Текст книги "Александр Невский. Кто победил в Ледовом побоище"

Автор книги: Александр Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

5

Как показали дальнейшие события, Орден был основан весьма своевременно. Уже на следующий год над Ливонией нависла новая угроза – полоцкий князь нападает на владения ливонской церкви (1203 г.). Войска полоцкого князя внезапно появляются у стен Икшкиле. По сообщению Хроники Генриха, в замке были только ливы, «не имевшие доспехов». Они не посмели оказать сопротивления и предпочли откупиться. Получив деньги с ливов, полоцкое войско направилось к Гольму. Но туда уже успели подойти немцы из Риги. Защитники Гольма дань платить отказались, и меткой стрельбой из арбалетов со стен замка обратили русских в бегство. В том же году русские из удельного полоцкого княжества Герсики (Герцикэ), объединившись с литовцами, угнали скот, пасшийся на пастбищах возле Риги, захватили двух священников, рубивших лес вместе с пилигримами, и убили предводителя отряда горожан, погнавшегося за ними.

Это было первое столкновение ливонцев с русскими. Войну начал Полоцк, а не Ливония, которая была кровно заинтересована в сохранении с русскими добрососедских отношений. Но парадокс ситуации заключается в том, что и Полоцку мир с Ливонией был жизненно необходим. Во-первых, и ливонцам и русским угрожал один общий враг – язычники-литовцы. Во-вторых, у Полоцка не было сил для того, чтобы нанести военное поражение Ливонии. Вот что пишет об этом Соловьев: «Князья разных полоцких волостей вели усобицы друг с другом, боролись с собственными гражданами, наконец, имели опасных врагов в литовцах; могли ли они после того успешно действовать против немцев?» (т. 1, с. 614). К этому времени полоцкие удельные княжества, по сути, находились на грани уничтожения, а Полоцк не мог обеспечить их безопасность от литовских набегов. Союз с Ливонией мог помочь им сохранить независимость. Первым это понял князь полоцкого удела Кукенойса Вячко (Вячеслав?). В 1207 году он явился в Ригу и предложил епископу Альберту половину своих владений в обмен на защиту от литовцев.

Почему же тогда предки белорусов напали на немцев и крещеных ими с разрешения полоцкого князя ливов? Соловьев объясняет это так: князья полоцкие «привыкли ходить войной на чудь и брать с нее дань силой, если она не хотела платить ее добровольно. Точно так же хотели теперь действовать против немцев» (Там же, с. 612).

Но почему полоцкий князь, не располагая достаточными военными силами, действует в одиночку, а не обращается за помощью к другим русским князьям? Потому что никакой помощи он получить не мог. У русских князей были дела поважнее, чем грабеж ливонцев. В это время Русь раскололась на две княжеские коалиции, развязавших междоусобную войну за Киев. Одна из них призвала на помощь половцев. После захвата Киева, не имея средств заплатить союзникам, они отдали половцам город на разграбление. Киев был сожжен, Софийский собор разграблен, а все жители, оставшиеся в живых (старых и увечных просто перебили за ненадобностью), уведены в плен.

Выходит, что полоцкий князь сознательно напал на Ливонию в то время, когда никто из русских князей не мог прийти ему на помощь. Из этого следует, что нападение на Ливонию преследовало одну цель: грабеж. Так зачем же брать кого-то в долю?

Но даже несмотря на численное превосходство и внезапность нападения, русские не добились своей цели. Построенные немцами замки полочане взять не смогли. Если бы существование немецкой колонии на землях ливов действительно угрожало безопасности русских княжеств, было плацдармом агрессии католического Запада, как это утверждают отечественные историки, то совместный поход объединенных сил русских князей в Прибалтику мог бы ее легко уничтожить. Ведь в то время все силы Ливонии – это несколько десятков человек в гарнизонах двух наспех построенных замков и несколько сотен жителей Риги. Появление под стенами этого города даже немногочисленного вражеского отряда могло вызвать в нем панику. Генрих пишет о том, как в 1204 году около трехсот литовцев и ливов захватили скот на городских пастбищах Риги. Рижане в страхе смотрели с городских стен, как угоняют их скот, боясь вступить с врагами в бой, поскольку «народу в Риге было тогда еще немного, и люди не решались все вместе выйти из города, боясь засад повсюду в окружавших город лесах». А что если бы под стенами Риги появились несколько тысяч русских дружинников? Но изгнание немцев в планы полоцкого князя не входило. Существование немецкой колонии на Двине его вполне устраивает как потенциальный источник доходов в виде дани и военных трофеев. Ведь с немцев можно было взять на порядок больше, чем с нищих аборигенов, и не скотом, продуктами или рабами, а звонкой монетой. Так зачем же убивать курицу, которая несет золотые и серебряные яйца?

Поражение Полоцка послужило сигналом о том, что расстановка сил в регионе кардинально изменилась. На следующий год удельный князь Вячко из самого близкого к Ливонии полоцкого удела Кукенойса отправился в Ригу на встречу с епископом Альбертом, на которой «после рукопожатий и взаимных приветствий он тут же заключил с тевтонами прочный мир» (1205 г.)

В том же году все жившие по берегам Двины ливы приняли крещение, выдали заложников и заключили мир с католиками.

При этом несмотря на то, что немцам удалось успешно отбить нападение русских, Рига не только не предпринимает ответных действий против Полоцка, но и просит вероломного соседа о заключении мира. Почему? Враги окружали Ригу со всех сторон. Ее военных сил едва хватало на то, чтобы отражать непрерывные нападения. По счастью, действия противника не согласованны. Враги католиков пока еще действуют поодиночке. Но Альберт понимает, что если враждующие племена аборигенов объединятся и призовут на помощь русских, то для Риги это обернется катастрофой. А если Полоцк соберет для похода в Ливонию русских князей? Спасти от этих угроз могла только умелая дипломатия. Если бы Альберту удалось договориться с Полоцком, то с аборигенами немецкие колонисты смогли бы справиться. Во-первых, туземцы враждовали и охотно прибегали к помощи католиков для сведения счетов друг с другом. Во-вторых, построенные немцами замки были достаточно надежным убежищем от их нападений. В-третьих, несмотря на то, что католиков было в десятки раз меньше, чем их врагов, немцы абсолютно превосходили противника по организации и вооружению. У прибалтийских племен (за исключением литовцев) не было конницы, а пешие воины были бессильны против защищенных металлическими доспехами всадников, которые были практически неуязвимы для их деревянных копий. А арбалеты и метательные орудия позволяли ливонцам расстреливать туземцев с безопасного расстояния.

Миротворческую активность Риги подстегнули слухи о том, что ливы договариваются с русскими о совместных действиях.

В начале 1206 года, «желая снискать дружбу и расположение Владимира, какие тот проявлял к его предшественнику, епископу Мейнарду» (Хроника Генриха), Альберт направил в Полоцк посла с подарками. Эта ответственная миссия была возложена на соратника Мейнарда, опытного переговорщика аббата Теодориха, того самого, что чудом избежал смерти от рук ливов. Фантастическое везение сопутствовало ему и в этот раз. Сначала на Теодориха напали литовцы. Но не убили, а только ограбили: отобрали предназначенные в подарок Владимиру боевого коня и оружие (по тем временам – целое состояние).

Но на этом злоключения Теодориха не закончились. В Полоцке он застает ливонских послов, «которые, стараясь склонить короля к изгнанию тевтонов из Ливонии, в льстивых и лживых словах сообщали ему все, что только могли коварно придумать или сказать против епископа и его людей. Они утверждали, что епископ с его сторонниками для них великая тягость, а бремя веры нестерпимо» (Хроника Генриха). Полоцкий князь уже дал приказание готовиться к походу на Ригу, но не хотел, чтобы его намерения стали известны Теодориху. Однако аббату удалось подкупить одного из княжеских советников, и тот открыл ему планы полоцкого князя. Альберт, собиравшийся отплыть в Германию с отбывшими свой срок пилигримами за новой партией защитников веры, получив известие о том, что ливы с русскими готовят совместный поход на Ригу, отложил свой отъезд. Ему удалось убедить отложить свой отъезд и многих из пилигримов, собиравшихся отплыть за море.

В свою очередь, полоцкий князь, узнав о том, что Рига предупреждена о предстоящем нападении, решил прибегнуть к хитрости: он отправил послов, которые должны были собрать конфликтующие стороны и решить, кто прав в споре между немцами и ливами. Генрих в своей Хронике утверждает, что под этим предлогом ливы и русские задумали выманить епископа и его людей и напасть на них. Он пишет о том, что одновременно с посольством в Ригу другие посланники полоцкого князя, «рассыпавшись во все стороны по области, стали звать ливов и лэттов явиться при оружии», подкрепляя свои просьбы подарками.

Альберт, посоветовавшись со своим окружением, отказался выйти на встречу с полоцким князем, ответив, что во всех странах существует обычай, по которому послы приходят на встречу к государю, а не он к ним. «Поэтому и послам, и их гонцам надлежит искать нас в нашем городе, где мы со своими могли бы и принять и содержать их с большим почетом» (Хроника Генриха).

Тем временем к назначенному полоцким князем дню собрались вооруженные ливы. К ним на помощь подошли и литовцы. Союзники планировали сначала занять ближайший к Риге замок Гольм, а оттуда уже напасть на рижан и разрушить город. Ливы, живущие в Гольме, чьих старейшин Генрих называет «зачинщиками всего злого дела», захватили замок, схватили своего священника Иоанна, отрубили ему голову, а тело изрезали на куски. Некоторые стали грабить окрестности Риги, другие через несколько дней разошлись по домам. Епископ собрал горожан, пилигримов и братьев-рыцарей на совет о том, что предпринять против ливов. «Все решили, что лучше, воззвав к помощи всемогущего бога и поручив ему вновь учрежденную церковь, вступить в бой с ливами в Гольме и лучше всем умереть за веру христову, чем поодиночке что ни день гибнуть в мучениях». Самые сильные немцы вместе с рижскими ливами, которые не поддержали своих соплеменников, погрузились на два корабля и выступили к Гольму. Ливы, завидев их, бросились на берег, чтобы помешать высадке. Католиков было всего сто пятьдесят человек, но, несмотря на огромное численное превосходство врага, они вступили в бой, который начался прямо в воде. Храбро сражаясь, католики сумели овладеть берегом. Ливы, не защищенные броней, несли большие потери от стрел. Ряды их сбились, и после того, как был убит их вождь старейшина ливов Ако, которого Генрих называет «виновником всего предательства и всех бед», началось паническое отступление. Одни пытались переплыть реку, другие укрылись в замке. Тем временем в Риге «со страхом божьим и молитвой» ждали вестей из-под Гольма. Тут появилось суденышко, на котором доставили раненых католиков и голову Ако в знак победы. «Радуясь со всеми, кто оставался дома, епископ возблагодарил бога, даровавшего церкви своей спасение силами немногих защитников».

После того как немцы стали обстреливать замок из метательных орудий, ливы сдались. Их старейшин отвели в Ригу и бросили в тюрьму. «Прочие же бывшие в замке, ради таинства крещения, ранее принятого ими, были пощажены, да и потом не терпели ничего дурного». Теперь Альберт мог отправиться в Германию, чтобы набрать новых пилигримов. С собой он взял и ливских старейшин (видимо, заключенных в Риге вождей восстания), «чтобы, познакомившись там с христианскими обычаями, научились быть верными и те, кто всегда были неверными».

Поражение под Гольмом не остановило ливов. Видя, что численное превосходство на их стороне, ливы были уверены в том, что с помощью Полоцка легко справятся с немцами. Получив известие об отъезде пилигримов и епископа, они отправили послов в Полоцк и предложили князю принять участие в новом нападении на немцев, пока в Риге осталось мало защитников. Полоцкий князь согласился. «Слушаясь их зова и советов, король собрал войско со всех концов своего королевства, а также от соседних королей, своих друзей, и с великой храбростью спустился вниз по Двине на корабле». О каких «соседних королях» пишет Генрих в своей Хронике – неясно. Летописи ничего не сообщают о походе какого-то из русских князей вместе с полоцким войском.

Сначала русские попытались высадиться у Икшкиле, но, понеся большие потери от арбалетчиков и поняв, что в замке находится немецкий гарнизон, пошли дальше, и внезапно подойдя к Гольму, окружили его со всех сторон. Одиннадцать дней гарнизон из двадцати немцев успешно отражал осаду. Осаждавшие несли большие потери от немецких «балистариев» (по Соловьеву, «камнестрельных машин»), а сами не могли причинить защитникам замка никакого вреда. Что это за оружие, которое в Хронике Генриха называется балистой и, по его словам, незнакомое русским, не совсем понятно. Возможно, речь идет об арбалетах, тогда еще неизвестных на Руси. Некоторые историки считают, что балистарии – это пращники. Праща простое, но весьма эффективное оружие. Научиться пользоваться пращей намного легче, чем овладеть навыками стрельбы из лука, а выпущенный из нее камень опасен так же, как стрела. К тому же стрельба из лука требует большой физической силы, а с пращей справится даже ребенок. Именно с помощью пращи полуголый библейский мальчик Давид убил закованного в доспехи силача и великана Голиафа. Главное преимущество пращников перед лучниками в том, что у них не было проблем с боеприпасами. Камни в этих краях грудами лежали прямо под ногами. Только успевай нагибаться. В отличие от стрел, которые нужно еще изготовить. А это трудоемкая работа, требующая определенных навыков, инструментов и деталей (наконечников, оперения).

Генрих пишет о том, что во время этой осады произошел курьезный случай: русские пытались использовать небольшую метательную машину, по образцу немецких, но, не умея ею пользоваться, «ранили многих у себя, попадая в тыл».

Попытка поджечь замок тоже не увенчалась успехом: меткая стрельба защитников Гольма не дала подтащить к его стенам дрова.

Оборонявшие Гольм немцы боялись предательства со стороны ливов, которых было много в замке. Поэтому они «днем и ночью оставались на валах в полном вооружении, охраняя замок и от друзей внутри и от врагов извне. Ливы же ежедневно все искали способа, как бы, захватив их хитростью, предать в руки русским, и если бы продлились дни войны, то едва ли рижане и жители Гольма, при своей малочисленности, могли бы защититься».

А рижане ждали, что вот-вот под стенами города появится русское войско, и боялись, что не смогут выдержать осаду, так как укрепление города «еще не было крепким». Но полоцкий князь не решился напасть на Ригу. По версии Генриха, это объясняется тем, что разведчики доложили ему о том, что «все поля и дороги вокруг Риги полны мелкими железными трехзубыми гвоздями; они показали королю несколько этих гвоздей и говорили, что такими шипами тяжко исколоты повсюду и ноги их коней, и собственные их бока и спины».

Потом пришел слух о том, что в море показались немецкие корабли. Испугавшись, что на помощь рижанам пришла подмога, полоцкий князь немедленно собрал войско и ушел, бросив своих союзников ливов. На самом деле это были или обычные купеческие суда или датская эскадра, которая держала путь на остров Эзель. Так благодаря случаю Ливония была второй раз спасена от гибели. Если бы ни трусость полочан, то, вернувшись из Германии, Альберт мог найти на месте Риги лишь обугленные головешки. Впрочем, получив известие о гибели немецких поселений, он, возможно, не решился бы возвращаться назад.

6

Тем временем епископ Альберт буквально умолял соотечественников принять участие в богоугодном деле по защите ливонской церкви. Однако желающих рискнуть жизнью для того чтобы получить взамен прощение грехов, находилось не много. По словам Генриха, епископ «обходил в Тевтонии каждый квартал, улицу и церковь, ища пилигримов».

Сильные мира сего в лице германских князей тоже не высказывали желания оказать помощь назойливому просителю. Тогда Альберт обращается к «римскому королю» Филиппу Швабскому (1198—1208), принеся ему в дар Ливонию. В ответ Филипп назначает Альберта ливонским князем, обещая ежегодно оказывать ему материальную поддержку (1207 г.). На самом деле Филипп совершенно не обрадовался такому сомнительному приобретению, как Ливония, и пообещал поддерживать Альберта только для того, чтобы поскорее от него избавиться. Никакой реальной помощи и денег Альберт так и не получил. Об этом свидетельствует запись в Хронике Германа об этой встрече: «Пройдя Саксонию и Вестфалию, он (епископ Альберт. – Авт.) прибыл наконец ко двору короля Филиппа и, так как не ожидал помощи ни от какого короля, обратился к империи и получил от нее Ливонию, после чего блаженной памяти король Филипп обещал давать ему каждый год пособие в сто марок, но от обещаний никто богатым не бывает».

А в Ливонии после ухода полоцкого войска ливы остались один на один перед лицом своих врагов без всякой надежды на победу. «Страх божий напал на ливов по всей Ливонии» – пишет Генрих. Опасаясь мести со стороны немцев, даже «самые упорные язычники» отправили в Ригу послов, выражая свою готовность креститься и принять священников. Поспешил заверить ливонцев о своем миролюбии и кукенойсский князь Вячко, который, видимо, нарушив ранее заключенный мир, участвовал в походе полоцкого князя. Узнав о том, что Альберт вернулся в Ригу, он поспешил встретиться с епископом. Вячко приняли в Риге на правах почетного гостя (1207 г.). «Проведя в самой дружественной обстановке в доме епископа много дней, он наконец попросил епископа помочь ему против нападений литовцев, предлагая за это половину своей земли и своего замка». В ответ епископ «почтил короля многими дарами, обещал ему помощь людьми и оружием», после чего Вячко вернулся в Кукенойс. Однако несмотря на стремление Альберта подружиться с Вячко, из этого ничего не получились. У князя не сложились отношения с его соседом рыцарем Даниилом, людям которого, согласно Хронике Генриха, он «причинял много неприятностей и, несмотря на неоднократные увещевания, не переставал их беспокоить».

Даниил решил отомстить Вячко. Вместе со своими слугами он под покровом ночи подкрался к Кукенойсу. В городе все спали, включая стражников. Немцы бросились на городской вал. В считанные минуты город был захвачен. Сопротивления не было. Согласно Хронике Генриха, «русских, как христиан, не решились убивать, одних обратили в бегство, других взяли в плен и связали». В плен попал и сам князь Вячко. Даниил сообщил в Ригу о том, что захватил Кукенойс и его князя. Епископ Альберт велел освободить Вячко и вернуть ему все имущество. Он пригласил кукенойсского князя в Ригу, где «с почетом принял его, подарил ему коней и много пар драгоценной одежды; самым ласковым образом угощал его и всех его людей и, усыпив всякую вражду между ним и Даниилом, с радостью отпустил его домой» (Хроника Генриха). Альберт отправил вместе с Вячко двадцать человек вооруженных всадников и каменщиков, «чтобы укрепить замок и защищать его от литовцев». Сам епископ должен был вновь отправиться в Германию с отбывшими свой срок пилигримами. Вячко решил воспользоваться этим, чтобы отомстить своим обидчикам. Для начала он расправился с немцами, которых епископ послал ему на помощь. Когда они «рубили камень во рву для постройки замка, сложив наверху на краю рва мечи и вооружение и не опасаясь короля, как своего отца и господина; вдруг прибежали слуги короля и все его люди, схватили мечи и оружие тевтонов и многих из них, без оружия и доспехов занимавшихся своим делом, перебили». Семнадцать немцев погибли, трем удалось бежать. Трупы убитых бросили в Двину. Течением их принесло в Ригу. Горожане выловили тела погибших и предали их земле.

А Вячко послал в Полоцк захваченных у немцев коней, оружие и доспехи, предложив полоцкому князю собрать войско и как можно скорее выступить на Ригу, где осталось мало народу: лучших он убил, а прочие ушли с епископом.

Но, по счастью для рижан, епископ не успел уплыть далеко из-за неблагоприятного ветра. Узнав о гибели своих людей, Альберт собрал всех пилигримов и со слезами рассказал им о трагедии в Кукенойсе и об угрозе, нависшей над Ригой. Епископ уговаривал пилигримов остаться, «обещая за большие труды их долгого пилигримства большее отпущение грехов и вечную жизнь». Альберту удалось убедить вернуться в Ригу триста человек. Других наняли за плату. В Ригу собрали и союзных ливов.

Узнав о том, что епископ вернулся в Ригу с большим числом немцев, Вячко, так и не дождавшись подмоги из Полоцка, собрал пожитки, поджег Кукенойс и вместе со своими людьми ушел на Русь, «чтобы никогда больше не возвращаться в свое королевство». Его союзники из местных жителей укрылись в лесах (1207 г.) Получив известие о сожжении Кукенойса и бегстве русских, рижане пустились преследовать их. «Всех, кого нашли из числа виновных в единомыслии измене, предали по заслугам жестокой смерти и истребили изменников в той области». Но самому зачинщику убийства в этот раз удалось избежать расправы. Вслед за Кукенойсом ливонцы взяли под свой контроль Герцикэ. В 1209 году в очередной раз вернувшись из Германии с новым отрядом пилигримов, Альберт собрал совет, на котором решали, «каким образом избавить молодую церковь от козней литовцев и русских». На этом совете постановили, что главная угроза Ливонии исходит от князя Всеволода из Герцикэ, который был женат на дочери одного литовского князя («одного из наиболее могущественных литовцев», по словам Генриха). Всеволода обвинили в том, что он был для литовцев своим и «часто предводительствовал их войсками, облегчал им переправу через Двину и снабжал их съестными припасами, шли ли они на Руссию, Ливонию или Эстонию» (Хроника Генриха).

По сути, этот совет в Риге определял направление дальнейшей экспансии Ливонии. Теперь, когда сопротивления ливов и лэттов было сломлено, необходимо было обеспечить безопасность молодого государства от внешних врагов. Наибольшую угрозу, по мнению Риги, представляли для нее не православные русские, а язычники-литовцы. Почему все-таки именно Литва? Ответ на этот вопрос дает Хроника Генриха: «Власть литовская до такой степени тяготела тогда надо всеми жившими в тех землях племенами, что лишь немногие решались жить в своих деревушках, а больше всех боялись лэтты. Эти, покидая свои дома, постоянно скрывались в темных лесных чащобах, да и так не могли спастись, потому что литовцы, устраивая засады по лесам, постоянно ловили их, одних убивали, других уводили в плен, а имущество все отнимали. Бежали и русские по лесам и деревням пред лицом даже немногих литовцев, как бегут зайцы пред охотником, и были ливы и лэтты кормом и пищей литовцев, подобно овцам без пастыря в пасти волчьей».

Конечно, в приведенном отрывке просматривается стремление Генриха оправдать завоевание Ливонии немцами, которое дало ливам и лэттам пастыря в лице епископа Альберта и власть католической церкви и Ордена. Но о серьезности литовской угрозы говорят не только письменные свидетельства того времени. В том, что именно Литва, а не Русь была главным внешним врагом Ливонии, можно убедиться, посмотрев на карту современных Латвии и Эстонии. Территорию Латвии разделяет на две неравные части река Западная Двина (Даугава). Большая часть этого государства лежит по правому берегу Двины, простираясь в сторону границ с Эстонией и Россией. Именно здесь были расположены первые немецкие поселения в Ливонии, ее столица Рига и резиденция Ордена Меченосцев (современный Цесис). Когда-то эта часть Ливонского государства была еще больше, поскольку включала в себя земли современной Эстонии. А вот другая часть Латвии представляет собой узкую полоску, которая протянулась вдоль Даугавы и границы с Литвой.

Восточная граница Ливонии достигла рубежей Новгородской земли всего через четверть века после основания Риги. Для того чтобы закрепиться на узкой полоске земли на левом берегу Даугавы – Земгалии (в ливонских хрониках Семигалия), ливонцам понадобилось целое столетие. Укрепиться на этих землях Ливония смогла только с помощью Тевтонского Ордена, который начал наступление на земгалов со стороны Пруссии. Последнее нападение земгалов на Ригу произошло через сорок пять лет после «Ледового побоища» – в 1287 году. Силы Ордена стали преследовать уходящих с добычей земгалов и углубились на их территорию. Близ местечка Гароза (Грозе) произошло сражение аборигенов с орденским войском. В этом сражении Орден потерпел сокрушительное поражение. По данным Ливонской хроники Германа Вартберга, в бою пал магистр Вилликин Эндорпский (магистр Ордена с 1282 г.) и тридцать четыре рыцаря. Это в пять раз больше, чем, согласно ливонским источникам, погибло рыцарей в сражении с новгородцами («Ледовом побоище»). После этой неудачи Орден сменил тактику. Братья-рыцари в течение года методично опустошали Земгалию район за районом. Были разрушены до основания четыре земгальских замка. Земга-лам ничего не оставалось, как бежать к литовцам. В 1290 году родину покинули защитники последнего укрепления земгалов – Сидрабене. Уходя, они сожгли его. Итак, в 1209 году руководители ливонской церкви и Ордена Меченосцев, рижане, пилигримы-крестоносцы и старейшины ливов и лэттов решили, что необходимо покончить с литовским плацдармом на правом берегу Даугавы. Ливонское войско выступило к Герцикэ. Увидев приближающихся к городу врагов, Всеволод вывел своих людей им навстречу. Не выдержав удара ливонцев, русские обратились в бегство. Преследуя отступающих, ливонцы «ворвались за ними в ворота, но из уважения к христианству убивали лишь немногих, больше брали в плен или позволяли спастись бегством; женщин и детей, взяв город, пощадили и многих взяли в плен». Всеволоду удалось переправиться в лодке через Двину. Но его жена была захвачена. Разграбив город, ливонцы сожгли его и ушли вместе с пленными. Всеволоду предложили прийти в Ригу, «если только он еще хочет заключить мир и получить пленных обратно. Явившись, тот просил простить его проступки, называл епископа отцом, а всех латинян братьями по христианству и умолял забыть прошлое зло, заключить с ним мир, вернуть ему жену и пленных».

Условия мира были предложены следующие: избегать общения с язычниками; не воевать против Ливонии; не нападать вместе с литовцами на русских и принести Герцикэ в дар Ливонской церкви. Если Всеволод на них согласен, то ему вернут его удел, отпустят всех пленных и будут оказывать ему помощь.

Всеволод эти условия принял, «признал епископа отцом» и пообещал, что «впредь будет открывать ему все злые замыслы русских и литовцев». Ему вернули жену и всех пленных, после чего он вернулся на пепелище, собрал разбежавшихся людей и отстроил поселение заново.

Обезопасив свои тылы со стороны Литвы, ливонцам, которые уже начали покорение эстов, оставалось урегулировать отношения с Полоцким княжеством. Хотя после похода на Ливонию в 1206 году о военных действиях с Полоцком Хроника Генриха не сообщает, очередное нападение могло последовать в любой момент. Поэтому к полоцкому князю отправили послов, которые должны были «узнать, не согласится ли он на мир и не откроет ли рижским купцам доступ в свои владения» (1210 г.).

Мир был заключен на условии, что Полоцку «ежегодно платилась должная дань ливами или за них епископом». «И рады были все, – пишет Генрих в своей Хронике, – что теперь безопаснее могут воевать с эстами и другими языческими племенами» (война с эстами к этому времени шла уже второй год). В это же время ливонцы договариваются о совместном походе против эстов с псковичами. Таким образом, в 1210 году Ливония установила мир с близлежащими русскими землями – Полоцком и Псковом. Нежелание русских и немцев воевать друг с другом объясняется не равенством сил обеих сторон, которое делало невозможным достижение военной победы, а тем, что мир был выгоднее, чем война. Стараниями Риги открылся для купеческих кораблей путь из Балтики на Русь по Западной Двине. Полоцк вновь стал получать дань с ливов. Псковичи в лице Ливонии получили партнера для грабительских походов на эстов.