Текст книги "Ребус-фактор"

Автор книги: Александр Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Саладина – загадка, – давал нам потом пояснения руководитель. – Потенциально богатый мир, но реализовать этот потенциал оказалось невозможно. Вы видели, во что превращаются здесь люди. У них нет цели, инициативы, любопытства, желания работать на свое же благо. Новички начинают деградировать на Саладине спустя год-два. Это психическая болезнь. Возможно, дело в неподходящем спектре тамошнего солнца, а может быть, в местной растительной пище – словом, в каких-то планетарных факторах, присущих только Саладине. Уже есть успешные опыты излечения колонистов на Земле, но как только они возвращаются на свою родину, очень быстро следует рецидив…

Он еще поговорил немного о попытках добрых землян спасти положение на Саладине и распрощался с нами. А я подумал об излеченных в метрополии. Сами ли они возвращались в тот ад – или их силой водворяли туда, откуда взяли? Похоже, вопрос риторический. Земле не нужен лишний балласт, по ней и своего балласта бродит предостаточно. Метрополия еще побарахтается, еще сделает сколько-то попыток спасти колонию, ну а если не удастся, то что потом? Закроет Врата?

Вот именно. Можно не сомневаться, метрополия так и поступит. Негласно признает поражение и предоставит колонистов их собственной судьбе. Без признания своей ответственности, без тени раскаяния.

Что ж, спасибо за науку.

Хотя я убежден, что наш руководитель имел в виду внедрить в нас совсем иные мысли: мол, Твердь – далеко не худший вариант, вам есть чему радоваться, ребята! Так помните же, что бывает со слабыми и инертными, и давайте работать ради общего блага, грядущего процветания, триумфальной поступи и так далее. Всякий должен был признать, что свое жалованье наш руководитель отработал честно.

Но уж что у него получилось, то получилось.

Глава 3

Едва выйдя из Врат в Новом Пекине (шум в ушах, легкая мигрень, зато комфортная температура воздуха), я позвонил маме.

– У меня все в порядке, ма! Вернулся.

Она радостно охнула, но не более того. Уже через секунду проявила деловой подход. Иного я от нее и не ждал.

– Сколько у тебя свободного времени?

– А? Ну… дня три, наверное.

– Приезжай.

Вот и весь разговор. Порока женской болтовни ни о чем мама лишена напрочь, а уж ненужных слов по телефону избегает, как чумы. Поэтому понять ее совсем просто: раз говорит «приезжай» – значит, надо ехать, причем немедленно. Я только в общежитие заскочил – и сразу на вокзал.

Не на аэродром же. Самолетами у нас возят либо толстосумов, либо особо ценные грузы, а я ни то, ни другое. Для Администрации я точно не шибко ценен, разве что для себя самого. Ну что ж, Администрация великодушно не возбраняет мне путешествовать самолетом – если я сам его куплю или построю.

Ничего, ничего… Будут у нас на Тверди самолеты для всех желающих. И космические ракеты будут – спутники выводить. Поначалу связные, навигационные и метеорологические, а там посмотрим.

Поезд от Нового Пекина до Новой Джакарты – двенадцать часов. За небольшую мзду кондуктор позволил мне провезти в тамбуре электроцикл, хотя вообще-то ему место в багажном вагоне, которого не было. От Новой Джакарты я рванул на электроцикле напрямик, минуя Штернбург. Мог бы доехать на поезде до Штернбурга и рвануть уже оттуда, но вышел бы крюк, да и раздражала меня скорость движения поезда. Временами мне хотелось выйти из дребезжащего вагончика и подтолкнуть его плечом, чтобы помочь чахлому паровозику. Это ж не езда, а средство для воспитания флегматиков. Несчастные холерики либо перевоспитаются, либо попросту вымрут от исступления.

Как бы то ни было, менее чем через сутки я на последних ампер-минутах заряда аккумулятора въезжал в ворота нашей фермы.

Да… давно я здесь не был. Дом облупился и выглядел жалко. Крыша давно нуждалась в починке. Ограда скотного двора покосилась, ее верхушка шла синусоидой. Там и сям вырос сорный кустарник. Н-да… Подонок я все-таки. Подумаешь, хотел учиться! Подумаешь, мама настаивала на этом! А ферма в запустение придет – тогда как? Уже теперь нужно полгода работать, не разгибая спины, чтобы привести хозяйство в божеский вид!

Дом тоже слегка покосился, как после землетрясения, хотя его точно не было. Твердь вообще малосейсмическая планета. Когда сто миллионов лет назад Северному материку неизвестно зачем вздумалось отколоться от Большого – тогда трясло, наверное, будь здоров. Но теперь у нас тихо, только по периферии обоих континентов иногда потряхивает да еще в окрестностях Бездонного озера. Геологи говорят, что там рифт, который миллионов через двадцать лет порвет Большой материк надвое. Геологи и астрономы горазды пророчить – поди проверь их прогнозы!

Судя по хрюканью и возне в свинарнике, мама кормила скотину. Я было направился прямиком туда, но тут она сама вышла из дома.

– Ларс!

– Мама!

Мы обнялись. Она уткнулась мне в плечо, но уже через секунду стукнула меня кулачком по лбу – не нежничай, мол. Ну да, она у меня такая.

– А в свинарнике-то кто? – спросил я.

– Работник.

– Ого! Работника держишь?

– То поле, что за Сухим ручьем, отдала в аренду. Новые поселенцы, семья целая, народ глупый, хорошо, хоть старательный. Ничего, привыкают понемногу, учатся. Один из них у меня в работниках, я ему плачу половину того, что получаю от аренды.

– Не много ли?

– Так ведь и поле не ахти. Ничего, с тех пор как ты перебрался на казенные харчи, мне хватает. Много ли надо, чтобы жить?

Я вспомнил землян – большинству из них такая жизнь показалась бы сущим кошмаром. Я вспомнил колонистов с Саладины – для них такая жизнь была бы раем. Все в мире относительно.

– Я тебе денег привез, ма.

– Откуда у тебя деньги?

– В метрополии нам выдавали суточные.

Мама усмехнулась.

– Экономил?

– Все равно некогда было тратить.

– Что, все время учился?

– Почти. Для чего меня туда послали – отдыхать, что ли?

– Вымотался? Бледный стал, вижу…

– Кто вымотался? Я вымотался? Просто в метрополии солнце дохлое – вот загар и сошел… Давай-ка я прямо сейчас крышей займусь. Жаль, времени у меня мало, но крышу перекрыть хватит…

– Времени совсем нет, – очень серьезно сказала мама.

Я отступил на шаг. Она не шутила.

– Рассказывай, – потребовал я.

– Ты не здесь должен быть. Тебе надо ехать к дяде Варламу, и срочно. Прямо сейчас. Я не хотела говорить тебе это по телефону.

Мне очень не хотелось прямо сейчас ехать к дяде Варламу. Мне хотелось побыть дома.

– Ну, до завтра-то дело, наверное, терпит?

– Даже до вечера не терпит. Поешь, отдохни не больше часа – и гони.

– За час электроцикл не зарядится. Часа два, не меньше…

Только этот аргумент подействовал на маму. И то я видел: она чуть было не предложила мне взять лошадь. Спору нет, Зараза Младшая – хорошая кобыла, получше даже своей покойной мамаши, но никакой лошади не доставить меня в Штернбург меньше чем за трое суток, а на электроцикле я буду там к середине ночи, если только не сверну себе шею на рытвинах дороги. Ничего, справлюсь. Я вовсе не устал, только утомился слегка.

– Пойду заколю поросенка, – сказала мама, глядя, как я разматываю электрический шнур.

Я удержал ее.

– Пусть живет. Найдется какая-нибудь каша? Не поверишь, соскучился по простой пище. А тебе привез земных деликатесов. Только сейчас ты их не открывай, потом съешь.

Мама ахнула, когда я вывалил на стол содержимое сумки. Рыбка, икорка, грибочки, моллюски и много всякой всячины в консервах и сублиматах, а кое-что и условно живое, анабиозное. У нас это стоит бешеных денег и дальше Нового Пекина обычно не идет, а на Земле – пожалуйста. И не дорого. Наплевать, что половина этой вкуснятины искусственного происхождения, – на Тверди синтетической пищи вообще не делают, потому что какая же метрополия согласится развивать тонкие технологии в колониях? Я читал, что пробовали когда-то выпускать ценных рыб в наши реки, так они у нас все до единой передохли то ли от жары, то ли от паразитов, тем эксперимент и кончился.

– Что там у дяди Варлама стряслось, не знаешь? – спросил я, утолив в первом приближении голод.

– Не знаю, но ты нужен чем скорее, тем лучше…

Вполне могло быть, что она и впрямь не знала. Мама – среднее звено в организации, даже не имеющей названия. Какое еще подполье? Его просто нет. Конечно, есть патриоты Тверди, не особенно любящие метрополию, но ведь они всегда были. И кто может помешать этим людям сообщаться между собой? Не выдуман еще такой закон, чтобы о каждом телодвижении или слове докладывать полиции. Неприязнь к метрополии тоже не наказуема. Господь с вами, группа «Укоренение» давно разогнана, ее активисты покаялись в своих заблуждениях и ведут жизнь добропорядочных колонистов, а больше никаких групп и нет, вот так-то. С кем должна бороться Администрация, кого отлавливать и изолировать? Инакомыслящих? Ни для кого не секрет, что инакомыслящих на Тверди процентов девяносто от общего числа народонаселения. Инакодействующих? Позвольте, а кто действует? Несколько дураков вроде того, что выстрелил в задницу толстопяту, на котором ехал министр? А больше никто. Лишь невидимые ниточки тянутся между самыми разными людьми, фермерами и служащими, лесорубами и студентами, рыбаками на побережье и даже полицейскими. Наверное, от мамы тянутся ниточки к совсем уже низовым звеньям вроде меня, и минимум одна нить – выше. Может быть, эта нить тянется к дяде Варламу, а может быть, между ними горизонтальная связь. Собственно, не было ничего удивительного в том, что маму не посвятили в суть дела.

Мы поболтали о соседях, о моих одноклассниках, о даме Фарбергам, недавно сломавшей ногу на ступеньках школы, о Глисте Сорокине, заглянувшем к маме в прошлом месяце, о видах на урожай, о строительстве узкоколейки и еще о сотне мелочей. Два часа пролетели мгновенно.

Потом я оседлал электроцикл, и мама помахала с крыльца мне вслед. А я радовался, что дороги у нас не асфальтированы, как в Новом Пекине. От сытости слипались глаза, и если бы я гнал по асфальту, да еще на чем-нибудь четырехколесном, то наверняка уснул бы за рулем. Мне же приходилось со всем тщанием «обрабатывать» каждую кочку и рытвину, потому как много ли удовольствия вылететь из седла? Словом, я был очень занят.

Километрах в ста от Степнянска я начал посматривать направо – толпы землекопов с лопатами и мотыгами громоздили там насыпь будущей узкоколейки. Насыпь была невысокой, а толпы – многочисленными. Мигранты, конечно. Новопоселенцы. Того, кто уже устроился на Тверди и стоит на ней обеими ногами, на такую работу не заманишь, тем более что платят на ней гроши, а эти хотя бы избегнут голодной смерти. Впрочем, там, куда насыпь еще не дотянулась, пыхтел и дымил паровой экскаватор, понемногу срезая какой-то холмик.

Насыпь закрыла вид на буш. Потесненный полями и пастбищами, он все еще оставался бушем – тем самым бушем, по которому пробирались когда-то мы с Джафаром, мир его праху. Зато гряда, на которой мы ночевали, возвышалась над насыпью, как спина крокодила над мелкой речной волной. На Земле нам показывали крокодилов и в зоопарках, и так, на воле. В наших морях тоже водятся похожие звери, только без гребня.

И вообще у нас не хуже, чем на Земле, думал я, объезжая титаническую рытвину. В потенциале, естественно. Года через два узкоколейка дотянется до Степнянска, и тогда сообщение с Новым Пекином станет самым банальным делом. Подумаешь, сутки езды! Потом насыпь расширят и перешьют дорогу на широкую колею, потом сделают дорогу двухпутной, потом пустят параллельно ровную, как линейка, трассу для поездов на магнитной подушке, потом полетят аэропоезда, направляемые по лучу, потом… Не знаю, что потом. Знаю только, что метрополия за это время уйдет далеко вперед, и мы снова тщетно будем пытаться догнать ее, почем зря надрывая пупы. И навсегда, наверное, останемся в глазах землян убогими провинциалами…

Обидно? Еще бы не обидно. Но где выход?

– Ты прошел стажировку на Земле, – утвердительно сказал дядя Варлам.

Я не отреагировал. Если дяде хочется подчеркивать, что дважды два – четыре, а угол падения равен углу отражения, это, конечно, его дело, но кивать я не обязан.

– Теперь тебе придется пройти еще одну стажировку, – заявил дядя.

Вот тут я заморгал.

– Какую еще стажировку? Где? И зачем?

– Боишься, что это у тебя войдет в привычку? – съязвил дядя. – Не пугайся. Считай это заданием. И знаешь… я тебе завидую.

Я налил себе еще пива из неизменного дядиного бочонка. Новость надлежало переварить, предварительно запив.

– Считаешь, что метрополии с меня недостаточно?

– Еще как недостаточно. Скажи-ка мне для начала: на Земле пиво лучше здешнего?

Я не стал кривить душой.

– Лучше.

– И вообще многое там лучше, а?

– Если не считать людей, то почти всё.

– Так, – сказал дядя. – А может, ты хотел бы перебраться жить в метрополию?

– Мне не предлагали, – ухмыльнулся я.

– Ну а если бы предложили?

– Беспредметный разговор, – сказал я. – Не предложили же. Кстати, я бы, наверное, отказался.

– Почему? Ведь там лучше?

– Потому что я твердианин.

– И что?

– А то, что этого достаточно, – потерял я терпение. – Свою родину любят не за то, что она, мол, объективно самая лучшая, а за то, что она своя. Нет?

– Да, – согласился дядя. – Ты пиво-то пей. Может, оно и не лучшее, зато свое. А теперь скажи: чем ты намерен заниматься в жизни?

– Благом Тверди, – буркнул я. Эти расспросы смахивали уже на экзамен.

– А можно чуть конкретнее?

– Ну… если не случится какой заварушки и если не получу особого задания, то пойду в инженеры. Майлз Залесски конструкторское бюро открывает, мне Боб говорил. Вообще-то я хотел бы специализироваться по ракетно-космической технике или, в крайнем случае, по установкам для гиперпереходов. Сам ведь знаешь, нет у нас ни того, ни другого. А быть должно. Конечно, не прямо завтра, а в перспективе.

– Дельно, – похвалил дядя. – А какие у тебя виды на «прямо завтра»?

– Доучусь и работать буду. – Я встрепенулся. – А что? Намечается что-то интересное?

– Намечается, намечается, – проворчал дядя. – О том у нас с тобой и разговор идет. Я понять хочу, как высоко ты ценишь свое будущее инженера. Поначалу, допустим, Боб тебе протекцию составит, потом ты сам себя проявишь – верю, проявишь! – и, может быть, со временем, выбьешься в главные инженеры какого-нибудь предприятия Майлза Залесски. Или какой-нибудь другой акулы, не суть важно. Недурная перспектива для сына фермера?

– Так себе. – На ухмылку дяди я ответил своей. Чего он тянет кота за хвост? Переходил бы сразу к делу. Похоже на то, что инженером мне не бывать, не так ли? А почему? Нет, я готов поступиться многим, даже очень многим, но пусть мне хоть намеком дадут понять, ради чего! Или я не заслужил такого доверия на низовой работе?

– Что ты знаешь о Марции? – спросил дядя.

– Одна из первых галактических колоний, – отбарабанил я. – Известна фактом боевого столкновения с неким объектом – если только это объект, – получившим условное наименование «черный корабль». Характеристики объекта определены лишь в самом первом прибли…

– Плевать на объект, – оборвал меня дядя. – Что еще тебе известно о Марции?

– М-м… боюсь, что ничего.

– Иного я и не ждал. Слушай внимательно. Несколько десятилетий назад гиперсвязь с Марцией была потеряна. Поначалу считалось, что движение звезд в Галактике развело Землю и Марцию в такие области, между которыми принципиально невозможно проложить гиперпространственный туннель… тебе лучше знать, как называется это явление…

– Гипербарьер. Но если пойти в обход через промежуточную точку…

– Помолчи. Попытки метрополии восстановить гиперсообщение с Марцией через другие колонии не увенчались успехом. Был послан туннельный звездолет – и пропал. Любопытно получается?

Дядя был прав, получалось нечто странное. Ординарные звездолеты могут нырять в естественные гиперканалы, внезапно возникающие «из ничего», исчезающие и самым прихотливым образом дрейфующие по Галактике. Она буквально пронизана гиперканалами. Существуют относительно стабильные каналы, использующиеся уже десятки лет, существуют и нестабильные, или, как их еще называют по аналогии с элементарными частицами, «виртуальные»; изредка используются и они. Безумно дорогие туннельные звездолеты сами способны генерировать перед собой виртуальные каналы и нырять в них. В этом они похожи на боты-сеятели, разве что управляются живыми мозгами, а не электронными. Да еще туннельные корабли на порядок надежнее ботов-сеятелей. Чтобы такой корабль исчез бесследно, должен произойти целый ряд маловероятных совпадений. И уж наверняка звездолет не мог разрушиться при неудачной попытке пробить канал сквозь гипербарьер. Космическая посудина просто-напросто осталась бы в обычном пространстве, даром потратив уйму энергии. Но разве это фатально?

– Звездолет мог погибнуть от чего угодно, только не от гипербарьера, – уверенно заявил я.

– Я не знаю, от чего он погиб, – сказал дядя. – Возможно, об этом догадываются в метрополии, а может, и нет. Важен факт: Марция уже давно не имеет с метрополией никакой связи, ее колонисты предоставлены сами себе. Что еще тебе известно о Марции?

Я честно попытался припомнить. Увы, из устрашающего клубка всевозможной информации, забитого в мою голову ментообучением, не потянулось даже тоненькой ниточки.

– Боюсь, что ничего.

– Марция была освоена раньше Тверди, – сказал дядя, – и природные условия там лучше. Не рай, но как раз то, что надо для успешной работы. Кстати, климат умеренных широт схож с нашим, только более влажный. Леса, очень много лесов. Невысокие старые горы – кладезь полезных ископаемых. Полноводные реки. Речные суда как средство транспорта. Почти никаких природных катаклизмов. Удобный мир. Удобнее Тверди и даже метрополии. Казалось бы, живи и радуйся. Как, по-твоему, изменилась жизнь колонистов после утраты связи с Землей?

Я поразмыслил несколько секунд.

– Ну, одичать-то за такое время они не одичали, я думаю… Но вряд ли шагнули вперед. Насколько откатились назад в технической развитии – не могу сказать, тут надо знать исходный уровень.

– Выше нашего.

– Тогда… Ну, не знаю. Может, остались на том же уровне или деградировали немного. Хотя не исключено, что продвинулись вперед – тоже совсем чуть-чуть. Так?

Не спеша с ответом, дядя погрузил в пиво усы. Он был чем-то доволен, а чем – я не мог понять. То ли я угадал, то ли осрамился.

Оказалось второе.

– Знаешь, кем были твои чужаки, с которыми ты воевал? Люди Икс – это колонисты Марции. Пока ты изучал метрополию, они вошли с нами в контакт.

Сказать, что я оторопел, значит не сказать ничего. Я выпучил глаза и уставился на дядю Варлама.

– Они… вошли в контакт?.. Сами?

– Вот именно, что сами, – проворчал дядя. – По своей инициативе. Мы их искали, но они сами нашли нас, причем вышли не на Администрацию, а на подполье. Разобрались, значит, что у нас тут к чему. Тут недалеко в одном укромном месте открыты Врата. И ты отправишься на Марцию.

– Если с портативным ядерным зарядом, то всегда пожалуйста, – злобно посулил я. – Но согласен и на пулемет.

Дядя треснул кулаком по столу.

– Молчи, Ларс! У нас серьезный разговор, а ты личные обиды никак забыть не можешь. Ну сам подумай: вот встретились представители разных культур, так что же, они сразу в объятия друг другу кинутся? Черта с два. Ставлю три к одному за то, что они первым делом постараются поубивать друг друга, причем обе стороны будут равно усердствовать в убийстве. Почему? Да ты историю-то метрополии вспомни! Нет чужаков – нет проблемы. Хороший индеец – мертвый индеец. Нормальные отношения налаживаются потом, после всех недоразумений, и для этого нужны три условия: неизбежность, взаимная выгода и время. Понял? То же самое произошло и у нас с марцианами. Очень уж разные культуры. Отсюда и попытки их разведчиков не оставить свидетелей, и твое геройство…

– Ты еще скажи «неуместное геройство», – прошипел я.

– Этого я как раз не скажу, – возразил дядя. – Не исключено, что как раз очень уместное. Ты показал им, что Твердь готова постоять за себя, что мы не какие-нибудь разнежившиеся земляне. Полагаю, они усвоили урок. А ты? Что стрелял в них и уложил одного – хвалю. Молодец. Правильно сделал. А теперь нам надо вести себя еще правильнее – сотрудничать с марцианами, раз уж они сами этого хотят.

Я заскрипел зубами. Помнится, и Рамон говорил мне похожие слова. Третья, мол, сила. Опора, мол, в вероятном конфликте с метрополией. Сотрудничать с этими марципанами… то есть марцианами? Ага, как же. Сотрудничала мышка с кошкой…

– Мы перед ними никто, – убежденно сказал я. – Они сильны. Мы слабы. Какие мы им сотрудники? Мы просто легкая добыча.

– Потому что они умеют двигаться быстрее нас? – спросил дядя. – Смотри!

Он встал из-за стола медленно – и вдруг исчез. Только воздух в комнате бурно всколыхнулся. Мгновение – и дядя снова возник передо мной, только весь какой-то зыбкий. Вновь исчез, но на сей раз я успел заметить, в какую сторону он метнулся. Однако я еще поворачивал голову, а он уже совершил полный круг по комнате и снова возник на том же месте. Сел, тяжело дыша, – уже с нормальной человеческой скоростью. Налил себе пива, выпил одним глотком полстакана, и только тогда спросил:

– Ну как? Впечатляет?

– Ты был на Марции, – сказал я.

– Точно. – Кивнув, дядя смахнул с усов пену. – С ответным визитом.

– Как ты это делаешь?

– Так же, как все марциане. Но это еще ерунда по сравнению с тем, чего они вообще достигли. Брали тебя завидки на Земле?

– Постоянно.

– Это потому, что ты на Марции еще не был. Вот там – действительно есть на что посмотреть. Спросишь, как им это удалось? – Дядя самодовольно усмехнулся и врастяжку допил пиво. – Тебе ведь вбили в голову, что колонии принципиально должны отставать в развитии от метрополии, верно? Не слышу.

– А разве не так?

– На Марции не так. Слушай. Представь себе колонию, более развитую, чем Твердь. Освоено и заселено до четверти территории. Промышленность. Технологии. Кое-какой научный потенциал. Благодатный климат. Природные богатства. Само собой, метрополия стрижет колонию, подбрасывая ей взамен красные тряпки и стеклянные бусы – фигурально, конечно. Настроение народа примерно такое же, как у нас, – тихое озлобление при полном сознании абсолютного бессилия. Но – напоминаю – три четверти территории суши не освоены. Огромные площади, где вообще никогда не ступала нога человека. И вот колониальная администрация принимает решение послать научную экспедицию на один из крупных островов затерянного в океане архипелага. Ну, что экспедиция научная – это, конечно, одно название. Обыкновенная геологическая партия, а при ней ботаник с зоологом – так, на всякий случай. Чудес от них, понятно, не ждали, но выявить опасную флору-фауну было необходимо, а если эти ребята отыщут в джунглях что-нибудь ценное – еще лучше. И знаешь – они отыскали!.. Будешь еще пива?

– Буду.

Такую новость следовало запить. Интересно, что нашли эти марципаны на необитаемом острове? Небось червяка какого-нибудь, из которого выдавили эликсир скорости…

Теперь уже я с азартом выхлебал полный стакан.

– Ботаник нашел какое-то растение, – продолжал дядя, – а в его клубеньках он обнаружил некий неизвестный микроорганизм. Не бактерию и не амебу, а нечто, присущее только Марции, причем одному-единственному растительному эндемику. Ни у нас, ни на Земле нет такой формы жизни и, кажется, никогда не было. Знаешь, я не биолог, но даже мне хватило знаний понять, что это нечто совершенно особенное. Скорее всего, реликт очень-очень древних времен. Неосторожный биолог вскрывал клубеньки, не озаботившись защитой, на нем даже респиратора не было. Как ты думаешь, что случилось дальше?

– Он замельтешил с такой скоростью, что у геологов глаза заболели, – хмыкнул я.

– Примерно так, примерно так… Ты свой сарказм-то оставь, для других его прибереги… – Дядя посмотрел на меня очень внимательно, и я опустил глаза. – Вот так-то лучше… Речь идет не о праве на месть и не о наших с тобой симпатиях и антипатиях – речь идет о свободе для народа Тверди! Понимаешь? Рад, что хоть это ты понимаешь. Слушай дальше. Ничего особенного с тем биологом в ближайшие дни не произошло, если не считать легкого недомогания, на которое он не обращал внимания. Но через несколько дней он побежал, спасаясь от какой-то ядовитой гадины, и внезапно обнаружил, что несется по джунглям с совершенно невероятной скоростью. По его словам, труднее всего ему было не впечататься в дерево – мозг не успевал обрабатывать информацию. Потом его организм как-то сам собой вернулся к нормальному ритму, но еще в течение нескольких недель стоило биологу только захотеть двигаться проворнее – и он превращался в человека-ракету. Довольно скоро биолог научился ускоряться и вновь замедляться по собственной воле. Следствием жизни в ускоренном темпе была только повышенная усталость при возвращении в нормальный ритм. Поначалу возникла гипотеза о странной болезни, но биолог не только не умер, но и совершенно выздоровел спустя примерно месяц. Из экспедиции он привез живые образцы того самого растения…

– Симбионт? – прозрел я.

– Точно. Микроорганизмы, содержащиеся внутри растения, особенно в клубеньках, были симбиотическими. Мне объясняли, что они дают растению, но, извини, я мало что понял. Да это и не имеет значения. Важно другое: по невероятному стечению обстоятельств эти микроорганизмы – марциане называют их «темпо» – могут жить и даже размножаться в человеке, причем действуют на него совершенно иначе, чем на растение! Научное чудо, иначе и на назовешь. Представь себе: два организма с совершенно разных планет могут взаимодействовать друг с другом к обоюдной выгоде! Фантастика в действии. Правда, в конце концов иммунная система человека все-таки подавляет непрошеного симбионта, так что в конце концов человеческий организм все-таки избавляется от него – себе во вред, надо сказать. А еще надо отдать должное тем власть имущим, в руки которых попала информация о «темпо». В метрополии ничего не узнали. Испытания на добровольцах – таких же, как мы, патриотах – показали, что побочных явлений нет. Если в дыхательные пути человека с должной периодичностью вводить «темпо», то все процессы в организме ускоряются в три-четыре раза. Более того, можно добиться более тесного симбиоза, при котором человек уже теряет способность вновь вернуться к нормальной скорости. Ну? – Дядя усмехнулся. – Рассказывать дальше или сам сообразишь, как марциане добыли себе свободу?

Лучше показаться чуть туповатым, чем на смех собеседнику попасть пальцем в небо. Я потребовал рассказывать.

– Не хитри, Ларс, – погрозил мне пальцем дядя. – Сам рассказывай.

– Ну… имея суперскоростных бойцов, одержать победу в военном конфликте с метрополией – не вопрос, – начал я. – Хотя нет. Я думаю, что они сначала научились размножать эти микроорганизмы и тайно от метрополии построили установки для их распыления в атмосфере. Так?

– Продолжай.

– Потом они, надо думать, затеяли какой-то грандиозный проект и получили под него с Земли все, что им было необходимо на первое время. Если метрополия чего-то им не дала, то с такими бойцами это можно было взять и силой – главное, чтобы оно пролезло во Врата. Дальше просто. Захват и отключение, а то и разрушение Врат, ну и полная автономность. Техническая база и подготовленные кадры у них, как я понимаю, были и превышали определенный порог, ниже которого неизбежен регресс, а время текло для них в разы быстрее, чем для нас или землян. Несколько десятилетий – и марциане опередили в техническом отношении землян. Не берусь утверждать, что во всех областях без исключения, но в ключевых – опередили. Так?

– Примерно так, – кивнул дядя. – Молодец, соображаешь. Технический прогресс идет там с той же скоростью, с какой идут технологические процессы, человеческий фактор ему не помеха…

– А спрос на продукцию? – напомнил я о другом факторе.

Дядя посмотрел на меня как на идиота.

– Когда кругом дефицит, спрос не проблема. Поначалу у них там был вполне тоталитарный режим и была общая цель: стать сильнее метрополии. А что ты скажешь о гипербарьере?

– Они сами его поставили, чтобы им не мешали, и как бы закапсулировали на время свою цивилизацию. Правильно я понимаю?

– Конечно. Тебе бы понравилось в темпе заканчивать проект и одновременно драться? Правда, поставить гипербарьер не так-то просто. На это даже метрополия пока не способна, так что должно было пройти время, очень тревожное для марциан время, когда они работали, как каторжные, и одновременно были готовы бить вторженцев чем попало и по чему попало. К счастью для марциан, Земля не приняла немедленных ответных мер, а потом было уже поздно.

Я пожал плечами.

– Пусть так. Я рад за марциан. Но что им у нас на Тверди-то понадобилось?