Текст книги "Юрий Гагарин. Народный герой (сборник)"
Автор книги: Александр Милкус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Нет, никогда.
– Но его же очень много просили, он ходил.
– Знаете что, конечно, уже и по этой причине я не мог ни о чем просить. Я вообще никогда ни у кого ничего не просил. Никогда. Не пользовался ни тем, что я лауреат Ленинской премии, не пользовался большой известностью, которую дает «ящик». Я же 15 лет вел передачи «В мире животных». Нас так уважали, нашу передачу, что я приходил в кассу, министру могли отказать, билета нет, а ведущему этой программы могли дать. Пользоваться, кроме кассы в аэропорту или куда-нибудь, никогда не пользовался. И слава Богу. Это очень хорошо. Тем более, Гагарин. Ну зачем? Вообще, и такого повода не было. Я не знаю, о чем его могли просить. Ну какие-нибудь уж большие какие-то дела.
– Я знаю, что и квартиры он выбивал, и помогал всем, как мог.
– Это все на другом уровне. Он мог пойти к начальнику полетов и попросить за какого-то космонавта. Или еще что-то такое. Или попросить чего-то такое – на родину послать пять тракторов. В его родной Гжатск, в колхоз. Это все нормально. Но чего с такими мелочами к Гагарину лезть? Это неудобно. Попросить подписать книжку какую-то – это могло быть.
– Сильно изменился быт семьи Гагарина после того, как он полетел?
– Я у него дома был только один раз. Вот тогда, 12 апреля. Ничего там не изменилось, все было так. Дети были такие же. Я видел, что слава большая, которая свалилась на него, он ее достойно перенес. Но сладости в этом не очень много. Потому что человек теряет такую свободу. Как президент. Когда за тобой все время носят какой-то чемоданчик или кто-то ходит. Примерно так же. Он, скажем, не в этой роли был, но, тем не менее, где бы он ни появился, он всегда как в стеклянном доме. Это не очень жизнь веселая.
– Вы считаете, что у него действительно был второй шанс слетать в космос? Он очень надеялся, как я понимаю, готовился заново.
– Не знаю. На этот вопрос мне очень трудно ответить. Я писал об этом, что говорили: не надо было его сажать на самолет. Я говорю: но он был человек, у него могли быть желания, он мог желать летать в космос. Как ему можно было запретить?
Я был тем человеком, который писал в «Комсомольской правде» некролог о его гибели. Это было вечером, мне позвонили и сказали: немедленно приезжай в редакцию, погиб Гагарин. Я только что вернулся из Владимирской области, был около города Покрова, где все это случилось. Это было грустно писать. Я был единственный, кто более или менее знал это все. Сохранилось. Это была большая заметка. Я говорил о нашей общей большой печали. Вот так. Но это человек был, не бог. И все мы под Богом ходим, как говорят.
– Хотелось бы гордиться не только прошлыми, но и нынешними достижениями космонавтики.
– Само собой.
– Чтобы мы не превращались в космическую державу второго уровня. Пока ощущение, что мы позиции сдаем.
– Живем мы в трудное время, что там говорить. Все же это понимают. Я думаю, что и власти понимают. Я думаю, что они и хотели бы, чтобы это дело шло получше. Но тут ведь надо тысячу вопросов решать, тысячу проблем всяких. Все это надо учитывать.
– Мы должны быть номером один.
– Тут все должно идти параллельно со всеми делами на Земле. Потому что если на Земле у нас будут дела идти неважно, наш космический успех тоже будет выглядеть неважно. Поэтому надо, чтобы это шло параллельно. И власти, я думаю, это понимают. Денежку и туда надо дать, и туда надо дать. Мне бы хотелось, чтобы это все продолжалось. Было бы обидно, если бы оно кончилось. Ну, скажем, та же Луна, большой перерыв. Там американцы сейчас готовятся возобновить полеты. Конечно, нам бы тоже неплохо побывать. Но как сложится, посмотрим.
Первым с Гагариным говорил корреспондент «КП» Василий Песков
Это был особый апрель. Наши журналисты и молодые читатели тоже не знают, какую радость мы все пережили. Все ждали: в космос полетит человек. Каким он будет? Что он может рассказать о полете? Насколько опасен будет этот полет? О том, что мы все чувствовали в том знаменитом апреле, рассказывает ветеран «Комсомолки» Василий ПЕСКОВ редактору еженедельника Наталье БАРАБАШ.
Как это было…
– Пятьдесят лет минуло. Сколько всего большого и малого прошло. А вот Гагарина не позабыли. С чего началась эта любовь. Что помнится из ранних событий.
Помню сообщение в газетах: на Луну будет запущен шар с Земли. Рассчитано было, в какую минуту он долетит до Луны. Я ждал этого вечера с волнением, словно бы читал Жюля Верна. Будильник завел в ожидании важной минуты. Ночь была чистая, лунная. Смотрел в бинокль – не увижу ли что-нибудь интересное. Нет, Луна глядела на Землю спокойная, как всегда.
А потом в каком-то журнале прочел: американцы собираются пустить спутник вокруг Земли. Маленький спутник – с футбольный мяч. Тоже «жюльверном» пахнет… Но вдруг наш спутник – советский и большой, кажется, восемьдесят килограммов. Сияет металлическим блеском, назад уходят четыре антенны. Ночью увидеть спутник среди звезд нетрудно – летит быстро, можно поймать радиосигнал: «бик-бик-бик»…
Сейчас над Землей крутятся тысячи тонн всякого железа, некоторые «на дежурстве», а некоторые скоро сгорят в атмосфере. А тогда крутился над Землей один только спутник.
– Но быстро прибавлялись новые…
– Да, быстро отправлялись на орбиты приборы. Американцы послали в качестве «пассажира» обезьянку, а наши медики – собаку Лайку. Ясно было: готовятся корабли с человеком на борту.
– Интересно, газеты об этом что-нибудь знали?
– «Комсомолка» в лице главного редактора Воронова знала. До этого у нас в газете работала Тамара Апенченко. Ее пригласили на службу, где готовились летчики, которых стали звать космонавтами. Конечно, Тамара нарушала служебную тайну. Но служба – службой, а дружба – дружбой.
– Что важного могла Тамара сказать редактору?
– Могла сказать то, что Воронов уже знал. Ну, например, Тамара знала, каким был разговор главного конструктора С. П. Королева. Он показывал технику завтрашнего дня и присматривался к молодым летчикам – интересовался их вопросами, задавал много своих. Гагарин Королеву сразу понравился – открытый, сообразительный, обаятельный, все ему было интересно. Кто будет первым, решалось перед стартом. Главное слово было за Королевым. И Королев в своем выборе не ошибся.
Можно предположить: Титов (второй космонавт) хотел быть первым. Но что делать, все люди, все хотят не быть последними.
Во время путешествия по Америке мы с Борисом Стрельниковым попросили о встрече с Армстронгом. Нам сказали: «Вы, возможно, не знаете, что первый астронавт от всех встреч с журналистами отказывается. Но, может быть, с вами не откажется?» Армстронг сказал, что пригласит нас домой. Но дальняя дорога и крайняя усталость… Мы не смогли ждать до воскресенья (Армстронг уехал на рыбалку). Мы оставили письмо с вопросами. И получили уже в Москве вежливый ответ с извинениями, что встреча не состоялась.
В дороге мы прочли книжку Майкла Коллинза о высадке на Луне. Пишет, что он был крайне расстроен тем, что не он первым ступил на Луну.
– Давайте теперь вернемся к 12 апреля.
– Накануне вечером Юрий Петрович позвал в свой кабинет. Тамара была явно взволнована. «Полет будет, скорее всего, завтра…» – «Никому ни слова, – сказал Воронов. – Утром в машине слушайте радио. В доме Гагариных сразу позаботьтесь о снимках – и быстрее в редакцию».
– Каким был день? Что запомнилось?
– День был обычный. Ночью выпал чистый апрельский снежок. Машины бежали с белыми крышами. Мы поставили свою «Волгу» в сторонке и открыли дверцы. По радио «булькала» какая-то музыка. На дорогу из леса вышел лось. И все шоферы тормозили, любуясь небоязливым зверем. Я попытался сделать снимок, как музыка в приемнике смолкла и мы услышали хорошо всем знакомые торжественные слова: «Говорит Москва! Говорит Москва!..» Это было то, что мы ждали. Скорее в машину. И через пять минут мы были у дома, хорошо знакомого Тамаре…
Комнаты были уже наполнены соседями. Все с радостью толпились у телевизора и поздравляли жену Гагарина Валю. Две дочки Гагариных грызли яблоки и не понимали, что происходит. Мать то улыбается, то вытирает ладонью слезы…
На улице все говорили о Гагарине. В этом городке его знали – «Во парень!» Другие только что о Гагарине услышали. Но все считали его героем.
Вспоминаю свою жизнь: конец войны и смерть Сталина. Так же вот волновались… И в Москве все говорили о том, что случилось сегодня утром.
В редакции столпотворение! Все спешат с расспросами. Юрий Петрович всех собрал в Голубом зале. Мы с Тамарой отвечали на много вопросов. С особым интересом разглядывали фотографии. На мне лежала серьезная ответственность: Валя Гагарина неохотно дала домашний альбомчик – показать в «Комсомолке», боясь, что растащат снимки. Пришлось сказать несколько серьезных слов и просьбу: каждый снимок смотреть по очередности. «Вот он! Простой, явно умный парень… Это мать, это отец – деревенские люди… А это Валя с космонавтом грибы собирают. Гагарин на крыле легкого самолета. Прыжок с парашютом…»
Потом бегу в фотолабораторию – проявить сделанные в то утро снимки. Опять все покажи. Так велик был интерес к человеку…
А в метро и на улицах – главные разговоры о нем, Гагарине…
– Вышла на другой день газета. Все увидели снимки. А где же сам Гагарин? Вас этот вопрос интересовал?
– Еще как! В редакцию несколько человек позвонили. «Видели парашютиста на поле, он нас приветствовал. Потом появились военные и куда-то увезли человека. Ясно, это был Гагарин…»
Мы в Москве пытались хоть что-нибудь узнать. В «Комсомолке» работал Павел Барышев. Он был специалистом по делам авиации. «Давай позвоним по «кремлевскому» телефону… Ответил нам (забыл фамилию) вежливый человек: «Я хорошо понимаю ваши заботы. Слушайте внимательно. Через час с Внуковского аэродрома в нужное место пойдет самолет. Вас возьмут. Но не опаздывайте…»
– Представляю, как вы кубарем летели к автомобилю. Вас ждали?
– Да, в дверях самолета стоял человек и смотрел на часы. Мы представились. И большая машина направилась на взлетную полосу. «Куда летим?» – спросил Павел двух проводниц, глядевших в зеркало. «Говорят, в Куйбышев, за Гагариным», – бойко ответила одна проводница. Самолет был пустой, кроме нас четверых и пилотов – никого. Через два часа мы сели в Куйбышеве на заводском аэродроме.
Никто нас не встречал, никому мы были не нужны. Молодой лейтенант спросил: «Вы куда?» Узнав, в чем дело, парень почесал в затылке: «Да что же с вами делать?..» Это был читатель нашей газеты, и он считал долгом нам помочь. «Я довезу вас в одно место. А там – по обстоятельствам…»
За городом на берегу Волги увидели мы большой дом. На воротах дежурный: «Вам кого?» Объясняем: «Мы из Москвы…» Зовет кого-то. И вдруг узнаем генерала Каманина Николая Петровича. Он молодым пилотом спасал челюскинцев. Получил Героя. Помнит: газета писала о нем. «А, комсомолия, пронюхали, где что лежит. Проходите. И тихо минут двадцать сидите». (Позже узнали: один из первых Героев Советского Союза приставлен был к первым космонавтам «дядькой»-воспитателем.)
– Сидели тихо. Наверное, разные «умные» вопросы готовили Гагарину?
– Точно! И, чтобы скоротать время, шары бильярдные катали.
Фотокамеру я держал наготове и с беспокойством глядел в окно – апрельское солнышко уходило, еще полчаса – и вряд ли можно будет снимать.
Я целился в шар, когда по скрипучей деревянной лестнице сверху молодым шагом сбежал невысокого роста майор. Он был один, и в первый момент мы решили, что это посыльный сверху – еще раз сказать, чтобы мы подождали. Но майор протянул руку:
– Здравствуйте. Это вы из «Комсомолки»?..
Батюшки, да это же он! Ну конечно, это Гагарин… Худенький невысокий майор вполне понимал ситуацию и так хорошо, так дружески улыбнулся, что мы сказали:
– Юра… – Мы просто иначе и не могли назвать.
Куда улетели из головы старательно заготовленные вопросы? Я мучительно думал: о чем же спросить? О самочувствии, о здоровье? Но подтянутый вид и эта улыбка исключали вопрос. Мы достали из сумки газеты… Это был хороший подарок. Гагарин внимательно, с улыбкой рассматривал снимки жены и старшей из своих дочерей. Просто сказал:
– Спасибо.
Нужен снимок! Не портрет. Портрет все уже видели. Надо в каком-нибудь действии. Лихорадочно соображаю: что же может делать космонавт в этом зале?
– Юра, играете в бильярд?..
– Давайте… – И опять улыбка.
Игры-то, понятное дело, не было. Минут десять потолкали шары. Потом, схватив камеру, я снимаю, совсем неуверенный, что снимки получатся (в люстре горели три слабенькие лампочки). Уже имея опыт фотографа, из бильярдного стола я «выжимал» все что можно. Крупно – шар! Он – как Земля… Мою творческую фантазию прервали два медика:
– Ну, наверно, уже довольно? Пойдем, Юра, пойдем…
И они пошли наверх. На середине лестницы майор оглянулся и подмигнул двум пьяным от радости журналистам: дескать, мы еще встретимся…
Передав в газету маленький репортаж, мы с Павлом стали искать ночлег. Но уснуть в ту ночь было нельзя. Перебирали подробности дня, разговор то и дело прерывался словами: «Какой парень!»
УТРОМ мы сразу приехали на берег Волги, к уже знакомому дому. С верхнего этажа поступала информация: завтракает… одевается…
И вот Гагарин уже на пороге. День солнечный. Полюбовались Волгой. Снимки на память. И вот шеренга машин уже у самолета.
Весь завод на десять минут прекратил работу.
Гагарин на трапе с поднятыми руками. Минута прощанья. Гул голосов: «Га-га-рин! Га-га-рин…» Гагарин снова на трапе. Благодарно поднятые руки. «До свидания…» Самолет поднимается и берет курс на Москву.
В самолете, как и вчера, пусто. Прибавляется только один, но важный пассажир.
– Вы много раз потом встречались с Гагариным. Он менялся?
– Я сказал бы так: набирался мудрости. Ум, чувство такта, юмор, доброжелательность в нем были всегда. Я видел Гагарина в кругу друзей, на трибуне, на космодроме, за семейным столом, в дороге, на охоте. Всегда он был ГАГАРИНЫМ.
Журналист из «Правды» рассказывал, как Гагарин в гостях у английской королевы за столом обратился к хозяйке с просьбой: «Ваше Величество, я вырос в деревне. Столько ножей и вилок не видел. Что брать вначале?» Хозяйка засмеялась и обняла Гагарина: «Милый, берите то, что ближе лежит. Я живу в этом доме, но тоже не знаю, зачем подают так много железок…»
– А в самолете поговорить удалось?
– Конечно, молча не сидели. Правда, разговором о полете Гагарина не стали беспокоить, боялись – «не расплескать» бы свежие впечатления…
По очереди фотографировались. Потом проводницы принесли, что бог послал к обеду. Вспомнили старые и свежие анекдоты. Один рассказал Гагарин: «Мастерская художника. Обнаженная модель продрогла. «Оденься, – сказал художник, – и присядь выпить чаю». Сидят, пьют. Вдруг художник вскакивает: «Скорей раздевайся, жена идет…»
На подходе к Москве к нашему самолету пристраиваются истребители сопровождения. Они летят рядом, хорошо видны головы пилотов.
Все самолеты снижаются до предела и летят над Кремлем. Московские улицы запружены людьми. Все хотят видеть Гагарина…Самолет останавливается перед трибуной. Мы обнимаем Гагарина. Дверь открывается, и космонавт четким шагом идет по красной дорожке навстречу всем желающим обнять его.
Колонна машин движется в направлении Кремля. Нам с Павлом машет кто-то, стоящий у автомобиля. Это Сергей Александрович Борзенко, журналист, Герой Советского Союза. Во время войны он был в десанте моряков. Генерал потерял связь с десантом и узнал об успехе высадки из газеты. Сергей Борзенко был награжден самой высокой наградой.
«Вы откуда сейчас?» Мы скромно сказали, что прилетели в самолете с Гагариным. «Как прилетели?» Узнав о нашей одиссее, Сергей Александрович засмеялся: «Вот молодцы! А я, старый волк, не смог пробиться через толпу журналистов пишущих и снимающих. Садитесь, подвезу до редакции… Скажу о моих наблюдениях. Люди постепенно ко всему привыкают. Первые шоферы были знаменитыми. Первые летчики были героями. Сегодня любой человек может водить машину, а то и самолет. Запомните мои слова: через десять лет люди будут летать в космос «на работу». Будут жить на космических кораблях два-три месяца, а то и больше. Газеты не будут об этом писать. Но о первом человеке, облетевшем Землю, люди никогда не забудут. До свидания, ребята!»
Радостным был апрель 1961 года. Все приветствовали Гагарина. Слали ему письма и трогательные подарки. Вот этот букет прислали из Голландии. Я, помню, искал что-нибудь интересное подарить. И подарок нашелся. В том году я был в Африке и на память привез яйцо из гнезда страуса. Очень приятно было подарить что-нибудь земное Гагарину.
В день полета Гагарина мы братались с турецкими пограничниками
7 апреля 2011 года
Рассказывает Геннадий Иванович Захаров из Ростова-на-Дону
Весна, тепло, даже очень – Араратская долина. Наша 6-я застава 125 погранотряда – как раз супротив Большого Арарата. В стороне, слева, Малый Арарат. Между ними – седловина с накинутой шкурой леска, где находится разведшкола и откуда наша граница с заставами как на каемочном блюдечке. Начальник заставы, капитан Анатолий Иванович Пожарский, отправил меня и Лешку, как связистов, затягивать колючей проволокой амбразуры дзотов – долговременных земляных огневых точек, «чтобы гранаты не залетали… В случае чего». И мы, перебрасываясь ленивыми словами о том, что утром всю заставу накрыть одним-двумя снарядами – плевое дело (застава утром в основном спит, то есть наша работа для штабной проформы), натягиваем потуже вредную колючку.
На бруствере возникает дежурный по заставе сержант Ляшенко. В его руке длинный лапоть отрезанного вдоль черного хлеба, плотно загрунтованного маргарином, а на нем горкой, во всю длину – сахар. Ляшенко, держа лапоть параллельно Араратской долине, с минуту рассматривает нас круглым безразличным лицом и мощно откусывает и так же мощно жует. С его носа сыплется сахарный песок, но Ляшенко не замечает. Мы, бросив колючку, выжидательно смотрим на него и его процесс, предполагая, случилось ли чего или произошло. Ляшенко медленно глотает, шея раздувается и опадает.
– А в космос человека запустили. Юрием зовут, – бесцветным голосом сообщает Ляшенко, уже с интересом нас разглядывая.
– Ты бы лучше хлеба принес, такого, а то «человека», «космос», ничего умнее не взбрело? – ворчит Лешка.
– Ага. А тебя здесь тормознули, с таким лаптем-то не всунешься, да и с Юрием делиться – легче повеситься. Надо то что? Жуешь… – уточняю я.
Ляшенко опять мощно откусывает и запускает процесс:
– Дураки вы… Им сказать пришел, а они… Что с дураками говорить, – произносит он все тем же голосом, и процесс голос не меняет. Придерживая штык-нож у бедра и бережно сохраняя параллельность хлеба долине Арарата, он исчезает.
– Лешка, а как правда? Ведь он же от кухни больше чем на пятнадцать метров не отходит…
– Точно! – замирает Лешка. – Ну хорошо, давай хоть этот дозатянем и рванем.
И мы, дозатянув амбразуру предпоследнего дзота, скорым шагом направляемся к заставе.
Во дворе заставы народ, занятый на хозработах, этими работами не занимался, а бродил с перекошенными удивленной радостью лицами и, хватая друг друга за рукава, пересказывал который раз уже известные скупые подробности. Большая часть заставы собралась у радиоприемника, стараясь уловить что-нибудь еще, но приемник сообщал лишь, что полет прошел успешно.
Ночью граница салютовала разноцветными ракетами, и командиры не замечали.
Утром следующего дня из-за Аракса, с сопредельной стороны, донеслись крики и вопли. Это аскеры – турецкие солдаты – радостно орали, швыряли вверх свои военные кепи и, подбегая к берегу Аракса, вздымали над головой сцепленные ладони, потрясая ими.
Со своего берега мы отвечали тем же.
Граница казалась лишней.
Космонавт решил, что сгорит
Александр МИЛКУС, 12 апреля 2001 года
Четыре легенды о первом пилоте корабля «Восток»
Легенда 1: 108-минутный полет Гагарина прошел без неполадок
Долгое время цензура не давала журналистам возможности рассказать о нескольких неурядицах, произошедших на борту «Востока»: как это так: советский космический корабль – и ненадежен? На самом деле, за несколько часов до старта инженерам пришлось устранять неисправность. Когда Гагарина усадили в корабль и закрыли за ним люк, выяснилось, что контакта нет, кабина негерметична. Стартовать нельзя. Спешно снова отвинтили крышку. К счастью, неполадка оказалась мелкой.
Потом, уже во время подъема ракеты, была потеряна связь с кораблем.
– «Кедр» (позывной Гагарина), как чувствуете себя? – добивался ответа «двадцатый» (Сергей Павлович Королев). – «Кедр», отвечайте!
А в динамиках только хрип.
«Не знаю, как я выглядел в этот момент, но Королев, стоявший рядом со мной, волновался очень сильно: когда он брал микрофон, руки его дрожали, голос срывался, лицо перекашивалось и изменялось до неузнаваемости. Все облегченно вздохнули, когда… сообщили о восстановлении связи с космонавтом и о выходе корабля на орбиту», – такую запись сделал в своем дневнике помощник Главкома ВВС по космосу Николай Петрович Каманин.
Потом Гагарину пришлось всерьез поволноваться при приземлении. Стало резко падать давление тормозной двигательной установки. Космический корабль начал мелко подрагивать, за обшивкой нарастал шум. Росла перегрузка. После выключения тормозной двигательной установки должно было произойти отделение спускаемого аппарата от приборного отсека. Но не произошло!
Корабль крутило, словно юлу, запущенную озорной детской рукой. Скорость вращения – около 30 градусов в секунду. Получился, как потом рассказывал Госкомиссии Юрий Алексеевич, «кордебалет»: голова-ноги, голова-ноги – так, что дух захватывало. Гагарин только успевал закрываться от острых лучей солнца, бьющих в иллюминатор. Лишь через десять долгих, мучительных минут раздался хлопок – и спускаемый аппарат разделился с приборным отсеком. Но у космонавта возник новый повод для беспокойства. За иллюминаторами явно слышалось потрескивание, кабину освещали багровые отблески пламени. Пожар! Нет для летчика страшнее ЧП, чем огонь на борту. А ведь Гагарин, как и все космонавты первого набора, пришел из истребительной авиации.
– Горю! – Юрий Алексеевич уже начал мысленно прощаться с жизнью.
Это потом уже к пламени, вызванному трением специальной жаропрочной обшивки об атмосферу, привыкли. А тогда, в первом испытательном полете, языки пламени, оплавлявшие стекло иллюминатора, конечно же, казались предвестниками смерти.
– На высоте примерно около 7000 метров происходит отстрел крышки люка, – докладывал потом Гагарин в надолго засекреченном отчете. – Я сижу и думаю, не я ли катапультировался – быстро, хорошо, мягко, ничем не стукнулся. Вылетел с креслом. Отцепляется стабилизирующий, вводится в действие основной парашют – и тут… кресло ушло от меня, вниз пошло. Я стал спускаться на основном парашюте. Затем раскрылся запасной парашют, раскрылся и повис вниз. Он не открылся!
Космонавту снова повезло:
– Тут слой облачков был, в облачке поддуло немножко, раскрылся второй парашют, наполнился, и на двух парашютах дальше я спускался.
Но Гагарина ждала еще одна проблема. Не сразу открылся клапан, подающий воздух. А ведь космонавт приземлялся в закрытом скафандре. Как дышать?
– Клапан, когда надевали, попал под демаскирующую оболочку, – сообщал потом Юрий Алексеевич комиссии. – Минут шесть я все старался его достать. Но потом расстегнул демаскирующую оболочку, с помощью зеркала вытащил тросик и открыл его.
Легенда 2: Гагарин приземлился внутри своего корабля
Система «Востока» даже не предполагала возможности приземления космонавта внутри спускаемого аппарата: обгоревший «шарик» просто грохался о землю. Для человека такой удар был бы смертельным. Поэтому в корабле была установлена специальная катапульта. На высоте люк открывался, и пороховой заряд «выстреливал» космонавта.
Легенда 3: Перед полетом Гагарина было несколько запусков космических аппаратов с людьми на борту, но они закончились трагично и поэтому они засекречены
Даже если бы такие полеты были, до сегодняшнего дня эту тайну не удалось бы сохранить. Гагарин был действительно первым землянином, побывавшим в космосе. Однако надо отдать должное – подумывать о полете человека к звездам космическое начальство стало еще в 1957-м, когда корабли-спутники еще не умели возвращать на Землю. В то время многие инженеры, врачи и просто энтузиасты-романтики, проникнувшись космической романтикой, писали заявления: «Прошу отправить меня в космический полет без возможности возвращения…» Слава Богу, этими искренними порывами людей, бредившими космосом, не воспользовались…
Первым из «гагаринского» набора космонавтов погиб Валентин Бондаренко. 23 марта 1961 года во время тренировки в барокамере, атмосфера которой была перенасыщена кислородом, возник пожар. Космонавт получил смертельные ожоги. До старта Гагарина оставалось меньше месяца…
Легенда 4: Гагарин не погиб 27 марта 1968 года, авария учебного самолета была инсценирована для того, чтобы избавиться от самого популярного человека в стране, который начал позволять себе перечить членам Политбюро ЦК КПСС
Гагарин пользовался в народе такой любовью, что даже после официального сообщения о его гибели многие не могли поверить в это. Отсюда и всякие «спасительные» версии, которые «подтверждались» еще и тем, что тела Юрия Алексеевича обнаружить не удалось.
Увы, Гагарин действительно погиб во время тренировочного полета в лесу под Киржачом. МиГ-15 с такой силой врезался в землю, что тела Юрия Гагарина и его инструктора Владимира Серегина буквально разорвало на куски. Гагарина опознали по нескольким фрагментам и личным вещам.Причину трагедии со 100-процентной уверенностью установить так и не удалось. Одни считают, что гагаринский самолет попал в струю другого пролетавшего поблизости самолета и потому сорвался в штопор. Другие уверены, что «МиГ» столкнулся в воздухе с каким-то объектом вроде метеорологического зонда, который разбил остекление машины. По версии третьих, отказал двигатель самолета.
Почему полетное задание напечатали на желтой бумаге
Алексей ДУЭЛЬ, 12 апреля 2011 года
Журналистам стали известны несколько фактов, связанных с подготовкой первого полета человека в космос, о которых прежде предпочитали умалчивать
Правительство СССР заготовило три сообщения о полете Гагарина
В архиве сохранились два документа-сообщения советского правительства для информагентств о полете Гагарина. Первое, прочитанное Левитаном, о полете человека в космос, знают все. Второе было на тот случай, если произойдет ошибка при приземлении и космонавт окажется в море или на территории другой страны. Сообщение содержало просьбу о помощи к правительствам других стран в розыске приземлившегося.
Говорят, что было заготовлено и третье сообщение – на случай гибели космонавта. Но документально этот слух не подтвержден – такого документа в архиве не нашли.
Космические конструкторы верят в суеверияСреди бортовой документации корабля «Восток» было полетное задание. Люди, которые видят его сейчас, удивляются: оно напечатано на плохонькой желтой бумаге. Неужели для такого важного дела не могли найти более приличные листы? Оказывается, все дело в примете. Еще до полета Гагарина конструкторы заметили: аппарат, у которого полетное задание написано на хорошей бумаге, разбивался. Если же текст печатали на плохоньком срыве – все проходило благополучно. Поэтому и для Гагарина, и для следующих космонавтов бортовую документацию не пишут на дорогой белой бумаге. Суеверие, однако…
Уфимец участвовал в запуске ракеты «Восток-1»
Дарья ПЕТРОВА, 12 апреля 2011 года
О подробностях первого полета человека в космос рассказал Мунир Хакимов
– Сразу после окончания военного института меня отправили на Байконур, – вспоминает Мунир Хакимов – ветеран Вооруженных сил, полковник в отставке. – Вышел на станции – кругом бесконечная, темная, выжженная солнцем степь. Ни одной зеленой травинки!
– В феврале 1961 года мы узнали, что будущие космонавты приедут к нам на площадку, чтобы «познакомиться» с аппаратом, на котором предстоит лететь кому-то из них, – вспоминает Мунир Хакимов. – И вот, после обеда вдруг появляется группа офицеров: их человек 10, все в форме, словно на подбор, одинаковые. Мы так и не узнали, кто из них Гагарин, кто – Титов.
Впрочем, это неудивительно: «Восток-1» был рассчитан на небольшого человека – не выше 175 см, не тяжелее 72 кг. Будущих покорителей космоса выбирал сам Королев.
Он, кстати, на Байконуре был частым гостем.
– Как-то в обеденный перерыв я столкнулся с Сергеем Павловичем, – вспоминает Мунир Хакимов. – Коренастый человек в ладно прилаженной дубленке, коричневой велюровой шляпе. Он подошел ко мне и задал обычные вопросы: как дела, откуда прибыл, как служба. А напоследок сказал мне: «Не робей, лейтенант!»
Технический персонал долгое время не знал, кто все-таки полетит в космос.
– Самому Гагарину объявили о том, что именно он летит, за три дня до запуска. Страшно было – не передать, – сейчас полковник может говорить об этом с улыбкой. – Представьте себе, что даже командир испытательной части потом признавался: «Я был уверен в удачном исходе лишь на 60 %». Что уж о нас говорить?
Страшно было и в момент самого запуска.
– Вот представьте себе, – взгляд полковника сосредоточен и серьезен. – Я отвечаю за первую ступень ракеты. Она взлетела, и по рации сообщают: «Первая ступень отработала нормально». И ты думаешь: «Уфф… Слава Богу!» Прямо гора с плеч.
А когда полет завершился, «байконуровцы» праздновали целые сутки.
– Для всех нас объявили свободный день, – говорит Мунир Султанович. – А там глушь такая, что и пойти-то некуда. Мы собрались в общежитии и все-таки накрыли стол.
Юрий Гагарин: «Обстановка не аварийная, я доложил «ВН» – все нормально»
Александр МИЛКУС, 12 апреля 2011 года
Сейчас, когда корабли в космос летают по четыре раза в год, почти как круизные лайнеры, отправляющиеся в кругосветку, трудно себе представить, в какую бездну шагнул Гагарин, поднявшись на лифте на самую верхотуру ракеты – в свой крохотный шарик «Восток». Несмотря на десятки наземных экспериментов, никто не представлял, что произойдет с человеком, когда он надолго окажется в невесомости. Была версия, что, оказавшись на такой сумасшедшей высоте над землей, он просто потеряет рассудок. В «Востоке» установили систему ручного управления. Но включить ее можно было, только открыв цифровой замок. Код Госкомиссия Гагарину не сообщила. Он был в корабле в специальном конверте. Считалось: если космонавт достанет конверт, вскроет его, прочтет и сможет набрать код – значит, он в своем уме и сможет сам управлять кораблем. Правда, конструктор корабля Олег Ивановский и летчик-испытатель Марк Галлай признались, что код «125» по секрету сообщили Гагарину до посадки в корабль.
