Текст книги "Красно Солнышко"

Автор книги: Александр Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 7.

Зима наступила как то резко. Просто в один прекрасный вечер легли дружинники спать, а утром проснулись – всё белым-бело. Лёг снег прямо на тёплую землю. Бывало и на славянских землях такое. Только вот на Родине такой покров обычно сходил, пока морозы землицу не промораживали. А здесь – сначала снега навалило чуть ли не в сажень, а потом уже только морозы грохнули. Впрочем, грохнули, сильно сказано. Просто опустились. И не такие холодные, как дома, но зато постоянные и резкие. Обжигало тело, словно огнём. Жрец объяснял, что влаги в воздухе много, потому и кажется, что мороз сильней обычного. А так, как бы не теплее, чем в родных краях. Впрочем, вскоре притерпелись. Ведь человек, он каков? По осени ему одна погода кажется чуть ли холодом лютым. А по весне, точно так же на улице, а тело говорит, что жара несусветная. Привыкает за зиму к морозам. А потом, по новой, к теплу. Словом, приспосабливается человек ко всему.

 Хотя и настала зима, народ без дела не сидел. Работы по хозяйству хватало: и дорожки вокруг града со двором от снега расчистить, и баню истопить, и еду приготовить на двести здоровых человек. Одежду постирать, заштопать. Обувь, соответственно. Жрец записи вёл на бересте – какая погода стояла сегодня. Холодно ли, тепло ли. Ветер с Полуночи, или с Ярилиной избы. Падал ли снег нынче, или чистым небо продержалось. Словом, обо всём, что в округе творилось. Охотники, понаделав лыж, лазили по округе. Без добычи не возвращались. Дичи вокруг было видимо-невидимо. А ещё занимались люди воинской наукой. Куда же без неё? Любой навык, если его не развивать и не поддерживать, теряется быстро. Бегали по округе, забросив мешки с камнями на спину. Купались в ручье в любую погоду помимо бани. Рубились на учебном и боевом оружии. Стрелки – те каждый день по тулу стрел в мишени на поле специальном выпускали. Гордились, хвастались своим умением. Поскольку времени свободного, несмотря на все заботы всё же достаточно было, отроков тренировали особенно тщательно. Впрочем, отроками уже и трудно их назвать было. Вытянулись юноши, заматерели. В плечах раздались, силой налились за поход долгий. Ростом мужей взрослых догнали. А в умении воинском и вовсе мало кому уступят. Брендан, кстати, ещё один талант выказал, помимо прочих. Смотрел раз, как юноши на палках между собой бьются, не выдержал. Взял шест, и показал… Да так, что все свободные от работы люди сбежались посмотреть на искусство невиданное. Гудит воздух, просто рвётся от гибкого наконечника простой палки. Простая деревяшка, а, оказывается, может быть страшным оружием в умелых руках. Загорелись юноши, попросили обучить их искусству невиданному. Князь тоже заинтересовался. Добро дал. Так дни за днями и летели. Долго ли, коротко ли, а пахнуло с моря густым солёным ветром. Снег стал рыхлым, глубоким. Солнышко пригрело. Волк затосковал, скулил часто, на своих друзей тоскливо смотрит. Понятно, почему. Вывел его Слав за ограду, погладил лобастую голову, затем в нос влажный поцеловал, присев на корточки, подтолкнул к лесу – беги, коль душа зовёт. Тот понял, лизнул в щёку шершавым языком, помчался, взрывая сугробы мощными лапами. Миг, и исчез за кустами, а у отрока вдруг в горле запершило. Сглотнул ком, непонятно откуда взявшийся, вернулся домой… Вскоре птицы в лесу ошалели. В любое время дня и ночи шум стоит, песни на все голоса. Особливо вороны… Оно, конечно, на родной земле и воробей чужого соловья за пояс заткнёт, но тут… Голос противный до ужаса. Хриплый, даже уши режет, словно ножом [16]16
  северная ворона Кларка. Отличается особенно противным криком, как у современных поп-исполнителей


[Закрыть]. А там и снег ручьями стал исходить, кое-где простенькие цветочки мать-и-мачехи на пригорках, где первые проталины появились, выглянули. Весна пришла. Стали дружинники в путь обратный собираться. Насады, на зиму на берег вытащенные и на козлы поставленные, проверять, смолить и конопатить. Князья над тем, кто из дружинников вернётся в Аркону, задумались. Бросили между собой жребий, чтобы никому обидно не было. Если повезло – то повидаешь родные берега, а то и близких. Нет – терпи. Настанет и твой черёд. Только позже. Никто не роптал. Жребий есть жребий. Единственный кто удачу не испытывал – Путята-жрец. Ему то в любом случае вернуться надо было, доложить на Совете, что за земли новые найдены, можно ли на них переселяться. И уже совсем было собрались воины в обратный путь, да залив ещё льдом покрыт был. Не вскрылся. Оно, можно, конечно, лодьи на себе перетащить на чистую воду. Да только лёд – знак, что рано ещё в путь пускаться. Так что ждать нужно ещё до того времени, когда ударит било на корме, и с единым выдохом лягут вёсла на воду, толкая лодью по воде. И взглянет голова зверя, украшающая нос, на морскую гладь чуть надменно – владыки морей идут. Да беда вдруг случилась нежданная…

… – Княже!

Брячислав, уже собравшийся ложиться спать на широкой лавке, укрытой ворохом шкур, вскочил – в голосе дружинника звучала нешуточная тревога.

– В чём дело, Ставр?

– Вольха и Прокл не вернулись. Ушли, ещё Ярило спал. Обещали к обеду дома быть, да нет до сих пор. Чую, неладное с ними приключилось.

Пропали два опытных дружинника? Те, кто уже исходил вокруг всю округу и знающие каждый кустик в окрестностях городка? Верно говорит воин. Неладное что-то…

– Ещё, княже. Не по себе мне. Стою на вышке, а ощущение, будто смотрят за мной. Стерегут.

Ещё хуже… Ставру не кажется. Любой славянин чужой взгляд чует всей кожей. Неужели… Брячислав торопливо натянул сапоги, застегнул снятый было на ночь, ремень. Прицепил ножны с мечом, набросил на плечи меховой плащ, шагнул из своей комнаты, которую делил с братом. Воин застыл при виде оружного князя. Тот коротко бросил:

– Пошли.

…Снег давно сошёл. Это просто бухта всё не могла открыться. Так что подошли к вздымающейся вверх на десяток саженей вышке, быстро перебирая руками перекладины, взобрались наверх. Второй часовой напряжённо всматривался в темноту. Брячислав в половину голоса спросил:

– Что у тебя, Бравлин?

Тот так же негромко ответил:

– Двоих видел, княже. Чужие. В шкуры одетые. Оружье не рассмотрел. Темно больно. Прячутся под елями. Передвигаются сторожко.

Брячислав напряг глаза, всматриваясь туда, куда показал воин. Некоторое время ничего не происходило, потом под раскидистыми ветвями огромной ели шевельнулось нечто тёмное.

– Вижу. Шума не поднимать. За ограду не выходить. Утром пошлём отряд. Известно, куда наши пошли?

– Так к дальнему ручью, княже. Там камешки красивые есть. Вольха хотел набрать, своей супруге ожерелье сделать.

Брячислав кивнул.

– Ясно. Смотрите в оба. Смене мой приказ передайте – вида не подавать, что мы о чужих знаем. Тревогу бить, если нападут. А так – пусть люди отдыхают. Как рассветёт – пошлём отряд на розыски. Всё.

Шагнул к открытому, чернеющему темнотой люку в полу, скользнул вниз по длинному, отполированному руками и одеждой шесту. Вернулся в дом. Брат приподнялся на локте, взглянул вопросительно:

– Что там?

– Местные. Видать, нашли нас. Похоже, худое замыслили. Двое воев пропали.

– Это слышал. Сколько человек пошлём?

– Думаю, два десятка хватит.

– Лучше пять. У меня на душе тревожно. Малое число и побить могут. А с полусотней – вряд ли справятся.

– Так тому и быть…

Улеглись оба. Глаза закрыли, а сон не идёт – впервые с теми, кто здесь испокон веку жил, встречаются славяне. Да не добром, похоже. Ну как просто дружинников в полон [17]17
  плен


[Закрыть]–  взяли, да за выкуп вернут? А коли побили до смерти, что тогда? Тут, правда, Закон есть. По Правде Славянской убийц судить станут. Но… Не стоит загадывать. Хочешь – не хочешь, а спать нужно. Чтобы голова с утра светлой была, руки не дрожали, и глаз зоркий оставался…

 …Только в путь на поиски собрались – радость у Храбра со Славом. Едва рассвело – у ворот сидит матёрый волчище. Да не один, а с волчицей. Та – тощая, поджарая. Опасливо косится на глазеющих из-за тына дружинников. За луки народ хвататься не стал – узнали сразу Волчка, что отроки пригрели и спасли. Даже заулыбались. А уж что с юношами творилось – даже тревога за товарищей на миг отступила. Радость от встречи с другом. Поверил людям волк.  Сам вернулся после свадьбы лесной, да ещё и супругу привёл. Чудо чудное. Диво дивное! Однако, увидел, что люди собираются, заволновался. Волчицу свою увёл в дом, для него людьми сколоченный на заднем дворе, да шкурами обитый. Втолкнул в занавешенный лаз. Гавкнул ей. Та коротко отозвалась. Брячислав, хоть и спешил, но распорядился принести гостье нежданной с поварни похлёбки. Затем махнул рукой, приказ отдал:

– Пошли!..

Первым делом проверили ельник, что городок славянский окружал, и верно – следы чужаков сразу обнаружились. Двое. На широких круглых лыжах, из тонких ремешков плетёных. Пришли со стороны дальнего ручья, куда воины пропавшие пошли. Туда же и ушли, как светать стало. Часа два назад. Нахмурился князь. Плохо дело. Хотели бы чужаки миром договориться – встретили бы с рассветом славян. А тут… Волчок следы чужие обнюхал, морду поднял к небу, коротко пролаял, затем вперёд бросился. Князь сразу понял, команду дал. А зверь впереди мчится, нос к земле опустил. По следу ведёт. За ним – дружинники. Волчьей рысью. В полных доспехах с оружием наготове. Полверсты бегом, столько же – быстрым шагом. И быстро, и не устаёшь. Волчок впереди – ведёт. Снег сошёл уже. Но земля мягкая, влажная. Идти и бежать тяжело. Но спешат славяне – товарищи в беде…

… – Что?

Брячислав ковырял носком сапога гальку, сидя на прибрежном валуне. Ставр глухо ответил:

– Обоих побили. Похоже, из засады. По стреле в глаз каждому. Сразу наповал. Одёжу сняли. Всё, что с ними было – тоже. Тела бросили вниз. Знаешь ведь, княже, там, ниже по течению – водопад. Думали, видимо, вода злое дело скроет. Да просчитались. Дерево поперёк легло. За него наши други и…

Сглотнул, махнул рукой. Князь немного помолчал, наливаясь злобой, потом негромко, но страшно произнёс:

– Убили, чтобы пограбить?

Снова помолчал, потом бросил:

– Слава ко мне. С Волчком.

Спустя мгновение оба выросли перед сидящим князем. Тот взглянул на зверя, прижавшегося к ноге парня. На самого юношу:

– Сможет твой зверь следы убийц разыскать?

Слав нахмурился, чуток подумал, потом ответил:

– Думаю, княже, надо Волчка спросить. Что он скажет.

– Так спрашивай.

– Сейчас, князь.

…Опустился на корточки, взялся за морду обеими руками. Внимательно взглянул в глаза зверя. Неслыханное дело – тот морду не отвернул. Смотрели друг другу в очи, не мигая, не отворачиваясь. Потом волк, словно пёс, коротко гавкнул. Слав его по лобастой голове погладил, выпрямился, посмотрел князю в лицо, ответил:

– Волчик говорит, что он с женой сделает всё, чтобы найти этих убийц. Но просит поберечь его супругу. На сносях она.

…Верить юноше? Не верить? Парень из Рода Волка. А волчата с лесными братьями на короткой ноге. Да слыхивал Брячислав, что избранные из лесных родов могут с меньшими общаться. Не зря старый воин ему в той Слободе тогда сказал, что отрок сей – истинный славянин. Значит, тот самый избранный? Слав молчал, ожидая решения князя, но тут волк снова пролаял, и юноша встрепенулся:

– Чужаки здесь недалеко. Он узнал их по запаху. Может отвести к их стоянке.

…Ну, вот и проверим… Князь выпрямился:

– Боевой порядок. Двинули…

…Стойбище оказалось расположенным на большой галечной косе, образованной плавно изгибающимся ручьём, текущим с близлежащих гор. Двадцать остроконечных шатров, над некоторыми из которых курился дымок. Снующие повсюду своеобразной необычной походкой женщины и девушки. Суетящиеся, бегающие стаями дети. Похоже, что чужаки даже в мыслях не держали того, что славяне могут отомстить за своих убитых сородичей. Несколько мужчин благодушно лежали на вытертых шкурах возле бережка, наблюдая за суетой женщин. Князь молча подал знак, и воины начали незаметно растягиваться цепью, окружая чужое поселение. Волк навострил уши, мускулы под шкурой напряглись, но рука, лёгшая ему на загривок, успокоила зверя. Было ясно, почему зверь заволновался – от ручья донёсся лай. Собаки? Извечные враги? Не страшно. Тревогу поднимать поздно – все уже заняли свои места, готовясь к бою. В таком стойбище не могло быть много народа… Внезапно князь скрипнул зубами  – один из лежащих на шкурах мужчин поднял к небу стальной нож, пуская им зайчики в глаза детям. Больше никаких доказательств не требовалось – это те самые, которые убили славян. Брячислав медленно поднял руку к верху, потом резко опустил. По этому сигналу лучники пустили свои стрелы. Никто в посёлке не успел ничего понять – бесшумная смерть била точно, пригвождая одетые в шкуры тела к земле, убивая сразу. С мужчинами расправились в мгновение ока. Женщин пока не трогали, но вот послышался дикий вопль увидевшей смерть одной чужачки, другой… Шкуры, прикрывающие входы в шатры, начали открываться, и стрелки перенесли прицел. Тонкая замша – плохая защита от тяжёлой длинной стрелы со стальным наконечником, пробивающей насквозь всадника вместе с лошадью в степях. Если тот без доспехов. А тут – кожа. Били почти в упор, выкашивая людей, словно коса траву. Доставалось не только мужчинам-воинам. Часть шатров была прикрыта другими, и стрелки били вслепую, по привычке перекидывая стрелы через высокие вершины строений, пока кто-то не сообразил, что можно стрелять и настильно… Треснула кожа, когда страшным ударом боевой стрелы выбросило наружу очередное тело, разорвав покрышку утлого жилища… Брячислав, уже не таясь, поднялся, вскинул к солнцу меч, и по его сигналу воины двинулись к разгромленному стойбищу, где практически не оставалось мужчин-защитников… Кроткий взмах, словно блеск молнии. Падает, обливаясь кровью тщедушное низкорослое тело чудом уцелевшего чужака, выскочившего навстречу славянам с костяным копьём. Удар сапога заставляет женщину, схватившуюся за каменный нож, отлететь на несколько шагов и бессильно распластаться на мелкой гальке, намытой бурным ручьём. В ужасе дети, только что беззаботно игравшие на бережке, сбиваются в кучу, а воины, закованные в сталь, неумолимо надвигаются, высясь над небольшого роста оленеводами, словно башни. Неуязвимые, жуткие в своей беспощадности, словно злые великаны-чучунаа [18]18
  людоед, иннуит


[Закрыть]из сказок… Несколько мгновений, словно вечность для проигравших схватку. Взвизгивает предсмертно собака-лайка, пытавшаяся наброситься на волка, спокойно и торжественно вышагивающего рядом со Славом. Мощные челюсти легко перекусили её хребет. Удар закованной в боевую перчатку руки швыряет пытавшуюся проскочить между воинами старуху. Не рассчитал воин своих сил. Иннуитке хватило с избытком. Падает на камни уже мёртвое тело с нелепо изогнутой шеей. Визг. Крики ужаса. Плач. Но всё только начинается…

…Воины обшаривают кожаные шатры. Добивают кое-где раненых. Спокойно и деловито. Не обращая внимания на плач и стенания, несущиеся от согнанных в одну кучу уцелевших женщин и детей. Перед князем кладётся найденное: два стальных ножа. Топор. Колчан со стрелами и лук. Пояса, украшенные бляшками. Одежда…

– Всё нашли?

Ставр подходит ближе, рассматривает кучку собранного, отрицательно качает головой:

– Нет. У Вольхи кошель был. Он в нём оберег носил, женой даренный. Его нет. Может, у тех?

Кивает в сторону клубящейся толпы. Брячислав поднимается с обрубка бревна, на котором сидел до этого:

– Ищите.

Слав выходит вперёд вместе с Волчком. Зверь обнюхивает возвращённое, вопросительно смотрит на Старшего Брата. Тот кивает, и оба исчезают в мятущейся ужасом кучке потерявший всяких людской облик чужаков. Князь не успевает досчитать до десяти, как юноша выталкивает оттуда старика. У того – жиденькая бородёнка. Гноящиеся глаза. Изрезанное морщинами плоское лицо, искажённое настоящим ужасом. Взмах меча распарывает вонючие шкуры, укрывающие грязное тщедушное тельце. Брезгливо Слав ковыряется в мехах, вытаскивает полотняный, шитый узорами кошель, и Ставр обрадованно восклицает:

– Он!

Князь бросает:

– По Славянской Правде вору руки рубят…

Огонь искать не надо. Похоже, чужаки готовились пировать в честь добытого добра, так что углей предостаточно… Ставр мгновенье примеривается, сталь взблёскивает на ярком весеннем солнышке… Дикий вопль, отзывающийся эхом в толпе. Обе кисти, с искривлёнными ревматизмом суставами, падают на гальку. Последним движением умирающих мышц пальцы скрючиваются, а двое воинов, ухватив ещё не сообразившего, что произошло старика, с силой суют обрубки в огонь. Тот бьётся, ревёт раненым туром, потом лишается чувств. Князь снова открывает рот:

– По Правде нашей, за убийство родича карает род убивца смертью. Око за око. Зуб за зуб. Дружина – наш род. Пали други наши, наши родовичи. Отомстим за смерть. Не щадить никого…

Жестоко, но справедливо. Воины обнажают мечи, надвигаются на толпу. Там понимают, что пришла смерть. Вой, казалось, заставляет дрогнуть небеса, и князь машет головой.

– Мужчин, если есть…

Находят ещё двоих, затесавшихся в самую гущу. Расправа коротка: вначале им рубят руки, потом ноги, и, в последнюю очередь, голову. Всех раздевают донага. Женщин, что помоложе и посмазливей, привязывают к вбитым в землю колышкам, и к ним выстраивается очередь желающих. Остальных… Вскоре вниз по ручью уплывают мёртвые тела. Пощады нет. Хоть и противно, но Брячислав понимает, что если славяне хотят здесь остаться, то надо сразу показать, что любая попытка навредить его людям будет караться быстро и без всякой пощады. Так что эта резня – просто вынужденная необходимость. Хвала Богам, что грудных детей нет. Видно, нелегко племени пришлось зимой. Не выжили. Или запрет у них на это…

– Княже…

Воины кидают перед ним худенькую девушку. Почти девочку. Та пытается прикрыться руками, но… Брячислав отворачивается, и тут ему на глаза попадает Слав со своим волком.

– Эй, отрок!

Юноша вскакивает, подбегает к князю, и Брячислав толкает девчонку к юноше:

– Забирай.

Слав недоумённо смотрит то на подарок, то на князя:

– А что мне с ней делать, княже?

Дружинники смеются. Брячислав показывает на трудящегося над растянутой пленницей очередного воина:

– А вон, что тот делает, то и ты. Коли стесняешься – шатров много. Главное, вшей не подхвати. Или блох.

До юноши, наконец, доходит, что ему советуют. Слав хватает пленницу за длинные чёрные волосы, пахнущие прогорклым жиром, тащит в первый попавшийся шатёр, весь в дырах от стрел. Спустя некоторое время слышен тоненький вскрик боли. Кто то смеётся:

– Знать, девица попалась!

Все вновь веселятся… Но вот  всё и заканчивается. Пять застывших неподвижно тел, привязанных ремешками к кольям, с безобразно раскинутыми ногами. Лужи крови. Всё ещё лежащий без сознания  искалеченный старик. Кто-то из дружинников направляется к нему, обнажая на ходу меч, но князь останавливает его:

– Оставь. Пусть расскажет остальным, что здесь случилось…

Из шатра выходит, оправляя доспехи, Слав. Волк, оставшийся перед входом в шатёр, неспешно поднимается, идёт рядом.

– Ты её кончил?

Спрашивает Брячислав, и по тому, как потрясённо смотрит на старшего юноша, понимает, что у того даже в мыслях не было ничего подобного. Князь открывает было рот, собираясь отдать жестокий приказ, и вдруг замирает на полуслове – этого делать нельзя. У парня была его первая женщина… И после такого убить её? Юноша просто не сможет. Или надломится духовно. Мысленно проклинает Тёмных Богов, потом машет рукой:

– Становись! Возвращаемся!..

По дороге забирают оба тела своих товарищей, ждущих друзей на берегу. Вечером будет тризна. Большой костёр, на котором сожгут павших, дабы очистились их души и вознеслись к Ирию, где будут помогать тем, кто ещё жив… Затем братья по дружине сядут за общий стол, станут пировать, поминая добром павших. Ибо так заведено с самого Начала – о мёртвых либо ничего, либо только хорошее…

… Слав шагает в общем строю. Рядом с достоинством трусит неспешно Волчок. Вчера – Молодший [19]19
  младший


[Закрыть]. Отныне – полноправный член дружины славянской. На душе – странное чувство. Он впервые познал женщину. Стал мужчиной. Пусть она и сопротивлялась, пыталась кусаться, отбивалась изо всех своих слабеньких силёнок – но он взял её. Вкусил сладость Тайного. Это нужно обдумать и понять. А ещё юноша чувствует, как его спину сверлит из-за дырявых шкур шатра ненавидящий взгляд…

Глава 8.

…Не спустили местные лютой расправы. Оно и понятно – свой всегда ближе к телу, чем пришлые. И всегда прав. Не поняли намёка оленеводы, и началась война… Да только зря решились их вожди на это. Против закованных в сталь славян костяные луки слабы, а каменные наконечники коротких копий ломаются, словно сухая трава под подошвой. Так что получалась не битва честная, а просто бойня. Соберутся чужаки вроде бы тучей. Может, три сотни воинов, или четыре. Приплывут неведомо откуда на своих лодках-каяках, закрутят над головами боевые плети: куски кости к ремешкам привязанные с дырками проделанными. Воздух воет, морок вороги пытаются нагнать на славянских воинов. Пустят тучу стрел тоненьких, начинают высаживаться на берег. А дружинники дождутся, пока те все на землю выйдут, да  к стенам подбегут, и начинают стрельбу из луков и самострелов. Тяжёлые стрелы костяные доспехи насквозь пробивают, сметают находников [20]20
  атакующих (старослав.)


[Закрыть], словно веник снег с валенок. Потом ворота распахиваются, и стена щитов, да секироносцев зачищает уцелевших и раненых. Побросают тела в воду – пусть плывут себе с приливом. Правда, одного местные всё же добились. Не стали братья-князья лодью с вестями в Аркону посылать. Решили сначала порядок навести здесь, на Зелёной Земле. Очистить края новые. Ещё Путята носом крутил – не нравилось ему здесь… Словом, воевали, если можно так сказать, почти каждую неделю. Рутиной уже такие нападения стали. И скучными, до невозможности. Кроме первых двух воев, павших в засаде, дружина никого не потеряла. Даже раненых не было. Так, пара поцарапанных. Потом война на спад пошла. Стали реже чужаки наведываться. Поначалу то, каждую неделю приплывали. Потом – раз в две недели. А уже месяц никого не было. Видно, перемололи славяне силу заморскую. Выбили всех, кто оружие мог в руках держать. Тем временем волчица ощенилась. Четверых принесла. Трёх кобельков, да одну сучку. Толстые, пушистые, головастые. К людям ластятся, но и собственном достоинстве не забывают. Гордые, всё же, лесные звери. Забавные. Играются когда, шум и писк далеко стоит. Таскают друг дружку за уши, валяют по земле, потом к матери бегут, уткнутся в живот с висящими чуть ли не земли набухшими сосками, чмокают довольно, сосут. И не волнует четвёрку пушистых лобастых колобков, что за стенами бревенчатыми смерть жатву собирает, режут перед оградой-тыном людей, словно скот. Не пугают зверёнышей смертные крики оленеводов, падающих один за другим под ударами стальных мечей…

…Уж Разноцвет [21]21
  июнь


[Закрыть]закончился. Грозник [22]22
  июль


[Закрыть]настал, когда всё закончилось. Справили Рождение Перуново, Купайлу, как смогли. Мир наступил. Зерно опять в этом году из-за битв постоянных посеять не смогли. Да и скота не было, чем Землю-Матушку пахать? Оленей, правда, что местные разводили, пригнали. Да животина вся слабая. Такой худобе плуг не потянуть. И борону тоже. Силёнок маловато. А впрягать по шесть, по восемь – так что вспашут, то и затопчут. Коней надо, быков… Но что толку мечтать? Нет их здесь. Не водятся. Не живут, короче… Оно, конечно, можно и сейчас лодью послать в Аркону. Успеет корабль до льдов-снегов туда дойти. Только вот зачем? Станет меньше воинов в городке. А ну как чужаки смогут собрать рать могучую, неисчислимую? Задавят числом. Не хватит для победы как раз тех полсотни мечей, что уйдут с благой вестью. Да, потом, соберут поселенцев, пошлют на новые земли. Приплывут лодьи к Зелёной Земле, а там… Городок порушен. Воины убиты. А на обратный путь ни времени до зимы, ни припасов. И защиты никакой. Словом, в пасть Змию угодят славянские души. Нет, нельзя посылать, пока все проблемы не решены. Потерпим ещё год. На следующий…

…Храбр, если честно, другу-побратиму позавидовал. Тот уже с женщиной побыл, а он, по глупости своей, тогда отказался. У франков. Дружба их даже одно время трещину дала. Незаметную для других. Только вовремя спохватился юноша. Одумался. Понял, что это навий отец Чернобог ему соблазн послал. Повинился перед товарищем. Тот понял. Простил. Не затаил обиды. Да тут донесли дозорные, что один из чужаков возле городка ходит. Но – мирно. Не пакостит. Ловушки на зверя не рушит. Гадостей-засад не устраивает. Мельком видели – ростом мал. Не мужчина. Не воин. Князья, поразмыслив, снова послали Слава на поиски. Волчок к нему больше прикипел. Словно отца родного слушался. А вот Лада, волчица, больше Храбра любила…

…Вышла пара с утра, пока ещё роса не легла на землю, чтобы следов не оставлять. Устроились в засаде,  на тропе. Волчок показал, где чужак ходит к городку. Слав терпения набрался, стал ждать. Долго ли, коротко ли – зверь уши насторожил, потом носом в бок ткнул. Идёт противник. И – не сказать, что особо таится… Слав нож вытащил, приготовился. И верно, раздвинулись кусты, вышла из них фигура в шкурах. Только… Смотрит парень – неладно что-то с этим оленеводом. Одежда вся из вытертого, в проплешинах, меха. Ни вышивок, ни бисера. Словно с чужого плеча. Кое-где дыры видны. Да и походка странная. Непонятно как то двигается. Ну… Не совсем по-людски. Голова под капюшоном неподвижна. Спина – чуть вперёд наклонена. А шаг – широкий, размашистый… Напрягся воин. Приготовился к прыжку. Волк тоже шерсть на загривке вздыбил, клыки обнажил. Но – молча. Жаль, не рассмотреть, кто это гостем незваным пожаловал… Потом разберёмся… Вот враг поравнялся с кустами, где лежал укрывшись воин. Слав бесшумно поднялся, прыгнул… То ли шестым чувством тот уловил нападение, то ли тому его Боги помогли – увернулся от захвата и смертельного удара лезвием по горлу. Покатился по небольшому склону, затих внизу. Попытался было вскочить, да волк уже тут как тут, замер над оленеводом, клыки ощерил, лапу на грудь поставил, прижал к земле, зарычал жутко. Страшно. Слав вскочил, бросился к подошве горки. Коленом в грудь ударил, ножом уже замахнулся, чтобы прикончить, да закричал чужак тоненько, жалобно, рукой прикрылся,… И откатился молодой славянин в сторону, смотрит ошеломлённо на плачущую девушку. Узнал он её. Ту самую. Первую в своей жизни женщину… А она смотрит на него, слёзы градом из карих, блестящих от голода глаз катятся. Щёки впалые. Худые. Ладошку свою кусает. Поднялся Слав, отозвал Волчка. Шагнул к ней осторожно, а дева вдруг в ноги ему кинулась. Обняла, лопочет что-то непонятное, и слезами заливается. Потом поднялась с опаской с колен. Взяла его большую ладонь, прижала к животу… Охнул парень. Брюхатая девчонка то! Ощутил выпуклость … Не поверил даже поначалу. Опустился,  в свою очередь, перед ней на колени, раздвинул шкуры грязные, прижался ухом к туго натянутой коже, и отшатнулся. Маленькое сердечко бьётся у неё внутри… Девчонка, поначалу было, отшатнулась, когда он шкуры раздёрнул, потом сообразила, что парень делать собирается. Замерла смирнёхонько. А как Слав на ноги вновь поднялся, одежду торопливо поправила. Смотрит на него жалобно… Росточком ему едва до груди. Вымахала же детинушка за два года… Чуть приобнял он её за плечо худенькое, к себе прижал ласково. Повёл к ручью, бьющему неподалёку. По дороге котомку свою подобрал. Как к воде вышли, усадил на бережку, развязал мешок, вытащил из него краюху хлеба, да кусок мяса жареного. На тряпицу чистую положил, девушку за руку взял, положил её ладонь на еду. Отпустил, показал знаками, ешь, мол. Вижу, что оголодала. Волк рядом сидит. Умными глазами смотрит на обоих. Но ушами шевелит – слушает вокруг. Девчонка накинулась на мясо, словно умирающий на живую воду. Смолотила в мгновение ока. А хлеб не тронула. Не знает, что это такое… Слав пытался объяснить, да без толку. Не понимают друг друга. Пока не отломил кусочек, да не прожевал. Тогда с опаской и хлебушек съела. Вздохнул парень, поднялся. Ну что с ней теперь делать ему? Прогнать? Зимой помрёт. Если за лето благодатное так отощала, то что с ней после станет, когда холода нагрянут? А она смотрит на него так… И жалостливо, и надеждой… Бросит её? Или что? Или… Личико округлое. Носик маленький, ровный. Не такой, как у прочих оленеводов, плоский и широкий. Глаза, как прежде заметил, карие. Необычно узкого разреза, но большие. Волосы чёрные, что вороново крыло. Длинные, до пояса…

…Когда юноша с ней бок о бок, держась за руки, на поляну перед городком вышел, часовые, было, за луки схватились. Потом разглядели, что рядом с парочкой Волчок спокойно бежит, опустили оружие. Двое подошли, стали у ворот. Парень поднял голову, крикнул:

– Хочу с князем переговорить, прежде чем решение принять.

Воины, что в дозоре стояли – одобрили. Правильно Слав делает. Коли парень чужачку привёл, то должен прежде, чем в городок войдёт, разрешения испросить, да пояснить, что к чему. Послали за Брячиславом. Тот вместе с братом явился. Глянул старший князь на стоящих перед воротами, прищурился, выкрикнул:

– Ну, поведай нам, отрок. Что у тебя за дело такое?

Юноша голову опустил, потом выпрямился, снизу вверх на ограду глянул:

– Она – подарок твой, княже…

Брячислав всмотрелся – не узнал. Да и стоит ли запоминать всех, кто на твоём пути встречается? Тем более, какую то… Но виду не подал, чтобы ненароком брата-дружинника не обидеть, спросил в ответ:

– И что?

 Рухнул Слав на колени:

– Прости, княже, на сносях девица. И не по совести мне мать своего дитя на произвол судьбы бросить. Не по-нашему это. Дозволь мне с ней остаться. Признаю я ребёнка её своим…

Произнёс роковые слова, и замерли все, ожидая, что решит князь-воевода. Нахмурился Брячислав. Пожевал ус вислый. На брата взглянул, на воинов, ждущих его слов.

– А ежели она ночью ворота городка своим откроет? Или потравит всех?

Слав выпрямился, твёрдо ответил:

– Не сделает дева того, княже. Головой ручаюсь.

Вновь замолчал Брячислав, потом рукой махнул:

– Будь по-твоему. Коли согласен её в жёны по Правде Родовой взять – живите в граде.

Юноша просиял, заулыбался, а Гостомысл добавил:

– Можете в клети возле лодий обустроиться. Только отмой её сначала.

Носом повёл, и Слав восхитился – нюхом младший князь не уступал зверю лесному. Избранница юноши, мягко говоря, попахивала… Жиром прогорклым, старым. Шкурами сырыми, из которых её одежда была на скорую руку корешками лесными смётана. Ведь славяне, когда род её извели, всё имущество пожгли. И рухлядь, и оружие. В кучу сложили, шатры сверху свалили, да огнём забросали. Ничего не оставили… Шагнул внутрь городка юноша. Впрочем, уже не юноша. Муж. Рядом с ним жена идёт водимая. Жмётся к своему защитнику, ежится под внимательными взглядами. Сразу видно, боится. Вцепилась ручонками в руку супруга, словно о защите молит. Дрогнули суровые сердца. Пожалели. Пришли молодые к клети, что Гостомысл под жильё указал. Не со всеми же в общей избе воинской жить женатым? Слав девицу усадил на крылечко, сам внутрь вошёл. Почесал затылок – работы много. Сколько здесь добра всякого. За дело принялся. Тюки, мешки по другим местам разложить, распихать. Канаты заново повесить на вешала. Да мусор выгрести. Девица увидала, что тот делает, с места сорвалась, внутрь сунулась, осмотрелась. Выскочила наружу. Едва Слав после очередной ноши подошёл к будущему дому – подскочила к парню, уцепилась за нож на его поясе. Тот понял, дал. Девица кусок длинный от шкуры, в которую одета была, отхватила, да внутрь клети опять нырнула. Парень за ней, а та уже метёт пол дощатый, мусор выгребает, паутину из углов вычищает. Ага. Понятно… Вскоре новый дом пустой стоял. Слав воды принёс, показал знаками и примером, что вымыть надо. Девчонка сразу за работу принялась. Да споро так! Ловко! Сразу видно – без дела сидеть не привыкла. Закончила быстро. Муж двери распахнул – пусть проветривается. А тут и братья-дружинники пожаловали. Молодым обустройство принесли. Перво-наперво – ложе супружеское, из прочных, тёсаных топором досок срубленное. С шутками-прибаутками внутрь внесли, у стены поставили. Затем шкуры выделанные, саморучно добытые. Чтобы было на чём спать, да укрываться. Утварь кухонную не стали дарить. Всё-равно, все славы в общей зале питаются.  Зато подарили отрез полотна белёного на одежду новобрачной. Иголки-заколки железные, нитки суровые и тонкие льняные. Небольшой ножичек женский, который замужние женщины на поясе носят, как знак семейственности, вместе с ключами от клетей-кладовых. Этого имущества пока у молодых нет. Но со временем появится, когда окончательно Род Славянский здесь осядет. Потом позвали в баню. Истопили ради такого случая. Та уже жаром пышет, камни накалились. Новоиспечённая супруга заверещала истошно, когда Слав её в предбанник втолкнул, да оттуда жаром повеяло. Испугалась, что он её зажарить хочет и съесть. Пришлось от сраму ей рот затыкать, да шкуры грязные другой рукой сдирать не жалеючи. Раздел – оставил, пока сам разоблачался. Она в угол забилась – не выскакивать же голой на улицу перед всеми? Парень двери в парную открыл, поманил её рукой за собой. Девица губу закусила, но пошла, хотя отшатнулась было от сухого жара… Не смущаясь. Да это понятно. Он уже давно её мужем стал. Ещё тогда, в первую седьмицу  Березозола(апреля)… Всё видел. Всё с ней делал… Первая вода иссиня-чёрная была. Супруга новоявленная отфыркивалась, но стояла смирно. Руки вдоль тела опустив. Скрёб её парень не жалея мочалкой жёсткой из конского волоса, и грязь с девицы прямо пластами сходила. Рёбра все наружу, едва кожу не рвут насквозь. Грудки небольшие. Торчком стоят. Бёдра – тоненькие. Как у птички. Оголодала совсем. Сколько времени она вокруг лагеря славянского ходила? Питалась, чем придётся? Ягод-грибов ещё нет. Зверь лесной к себе теперь не подпускает, уже научен. Удача, коли птицу камнем подшибёшь, или корешок съедобный из земли выцарапаешь.  Да ещё – беременная…