Текст книги "Вестники Царства Божия"

Автор книги: Александр Мень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Глава двадцать первая
ВТОРОЙ ХРАМ

Неужели Бог есть Бог иудеев только, а не и язычников?

Конечно, и язычников, потому что один Бог.

Ап. Павел

Иерусалим, 530-485 гг.

В то время, когда религиозная Община Иерусалима переживала период депрессии, Персидская империя достигла зенита могущества. 525 год принес Камбису победу над Египтом; держава его стала самой обширной из всех, доселе существовавших. Она обнимала греческие города Ионии, среднеазиатские области, Вавилон, Египет, Сирию, часть Кавказа и Индии.

Но еще при жизни Камбиса этот громадный конгломерат стран оказался на грани распада. Поводом к тому послужили династические смуты при персидском дворе.

У Камбиса был брат Бардия, который правил в Средней Азии, родине заратустризма. Опасаясь его соперничества, Камбис приказал тайно умертвить брата. Но, пока царь находился в Египте, некий маг, по имени Гаумата, объявил себя Бардией, чудом спасшимся от убийц. Недовольные тиранией и самодурством Камбиса, мидяне и персы охотно признали права лже-Бардии на престол. Камбис готовился жестоко подавить мятеж, назревала гражданская война, но в этот момент его внезапно настигла смерть. Говорили, что он сам наложил на себя руки в припадке ярости и отчаяния.

Гаумата оказался теперь полновластным хозяином Персии. Немедленно по воцарении он провел земельные и религиозные реформы. Согласно источникам, по его приказу были разрушены храмы. Очень возможно, что маг был последователем Заратустры и хотел сделать его учение государственной религией. Но владычество жреца-самозванца было недолгим. Осенью 522 года группа, состоявшая из персидских князей, составила заговор, во главе второго встал Дарий Ахменид, один из родственников Кира. На седьмом месяце своего правления лже-Бардия был убит. Царем стал Дарий I (522-486), который отстроил разрушенные магом храмы и восстановил прежние порядки в империи.

Тем не менее узурпация имела далеко идущие последствия. Смуты при персидском дворе пробудили мятежный дух в провинциях: против Дария восстали Вавилон, Элам и Средняя Азия, появились новые самозванцы и новые претенденты на власть. Империя превратилась в арену жестоких сражений. Но Дарий оказался талантливым полководцем; он выиграл девятнадцать битв и низложил девять царей. После победы над соперниками он преобразовал управление в своей монархии, улучшил дороги, установил строгую иерархию наместников и сатрапов, упорядочил систему налогов.

Новый царь не принял чистого заратустризма, но в своих надписях он постоянно заявлял, что его небесный патрон– Агурамазда. На огромной Бехистунской скале, где Дарий увековечил свои триумфы, можно и поныне прочесть следующие слова: "То, что сделано, это я совершил по воле Агурамазды. Агурамазда помог мне, пока я довершил это дело. Меня да хранит Агурамазда от всякой скверны, и мой дом, и эту землю... О человек, повеление Агурамазды пусть не покажется тебе противным! Не покидай правого пути! Не будь мятежным!" (1)

Однако это вовсе не означало, что Дарий навязывал культ иранского Божества всем своим подданным. Агурамазда был для него царским Богом, покровителем Ахменидов. К религиям же иноплеменников он, как и Кир, относился терпимо и даже оказывал им поддержку (2).

Вероятно, именно эта политика нового царя ободрила иудеев в рассеянии и в Иерусалиме. Они не принимали участия в мятежах и могли надеяться, что Дарий восстановит наконец в "Егуде" царство. Иудейский мир повсеместно охватило возбуждение.

x x x

На втором году правления Дария в Иерусалиме возвышает голос новая группа ревнителей веры, которая призывает народ очнуться ото сна. Престарелый пророк Аггей выступает с энергичными призывами возобновить строительство (3).

Аггей объяснял все неудачи равнодушием народа к святому делу. Как можно надеяться на восстановление царства, если Дом Божий еще не построен? Неурожай, голод, бедность – все это знаки небесного гнева.

В конце лета 520 года Аггей обратился к Зерубабелю с повелением от Ягве оставить все сомнения и немедленно приступить к прерванным работам на горе Божией. Аггея поддержал другой пророк – Захария, видимо, как и Иезекииль, принадлежавший к духовенству. "Не будьте подобны отцам вашим!" – восклицал он, напоминая о том, как жестоко страдал Израиль в прошлом из-за своего маловерия (4).

Эти проповеди и воззвания укрепили решимость Зерубабеля и верховного священника. Они с новым рвением взялись за дело. Пророки сумели также "пробудить дух народа". Меньше чем через месяц стены уже начали расти.

Оба пророка постоянно находились на стройке, убеждая народ не отступать, пока святилище не будет воссоздано. Они воодушевляли работавших взволнованными речами, в которых предсказывали близость великого Дня. Предчувствуя особое значение Второго Храма, Аггей говорил, что он будет более велик, чем старый, ибо в нем Бог явит миру Свое Благоволение. Пусть минувшие годы были безрадостны и мрачны! Царство Божие непременно наступит! Если пророки и Израиль усомнились бы в этом, тщетна была бы вся их вера. Бог стоит у ворот! Не знаменательно ли, что Он дал власть в Иудее "сыну Давидову"? Не он ли призван восстановить храм и не для него ли предназначен мессианский венец? Для Аггея наступление царства Мессии было не политическим событием, а знаком скорого Богоявления. Но он не предвидел, что тайна посещения Господня будет облечена в неприметные одежды. Тот, Кто освятит храм, явится в нем Младенцем, двенадцатилетним Отроком, Учителем, изгоняющим торговцев. Аггей же, как сын своего времени, рисует пришествие Божие в виде апокалиптической катастрофы:

Скажи Зерубабелю, наместнику Иудеи:

Потрясу Я небо и землю; низвергну Я престолы царств, истреблю силу царств языческих,

Низвергну колесницы и сидящих в них, низвергнуты будут конии всадники мечами друг друга.

В тот День, говорит Ягве Саваоф, Я возьму тебя, Зерубабель,сын Шеалтиэля, служитель Мой,

И буду хранить тебя, как перстень-печать, ибо Я избрал тебя, говорит Ягве.

(Аг 2, 21-23)

Примечательно, что свою речь Аггей обращает не только к правителю, но и к первосвященнику. А Захария уже прямо говорит о том, что мессианское служение будет представлено в двух лицах: царя и первосвященника.

Иошуа, как и "сын Давидов", является для пророка воплощением всего народа, его представителем перед Богом. Захария описывает видение, в котором Иошуа приводится к престолу Господню в запятнанных одеждах. Эта нечистота грехи Израиля (5). Но вот они прощены, и на первосвященника возлагают новое белое одеяние.

Стало быть, если в древней традиции Мессия – это Царь, а Второисайи страждущий Пророк, Слуга Ягве, то теперь к Его Образу добавляется еще одна черта: Он – Первосвященник и, следовательно, посредник между Богом и людьми.

Однако не следует забывать, что ни Аггей, ни Захария не могли еще отделить этот духовный образ Мессии от Его исторических прототипов. Скорее всего им казалось, что их современники, князь и священник, уже и есть та великая двоица, которая возглавит Новый Иерусалим.

Следуя Иезекиилю, Захария любил излагать свои пророчества в форме таинственных видений. Вот в ночи перед ним появляются всадники: это ангелы, обходящие землю. Они объявляют, что повсюду царит мир. Только Иерусалим еще погружен в траур. На их вопрос, когда же Господь сжалится над Своим градом, Бог отвечает, что час этот недалек и предвестием его будет построение храма, который явится святыней для всего человечества.

"И присоединятся в то время к Ягве многие народы, и станут Моим народом... Да благоговеет всякая плоть перед Ягве, ибо Он восстанет из святого жилища Своего... И будут приходить многочисленные племена и сильные народы, чтобы взыскать Ягве Саваофа в Иерусалиме и помолиться перед лицом Ягве" (Зах 2, 11, 13; 8, 22).

x x x

Работы на храмовой горе шли непрерывно, ускоренным темпом: тесались камни, заготовлялась обшивка, день ото дня все выше становились стены. После многолетного бездействия подъем вновь завладел городом.

Это не могло не обеспокоить сатрапа Заречной области Татная, которому был подчинен Зерубабель. Персидским властям всюду мерещились мятежи; им казалось подозрительным это странное оживление в Иерусалиме: не кроется ли за ним подготовка к восстанию против царя?

Татнай приехал в Иудею и потребовал от наместника отчета, на каком основании возобновлена стройка. Зерубабель сослался на указ Кира, данный восемнадцать лет назад. Этот ответ Татнай переслал Дарию. Царь, убедившись, что Кир действительно повелел восстановить "Дом иерусалимского Бога", решил не только не препятствовать Зерубабелю, но и отпустил ему средства для скорейшего завершения дела (6).

Слухи об успехах Зерубабеля подняли авторитет иерусалимской Общины в иудейском мире. Вновь оживились связи с вавилонской диаспорой, самой большой и влиятельной. Из Халдеи приезжали советоваться по религиозным вопросам, в частности относительно постов: нужно ли справлять траурный день "гибели храма", если новый уже близок к завершению. Ответ, полученный от пророка Захарии, был достоин преемника Второисайи. Постдело человеческое, объяснил пророк, вина Израиля была не в нарушении постов, а в отступлении от нравственных требований "прежних пророков". Именно в них-суть повелений Божиих:

"Производите справедливый суд и оказывайте милосердие и сострадание каждый брату своему; вдовы и сироты, иноплеменника и бедняка-не притесняйте и не мыслите друг против друга зла в сердце вашем" (Зах 7, 9-10).

Посланцы из Вавилона привезли в дар Общине золото. Захария велел сделать из него две короны: одну-"сыну Давидову", другую-первосвященнику. Это должно было означать, что момент воцарения Мессии вот-вот наступит, что "Побег", который, по пророчеству Исайи, должен выйти из срубленного древа Израилева, уже распустил свои листья. Эта "Цема", Отрасль, – не кто иной, как Зерубабель:

"Так говорит Ягве Саваоф: вот Муж, имя которого Отрасль, который там, где поднимется, восстановит храм Ягве, и поставит храм Ягве, и примет славу, и воссядет на престоле своем. Священник будет одесную его, и согласие будет между ними обоими" (Зах 6, 12-13).

Нельзя не почувствовать здесь воскрешения старой теократической мечты ранних пророков о земном царстве, управляемом волей Бога; только вместо прежнего единовластия мы уже видим союз двух начал: светского и теократического.

И все же, несмотря на это, Аггей и Захария остались верными своим предшественникам – пророкам. Царство Мессии не стало для них новым вариантом "Царства стран", ахменидской деспотии. Его слава утвердится "не силою и не воинством, но Духом Моим, говорит Ягве Саваоф" (Зах 4, 6).

Но сумел ли Зерубабель устоять на этой основе? Не соблазнила ли его перспектива политического мессианизма?

Последнее, что мы знаем о нем, это то, что он участвовал в освящении храма. Работа была закончена в поразительно короткий по тем временам срок. 12 марта 515 года состоялось торжественное освящение Дома Божия, приуроченное к празднику Пасхи. На этом библейское повествование о Зерубабеле обрывается. Известно, что после него персы больше не ставили "сынов Давидовых" правителями Иудеи. Согласно одному преданию, наместник по приказу царя вынужден был уехать в Вавилон. Потомки его через семьдесят лет еще жили в Халдее (1 Пар 3, 22; Езд 8, 2). В доносе Артаксерксу самаряне впоследствии говорили, что Иерусалим – "город мятежей и опасный для царей и областей, и отпадения бывали в нем издавна" (Езд 4, 15). Это может являться намеком на какие-то беспорядки в Иерусалиме (7).

Что же произошло там? Не пытался ли Зерубабель провозгласить себя Мессией и не пал ли он жертвой вековой мечты Израиля? Или, быть может, обеспокоенные персы успели заблаговременно опередить его замыслы? Все эти вопросы остаются без ответа. Ясно одно: звезда дома Давидова закатилась надолго, чтобы подняться теперь уже только над Вифлеемом.

x x x

О периоде между 515 и 445 годами Библия молчит. Несомненно, за это время под новыми ударами судьбы волна мессианского брожения в Иерусалиме спала.

Но это имело и свои положительные последствия.

Неудача Зерубабеля заставила задуматься лучших людей Израиля. Быть может, именно она побудила их вернуться к тем мыслям, которые внушал народу Второисайя. О том, что его призыв возвещать имя Божие в мире продолжал находить отклик в годы очередного кризиса Общины, свидетельствует одна из самых удивительных книг Ветхого Завета – Книга пророка Ионы (8).

Нас не должно вводить в заблуждение то, что ее обычно помещают среди пророческих писаний; это произведение относится к совсем иному жанру, нежели вдохновенная проповедь "наби". Несмотря на то, что идея книги вытекает из учения пророков, ее нужно отнести к разряду "агад". "Агадами" именовались еврейские назидательные сказания и притчи. Чаще всего в основе "агады" лежал какой-нибудь эпизод из библейской истории, но облеченный в форму легенды, уже весьма мало напоминающую историю даже в библейском смысле слова. Такие произведения иногда называли "мидрашем", т. е. толкованием предания и размышлением над ним*.

–

* "Мидраш" – понятие более широкое; он включает в себя как "агаду", так и "галаху", т.е. предания, касающиеся обрядов и обычаев.

Главной целью "агады" являлось поучение. "Исторические книги" Ветхого Завета тоже преследовали эту цель, но они заключали в себе подлинные факты, взятые из летописей. "Агада" же по существу равнодушна к исторической достоверности своего рассказа. В ней идея целиком заслоняет историю.

По свидетельству Книги Царств, во времена Амоса и Осии в Самарии действительно жил некий пророк Иона, сын Амиттаи, который предсказал Иеровоаму II победу над соседними племенами (4 Цар 14,25). Это все, что известно о нем. Автор же "мидраша" (9) делает его героем красочной драматической притчи.

Этот ветхозаветный писатель был, несомненно, одним из мудрецов-книжников. Мы уже говорили, что роль их сильно возросла с тех пор, как в плену богослужение заменили субботние собрания. На этих собраниях книжники читали наставления и рассказывали поучительные истории. (Еще Иезекииля называли "слагателем притч".)

Агадическая форма библейского учительства прежде мало принималась в расчет толкователями Книги Ионы, они хотели видеть в ней описание подлинных событий. Такой подход неизбежно отвлекал от главного: скептики превращали историю незадачливого пророка в мишень для насмешек, а апологеты изыскивали способы доказать, что человек может пробыть невредимым три дня в желудке "большой рыбы" (10). Конечно, чудо есть чудо, и странным было бы предположить, будто Бог, создавший это морское чудовище, не мог сделать так, чтобы проглоченный им человек остался жив. Но многие места и особенности книги указывают на то, что она вовсе не претендует на историческое правдоподобие. Ниневия, куда был послан Иона, изображается как город "на три дня пути", между тем древность вообще не знала столь больших городов; не было и такого побережья, откуда можно было дойти до Ниневии за три дня. Сцена всенародного покаяния ниневитян на фоне того, что известно об Ассирии, также выглядит невероятной. Исторический Иона являлся современником Тиглатпаласара III, царя, который меньше всего был склонен уверовать в Бога Израилева или каяться. Одним словом, все это, включая и рыбу, и фантастическое растение, вырастающее за одну ночь до размеров дерева, говорит о том, что перед нами аллегория, назидательная легенда; и если рассматривать книгу с такой точки зрения, то насмешки над ней окажутся бессмысленными. Она заключает в себе идею, которая ставит этот шедевр на одно из первых мест в Ветхом Завете (11).

Что побудило автора написать Книгу Ионы, догадаться нетрудно. Вызванное Аггеем и Захарией мессианское движение породило нездоровое чувство национального превосходства и политического властолюбия. Зерубабель, Иошуа и наиболее пламенные мессианисты Иудеи ожидали, вероятно, что языческие крепости падут, поверженные космической бурей. Но все осталось на прежних местах. Две заготовленные короны оказались ненужными. Многие усмотрели в этом отказ Ягве от Своего слова и открыто роптали. Как мог Он пощадить язычников? Почему не бросили их и их идолов под ноги "сына Давидова"? Вероятно, и завет Второисайи о миссионерстве Израиля стал вызывать у некоторых протест: стоит ли отдавать иноплеменникам свое единственное достояние – веру?

И вот, отвечая этим заносчивым, недовольным и угрюмым людям, тщетно ожидавшим гибели чужеземных монархий, израильский учитель пишет Книгу Ионы.

В ней рассказывается о пророке, которого Бог послал проповедовать в самое языческое пекло – в Ниневию. Ниневия названа не случайно, ибо она осталась в памяти Израиля как страшилище, хуже которого невозможно было и придумать.

Получив небесное повеление, Иона отнюдь не намеревался печься о спасении ниневитян. Человек пылкий и темпераментный, он нисколько и не скрывал причин своего непослушания: ему слишком хорошо известно, что Ягве Бог "благой, долготерпеливый, многомилостивый и отменяющий бедствия", поэтому легко предугадать, что Он пощадит грешников, если они раскаются.

Рассудив так, Иона без лишних слов садится на купеческий корабль и решает "бежать от лица Ягве" в далекий Тарсис, в Испанию. Но его наивная уловка напрасна: Бог посылает бурю, и Иона догадывается, что корабль может пойти ко дну из-за него. Он просит купцов бросить его в воду, и, едва они выполняют его просьбу, море утихает.

Строптивый пророк не утонул: Ягве послал гигантскую рыбу, которая проглотила Иону и через три дня выплюнула на берег. И здесь Бог снова приказывает Ионе идти в Ниневию.

Понимая бесполезность противления. Иона отправляется в путь. В Ниневии он в точности выполняет поручение Ягве, объявив, что если город не отвратится от своего нечестия, то через сорок дней его постигнет гибель.

"И поверили ниневитяне Богу, – повествует рассказчик,-и объявили пост, и оделись во власяницы, от великого до малого". Сам грозный царь Ассирийский встал со своего трона и, сняв мантию, сел в рубище на пепле. Во всеобщем посте приняли участие не только люди, но даже скот.

Такое искреннее сокрушение, разумеется, отвело от нечестивцев гнев Господень. Но Иону этот результат его же проповеди глубоко возмутил. В запальчивости он стал пенять Богу. "Не это ли говорил я, еще когда был в земле своей?" Недаром он предвидел, что Ягве помилует ниневитян, а теперь, когда ожидаемое случилось, жизнь стала ему противна, и он желал себе смерти.

"Неужели это тебя столь огорчило?" – спросил Господь. Иона молчал, но его молчание было весьма красноречиво.

Надеясь втайне, что небесный гром все же поразит Ниневию, пророк разбил палатку у ее стен и стал наблюдать, что будет дальше.

Тогда Господь удивительным способом преподал урок упрямцу. В одну ночь Он вырастил тенистое растение, которое спасало Иону от немилосердного полуденного зноя. Эта неожиданная прохладная тень очень обрадовала сына Амиттая. Но, увы, на другое утро червь подточил растение, и оно завяло.

"Когда же засияло солнце, – продолжает автор сказания, – навел Бог палящий ветер с востока, и солнце начало жечь голову Ионы так, что он стал просить себе смерти и сказал: лучше мне умереть, нежели жить!

И сказал Бог Ионе: неужели ты так огорчился из-за растения? Отвечал он: очень, даже до смерти!

Тогда сказал Ягве: ты жалеешь растение, над которым не трудился и которого не выращивал, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь засохло. Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличать правой руки от левой (Т.е. детей), и множество скота?" (Ион 4, 8-11).

Таков конец книги, и ответ на вопрос Бога напрашивается сам собой: Создателю дороги все народы, и даже такой грешный, как ниневитяне, а спасение язычников для Него не менее важно, чем спасение иудеев. Иона-Израиль имеет особое предназначение в мире, но из-за этого он вовсе не должен желать гибели иноплеменников, которых создал тот же Бог, что и его самого. Напротив, согласно воле Божией, именно он и обязан послужить делу их спасения. Если мирские царства стоят до сих пор, значит, на то есть воля Господня, значит, в них живут не одни только злодеи. И пусть не исполнились грозные пророчества, ведь чаще всего в них содержатся лишь предостережения грешникам.

Книга Ионы имела целью, с одной стороны, привить иудеям терпимость по отношению к чужеземным царствам, а с другой – еще раз напомнить им об их долге перед другими народами.

Написанная живо, с тонкой иронией, книга в непринужденной форме притчи возвещала учение величайшей серьезности и глубины. В ней впервые преемники пророков, книжники, заявили о себе как о новой духовной силе. У них не было патетики пророков, того возвышенного экстатического стиля, который рождался от сознания близкого присутствия Бога. Они говорили тоном мирного собеседника, порой не лишенного юмора, но это отнюдь не ставит их ниже пророков. Как многообразна жизнь и люди, так и Слово Божие, принимая различные облики, постепенно просвещало и возвышало человеческое сердце.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава двадцать первая ВТОРОЙ ХРАМ

1. Бехистунская надпись Дария, русск. пер..-ХДВ, с. 363. Кроме этой большой надписи, источником для истории самозванца, воцарения Дария и восстаний против него служит Геродот (История, III, 67 сл.), рассказ которого в основном совпадает с персидским документом. Греческий писатель ошибся лишь в одном, он полагал, что после убийства лже-Бардии (у него лже-Смердиса) в Персии началось гонение на магов. Но мы знаем, что маги по-прежнему занимали высокое положение (см.: ВДИ, 1958, Э 3, с. 175). Относительно родства Дария с Киром прежде существовали сомнения, которые теперь оставлены (см.: М. Дандамаев. К вопросу о династии Ахменидов.-"Палестинский сборник", 1960, 5, с. 3 cл.; Ю.Юсифов. Хозяйственные документы из Суз и хронология ранних Ахменидов.-ВДИ, 1958, Э3,с. 18).

2. В пятом столбце Бехистунской надписи Дария, правда, есть следующие слова: "Те эламиты были неверными и не чтили Агурамазду. По воле Агурамазды я поступил с ними, как хотел. Кто будет чтить Агурамазду, пока он будет в силах, тот будет блажен при жизни и по смерти" (ХДВ, с. 364). Это дало повод некоторым исследователям считать, что Дарий был уже заратустрийцем (см. В. Абаев. Пятый столбец Бехистунской надписи Дария I и антидэвовская надпись Ксеркса. ВДИ, 1963, Э3, с. 114). Однако против этого есть ряд возражений. Прежде всего, Дарий говорит не об одном Агурамазде, но и о других богах (ХДВ, с. 363). Во-вторых, замечание об эламитах есть лишь враждебный выпад, а не требование всем народам чтить Агурамазду. К тому же эламиты издавна были в тесном родстве с мидянами и персами, и поэтому Дарий мог называть их неверными из-за того, что они не чтут общеиранского Бога. Религия Дария была, по-видимому, культом этого Бога наряду с пантеоном прочих богов (дэвов). Это совершенно несовместимо с учением Заратустры. Влияние этого учения увеличивалось и, как мы увидим, еще больше возросло при преемнике Дария, Ксерксе. Но чистым заратустризмом религия Ахменидов никогда не была (см. J. Duchesne-Guillemin. Zoroastrе, р. 120). Относительно же религии мага Гауматы и его реформ вопрос до сих пор остается открытым. См.. И. Дьяконов. История Мидии, 1956, с. 426 сл.; Р. Фрай. Наследие Ирана, с. 133.

3. О жизни пророка Аггея (евр. Хаггай) ничего не известно, кроме его участия в реконструкции храма (Аг 1,14; 2, 1-2; Езд 6,14). См.: Н. Виноградов. Книга пророка Аггея. Сергиев Посад, 1914, с. 15 сл. ; G.Denzer. Тhе Воокs оf Haggai, Zachariah, Маlachi, Joel, 1966, р.3-10. Его маленькая книга распадается на следующие части 1) Призыв к восстановлению храма, 1, 1-15; 2) Мессианское пророчество, обращенное к Зерубабелю, 2, 20-23. Об этом последнем пророчестве см.: Г. Попович. Книга пророка Аггея. Киев, 1913, с. 224.

4. Пророку Захарии принадлежат только 8 первых глав его книги, остальные написаны, вероятно, более чем через сто пятьдесят лет (см.: G.Denzer. Ук. соч , с 48). О Захарии так же, как и об Аггее, упомянуто в Книге Эзры 5, 1. Видения и проповеди точно датированы (от октября 520 г. до ноября 518 г.), и, таким образом, книга была написана до окончания работ по воссозданию храма. Книга состоит из восьми видений и мессианского эпилога (см. разбор у Д.Рождественского. Книга пророка Захарии, 1910).

5.См.:G. von Rad. Old Testament Theologу, v. II, р. 286.

6. Этот факт некоторые историки ставили под сомнение, но мы знаем, что такое отношение к культам подвластных народов было неизменным принципом Дария. Он восстанавливал и египетские храмы и любил, чтобы египтяне называли его "сыном богини Нейт". См.: Б. Тураев. История древнего Востока, т. 2, с. 134.

7. О мессианском движении времен Зерубабеля см.: С. Трубецкой. Мессианский идеал евреев в связи с учением о Логосе. "Вопросы философии и психологии", Э43; Н.Gаubert. La Renaissance d'Israel, р. 79-81, 103.

8. Подавляющее большинство библеистов относят Книгу Ионы к послепленному периоду (см.: А. Gelin. – RFIB, I, p. 575).

9. "Мидраш" – понятие более широкое; он включает в себя как "агаду", так и "галаху", т. е. предания, касающиеся обрядов и обычаев.

10. По синодальному переводу-"большой кит", между тем в подлиннике стоит "даг гадол", т.е. большая рыба.

11. Следует отметить, что псалом, вставленный в Книгу Ионы (гл. 2), явно не относится к ее содержанию (в нем нет ни слова о рыбе и обстоятельствах жизни Ионы), резко отличается от нее по стилю и характеру и, вероятно, был внесен в нее позднее редактором или переписчиком. То, что Христос ссылается на историю Ионы, нисколько не опровергает мнение, что она есть притча. Ибо Он вполне мог говорить о персонаже и сюжете притчи вне зависимости от ее исторической подоплеки (см.: R.R. Scott. Тhе Sign of Jonah. – "Interpretation", 1965, 19, р. 16).