Текст книги "По прозвищю "Царь""

Автор книги: Александр Мостовой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6 БЕСКОВСКИЕ РАЗБОРЫ

…У игроков каждое утро мерили давление. Ветеранам это жутко не нравилось. Многие, что скрывать, любили порой побаловаться алкоголем. Жизнь была не такая разнообразная, как сейчас. Но утром все моментально становилось ясно.

Следующий, 1988 год получился для «Спартака» гораздо более проблемным. Команда сдала позиции, в коллективе обострились трения между ветеранами и старшим тренером. И в итоге все закончилось отставкой Бескова.

Сам я был в стороне от выяснения отношений. У меня, молодого, в голове был футбол, а не какие-то там разборки. Я с самого начала дистанцировался от той ситуации. Хотя присутствовал на собраниях, где игроки выражали недовольство Бесковым.

Сам я, разумеется, ничего против Константина Ивановича не имел. Напротив, лучших отношений, чем у нас с ним, быть не могло. Он всегда относился ко мне по-отечески, с заботой, почти не повышал голос. Такое же отношение у него было далеко не ко всем. Пожалуй, еще к Федору и Радику – Сереге Родионову.

Хотя я понимал, что иногда заслуживал критики. По телевизору прекрасно видно, как ты играешь и куда бежишь. Было много эпизодов, за которые мне могло влететь: порой я не открывался, не предлагал себя, а спокойно стоял на месте. В «Спартаке» такая игра в атаке не приветствовалась. И ребята, наверное, это видели. Нет, Бесков мог, конечно, сделать замечание, но всегда в корректной форме. Допустим, сказать: а вот в этом эпизоде, Саша, надо было сыграть чуточку иначе.

Другим же футболистам порой доставалось по полной программе: куда ты бежишь? Куда отдаешь? Ребята удивлялись потом: «Ну вот, а про Моста опять ничего не сказали». Часто попадало Пасулько. Бесков сердился на него: «Виктор, зачем ты отбираешь мяч у своего же партнера, когда он может через пару мгновений вернуть тебе мяч в лучшей для тебя позиции?» Доставалось и Шмару, и Хиде постоянно. Все натурально тряслись перед этими разборами – и я так же трясся. Особенно если мы проиграли матч, который предстояло разбирать. Думал: все, сейчас понесется. Если Бесков начинал говорить, перебивать его было нельзя. Как учитель в школе, он ненавидел пререкания. Но меня этот смерч обходил стороной.

Наверняка многие видели кадры из документального фильма «Невозможный Бесков». И помнят его фразу, обращенную ко мне: «Саша, а учиться надо у Федора». Сказанную тихо, спокойно, по-наставнически. Вот именно так Бесков общался со мной всегда. Он для меня был словно старший брат Романцева.

В память врезался момент из начала сезона-1987, когда я еще выступал за дубль «Спартака». Бесков перед тренировкой всегда находил для молодых игроков теплые слова. Мы стояли у дверей тарасовского корпуса, а он выходил и обращался к нам: «Ну что, молодежь? Как вы тут? Готовы к работе?» В один из моментов я с другими молодыми ребятами сидел на лавочке у входа в Тарасовскую базу. И тут подъехала «Волга» с Бесковым. Константин Иванович вышел, посмотрел на нас, а затем подошел и, обращаясь ко мне, сказал:

– Молодец Саша, хорошо выступаешь за дубль. Слежу за тобой. Но скоро надо будет так же играть и в основе.

Я даже усмехнулся от неожиданности. Да и ребята, когда Бесков ушел, разом загалдели:

– Какая еще основа, с чего это вдруг?

Я тоже поддакнул им:

– Наверное, шутит Константин Иванович, как можно выступать в первой команде в семнадцать лет?

А через месяц с небольшим и на самом деле стал основным игроком. Выходит, во мне изначально что-то такое видели и готовили к серьезным ролям.

Теплых слов от Бескова я удостоился и после моего дебюта в стартовом составе, который случился в Минске – в игре с местным «Динамо». Помню, как я волновался перед этим матчем – все эти перемены были для меня так неожиданны. Но виду старался не показывать: надо – значит надо. И когда Бесков сказал мне после той игры: «Молодец», эти слова очень меня приободрили. Причем играл я в Минске не слева в полузащите, куда меня еще в «Пресне» определил Романцев и где я потом долго выступал, а на позиции под нападающими – заменял дисквалифицированного Пасулько.

При всем добродушном отношении ко мне Бескова я, как и многие другие футболисты спартаковской команды, боялся его. Константин Иванович со стороны казался очень строгим. Огромное значение придавал дисциплине. Внимание обращал на любые мелочи. Допустим, футболистам строго-настрого запрещалось появляться в столовой в шлепанцах без носков. Если кто-то забывал их надеть, его моментально отправляли наверх – в номер. Частыми были случаи, когда мы шли в столовую своей компанией, и вдруг в последний момент игрок спохватывался и бежал назад.

– Ты что? – кричали мы ему.

– Сейчас вернусь, носки надеть забыл.

Мне такой подход всегда импонировал, потому что я сам в жизни придаю огромное значение гигиене. Да, можно понять жарко, не хочется надевать эти носки. Но ты же приходишь в столовую, где люди едят. А ноги у футболистов – рабочая сила: у кого-то они побиты, у кого-то порезаны. И лучше надеть носки, чтобы не вызывать у партнеров отрицательных эмоций.

Очень строгое отношение у Бескова было и к режиму. У игроков каждое утро мерили давление. Ветеранам это жутко не нравилось. Многие, что скрывать, любили порой побаловаться алкоголем. Жизнь была не такая разнообразная, как сейчас. Но утром все моментально становилось ясно. Стоило не поспать ночку или выпить лишнего, как приборы тут же все показывали. Таких игроков Бесков без раздумий отстранял от тренировок. Давление повышено – значит, пил. Нас, молодых, это не касалось: мы не злоупотребляли.

Вторые тренеры регулярно бегали подслушивать и подсматривать: кто куда пошел, кто что говорит, не выпил ли кто или не съел чего лишнего. Постоянно следили за весом. Были случаи, что и столовую специально закрывали. Доходило до смешного – приезжая на электричке, мы наперегонки бежали на базу, чтобы успеть выпить стакан кефира в столовой. Прибегаем – а холодильник закрыт. Иногда припрячешь бутылочку за какими-то пакетами, а потом смотришь – ее уже нет. Борьба с лишним весом шла тотальная.

Но больше всего футболисты не любили, конечно же, бесковских разборов – просмотра прошедших матчей по видеомагнитофону с анализом действий игроков. Они продолжались по два с половиной – три часа. Порой за это время успевали проанализировать всего лишь пятнадцать минут из прошедшего матча. Иногда игрок только делал первый пас с центра поля, и Бесков уже жал на паузу:

– Куда ты побежал? Куда открываешься?

Ветераны брюзжали: «Сколько можно это слушать? Чего мы разбираем какую-то ерунду, которая и так ясна?» Порой один неточный пас разбирали минут по тридцать. Но Константин Иванович любил все объяснять по сто раз, разжевывая до мелочей. Я во время этих разборов сидел на самом дальнем ряду и перекидывался шуточками с партнерами. Без них высидеть два с половиной часа на бесковской теории было трудновато.

Порой мы выигрывали у соперников 3:0, но Бесков все равно оставался недоволен. Казалось бы, что там разбирать, зачем? Лучше похвалить ребят. Но он обязательно находил какую-нибудь ошибку, и мы ее обмусоливали минут двадцать. Когда пленка докручивалась до гола, Бесков абсолютно не акцентировал на нем внимание.

Сухо говорил автору «Молодец» – и продолжал искать следующие ошибки.

Считаю ли это правильным? У меня такое мнение: ко всем нужен свой подход. Да, говорят, что человека можно всему научить. Но если ему что-то не дано, учи не учи – толку не будет. Не дано – значит не дано.

По внешнему виду Бескова редко бывало понятно, доволен он или расстроен. Если мы крупно выигрывали, я не видел, чтобы он с радостным выражением лица забегал в раздевалку и кричал: «Молодцы!» Нет, спокойно заходил, вставал где-то сбоку и начинал кому-то что-то объяснять.

Тренировки Бескова обычно строились следующим образом. Сначала шла небольшая разминка, а потом мы играли в квадрат: пять на два, четыре на два… Следом – технический комплекс. Все шло через работу с мячом, В конце тренировки – удары по воротам и, может быть, небольшая двухсторонка. У Романцева, когда он пришел в «Спартак», на занятиях было практически все то же самое.

Да, возможно, тренировки казались однообразными, но они приносили свои плоды. И нам – тем, кто выступал в «Спартаке», они нравились. За счет этой работы мы и обыгрывали всех подряд. Не спорю: возможно, чего-то в наших занятиях не хватало. Футбол не стоит на месте. Кто-то постоянно что-то придумывает, ищет новые ходы. И это правильно. Но мы в «Спартаке» постоянно занимались по строго апробированной системе. А раз результаты она давала, значит, в ней было много хорошего.

Если на тренировке Бескову не нравилось, как футболисты выполняют упражнение, он мог остановить занятие и сказать: «Начинайте все сначала». Он не кричал, но ребята были словно под гипнозом. Они не спорили и понимали: надо делать так, как говорит тренер. Может, кто-то и бурчал, но про себя.

Говорили, что в межсезонье 1988/89 Бесков собрался кардинально перетряхнуть состав. И ветераны взбунтовались. Вдобавок, как я понял, у тренера было далеко не все гладко в отношениях с начальником команды Николаем Петровичем Старостиным. Впрочем, я в эти детали не влезал. Мое дело было – тренироваться и играть.

Потом задавались вопросы: «Почему некоторые футболисты, к которым Бесков хорошо относился, и в том числе Мостовой, не заступились за тренера?» Но я изначально не лез во все эти дела. И был далек от внутрикомандных интриг. Да и потом – что бы значило мое слово, на тот момент совсем еще сопляка? Таких, как я, было еще двадцать человек в дубле. Мое отличие от них было лишь в том, что я выступал в основе, так как Бесков ко мне замечательно относился. Но я старался оправдывать доверие исключительно игрой, а не вступлением в какие-то там коалиции. Я полностью отдавался на футбольном поле, так как понимал – это главное, что от меня нужно. А старшего тренера я обязан был слушаться в любом случае, кем бы он ни был.

В 1988 году в «Спартак» попали два моих бывших партнера по школе ЦСКА. Одним из них был мой хороший знакомый еще и по «Пресне» Димка Градиленко. Когда он перебрался в «Спартак», я уже считался в команде едва ли не звездой. И по-свойски подшучивал над ним:

– Что стоишь, молодой? Неси мячи.

Димка улыбался, отвечал: «Слушаюсь» – и бежал.

Дмитрий Градиленко, партнер Мостового по школе ЦСКА, «Красной Пресне» и «Спартаку»:

– Фантастическая техника, светлая голова, умение исполнять стандартные положения – всем этим Саша отличался с юношеских пор. Когда я соперничал против него в тренировочных играх, мне приходилось несладко. Другое дело, что у Сашки был непростой характер. Но к таким игрокам надо искать свой подход. У всех великих личностей был сложный характер. Надо помогать ярким футболистам раскрывать свои сильные качества, беречь их. А Мостового я однозначно назову звездой.

Также в «Спартаке» оказался вратарь Мишка Еремин, который позже вернулся в ЦСКА, а в 1991 году трагически погиб в автокатастрофе. Когда я играл в армейской школе, Мишка был в нашей команде настоящим лидером. Он уже в детстве выделялся габаритами. Это я был хиляк, пятьдесят—шестьдесят килограммов. А Мишка – мощный, здоровый парень. Глыба! Он уже в шестнадцать лет был под метр девяносто. С таким вратарем нас все боялись. И мы постоянно занимали первые места среди сверстников.

По характеру Мишка был шебутной парень. В любой компании мог кому-то дать подзатыльник. А что ему можно было сказать в ответ: такая махина!

О трагедии, которая случилась с Ереминым, я узнал из теленовостей. Финал Кубка СССР 1991 года ЦСКА – «Торпедо», который стал для него последним матчем в жизни, мы смотрели по телевизору. А потом, сутки спустя, услышали эти ужасные новости. Я, кстати, много ездил по той дороге, где он разбился, – это по пути к моим родителям. И потом даже видел место, где случилась трагедия. Прямо скажем, дороги в те времена у нас были безобразные – ни света, ни разметки. А они ехали ночью.

Что касается меня, я всю жизнь старался ездить осторожно. Если никуда не опаздывал – не ускорялся. Зачем понапрасну рисковать? К тому же всегда анализировал ситуацию на дороге. Меня очень злят люди, совершающие необдуманные маневры, думающие только о себе. Из-за таких потом и происходят аварии. Бывают ситуации, когда кто-то вылетает перед самым твоим носом и ты думаешь: все, это конец. Пару раз уходить от столкновений помогала реакция. Водитель всегда должен понимать: он не один на дороге. Й всегда есть люди, которые едут сзади, сбоку, слева, справа. И прежде чем совершить маневр, надо подумать: к чему он может привести?

Сам я один раз тоже попал в автопроисшествие. Зимой 1989 года мою «шестерку» «жигулей» занесло на дороге в Тарасовку. На шоссе был лед, и меня выбросило в кювет. К счастью, обошлось без травм. Но «жигули» мы с моим другом Олегом долго не могли достать из ямы, Часа четыре голосовали у дороги – нужна была мощная машина, чтобы нас подцепить. Поймали КРаЗ, но даже он не смог нас вытащить. В итоге пошли в ближайшую деревню, нашли тракториста, и он на своем чуде техники вытащил наш автомобиль,

Впрочем, я отвлекся от темы. Сезон-1988 мы заканчивали еврокубковыми матчами с румынским «Стяуа». И выступили в них крайне неудачно. Думаю, это стало еще одним поводом для отставки Бескова. В Москве мы уступили румынам со счетом 1:2, Играли, как сейчас помню, на подмороженном поле стадиона «Динамо». Перед матчем у нас возникла проблема – не нашлось подходящих бутс. Администратор Александр Хаджи всю Москву изворошил, чтобы найти какую-то более или менее нормальную обувь. У румын же, как ни странно, с обмундированием все было в порядке. Мы удивлялись: «Как это так, у них есть походящая обувь, а у нас нет?»

После этого поражения конфликт в «Спартаке» обострился. Хотя стоило принять во внимание, что у «Стяуа» в то время была очень сильная команда, которая обыгрывала многих соперников в Европе. Но четвертое место в чемпионате – худший результат за последние десять сезонов – и неудачная игра в евро кубках вкупе с расколом внутри коллектива предопределили отставку Бескова, Сам я, конечно, не знал, чем все кончится. Но когда вернулся из молодежной сборной, у нас уже был новый тренер – Романцев.

С Бесковым я потом пересекался еще раза три-четыре. Как-то увиделись на футболе. Он подошел ко мне, тепло обнял и сказал, что следит за моим выступлением в Европе. Было приятно. Потом несколько раз передавал мне приветы через общих знакомых. Слышал и о его фразе, сказанной после истории на Евро-2004, когда Ярцев отчислил меня из сборной: «Была совершена глупость». Впрочем, тогда многие говорили мне такие же слова.

Конечно же, Бесков многое мне дал. За что я благодарен и ему, и Романцеву, так это за прививание культуры паса. Уже потом, выступая в Европе, я «душил» многих своих партнеров: «Как можно так отдавать передачу? Я же играю в твоей команде! Покати мяч так, чтобы мне не надо было мучиться, бороться с ним!» Остывая, я понимал, что парню, который сделал такую передачу, это просто не дано. А все почему? Да потому что в шестнадцать-семнадцать лет у него не было своего Бескова, который вдалбливал бы эти азы на тренировках. Мы по тридцать минут отрабатывали этот пас, чтобы мячик не подпрыгнул ни на сантиметр, чтобы точно катился к игроку. Эту культуру спартаковские тренеры в меня основательно заложили. Дриблинг-то у меня с самого начала был неплохой. И благодаря совокупности этих двух качеств – технике и культуре паса – я потом и выделялся в Европе. Значит, я хорошо усвоил уроки мастерства.

Дмитрий Градиленко, партнер Мостового по школе ЦСКА, «Красной Пресне» и «Спартаку»:

– Бесков ко всем молодым игрокам относился бережно и внимательно. Когда его убрали из «Спартака», ощущения были сродни тем, что я испытал, когда не стало Брежнева. Я думал, что начнется ядерная война. А когда «ушли» Бескова, первые мысли были, что «Спартак» разрушен.

Самое-самое от Бескова

…ЗАПОМНИВШИЙСЯ СОВЕТ

– Наверное, тот самый, который знают все, – из фильма «Невозможный Бесков». Учись у Федора. На примере Черенкова Бесков всегда показывал мне, как и что надо делать. Глядя на его игру, и я сам порой не понимал, как он проделывал многие свои штуки. А вообще Константин Иванович часто повторял: «В футболе учиться нужно каждый день».

… СИЛЬНАЯ ЧЕРТА КАК ТРЕНЕРА

– Спортивная принципиальность, собственное «я» в футболе. Он всегда был верен своим идеям, своей игровой философии. А еще умение разглядеть и научить футболиста. Недаром про Бескова ходили легенды, что он мог вытащить человека, грубо говоря, с картофельного поля, и он у него начинал играть. Константин Иванович умел разглядеть в обычном человеке будущего великолепного спортсмена.

…ЯРКАЯ ЧЕРТА КАК ЧЕЛОВЕКА

– Я запомнил его спортивную доброту. Но таким Бесков, как я уже отмечал, был не со всеми. Поэтому многие, прочитав эти строки, со мной не согласятся. Скажут: «А меня он гонял постоянно». Так что тут все субъективно.

…ТЯЖЕЛАЯ ЧЕРТА ХАРАКТЕРА

– Строгость. Недаром все боялись Бескова. Никто не хотел столкнуться с его строгим взглядом.

…ПАМЯТНЫЙ МАТЧ

– С «Гурией», после которого мы обеспечили себе первое место в чемпионате СССР. Для меня это как-никак был первый грандиозный успех.

…САМОЕ СЛОЖНОЕ УПРАЖНЕНИЕ НА ТРЕНИРОВКАХ

– Все та же «максималка», которая потам была и у Романцева. Хотя в те времена для меня не было ничего трудного.

…ЧАСТАЯ ПРЕТЕНЗИЯ К ФУТБОЛИСТАМ

– Он злился, если игроки не уважали своих партнеров. На всех разборах Бесков требовал, чтобы футболисты как можно быстрее разыгрывали мяч, отдавали его вперед, а не возили поперек поля. У нас был такой интересный футболист – защитник Юра Суров.

У него количество технико-тактических действий было выше, чем у любой звезды. От матча к матчу процент брака был минимален. У любого футболиста он составлял двадцать пять – тридцать процентов, а у него четыре процента. Но когда на разборах мы смотрели наши матчи, то видели: у Юры из пятидесяти передач сорок семь ищи назад вратарю или центральному защитнику. Как он в этой ситуации может ошибиться? Да никак! И Бесков постоянно спрашивал у Сурова:

– Как можно так играть? Почему ты не отдаешь мяч вперед?

Пару раз даже Дасаев возмущался:

– Сур, ты что? Я тебе мячик выкидываю, а ты мне его обратно отдаешь.

Дасаев за один матч мог ему раза три мяч ему бросить, а тот все три раза отдавал ему обратный пас назад.

… БОЛЬШОЙ РАЗНОС В РАЗДЕВАЛКЕ

– Бесков не срывался даже после самых обидных поражений. Возможно, держал всю злость внутри себя. Ни разу не слышал, чтобы Бесков кого-то назвал, к примеру, идиотом. Константин Иванович в этом плане был сдержанным и воспитанным.

Глава 7 ТОТ САМЫЙ ШТРАФНОЙ

…Вскоре случился еще один приступ – в предбаннике нашей сауны. Мы сидели смотрели телевизор, и мне снова стало плохо. Резко схватило спину. От боли хотелось кричать. Я чуть не потерял сознание.

Итак, следующий, 1989-й, год мы начали уже вместе с Романцевым. Старт чемпионата у нас получился более чем удачным. Сначала разгромили «Жальгирис» – 4:0, следом победили минское «Динамо» – 3:2, ну а потом выдали и вовсе феерическую игру в Киеве. Местное «Динамо» к огромной неожиданности собравшейся публики мы разнесли – 4:0. Я забил один гол. Забегая вперед, отмечу, что мне всегда удавались матчи против сильных команд. В таких играх я действовал с особым вдохновением. И когда уехал за границу, эта особенность никуда не исчезла. Когда моя «Сельта» встречалась с «Реалом» или «Барселоной», я буквально летал по полю. Поражал ворота испанских грандов едва ли не через раз – и дома, и на выезде.

Победа в Киеве существенно подняла авторитет Романцева в глазах околофутбольных людей. После того матча в нашу команду поверили. Он стал для нас своеобразной проверкой. Киевлян мы переиграли по всем статьям. Когда забили последний гол – после шикарной, ажурной, фирменно-спартаковской комбинации, – киевская публика стала нам аплодировать. Для такого противостояния – редчайший случай. Наш отъезд со стадиона стал поистине триумфальным. Все подходили, хвалили, поздравляли. Обычно в Киеве такого не случалось.

Примерно через месяц после того матча я надолго выбыл из строя. Подхватил воспаление легких. Не знаю, где простудился, но болезнь поначалу переносил на ногах и почти не лечился. Забежал в баню, погрелся и обратно выбежал – вот и все лечение. В итоге мой организм не выдержал. И в один момент у меня на базе произошел приступ. Лежал на кровати и кричал: «Позовите кого-нибудь!». Дежурная, которая сидела внизу, позвонила в скорую. Приехали врачи, сделали уколы, и я уснул. Потом мне показалось, что все пришло в норму, – и я вновь начал тренироваться как ни в чем не бывало. Как оказалось, зря. Вскоре случился еще один приступ – в предбаннике нашей сауны. Мы сидели смотрели телевизор, и мне снова стало плохо. Резко схватило спину. Я чуть не потерял сознание. Прибежали сотрудники базы, отвели меня наверх, чтобы я отлежался. А потом, на следующий день, мы с доктором поехали в больницу. Там мне сделали обследование, которое дало весьма нерадостные результаты. Врачи сказали как отрезали:

– Пневмония. Воспаление легких. Надо срочно ложиться в стационар.

Так я оказался в больнице, где пролежал месяца полтора. Стадия болезни уже была достаточно поздняя. Воспаление легких могло привести к туберкулезу. Пил таблетки, разные антибиотики, кололи уколы. Кроме этого образовалось огромное количество жидкости в легких, и мне ее выкачивали.

Несмотря на жесткий режим, я иногда убегал из больницы и ездил на базу, в Тарасовку. Брал с собой нужные таблетки и уезжал. На выходе говорил: «Марья Ивановна, сейчас вернусь». А сам – на базу. Но чаще улучал момент, когда у дверей никого не было. Утром, к осмотру, возвращался. Благо больница располагалась рядом с ярославской железнодорожной веткой и до Тарасовки – рукой подать.

Я не мог постоянно находиться в заточении. Молодой парень – и тут такая ссылка! Правда, на первых порах меня постоянно навещали ребята – Игорь Шалимов, Димка Градиленко, Андрей Иванов. Часто приезжал Жиляев. Но все равно от тоски порой хотелось валком выть.

Потом, когда все более или менее нормализовалось, меня перевели в другую больницу. Там уже режим был помягче. Я иногда выбирался на стадион, посмотреть на «Спартак» со стороны. Порой ездил на матчи дубля. Это, конечно, не приветствовалось врачами, но я не мог сидеть взаперти.

Когда прошел больничный курс, врачи предписали мне съездить на юг – долечиться. Жиляев нашел шикарный санаторий в Ялте, в который могли ездить только члены компартии высшего звена – председатели колхозов, директора заводов. Там я провел еще два месяца. Условия были по тем временам сногсшибательные – номер с видом на море, жаркая погода, солнце, потрясающее питание. Утром ходил на процедуры, потом в столовую, а потом – целый день отдыха. Именно в Ялте я в первый раз взял в руки теннисную ракетку – теперь это мое хобби. Случайно зашел на корт и увидел, как мужики играют. Попросил: дайте попробовать. Понравилось. Сразу же купил себе ракетку – за двадцать рублей. И стал завсегдатаем этого корта.

Потом приехал в Москву, еще полечился и начал потихоньку тренироваться. Поначалу мне нельзя было сильно бегать. Пил лекарства, которые присылали откуда-то из Сибири. Помню, что мне прописали рыбий жир. Ух и противная же штука! Его не то чтобы пить – даже нюхать было невозможно – сразу подступала тошнота. Этот жир хранила наш старший повар Анна Павловна. Мы были для нее как родные дети. Но из-за рыбьего жира с Анной Павловной чуть ли не бились. Она всячески настаивала, чтобы я его пил. Когда еще не знал, что это такое, разок-другой хлебнул. Но когда понял, почувствовал вкус, делать это стало гораздо сложнее. Это было что-то отвратительное – настоящие мучения. Я рыбий жир и запивал, и выплевывал, а в конце концов наотрез отказался пить. Взял – и выкинул эту банку.

Естественно, мне очень хотелось играть. «Спартак» в это время шел на первом месте. Было безумно обидно, что из-за своей болезни я не мог выходить на поле. И Романцев, и Жиляев, и доктор Васильков, как могли, сдерживали меня, чтобы я повременил с нагрузками. Нельзя опережать события. Но я в то время этого не понимал: как же так, я здоровый, молодой парень – значит, мне можно, организм все выдержит. Я боялся, что команда станет чемпионом без меня – я окажусь к этому непричастен. И начинал себя испытывать, перенагружать. Поначалу было тяжело – болезнь еще давала о себе знать. Временами становилось трудновато дышать. Олег Иванович запрещал мне делать определенные упражнения, но я все равно пробовал. А после тренировки приходил в номер и начинал задыхаться, мне не хватало воздуха. Но я все равно продолжал гнуть свою линию.

И Романцев, видя мое желание, постепенно начал подпускать меня к играм. Конечно, он мог этого и не делать, а просто сказать: «Саш, извини» – и не ставить меня. Команда неплохо выступала и без Мостового. Но Иваныч, напротив, стал брать меня в запас и всячески поддерживать. В итоге я несколько раз вышел на поле, наиграв себе на золотую медаль. Хотя во многих биографических справках я до сих пор значусь только как чемпион СССР-87.

В золотом матче с киевским «Динамо» я вышел на поле при счете 1:1. Решающий штрафной Шмарова, который стал для нас победным, до сих пор перед глазами. Перед этим в похожей ситуации бил Родионов, но попал в стенку. И тут – восемьдесят девятая минута матча. Сбивают Шалимова. Ребята – Радик, Женька Кузнецов – ставят мяч и начинают обсуждать, кому бы ударить. И тут к ним подбегает Шмар:

– А дайте – я пробью!

И как влепит мячик в девятку! Восторгу не было предела. Я тогда побежал на добивание, поэтому в кадры, запечатлевшие бегущих к тренерской скамейке игроков, не попал. Зато я от души еще раз приложился по мячу, после того как он вылетел из сетки. А затем помчался к ребятам, где уже была настоящая куча-мала.

Через месяц было награждение. Сейчас такие мероприятия проходят куда как красочнее. В советское время не умели радоваться. У нас и на трибунах-то все сидели смирно. Если кто что-то крикнет, на него уже смотрели по-особенному: мол, выделяется. Другой строй. Когда я сегодня смотрю старые записи каких-то концертов, мне становится больно. Поет, допустим, Пугачева, а народ сидит молча и хлопает только в ритм, словно по команде: «Поднимите ладони, опустите ладони». Одно слово – «совок». Поэтому у меня не отложилась в памяти ни одна церемония награждения – ни после чемпионства-87 вместе с Бесковым, ни после романцевского золота-89. Только что-то смутное всплывает: как вызывали на сцену, вручали медали. Опять под те же, шаблонные аплодисменты.

В отличие от чемпионата СССР, в еврокубковых матчах сезона-89 мы сыграли не слишком удачно. Обидчиком «Спартака» снова стала немецкая команда, на этот раз «Кельн». Дома мы сыграли вничью 0:0, а на выезде уступили – 1:3.

Почему немцы были для «Спартака» такими неудобными? Наверное, нам не хватало их фирменной дисциплины. Сталкиваясь с напором, давлением, прессингом, «Спартаку» трудно было найти противоядие. В Союзе в таком ключе играла только одна команда – киевское «Динамо». Но если киевлян мы очень часто побеждали, то на международной арене все было уже не так радужно. «Кельн» со своими звездами – Хесслером, Литтбарски – нас попросту смял. И мы вылетели из Кубка УЕФА…

…В чемпионате 1990 года участвовало только тринадцать команд – отказались играть грузинские и прибалтийские клубы. В первом круге особенно запомнилась встреча с ЦСКА, которую мы проводили в манеже «Олимпийский». Мы победили с каким-то диким для футбола счетом – 5:4. Три мяча нам забил Игорь Корнеев – он в те времена блистал у армейцев.

Летом 1990 года «Спартак» покинула большая группа игроков. Родионов и Черенков уехали во Францию, Пасулько – в Германию, Евгений Кузнецов – в Швецию, Бокий и Борис Кузнецов – в Чехословакию. Все ожидали, что команда «повалится». В своем мнении скептики утвердились после того, как в Москве мы в пух и прах были разбиты киевским «Динамо». Киевляне на тот момент были базовой командой сборной страны. А дело происходило как раз накануне чемпионата Европы. Динамовцы на пике готовности без вопросов «разорвали» нас – 3:1. Они так резво носились по полю, что мы элементарно не успевали за ними.

В тот момент упорно ходили слухи, что Лобановский возьмет в сборную кого-то из спартаковцев. Чаще всего назывались две фамилии – Шалимова и моя. Мы двое тогда выделялись в «Спартаке», играя уверенно и ярко. Но под модель сборной больше подходил Шалимов. Об этом мне говорили разные люди со стороны. Да и сам я понимал это. Шаля был гораздо выносливее меня. Молодой, худющий, он мог бегать как заведенный, без остановки. Такие игроки были нужны сборной в период работы Лобановского, Кстати, в проигранном матче с Киевом Шалимов был одним из лучших в составе нашей команды.

Прогнозы подтвердились – вскоре Лобановский позвал Шалю на тренировочный сбор в Германию. Игорь часто звонил мне оттуда, а когда приехал, сказал:

– По-моему, меня берут.

Я, конечно, порадовался за него. Все-таки друг. Но вместе с тем взыграли ревностные чувства. Мы были в «Спартаке» двумя лучшими игроками. И я немного расстроился: «Почему его взяли, а меня нет?» Хотя умом и понимал: в этой сборной мне делать нечего. Лобановский никогда не играл с плеймейкером. Ему не нужен был футболист, который мог бы остановить игру, сделать паузу, осмотреться и в конце всего отдать точный пас. Так что оставалось смириться и болеть за Шалю.

За два года до этого я оказался в стороне и от сеульской Олимпиады. Но тогда я особенно не расстраивался.

К той команде я почти не имел отношения. Меня лишь два три раза вызывали на контрольные игры как ближайший резерв. Костяку сборной уже был, а мы его лишь дополняли. Анатолий Бышовец, который руководил той олимпийской сборной, не взял в Сеул не только меня, но и ряд других молодых, подающих надежды игроков – например Колыванова.

Зато мы добились успеха на молодежном чемпионате Европы, завоевав первое место в 1990 году. Наша команда существовала в течение трех-четырех лет. Мы вместе начинали еще в составе юношеской сборной СССР, а потом она превратилась в молодежную команду. За три-четыре года, проведенных бок о бок друг с другом, мы проиграли всего один или два матча. Внутри команды словно бы витал победный дух, и мы гордились своей сборной.

Чемпионат Европы 1990 года выиграли сравнительно легко. И даже радость от той победы не была слишком сильной. Как будто это стандартная, вполне обычная ситуация. Хотя на своем пути мы обыграли несколько очень сильных команд. Чего стоит хотя бы победа над сборной ФРГ, в составе которой выступали будущие европейские звезды – Заммер, Меллер, Эффенберг! Ну а в финале мы в двух матчах одолели сборную Югославии – с Бокшичем, Просинечки, Бобаном, Миятовичем, которые потом тоже засверкают в ведущих европейских клубах.