Текст книги "Повести и рассказы (СИ)"

Автор книги: Александр Щагольчин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Не дай Бог, что проморгает и с приплодом что случится, она ведь сама себя проклянет. Попробуйте сами влезть в шкуру колхозницы.  Вдобавок всего один выходной и работа в колхозе тоже не мед. И вот если все это взвалить на свои плечи то не известно, что ты будешь делать после того как управишься. Воды будешь греть в тазике, чтоб помыться и не вонять всем тем с чем ты за день сталкивался и вдобавок своим потом, а за день ни семь раз вспотеешь, а гораздо больше, или доползешь немытый до кровати и вырубишься замертво.

Юрка с отцом и старшим братом сидели за столом на веранде. Они понемногу выпили и закусили. Потом просто сидели и разговаривали. Отцу было интересно как там, в городе вообще, как и чем занимается Юрка, как  невестка, а больше всего его интересовало, как поживают внуки. Только вот в такой обстановке можно было поговорить с сыном. Ведь отец видел его только при встрече, когда Юрка приезжал, потому, что Юрка сразу исчезал. Еще отец видел его, когда провожал, потому, что загружал машину овощами, фруктами и мясом. Бывая здесь, Юрка даже не всегда приходил домой ночевать. Отец был очень гостеприимный, и так как Юрка приезжал на праздники или выходные, днем у отца были гости, при них не здорово с сыном поговоришь. Когда Юрка заваливал домой с толпой друзей, отец никогда ни сердился, наоборот всегда накрывал на стол. Так же было, когда была жива Юркина мать. И только вот так рано утром, когда еще ни кто не пришел в гости ни к отцу, ни к Юрке можно было поговорить о Юркиной жизни.

Юрка рассказывал о работе, о семье, о том, что у него все нормально и по сравнению с колхозной жизнью у него и заработок и условия, и культурный отдых с детьми. Ведь в городе и карусели и парки с фонтанами и цирк и театр. Но Юрка никогда не рассказывал, как он крутится и с кем старается водить «дружбу» ради выгоды, зная, что отец его не поймет, может расстроиться и обидится. Хотя знал, что отец догадывается про его ни совсем честные поступки. Но догадывается это одно, зачем самому отца расстраивать. Юрка рассказывал о своих нормальных друзьях работягах. Как они друг другу помогают, как собираются и выезжают за город на шашлыки.

Отец хоть и огорчался, что Юрка пронырливый и шустрый и знает где соломки подстелить, но иногда сам думал, может оно так и к лучшему. Глядишь, хоть внуки выучатся, пристроятся в городе, и не будут знать о тяжелой сельской жизни. А Юрка ведь ни ради себя старается.

Был бы он сам, да ему бы и без родительской помощи  хватало. Отец знал, что Юрка просто так сорить деньгами не будет, это если только на праздники или когда на выходные компанией собираются, тогда Юрка может пофорсить.

Юрка слушал отца и брата. Он узнавал о колхозной жизни и о сельских новостях. Новости были разные. Кто-то умер от старости, кто-то от пьянки, кто-то по дурости, кто-то разошелся, кто-то получил дом, кто-то приехал, кто-то наоборот уехал, какое поменялось начальство, какой собрали урожай и все  тому подобное.

Часам к десяти к отцу зашли три мужика, Юрка их хорошо знал. Они поздоровались, отец, усадив их за стол, наполнил рюмки. Мужикам тоже было интересно послушать Юрку. Они его одобряли. Ведь отец хоть и ругал сына, но перед мужиками всегда хвалил. Мужики слушали и тоже хвалили.

Молодец, мол, и в городе и на машине, а вот их дети уперлись в этот колхоз, где ни на работе ни дома просвету от работы невидно. Отец понимая, что Юрка всю ночь не спал, решил выручить сына и где-то через часок после прихода мужиков, глядя на него улыбаясь, сказал:– Ладно хватит болтать, иди, отдохни, как бы там не было в твоем городе, а нам здесь подыхать. Здесь мы родились, здесь прожили, здесь нас и похоронят. Юрка тоже хотел уйти, но сам он не мог обидеть своим уходом этих мужиков, которые знали его с того момента, когда он родился.

Юрка встал:– Пап я пойду прикимарну малость.

Отца, а их было у него четверо, они называли папа, а между собой отец.

– Иди в спальню отдыхай.

Усталость брала свое, ведь Юрка не спал уже больше суток. Но когда улегся, сразу не мог заснуть.

Он ворочался, перебирая то вчерашние события, то давно прошедшие. Ничего хорошего. Дерьмо какое-то.  Вот я к примеру, кому я нужен? Отцу? Только потому, что я его сын, если бы я был чужим, он меня просто бы презирал, за то, как я живу. А многие хвалят, вот Юрка молодец умеет жить. По понятиям этих, умеешь приспосабливаться, значит жить, умеешь, а если кто честно живет, значит, не умеет. Бред блин какой-то. Отец то получается прав. Братьям он тоже нужен только потому, что брат, и то по праздникам, а начни, навещать почаще, их жены не сильно его уважают, и быстро запрет наложат. Кому еще он нужен? Жене? Да нахрен он ей нужен такой, ей нужно только то, что от него пользой в семью, а как человек вряд ли. Детям? Они еще маленькие, они его любят, они еще ничего ни понимают, а он ради жены и детей готов на все, и вкалывать, и унижаться, и скользить. Кому еще? Менту участковому? Да кто еще его слушать будет? Знал бы он, что Юрка о нем думает. Ведь по раскладу тот еще хуже Юрки в несколько раз. Поварихе из их столовки к которой он захаживает иногда на огонек или учительнице? Да разве им Юрка нужен?

Им нужно тоже то, что они от него получают. Ведь ни все мужики могут, так как Юрка прийти к ним на ночь. Большинство мужиков дома с женой и детьми. А к этим, Юрка уверен, что ни один он захаживает. Хотя учительница, та не скрывает, та так и говорит:–  Попадется, почему я должна отказываться.  А вот повариха божится, что только он, врет сучка. Посмотреть бы, с кем она сегодня ночью спала. Да мать ее так, мне то, что. Леся? Вообще смешно.

Юрка не заметил, как заснул. Сон был плохой. Вроде и не снилось ничего плохого, а все равно было страшно и почему-то обидно. Хотелось плакать. Потом страх прошел, стало вроде как посветлей, и он заплакал. Плакал он потихоньку, боясь, чтоб никто не услышал. Он ведь мужик, а ни баба, а по понятиям его воспитания мужики никогда не плачут. Проснулся Юрка под вечер.

Отец сидел на веранде за столом с Трофимовичем, бывшим участковым. Юрка поздоровался, улыбаясь. Он вышел на улицу, чтоб умыться, и опять размышлял какой у него отец классный мужик. С бывшим участковым они ровесники, они фронтовики.

Раньше, когда Трофимович был при погонах, у него друзей было в селе как блох у собаки. Его всегда и везде приглашали. Отец же никогда ни то, чтоб водить с ним дружбу, они наверно никогда и не разговаривали. Отец честный мужик и с участковым никогда не пересекался, а для Трофимовича тогда он был никто. Теперь Трофимович  на пенсии и давно стал никому не нужен, его уже никуда не приглашали, и к нему тоже не шли с подарками. Теперь это все доставалось новому участковому. А к отцу всегда заходили мужики, в долг попросить,  выпить вместе, посоветоваться. Вот и Трофимович как-то пришел, даже не зная зачем. Теперь они друзья. Раньше бы отец с ним дружить не стал, и Трофимовичу он был не нужен. А теперь, когда он для всех вывалился за борт, отец его принимает, и говорит, что те просто гавнюки.

Юрка вошел в веранду и сел за стол. Отец сидел на своем обычном месте, слева за столом стоящим  в плотную у окна, Трофимович  справа. Отец налил рюмки, все выпили. Трофимович закусывая, жаловался Юрке: – Вот так Юрка, жил я жил, не тужил, друзей было, сам знаешь и в селе и в соседних селах и в районе, а теперь веришь, никому не нужен. Мало того, некоторые возле меня как шакалы крутились, теперь чуть ни поджопниками от себя гонят, а те которые тогда готовы были убить, сейчас наоборот жалеют. Хотя к себе в компанию не пускают, зато соточку нальют и закусочкой не обделят. А те, которые у меня из рук ели и руки готовы были облизать, прямо говорят: – А ну вали урод пока пи….ей ни дали. Он круто вы матерился. Вот так-то Юрок.

А отец у тебя молоток. Раньше я и знать не знал, живет мужик на другом краю села. Вы тоже у меня никогда в участке не были. Получается ни тем, ни другим боком, ни касались, а жаль. Хотя раньше бы я Алексеича и не заметил бы. А вот теперь он один со всего села, к кому я могу вот так запросто. Юрка слушал, он и без того гордился своим отцом. А тут бывший участковый, которого теперь никто не приветствует. Отцу такой разговор не нравился, Он посмотрел на Трофимовича не одобряющим взглядом: – Ладно, хватит болтать, вон рюмку лучше бери, а будешь здесь, как баба рассусоливать, выгоню. Разговаривал отец всегда грубо, но за этой грубостью была простота и безобидность.  Трофимович улыбнулся:– Нет Юрка никогда не выгонит, я его уже года четыре как знаю. Обругать может так, что только держись. Но опять без зла и, видать, я заслужил, раз Алексеич материт. Юрка улыбался и думал, а как я буду к старлею относиться, когда он на пенсию пойдет.  Ответа он не знал, хотя ему очень хотелось бы быть таким же как отец. Юрка еще немного посидел и пошл собираться. Они договорились, что ровно в восемь он подойдет к Лесиному дому. А надо еще проведать младшего брата.

Младший брат жил по колхозным меркам неплохо. Он работал трактористом и по русским меркам почти не пил, и был нормальным семьянином. В отличие от Юрки он не шлялся по чужим бабам. И хотя состоял в правлении колхоза и его портрет висел на доске почета даже в райцентре, он перед начальством никогда не заискивал, а чаще даже наоборот, не ругаясь, доказывал свою правоту. Как и все Юркины друзья здесь, брат держал хозяйство. У него была корова,  всегда два, три поросенка и приплод от коровы, бычка или телочку он держал до года, а потом сдавал, получая за них неплохие деньги. Деньги конечно неплохие, но чего это стоило, чтобы выкормить этого бычка или поросенка. Юрка, хоть его все считали городским, все равно был сельским мужиком. Приходя к брату, он сразу просил, чтоб тот показывал ему хозяйство. Брат водил его в коровник, в свинарник, потом в курятник. Юрка любил погладить корову, почухать за ушами свиней, хотя прекрасно знал, что ни за какие коврижки не согласится держать такое хозяйство. Хватит того, что все детство прошло рядом со всем этим. Родителям в колхозе некогда, они с утра до вечера на работе, вот детям и приходится, управлять хозяйство, работать в огороде, убирать во дворе и за двором. Если что-то не успел или прогулял, получал приличный нагоняй от мамы.

Юрка дал себе слово, что его жена никогда не коснется коровьего вымени и поросячьих помойных ведер. А его дети пусть это смотрят по телевизору или когда у дядьев и у дедушки в гостях. Юрка с братом посмотрели все хозяйство, походили по двору, в двух углах которого были привязаны на цепи по собаке. Потом они зашли на веранду и сели за стол, который братова жена уже накрыла.

Стол конечно у брата был отличный. У него всегда была хорошая самогонка, отличное домашнее вино, всегда в достатке мяса, потому, что  раз в полгода он резал для себя годовалого поросенка, и на мясо держал с полсотни уток. Поросят в селе старались резать всегда к этому празднику.  На столе стояла магазинная водка, магазинное вино, самогон, домашнее вино в графине, картошка со свининой, тушеная в духовке утка с яблоками,  различные салаты и свежие фрукты. Юрка предпочитал попробовать братовой самогонки и домашнего вина. Он никогда не боялся перемешивать спиртное, хотя бывало такое, что утром башка просто раскалывалась. Они пили, закусывали и рассказывали друг другу о житье бытье. Конечно, брат жил неплохо. Но Юрка не хотел бы оказаться на его месте, он ему не завидовал, зная каким каторжным трудом все это ему достается. Юрка старался у брата долго не задерживаться, хотя брат ему был очень рад. Братова жена, хоть никогда не высказывала, но Юрка знал, что она осуждает его по полной. И конечно боится, чтоб ее муж не дай Бог увязался за Юркой. Это будет грандиозный скандал. Через часок, может чуть больше, чтоб не расстраивать невестку, Юрка говорил, что ему пора, что надо еще кого-то навестить и уходил. Невестка знала, кого ему надо навестить, и когда он уходил, она ворчала: – Ух кобелина, уже побежал, дома такая жена, двое деток, да я бы ему… Младший брат не любил перечить жене, зачем лишний шум в доме, но сам думал:– Чтоб ты ему сделала, пусть он не такой как я, но он добытчик, а она там на всем готовом нихрена не делает, сидит с детьми и не о чем не волнуется. Если он ее завтра бросит, то ей будет писец. Хотя он знал, что Юрка никогда ее не бросит, но и болтаться по бабам тоже никогда не перестанет.

Юрка подошел к калитке и остановился. Леся его ждала, стоя в глубине двора, чтоб с улицы ее не было видно. Увидев Юрку, она сразу подошла к калитке и завела Юрку во двор. Они стали под дерево. С улицы их не было видно за кустом сирени, хотя фонари горели около клуба на каждом столбе, а вообще по улицам через столб. Село было неплохое. Юрка ездил на машине издалека и очень редко встречал такие богатые села, в которых асфальтированы улицы, трехэтажная школа, и даже больница в которой есть палаты для больных и делают операции. Но все равно село есть село, это не город.

Они стояли под деревом и целовались. Леся была довольна, у нее было отличное настроение. Она рассказывала Юрке, как все ее подруги расспрашивали о вчерашнем вечере и о Юрке. Они над ней подшучивали. Видать хороший попался, раз она вся цветет и пахнет. Леся извинилась за то, что сейчас не приглашает Юрку в дом, еще рано и дети не спят. В клуб она не хотела и Юрка тоже. Они решили побродить по селу, сходить за село к речке и к лесу. За селом с обоих сторон большие красивые мосты, через небольшую но быструю речку, которая по весне становилась большой и бурливой, сметающей все на своем пути. Дальше за мостами были сады, поля, поляны и лес. Местность была немного холмистая и очень красивая. Где земля была ровная, там были поля, по-над речкой росли сады, а в остальных местах везде был лес, с полянами, по которым летом росла высокая густая трава и полевые цветы. Это была прелесть.

Юрка с Лесей вышли из калитки, и пошли в ту сторону, где до края села было ближе. Они вышли за околицу, и пошли на мост. Мост был высокий, всем нравилось стоять на нем и наблюдать за бегущей и шумящей под ним водой. Когда Юрка был еще не женат и встречался с девчонками, он часто сюда с ними  приходил. Приходили они сюда и компанией с выпивкой и закуской. Юрка с Лесей долго стояли на мосту, любуясь ночным звездным небом, и слушая шумную журчащую по камням речку. Потом они пошли дальше за село. Леся рассказывала. Юрка иногда слушал, иногда делал вид, что слушает. Она рассказывала о работе, потом что-то о своих поклонниках. Потом она как любая уставшая женщина рассказывала о своей нелегкой доле сельской учительницы, у которой двое уже почти взрослых детей и которая очень тяжело работает. Много ли можно позволить на учительскую зарплату? Вот и приходится как всем держать корову, поросенка, курей, так же обрабатывать огород, чтоб была своя картошка, овощи и фрукты. Дом тоже весь на ее плечах. А в нем надо то что-то подштукатурить, то прибить, то черепицу на сарае подправить, то двери. Которые перекосились и все самой. Юрка знал, что она очень работящая женщина и то, о чем она говорит сейчас, чистая правда. Она держит хозяйство и сама занимается ремонтом дома.

Потом она опять перешла на то, какая она вся из себя, сколько желающих мужчин, сколько у нее поклонников, какая она хорошая учительница. Это уже было чистое вранье. Но, как ей сказать правду? Зачем? Пусть человек наслаждается этой выдумкой, может ему от этого легче. А жизнь у нее не позавидуешь. Она себя хвалит и это придает ей бодрости и энергии. С одной стороны она молодец.  А с другой? Когда-то она была молодая и красивая, но сейчас ей уже сорок, поезд ушел, и зачем хвастаться, думал Юрка. И опять ее бросил муж, не смотря на-то, что у них двое детей.

Юрка его хорошо знал. Он неплохой мужик, работает в бригаде, где Юркин старший брат бригадиром. Юрка о Лесином муже никогда ничего плохого не слышал, а там кто знает, чужая семья потемки. Они, побродив, опять вернулись к мосту. Юрка оперся спиной о перила моста и обняв Лесю прижал ее к себе. Он вспомнил, как не раз проказничал на этом месте с девушками, и ему захотелось  вспомнить прошлое, и также попроказничать с Лесей. Он улыбался и целуя Лесю, шепнул ей на ушко:– Я тебя хочу, – на что она, улыбаясь, ответила: – Я тебя тоже.

Что бы там ни было, как бы человек не рассуждал, что бы ни делал, но его природа берет свое, берет верх над всем, над всеми проблемами и заботами. И ты если полон сил и энергии, какой бы ты ни был плохой, хороший, злой, добрый и тд, и тп. Все равно стремишься к одному, к близости с противоположным полом.

– И где мы этим займемся, куда пойдем, – прошептала Леся.

– А зачем куда-то идти, давай прямо здесь.

– Ты, что Юр, луна светит, хоть и темно, но все равно видно.

– Ну и что, кому мы нужны, какой дурак кроме нас сюда попрется? Все в клубе или дома пьют, а здесь смотри как классно мост, речка, лес.

– Нет Юр как-то не совсем, – она не нашла, что сказать.

Юрка повернул ее, обнял сзади, и поставил лицом к перилам. Прижав  к себе посильней, он аккуратно ее нагнул. Леся хотела поупрямиться, но ее желание было сильней, и она оперлась руками о перила…

Они шли по освещенной улице к дому Наташи. Леся хотела обязательно навестить подругу, хотя они сегодня уже виделись, и она все в мельчайших подробностях рассказала о прошедшей бессонной ночи. Теперь ей непременно хотелось появиться у подруги с Юркой. Он, по их мнению, и мнению вчерашней их компании был ничего.

Они пришли к Наташе, она была дома с детьми. Мальчик 16ти и девочка 14ти лет. Дети были высокие и красивые. Видать их папа был красавец, может, поэтому  и бросил Наташу, решив, что то, что было ошибка молодости.

Наташа накрыла на стол. Ее дети ушли в другую комнату.

Они сидели втроем, пили за праздник и за свое здоровье, желая друг другу счастья. Леся вся светилась. Наташа была довольна за подругу, у которой давно не было мужчины, а тут вдруг молодой, ничего из себя, классно одет и у него есть машина. А то, что женат? Где ты сейчас холостого найдешь? Так, что радуйся, что такой попался. А там глядишь, и еще приедет. Говорят, он отца часто навещает. По крайней мере, раз в месяц бывает, даже чаще. А здесь в селе, где лучшего найдешь? С женатыми нельзя, все таки учительница, потом сплетней не оберешься, да еще какая дура прибежит скандал устраивать. А те, что свободные, так они алкаши конченые, сама не захочешь. А за этого никто скандалить не будет, и ей может, посочувствуют и болтать языками не будут.

– Ладно, подруга, спасибо за угощение, мы пойдем.

– Гуляйте еще.

– Нет, завтра Юра уезжает, да и у меня дел невпроворот.

– Все понятно, тогда счастливо.

Юрка с Лесей вышли от Наташи, и пошли к Леси. У нее было все, так же как и вчера. Правда, Юрка ушел домой в начале второго.

Юрка шел домой и перебирал сегодня, вчера и раньше.

При желании Юрка мог бы найти себе, еще до рождения детей, и с квартирой и с машиной. Но хоть он был и шалопаем и у него на стороне были женщины, на первом месте у него всегда оставалась жена и дети. Для них он старался, как только мог.

Он вспомнил как однажды он таксуя, подвозил студента третьего курса, араба. Тот здесь учился и неплохо говорил по русски. Юрка хотел похвастать, ведь они  в Советском Союзе, а здесь ясное дело лучше, чем где бы-то ни было. Юрка был просто ошарашен, когда после вопроса, где лучше здесь или у них, араб ответил, что у них лучше.

– А почему учишься здесь?

– Очень сильно расхвалили, но если бы знал, не поехал, поехал бы учиться в какую-нибудь другую страну. Юрка был обижен, он был уверен в правде, которую ему всегда говорили, показывали по телевизору, и писали в газетах. У нас ведь все самое лучшее, а жигули и москвичи они ведь по нашим данным просто непревзойденные. И на такой вопрос араб ответил, что у них машины не хуже и дешевле, а другие импортные такие, что и их машинам и нашим еще очень далеко. Юрка был обижен и решил, что больше таких чурок подвозить не будет. Ишь  им не нравится в самой лучшей стране в мире. Но как-то раз ему довелось подвозить молодую пару из города в другой городок поменьше. Юрка любил разговаривать с пассажирами. Это была молодая семейная пара из нашей олимпийской сборной. Они изъездили весь мир. Юрка вспомнив студента, начал их расспрашивать. Вез он их 120км. И вот тут-то он услышал впервые правду от русских людей, ездивших по заграницам. Оказывается, арапчонок не врал. Девушка так и сказала:

– Во многих странах третьего мира, условия жизни гораздо лучше, чем в Советском Союзе. А про прогрессивные страны она даже говорить не хочет, потому, что Юрка все равно не поймет, Это надо видеть самому. Тогда Юрка начал задумываться и при возможности расспрашивать у тех, кто там побывал.  И что же мы тогда празднуем? А что хорошего от такого праздника? Сначала ура, махание флагами и транспарантами поздравление с трибун, потом поголовное пьянство, глядство и лишняя грязь на душу. Кого же мы победили? Нам бы себя победить. Вот тут-то хренушки. Себя-то мы как раз победить не можем.

Юрка пришел домой. Около порога сидели пес на цепи и рядом кот. Юрка сел на порог, взял кота на руки, ткнул как в детстве его носом в свой, потом положил на руки и начал гладить. Кот довольный мурлыкал. Юрка обнял сидевшего рядом кобеля, поцеловал его в лоб и начал им рассказывать всю правду про себя и про других людей. Он спрашивал их, что будет, если он, Юрка всем расскажет правду. С простыми мужиками все так и останется, потому, что он им всегда говорит правду. А как быть с «другом» участковым, а с подругой из столовой? Учительница не обидится. А начальники, перед которыми он шестерит? А жене как все рассказать? Даже Леси. Ведь она другим про их знакомство будет все рассказывать красиво, может даже что-то вставит о любви. А как все рассказать отцу и многим другим? Все это можно рассказать только коту и собаке. Всю, всю правду о себе и о других. Все, что на душе и все то, что о ком думаешь. Вот и в стране мы живем, которая нам постоянно врет, так же как и мы, друг другу, и никогда нам не расскажет правды тоже, так же как и мы.

Вечер как вечер. Ночь как ночь обыкновенная. А жизнь дрянь. Придумали суки все хорошо, все красиво, все счастливы. Кто это все?! Я, например? А хрен его знает, может это и есть счастье? Завтра домой. Жена? Какая бы она не была, она моя и для меня пусть она не лучше всех, но я ее ни на кого не променяю. А дети?! Юрка улыбнулся. За детей вообще базара нет.

Эх, житуха.  Он опять поднял кота, ткнул его носом в свой и опустил на землю, потом поцеловав пса, поднялся, посмотрел на звезды и потянулся так, что захрустели кости.

– Да, Юрик а ты все таки дерьмо, – сказал он сам себе и пошел спать.

  Середина 1980-х

Юрка пошел спать. А вот мне поспать не получилось. Рассказав все коту и собаке, я решил, что не плохо бы все записать. Это результат того, что я настряпал тогда до отъезда.

Две недели назад нашел черновик, после того как внучка с младшим  внуком, они гостят у бабушки на каникулах, то есть у моей жены, ей 9. ему 7, что-то искали в моей библиотеке. В общем, после их погрома я наводил порядок. Я тоже приезжал на выходные.

 Да, прошло без чуть-чуть 30 годков.

А что было бы мне тогда за эту писанину? Страшноватенько. Наверно поэтому она и провалялась где-то под книгами или в стопках старых журналов почти 30 лет.

СЛУЧАЙ В ЭЛЕКТРИЧКЕ

рассказ

Классно  ехать в электричке, когда она свободная. Когда в вагоне не более десяти человек и все сидят в разных местах, каждый думая о своем.  Тук-тук, тук-тук. Люблю так ехать и рассуждать, никто не мешает. Под этот стук и мелькание за окном разнообразия, я забываю обо всех проблемах. Я могу мечтать, читать стихи, философствовать. Ни кто и не что мне не мешает, а стук колес настолько успокаивает, что ты как бы находишься где-то здесь в этой электричке и в тоже время совершенно в другом измерении. Глядя в окно, ты видишь все проблемы нашей жизни и пейзаж, который ты видишь, ничуть не отличается от пейзажей, которые были описаны почти двести лет назад. И не смотря на то, что почти ничего не изменилось, если не брать машины вместо карет, а дороги такие же хотя называются асфальт. Приятно смотреть на влюбленную пару, которая сидит в другом углу в начале вагона. Как они смотрят друг на друга, как улыбаются. Не слышно, что они говорят друг другу, но по их улыбкам видно, что они влюблены. Как это прекрасно.  Но как всегда я начинаю философствовать. А что будет дальше? А дальше как дальше, хорошо, если родители помогут. А если нет? А зачастую даже если и помогают, то начинается: – А твои?!И понеслась.

Как трудно в нашей стране начинающим семейную жизнь. Хотя может так везде. Вечная нехватка денег, даже если работаешь и не пьешь. Рождение ребенка с одной стороны радость, с другой катастрофа. Хорошо если еще в общаге. А если квартиру снимаешь? Ну, вот вечно я, в какую то ерунду. То мне дороги не такие, то молодежи тяжело. А почему дороги должны быть лучше? А почему молодежи должно быть легче? Это меня волнует, а другие наоборот рады, пускай, мол попробуют и узнают по чем сотня гребешки.  А то все им на подносе. А когда молодежь не выдерживает, злорадствуют и обвиняют их, даже не задумываясь, что может, виноваты мы их родители и деды, мы предыдущее поколение, не сумевшее сделать их жизнь проще, легче и прекрасней.

Ну ладно я отвлекся.

Вовка тоже любил философствовать. Но больше он любил женское общество. Если  попадая в электричку, он видел, что нет собеседников. Беседовать он мог на любые темы, начиная с Платона, Сократа, перейти на библию и Блавацкую, потом на Цветаеву и Блока, так же он мог говорить о медицине, физике, химии и о разных государствах. Но литература, история, философия и религия это был его конек, хотя он с удовольствием разговаривал о выпивке и о женщинах. В этом он был тоже профи. И то и другое он начал пробовать еще с пятнадцати лет и в восемнадцать он уже не раз побывал пьяным до невменяемости, не однажды бил кого-то и сам не раз получал по морде.

А теперь ему шел 21-й год. И тогда и сейчас самым приятным для него было, это увести какую ни будь красотку, без разницы из какого общества. Было ли это на какой ни будь блат– хате, или на вечеринке в приличном ресторане, куда его приглашали. И там и там он выбирал ту, за которой увивалось больше ухажоров. И какой был кайф когда он оказывался лучше и уходил под ручку с ней, насмешливо глядя на обставленных соперников. Или договорившись во время танца, исчезал с красавицей незаметно, и уже уходя с ней в темноту, он оборачивался и правой рукой ударял по локтевому изгибу левой руки, ладонь которой была сжата в кулак.

А сейчас ему предстояло проехать на электричке не менее трех часов. Войдя в электричку, он сразу сориентировался, где ему будет самое лучше. В вагоне было человек пятнадцать. Там муж с женой и с ребенком, там парень с девушкой, там бабулька с корзинами, там три парня. Конечно можно к ним, покалякать и на остановочке, взять пивка или водочки. В таких случаях Вовка денег не жалел. Ведь сколько можно услышать от этих, с одной стороны простых парней, а с другой кто-то уже отбыл срок, кто-то шабашничает, кто-то неплохо пристроился и для общего познания это отлично. Часто бывает, что от простых парней услышишь и о Платоне, и о Гумилеве.

Но оценивающий Вовкин взгляд быстро пробежав по вагону, остановился на привлекательной молодой женщине лет тридцати.  Пышные крашенные в каштановый цвет волосы до плеч, светлое лицо, подведенные брови и ресницы, а на губах легкая приятная помада. Видно, что руки работящего человека, но ухожены и накладные с красивым узорчиком, не очень длинные ноготки. На шее золотая цепочка с кулоном в умеренном разрезе блузки, который подчеркивал красивую шею, но не открывал грудь. Это подчеркивало серьезность девушки. Джинсы и туфли тоже были не из дешевых. Было видно, что если она встанет, то ей не придется краснеть за свою фигуру.

Вовка специально шел так, чтобы было видно, что он пройдет мимо. Он знал, что как бы девушка не была занята чтением, но она видит его, даже не желая, чтоб он сел рядом, она желала, чтоб он оценил ее. Это естественно. Вовка тоже желал, чтоб его оценили. И если он покажет, что он идет именно к девушке, ему минус. А если он проходит мимо и вдруг как бы невзначай замечает ее и садится напротив, он выигрывает 1:0. Все так и было. Вовка сел напротив девушки у окна. Она делала вид, что ничего не случилось. Но Вовка знал, что она довольна, что напротив ни сел какой ни будь нечесаный  и не мытый мужик или приблатненный деревенский парень который трех слов связать не может а пристанет или бабулька с торбами. А это приличный парень выше среднего роста, брюнет в красивой футболке, джинсах и кроссовках, вроде худощав, но сложен крепко и молод. Она на него не смотрела, она читала стихи, но боковым зрением она оценила все, хотя она совершенно ни о чем таком не думала, но все равно хорошо, что рядом порядочный, симпатичный попутчик.  Она продолжала читать томик стихов, какого-то молодого поэта. Ей очень нравились эти стихи. В поэзии она себя считала если не профессионалом, то знающим человеком.

Она знала, что такое стопа и строфа, она понимала сложность стиха и конечно смысл. А когда смысл гармонировал с формой и размером, это ее приводило в восторг.

Вовка смотрел в окно и размышлял. Он знал, что сразу ввязываться в разговор глупо, надо выдержать паузу и такую, что бы девушке самой надоело молчание и тогда будет 2-0 в его пользу, и в конце концов он выиграет. А он не любил проигрывать. А такое хоть изредка, но бывало.

Она прекрасно знает, что она красивая и как это так, что ее не затронет этот парнишка. У любого человека есть самолюбие.

А Вовка знал, какая должна быть пауза. Спешить нельзя, но и надолго затягивать тоже, надо именно попасть в точку. Надо выждать и понять, а девушка сама даже не осознавая даст знак, либо поправит прическу, либо заглянет в сумочку или еще что-то в этом роде. Минут через десять так и случилось. Девушка положила развернутую книжку обложкой вверх, поправила прическу и заглянула в сумочку.

– Увлекаетесь поэзией?

Девушка молча взяла книгу, кивнула головой и продолжила читать, ни разу, напрямую не взглянув на Вовку. Вовка примерно прикинул, где девушка читает и продекламировал.

– Свирепый ветер

 Хлестким свистом

 Метлами чистит

 С черных веток

 Черные листья…

Девушка перестала читать, и глядя куда-то в никуда, проговорила.

– Печально до боли, но красиво, разве это не напоминает Блока?