Текст книги "Ватерлиния (сборник)"

Автор книги: Александр Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

– Поговорим, сестрица?

Он зашагал от стены к стене, рассматривая сестру, валяющуюся бревном поперек излюбленного лежбища. Магнитом ее туда тянет… Ничего, оклемается.

– Вставай, стерва! Это только задаток.

Джильда запахнула домашний халатик. Со стоном приняв сидячее положение, начала массировать шею. Кровать под контр-адмиралом протяжно скрипнула. Расшатанная, заслуженная, многотерпеливая кровать.

– Пошел вон, братец.

Риенци молча шагнул вперед, подняв в замахе руку. Джильда, пискнув, съежилась.

– Так-то лучше.

Он усмехнулся в короткие жесткие усы, хотел было швырнуть фуражку на кровать, но от лежбища, как всегда, попахивало, и он побрезговал. С грохотом водрузив перед собой резной дубовый стул, тяжело сел верхом, пристроил фуражку на колене, дернул щекой. Потребовал:

– Рассказывай.

Джильда поджала под себя ноги. Кошечка. Нимфоманка. Стерва…

– О чем ты, братец?

– Дура! О твоем Альвело! Наша мудрая матушка забыла преподать тебе одно важное правило: трахай кого хочешь, имей хоть миллион кобелей, но думать изволь головой, а не… Если ты еще не поняла, то объясню: мы по брови в дерьме, сестрица. И вляпалась в него ты!

Джильда равнодушно повела плечом.

– Ты-то в него не вляпался… – Кулак брата опасно напрягся, и она поспешила изменить тон. – Что случилось, Джакомо, а?

– Она еще спрашивает! – рявкнул генерал-лейтенант, но уже тоном ниже. – Сука! И это ей я помогал делать карьеру! Ее тянул вверх, как мог!..

Джильда презрительно улыбнулась.

– Подумаешь, карьера! Контр-адмирал в плавающей жестянке на поганой планете… Мечта жизни! Лучше вспомни, сколько я для тебя сделала.

– Заткнись! – медленно, ненавидяще выцедил Риенци. – Говорить буду я. Примерно три… нет, четыре недели назад тебя вызвал Монтегю и приказал выбрать кого не жалко из числа твоих младших офицеров, так? Вижу, не ошибся. Вероятно, он намекнул, что речь идет о совместной операции с контрразведкой. Ты выбрала этого Альвело. Почему? Отвечай. Он был не слишком хорош в постели?

– Не лучше тебя, братец, – ядовито проворковала Джильда.

– Заткнись и слушай. Этот лейтенантишка вернулся, вместо того чтобы пропасть. Нам – плевать. Но поздравляю тебя с выбором! Он в разработке нашей контрразведки и, предположительно, спецслужб метрополии. Мало того, похоже, им очень интересовались до того, как ты его выбрала! Не спрашивай, откуда я это знаю. Велич сел в лужу, а мы с тобой – в дерьмо. Выбрала его ты – именно ты и именно его из сотни подчиненных тебе офицеров, – с какой целью? Потому что накануне он тебе не угодил? Попытайся втолковать это контрразведке, а заодно и объяснить неуспех операции. Кто виноват в том, что непригодная кандидатура не была вовремя заменена? Я не знаю и знать не хочу, что там у них не сработало, зато знаю точно: если Величу понадобится козел отпущения, ему не придется долго искать. Сказать тебе, кто им будет? А вслед за тобой посыплюсь я, и только потому, что имел несчастье родиться твоим братом! Кому, кроме меня, ты нужна, кретинка? Адмиралиссимус не глядя подмахнет приказ о собственном расстреле, не то что о чьем-то разжаловании. И это еще лучшее, на что мы можем рассчитывать!

Генерал-лейтенант Риенци смахнул носовым платком испарину, скомкал платок, швырнул на пол. Минуту, понадобившуюся контр-адмиралу Риенци на то, чтобы собраться с мыслями, он разглядывал сестру – мятое после ночи лицо, холеные ляжки, очень широкий таз, вульгарная хрипотца в голосе, хирургически увеличенные глаза выдают одновременно пресыщенность и неудовлетворенность. В метрополии не всякий портовый бордель согласился бы принять столь потасканный товар. И как это она ухитряется командовать? Пошлая тупоумная сучка… Это гены. По правде сказать, дражайшая мамочка была нисколько не лучше…

Минуту, потребовавшуюся генерал-лейтенанту Риенци на то, чтобы отдышаться, контр-адмирал Риенци исподтишка разглядывала брата – грубое, в багровых пятнах лицо, мясистая шея, след от фуражки на ежике волос. Ну-ну, братец. Пошуми, если тебе это необходимо, можешь даже снова ударить, коль невтерпеж. Ничего в тебе нет, кроме хватки, глотки и чутья, но чутьем мы с тобой равны, просто-напросто на этот раз ты унюхал опасность первым. Опасность, прямо скажем, пока гипотетическая, но чувство самосохранения примитивного дуболома вопиет, не так ли, братец? И ты уже придумал, как ее избежать, как вывернуться – я ведь знаю тебя, Джакомо. Говори, братец, говори…

– Как решим? – спросила она, потому что он ждал этого – беспомощного – вопроса.

– Как я скажу, так и решим. Прежде всего от Альвело нужно избавиться как можно скорее. Причем это должно выглядеть более чем естественно. Концы в воду – и все. Потом я решу по обстоятельствам, что нам делать, понятно? А от Альвело избавишься ты.

– Сейчас? На Поплавке? – Джильда наморщила лоб. – Хм… Может быть, позже, с началом боевых действий…

– Глупости. Мы не можем столько ждать. Кстати, тебе вовсе не обязательно убивать его. Пусть-ка твой лейтенант поохотится за старыми торпедами в Гольфстриме, как раз для него занятие. Что-то давно у тебя не было штрафников. Я слыхал, это сложный район, или я ошибаюсь?

Джильда покачала головой.

– Настолько сложный, что без трибунала это дело не обделать.

– Да? – Генерал иронически поднял бровь.

– Ну… очень сложно.

– Так-таки и очень? Он напивается? Бездельничает в служебное время? Травку курит? Не знаешь – узнай. То есть что значит: как все? Он – не все, тебе понятно?

– Да.

– Встань… Смотреть на тебя тошно.

Джильда покорно спрыгнула с кровати. Скромно одернула халатик.

– Так лучше?

– Один черт, – буркнул Риенци. – Хотел бы я знать: ради чего я тебе помогаю?

– Ты это знаешь. Утону я – утонешь ты. Или оба выплывем. Можешь отречься от меня – результат один.

– Заткнись!

– Не сердись, я все сделаю. – Она подошла, поцеловала его в потный висок с пульсирующей под коричневой кожей жилкой. – Спасибо за урок, братец.

– Не за что… тварь… сестренка…

Глава 2

Прямо над ватерлинией на нижнем, служебном уступе сектора Альфа даже сквозь дыхательный фильтр пахло сыростью, морской солью, парами и перегаром углеводородного горючего, смазочным маслом. С уступа полого спускался в воду широченный пандус, разделенный на стартовые «гнезда» наспех приваренными невысокими барьерами, тускло блестящий, обильно покрытый густой смазкой. Пандус именовался слипом, как якобы он назывался у китобоев в Темные века, если только историки не врут и в земных океанах когда-то действительно водились киты. Радужные пятна расползались от слипа по воде, и сама свинцовая поверхность океана, медленно несущая ленивую зыбь, даже поодаль от Поплавка казалась густой и маслянистой, словно мазут. Был штиль.

Двое нижних чинов подволокли скутер к «гнезду». Филипп надел каску, сел верхом на длинное сиденье, сунул ноги в упоры и прогрел на холостом ходу двигатель. Не нравится мне этот штиль, подумал он с неясным беспокойством. Нехороший какой-то штиль, неприятный, совсем необычный для южных широт. И вода – холодная…

Он поежился и несколько секунд убеждал себя, что ему тепло, а убедив, удивился тому, что пришлось убеждать. Штормовой комбинезон греет отлично и не впитывает воду. А брызг будет… Ничего страшного, прокатимся разок, отвлечься от глупых мыслей и глупых снов будет очень полезно. Всех дел – съехать со слипа, разобраться в стартовой сутолоке, как можно быстрее объехать вокруг Поплавка, с размаха, не ошибившись номером, влететь в свое «гнездо» и пересечь финишную нить слабенького лазера. Только-то. А если улыбнется удача – будет и у меня призовая серебряная кружка, подумал он. Буду из нее пиво пить. Хотя за командную победу кружку не дают, а дают стопку. Что ж, буду пить водку. Впрочем, тут есть гонщики и посильнее, так что вряд ли. Запасной – он запасной и есть, и даже если участвует в гонке, всерьез никем не принимается. В общем-то это только к лучшему, но шанс прийти первым все равно ничтожен.

Четверть часа назад финишировал индивидуальный заезд. Лейф опять победил – сейчас он громогласно хохотал и принимал поздравления в центре кучки болельщиков, пробившихся на служебный уступ. Несколько добровольных распорядителей из числа старослужащих, с белыми повязками на рукавах, берегли глотки и пока не вмешивались, разумно давая схлынуть приливу восторженных чувств. Время пока терпело. На смотровых уступах – и в пятидесяти, и в ста метрах над ватерлинией, и выше – слитно галдели, там было черно от зрителей. Где-то там, вероятно, был и Петр, но на таком расстоянии не стоило наугад махать рукой – все равно он не разберет, кто где. Верхушка Поплавка, как обычно, скрывалась в облаках. Рейсов с утра не было, терминал бездействовал.

Сегодня на смотровые уступы высыпали все, кому не лень. Кроме, разумеется, вахтенных, проклинающих свою участь, больных, арестованных по дисциплинарным делам, неизлечимых агорафобов и наконец-то взятых в оборот трюмных крыс. Большинство зрителей толпились над слипом, гроздьями висели на поручнях, тянули шеи, стараясь не пропустить момент старта. Большие офицерские гонки бывают лишь дважды в год – в год Капли, а не земной год. Это на тренировки свободных от вахты молодых офицеров можно смотреть почти еженедельно, стоит лишь Поплавку лечь в дрейф в штилевой полосе, но в тренировках нет ничего интересного. Гонка, особенно командная, когда по океанской зыби, подпрыгивая, вылетая из воды и снова плюхаясь в фонтанах брызг, одновременно несутся полсотни скутеров и можно вдоволь насладиться зрелищем, выиграть или проиграть пари, – другое дело.

Никто уже не помнил, когда возник этот обычай и кто первым придумал устраивать гонки – на этот счет ходили разные легенды. Командование не поощряло и не запрещало рискованную забаву, в коей участвовали или мечтали участвовать почти все одуревшие от монотонности службы офицеры от мичмана до кавторанга включительно. Скутер являл собой плоскую доску, сработанную из легкого металла, снабженную сиденьем, рулевым управлением, водометным двигателем и топливным баком. Доски вырезались по стандартному шаблону из переборок старых, назначенных на слом субмарин, водометные движки, позволяющие скутеру развивать порядочную скорость, в ненужном изобилии имеющиеся на складах деталей и агрегатов, были двигателями ориентации «Нырка» – крошечной, безнадежно устаревшей капсулы, мало пригодной для Капли. При отказе двигателя скутер, потеряв скорость, сразу тонул, оставляя седока барахтаться в воде, в чем заключался элемент риска для участников и удовольствия для зрителей. При неизбежных столкновениях скутеров в стартовой сутолоке чаще всего случалось то же самое. На всякий случай штормовые комбинезоны участников непосредственно перед заездом опрыскивались из пульверизатора какой-то химией, по легенде, отпугивающей криль.

Филипп знал, что в прежние времена практиковалось поло на скутерах, особенно популярное на дальних базах, где офицерство от скуки сходило с ума, но эта забава попала в разряд запрещенных, после того как два офицера, оказавшиеся в воде, были схвачены нежданно вынырнувшей из глубины хищной водорослью. По рассказам старослужащих, получалось, что большинство офицеров Поплавка безропотно приняли решение командования, и это было понятно: погибнуть с честью на войне или в благородном спорте и быть сожранными, как бифштекс, – очень разные вещи.

По жребию ему досталось двадцать четвертое стартовое место, Лейфу – двадцатое. Третий участник команды вытянул сорок седьмое место, и было очевидно, что вся его задача в командной тактике – не особенно мудря попытаться проехать как можно лучше, если не притрут.

Ожидая указаний, Филипп смотрел не на воду – на Лейфа Бьернсона. Но Лейф, удачливый счастливчик, отделавшись от почитателей, только подмигнул ему и сделал несколько движений рукой, которые Филипп понял так: в давку не лезь, по возможности вырывайся вперед по внешнему радиусу, и если (что вряд ли случится) догонишь меня – сработаем парой. Филипп покивал в ответ, показывая, что понял.

Прокричали минуту до старта. Уступ пустел: добровольные распорядители деликатно теснили посторонних. Официальных блюстителей порядка на нижнем уступе не было видно вовсе, что не удивляло: полиция Поплавка всегда хорошо знала, где стоит вмешаться, а где, пожалуй, лучше оставить все как есть, и, как всякая умудренная опытом корабельная полиция, предпочитала держаться подальше от открытой воды.

– Мину-у-утная готовность!

Толпы зрителей на уступах слитно взревели. Филипп сместился на сиденье чуть вперед, побалансировал на краю. Теперь легкий толчок ногой – и скутер заскользит по слипу, а как только он коснется воды, надо резким качком назад сместить центровку, чтобы сразу выйти на глиссирование. Только бы не соскользнуть раньше сигнала – это считается позором…

– Три-и-идцать секунд!

Разом взвыли на холостом ходу пятьдесят двигателей. Пятьдесят пар рук легли на рулевые колонки.

– Де-е-есять секунд! Приготовились… Внимание… Старт!

С последним выкриком бабахнул выстрел из карабина – в воздух, и гонка началась. Один круг против часовой стрелки в объезд Поплавка, около трех с половиной миль кольцевой дистанции, меньше пяти минут гонки. Нормальная субмарина в кавитационном режиме ходит быстрее…

Брызги ударили в лицо, пена окатила ноги. Удачно выскочив на поверхность, Филипп только теперь почувствовал азарт. Боковым зрением он заметил, что скутер соседа справа как нырнул в воду, разогнавшись на слипе, так и не вынырнул, к вящему удовольствию флотских старшин, охотно изготовлявших спортивные суденышки на заказ под складчину офицеров. Мелькнула в воде мокрая голова. Двое слева столкнулись… Так. Еще у одного прямо на слипе отказал двигатель. Четырьмя соперниками меньше. Не-ет, в собачью свалку мы не полезем, а будем выбираться на внешний радиус, как было условлено…

Ему все-таки пришлось заложить вираж раньше, чем хотелось: справа недвусмысленно наваливался чей-то скутер, как видно, быстрее соскользнувший в воду. Он тут же пристроился справа, отжимая Филиппа ближе к Поплавку, где, как и ожидалось, царила предстартовая толчея. Филипп поднажал, и они понеслись бок о бок. Полированные днища скутеров послушно расшвыривали воду.

Кто такой? Жаль, не видно знаков различия. Наверно, из Ударного флота, там есть лихие гонщики… Мало-помалу Филипп выдвинулся вперед на полкорпуса и теперь уже сам отжимал соперника подальше от все еще продолжающегося столпотворения на внутреннем, наивыгоднейшем радиусе у самого борта Поплавка. Потом, когда они разберутся, придвинемся поближе, а пока вот так – метрах в сорока, где никто не мешает… Нет, мешают…

Чуть сбросив скорость, он отвернул влево, едва не переехав корму чьего-то скутера, невесть откуда ринувшегося наперерез. Командная тактика: ты мешаешь другим, они мешают тебе, пока лидеры рвутся к финишу. Скутер высоко подпрыгнул на кильватерной волне, и Филиппу на миг показалось, что он опрокинется. Нет, обошлось. Где Лейф?

Он поискал глазами впереди себя и быстро нашел. Должно быть, Лейфу сильно помешали на старте гонки, поскольку он не примкнул к группе лидеров, как ожидал Филипп, а скакал по зыби недалеко впереди. Очень может быть, что придется сработать парой: встать уступом и переднему гнать что есть силы в движке, а заднему подрезать конкурентов.

Слева участники гонки постепенно разбирались в кильватер; справа маячил один-единственный скутер – уже не тот, что вначале, другой – и все порывался проскочить влево под носом Филиппа, а потом отстал. Филипп взял влево и нашел свое место в гонке. По первым прикидкам, выходило неплохо, и если так пойдет дальше, можно надеяться финишировать в первой десятке. А можно постараться объехать вон того, что мешается перед самым носом, – явный новичок, излишне дергается, мешая скутеру самому найти наивыгоднейший режим глиссирования, и быть новичку в хвосте.

Привстав в упорах, он впритирку обошел новичка, затем некоторое время боролся с тем, кто шел впереди него, но тот был начеку, немедленно парировал все попытки Филиппа обойти его как по внешнему, так и по внутреннему радиусу, и Филипп на время оставил его в покое. Два раза он оглянулся, с удовлетворением отметив, что погоня отстала и никто не наступает на пятки: в первый раз объеханный новичок оказался метрах в двадцати позади, во второй раз он и вовсе скрылся за изгибом Поплавка. Поплавок был рядом, пугающе близко, больше всего он был похож на торчащий из океана вулканический конус, ежеминутно грозящий разразиться извержением. Филипп только раз мельком взглянул вверх и больше смотреть не стал. Он чувствовал себя, как на крыльях. Удалось зацепиться за хвост лидирующей группы, и это удача, правда, все решится на финише, когда перед въездом на слип нужно будет на скорости описать широкую дугу, ни в коем случае не позволяя себя подрезать, и уж подавно надо не ошибиться номером «гнезда» – иначе твое время запишут тому, в чье «гнездо» ты по ошибке влетел, и быть тебе объектом насмешек в кают-компании, покуда насмешникам не надоест насмехаться…

Впереди, сколько он мог видеть, было не то одиннадцать, не то двенадцать скутеров. Суденышко Филиппа подпрыгивало мячиком в кильватерной струе преследуемого, в лицо летели холодные брызги, а сам преследуемый точно так же умывался брызгами и подпрыгивал в кильватерной струе Лейфа Бьернсона. Жми, Лейф! Шансы высоки, и если наш третий… как его, носатого… Левон, кажется, он из инженеров… да, если он проедет хотя бы средне, можно надеяться на командную победу. Но, похоже, у Лейфа проблемы… Сбоит двигатель? Его преследователь поравнялся с ним, медленно обходит… Обошел! Жми, Лейф! Пройдено меньше половины дистанции, сделано меньше половины дела… Жми! Держи скорость!

Филипп вдруг обнаружил, что кричит во весь голос, но вряд ли Лейф слышал, а если слышал, то и сам прекрасно знал, что надо делать. Да, жаль: так хорошо шли… Филипп принял вправо, и мало-помалу задранный нос его скутера поравнялся с кормой Лейфа, а затем начал медленно выдвигаться вперед. Лейф смотрел прямо перед собой, сидел ровно и, по виду, не предпринимал никаких попыток устранить неполадку, не терзал двигатель, рывками меняя режим его работы, как непременно поступил бы Филипп на его месте, что показалось немного странным. Оно, конечно, мастеру виднее… И тут случилось совсем непонятное.

Скутер Лейфа внезапно вильнул вбок, опасно подрезав Филиппа. Нет, это не подрезка, это – столкновение… Филипп едва успел среагировать; среагировал даже не он – среагировало тело, но все же металл с коротким скрежетом задел о металл, и толчок получился чувствительный. «Идиот!» – заорал Филипп и подумал, что Лейф его, наверно, все-таки не слышит, а жаль; хотя очень может так случиться, что барахлит у него вовсе не водомет, а управление…

Он не успел додумать эту мысль, потому что скутер Лейфа вновь ринулся в атаку, и Филипп рывком сбросил скорость, пытаясь избежать нового столкновения, но было поздно. Скутер Лейфа полез на его скутер, а Лейф – Филипп это ясно видел – был озабочен лишь тем, как бы половчее завалить соперника и не опрокинуться самому. Что он делает, мы же в одной команде! Точно, свихнулся. Ненормальный. У нас же командная гонка! Да и по отношению к настоящему сопернику такие действия недопустимы, за грубость в благородном спорте с виновным перестают здороваться и можно запросто схлопотать по физиономии в кают-компании…

Хрустнуло. Скутер провалился носом, высоко задрав корму. Мелькнуло лицо Лейфа в маске дыхательного фильтра, ударил в лицо фонтан брызг, и что-то твердое, наверно, осколок доски, долбануло по каске. Перелетая кубарем через руль, еще не успев испугаться, Филипп с удивлением подумал, что внешне Лейф нисколько не похож на свихнувшегося, напротив, он собран, скуп в движениях и даже деловит, как человек, выполняющий нудную, но необходимую работу. Мозг обожгло догадкой мгновением раньше, чем тело обожгло водой. Филипп вынырнул и тут же нырнул снова. Перехватило дыхание. Вода была холодная, не выше десяти градусов, но лучше было немного померзнуть, чем быть разрезанным на куски скутерами отставшей группы. Работая руками и ногами, как лягушка, Филипп погрузился поглубже. Так, с какой стороны у нас Поплавок? Кажется, вон с той. Надо плыть под водой прочь от Поплавка, сколько хватит воздуха в легких, а потом вынырнуть и позвать на помощь…

Он вынырнул, когда в глазах заплясали огненные змеи, когда больше не стало сил задерживать дыхание и бороться с оставшимся в комбинезоне пузырем воздуха, норовящим вытолкнуть его на поверхность, и первое, что он услышал, вынырнув, был тягучий, заунывный, страшный звук, словно в океане кричало огромное раненое животное, мучимое болью и одиночеством. Казалось, звук шел отовсюду, без конца, без смысла…

Отплевываясь и откашливаясь, Филипп огляделся. Второй мокрой головы поблизости не оказалось, и это значило, что Лейф устоял при столкновении, а теперь несется к финишу, будто ничего не случилось. С Лейфом было все ясно. Подлец, осторожный убийца, специально выбрал место в середине дистанции, где на уступах мало зрителей, а может, и нет их совсем… Филипп почувствовал, как сами собой стиснулись зубы, не то от холода, не то от злости. Ему захотелось взглянуть на уступы, но он не стал этого делать, потому что на воде творилось совсем уже непонятное: хвост лидирующей группы, разогнав мелкую волну, успел скрыться за окружностью Поплавка, иные из отставших продолжали гнать вперед, а некоторые, развернувшись, во весь дух мчались обратно, только сверкали брызги, вылетая из-под днищ. И над водой по-прежнему висел, давил на уши нескончаемый, тягучий, наводящий ужас звук…

Тогда он понял, что это такое: ревела сирена тревоги высшей степени, включавшаяся лишь в случае чрезвычайной опасности, ревела и звала гонщиков как можно скорее вернуться назад, в Поплавок. В дни войны это могло означать все, что угодно, а в дни мира лишь одно: к поверхности океана поднимался желтый прилив.

В южных широтах, как, впрочем, и в северных, не бывает тайфунов. Здесь нечасты грозы, исключительно редки смерчи, совсем не бывает крупных, держащихся месяцами водоворотов и прочих тропических прелестей, на которые так расточительно щедра Капля. Вот только желтые приливы всплывают здесь ничуть не реже, чем в тропиках.

Поплавку, обладающему собственным ходом, не страшны малые приливы, а большие, пятидесятимильного диаметра и более – бывают редко. На памяти Филиппа такого еще не случалось, он знал об этом только из рассказов старослужащих. Сонары Поплавка способны увидеть вихревой кокон и точно предсказать место прилива, когда тот еще находится на стокилометровой глубине. Но прилив поднимается быстро… И если надсадно ревет испуганная сирена, если прервана гонка и нужно спешно уходить, значит, прилив ожидается большой и Поплавок находится внутри опасного круга, далеко от предсказанного приборами края пятна…

Как бы ни была дорога каждая минута, нельзя бросить в океане полсотни гонщиков – иначе офицеры Поплавка взбунтуются, – но можно, даже очень можно забыть одного во имя жизни остальных; сейчас Филипп понимал это очень хорошо. Товарищи по отряду в морском собрании обязательно сдвинут стопки за упокой души… и никто не осудит командование. Не устоял, завалился на самом неудобном отрезке трассы – виноват сам, и никто иной. Зови на помощь, не зови – никто не поможет: подобрать пловца в скутер невозможно, а посылать спасательный бот нет времени… Час или полтора, проведенные в пятне желтого прилива, нанесут Поплавку смертельную рану, несмотря на мощные регенераторы обшивки и тройной борт.

А ведь почти наверняка никто из гонщиков не видел столкновения… или, вернее – убийства. Многое ли видит гонщик? Ближайших соперников да воду перед собой…

Борт Поплавка был близок. Филипп больше не чувствовал холода воды. Скорее к борту, скорее! К обросшей всякой морской дрянью, почти не различимой глазом полосе ватерлинии. Вцепиться в наросты морских репьев, в неровности, во что угодно, попытаться вскарабкаться на нижний уступ, ведь он совсем низко над водой, во время шторма на нем невозможно находиться, всего-то метра три… Наверно, это будет непросто, и если у меня не получится, придется что есть силы звать на помощь.

Может быть, бросят шкерт…

Какая-то крупная рыбина мелькнула невнятной тенью и исчезла, лениво поплыла куда-то по своим делам, не подозревая о том, что через час-другой будет безнадежно биться в кислоте. Криля, к счастью, поблизости не было, потому что если он есть, то пловец узнает об этом очень быстро.

Ладони наконец-то коснулись борта, и пальцы сами собой судорожно вцепились в наросты морских репьев. Боли пока не чувствовалось, хотя висеть на репьях – удовольствие маленькое, и пальцы придется лечить. Так… Теперь надо отдышаться, уступ над головой совершенно пуст, и некому подать руку. Отдохнуть и выбрать место поудобнее. Но очень долго отдыхать нельзя – уходят силы.

Сирена внезапно смолкла, и это было почти мучительно: ватная тишина в воздухе и ленивый шелест лижущей борт зыби после давящего на уши рева. Наверное, гонщики уже вернулись на слип или в верхние шлюзы, матросы и андроиды причальной команды оттаскивают скутеры подальше, слип готовятся убрать, а то и сбросить в воду, аварийная вахта разбежалась по расписанию. Еще несколько минут – и громадина Поплавка начнет набирать скорость, свои жалкие семь узлов, а если выпустит вперед штатные буксиры и задействует в качестве буксиров находящиеся на борту субмарины, то, пожалуй, все восемь.

Ближайший шлюз? Кажется, метрах в ста справа. Нет, до шлюза добраться не успею, к тому же он может оказаться закрытым, надо карабкаться на уступ… Лейфу, конечно, приказали, и этот жизнерадостный киллер рассчитал правильно: если клиент не сломает себе шею при столкновении, он все равно окажется на пути преследующей группы, а если ему и тут повезет остаться невредимым, можно рассчитывать на хищную водоросль, стаю криля или банальное переохлаждение. Впрочем, этого мало. Филипп с исключительной ясностью представил себе снайпера, ждущего, когда над фальшбортом нижнего уступа покажется мокрая голова… И все-таки надо карабкаться. Желтый прилив – это им подарок, им ведь так хочется объяснить мою смерть непредвиденным несчастным случаем…

Ну, вперед!

Он не сразу понял, что с ним происходит, когда какая-то сила грубо оторвала его от наростов и, кувыркая, повлекла вниз, в черное и холодное, вытолкнула на поверхность и снова утянула под воду. Проклятый воздушный пузырь наконец выскочил из-под комбинезона, и как раз тогда, когда мог бы пригодиться. Отчаянно работая руками и ногами, Филипп вынырнул на поверхность и едва успел сделать глоток воздуха, прежде чем был снова утянут вниз. Когда он вынырнул во второй раз, то не поверил глазам: борт Поплавка темнел метрах в ста от него, а то и больше. Вода кипела, словно в гигантской кастрюле, вспучивалась гладкими пузырями, крутилась водоворотами, швыряла в глаза пену, удержаться на поверхности стоило неимоверных усилий.

Тогда Филипп понял, что это такое: Поплавок опустошал балластные цистерны. Понятно для чего: уменьшить осадку, чтобы развить скорость не восемь, а восемь с половиной узлов, может быть, даже девять… Продуть все, что можно, вплоть до гальюнов… Насосы работали на полную мощность, ежесекундно выбрасывая в океан десятки тысяч тонн воды. И на уступах – никого, все загнаны сиреной внутрь. Никого, кроме, может быть, снайпера, любующегося, как лейтенанта Альвело относит все дальше от Поплавка…

Сколько здесь можно продержаться, не замерзнув? Двадцать минут? Полчаса? Во всяком случае кислота желтого прилива разъест уже труп.

Отчаянно сопротивляясь, по-прежнему не чувствуя холода, он погружался, всплывал, молотил руками по воде и только жалел, что не надел спасжилета – пусть это считается дурным тоном, если не трусостью, наплевать, теперь не до приличий… За что? Чем я вам не угодил, гады? Я ведь лоялен, я простил вам тот случай, потому что поверил: так было надо. Я же верил вам, я же давал присягу, неужели вам этого показалось мало?

Филипп закричал, глотнул воды и закашлялся. Его несло прочь от Поплавка, но Поплавок почему-то перестал отдаляться, а еще через минуту у Филиппа гулко бухнуло сердце: Поплавок приближался! Он шел не прямо к Филиппу, а чуть наискось, и, разумеется, он приближался не для того, чтобы подобрать неудачника – он просто шел кратчайшим путем к предсказанному краю едкого пятна, не обращая внимания на оказавшуюся на его пути мелкую человеческую букашку. Он удирал, по-черепашьи набирая скорость на полной тяге своих циклопических водометов, он гнал перед собой водяной вал, гладкий спереди и бело-пенистый по бокам, и медленно-медленно – по сантиметру – рос в высоту, поднимаясь из воды.

Пока есть силы – плыть! Ни мыслей, ни чувств – только вперед! Буруны по-прежнему швыряли его и пробовали топить, но, кажется, стало поспокойнее, и водяной вал перед вставшим стеной бортом Поплавка приближался с каждым взмахом. Еще сто взмахов… Пятьдесят…

Вал отшвырнул его. Напрасно выкладывая силы, Филипп дважды пытался взобраться на этот водяной бархан и один раз – поднырнуть. Потом его повлекло куда-то вбок, с каждой секундой все быстрее, и он понял, что выкладывал силы зря. Коническая гора Поплавка медленно проплывала в двадцати шагах, отшвыривая неудачника со своего пути. Да и кому в этом мире нужны неудачники? Они всегда тонули, фигурально или буквально, и всегда будут тонуть.

Один шанс из ста? Из миллиона? Филипп не думал об этом. Он знал, что шанс есть – последний шанс, крохотный. Когда водяной вал, вспенившись, отделится от борта, нужно попытаться преодолеть его любым способом – и ждать. Все равно на большее не хватит сил. Может быть, турбулентность вынесет к борту, может быть – утопит. Это даже лучше, чем замерзнуть.

Теперь он чувствовал холод каждой клеточкой тела. Только бы не свело мышцы, подумал он. Громадина Поплавка важно шла мимо него, словно и не помышляла когда-нибудь кончиться, – еще минут десять она будет тяжело и неостановимо идти мимо, но до рывка осталось минуты две. Минута… Нет, я поспешил, вот теперь – минута. Тридцать секунд… Пора?

Пора.

Перевалившись через фальшборт, он упал и замер, и это было последнее, на что у него хватило сил. Лежать… Не шевелиться. Пусть дыхательный фильтр остался где-то там и трудно дышать… Десять лет жизни за полчаса неподвижности. Нюхнуть бы сейчас порошка… благословенный грибной порошок, прекрасное средство подстегнуть силы и разум – особенно разум, из-за чего, конечно, и запрещенное всякими Живоглотами…