Текст книги "Человек, небо, космос"

Автор книги: Александр Бабийчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Авиация противника не проявляла активности. Наши же бомбардировщики и штурмовики наносили удары по железнодорожной магистрали Минеральные Воды Армавир – Кропоткин, по немецким аэродромам в Невинномысске и Ставрополе, по узлам обороны врага на реке Кума. Особенно активно действовала 216-я смешанная авиадивизия генерал-майора авиации А. В. Бормана.

Батальоны аэродромного обслуживания неотступно следовали за наступающими войсками. Это позволяло авиационным полкам сокращать сроки подготовки к очередным боевым вылетам. Авиационные представители, находившиеся в сухопутных частях, быстро и четко передавали в свой штаб заявки их командиров, осуществляли контроль за действиями летчиков.

В те дни мы несли незначительные потери. С боевого вылета не вернулся Пе-2. Его сбили в районе Невинномысска. Летчики видели, как он падал, охваченный пламенем. Такая же участь постигла и ночной бомбардировщик У-2.

11 января войска 9-й и 37-й армий освободили Пятигорск, Железноводск, Минеральные Воды, Ессентуки.

Я прилетел в Минеральные Воды на У-2. Над городом висел дым. Чадили остатки пожаров. Отступая, гитлеровцы взорвали все здания санаториев, учреждений, школ. Осенью фашисты захватили находившиеся здесь эвакогоспитали Красной Армии, расстреляли всех медицинских работников и большую часть раненых. Больные образцовой краевой больницы были умерщвлены в душегубках.

Это дьявольское изобретение садисты впервые применили на Северном Кавказе. Автомобили-фургоны, в которых окись углерода в течение 12–15 минут удушала жертвы, зачастую для маскировки были помечены красным крестом. Так фашисты надругались над эмблемой самой гуманной в мире службы. Я впервые услышал о душегубках здесь, в Минеральных Водах.

На санитарном самолете прилетела Назарова. С весны она несколько изменилась: лицо осунулось, морщинки как бы взяли в скобочки полные губы. Но большие темные глаза по-прежнему лучились.

– Здравствуйте, товарищ флагманский врач… Александр Николаевич! – улыбаясь, в своей «гражданской» манере приветствовала она.

– Здравствуйте, Эсфирь Марковна, – пожал я ей руку.

Мы договорились, что она тотчас же выедет в Ессентуки. Приказом начальника тыла хозяйственное обслуживание дома отдыха возлагалось на 70-ю комендатуру авиагарнизона.

– Когда встречать первых «курортников»? – спросила Назарова.

– Через два дня, – ответил я скорее в шутку, чем всерьез.

– Хорошо, – улыбнулась она.

К не оставлявшему меня чувству приподнятости, вызванному тем, что мы идем вперед и гоним захватчиков, примешивалась горечь. Настало время ликвидировать армейский хирургический лазарет в Дербенте. Он не был предусмотрен штатами.

Помощник начальника сануправления по ВВС ничем не мог нам помочь.

Авиационный хирургический лазарет между тем целиком и полностью оправдывал свое назначение. За четыре с половиной месяца в нем побывало на излечении 340 раненых и больных. Среди возвращенных в строй было 68 летчиков.

Командующий армией, которому я доложил обо всем, приказал перевести выздоравливающих раненых в лазареты БАО и искать пути для создания армейского авиационного госпиталя.

13 января Назарова прислала телефонограмму: «Дом отдыха санаторного типа готов к открытию». А ведь прошло всего два дня, как она уехала из Минеральных Вод. Значит, она работала без устали, не зная ни минуты покоя. Я позвонил начальникам санслужб авиадивизий и отдельных авиаполков: представить командирам частей списки летчиков, особенно нуждающихся в отдыхе.

Январь стоял метельный, низко над землей постоянно висели облака. Они сильно затрудняли полеты, а иногда делали их невозможными. Самолеты чаще всего вылетали на боевые задания небольшими группами, парами, а то и в одиночку. И все-таки авиация работала. В штаб непрерывно поступали сведения об уничтоженных эшелонах противника, железнодорожных мостах, танках, орудиях, скоплениях автомашин.

20 января войска Северной группы освободили Невинномысск, 21-го Ставрополь, 23-го – Армавир. Горная и возвышенная местность осталась позади.

Нельзя поскупиться на добрые слова о батальонах аэродромного обслуживания! Новые аэродромы они готовили так быстро, что могло показаться – отступающий противник оставляет их в полном порядке. Между тем все постройки немцы взрывали или минировали, на взлетно-посадочных полосах оставляли крестообразные рвы. Понимали: в грязь и холод не так просто расчистить и подготовить новые площадки.

При освобождении Ставрополя большую помощь нашим войскам оказали партизаны. Они освободили от врага около 70 населенных пунктов, прилегающих к краевому центру. В городе действовали диверсионные группы. Когда 347-я стрелковая дивизия 44-й армии завязала бои на окраине Ставрополя, партизаны взорвали в центре города большой склад боеприпасов и вступили в вооруженную борьбу с гитлеровцами. К ним присоединились сотни рабочих предприятий.

О ставропольских партизанах мы слышали и раньше. Наши самолеты частенько бомбили вражеские объекты по их сигналам с земли. В 8-м отдельном полку гражданской авиации летчик П. Савельев как-то рассказал мне, что за 20 вылетов в район Ставрополя его Ан-9 перевез больше 150 партизанских организаторов. Это были люди разного возраста, в основном местные жители. Штаб партизанского движения на Ставропольщине возглавлял М. А. Суслов. Вспоминая августовский день, когда мы покидали Ставрополь, я и поныне восторгаюсь исключительным патриотизмом советских людей и изумительной способностью партии организовать непримиримую борьбу с оккупантами.

24 января Ставка Верховного Главнокомандования вывела Северную группу войск из состава Закавказского фронта и преобразовала ее в самостоятельный Северо-Кавказский фронт. Командующим был назначен генерал-лейтенант И. И. Масленников (с 30 января – генерал-полковник).

Новый фронт получил задачу основными силами нанести удар на Краснодар, выйти на побережье Азовского моря и вместе с Черноморской группой Закавказского фронта окружить и уничтожить северокавказскую группировку противника. Он также должен был помочь Южному фронту отрезать пути отхода врагу через Ростов, и овладев Батайском и Азовом.

4-я воздушная армия, пользуясь улучшением погоды, усилила боевые действия. Особенно много боевых вылетов совершали летчики 230-й штурмовой авиадивизии подполковника С. Г. Гетьмана.

Широко известным стал успех лейтенанта С. И. Смирнова и младшего лейтенанта В. С. Слепова. 26 января они штурмовали станцию Малороссийская. В это время там находилось четыре эшелона с боеприпасами и горючим. Пожар, сопровождаемый взрывами, уничтожил не только железнодорожные составы, станционные сооружения также были разрушены. Мобилизовав местное население, фашисты стали строить железнодорожное полотно, но закончили эту работу только 30 января. В тот же день станция была занята нашими войсками.

За боевые подвиги в ходе январских операций 8-й истребительный (командир подполковник Я. А. Курбатов), 131-й истребительный (командир майор В. И. Давидков), 588-й ночной легкобомбардировочный (командир майор Е. Д. Бершанская) и 590-й штурмовой (командир подполковник А. Д. Соколов) авиационные полки были преобразованы соответственно в 42, 40, 46 и 43-й гвардейские авиаполки. Это было для всех праздником.

В первых числах февраля Северо-Кавказский фронт в районах Ейска и Новобатайска вышел к Азовскому морю, проделав за месяц наступления шестисоткилометровый путь. 44-я армия и конно-механизированная группа убыли в состав Южного фронта для действий на ростовском направлении.[3]3
  Ростов был освобожден 14 февраля 1943 года.


[Закрыть]

Вместе с Черноморской группой Закавказского фронта наши войска, повернув на запад, завязали бои за Краснодар. Еще 28 января был освобожден город и железнодорожный узел Кропоткин. Вскоре пал крупный опорный пункт обороны противника Усть – Лабинская.

4-я и 5-я воздушные армии оказались в одном районе боев. На подступах к Краснодару они действовали с большим напряжением.

После жестоких боев наши войска 12 февраля освободили краевой центр. В тот же день севернее его был взят железнодорожный узел Тимошевская.

Если очертить на карте низовья Кубани, то есть провести линию от Ачуева на берегу Азовского моря, через Славянскую и Абинскую и закончить ее чуть южнее Новороссийска, – это и будет та территория, которая оставалась в руках гитлеровцев.

С начала января продвижение наших войск ускорилось. В этих условиях стало намного труднее оказывать медицинскую помощь раненым летчикам, совершившим посадку вне своих аэродромов. Розыском их занимались старшие врачи авиаполков при непосредственном участии медицинского состава ПМА. Для этой цели использовались прежде всего средства связи, имевшиеся в авиаполках и авиадивизиях (телефон, радио, телеграф). Постоянное наблюдение за воздухом вели дежурные медики и военнослужащие постов ВНОС. Кроме того, мы получали сведения от летных экипажей, возвращавшихся с боевых заданий.

Хуже обстояло дело с розыском и эвакуацией раненых летчиков, приземлявшихся вблизи переднего края. Чаще всего они попадали в общевойсковые эвакогоспитали, и мы теряли их из поля зрения. В феврале такие «потери» составляли свыше 20 процентов общего количества раненых летчиков.

Понадобилось бы много места, чтобы перечислить все аэродромы, на которых я побывал в период, когда наши войска преследовали противника. В те дни одной из важнейших задач медицинской службы авиации было повседневное изучение количества и причин потерь среди раненых из числа летного состава. Это требовалось для того, чтобы правильно определить объем медицинской помощи на этапах эвакуации, сделать точный расчет сил и средств, необходимых для ее оказания.

С начала войны данные показывали, что в авиации ранения в голову у летного состава наблюдаются в два-два с половиной раза, а в позвоночник в три-три с половиной раза чаще, чем в сухопутных войсках. Чаще поражаются и нижние конечности. Пулевые ранения преобладали у штурманов, осколочные – у стрелков-радистов. Последние превалировали над первыми. Это отмечалось и в наземных войсках. Примерно восемь процентов боевых санитарных потерь составляли ожоги от загорания самолета в воздухе. На каждые 100 летчиков, раненных и пострадавших при авариях, приходилось примерно 20–23 ранения с повреждением костей. Остальные имели ранения мягких тканей.

Тщательный анализ этих данных был необходим не только для определения обязательного объема хирургической помощи в лазаретах БАО и АХЛ. Он требовался и для проведения мероприятий по улучшению рабочих мест, и для принятия мер по уменьшению боевых потерь среди летного состава. Медицинская служба вносила предложения по распределению бронезащиты кабин и оборудованию рабочих мест пилотов, некоторые из них были приняты конструкторами самолетов.

Слабо бронированные и недостаточно маневренные «бостоны» давали наиболее высокий процент потерь. В кабине воздушного стрелка нашего весьма надежного штурмовика колпак ограничивал обзор, недостаточно прочно было укреплено сиденье, что нередко приводило к ушибам при пикировании и разрыве артиллерийских снарядов под самолетом. При вынужденной посадке воздушный стрелок часто ударялся затылком о броне-спинку кабины летчика. У воздушного стрелка были слабо защищены голова и руки, а также ноги. На истребителях близкое расположение прицела часто являлось причиной травмы лица и головы при вынужденной посадке. Плечевые ремни стесняли свободу движений летчика и затрудняли обзор.

По настоянию врачей воздушные стрелки на Ил-2 и Пе-2 стали пользоваться металлической каской и специальными нагрудными щитками. Однако вскоре выяснилось, что при выводе самолета из пикирования и возникновения трех-четырехкратных перегрузок эта защита весом всего один килограмм давила на голову с такой силой, что защитник задней полусферы заметно терял подвижность. А это качество при отражении атак истребителей имело решающее значение. Видимо, надо было находить иные средства защиты головы и туловища стрелка от осколков.

Приходилось вновь и вновь требовать от летчиков-штурмовиков, чтобы на выполнение боевых заданий они летали в перчатках и масках. При необходимости покинуть самолет эта защита предохраняла их от ожогов.

Вскоре после введения новых знаков различий (правда, погоны до нас еще «не дошли») военных врачей приравняли в званиях к строевым командирам, и я стал майором медицинской службы. В обиходе обращались просто «товарищ майор».

В конце февраля я наконец смог вырваться в Ессентуки. Из рапортов знал, что армейский дом отдыха летного состава работает неплохо. Беседовал с летчиками, уже побывавшими там. Впечатление у них оставалось хорошим.

Наш У-2 приземлился возле парка, в глубине которого стоял особняк, выбранный Назаровой. Теперь он был обставлен мебелью, в гостиной стоял рояль. Эсфирь Марковна установила тесный контакт с местными властями. На коллективных началах с городскими органами здравоохранения она пустила в ход так называемые Нижние ванны. Наряды на нефть получила в горисполкоме, а транспорт и людей для подвозки топлива вытребовала в комендатуре ВВС. Ваннами пользовались также раненые ессентукских госпиталей.

Условия для отдыха и лечения летного состава были созданы прекрасные. По вечерам устраивались концерты, работала библиотека. Семейную теплоту, непринужденность, радушие и доброжелательность ощущали прибывающие сюда авиаторы.

Оказывается, Назарова сама недурно играла на рояле и пела. Летчики любили ее слушать. Но чаще за инструмент садилась искалеченная фашистами девушка, в сорок первом году эвакуированная из Ленинграда, филолог по образованию, Людмила Пассек. Нередко она исполняла произведения Листа, Шопена, Чайковского. Назаров» привлекла ее к работе в доме отдыха.

Рассказывали, что первые приехавшие на отдых летчики, увидев девушку на костылях, в стоптанных ботинках и истрепанном платье, тайком пустили «шапку по кругу». На другой день с помощью Эсфири Марковны она была прилично одета.

Эсфирь Марковна поделилась со мной большой радостью: ее приняли в кандидаты ВКП(б). Одну из рекомендаций ей прислал М. Н. Поляков.

Начальником дома отдыха летного состава 4-й воздушной армии Э. М. Назарова осталась до конца войны.[4]4
  В послевоенные годы Э. М. Назарова защитила кандидатскую диссертацию, работала над докторской. Она была главным консультантом по детской неврологии Минздрава СССР. Ее жизнь оборвалась в 1961 году от руки бандита.


[Закрыть]

В Ессентуках я посетил ряд общевойсковых эвакогоспиталей с целью найти такой, при котором можно было бы создать авиаотделение.

На славянском направлении, западнее Краснодара, шли ожесточенные бои, но без особого успеха. Противник прекратил эвакуацию войск и усилил сопротивление. Разведка доносила, что фашисты перебрасывают сюда из Крыма новые части. Видимо, они решили любой ценой удерживать низовья Кубани и Таманский полуостров как исходный район для будущих наступательных действий.

Отроги Главного Кавказского хребта в полосе наступления Черноморской группы войск, обширные плавни и другие естественные препятствия позволяли противнику создать прочную оборону. Основой ее была станица Крымская. По данным воздушной разведки, фашистские войска впервые на Кавказе рыли противотанковые рвы, траншеи, окопы, возводили различные сооружения. Для земляных работ они пригнали сюда тысячи мирных жителей.

Было ясно, что, не располагая на кубанском плацдарме достаточными силами сухопутных войск, противник постарается усилить свою авиацию. Тылы 4-й воздушной армии в ускоренном порядке подтягивались к району боевых действий.

Мне передали, что головной авиационный склад № 1971 прибыл и расположился недалеко от Усть-Лабинской. Я получил возможность позвонить жене.

Позже я узнал, что Шура добиралась из Чир-Юрта с горькими приключениями. Из-за больного офицера она вынуждена была задержаться на старом месте. Вместе с ней остался санитар Переверзев. Через несколько дней, когда больной встал на ноги, они уложили в вещевой мешок медикаменты, кое-какие продукты и втроем отправились на железнодорожную станцию. Несколько километров шли по густой грязи. Добрались наконец и попытались сесть в воинский эшелон, шедший в сторону фронта. Офицер с большим трудом втиснулся в переполненную теплушку и передал внутрь вагона Инну. В другую теплушку влез Переверзев. Шура смогла лишь встать на подножку тамбура и уцепиться за поручни. Когда состав тронулся и набрал скорость, ледяной ветер стал срывать ее с подножки. Кто-то крикнул: «Не удержитесь! Прыгайте вперед по ходу поезда!» Она разжала пальцы и прыгнула.

К счастью, упала в снег, который ослабил силу удара. Шапку не смогла найти, пуговицы с шинели отлетели. Колени были в крови. Вернулась на станцию и разорванной рубашкой перевязала разбитые колени. Начальник станции сказал, что эшелон обязательно остановится в Минеральных Водах. Туда дали телеграмму, описав приметы дочери.

Шуре с большим трудом удалось упросить железнодорожную милицию посадить ее на паровоз. Приехав в Минеральные Воды, она поспешила в здание вокзала. В помещении в полной темноте – света не было – вповалку лежали люди. Инна на зов не отзывалась. Ее нашли в комнате милиции, она спала на шинели Переверзева на цементном полу. Проснувшись и увидев мать, она первым делом пожаловалась: «Я потеряла валеночек!» Одного валеночка на ногах у нее не было.

Из Минеральных Вод не могли уехать три дня. Продукты кончились, аттестата с собой они не имели.

Наконец сели в вагон, прицепленный к составу с цистернами. Соседство, что и говорить, «веселое». Но до Усть-Лабинской добрались благополучно. Не успели прибыть в расположение части, как поступил приказ: врачу вернуться на станцию. Немецкие «юнкерсы» совершили налет и взорвали тот самый эшелон с горючим…

Вскоре Шура получила назначение на должность начальника лазарета 439 БАО.

Наступала весна. Быстро сходил снежный покров, обнажались руины, разбитая немецкая военная техника, неубранные трупы людей и лошадей. Специальные воинские команды с помощью населения энергично начали санитарную очистку местности.

Глава пятая
Бои за Кавказ

За время хозяйничанья фашистов только в Ставропольском крае было полностью выведено из строя 96 больниц, 12 крупных амбулаторий, 15 производственных медучастков, 12 родильных домов. Частичному разрушению подверглось свыше двухсот лечебных учреждений. Особенно пострадала противоэпидемическая служба. Все 25 ее станций были уничтожены, из 10 санитарно-гигиенических лабораторий уцелело две. Из 62 противомалярийных станции не осталось ни одной.

Оккупанты бросили на произвол судьбы огромное количество сыпнотифозных больных как в лагерях военнопленных, так и среди гражданского населения. В феврале в Моздоке было зарегистрировано 76 заболеваний сыпным тифом, в Армавире – 178; в марте: в Ладожской – 552, в Кропоткине – 2000. В самом Ставрополе, в городах и селах Краснодарского края также была выявлена масса людей, пораженных этой болезнью.

В первый год войны при перебазировании авиаполков и БАО эпидемиологическая разведка поручалась обычно одному из фельдшеров. Теперь ею непременно занимался врач. Он включался в передовую команду, которую командир части направлял в район нового расположения. Она же устанавливала пригодность летного поля для ведения боевой работы, наличие жилья и т. д. Результаты эпидразведки немедленно докладывались медицинскому начальнику, командиру части и далее начальнику санслужбы РАБ. Последний суммировал все сведения и представлял их флагманскому врачу воздушной армии. А тот, обобщив данные эпидразведки по ВА, передавал их начальнику эпидотдела санитарного управления фронта.

Реальная обстановка и объем противоэпидемической работы обязывали иметь штатные должности эпидемиологов в санслужбе РАБ и медотделе ВА. Но их пока не было.

За районом базирования частей и в дальнейшем проводилось постоянное эпидемиологическое наблюдение. Командование армии с исключительной твердостью поддерживало усилия медсостава.

Ежедневно в частях проводился профилактический осмотр. О его результатах старшие врачи доносили дивизионным врачам или начальнику санслужбы РАБ. Я и мой заместитель, бывая на аэродромах, также производили контрольные осмотры, о чем докладывали заместителю командующего армией по политчасти. Однажды на основании моего доклада появился приказ по армии о предании суду военного трибунала командира БАО за невыполнение распоряжения – произвести в течение суток санобработку личного состава. Хотя, приняв во внимание смягчающие вину обстоятельства, командира БАО не судили, а лишь наказали в дисциплинарном порядке, этот факт стал весьма поучительным для некоторых офицеров.

Командиры частей твердо усвоили, что, несмотря на трудности, связанные с размещением личного состава (нехватка жилого фонда, скученность и завшивленность гражданского населения и т. д.) и организацией банно-прачечного обслуживания, санитарную обработку необходимо проводить регулярно и своевременно, что педикулез является чрезвычайным происшествием, за появление которого виновный несет строгую ответственность.

Большую роль в борьбе с сыпным тифом сыграло строительство в частях ВА примитивных бань и использование простейшей дезинфекционной техники. В январе – марте было помыто 160 100 человек, продезинфицировано 35 470 комплектов обмундирования.

В конце 1942 года были созданы обмывочно-дезинфекционные отделения (ОДО) для санобработки летного и технического состава на передовых аэродромах. А в дни наступления при управлениях РАБ появились и прачечные отряды. Штатно-организационная структура этих спецподразделений не позволяла делить их по числу БАО, входивших в состав данного РАБ. Она была рассчитана на то, что белье для стирки доставляется в отряд из батальонов. Но вскоре мы разделили спецподразделения на группы, которые придали БАО. Ведь многие из них находились слишком далеко от управления РАБ. Работа в прачотрядах производилась вручную, механического оборудования они не имели.

В январе было развернуто четыре ОДО, в феврале и марте – по пять. Соответственно по месяцам в них помыто свыше 16, 17 и 19 тысяч человек, как правило с дезинфекцией обмундирования.

Санитарная служба 4-й воздушной армии значительное внимание уделяла оздоровлению гражданского населения в местах базирования авиационных частей. Всюду, где это было возможно, противоэпидемические мероприятия осуществлялись в контакте с местными органами здравоохранения. Правда, на освобожденной территории они еще только создавались. Вся тяжесть работы ложилась на санслужбу БАО, авиадивизий, РАБ.

У меня сохранились любопытные данные за 1943 год. Из них видно, что санслужбой отдельных частей ВА и РАБ было проделано следующее: санобработкой охвачено 11870 человек гражданского населения; ликвидировано 217 сыпнотифозных очагов; эвакуировано 450 больных; построено два сыпнотифозных барака и 24 изолятора; сделано 1073 прививки гражданскому населению. Большая часть этой работы осуществлена зимой и весной.

Весна усилила угрозу желудочно-кишечных инфекций. Всему личному составу были сделаны прививки поливакциной НИИСИ. Благодаря ей организм приобретает иммунитет сразу против нескольких инфекций. Одновременно проводился комплекс санитарно-противоэпидемических мероприятий: выявление и госпитализация больных, обеззараживание очагов заболевания, изоляция лиц, находившихся в контакте с больным, и т. д. Тщательно очищалась территория от мусора и органических отбросов, был установлен неусыпный контроль за питанием и водоснабжением.

Для пищевых блоков отводились лучшие из имевшихся помещений, а в случае отсутствия таковых – лучшие землянки. В одном из приказов командующего 4-й воздушной армией была записана очередность распределения жилого и нежилого фонда:

«Во всех случаях перебазирования летных и наземных частей на новое место дислокации… наилучшие помещения предоставлять в первую очередь для развертывания медицинской службы, пищевых блоков и размещения летного состава…»

Нас тревожила и опасность заболевания малярией. Кавказ и Кубань изобиловали водоемами, рассадниками малярийного комара.

С момента базирования частей ВА на Кавказе был разработан план мероприятий по борьбе с малярией, в основу которого легла химиопрофилактика здоровых людей.

Осенью 1942 года мы провели обследование всего личного состава армии с целью выявления лиц, переболевших малярией. Надо сказать, что лишь немногие врачи БАО владели методами лабораторных исследований, в частности анализа крови на присутствие малярийных плазмодиев. Пришлось в процессе работы обучать их методике проведения простейших анализов. С предельной нагрузкой использовались лаборатории госпиталей сухопутных войск. Все активные малярики госпитализировались. Проводилось долечивание лиц, переболевших малярией в прошлом (в течение предшествующих двух лет). Они были взяты на персональный учет.

Командиров частей вновь предупредили о необходимости окуривать жилые помещения, чтобы уничтожить комаров, закрывать окна сетками, в комнатах или землянках распылять пиретрум. В районе расположения частей ВА проводилось нефтевание или поливка отработанным авиационным маслом анофелогенных водоемов и опыление их с самолетов.

Эти несколько затруднительные для чтения страницы я обязан был написать, чтобы читатель полнее представил тот огромный объем работы, который выполнялся санслужбой армии. Ежечасная неутомимая деятельность нашего медсостава по борьбе с эпидемиями принесла ощутимые результаты: небоевые санитарные потери у нас составили не более 0,05 % всех санитарных потерь.

В первых числах марта при эвакогоспитале № 5294, развернутом в Ессентуках на базе бывшего санатория Красной Армии, мы организовали авиационное отделение. Оно, конечно, тоже было нештатным. 11 марта туда уже поступили первые раненые и больные. Ведущим хирургом назначили майора медицинской службы Кушева, специалиста с восемнадцатилетним стажем самостоятельной работы; вторым хирургом стал майор медицинской службы Ильницкий, имевший шестилетний стаж.

Март для нас ознаменовался тяжелыми, но малорезультативными боями по прорыву немецкой обороны. По указанию Ставки Верховного Главнокомандования Северо-Кавказский фронт приостановил наступление. Войска пополнялись живой силой и техникой, боеприпасами и горючим. Управление Черноморской группы войск было расформировано. Ее командующий генерал-лейтенант И. Е. Петров стал начальником штаба фронта (с 13 мая – командующим фронтом).

Авиация, однако, не знала передышки. Наоборот, воздушная обстановка к началу апреля характеризовалась увеличением напряженности борьбы за господство в воздухе.

На аэродромах Таманского полуострова и Крыма противник сосредоточил до 1000 самолетов своего 4-го воздушного флота. По данным разведки, половину этого количества составляли бомбардировщики и четвертую часть – истребители. Здесь находились первоклассные истребительные эскадры: «Удет», «Зеленое сердце», «Мельдерс». Для действий на Кубани противник мог также привлечь часть сил своей авиации, находившейся на юге Украины и в Донбассе.

Превосходство в силах было на стороне врага. ВВС Северо-Кавказского фронта, включая авиагруппы Черноморского флота и авиации дальнего действия, имели около 600 самолетов. В 4-й воздушной армии к началу апреля их насчитывалось 250.

Фашисты хотели задержать нашу авиацию на раскисших аэродромах. В Краснодаре они взорвали бетонированную взлетно-посадочную полосу. В проведении восстановительных работ нам активно помогали местные жители. Они носили с развалин битый кирпич, засыпали воронки и утрамбовывали их.

На краснодарском аэродроме базировались бомбардировщики, штурмовики и истребители. Его надежно прикрывали многочисленные зенитные батареи.

Командование армии поставило задачу разыскать и, если возможно, отремонтировать подбитые самолеты. Помнится, было найдено около тридцати Ил-2. Часть их удалось вернуть в строй.

Наши летчики показывали высокие образцы боевого мастерства, мужества и взаимной выручки.

В ессентукский авиагоспиталь санитарным самолетом доставили раненого штурмана 7-го гвардейского штурмового авиаполка майора Н. Галущенко. Его спасли боевой товарищ и местный житель.

Галущенко повел группу Ил-2 штурмовать железнодорожную станцию Крымская. Из полета он не вернулся. Летчики доложили командиру, что ведущий перетянул через линию фронта и упал где-то в лесистом районе. Взрыва они не видели.

Искать Галущенко на связном У-2 полетел капитан В. Емельяненко.[5]5
  Впоследствии Герой Советского Союза.


[Закрыть] Он долго кружил над лесом, но внизу ничего не смог разглядеть: солнце уже садилось. Пролетая над проселочной дорогой, Емельяненко заметил подводу. Возница замахал ему руками. У-2 сел возле дороги. В телеге оказался раненый Галущенко.

Ранение было тяжелым. Снаряд «эрликона» пробил ему левую ногу. У майора достало сил лишь для того, чтобы перетянуть ее выше раны ремешком от планшета.

В лазарете БАО хирург извлек из раны обрывки стальных тросов управления. Через час самолет санитарного звена с раненым на борту уже держал курс на Ессентуки.

28 марта фронту снова была поставлена задача на наступление. Оно началось 4 апреля. Для общего руководства и координации действий авиации Северо-Кавказского и соседних Южного и Юго-Западного фронтов в Краснодар прибыл представитель Ставки командующий ВВС Красной Армии маршал авиации А. А. Новиков.

Шли проливные дожди. Многочисленные притоки Кубани вышли из берегов. Все дороги были размыты и залиты водой. В этих условиях наступление не могло набрать силу. Солдатам нередко приходилось преодолевать вброд заболоченные участки. Боеприпасы доставлялись на руках. Танки не имели возможности поддержать пехоту.

Лишь в полосе 56-й армии удалось подойти к станице Крымская. Но противник контрударом потеснил наши части, а утром 15 апреля перешел в контратаку и на других участках. Его наступление мощно поддерживала авиация. В этот день было отмечено 1560 самолетовылетов противника. Такой массированный авиационный удар заставил нашу артиллерию замолчать, а пехоту – залечь.

Фашистское командование боялось потерять Крымскую. Кроме того, оно хотело высвободить силы для ликвидации нашего плацдарма на мысе Мысхако, южнее Новороссийска.

17 апреля фашистские самолеты обрушились на Мысхако. Позднее из захваченных штабных документов противника стало известно, что в авиационном налете на Малую землю в тот день участвовало 1074 вражеских самолета.

20 апреля противник повторил попытку ликвидировать малоземельский плацдарм. Но и она окончилась крахом.

Важную роль в отражении всех атак противника сыграла наша авиация. Боевые действия авиации обеих сторон в районе Мысхако достигли наивысшего напряжения 20 апреля.

С нашей стороны в этот день впервые была введена в бой часть сил прибывших авиакорпусов РГК, что позволило в течение дня нанести два массированных удара по боевым порядкам пехоты и артиллерии противника перед фронтом десантной группы. После этих ударов противник приостановил свое наступление.