355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Андрюхин » Коготки Галатеи » Текст книги (страница 2)
Коготки Галатеи
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 00:26

Текст книги "Коготки Галатеи"


Автор книги: Александр Андрюхин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

4

На следующий день я проснулся с неимоверно тяжелой головой. Черепушка раскалывалась. Я вышел из сна, точно выполз из глухого погреба с потайной дверью. Никогда ещё утро не было для меня таким беспросветным. Даже мир снов отвернулся от меня, потому что в эту ночь мне не снилось ничего.

Я механически сполз с дивана и поплелся в ванную, стараясь не смотреть в зал, где стояло это ужасное кресло. Встав под душ, я начал раздумывать над тем, какой найти повод, чтобы не пойти на работу. Вчера я нарисовался довольно основательно, а значит, все уже знают, что я приехал. Ничего не поделаешь: как говорится, нужно продолжать жить.

Также на автопилоте я поджарил яичницу, проглотил её без всякого аппетита и вышел из квартиры. На лестнице мне попался дядя Коля, старший по дому. Он взглянул на меня не очень доброжелательно и спрятал руку в карман.

– Сегодня газ не оставили? – спросил он хмуро.

– Ну что вы, дядя Коля.

– Смотрите, а то отключу.

Я собрался было выйти из подъезда, но внезапно вспомнил о кресле.

– Вам не нужно кресло на дачу? Бесплатно!

– Что за кресло? – заинтересовался дядя Коля.

– Старинное, красивое, крепкое. По-моему, даже из красного дерева.

Старший по дому изменился в лице.

– А вам оно не нужно, что ли?

– Абсолютно! Если у вас есть время, то я готов вернуться и показать. Понравится, можете сразу и забрать.

Мы поднялись с ним на мой этаж, вошли в квартиру, и я указал пальцем на эту антикварную прелесть из княжеской усадьбы, как заверяли в комиссионке. Дядя Коля долго с недоверием вглядывался в обшивку, щупал ножки, цокал языком и без конца переспрашивал, намерен ли я отдать эту рухлядь бесплатно или все-таки дать на бутылку?

– Да берите, берите, какая к черту бутылка! – поморщился я, стараясь не глядеть на кресло. – Оно совершенно не вписывается в мой интерьер.

Старший по дому одобрительно кивнул, поразмыслил, чмокнул губами и, наконец, по-хозяйски вцепился в резные ручки под бордовым бархатом. Когда он вынес его на площадку, я вздохнул с облегчением. После чего мне ещё минут пять пришлось стоять у окна, чтобы дать дяде Коле время спуститься с креслом на первый этаж. И только после этого я отправился на работу.

Я пришел с опозданием на десять минут, но, едва переступил порог, ко мне сразу же метнулись испуганные сотрудники.

– Слышали новость?

– Нет. А в чем дело?

Глаза секретарши, казалось, сейчас лопнут от ужаса. Она наклонилась к моему уху и прошептала:

– Нашего шефа вчера зарубили топором. Прямо у него на даче. А вместе с ним Леню, водителя, и Клокина…

– Клокина? – вздрогнул я. – И тоже топором?

– Всех троих топором. А Клокина порубали чуть ли не на кусочки.

– Не может быть, – пробормотал я, почувствовав головокружение.

На лице секретарши отразилось удовлетворение. С минуту я молчал, глядя в её распахнутые глазищи, наконец, сглотнув слюну, выдавил из себя:

– Откуда такие сведения?

– От милиции. Они с утра уже были. И сегодня ещё будут нас допрашивать. Составили список работников фирмы и велели начальству всех впускать и никого не выпускать.

– Какому начальству, если всех порубали? – пробормотал я и потопал в отдел.

В отделе никого не было. Как оказалось, все сотрудники отправились в зал заседания. Прошел слух, что именно там милиция начнет допрашивать работников фирмы. Пока же следователь отправился опрашивать родственников пострадавших.

Я подошел к столу, включил компьютер, чтобы написать отчет о командировке, но махнул рукой и отправился в зал. На мой приход никто внимания не обратил. Только спросили вместо приветствия, известно ли мне, что произошло. Я молча кивнул и сел в кресло, а мои коллеги продолжали взволнованно обсуждать событие.

– Это явно дело рук красногорцев, – убежденно жестикулировал всезнающий Сабитов, начальник отдела по сбыту. И все с ним соглашались. Один только юрист Захаров скептически пожимал плечами.

– Но зачем? Деньги же им вернули?

– Много ты знаешь в своем юридическом отделе! – багровел Сабитов. Вернули, да не вернули! К рукам Рогова уж если что прилипнет, то хрен когда отлипнет. Сейчас он тебе и перевел! Держи карман шире!

– Я лично убедил Рогова перевести все в полном объеме, и шеф согласился, – пожимал плечами юрист. – Насколько мне известно, шеф в этот же день подписал «платежку» на полтора миллиона. Вот Анна Петровна не даст соврать.

Все устремили взоры на главного бухгалтера, которая почему-то забилась в угол и, насупившись, уставилась в пол. Она растерянно осмотрела всех присутствующих и как-то суетливо и очень неопределенно кивнула.

– Так были деньги переведены в Красногорск или нет? – сдвинул брови Сабитов.

Бухгалтерша снова обвела присутствующих растерянными глазами, после чего её испуганный взгляд остановился на Сабитове.

– Это не ваше дело, – ответила она скороговоркой. – Ваше дело заниматься сбытом, а не лезть в финансовые дела. Вот, пожалуйста, идите и занимайтесь. В этом месяце вы недобрали сорок три процента от запланированного. А кто и за что убил нашего шефа, с этим разберется милиция.

Тут все возмущенно загалдели: одни встали на сторону Сабитова, другие на сторону Лебедкиной. Убийство начальства не могло не волновать моих коллег. Ведь решалась судьба не только фирмы, но и её сотрудников. Единственный, кто не участвовал в споре, это Гена Козлов. Он стоял у окна со скрещенными руками и смотрел на улицу. А ведь, пожалуй, он единственный, кто мог бы внести в это дело некоторую ясность. Но так уж принято: несущий истину более молчалив, чем несущий всякий вздор.

5

«Готовы ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?» – сурово спросил меня мой внутренний голос, когда выкрикнули мою фамилию. «Да! – мысленно воскликнул я. – Лгут из трусости, или из боязни потерять дорогое. Мне бояться нечего. Я уже все потерял. Единственное, что у меня осталась, – эта сама жизнь, которой я больше не дорожу».

Именно с мыслями быть искренним я переступил порог кабинета нашего покойного шефа Рогова, в который по очереди приглашал нас следователь прокуратуры. На пороге я столкнулся с Козловым. Мы встретились с ним взглядами, и он едва заметно усмехнулся. Я скорчил презрительную гримасу и вошел в кабинет.

За столом Рогова сидел белобрысый парнишка в очках лет двадцати семи, похожий на Шурика из «Кавказской пленницы». О нем я был наслышан, как о самом крутом следователе в нашей области. По виду не скажешь. Он кивнул мне на стул и первый протянул руку.

– Сорокин Валерий Александрович. Прошу.

– Ветлицкий Александр Викторович, начальник отдела планирования, ответил я, неохотно тряхнув его кисть.

Он не очень долго всматривался в мою физиономию и как-то сразу по-деловому принялся сыпать вопросами. Еще не успев расположиться на предложенном стуле, я безошибочно угадал, что моя персона не представляет для него интереса.

– В каких отношениях вы были с Роговым? – спросил он скороговоркой.

– Можно сказать, ни в каких, – ответил я. – Во всяком случае, в дружеских не был. Отношения у нас были чисто деловые…

– Тогда почему, когда на него «наехал» рэкет, он побежал искать защиты у вас? – сощурил глаза следователь.

– Наверное, потому, что никакому рэкету не взбредет в голову искать Рогова у меня, – ответил я, пожав плечами. – Думаю, именно этими соображениями он руководствовался, когда отправлялся ко мне. На самом деле, его ко мне послало провидение. Он мой злой рок. Не зря же его фамилия Рогов.

Откровение насчет рока и провидения не понравилось следователю. Он пристально взглянул мне в глаза, пытаясь выявить, не насмехаюсь ли я над ним. Ничего не определив, следователь явно занервничал. Он сделался чрезвычайно серьезным и спросил с металлом в голосе:

– Говорил ли он вам, кто на него наехал?

– Нет! Кто заказал, говорил. Это представители Красногорского завода лекарственных средств.

– Вы в курсе дела, что за инцидент произошел в Красногорске? шевельнул бровями следователь, продолжая настороженно сверлить меня взглядом.

Мне ничего не оставалось, как театрально развести руками.

– Я знаю не больше, чем другие. Вряд ли я смогу добавить что-нибудь новое. С Красногорским заводом мы сотрудничаем давно. Месяц назад наш КамАЗ отправился туда за грузом. Как я слышал от ребят, они прибыли туда в обеденное время. Бухгалтерия обедала, а склад был открыт. Рогов договорился на складе, чтобы в целях экономии времени начали загрузку КамАЗа без документов. Вернутся с обеда бухгалтера – и оформят задним числом. КамАЗ загрузили лекарствами на полтора миллиона рублей, вывезли его за пределы предприятия, поскольку у них во дворе тесно. И как только вывезли, Рогов приказал водителю гнать домой без всякого оформления. Красногорские коллеги позвонили только через три дня и потребовали перечислить деньги в полном объеме. Рогов прикинулся шлангом. Ответил, что в Красногорск они никакой КамАЗ не гоняли, что ребята чего-то путают и что, если у них есть какие-то претензии к «Симбир-Фарму», пусть подают в арбитражный суд. Сами понимаете, о каком суде может идти речь, если не отмечены даже путевые листы. На следующий день из Красногорска приехали двое представителей, которые наивно попытались воззвать к совести Рогова. Но это так же бесполезно, как взывать к совести каменной статуи…

– То есть действия Рогова вы считаете аморальными, – перебил меня следователь.

– А каким же мне их ещё считать? – удивился я.

– Так почему в таком случае вы продолжали работать в этой фирме? строго спросил следователь.

– Наверное, потому же, почему и вы продолжаете служить государству, которое предало национальные интересы граждан, – миролюбиво ответил я. Приучили нас к тому, что повсюду жулики. Понимаете?

Следователь немного помолчал, затем продолжил более спокойным тоном:

– Значит, действия красногорских гостей вы не считаете из ряда вон выходящими?

– То, что они наняли рэкет? А что же им оставалось делать? Честно говоря, мне на это дело наплевать, поскольку оно меня не касается. Но если бы коснулось, я бы на их месте поступил точно так же. Ни в милицию же на самом деле обращаться!

Следователь удовлетворительно крякнул. Мой ответ ему понравился. Он наклонился ко мне через стол и полушепотом поинтересовался:

– По-вашему, ваш шеф был мерзавцем?

– Еще каким! – усмехнулся я. – Но почему только по-моему? Так считают все.

– Считают-то все, но не все об этом говорят, – подмигнул Сорокин и откинулся на спинку стула.

Немного помолчав, он спросил:

– А в каких отношениях вы с Клокиным?

– Вообще ни в каких, – ответил я, невольно вздрагивая от этой фамилии. – За пять лет работы в фирме я его видел только четыре раза. Он возглавляет дочернюю фирму в районном центре.

– Понятно, а что вы можете сказать о моральных качествах шофера, который угнал КамАЗ?

– Ну, угнать-то ему приказал начальник. При чем здесь моральные качества? – возразил я.

– Я переговорил со всеми вашими водителями. Все поголовно уверяют, что ни один из них не выполнил бы такой приказ. Да и никому, кроме Петрова, Рогов не посмел бы его отдать.

Я снова вздрогнул. Только сейчас до меня дошло, что зарубленный на даче Рогова водитель и есть тот тип, который угнал КамАЗ.

– Вы что же думаете, убийство связано с угоном лекарств?

– Разумеется.

– Но ведь Рогов перегнал в Красногорск все до копейки. Он при мне приказал Лебедкиной перечислить на их счет полтора миллиона рублей.

– Как бы не так! – усмехнулся следователь.

ТРОЕ ЗАРУБЛЕНЫ ТОПОРОМ
(газета «Симбирские вести»)

Небывалое по своей жестокости преступление произошло вчера вечером в селе Красный Яр. В особняке председателя АО «Симбир-Фарм» неизвестный зарубил топором троих работников вышеназванного предприятия: самого главу «Симбир-Фарма», хозяина особняка, его заместителя, директора дочернего предприятия в Чердаклинском районе, и водителя. Как стало известно нашему корреспонденту, преступление было совершено около пяти вечера. В это время хозяин соседнего дома Леонид Чебыкин был во дворе и не слышал никаких звуков. В половине седьмого он обнаружил труп и сразу вызвал милицию. По словам очевидца, с потерпевшим они почти не общались, поскольку последний бывал в этом доме весьма редко. Отдыхать Рогов предпочитал в другом загородном доме, а здесь появлялся не более чем раз в месяц и в основном с веселой компанией.

Вчера, по словам Чебыкина, он видел, как во двор соседа около десяти утра въехал фиолетовый джип, и сразу же началась гулянка. Из-за забора доносились громкая музыка, пьяная речь и свист. К полудню компания утихомирилась и принялась жарить шашлыки. После этого сосед слышал пьяные голоса, но ближе к пяти все утихло. В половине седьмого Чебыкин отправился к соседу поговорить с ним по поводу совместного асфальтирования подъезда к их домам. Калитка была открыта. Ничего не подозревающий сосед спокойно прошел через двор и постучал в дверь, которая тоже оказалась незапертой. Но на стук никто не откликнулся. Тогда Чебыкин толкнул дверь и увидел, что в коридорчике лежит труп с кровавым куском мяса вместо головы. Сосед сразу же помчался вызывать милицию. Приехавший милицейский наряд обнаружил в доме ещё два трупа с пробитыми головами.

Комментировать происшествие работники про куратуры отказались. Но, как стало нам известно из эксклюзивного источника, расследование этих убийств взято под контроль самим губернатором, поскольку преступление уже много лет не имеет аналогов по своей жестокости. По нашим сведениям, следственная комиссия ежедневно отчитывается перед прокурором о ходе расследования.

Ничего подобного в нашем сравнительно тихом регионе не наблюдалось уже с восемьдесят девятого года. Тогда, в восемьдесят девятом, горожан ошеломило расчленение четырнадцатилетней девочки Ольги Соколовой, органы которой были найдены в разных концах города. Напомним, что таких преступлений было два: в восемьдесят восьмом и восемьдесят девятом годах. Обе жертвы были одного возраста и одного роста. У них был одинаковый цвет глаз и одинаковый цвет волос. Их обоих звали Ольгами.

Родители Ольги Соколовой после исчезновения дочери ездили к болгарской прорицательнице Ванге, и она предсказала, что «маньяк-потрошитель» будет пойман после похищения третьей Ольги.

Тогда расследование этих происшествий также было на личном контроле губернатора. После пропажи Соколовой был снят прокурор области и второпях задержан по подозрению личный водитель директора молокозавода. По нашим сведениям, это дело не закрыто до сих пор, а от водителя до сегодняшнего дня не получено признания, несмотря на мощное давление со стороны обвиняемых. Подозреваемый все эти одиннадцать лет находился в областном психдиспансере.

Не тем же путем ли собирается пойти нынешний прокурор? Если следствие ведется закрыто, где гарантия, что дело не будет замято так же, как с тем «потрошителем»? То, что прокуратура отказывается от комментариев, говорит о слабости следствия.

Однако наша газета намерена провести свое независимое расследование. Кстати, нам удалось узнать, что подобные убийства не так уж и новы для нашего региона, как это хотят представить власти.

В областном архиве хранится дело 1864 года, которым занимался известный симбирский следователь Иван Соколовский. Суть его такова: некий молодой человек нигилистских взглядов зарубил топором старуху-процентщицу и её служанку с целью завладения её сбережениями. Сделал он это с убеждением, что эти деньги ему, человеку передовых воззрений, принесут большую пользу, чем выжившей из ума старухе. У многих горожан этот факт вызовет недоумение. Совершенно верно! Именно Соколовский рассказал Достоевскому об этом уголовном деле. В то время писатель работал над другим романом, под названием «Пьяненькие», где главным героем был Мармеладов. Однако роковая встреча с нашим земляком в корне изменила его будущее произведение. Так что идеи Раскольникова ещё витают в воздухе нашего края…

6

Целый день меня не покидало чувство какой-то животной недосказанности. Так бывает, когда задумываешь одну картину, а в результате получается другая, которая на ранг ниже той, что представлялась в воображении. Я ушел от следователя крайне разочарованным, не сказав ему полной правды, потому что он не был к ней готов. Оказывается, мало донести правду, к ней ещё нужно подготовить. Она так же, как и человеческое общество, подразделяется на высшее и низшее сословие. Что касается Рогова с Петровым, то они относились к самой низкой человеческой категории – к роду Ханаана. Одно непонятно: как в эту компанию затесался Клокин?

Вечером было тяжело возвращаться в свою однокомнатную келью. Можно отправиться в ресторан, в общество, в народ. Можно попить вина, потанцевать, подурачиться, снять, наконец, проститутку, но моя душа (пусть даже уже загубленная) не нуждалась в удовольствиях. Она нуждалась в человеческом общении. Мне нужно было выговориться. Но перед кем? Перед иконой? Это уже невозможно. В Его глазах меня уже не существует. Друзей у меня нет, а женщинам я не верю.

Войдя в квартиру, я в плаще и обуви проследовал на кухню и записал в своем дневнике: «Друзей у меня нет, а женщинам я не верю. Почему не верю? Потому что вся моя жизнь – это последовательное разрушение моей личности женщинами».

Я опустился в кресло и задумался. То, что я записал в дневнике, было сущей правдой. Наверное, бывают и другие женщины, но мне были ниспосланы именно эти, растаскивающие мою душу на части. Себя я чувствовал цельным только тогда, когда был один. Быть одиноким ужасно. Но для меня это был единственный способ остаться самим собой.

Впрочем, у меня с детства все складывалось так, как будто судьба заранее предупреждала, что от жития с кем-то я буду иметь только страдания. Мне кажется, я поспешил появиться на свет. Возможно, мне готовилось более достойное рождение, но я был нетерпелив. Мне хотелось скорее на Землю.

Родился я в Куйбышеве в одном из бараков механического завода, на котором работал мой отец. В моей памяти его образ встает весьма смутно. Лица не помню совсем. Когда недавно матушка показала его фотографию, я был очень удивлен. В моем представлении он был совсем другим, более строгим и более серьезным. А так: простой самарский чувачок с глуповатой улыбкой, да к тому же рыжий. Наиболее характерный его портрет, оставшийся в памяти и естественно дополненный моим воображением: это высокий элегантный мужчина с накинутым на плечи пиджаком, гордо разгуливающий по коридорам барака. Наиболее яркое впечатление от общения с ним – это порка ремнем. Он порол меня почти ежедневно, как только мы с матерью возвращались из детского сада. Порол по заднице, со знанием дела, зажав мою голову между колен. Процедура не самая приятная, однако довольно запоминающаяся.

Помню, как мы с матерью бегали от него ночью. Это случалось неоднократно: он был страшный скандалист и любил поддать. Все эти скандалы, по словам матери, случались на почве ревности. Я даже помню, как он набрасывался на мать с ножом, но ей каким-то образом удавалось отбиваться.

Словом, отец у меня всегда ассоциируется с водкой, скандалами и ремнем. Когда в анкете я подхожу к графе «сведения о родителях», моя рука без всякого трепета ставит на отце прочерк. Лучше вообще не иметь отца, чем иметь такого. И большой досады, что отца у меня практически не было, я никогда не ощущал.

Когда мне исполнилось шесть лет, мы драпанули от него в Ульяновск, и тоже под покровом ночи. Это было окончательное наше бегство из Куйбышева. До этого они с матерью сходились и расходились несколько раз. В жизни у них что-то не ладилось, и они решили родить меня – для связки семейной жизни, как потом со вздохом вспоминала матушка. Однако мое появление на свет не помирило родителей. И если взять мой период жизни от рождения до шести лет, его можно охарактеризовать как один сплошной переезд из Куйбышева в Ульяновск.

Не могу сказать, что я каким-то образом страдал от подобного кочевого бытия, переживал от скандалов или испытывал стресс. Радость жизни, хлеставшая через край, помогала мне переносить все эти семейные неурядицы с удивительной легкостью. Месяца за три перед школой отец выкрал меня от матери и увез обратно в Куйбышев.

Случилось это в воскресенье. Мы с матерью мирно лежали на Свияжском пляже, и вдруг её охватило беспокойство. Она поднялась и стала тревожно озираться по сторонам. После чего произнесла, зябко набросив на плечи халат:

– У меня такое предчувствия, что сейчас появится отец. Пошли-ка, дружок, домой…

Предчувствия её не обманули. Не успел я выразить протест против возвращения домой, тем более в такой чудесный день, как он и появился. Мой родитель элегантно шествовал по берегу реки с пиджаком через плечо и папиросой в зубах. Увидев нас, папашка приблизился, и они обменялись с матерью довольно сухими приветствиями. При этом глаза его сверкнули несусветным бешенством, и мать торопливо застегнула халат на все пуговицы.

Как я уже упоминал, мой родитель был необычайно ревнив, и любое обнажение телес моей матери (даже на пляже) могло кончиться для неё плачевно. А она была женщиной красивой и при фигуре.

Добрались мы, словом, до дома хоть и в напряженном молчании, но довольно благополучно. Они перекидывались рублеными фразами, а я шел посередине, сосредоточив внимание на самолетике, который он мне вручил в качестве подарка.

Перед самой калиткой родители расскандалились. Мать побежала в дом и позорно закрылась на крючок. Чтобы дверь оказалась не выломанной, матушка прибегнула к помощи деда. Дед вышел на крыльцо и послал отца… обратно в Куйбышев. Отца слова деда ввели в неимоверное уныние. Вот тогда-то он мне и сказал:

– Пойдем, я тебе хоть шоколадку куплю. Только оденься.

Последнее мне показалось совершенно излишним. Я привык ходить по Ульяновску босым, в одних трусиках и маечке. Чем не одежда? Даже майка мне была не нужна. Тем не менее спорить с родителем не стал. Зашел в дом, деловито напялил тенниску и шорты, влез босыми ногами в сандалии и, ничего не подозревая, отправился к отцу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю