Текст книги "Дилетант (СИ)"

Автор книги: Александр Калиничев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Моя тирада явно озадачила моего визави.

– А ч-что же?

– Скажите, Вам известно, нет, не ЧТО со мной, а как со мной ЭТО произошло?

– Ну-у. В общих чертах. В Вас п-попало ядро.

– Милейший Нестор Максимович, если бы в меня попало ядро, уверяю Вас, мы бы с Вами сейчас не разговаривали. Моими собеседниками сейчас были бы либо ангелы, либо... ну настолько, я думаю, ещё не нагрешил. Так вот. Я думаю, что ядро ударило со мной рядом, или где-то в непосредственной близости и, отрикошетировав, подхватило меня, размозжило ноги и подбросило в воздух, после чего я ударился о землю. Другого правдоподобного объяснения случившегося со мной я не нахожу. Ударившись о землю я, видимо, хорошенько приложился и головой. В результате этого в голове образовалась гематома, которая и не давала мне прийти в себя, пока частично не рассосалась.

– Вы где-то получали медицинское образование?

– Господь с Вами, Нестор Максимович. Я полнейший дилетант. Там слышал что-то, там, что-то читал. – Я сделал паузу и добавил, – Наверное.

– Что ж, п-правдоподобно, хотя я считаю кому, в данном случае, защитной реакцией организма на травму. Но и Ваша версия...

– Позвольте я закончу? Гематома рассосалась, по-видимому, ещё не до конца. Только этим я могу объяснить беспокоящую меня сейчас частичную амнезию. – Я внимательно следил за выражением лица доктора. Может зря я загнул про амнезию? Может и термина ещё такого нет? Ну греческий он-то наверняка изучал. Или это по латыни?

– Амнезию? – Доктор был явно удивлён.

– Да, амнезию. Я ничегошеньки не помню до случившегося со мной. Когда я вчера очнулся, я не мог вспомнить, даже как меня зовут. Я не помню даже который сейчас год.

– Интересно. Я читал о подобном, но самому сталкиваться мне не приходилось. Вообще не помните ничего?

Так, главное не переиграть.

– Помню, что фамилия моя Ржевский, вроде бы, но я не уверен. Отца вроде бы зовут Фёдор Петрович, кажется он отставной капитан. Как зовут мать, я не помню. Вроде бы река у нас в деревне есть..., кажется Навля называется. Но я не уверен даже в этих воспоминаниях. – Говоря всё это, я внимательно смотрел на реакцию доктора. Вроде бы он слушает с профессиональным любопытством, но сейчас без удивления.

– Да, Вы Ржевский Александр Фёдорович, отца Вашего действительно звали Фёдор Петрович. Он, к сожалению, умер три года назад. А матушка Ваша Зинаида Васильевна умерла в 71 году, во время эпидемии холеры в Москве, Вам тогда только 2 годочка было, поэтому, видимо, и не помните её имя. Она, кстати, шаблыкинскому помещика Василию Николаевичу Киреевскому была родной тёткой по отцовской линии. А год сейчас 1791 от Рождества Христова, 19 марта.

Значит, я всё правильно угадал. ... А доктор-то даже заикаться перестал. Видимо заикается, когда волнуется. А чего ему волноваться?

Скорее всего, из-за склада характера – всегда волнуется при встрече с незнакомым человеком, а когда дело касается профессиональной деятельности, сразу успокаивается. Значит, дело свое знает. Да и стала бы Дашкова брать с собой бестолкового врача.

А зачем она его вообще брала?

Ну-у,... всё-таки к тяжело раненному ехала, пусть и безнадёжному, а вдруг... Но видимо и сама побаливает.

Сколько ей лет? Лет пятьдесят? Климакс? Вероятно.

– А какие ещё воспоминания у Вас есть? Детство? Обычно воспоминания детства самые яркие. Или знаковые события? Производство в офицеры, например? Или сражения? Впрочем, по рассказам Екатерины Романовны, это было Ваше первое сражение.

Вот как! В первом же бою, твою ж танковую дивизию! Мне за поручика как-то стало особенно обидно.

– Увы, нет, Нестор Максимович, пока ничего не вспоминается. Может со временем. Я ведь в сознании нахожусь-то с натяжкой второй день.

– Да, да, конечно. Время всё лечит. Вероятно, Ваши умозаключения правильны. И действительно, при рассасывании, как Вы сказали, гематомы память к Вам вернётся. Я, к сожалению, не являюсь в этой области медицины специалистом.

– Но, я надеюсь, Вы мне поможете?

– С радостью, но чем же?

– Милейший Нестор Максимович, мне нужны воспоминания, любые воспоминания. Где родился, где учился. Я не помню, сколько мне лет, с кем я дружил.

– Но помилуйте, Александр Фёдорович, я в-впервые Вас увидел п-пять дней назад, когда сюда приехал. А узнал о Вас н-неделей раньше. Вот Екатерина Романовна Вам м-может помочь. Она была п-подругой Вашей матушки. – Он опять начал волноваться.

– Ещё один момент, Нестор Максимович, желательно, чтобы здесь моя прислуга об амнезии ничего не знала. Народ тёмный, начнут говорить, что барин умом тронулся, потом с ними трудно будет.

Дашкова пришла ко мне через минут двадцать после нашего разговора с доктором.

– Это правда, что мне сказал доктор Максимович.? – Глаза её и так смотревшие на меня с какой-о потаённой... жалостью-нежностью, тут вообще были наполнены слезами.

– Простите меня, Екатерина Романовна, но я действительно ничего не помню, что со мной было до ранения.

Княгиня Дашкова к моей амнезии отнеслась с пониманием. Она мне и поведала родословную Ржевских, да и моём житье-бытье немного рассказала. Немного, потому как много я ещё не нажил.

Блин, оказывается мы Рюриковичи. Родословную свою ведём от смоленских князей. Один мой пращур был удельным князем города Ржева, а другой был убит на Куликовском поле. В роду были в основном военные и дипломаты. В общем, предки не подкачали. Ни за одного стыдно не было. Хотя, быть может, про тех за кого стыдно мне не рассказывали. Оказалось, даже, предводитель дворянства нашей Орловской губернии мой родственник – двоюродный брат моего отца, Александр Ильич Ржевский. Папенька же  мой карьеры ни в армии, ни при дворе не сделал, так как характер имел независимый. И во всём имел своё мнение, которое, как правило, с мнением начальства не совпадало. После этих слов Дашковой я Фёдора Петровича Ржевского зауважал.

И ещё одна мысль мелькнула в голове. Вот сколько славных Ржевских жило в России, а народ будет помнить только поручика, героя анекдотов.

Маменька же моя, Зинаида Васильевна Ржевская, в девичестве Киреевская, было тоже из достаточно знатного рода. Там тоже с военными и дипломатами было всё в порядке. У меня создалось впечатление, что дворянство России это либо военные, либо дипломаты. Ну, хоть бы один учёный или писатель! Н-да.

Что же касается меня любимого, то я, оказывается, не полный бездарь и солдафон, а закончил Сухопутный шляхетский корпус и знаю три язык – немецкий, французский и латынь. Угу, вот латынь поручику очень пригодилась при штурме!

То, что крестьяне и дворня будут косится на мои странности, я могу не опасаться, так как в имении видели меня редко. Последний раз три года назад, когда я ненадолго приезжал после окончания корпуса на похороны отца.

Кроме того Дашкова поведала, что погостит у меня еще неделю, чтобы окончательно убедиться в том, что я иду на поправку, а потом уедет в Москву.

Н-да... Ну что ж, надо жить, хоть бы из любопытства.

Глава 2 (1791 март)

С точки зрения логической градации, мы не можем отрицать иллюзию парадоксальности, так как жизнь аллегорична и полна субординации, и каждый индивид стремится защитить свою тенденцию.

Дня через два мы сидели с Максим?вичем в гостиной. А как ещё назвать эту, сравнительно большую, комнату? Причём это комната была отделана с претензией на... нет, не на роскошь, а на ... скорее респектабельность. Стены были обиты каким-то материалом, может быть шёлком нежно голубого цвета. По углам стояло два канделябра или как их... Ну, в общем, две такие штуки куда свечи ставят. Имелся довольно приличный диван и четыре в тон ему кресла. Да, еще был стол. В моё время его назвали бы журнальным. По сравнению с моей комнатой, эта уже больше походила на комнату в барском доме. Но всё равно, я сделал вывод, что Ржевские скорее Дубровские, чем Троекуровы.

– Дорогой Александр Фёдорович, Вы так интересно изъясняетесь, что я просто теряюсь в догадках, откуда это? Некоторые слова я, не сказать, что никогда не слыхал, но как-то их слыхал в других смыслах, что ли. И Ваши обращения ко мне, к Екатерине Романовне, к дворовым, наконец, для меня они как бы необычны. Мне казалось, что офицеры, тем более боевые офицеры, а не придворные шаркуны, коим Вы безусловно являетесь,... – Тут он понял двусмысленность последних слов, заволновался, покраснел и опять начал заикаться. – То есть, я хотел с-сказать, что Вы б-безусловно боевой офицер, так вот, мне к-казалось что они говорят к-как-то иначе. Это что, последствия контузия и п-потери памяти? – Он по прежнему избегал говорить "амнезии"....

Гм... Отвечать ведь что-то надо. Подумаешь, говорю я не так. И что? Ты бы вообще офигел, если бы услышал молодёжный сленг начала 21 века. Кто из нас двоих врач-то? Ты? Вот бы сам правдоподобные версии и придумывал.

Я пожал плечами.

– Милейший, Нестор Максимович, русский язык настолько многогранен и необычен, что даже мы, русские, привыкшие к нему с самого детства, иногда оказываемся в затруднении, пытаясь правильно передать свою мысль. Вот Вам пара примеров. Перед нами стол. На столе кувшин и нож. Что они делают? Кувшин стоит, а нож лежит. Если мы воткнем нож в столешницу, нож будет стоять. То есть, стоят вертикальные предметы, а лежат горизонтальные? Добавляем на стол тарелку и сковороду. Они вроде как горизонтальные, но на столе стоят. Теперь положим тарелку в сковородку. Там она лежит, а ведь на столе стояла. Может быть, стоят предметы готовые к использованию? Нет, нож-то готов был, когда лежал. Теперь на стол запрыгивает кошка. Она может стоять, сидеть и лежать. Если в плане стояния и лежания она как-то вмещается в логику "вертикальный-горизонтальный", то сидение – это новое свойство. Вот мы сидим в креслах. Сидим мы на заду. А если на стол сядет птичка? Она на столе сидит, но сидит на ногах, а не на заду. Хотя вроде бы должна стоять. Но стоять она не может вовсе. Но если из птички сделать чучело, то оно на столе будет уже стоять. Может показаться, что сидение – атрибут живого, но сапог на ноге тоже сидит, хотя он не живой и зада не имеет. Так что, подиж пойми, что стоит, что лежит, а что сидит. – Вот я ему мозги забил. Впрочем, этой тирадой я только пытался оттянуть время и побольше его запутать в словесной акробатике. – Я к чему это говорю? Безусловно, среда, в которой человек вращается, накладывает свой отпечаток и на словарный запас и не лексику человека. Наверное офицеры в действующей армии выражаются проще и лаконичнее. Ведь в сражении команды должны быть чёткими, короткими, всем понятными, исключающими любое двусмыслие. Иначе нельзя. Иначе не поймут. А не понимание в бою командира может статься гибельным для солдат. – Я помолчал пару секунд и дал ему ещё один посыл. – По словам Екатерины Романовны, я учился в шляхетском корпусе, то есть, как понимаю, все мои знания там в меня и вкладывались. Вот, видимо, оттуда и моя лексика. – Карявенько конечно, ну как уж получилось. Чай он не Мюллер меня колоть. Правда и я, не Штирлиц.

– Да, да, конечно. – Задумчиво пробормотал доктор. – Всё это чрезвычайно любопытно. И по поводу нашего языка Вы правы. Очень глубокое замечание... Да, любопытно... Любопытно. После контузии Вы не помните имя собственной матери, но так логично и остроумно рассуждаете об особенностях русского языка.

Вот, уже и не заикается.

– Доктор, это говорит лишь о том, что мы чертовски мало знаем о нашем мозге, его способностях и потенциале.

– Вынужден с Вами согласиться, Александр Фёдорович. Добавлю, что мы пока очень мало знаем вообще об окружающем нас, а о природе человека, так ничтожно мало. А уж что касается головы, то мы не знаем по существу ничего. В бытность мою студиозом Страсбургского университета рассказывали мне такой случай. То ли в Бретани, то ли в Провансе один человек во время охоты упал с коня и ударился головой о камень. Когда его товарищи подбежали к нему, он был без сознания, голова была в крови, и он странно дёргался, как будто в агонии. И, естественно, они подумали, что он умирает. Через некоторое небольшое время судороги прекратились, и человек затих, но дышал. Его полили водой. Сперва это не дало результата, но потом он открыл глаза и пришёл в себя. Странным было то, что он никого вокруг себя не узнавал. Ещё более странным оказалось, кода он заговорил. Он говорил на непонятном его товарищам языке. Его отвезли в, находящейся неподалёку, монастырь. Монахи позаботились о нём и стали его лечить до тех пор, пока за ним не приехали его родственники. Рана головы зажила довольно скоро, но знание родного языка так к нему и не возвращалось. Он по-прежнему говорил на непонятном всем языке. Приор монастыря заинтересовался этим делом и пригласил из соседнего аббатства монаха, который зело разбирался в языках и знал их превеликое множество, может десять, может даже двадцать. И что оказалось. Оказалось, что тот человек разговаривает на древнеперсидском, да на таком древнем, что даже этот монах его едва понимал. Когда приехали родственники, человек уже знал с десяток слов по-французски и мог как-нибудь объясняться. Родственников он тоже не узнавал. Вначале мы приняли это историю за шутку, но позже я её прочитал в "Журналь де Саван", кажется за 1769 год. Не находите, что эта история и Ваша очень похожи?

Нет, ну умничка доктор, вот всё сам и объяснил.

– Да, очень похоже. Слава Богу, я хоть язык родной не забыл. А что стало с тем человеком потом?

– Я не помню точно, кажется, он так и не вспомнил свою жизнь до падения с лошади, хотя язык со временем выучил.

– Вы пугаете меня, Нестор Максимович. Это что, я так и не вспомню своё прошлое?

– Ну, ну. Дорогой Александр Фёдорович, во-первых не надо отчаиваться, вы молоды и всё у вас ещё впереди. Во-вторых, – Он на несколько секунд замолчал, видимо размышляя, говорить мне это или не говорить. – В жизни, поверти, бываю такое, что иногда хочется всё забыть, потому как воспоминания причиняют только боль.

Ох, доктор, как Вы правы. Но хочу ли я забыть? Воспоминания о жене, о дочери, о внучках, мысль о матери, как она пережила мою гибель, причиняют такую боль, что эти четыре дня, просыпаясь по ночам, я готов лезть на стенку. А хочу ли я это забыть? Время лечит? Только вот лечиться я не хочу.

Ночью мне приснилась жена. Как будто мы с ней едем к новому месту службы. Я выхожу из поезда зачем-то, а поезд, вдруг трогается. Я бегу за ним и не могу догнать. Вроде бы вот они, поручни рабочего тамбура, а дотянуться не могу. Поезд уходит. Последнее что я вижу – заплаканные глаза жены. И просыпаюсь. Подушка мокрая. От слёз?

На следующий день я упросил доктора Максимовича вынести меня на свежий воздух. Во-первых, мне осточертело сидеть в четырёх стенах, чувствовал себя я вполне сносно, а во-вторых очень хотелось посмотреть на место, где через полтора столетия я появлюсь на свет.

Степан укутал меня в тулуп и, как младенца, вынес на крыльцо, где стояло заранее принесённое кресло.

То, что я увидел, меня сильно не удивило, чего-то подобного я и ожидал. Барский дом одноэтажный, деревянный, на фундаменте из красного кирпича, обшит досками. Доски были когда-то покрашены, но вот в какой цвет я так и не определил. Дворовые постройки были, по-видимому, за домом, так как я их не видел. Напротив дома стояла церковь. Тоже деревянная. Насколько я знал, её в 1943 году фашисты сожгут.

Слева от церкви видны были крестьянские хаты. Все деревянные. Все из почерневших от времени брёвен. Фундаментов я не увидел. Все, как одна крытые соломой. С моего места разглядеть их внимательно было сложно. Казалось, что это одно длинное убогое строение, так близко друг к другу они стояли. Но может это и не совсем так, просто ракурс, с которого я всё это видел, создавал такое впечатление. Правда, видны были печные трубы. Это выделяло жилые постройки от хозяйственных. Печные трубы, это уже плюс. Топят, значит, уже не по чёрному.

Между церковью и избами в лощине виднелась река. Я просто знал, что это река. Сейчас её можно было определить только по кустам да деревьям по берегам. Всё ещё было в снегу. Но снег уже был тёмный, набухающий, мартовский. Светило солнце. На мой взгляд, температура была уже плюсовой – градуса три.

За рекой тоже видны были постройки. Это, стало быть, Локонка, а справа, вон там, Смородиновка. Где-то вот там, на Завершенке или в Грачёвке живут мои пра-пра-прадедушка и пра-пра-прабабушка.

Картинка так себе, ... неотрадная. Видно, что бедность, возведённая в надцатую степень..

Ночью опять наваливается тоска. Зачем всё это? Зачем я жив? Как мои там, в той моей жизни? Или их ещё не существует?

Думай о другом. Думай о другом. Думай о другом. Думай о другом. Давай подумаем о себе. Как жит-то дальше.

Первое, конечно, надо стать на... в общем, сделать протезы и научиться ходить. Далее, нужна команда. Что бы что-то сделать, хотя бы этот колхоз поднять, нужна команда.

Где её взять?

О! Надо думать. Для начала нужно, конечно, найти мастера, чтобы он сделал протезы ног. Есть ли такие мастера сейчас?

Вряд ли. Впрочем, мне нужен просто мужик с золотыми руками. В России? Никого не помню. Нартов и Ползунов вроде уже умерли. Кулибин, вроде тоже. Черепановы, кажется, будут позже. Ладно, попробуем остановиться на мастере из Швейцарии.

Напрягай память, как его звали?

Вот сейчас уже чётко вспоминаю, что про эти механические куклы-автоматы читал в Технике молодёжи. Там ещё какая-то драматическая история была с ними в Испании... А звали этого часовщика... толи... там как-то два вроде имени.

Ну, напрягись, вспомни.

Кажется..Пьер.. Пьер Жак. Как-то так. Ещё что-то было... Пьер Жак... Да, Пьер – имя, Жак – фамилия, и ещё что-то вроде Роу... Дроу? Дро! Точно – Пьер Жак-Дро! Вот его и будем искать, и уговаривать перебраться в Россию. Эх, самому бы, да коли сам бы мог, так и проблемы этой не было бы.

А дальше? Что дальше? Как приводить хозяйство в порядок? Ведь увиденная мною днём моя деревня меня... мягко говоря, не сильно воодушевила. Быт родной деревни и уклад жизни моих (а как иначе? Теперь уже моих, я за них отвечаю!) крестьян надо менять. На всё крепостное право замахиваться не будем, а вот коммунизм в отдельно взятой деревне построить попробуем. ....

Для этого нужна команда. Где её взять?

Где взять людей понимающих в агрономии, в животноводстве, да нормального бухгалтера, где взять? А главное, где взять на это всё денег? Наполеон, кажется, говорил, вернее, ещё скажет, что для войны нужны три вещи: во-первых – деньги, во-вторых – деньги и в третьих – деньги. Так вот, для любой реформы они нужны не меньше.

Сразу вспомнилось житейская мудрость. Как заработать денег? Берете стул, кладете под него доллар, садитесь на стул. Задача: взять этот доллар. Решение: встаете со стула и поднимаете доллар. Смысл упражнения: чтобы заработать денег, надо поднять задницу.

А сам? Что я могу сам?

Ну, руками пока ничего. В бытность свою зампотехом батальона, я много чего умел. И руками и головой. А сейчас? Моё умение водить танк, автомобиль, разобрать и перебрать дизель или коробку передач, здесь и сейчас не нужны ни кому и даже мне. И не понадобятся ещё через... по крайней мене, лет сто с хвостиком. Здесь я в любой области даже не дилетант, а полнейший профан. Я даже писать по нынешнему не умею.

О! Следующая задача – научиться читать и писать на русском языке этого времени, с ятями, с... как их? Пока не важно. В общем – стать грамотным. Следующее – выучить какой-нибудь иностранный язык.

Какой ещё какой-нибудь? Здесь все дворяне говорят по-французски. Это сейчас модно.

Вот. Значит, нужен учитель.

Я дворянин и офицер. Значит должен уметь танцевать, фехтовать и стрелять. А ещё скакать на лошади. А ещё уметь кланяться и...

Офигеть. И когда я всему этому научусь?

И так, нужна команда. Люди объединённые одной целью, одной идеей. Очень важно! Вся моя команда должна состоять не только из единомышленников, но и из друзей. То есть, члены команды должны относиться друг к другу с симпатией. В любой организации, команде, союзе, партии, есть лидер. Для того чтобы при смене лидера команда не развалилась между её членами недолжно быть конфликта интересов. В большой команде это не возможно. Вон у Сталина была, вернее, будет сильная, эффективная команда. Со смертью Сталина все перегрызлись, как пауки в банке. Команда, связанной одной целью, распадается, как только эта цель достигнута. И члены команды, как диадохи Александра Македонского, из единомышленников, превращаются в непримиримых врагов. Идеальная команда должна работать и после ухода лидера. Только вот что-то исторических примеров не припоминается. Если только не брать в расчёт финансовые кланы. Но там свой бог. Там свои побудительные причины.

Вот сделай я команду сам, из тех же крепостных?

Берём пацанов десяти – двенадцати лет, учим их, естественно освобождаем от крепостной зависимости, и через них – их руками и мозгами двигаем потихоньку промышленную и социальную революцию в отдельно взятой деревне, а потом, может быть, и стране.

Сколько ты их будешь учить? Тебя учили десять лет в школе и четыре года в военном училище, а потом ещё всю жизнь.

А что? Долго, конечно, но быстро только кролики размножаются.

Ладно. Поставим вопрос по-другому – чему их учить? Вернее, чему ты их можешь научить? Что ты знаешь настолько хорошо, что можешь научить крестьянских детей 18 века? Да, учился ты в советской школе и в советском военном училище, и знания в нас вкладывали, именно – вкладывали, обширные и глубокие, но... насколько они актуальны сейчас? Ботанику ты изучал, что такое пестик и тычинка знаешь, но ведь это ещё не агрономия. Ты знаешь устройство двигателя внутреннего сгорания, можешь рассчитать редуктор и что?

Ну, умение рассчитать редуктор может и пригодиться. Запрудить если Навлю, да мельницу поставить? Я ещё и химию неплохо знал в школе, да и в училище с интересом взрывчатые вещества изучал. Физику и школьную и вузовскую тоже неплохо помню.

Только давай так – науку двигать нужно аккуратно. Все открытия, сделанные в России, быстренько оказываются за бугром и патенты на них получают другие люди.

Интересно, а как дело с патентами обстоит сейчас? Вообще такое понятие есть?

Не отвлекайся. Наука наукой, но главное в любом деле, умение организовать. В данном случае, умение организовать крепостных крестьян 18 века на строительство капитализма в отдельно взятом имении. Ты организовывать умеешь? Это ведь не рыбалку с друзьями организовать.

Чтобы понять смогу или не смогу, надо хотя бы попробовать. Выигрыш в лотерее начинается с покупки лотерейного билета.

На следующий день у меня состоялось знакомство с моим управляющим. А как ты хотел, вся эта карусель вокруг вертелась сама по себе? Было руководство, было, и представлял его естественно немец, Штольц Карл Иванович.

Вот Карл Иванович и просветил меня в том, что крестьяне мои делились на барщинных, оброчных и дворовых, что отбывая барщину, крестьянин собственными орудиями обрабатывал мою землю, разумеется, бесплатно, по закону – три дня в неделю. А вот находясь на оброке, крестьянин занимается различным ремеслом или извозом, а часть заработка – оброк – он выплачивает мне. Барщина более выгодна, а оброк для крестьянина легче.