Текст книги "Золотая нить Дао"

Автор книги: Александр Медведев

Соавторы: Ирина Медведева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Ли замолчал, с насмешливым видом ожидая моего вопроса.

Пожираемый любопытством, я не стал затягивать паузу и спросил:

– А какие противоположности входят в жемчужный треугольник?

– Существует несколько жемчужных треугольников противоположностей, – с важностью произнес Учитель, явно потешаясь над моим нетерпением. – Сегодня мы поговорим о жемчужном треугольнике жизни. В него входят три основных и противоположных человеческих стремления – это слияние с жизнью, противодействие жизни и уход от жизни. Традиционные, но менее удобные для использования названия вершин треугольника жизни в переводе звучат как «ехать на спине Большого Дракона» – слияние с жизнью, «сражаться с Большим Драконом» – противодействие жизни и «спасаться от Большого Дракона» – уход от жизни.

В слиянии с жизнью находит свое отражение инстинктивная потребность в обществе себе подобных, в налаживании добрых и доверительных отношений с другими людьми и с окружающей средой.

Противодействие жизни – это агрессивность и потребность в доминировании, исключительно важная и необходимая для выживания.

Уход от жизни предполагает самодостаточность и избегание как близости, так и прямой конфронтации с людьми и природой.

Три вершины треугольника присутствуют в каждом человеке. Обычно люди их не осознают, слепо следуя непредсказуемым эмоциональным порывам, именно поэтому они и остаются для них противоположностями. «Спокойные» понимают и принимают их не как конфликтующие противоположности, затрудняющие принятие решения, но как отдельные и независимые пути, на которые можно вступить в нужный момент и с которых можно легко и осознанно вернуться в центр треугольника – в точку равновесия.

Если рассматривать жемчужный треугольник жизни с точки зрения учения об инь и ян, то вершина «спасаться от Большого Дракона» соответствует инь, «сражаться с Большим Драконом» соответствует ян, а третья вершина – «ехать на Большом Драконе» – представляет новую для тебя сущность – слияние инь и ян, сущность, которая не является ни инь, ни ян, и потому противоположна каждому из них.

Каждая точка внутри жемчужного треугольника противоположностей отражает тип индивидуальной реакции человека на возникающие ситуации. Обычный человек почти никогда не находится в центре треугольника. Он всегда тяготеет к одной из его вершин, а в некоторых случаях сознательно выбирает для себя какую-либо вершину, с отвращением отвергая и отрицая остальные. Так, человек, выбравший для себя в качестве ведущего направления слияние с жизнью, будет с отвращением относиться к агрессии и насилию, к подавлению гуманных человеческих чувств ради стремления побеждать. Он не сможет принять эти качества не только в других, но и в самом себе, а поскольку невозможно избавиться от естественно присущих человеку агрессивных инстинктов, даже старательно отрицая их и закрывая на них глаза, он не сможет быть самим собой, а значит, не достигнет гармонии. В ситуациях, требующих демонстрации силы и жестокости, такой человек не сможет их проявить, и это может стоить ему жизни.

Противодействующий жизни имеет натуру бескомпромиссного бойца и победителя. Он сражается с жизнью, с окружающими людьми и с собственными слабостями. Проявление сентиментальности, слабости и глубоких чувств не для него. Это – непростительная слабость, которая лишает его силы. Такой человек с избытком одарен естественной жестокостью и зачастую жестокостью, выходящей за границы естественности. У него душа воина, но он никогда не станет мудрецом.

Тот, кто уходит от жизни, отрицает как агрессию и жестокость, так и слабость и излишнюю сентиментальность. Не путай мировоззрение Воинов Жизни, избегающих излишней эмоциональной зависимости от внешнего окружения, с позицией людей, для которых уход от жизни означает спасительную гавань, где они могут укрыться от пугающих их отношений и эмоциональных шквалов.

Бегущий от жизни человек не способен быть ни любящим, ни жестоким, это всего лишь моллюск, укрывшийся в безопасной раковине убеждений. В отличие от него Воина Жизни не страшат ни привязанности, ни жестокость. Воин Жизни способен на самую сильную нежность и страсть, и в то же время в нужный момент он бывает холоден, жесток и беспощаден. Спокойствие и легкую отстраненность Воин Жизни выбирает сознательно, как проявление мудрости, а не как бегство от проблем.

Когда в медитациях ты осознаешь и прочувствуешь каждую из вершин жемчужного треугольника жизни, ты сможешь произвольно выбирать, в каком направлении ты будешь двигаться из центра в каждый момент времени. Научившись мгновенно отождествляться с любой вершиной и с такой же легкостью возвращаться в центр, ты получишь ключ к правильному интуитивному ответу на возникающую ситуацию. Тогда проявляемая тобой жестокость будет такой же естественной, как жестокость ориентированного на противодействие жизни воина, а в случаях, когда ты захочешь завоевать чью-то любовь, ты будешь мягким и понимающим, как человек, стремящийся к слиянию с жизнью.

Умение уходить от жизни даст тебе преимущество наслаждения одиночеством для осознания и преобразования себя. Есть специальное упражнение для проработки вершин треугольника жизни. В некоторой степени оно напоминает упражнение «шаг вперед – зверь, шаг назад – человек». Выполни его.

Я встал на ноги и расслабился, направив снизу вверх приятный ласкающий поток мягких оргазмических ощущений. Другой поток, исходящий от внутренней улыбки, я послал сверху вниз. Отработанный многократными упражнениями мыслеобраз спокойствия и тихой радости, излучающейся в окружающий мир, реализовался почти мгновенно, ассоциативно слившись с настроем «внутреннего облака». Мыслеобраз «внутреннего облака» я учился формировать во время отработки классических восьмеркообразных облачных движений. Он базировался на ощущении «внутренних» облачных движений, не исчезающих и не прекращающихся, даже когда на физическом плане упражнение не выполняется и я остаюсь неподвижным или даже занимаюсь какой-то другой деятельностью.

Приглушенные до едва ощутимых, движения «внутреннего облака» порождают целый спектр особых состояний и эмоционально-энергетических переживаний, использующихся в различных целях. Одним из применений мыслеобраза «внутреннего облака» было сочетание его с внутренней улыбкой, приводившее к особому состоянию спокойной, но бодрой готовности, когда за счет повышения тонуса организма возникает чувство полноты жизненных сил. В этом состоянии человек как бы светится изнутри до такой степени, что это становится заметно окружающим, а повышенный тонус организма на фоне радости и спокойствия закладывает основу для мгновенного перехода к действию или к другому эмоциональному состоянию.

Я шагнул вперед с коротким наполненным смертельной яростью криком, воссоздавая мыслеобраз человека-зверя, и тут же вернулся назад, к состоянию спокойствия и тихой радости. Я шагал туда-сюда, и каждый раз оба крайних состояния возникали и углублялись быстрее и с большей силой. Сознание отключилось. Мне казалось, что перед моим внутренним взором мелькают застывшие кадры кинохроники, где я то представал в виде кричащего и беснующегося монстра, разрываемого на части неодолимым напором ярости и агрессии, то без всякого заметного перехода погружался во всеохватывающее эйфорическое ощущение покоя, радости и удивительной внутренней ясности.

Резкий окрик Учителя заставил меня прервать упражнение.

– Побереги силы! – бросил он. – Сейчас каждый шаг будет перемещать тебя к одной из вершин треугольника.

Ли взял обломок ветки и нарисовал на земле равносторонний треугольник, затем обозначил его центр и соединил его с вершинами.

– Центру соответствует мыслеобраз «человек» упражнения «шаг вперед – зверь, шаг назад – человек», – объяснил он. – Мыслеобраз «зверь» соответствует вершине противодействия жизни. Мыслеобраз слияния с жизнью напоминает мягкий податливый пластилин, чутко реагирующий на мысли, чувства и чаяния других людей. Этот пластилин очень уступчив, он заполнен нежностью и любовью, и, соприкасаясь с другими людьми, он обволакивает их, принимая приятную и нужную им форму. Эмоциональная составляющая образа – это насыщающая тебя до краев любовь к окружающему миру и к людям, желание служить им и в ответ принимать их благодарную и радостную любовь.

Уход от жизни – это мыслеобраз отчуждения от всего и от всех, в том числе и от самого себя. Ты словно бы являешься сторонним наблюдателем, рассматривающим под микроскопом холодного любопытства как окружающих людей, так и самого себя, свои желания и чувства. Это наблюдатель беспристрастный, немного циничный и уставший от жизни. Его восприятие мира в некоторой степени тоже приближается к состоянию спокойствия, но спокойствия холодного, мертвого и безрадостного. Если центр треугольника – это спокойствие жизни, то вершина ухода от жизни – это спокойствие безумия и смерти.

– Ли, а для чего мне может пригодиться мыслеобраз ухода от жизни? – спросил я. – Польза двух других вершин очевидна, но мне трудно представить жизненную ситуацию, в которой потребовалась бы реакция ухода от жизни.

– Этот мыслеобраз может понадобиться во многих ситуациях, – сказал Учитель. – Например, если тебя будут пытать и ты захочешь отключиться от своих мучителей и от собственных чувств. Если один из способов справиться с болью – это наслаждаться и управлять ею, то уход от жизни – это еще один способ, который в некоторых случаях может оказаться предпочтительнее первого. Когда человек отключается, его обычно перестают пытать и не наносят больше физических увечий, если же он стойко переносит пытки, палач входит в азарт и старается сломить его волю во что бы то ни стало. Другое великолепное применение мыслеобраза ухода от жизни – это симуляция сумасшествия, что тоже может когда-либо пригодиться. Со временем ты откроешь для себя еще множество полезных сторон вершины ухода от жизни.

Стань в центр треугольника и начни с мыслеобраза «человека». Затем переместись в позицию «зверя» – вершину противодействия жизни, оттуда шагни в вершину ухода от жизни, из нее – к слиянию с жизнью, потом снова вернись в центр и оттуда начни все сначала.

Я встал в центр и с легкостью воспроизвел состояние спокойной радости, из которого перешел в позицию зверя. С мыслеобразом слияния с жизнью трудностей почти не возникало, поскольку подобное состояние было для меня близким и естественным. Сложнее всего поначалу пришлось с уходом от жизни, но имеющийся опыт в формировании мыслеобразов сделал свое дело, и вскоре я без задержек курсировал между вершинами и центром треугольника жизни.

– Хватит, – остановил меня Учитель.

Со вздохом облегчения я опустился на землю. По лицу градом катился пот, сердце колотилось, как паровой молот. Хотя выполнение упражнения захватило меня целиком, изнеможение от эмоционального напряжения оказалось слишком сильным. Ли опустился на корточки рядом со мной и сильными быстрыми движениями начал растирать мне руки, плечи и грудь.

Когда мои ученики из Комитета, или, как мы его между собой называли, «Конторы», начали задавать мне вопросы о том, как преодолеть психологический барьер нанесения жестоких и кровавых увечий противнику собственными руками, я подумал, что мой собственный опыт и медитации осознания вряд ли смогут им помочь, и уже во время тренировок с Учителем на Партизанском водохранилище спросил у Ли, что я могу им посоветовать.

– Ты прав, медитации осознания – это не то, что сможет понадобиться в данном случае, – сказал Учитель. – Ты готовишься стать Воином Жизни, и твоя жестокость должна быть естественной жестокостью Воина Жизни, но они хотят стать просто воинами, хладнокровными машинами для убийства, и тут понадобится другая техника, пробивающая барьер страха с помощью волевых эманаций, преображающих потребность в выживании и доминировании в жажду уничтожения. Ты еще не прошел через этот этап, но его должен миновать каждый, кто хочет стать Воином Жизни.

Чтобы избавиться от пороков, надо особым образом пройти через них; чтобы не иметь тяги к извращениям, надо прочувствовать, что такое извращения; чтобы быть нормальным, нужно знать, что такое безумие; чтобы ценить жизнь, нужно ощутить вкус смерти. Обучение пороками – очень мощная техника, но в то же время и очень истощающая. Поэтому прежде, чем стать порочным, ты должен уметь быть святым, чтобы, пройдя через порок, снова вернуться к состоянию спокойствия и гармонии. Перерезая горло животным с мыслеобразом отрешенного спокойствия, ты учился тому, как быть святым, но для того, чтобы сломать барьер страха перед насилием, нужно уметь становиться порочным.

– Не знаю почему, но твои слова слегка пугают меня, – сказал я. – Только не говори, что ты собираешься сделать из меня извращенца.

– Почему бы и нет? – насмешливо спросил Ли. – У «Спокойных» ведь есть изречение, что человек, заставивший пороки служить себе, преуспеет во всем. Заметь разницу – извращенец служит порокам, а Воин Жизни заставляет пороки служить себе. В первом случае мы сталкиваемся со слабостью, а во втором – с силой. Влечение, делающее слабого человека безумцем или извращенцем, для Воина Жизни может оказаться уникальным ресурсом силы и власти, к которому он прибегает в особых случаях. Именно поэтому обучение пороками «Спокойные» начинают лишь на той стадии, когда сознание и внутренняя сила ученика сформировались настолько, что не позволят ему поддаться слабости.

– А как происходит обучение пороками? – заинтересованно спросил я.

– В свое время ты об этом узнаешь, – сказал Учитель. – А пока мы ограничимся одним из предварительных этапов воспитания воина, который называется «созданием второго лица» или техникой «зеркала ветра». Разница между любителем и профессионалом заключается в том, что любителю нравится делать то, что он делает, профессионал же выполняет свою работу отрешенно и безупречно даже в том случае, если то, что он делает, не доставляет ему особого удовольствия.

У воина-любителя не возникает моральных и этических проблем с собственной жестокостью. Он выбрал род занятий, предполагающий агрессию и насилие, потому что это отвечает его естественным склонностям. Случай твоих учеников из Комитета иной. Насилие, которое они совершают собственными руками, в силу каких-то причин вызывает в них внутренний конфликт, следствием которого являются отвращение и страх, лишающие их действия эффективности. Одним из самых простых способов разрешения подобного конфликта будет создание у такого человека «второй личности».

Эта «вторая личность» используется только в случаях профессиональной деятельности, а в остальных случаях она отходит на задний план и не дает о себе знать. «Мягкий» способ создания «второй личности» заключается в объяснении человеку целесообразности выполнения им некоторых профессиональных действий и в последующем обучении его выполнению этих действий. При таком обучении барьер страха и отвращения преодолевается постепенно и плавно по мере доведения навыков технических действий до полного автоматизма и отчуждения «профессиональной» личности от нормальной личности обучаемого. Пользуясь «мягким» методом, ты со временем добьешься своего, не подвергаясь риску испортить отношения с КГБ, что могло бы случиться, если бы ты попытался применить гораздо более быстрые и эффективные, но слишком сильные и травмирующие психику людей с неподготовленным сознанием «жесткие» методы.

Постепенное развитие «второй личности» нужно подкреплять регулярными медитациями осознания целесообразности формирования профессиональных навыков и медитациями «воспоминания о том, чего не было». В них обучаемые должны с абсолютной достоверностью представлять себе ситуации, в которых они применяли бы вызывающие у них внутренний конфликт техники, повышая мотивацию преодоления психологического барьера созданием картин, в которых от правильно и вовремя выполненного приема зависела бы их жизнь или жизнь тех, кого они любят.

– А в чем заключаются «жесткие» методы? – заинтересованно спросил я.

– Это методы, быстро и неотвратимо разрушающие психологические барьеры, – ответил Ли. – Их опасность заключается в том, что, ломая внутренние преграды, они могут уничтожить и саму личность, если она недостаточно сильна и сформирована. Обучение пороками и извращениями и некоторые другие техники относятся к «жестким методам». Не беспокойся, мы еще вернемся к этой теме.

Пару недель спустя после этого разговора я вернулся на Партизанское водохранилище после тренировки на Перевале и застал Учителя, весело играющим с очаровательным черно-белым котенком.

– Какая прелесть! – восхитился я. – Откуда ты его взял?

– Не важно, где я его взял. Главное – что я принес его для тебя, – сказал Ли.

Я взял котенка на руки и ласково почесал его за ушком. Он заурчал, как с трудом заводящийся мотоцикл, и, выгнув спину дугой, принялся игриво тереться о мою грудь. Я всегда с особой любовью относился к собакам и кошкам, но, к сожалению, мама, питавшая страсть к стерильной чистоте в доме, не смогла бы сосуществовать с животным, свободно разгуливающим по полу, столам и кроватям.

– Спасибо, – сказал я. – Это чудесный подарок. Боюсь, правда, что мама не позволит мне взять его домой.

– Тебе и не нужно брать его домой, – жестко сказал Учитель. – Я принес его для того, чтобы ты убил его своими собственными руками и чтобы эта смерть была как можно более долгой, жестокой и мучительной.

– Ты шутишь? – спросил я, с недоверием глядя на Ли, но по непреклонному выражению его глаз я понял, что это не шутка. – Ты что, действительно хочешь, чтобы я убил его?

– Ты прекрасно расслышал то, что я сказал, – подтвердил Учитель. – Это всего лишь новый этап в обучении жестокости. На сей раз твоя жестокость не будет естественной и осознанной. Ты почувствуешь вкус извращенной жестокости, жестокости, доставляющей наслаждение, нечеловеческой и порочной.

Новые, непривычные для меня нотки, прозвучавшие в голосе Учителя, вызвали у меня ощущение тошноты. Неведомый мне раньше отвратительный животный страх поднялся откуда-то изнутри, отзываясь головокружением и спазмами в желудке. На спине выступили капли холодного липкого пота.

– Господи, что это со мной происходит? – в панике подумал я, лихорадочно пытаясь понять причины такой преувеличенной и явно несоразмерной словам Ли реакции.

Я посмотрел ему в глаза. Взгляд Учителя был зафиксирован на мне, и выражение его лица, его глаз, мыслеобраз, исходящий от него и проникающий в меня все глубже и глубже, вызывал смутные воспоминания о чем-то ужасном, невыносимом и отвратительном, что уже когда-то случалось или должно было случиться со мной.

– Ли, что ты делаешь? – спросил я, пытаясь глубоким дыханием контролировать охватывающую меня панику. Колоссальным усилием мне удалось сдержать подкатывающую к горлу рвоту. Отвращение и страх ослабевали, подчиняясь контролю, но не оставляли меня.

– Ты знаешь, что я делаю, – сказал Ли.

– Клянусь тебе, я этого не знаю.

– Значит, я неправильно выразился. Может быть, ты и не знаешь, но ты это чувствуешь.

– Конечно, я что-то чувствую. Но я не понимаю, откуда пришло это чувство и что оно означает.

– Это барьер. Барьер, который тебе сегодня предстоит осознать и преодолеть, – смягчая выражение лица, с ободряющей улыбкой сказал Учитель.

Я в изнеможении присел на землю и прислонился спиной к валуну. Котенок вырвался у меня из рук и, слегка царапнув меня коготками сквозь брюки, соскользнул на землю. У меня промелькнула мысль, что вот сейчас он убежит в лес и весь этот кошмар закончится.

Издевательская ухмылка Учителя показала мне, что он прекрасно осознает мою последнюю тщетную надежду. Подхватив жалобно мяукнувшего котенка за шиворот, он сунул его в мешок и стянул горловину веревкой.

– У него еще осталось немного времени, – бесстрастно произнес Ли и тоже опустился на землю недалеко от меня, разглядывая меня с явным интересом.

Несколько минут мы молчали. Я сосредоточился на глубоком дыхании, приводя в равновесие вышедшие из-под контроля эмоции, а Учитель расслабленно созерцал меня полуприщуренными глазами.

– Теперь, когда ты немного успокоился, – нарушил молчание Ли, – соберись и попробуй понять, что же все-таки произошло.

Я подумал, но ничего заслуживающего внимания мне в голову так и не пришло.

– По правде говоря, не знаю, – сказал я. – Наверно, дело в том, что я люблю кошек, а этот котенок еще так мал и очарователен, что мне неприятно лишать его жизни, тем более жестоким и мучительным способом.

– Ты ведь чувствуешь, что дело не в этом, – скептически скривив губы, отозвался Ли. – Если бы это была простая жалость, вряд ли ты оказался бы на грани того, чтобы потерять сознание.

– Пожалуй, ты прав, – вынужден был согласиться я. – Но, возможно, мое состояние спровоцировал ты сам. Я воспринимал какой-то ужасный и мучительный мыслеобраз, исходящий от тебя и доводящий меня до безумия.

– Ты не прав. Это был не мой, а твой собственный мыслеобраз, всего лишь отраженный и усиленный мной. Этот мыслеобраз и есть твой внутренний барьер. Но мне бы хотелось, чтобы ты сам вспомнил и осознал его.

– Что я должен для этого предпринять? – спросил я, внутренне содрогаясь от мысли, что я должен буду вновь пройти через что-то подобное.

– Прежде всего успокойся и сделай свой ум чистым и восприимчивым, подключив к состоянию покоя осознание своей нити жизни. Потом вспомни, но в очень ослабленной и мягкой форме, то состояние, которое ты испытал, и спроси себя: «что это?», «с чем это связано?», «почему это так болезненно для меня?». Задав себе эти вопросы, вновь очисти свое сознание от посторонних мыслей и жди, пока ответ не придет к тебе. Лишь зная ответ, ты сможешь разрушить этот барьер.

Я прикрыл глаза и попытался расслабиться. Смутное ощущение тревоги и скрытой опасности того, что я собираюсь сделать, долго не оставляли меня, не позволяя окончательно расслабиться. Я несколько раз выполнил руками жест истины, огромной как солнце, прося ее дать мне силы, и закончил двойным жестом спокойствия. Затем я вспомнил уже давно ставший привычным мне мыслеобраз спокойствия и тихой радости. Мягкие и успокаивающие потоки оргазмических ощущений начали омывать мое тело, исходя из основных дань-тяней и опускаясь вниз от внутренней улыбки. Мне стало так уютно и хорошо, что, кажется, на какое-то время я погрузился в сон или в полусон, из которого меня вырвал тихий глуховатый голос, звучащий в моей голове.

– Что это? С чем это связано? Почему это так болезненно для меня? – монотонно, как заезженная пластинка, повторял голос.

В первый момент я не сообразил, о чем идет речь. Сознание потихоньку просыпалось, и я понял, что эти вопросы велел мне задать Учитель, вспомнив то состояние, которое я пережил. Воспроизвести его оказалось нетрудно. Оно возникло само, сразу вслед за мыслью, и тошнота была так сильна, что мне пришлось снова приложить усилия, чтобы заглушить ее, доведя до чуть заметного, почти исчезающего уровня.

– Что это? С чем это связано? Почему это так болезненно для меня? – спросил я себя, вложив в эти вопросы всю свою концентрацию, а затем вновь расслабился, погружаясь в уютную колыбель безмятежного сна.

Дикий разрывающий душу крик заставил меня вскочить на ноги. Он был непрерывным, резко изменяющимся в высоте тона и модуляции. Никогда раньше я не слышал ничего подобного. Крик рвал мне душу и одновременно притягивал меня. Я вскочил на ноги и изо всех сил помчался в направлении, откуда он доносился.

Какая-то новая мысль неотступно преследовала меня на бегу, но я никак не мог ее ухватить. Что-то меня беспокоило. Я бежал, но не так, как обычно. Я продвигался вперед слишком медленно, тело казалось чужим и неуклюжим, шаги были слишком короткими, и иногда я с трудом сохранял равновесие. Я посмотрел вниз и увидел маленькие детские ноги в коротких черных шортах и стоптанных коричневых сандалиях на босу ногу.

Я завернул за угол двухэтажного желтого домика с облупившейся штукатуркой и оказался на заднем дворе. Зрелище, открывшееся мне, лишило меня возможности двигаться и даже говорить. На какое-то мгновенье все чувства замерли во мне. Потом мое тело содрогнулось, как от удара. Мне показалось, что какое-то чуждое и незнакомое существо проникло внутрь меня, в мой мозг, а в следующий момент я понял, что этим чуждым существом был я сам, в своем обычном сознании взрослого человека. Я вспомнил, что то, что я вижу, действительно произошло со мной в далеком прошлом, но до сих пор оставалось затерянным где-то на самых задворках памяти.

Я мог наблюдать всю картину как бы со стороны, одновременно чувствуя ужас, охвативший меня в трехлетнем возрасте при виде крупного рыжеватого кота с пустыми глазницами и вспоротым животом. С застывшим оскалом окровавленной пасти кот тихонько раскачивался на собственных кишках, завязанных узлом на ветке дерева.

Кричал второй кот, которого, как я понял, через несколько минут ожидала участь первого. Он извивался на земле со связанными лапами. Двое мальчишек лет двенадцати-тринадцати, вооруженные перочинными ножиками, сидели на корточках около него и с торжественной важностью разыгрывали непонятную мне ритуальную церемонию. Один из них был судья, другой – палач. Кота обвиняли в каких-то преступлениях, а потом мальчишки по очереди наносили ему неглубокие, но болезненные раны ножами, и отчаявшееся измученное животное заходилось в крике бессильной тоски и ярости.

Эта бессильная ярость кота передалась и мне. Я хотел что-то сделать, закричать, позвать на помощь, броситься на мальчишек и сделать с ними то же самое, что они делали с котом, но я был слишком мал, слаб и испуган. Я по-прежнему стоял неподвижно, почти не дыша, и увлеченные своим занятием мучители меня не замечали. Когда нож вонзился в глазницу кота, мне показалось, что это мои глаза протыкает его окровавленное лезвие, но по крайней мере я снова начал ощущать свое тело и наконец смог пошевелиться.

Я медленно повернулся и пошел прочь. Я больше не хотел думать о том, что произошло. Я все равно не смог бы ничего изменить. Но я твердо знал только одно – я должен стать настолько сильным, чтобы никто и никогда не смог творить при мне несправедливость. Этого я не допущу, и я никогда не допущу, чтобы слабое и безобидное существо сделалось моей жертвой.

Видение растаяло. Я открыл глаза и посмотрел на Учителя. Страх и тошнота исчезли. Осталось только усталое безразличие, подобное тому, что появляется после сильного нервного напряжения.

– Вот ты и осознал свой внутренний барьер, – сказал Ли. – Теперь все будет проще. Тебе осталось лишь его преодолеть.

– Для этого я должен убить котенка? – спросил я, взглянув на мешок с затихшим в нем зверьком.

Мысль о том, что я буду вынужден убить его, на сей раз не вызвала у меня никаких чувств. Это было бы просто действием, которое я вынужден совершить, еще одной из вещей, необходимых при обучении воинскому искусству.

– Так просто ты не отделаешься, – сказал Ли. – Ты собираешься использовать мыслеобраз отрешенной естественной жестокости, которую ты и так уже достаточно развил. Было бы бессмысленно приносить в жертву котенка ради дополнительного подкрепления и без того устойчивого навыка.

– Тогда чего же ты хочешь от меня? – с недоумением спросил я. – Чтобы я его не убивал?

– Котенок должен умереть, – жестко сказал Учитель. – Я уже говорил тебе, что для того, чтобы избавиться от пороков, нужно пройти через них, для начала осознав их на чужом опыте. Бывают ситуации, в которых воин, питающий отвращение к пороку, проигрывает в битве с порочным и склонным к извращениям человеком именно потому, что его внутренние барьеры не позволяют ему становиться на одну доску с тем, кого в душе он считает моральным уродом.

Воин Жизни хранит в копилке своих возможностей осознание всего, к чему он может прикоснуться, как прекрасного, так и отвратительного, и он выбирает гармонию и спокойствие не потому, что этого требуют его внутренние барьеры. Это – его сознательный выбор. Тот, кто в силу внутренних ограничений не может стать порочным ни при каких обстоятельствах, не способен сделать сознательный выбор. Он лишь слепо следует автоматическим указаниям, которые диктует ему подсознание. Лишь тот, кто умеет чувствовать и вести себя как порочный человек, может сделать сознательный выбор избегать пороков, но в случае, когда этого требуют обстоятельства, для него не трудно, воссоздав мыслеобраз порочности, сделать вид, что он на самом деле порочен, и, действуя так, добиться поставленных целей.

Извращения и пороки находятся у вершин треугольника жизни. Если мазохизм тяготеет к слиянию с жизнью, то садизм, особенно в его физических и сексуальных проявлениях, обычно характерен для вершины противодействия жизни.

Сумев испытать и осознать вкус наслаждения садизмом, ты ближе подойдешь к пониманию того, чем является вершина «сражения с большим драконом».

– Что же я должен сделать, чтобы почувствовать вкус наслаждения садизмом? – спросил я.

– Всего лишь использовать свои ресурсы, – ответил Учитель. – В зачаточном состоянии все виды пороков и извращений присутствуют в природе каждого человека. Обычно они подавляются или не получают дальнейшего развития, но так или иначе в тебе уже заложена склонность к садизму. Осталось лишь пробудить ее, отождествившись с внутренним опытом другого человека, зафиксировать соответствующий мыслеобраз и, приведя в движение потоки сексуальной энергии, направить их в нужное русло мыслеобразом, подкрепленным волевыми эманациями.

Ты должен вернуться обратно в свои воспоминания о мучительной смерти котов, но на этот раз ты увидишь все не своими глазами, а глазами убийц, и ты почувствуешь наслаждение, которое доставляло им издевательство над животными. Запомнив этот мыслеобраз, ты, подкрепив его волевыми эманациями, выполнишь упражнение «шаг вперед – зверь, шаг назад – человек» и, добившись сильного и почти неконтролируемого состояния «зверя», наложишь на него мыслеобраз от наслаждения мучениями других существ.

– Теоретически я понимаю, как это сделать, – сказал я. – Но как я могу почувствовать то же самое, что мальчишки из моего детства? Их психика и побуждения мне абсолютно чужды. Как же я могу понять их и, тем более, перевоплотиться в них?

– А это уже твоя проблема, дружок, – ответил Ли. – Не надо притворяться, что ты не знаешь, как это сделать. Ты имеешь все, что нужно для этого. Другое дело, что тебе неприятно перевоплощаться в мальчишек, потому что тебе кажется, что это представляет угрозу для твоей личности и индивидуальности. Ты боишься, что, став кем-то другим, ты перестанешь быть самим собой. Наслаждение от садизма – слишком сильное и слишком поглощающее ощущение. Но запомни – ты становишься зверем, когда делаешь шаг вперед. Для того чтобы вернуться к себе, тебе нужно сделать всего лишь шаг назад, и ты снова станешь человеком, но человеком, обогащенным неведомым тебе ранее опытом зверя. Ты ни в коем случае не утратишь себя, наоборот, познав глубины зла, ты укрепишь свою человечность.