца?
Нянька
Не раз видала.
Пригоженький мальчишка, вот и все.
Людмила
Мальчишка, да! Ребенок-недоросток,
А высушил и вызнобил он сердце
Боярышни твоей.
Нянька
Ах он разбойник!
Людмила
Рассказывай! Ты видела, ты знаешь,
Пригож ли он, и вьются ль русы кудри,
И ясны ли его сокольи очи,
И весело ль глядят, или кручинны,
И любит ли меня?
Нянька
Ахти! Не знаю,
Какую речь вести, боюсь тебя.
Людмила
Не бойся, няня! Сядь со мной.
Нянька
Не смею.
Людмила
Садись, садись! Прилягу я легонько
На грудь твою. Меня ты приголубишь.
Садятся.
Тоскую я! Будь матушкой родимой,
Утешь меня, девицу-сиротинку.
(Прилегает к ней.)
Рассказывай про молодца-детинку,
Зазнобушку.
Нянька
Не знаю, что и молвить.
Людмила
(вставая)
Да говори же, старая карга!
Нянька
(с испугом)
Хорош… пригож… да только молод больно.
Людмила
Ну, вот беда! Состариться успеет.
За молодым-то веселее жить.
Уж так-то люб, уж так-то люб он, няня…
Нянька
А люб так люб. Не по-хорошу мил,
А по-милу хорош, моя голубка!
Да где ж его ты видела?
Людмила
Забыла
Ты, старая! А помнишь, на дороге
Мы съехались… А здесь в сенях отцовых
Два раза я тихонько поджидала,
Когда пойдет, и будто не нарочно
Встречалась с ним, и речи говорила,
И как зовут узнала: Николаем!
Нянька
Никак, идет наш батюшка, боярин!
(Встает.)
Входит Сеитов. Нянька уходит.
Людмила
(кланяется низко отцу, он ее целует)
Хорош отец! О дочке и не вспомнит,
Совсем забыл.
Сеитов
(садясь)
Заботы одолели
Великие. По царскому указу
Мне велено беречься от воров,
К Владимиру идти, крепить осаду
И воеводой быть во всем краю,
По городам сбирать детей боярских,
Из Суздали, из Юрьева, из Шуи,
А скоро ль их сберешь! Сидят в поместьях,
Не двинутся, как пни, покуда силой
Не выбьют их на службу батожьем.
Кругом мятеж, остроги наши плохи,
Запасов нет и отсидеться не в чем.
Людмила
Я дел твоих не знаю воеводских
И знать-то не хочу. Ужли ты часу
Не выберешь для дочери-сиротки?
На возрасте, на выданье теперь
Я, девушка, со скуки пропадаю,
Одна как перст я у тебя,
Сеитов
Родная,
Прости меня! До солнышка проснулся
Сегодня я. Все утро собирался
Зайти к тебе, да не поспел; с делами
Замешкался в избе приказной. Надо
Московского гонца к царю отправить
С отпискою о нашем утесненье,
И скудости, и ветхости острогов,
И осыпе валов по городам,
Что зелья нет…
Людмила
Я вижу, ты, родимый,
Состарился и выжил из ума.
Ну, можно ли мальчишку с царским делом,
С отписками, послать в такую пору
Немирную? Пошли к царю другого,
Постарше кто; его оставь.
Сеитов
Не смею
Держать его, он прислан с оборотом.
Людмила
А если он отписки потеряет
Иль воры их отнимут у него,
Тогда-то что? При старости почтенной,
Ты в грамоте царевой прочитаешь,
Чтоб так тебе не дуровать вперед,
Иль хуже что. И самого-то вором,
Изменником перед царем поставят,
Нашепчут в уши злые шептуны,
Безбожные.
Сеитов
Ну что ты мне толкуешь!
Перед царем в ответе я не буду.
С кем прислано, я с тем и отпускаю.
Людмила
Ты, батюшка родименький, не любишь
Меня ничуть. Пойдешь ты на воров,
Подумай сам, меня-то на кого же
Покинешь ты!
Сеитов
Тебе не привыкать,
Не первый раз одна ты остаешься.
Людмила
Тогда не то, теперь другое время:
Я в Тушино попасться не желаю
К мятежникам.
Сеитов
Храни тебя Господь!
Оставлю я охрану понадежней.
Людмила
Не верю я твоей охране.
Сеитов
Кто же
Убережет тебя?
Людмила
Гонец московский.
Его оставь.
Сеитов
В уме ли ты, Людмила!
Не ты ль сама сейчас же говорила,
Что молод он и грамоты поверить
Нельзя ему? А как же я поверю
Тебя беречь!
Людмила
Ты вот что, мой родимый,
Послушайся меня хоть в жизни раз,
Не отпускай его в Москву.
Сеитов
Людмила,
Не говори таких речей безумных!
Ты дочь моя, Сеитова княжна.
Людмила
И он не смерд, слуга царю такой же.
Ты погоди, не называй безумной,
Я в разуме покуда. Если ж хочешь,
Чтоб вправду я осталась без ума,
Так отпусти его.
Сеитов
Молчи, Людмила!
Не заставляй отца седого слушать
Пустых речей твоих! Молчи, покуда
Не понял я бесстыдного их смысла.
Людмила
Ты любишь дочь иль нет? Моя погибель
Нужна тебе иль ты желаешь счастья
И радости для дочери твоей?
Сеитов встает.
Уходишь ты?
Сеитов
Прощай!
Людмила
Скажи мне толком,
Отпустишь ты гонца иль нет?
Сеитов
Не стоит
И говорить с тобою, полоумной!
Ты не стыди себя!
Людмила
И это слово
Последнее?
Сеитов
Последнее. Прощай!
Уходит. Входят нянька и девушки.
Людмила
Так вот она, неволя теремная!
Так вот когда высокий, чистый терем
Мне тесен стал и жизнь моя девичья
Наскучила. Душа на волю рвется,
Хочу любить, любить… Ты, злой старик,
Ты баловал меня и тешил прежде!
Ты вырастил на волюшке меня,
И дай ты мне ту волю дорогую
За милого пойти. Ты дашь мне волю!
Не дашь ее, так я сама возьму.
Ну, нянюшка, старушка, поживее
Веди ко мне любезного дружка
Николушку!
Нянька
Ах, батюшки! Да в чью же
Ты голову…
Людмила
Ступай без разговору!
Приказано и кончено.
Нянька уходит.
Девки
Пропали
Мы, бедные, несчастные…
Людмила
Завыли!
На лестницу ступайте, стерегите,
Чтоб не вошел боярин невзначай!
Девушки уходят.
Пускай себе другие девки плачут
По теремам высоким взаперти
И ждут в слезах себе неволи злее:
С немилым жить, с неровней вековать
И девичьи коротенькие слезы
Сменять на бабьи слезы без конца;
Не стану я томить себя слезами,
Ретивому сердечку волю дам
И девичий обычай свой потешу!
Входят нянька и Николай Редриков.
Нянька
Побережней иди! Вот видишь, глупый,
Какая честь тебе! Ты не болтай,
Не сказывай, что я тебя водила
К боярышне, а то себя погубишь,
Ее и нас.
Николай Редриков
Да ладно.
Людмила
Ты не бойся!
Поди ко мне, мой писаный красавчик!
Бывал ли ты в девичьем терему?
Ну, сказывай.
Николай Редриков
Ни разу не случалось,
А хорошо у вас, как словно в сказке,
Не вышел бы.
Людмила
Ты любишь ли кого?
Николай Редриков
Я всех люблю. У матушки учился
Сыздетства я речам ее любовным
И ласковым словам; она велела
Мне всех любить и миленькими звать.
Людмила
А кто учил любить красу девичью?
Николай Редриков
Своим умом дошел.
Людмила
Меня ты любишь?
Николай Редриков
Любить люблю, сказать боюсь; погонишь
Из терема.
Людмила
Не погоню, не бойся.
Николай Редриков
Так я скажу.
Людмила
Ты говори, да больше!
Любовных слов не слышим мы совсем,
А сердце их желает.
Николай Редриков
Мне на свете
Одна лишь ты и жизнь и радость. Знаю,
Что ты неровня мне, а все тоскую
И плачу по тебе. Со мной ты шутишь
И посмеешься после надо мной,
А мне в тоске сидеть да убиваться
В своем углу.
Людмила
Постой! Постой! Неправда!
Николай Редриков
Тебе игра, а мне навеки мука,
И все-таки люблю тебя.
Людмила
Постой!
(Протягивает руку.)
Возьми себе на память перстенечек!
Бери любой!
Николай Редриков
Вот этот дай!
Людмила
Изволь!
Редриков берет перстень.
Ну, что же ты стоишь? Иль не умеешь
Благодарить?
Николай Редриков
Умею, да не смею.
Людмила
Благодари.
Николай Редриков
(целует ее)
Спасибо! Мой возьми!
Серебряный и плохенький, а дорог,
Он матушкин подарок.
Людмила
Вот спасибо!
Нянька
Боярышня, беда! Отец идет!
Людмила
(Редрикову)
Беги скорей ко мне в опочивальню
И спрячься там! Не выходи, покуда
Не позову сама.
Николай Редриков уходит. Входит Сеитов.
Сеитов
Послушай, дочка!
Немного мне на свете жить осталось.
Последних дней срамить я не хочу.
Давал тебе я волю и поблажку,
Но с той поры, когда в девичий терем,
Забывши стыд, водить ты парней стала,
Запру тебя и сторожей поставлю
С дубинами у окон и дверей.
И всякого, кто в терем твой заглянет,
В тюрьме сгною, тебя в монастыре.
Людмила
Мне поздно в монастырь, теперь я замуж
Задумала, ты раньше бы хватился.
Сеитов
Где Редриков?
Людмила
В моей опочивальне.
И выйдет он со мной оттуда в церковь
Иль в озеро.
Сеитов
Не выйдете вы вовсе
Из терема; кругом законопатить
Все выходы велю, и умирайте
С любовником голодной смертью оба.
Мне вас не жаль.
Людмила
Тебе меня не жаль?
Ты что сказал? Морить голодной смертью
Родную дочь? Спасибо! Вот спасибо!
Любовь твою я вижу. Эка дура!
За что же я любила старика!
За что же я его любила столько!
(Отворяет опочивальню.)
Поди сюда, благодари отца!
Редриков входит.
Скорей ко мне бегите, няньки, мамки!
Входят нянька и сенные девушки.
Боярина благодарить за милость!
Челом ему! валитесь в ноги все!
Послушайте, как дочь свою он любит!
Прошу его: родитель-государь,
Дозволь ты мне, девице-сиротинке,
За рабскую мою тебе покорность,
За скучное сиденье теремное,
За слезные молитвы по тебе,
Позволь ты мне пойти, девице, замуж
За милого, – мне Бог его послал;
Отдай ты мне, рабе твоей, на выбор:
Иль с милым жить тебе и нам на радость,
Иль умереть с моим желанным вместе!
И батюшка пожаловал меня:
Он, государь, на милость тороватый,
Родную дочь и зятя запереть
И уморить сулит голодной смертью,
И закопать в одну могилу вместе.
Ну, кланяйтесь ему, благодарите.
Я говорить не стану с ним. Не долго
На свете жить, наговориться с милым
Потороплюсь.
(Редрикову.)
Ты смерти не боишься?
Николай Редриков
Чего же мне бояться! Я с тобою
Увидел рай; еще такой отрады
Мне в жизни не видать, зачем и жить!
Умрем с тобой, друг другу в очи глядя,
Целуяся, милуяся любовно.
Сеитов
Упряма ты! Упряма, как железо.
Лукавая лиса!
Людмила
Послушай, милый!
Не верит он, что мы друг друга любим,
А то бы нас жалел он погубить.
А видит Бог, тебя я полюбила —
Я так любила только одного,
Один лишь был на белом свете дорог
И так же мил – седой старик, отец,
Пока моим он не был душегубом.
Сеитов
Ну, Бог с тобой! Забудь мою обиду,
Поди ко мне.
Людмила
Мы неразлучны стали;
Я не пойду одна.
Сеитов
Подите оба!
Не жаль тебя мне, девки полоумной,
А жаль любви твоей. Пускай же дочка
Сеитова смеется над отцом,
Да только бы не назвала злодеем.
Благословлю и обвенчаю вас
И на воров пойду. Живите с Богом.
Пойдемте вниз, пошлемте за попом.
Людмила
Теперь опять тебя я полюбила,
Упрямого и злого старика.
Сеитов
(Редрикову)
А ты горазд на девок! Как сошелся
И видел где ты дочь мою?
Людмила
Расскажем
Мы после все.
Николай Редриков
Я, батюшка боярин,
Давно люблю ее. Не погнушайся
И прикажи, боярин, мне, холопу,
Любить тебя.
Сеитов
Люби и почитай,
Отцом родным зови меня, разбойник,
И всякого приказу слушай!
Николай Редриков
Ладно!
Уходят.
Сцена седьмая
ЛИЦА:
Епифанец.
Чика.
Асан-Ураз.
Беспута.
Максим Редриков.
Савлуков.
Казаки.
Окопы Лисовского под Троицким монастырем. Земляной вал; за валом вдали видны стены монастыря. Ненастные осенние сумерки; дождь и сильный ветер.
(12 октября 1608 года)
Епифанец лежит у костра. Есаул и несколько казаков поддерживают огонь. Вдали музыка и пальба из пушек и ружей. На валу казаки.
Епифанец
(громко)
Смотреть с валов, не видно ли чего
В монастыре.
Казак
(с валу)
Покуда не видали.
Светлеет что-то!
Епифанец
Господи, помилуй
Рабов твоих!
Казак
Сиянье по стенам.
Епифанец
Смотри верней, да с верою, со страхом,
А после нам скажи, коль что увидишь.
Входит Чика с казаками.
Присядь к огню, погрейся, обсушись.
Чика
И холодно, и вьюга-непогода
Слепит глаза, и угощают знатно
Калеными орехами со стен.
С добра-ума убрался с казаками
Целехонек от келаревой башни,
Из-под огня, и больше не пойду.
Есаул
Помилуй Бог! помилуй Бог! Охота ль
На драку лезть ни с чем.
Чика
Поляки бойки,
Ну, пусть они и бьются в стены лбом!
Не прошибить – крепки, да и толсты:
Сажен пяти от низу до зубцов,
А в толщину – где три, а где и больше;
Попрыгают поляки на бахметях,
Полаются на каменные стены,
Как пес на месяц – съел бы, да высоко,
И с тем уйдут.
Есаул
Не мало их поляжет!
Монахи им живые не дадутся.
Епифанец
Монахи что! Угодники Господни
Монастырю дают святую помощь;
Мы с музыкой идем, с гуденьем, с вопом,
Пьянехоньки, – а там святые старцы
Молитвою укреплены, постом,
И ратники с благословеньем божьим
Отпор дают под звоном колокольным.
Я сунулся, да тоже взял назад,
Бежал, как вор, дрожа как лист, как Каин
От Господа. Повел свои я сотни,
Когда совсем стемнело. Вот идем,
Потупившись, глаза поднять боимся
На темную ограду, что-то давит,
Гнетет тебя. Я раз взглянул и два —
И помертвел: в сиянии небесном
Угодники со стен на нас грозятся
И от врагов обитель ограждают
Каждением и крестным осененьем.
Святой водой кропят. Великий трепет
Объял меня! Махнул своим казакам
Скорей назад, назад, давай бог ноги.
Да вот и здесь еще лежу, трясусь
И думаю: да что мы, черти, что ли,
Что воевать пришли святое место.
Немного тут возьмешь! Сбираться на Дон,
Домой идти, покаяться скорее,
Замаливать свой грех, покуда жив.
Ведь есть одно у нас святое дело —
Крушить татар ногайских; мало нам!
Епитимью возьму себе на сотню, —
Ты думаешь поклонов? нет, голов
Татар поганых, – может, Бог простит.
Входит Ураз с татарами, за ним раненый Беспута.
Ну, что, Асан, не много взял?
Ураз
Молчи!
Аллах! Аллах! Такой война не нада!
Беспута
(грозит кулаком монастырю)
Дождетесь вы! Молитвы не помогут
И не спасут колокола. Беспута
Заплатит вам за раны и увечье
Сторицею! Пробьем до вас дорогу,
Не пушками, так саблями продолбим,
Натешится душа моя.
Чика
Беспута,
Ты о каком увечье говоришь?
Беспута
Нога болит, рукою не владею,
Я в ров упал; стрелою угодили
Под левое плечо.
Чика
А, видно, ловко
Попал тебе; кольчугу продавило,
И хмель прошел!
Беспута
Мы двигали тарасы
И лестницы, вдруг свистнуло в ушах,
И я, как сноп, лечу.
Епифанец
Щиты, тарасы
К монастырю свезли, а сами прочь
Ни с чем ушли. Спасибо завтра скажут
Монахи вам, – им топки на две будет,
На братский хлеб, на монастырский квас.
К монастырю тарасы! Пан Лисовский
С Сапегою и на небо полезут
По лестницам.
Беспута
До неба нам высоко,
А монастырь возьмем. Не отсидятся
Монахи в нем, хотя бы на защиту
К ним ангелы явились.
Епифанец
Ошибетесь.
Беспута
Спалим огнем его, порубим ратных,
Мучительски монахов перемучим
И поживем награбленным добром
До сытости и до отвалу.
Епифанец
Будто?
Поди-ка ты, какой проворный стал.
Беспута
А вы зачем бежали?
Епифанец
Надо было.
Не твоему уму про это ведать.
Без нужды я не побегу.
Беспута
Вы трусы!
Ураз
Болтай, болтай! Бежал, боялся Бога.
А ты пошел, рука-нога болит,
Еще пошел, совсем кончал.
Епифанец
Робятки!
Давайте нам поесть чего-нибудь.
Входит Максим Редриков.
Максим Редриков
Хвастливое-то слово гнило. Утром
Хвалились нам паны, что монастырь
Возьмут они взятьем; что мы недолго
Под Троицей в окопах простоим
И двинемся к Переяславлю ратью,
Потом в Ростов и дальше.
Епифанец
Не поверить
Панам нельзя, поверишь – ошибешься.
Максим Редриков
Придется нам зазимовать.
Епифанец
Пробьемся
И год, и два, и больше. Хорошенько
Насмотримся на каменные стены
Издалека, а близко не подпустят,
И прочь пойдем.
Максим Редриков
Утеха не велика.
Тоска возьмет и совесть одолеет.
Я по себе скажу: по воле царской
Стоим мы здесь; да, видно, Бог не хочет
В разор отдать святыни монастырской.
Зараз бы взять, и разговор короткий,
Покаялся б уж после заодно
За все грехи. А год бороться с Богом
И каждый день, вставая и ложась,
На те ж кресты молиться, по которым
Из пушек бьем; сшибать колокола
И с музыкой ходить против святыни,
Разбойником быть мало, – окаянным
Быть надобно.
Епифанец
Что правда, друг, то правда.
Они поют молебны, по стенам
С иконами, с крестами, с водосвятьем,
А мы по них стреляем из наряда.
Максим Редриков
Ползи к стене в потемках, не защита
Железная кольчуга от пищалей.
Убьют тебя – не страшно: умирать же
Когда-нибудь, от смерти не уйдешь;
А вот беда: Господь-то запятнает
Да жизнь продлит; всего поискалечит,
Сведет дугой, отнимет ноги-руки
И знаменье положит на челе.
Живи потом на свете, людям на смех,
Калекою, детям на поруганье,
Отмеченный, что ты боролся с Богом.
Готов служить царю я, государю
Димитрию Иванычу, и буду
Изменников его и жечь и грабить,
Да только укажи другое место.
Хоть свой же дом спалю, а здесь неволей
Опустишь руки, голову повесишь.
Входит Савлуков.
Несколько голосов
Здорово, брат! – Откуда?
Савлуков
В Переславле
Замешкался. Работы много было.
Да труд зато недаром; переславцы
Взялись за ум, в измене повинились
И в Тушино отправили гонца
С повинною. Сбираются к Ростову
Отплачивать старинные обиды
И приводить ростовцев ко кресту
Природному царю и государю
Димитрию. Мне гетман пан Лисовский
Приказывал собрать людей немногих,
Кому стоять под Троицкою скучно,
В Ростов вести, на помощь переславцам.
Пожива есть; кто хочет, собирайся
В Ростов идти.
Максим Редриков
На свадьбу, на веселье
Зови меня, так, может, не пойду;
А вот в Ростов, так полечу на крыльях.
Давно я жду отрады, добираюсь
До города Ростова. Ну, Беспута,
Ты жечь и грабить лют; тебя беру я
В товарищи. Ростовским воеводой
Обижен я, пойдем считаться с ним!
Я головы жалеть не буду, только б
Сойтиться с ним лицом к лицу, напомнить
Про старое. Недаром я божился,
Зарок давал его обиды кровной
Не забывать.
Савлуков
Ты мне скажи спасибо,
Что я тебя и в Тушино привел
И указал в Ростов дорогу.
Максим Редриков
После.
Душа горит теперь, и сплю и вижу
В Ростове быть, в гостях у воеводы
Сеитова, незваным и нежданным,
И задушить хозяина руками,
И на ветер пустить его хоромы;
Тогда тебе я в ножки поклонюсь.
Савлуков
Соснем часок и, чуть забрезжит утро,
Сбираться в путь, в Ростов.
Ураз
Айда в Ростов!
Максим Редриков
Идем! Идем! За мной не станет дело!
Беспутаи Чика
И мы пойдем, товарищу поможем.
Все уходят.
