Текст книги "Мать Иисуса"

Автор книги: Александр Володин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Володин Александр
Мать Иисуса

АЛЕКСАНДР ВОЛОДИН

Мать Иисуса

Сценарий

Тридцать третий год нашей эры. Дом Марии, матери Иисуса. В открытой двери стоит ее младшая сестра. Она вглядывается в сумрак дома.

– Мария! – тихо позвала она.

– Что там? Где мальчик? – отозвалась Мария.

– Отвела ребеночка, нашлись люди, приютили.

– Видишь – побоялись.

– Ну кто теперь не боится! Тоже дрожат. Самые верные друзья попрятались. Все куда-то исчезли, никого не найти. А первый друг, Петр, первый и отрекся.

– Вот ругаешься. Нехорошо.

– Почему нехорошо?

– А вот потому и нехорошо.

– Почему нехорошо? Ты можешь объяснить членораздельно?

– Что?

– Почему, спрашиваю, нехорошо? Мария прислушивалась к тому, что происходит на улице. Гомон голосов нарастал.

– А... Он что говорил? Других не надо судить. Тогда и тебя судить не будут.

– Не знаю, не слышала, чтоб он это говорил.

– Спроси у людей, которые слышали.

– Все что-нибудь слышали. Каждый что-нибудь да слышал. Мы, говорят, ученики. Учились, учились, ничему не научились.

– Я все-таки пойду, – сказала Мария.

– Куда?

– Туда, где Он.

– Сейчас? Зачем?

– Не знаю, не знаю. Лягу на гробницу, полежу.

– Заберут.

– Ну и заберут.

– Тогда я тоже с тобой. Пускай видят. А то правда, живой был – за ним толпы ходили, а казнили – никого нет...

Дверь отворилась. Вошел мальчик лет шестнадцати.

– Почему ты ушел? – спросила Мария.

– Они сказали – иди домой.

– Кто сказал?

– Там хозяин пришел. Он сказал, чтоб я убирался домой, не хватает, чтобы меня у них нашли.

– Еще один смельчак, – сказала сестра.

– Я есть хочу, – жалобно сказал мальчик.

– Что ты сразу начинаешь ныть? Как будто ему не дают. Не дадут – тогда будешь ныть.

– Смотри, мама, она опять придирается.

– Потому что не строй из себя ребеночка.

– Не ссорьтесь, – сказала Мария.

– Поцелуй его, – сказала сестра.

– Я и тебя могу поцеловать.

– Мы уйдем, а его куда денем?

– Я дома буду, я есть хочу, – сказал мальчик.

– Сейчас покормлю, – сказала Мария.

– А вы куда собрались?

– Мы в Ерусалим идем.

– Зачем?

– Пойдем к гробнице, где лежит Иисус.

– В гробнице Его уже нет.

– Как нет? – не поняла Мария.

– Так, нет.

– Где же Он? – спросила сестра.

– А Его унесли оттуда.

– Куда унесли? Кто унес? Где Он? Где! – всполошилась Мария.

– Неизвестно. Кто-то вытащил и унес.

– Что-то недослышал, что-то недопонял и болтает, – сказала сестра.

– Мама, она опять.

– Объясни, недоразвитый, – что ты там недопонял?

– Да это все уже знают. Женщины пошли к пещере, а камень отвален. Пещера открыта, и никого там нет.

– Какие женщины ходили? Припомни, кто это видел? – настаивала сестра.

– Магдалина ходила и еще кто-то.

– Магдалине верить нельзя, она истеричка.

– А если Петр видел то же самое? Только потому, что я это говорю, мне не верят!

– Постой, что они видели там? Просто пустая пещера?

– Просто пустая пещера. И только пелены лежат, в которые Он был обернут. Белые пелены в крови.

– Верно, Он был обернут, – сказала Мария.

– Если это правда – надо разобраться. Может быть, Его эти негодяи утащили, фарисеи. И зарыли где-нибудь в другом месте. Чтоб ничего не осталось. Чтоб никто не мог прийти к этой пещере. Чтобы не встретились пришедшие туда, не посмотрели бы друг другу в глаза, не подумали чего-нибудь...

– А говорят, наоборот, что его унесли друзья и спрятали в надежном месте, – сказал мальчик.

– Как они тебя спрятали, так они и Его спрятали.

– А может быть, Он все-таки остался жив? – сказала Мария.

– Что ты? – воскликнул мальчик.

– Мария, перестань, – сказала сестра.

– Думают, замучили Его до смерти, а Он жив...

– Пойдем, там все выясним. Нечего верить слухам, да еще из десятых уст.

– Теперь как раз нельзя отлучаться. В случае чего – куда Ему идти? Он же сюда пойдет. Пришел, а нас дома нет.

– Мария, бедная моя, ты послушай себя, что ты говоришь. Он три часа висел на кресте. Потом специально проверяли, что Он умер!

– Ты иди. Все узнай там и мне расскажешь. А я пойду. Привести хоть в порядок дом. Разгром такой... Сынок, ты помоги мне, чтобы побыстрее.

– Я есть хочу.

– Говорят тебе, помоги! Растормозись немножко, – сказала сестра.

Вошел старший сводный брат Иисуса.

– Здравствуй, Мария, – сказал он и почтительно поцеловал Марию.

– Ты слышал? Иисуса не нашли в гробнице.

– Путаница какая-то. Но вы пока молчите. Если что спросят, ничего не знаем.

– Что ты всех пугаешь? Все время пугает. Сам трясется, хочет, чтобы все тряслись! Зачем тогда пришел сюда? – возмутилась сестра.

– Я пришел только дать совет. А ваше дело – принять к сведению или наплевать. Как обычно вы и делаете. Но тогда смотрите сами.

– Он правильно говорит. Сейчас главное – молчать. Потом наговоримся, когда Он объявится, – сказала Мария.

– Кто объявится?

– Помолчи, Мария, – сказала сестра.

– Секреты, – сказал старший брат. – Но потом ко мне не бегите. Мария, сядь и послушай. И вы послушайте. Сейчас тут за дверью стоит один человек. Римлянин. Крупнейший меценат, путешественник, знаток восточных языков.

– Не слишком ли много достоинств, – съязвила сестра.

– Он просит привести его сюда. Просто познакомиться с семьей. Иисуса он почитает и сам возмущен этой бессмысленной казнью. Словом, это мой добрый знакомый и в каком-то смысле даже друг.

– Интересно, как ты с ним подружился. Поставлял женщин? Или продавал сувениры?

– Ты нехорошо говоришь, сестра. Она так не думает.

– Почему, так и думаю.

– Словом, человек ждет за дверью. Специально сюда ехал, что же, отправим его обратно? Или все-таки разрешим зайти? – настаивал старший брат.

– Позови его. Действительно, сколько времени держим человека за дверью, – сказала Мария.

– Но условие. Никаких споров, никаких намеков. Это может плохо кончиться для всех. Все-таки человек из Рима.

– Добрый друг донесет властям, – не удержалась сестра.

– Вот это я как раз имел в виду, такие разговорчики.

– Мам, а поесть когда, – жалобно сказал мальчик.

– Уйдет, тогда поешь.

Он отворил дверь, позвал:

– Прошу вас. Немного врасплох, но ничего, ничего... Вошел римлянин. Это был человек средних лет, мужественного облика, в светлых одеждах.

– Это его брат, это – мать, это – ее сестра... Познакомьтесь: это наш гость из Рима.

– Благодарю вас за то, что вы согласились меня принять. Прошу прощения, что я явился к вам в такой момент.

– Виновата, вы случайно не слышали, что там? – спросила Мария римлянина.

– В общем, все это потом, Мария, потом, – сказал старший брат. И, обращаясь к римлянину, продолжал: – Вот это был, по существу, его уголок. Здесь полка, которую он собственноручно выпилил. Довольно интересный узор, несколько национальный, может быть... На чердаке сохранилась кроватка, в которой он спал в детстве, можно подняться, посмотреть.

– Не суетись, – сказала Мария.

– В чем дело? Что опять не так?

– Ты забыла, наш гость – римлянин. Почему же не посуетиться перед ним? – сказала сестра.

– Я, кажется, просил.

– Ничего, это естественно. Но если бы вы меня узнали поближе, ваша неприязнь, надеюсь, уменьшилась бы, – сказал римлянин.

– Не люблю об этом рассуждать, но мне непонятно вот это оголтелое неприятие всего чужеземного.

– Особенно римского, – съязвила сестра.

– Рим – это Рим.

– А весь остальной мир создан для его удовольствия.

– Я просил...

– А половина римских императоров были негодяи! И у каждого руки по локоть в крови!

– Если тебе жизнь не дорога – продолжай.

– Быть осужденной за учение Иисуса – для меня только радость. "Вас будут ненавидеть! За одно только имя мое!" Вот что Он сказал!

– А я тебе другие слова Его напомню: "Всякая власть – от кого она? От бога!"

– Не говорил он этого! Ты сейчас придумал! Теперь начнут придумывать, потому что Он уже никому не может ответить!

– Ваша сестра, Мария, мне кажется ближе к истине, – сказал римлянин.

– Всякая власть в какой-то мере зло.

– Приятно слышать.

– Владычество Рима – тяжелое бремя, я понимаю вас. Римлянам смешно рассчитывать на любовь порабощенной страны. Однако, всякая ненависть, в том числе и к властям, – тоже зло. И в свою очередь порождает ненависть. Разве не так?

– Интересная мысль! – сказал старший брат.

– Вы знаете, сейчас это кажется невероятным, но может случиться, что последователи вашего брата когда-нибудь обретут власть и так же будут преследовать и казнить тех, кто мыслит иначе.

Как вы можете это говорить! – возмутилась Мария.

– Тихо, Мария. – проговорил старший брат.

– Простите, это так, разврат ума. Счастлив, что познакомился с вами, сказал римлянин. И обращаясь к сестре, продолжал: – Сохраню самое искреннее уважение. Но с другими не советую говорить так откровенно.

– Вы правы, сейчас надо молчать. Хотя Иисус ничего плохого не хотел. Он хорошего хотел, одного хорошего, – сказала Мария.

– Но ведь никто не спорит! Все, собственно, ясно, – миролюбиво сказал старший брат.

– Вы, наверное, много путешествовали, нагляделись всего. Тщеславие, гордыня, злословие. Вино пьют уже не для веселья, а из-за распущенности. А веселья все равно становится все меньше. Многие живут только завистью друг к другу. Ради своего превосходства некоторые жертвуют всем, даже жизнью. Хорошо ли это? Каждый хочет отделиться от других, впадает в уныние. А Он что говорил? У Него все слова были простые. Только простые слова, я их часто слышала. Сострадание. Милосердие. Братство. Любовь. Не просто любовь жены и мужа, а вообще любовь к ближнему, это значит к любому человеку. Вот и все почти слова. Ну еще – терпение, это понятно. И главное, это не ради кого-то, но ради собственного же блага, для своей же радости и покоя. А у кого в душе есть радость, тот и с другими может поделиться. Я понятно говорю?

– Понятно, понятно, – сказал старший брат.

– Если бы я мог верить, как вы! – воскликнул римлянин.

– Это просто, – сказала Мария. – Это как раз очень просто.

– Что вы! Я боюсь забот, страданий, люблю наслаждения.

– Вы были в Риме! – вдруг воскликнул мальчик.

– Дошло, – сказал старший брат.

– Я был в Риме, я живу в Риме и там, видимо, умру.

– Я никогда не был в Риме.

– Это большое упущение. Я мог бы кое-что тебе рассказать. Впрочем, и ты можешь кое-что мне рассказать.

– А я ничего не знаю, – ухмыльнулся мальчик.

– Ты жил в Галилее.

– Я и сейчас тут живу.

– Тогда давай так. Я тебе буду рассказывать про Рим, а ты мне расскажешь про своего брата.

– Вот и прекрасно. Садитесь вот здесь, вам никто не будет мешать, сказал старший брат.

Римлянин и мальчик сели в сторонке, тихо беседуют.

– Мария, давай подарим ему полочку. Зачем она здесь, просто для украшения. А он коллекционер, для него это ценность.

– Хочешь подарить полочку? – спросила сестра.

– А тебе какое дело?

– Мария, он продаст ее.

– Почему она все время подозревает меня в мошенничестве?

– Если даже ты совершаешь честный поступок, я невольно начинаю гадать, зачем тебе это понадобилось.

– Полочку – нехорошо, – сказала Мария. – Как будто специально дождались и вот распоряжаемся его вещами.

– Тогда подарим эту палку. Палку, надеюсь, жалеть не будем?

Мария отобрала у него палку.

– Это его дорожный посох, он с ним ходил, нельзя.

– Нельзя. Ну вот валяется ремешок от его сандалий! Ремешок можно?

Мария забрала ремешок.

– Его ремешок, нельзя.

– Значит, все, что его, – нельзя, – теряя терпение, сказал старший брат.

– Нельзя.

– Но ведь теперь интересно именно то, что принадлежало ему! Не мне, не тебе, а ему! Как же быть?

В дом вошла молодая женщина, усталая, с дальней, видимо, дороги. Обратилась к Марии.

– Ничего не слышала? А?

– Сама всех спрашиваю, никто ничего не говорит. Женщина обратилась к сестре.

– А ваши ничего не слышали?

– Какие наши?

– Ладно тебе, конспираторы. Теперь уж никому не до вас. Как вы там, ничего не слышали?

– А что мы должны слышать?

– Все боятся слово сказать, – сказала женщина. Затем обратилась к старшему брату: А ты? Вертишься там с высокопоставленными. Уж, наверно, краем уха что-нибудь слышал!

– Да что она пристает ко мне? Ты что пришла? Никто ничего не слышал, пошла отсюда!

– А я слышала! – воскликнула женщина.

– Что!... Что слышала? – задохнувшись, спросила Мария.

– Он жив!

– Кто жив?

– Твой сын! Он воскрес!

– В каком смысле? – не понял старший брат.

– Они Его убили, а Он жив! Они Его распяли, а Он воскрес! Вот в каком смысле!

– Как воскрес? Что-то неясно, – сказала сестра.

– Вот люди! Когда Он сам это предсказывал, верили, что так и будет. А когда это на самом деле случилось – не верят!

Римлянин оторвался от беседы с мальчиком.

– Нет, все-таки. Что случилось?

– Да случилось! Жив Он! Воскрес! Как сам и предсказывал! Что теперь Ему сделают? Как теперь Его накажут?

– Тихо, тихо, – сказал старший брат.

– Ты говоришь, Он предсказывал. Я что-то не помню. Может, прослушала, сказала Мария.

– Он предсказывал, что пройдет через смерть и вернется для новой жизни! Тогда верили, а теперь вот говорят, а поверить боимся!...

– А мне не говорил, – вздохнула Мария. – Другим сказал, а матери ни слова...

– Кто видел? – спросил старший брат.

– Магдалина видела. Своими глазами, – ответила женщина.

Старший брат сказал римлянину:

– Магдалина – одержимая женщина. При ее отношении к Иисусу – весьма понятная галлюцинация.

– Значит, она больше всех Его любила, если первая увидела! Сначала ей тоже не верили. Но другие женщины, которые тоже ходили к гробнице, рассказывали, что видели там ангела в белом одеянии. А некоторые говорят, что им явилось два ангела! Они и отвалили камень от гроба, чтобы Иисус мог встать и уйти.

– Интересно, сколько ангелов будет к утру, – ехидно заметил старший брат.

– А я говорила, что он жив. Я говорила! – воскликнула Мария.

– Поверить, конечно, трудно. Но если Он даже, так сказать, воскрес в сердцах любящих людей, то все равно это чудо, – сказала сестра. – Само по себе, они хотели убить нашу веру в освобождение. А ее убить нельзя! И вот она воскресла!

– Тихо, тихо, – сказал старший брат.

– Трясешься? Трясись!

– А я требую, чтобы ты сидела тихо. Соображаешь, какая теперь начнется слежка за нами? И учтите, это всех касается! Что, если они там тоже поверили в эту историю? Там тоже, знаете, умье. Начнут его искать. Где его будут искать? Прежде всего здесь! За домом уже установлено наблюдение. Кто сюда зашел – уже на заметке!

– За себя не беспокойся. В случае чего, я заверю, что ты их верных раб!

– А я тебе сейчас как врежу!

Сестра подбежала, остановилась перед ним.

– Давай, давай! Твоему гостю будет интересно. Увезет домой яркое впечатление.

– Ругаетесь! В такой день! Лучше бы я сюда не заходила, – расстроилась женщина.

Прошу прощения за эту сцену, – сказал старший брат римлянину.

– Не обращайте на меня внимания. Меня нет.

– Видите ли, если эту фанатичку не остановить, она тут всех загубит!

– Верный раб! Послушный раб! – не унималась сестра.

– Давайте я вас покормлю, – сказала Мария. – Все хотят есть.

– Кто хочет есть? Никто не хочет есть, – сказал старший брат.

– Не говори за всех, – сказал мальчик.

– Ты-то хоть помолчи.

– Все будут молчать, ты один будешь говорить, – сказала Мария.

– Да и ты, Мария... Вела бы себя как-то покультурнее.

– А что ты всем делаешь замечания! Все молчите, один он будет говорить! Никто ничего не понимает, он один все понимает! Он не хочет есть – никто не хочет есть! Он главнее всех, – возмутился мальчик.

– Сгинь, недотепа. Надоело. Никто не хочет понять... Сами не можете понять – послушайте других. Может быть, установим какой-нибудь порядок?

– А кто будет устанавливать? Ты? – спросила сестра.

– Почему бы и нет? Я, во всяком случае, старший.

– Не ты старший, не ты. Старшего дома нет, – сказала Мария.

– Слушай, Мария. Не хочу тебя обидеть, но ты припомни. Много он бывал дома? Часто ты его видела? Ему до вас и дела не было. Он был, так сказать, выше всего этого.

– Неправда! Неправда!

– Что неправда?

– Неправда! Он любил нас! Он всегда нас любил! Он и уходил из дому, а все равно нас любил. Он отовсюду нам посылал... Где бы Он ни был, он все равно нам посылал... Всегда.

– Что, что он вам посылал? Мария нашлась не сразу.

– Привет и ласку.

– Привет и ласку, – усмехнулся старший брат.

– Не смейся. Не надо смеяться.

– Что ты говоришь? – вмешалась женщина. – Ведь брат он тебе.

– Да, брат. Поэтому и говорю. Для вас это человек не от мира сего. Особенно теперь. Мертвых все умеют любить. А для нас он просто Иисус. И были у него обыкновенные человеческие недостатки. И достоинства. И были у него завихрения. А что касается меня, то я далеко не во всем с ним согласен. Случалось с ним и поспорить. Скажем, по вопросу...

– Любопытно, о чем же вы спорили? – спросил римлянин.

– Ну, это наши внутренние дела, – уклонился старший брат. – Во всяком случае, если бы он был жив, он и сам не захотел бы причинять неприятности своей семье.

Мария посмотрела на него с жалостью.

– Тяжко тебе будет жить. Ох, как тяжело...

– Ну, Мария, я вижу ты тоже научилась предсказывать. Почему же это мне будет тяжко жить?

– Считаешь, что вокруг тебя глупые люди. Трудно тебе будет с глупыми-то всю жизнь.

– Не понял.

Тем временем в дом вошел человек в пыльной дорожной одежде. У него ясное, сильное лицо. Это один из учеников Иисуса.

Мария бросилась к нему.

– Что? Что?

– На дорогах ни души. Иду по улицам Галилеи – никого, тишина, никто не работает, лавки заперты, все сидят по домам. Выглядывают в окошки, чего-то ждут. А чего ждать? Все, что должно было произойти, уже произошло.

– А что произошло? Слухи ходят, а толком никто ничего не скажет...

– Для того я пришел сюда, чтобы сообщить, что произошло. Потому что тебе теперь предстоит совсем другая жизнь. Теперь, Мария, ты будешь жить иначе.

– Ты уж не пугай меня...

– Вечером все мы, Его ученики, собрались как прежде за трапезой, чтобы вместе вспомнить учителя. Двери были заперты. Как вдруг Он появился среди нас – никто и не заметил как, когда – и сказал: "Мир Вам". Только два слова, больше ничего не сказал. На руках и ногах Его были раны от гвоздей. Но мы ничего не смогли сказать Ему в ответ. Мы растерялись. Хотя Он сам говорил нам при жизни: там, где соберутся во имя Его, Он будет между ними.

– Мне думается, он сказал это все же в переносном смысле, – заметил старший брат.

– И стол не накрыт, мало ли что, – заволновалась Мария, – вдруг заявится голодный. А то всегда так: забежит, нашлось что-нибудь – поест, а не сообразишь сразу – уже куда-то дальше пошагал.

Женщина бросилась к Марии, опустилась перед ней на колени. Мария испугалась.

– Ты что? Вставай сейчас же, что это тебе в голову взбрело!

– Мария, ты, Его мать, поймешь меня. Прости за просьбу такую... Мальчик мой, сын мой болеет. Все говорят, надежды нет. Устала я, устала. Укрепи меня в моей надежде! Благослови!

– Вот о чем я тебе говорил, – сказал ученик. – Теперь к тебе многие придут, Мать Божья. И те, кто не верил в Него, попозже, но придут.

– Да что мне делать с ней? Так и будем стоять?

– А ты возложи ей на голову руки и пожелай добра.

– Ну вот, возложила...

– Пожелала добра?

– А как же.

– Вот и все. А теперь, женщина, вставай и можешь идти. И рассказывай всем то, что я рассказал. И ссылайся прямо на меня.

Женщина поднялась с колен.

– Ну, Мария, думали ли мы... Вчера еще... Могли ли мы думать?!... обращаясь к сестре, – Что, девочка, можно ли было подумать?

Поцеловала ее.

– А вы ссоритесь. Разве можно сейчас ругаться? Подошла к старшему брату, поцеловала трижды.

– Сейчас все должны в мире жить. Поцеловала мальчика, тот смутился.

– Отворачивается... Да что ты отворачиваешься, твой брат воскрес! В такой день все могут целоваться! Иисус воскрес!

Поцеловала и римлянина.

– Иисус воскрес!

– Ладно, иди, – сказал ученик. – Только будешь рассказывать – не путай ничего. А то сейчас начнут добавлять своего, кто во что горазд, что было, чего не было. Иди и говори громко, не бойся, теперь пускай они боятся!

Женщина пошла. Ученик в двери провозгласил:

– Люди, выходите! Распахните двери, теперь бояться нечего!

Слышится голос женщины:

– Люди, выходите! Теперь бояться нечего! Теперь пусть они боятся! Иисус воскрес! Теперь все переменится! Теперь всем воздается! Иисус воскрес!...

Ученик обратился к Марии:

– Людей не бойся, кому нужна помощь – помоги.

– Как я могу. Я не умею ничего...

– Сумеешь.

– Да уж поверь, что не сумею. Если он больной. Или она бесплодная. Что же я могу поделать? Только позориться. Я и сказать им ничего не могу.

– Но Он ведь твой сын.

– Ну, мой.

– Бог почему-то именно тебя избрал для этого?

– Ну, меня...

– Почему так случилось? Мы, сознаться, думали над этим. Пытались постичь. Некоторые, честно говоря, дивятся. Действительно, есть женщины и поумнее, и покрасивее. Этого ты не будешь отрицать?

– В том-то и дело. Я и сама, сознаться, думала да и бросила. Но теперь-то что делать? Ты говоришь, надо что-то делать.

– Но, с другой стороны. Посмотри на себя. И вы посмотрите. Тебе сколько лет? Уж под пятьдесят, наверно.

– Да, уж скоро.

– Ну. А ты все такая же, как прежде.

– Когда – прежде?

– Когда ты его родила.

– А правда. Я как-то не обращала внимания, – сказала сестра.

– Это не чудо?

– А я обращал внимание. Думаю, что такое? – сказал мальчик.

– Вам пятьдесят лет? – удивился римлянин. – Хотя, конечно... Ну да, меньше и быть не может... Да вас надо показывать римским дамам!...

– Вы скажете, – смутилась Мария.

– Не нам с вами найти ответ на эту загадку. Она еще будет привлекать к себе лучшие умы, – сказал ученик. – А пока – прощай, Мария.

– Остальные для тебя уже не существуют, – сказала сестра.

– Стараешься меня в чем-то уличить. Конечно, я попрощался бы со всеми и с тобой.

– Значит, я не поняла. Думала, ты все забыл, дорогой.

– Нет, я не забыл.

– А ты хочешь, напомню, милый.

– Не стоит.

– Может быть, я тебя обидела, любимый?

– Нет.

– Или ты успел в кого-нибудь влюбиться, ненаглядный?

– У меня были другие заботы.

– А ведь грешил, грешил, друг мой!

– Если глаз твой соблазнит тебя, вырви его и брось от себя. Вот что Он говорил.

– Но любовь – она разве не от Бога? Бог и сам любил.

– Но не так, как ты думаешь.

– Что я думаю – это для тебя темная ночь, тебе этого не понять. Значит ты решил совсем покончить с этим, нежный друг?

– Да, решил.

– Ради чего же, свет мой?

– А ради того лишь, чему Он учил: оставьте дом, и братьев, и сестер, и жену ради меня и взамен получите во сто крат больше.

– Теперь поняла. Желаю тебе получить побольше, сладостный мой!

– Если бы я хотел получить побольше житейских благ, ты могла бы надо мной посмеяться. Но ты видишь, я нищ. И так проживу до конца своих дней. Не земных удовольствий мы ищем. Земную жизнь мы посвятим Ему. Хватило бы сил нести Его учение людям.

– И детей у вас не будет?

– Значит, не будет.

– Кто же примет Его учение из ваших рук, когда вы состаритесь?

– Человеческий род не вымрет.

– А вдруг за вами все пойдут? Все станут такие же праведные, как вы?

– Все, положим, не пойдут.

– На это, значит, рассчитываете... В общем, понятно.

– В таком тоне я отказываюсь продолжать разговор. Мария, скажи ей!

В двери он остановился перед людьми, которые не решались войти.

– Заходите, не бойтесь. Она здесь, она ждет вас!

– Начинается, не пора ли нам восвояси, – сказал римлянину старший брат.

– Нет, нет, не пора.

– Как угодно.

Тем временем люди входили в комнату. Здесь горькие судьбы, скудные жизни, годы болезней, унижения.

– Вы тоже слышали? – сказала Мария. – Пришли порадоваться с нами? Спасибо. Мы и сами только что узнали, никак не опомнимся!

Люди смотрели на нее молча.

– Благослови, Мария, – попросила женщина. – Коснись!

И тут же, поднимая на руки и протягивая к ней детей, стали просить другие:

– Коснись, Мария!

– Коснись своей рукой!

– Коснись, Мария, благослови! Что тебе стоит!

– Боюсь, что не будет толку от этого, – сказала Мария.

– Ты Его мать! Ты не должна отталкивать от себя! – сказал старик.

– Ну, хорошо, если вы просите, вот, коснулась.

– Пустите-ка, незрячий я, никак не подойти.

– Что тебе, вот я...

– Прозреть бы мне, милая.

– Как же я могу это сделать, сам подумай!

– А ты попробуй, вдруг получится.

– Да уж поверь, что не получится!

– Если ты действительно Его мать – быть этого не может. Люди снова заволновались.

– Благослови, Мария.

– Коснись, Мария.

Они приближались к ней, теснили.

– Благослови, Мария!

– Коснись!

– Не прогоняй нас!

Мария вырвалась, отпрянула от них.

– Не умею я этого! Уходите!

– Тихо все! – вскричал старший брат. Люди смолкли.

– Не на площади, в доме находитесь! Давайте-ка сначала все выйдем. Потом снова войдете, но уже по одному. Я прав, Мария? Нельзя же так.

– Нельзя так, нельзя, – согласилась Мария.

– Тогда скажи, чтобы все вышли. А потом будут входить по очереди. И ты с каждым поговоришь.

– Я с каждым поговорю.

– Слышите? Просят Вас.

Люди стали выходить из комнаты.

– И договоритесь сами, кто за кем будет входить. А кого уже благословили, те с Богом идите по домам.

Закрыл за последним дверь, придержал ее, обернулся.

– Мария, ты встала бы лучше здесь, посередине.

– Может ты встанешь вместо нее? – сказала сестра.

– Не можешь успокоиться. Не время, честное слово... Теперь, Мария, слушай внимательно: говори только самое необходимое. Ничего лишнего. Сказала и тут же замолкни. Они сами додумают, что нужно.

– Может быть, ты за нее и скажешь?

– Понадобится – скажу не хуже других. Мария, готова? Впускаю.

Он открыл дверь.

– Кто первый? Снова прикрыл дверь.

– Опять слепец.

– Не хочу, не хочу! – взмолилась Мария.

– Ты не понимаешь, его нельзя прогнать ни с чем.

– Не пускай его сюда! Старший брат приоткрыл дверь.

– Придется немного обождать. В сторону, пожалуйста. Кто следующий?

В комнату протиснулся человек с нервным лицом.

– Простите, что я вторгаюсь к вам. Я околачиваюсь около вашего дома со вчерашнего дня.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила Мария.

– Благодарю вас. Мне надо с вами поговорить. Хотя говорить, возможно, и нет смысла. Я несчастлив, живу безрадостно. Почему? В том-то и дело, что причины, пожалуй, и нет. Кроме разве лишь моей собственной глупости. Правда, эта глупость особая, глупость образованного и даже мыслящего человека. Дело в том, что моя жизнь состоит из делания глупых поступков и разнообразных страданий по этому поводу. Просыпаюсь утром, вспоминаю, что было вчера, и сразу же начинаю вот так мотать головой и бормотать: "Нет, нет". То есть, не было этого, не было! Но это было, ничего уже не исправить. Вы никогда не мотаете головой?

– Нет.

– Причем поступки мои не злобные и корыстные, наоборот! Я непрерывно думаю о ближних, как выражается ваш сын, жертвую ради них самым дорогим. Но потом и очень скоро именно из-за этого начинаю тяготиться, бежать именно от тех самых людей. Ваш сын учил: давайте и воздается вам. Но если ты отдал самое дорогое свое человеку скверному, который надменно принял это и теперь смотрит на тебя сверху вниз? Правда, ваш сын говорил: любите врагов ваших. Но как этого добиться? Вероятно, надо сначала приучиться любить хороших людей, а потом уже попытаться любить и других. Может быть, они до сих пор были обращены к тебе дурной стороной, как и ты к ним. А вдруг обернутся хорошей, как и ты?... Но я обижаю и самых близких – отца, мать! Потом мотаю головой, а уже поздно. Начинаешь думать: как же так – я одинок и печален, ведь это грешно и глупо! Тогда бросаюсь в соблазны веселой жизни – и опять стыд и похмелье. У вас бывает стыд и похмелье?

– Нет.

– Видите... Чего ради я терзаю себя в этой единственной жизни? Что возместит мне эти дурацкие терзания? Загробная жизнь? В загробную жизнь мне трудно поверить. Я преклоняюсь перед вашим сыном, его учение – это, в сущности, гениальные уроки практической морали. И служат они не только для того, чтобы делать людям добро, но для излечения своей собственной души, для покоя и гармонии здесь, внутри! Но – загробная жизнь? Вероятно, поверить в нее мне мешает образование, знание конкретных наук... Но предположим, что после этой жизни ничего не будет. Тогда значит, что все это – земля, солнце, птицы – все только временное, несущественное? Я имею в виду тех, кому трудно поверить!... Да, но ведь можно быть свободным от религиозной веры и все же оставаться нравственным человеком. Делать добро и не терзаться суетой. Разумеется, для этого надо много сердца и ума. Но поначалу хотя бы понять!...

Он вдруг рухнул, уткнулся головой в колени ей. Она с трудом его подняла. Он заговорил не сразу.

– Благодарю вас. Этой беседы я не забуду... И вышел.

– Видишь, как просто? – сказал Марии старший брат.

– Умный человек.

– Невропат, – сказала сестра.

– А знаете, ваш Бог приносит больше пользы, чем римские конкуренты, заметил римлянин.

За дверью все громче голоса. Старший брат отправился наводить порядок, но было уже поздно. В комнату опять входил слепой, с ним другие.

– Мы уже договорились – по одному человеку, – сказал старший брат. – А тебя я вообще просил обождать.

– Мы ждали. Мария, но ты не зовешь нас, – сказал слепой. – Очередь все растет, если ты будешь медлить, мы так и не дождемся! Там все здоровые, они могут подождать, а нам трудно.

Мария вскочила.

– Не сумею я этого! Не умею! Говорите – я мать! Ну и что! Своих матерей вы уже не просите, чтобы они вас исцелили!

– При мне к твоему сыну однажды подошел человек в проказе. Иисус очистил его. Все это видели! А мне, незрячему, не удалось приблизиться к нему! Помилуй меня, Мария! Мы верим тебе, почему ты сама себе не веришь! Сжалься надо мной, попробуй!

– Попробуй, Мария! – сказал старший брат. – Почему не попробовать? Иисус тоже не знал своих возможностей, а потом узнал и видишь, что получилось?

– Уходите отсюда! Уходите! – кричала Мария. Из двери на нее печально смотрел ученик.

– Дурные слухи догнали меня в пути. И я вернулся. Говорят, ты заставляешь ждать пришедших к тебе людей за дверью дома.

– Мы прибегли к этому только ради удобства, – оправдывался старший брат.

– Не с тобой говорят. Твой сын, Мария, никогда не заставлял людей ждать за дверью дома. Твой сын попросил бы их зайти.

– Нечего им заходить – у меня дела.

– У тебя сейчас нет более важных дел.

– Я три ночи не спала, у меня семья не кормлена, я три дня в доме не убиралась!

– Надо, чтобы было чисто в душе, а не в доме.

– В душе у нее чисто, – сказал старший брат. – Она Иисуса родила! Не забывайте все же, куда вы пришли!

– Ну что я могу сделать, если он от рождения слепой? – сказала Мария.

– А что в таких случаях делал твой сын? – спросил ученик.

– Не знаю...

– Все знают, одна ты не знаешь.

– Я не видела. Дома он этого не делал.

– Кто истинно верит, тому не надо видеть.

Мария молчит.

Ученик задумался, потом сказал печально и сурово.

– Ради твоего сына я хотел молчать. Но теперь скажу. Ради него же.

Пришедшие в дом люди слушали его тревожно.

– Однажды мать Иисуса и братья стояли у дома, где Он беседовал с людьми, и хотели поговорить с ним. Он же, узнав о том, проговорил: кто мать моя и братья мои? И указал рукой на учеников своих: вот мать моя и братья мои! Ибо кто будет исполнять волю Отца моего небесного, тот мне брат, и сестра, и мать! Было так, Мария?