Текст книги "Феникс (СИ)"

Автор книги: Александр Гуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Феникс.

Александр Львович Гуров

Рассказчик оторвал наконец глаза от стола с разбросанными тут и там хлебными крошками – в некоторых местах и не без его участия они виртуозно собирались в прототипы картин Верещагина, и в центре небольшой горкой высился уже тот самый апофеоз. Феникс чуть внимательней всмотрелся в человека напротив и не узнал. Поймав настороженный взгляд неизвестного, одним движением превратил батальную сцену в гравюру Дюрера «Иоанн съедает книгу» и вышел из пирожковой. На улице чуть помялся у дверей, вернулся и на глазах неприятно удивлённого товарища по столу картинно сгрёб своё крошечное произведение в карман брюк. Жареный воздух, выдыхаемый пирожковой, снова мягко вытолкнул его за порог, на этот раз дотянувшись до стайки студентов архитектурного института, и взамен слизнул их с улицы.

Надо сказать, что походка у Феникса всегда была клёш, клёш – это, разумеется, не фасон брюк, это манера ходьбы. Ещё только проносясь мимо вас семилетним вихрем в коротеньких штанишках, положим, где-то на Покровке, он уже производил впечатление мальчика, способного пересекать континенты с той же лёгкостью, с какой он сейчас приближается к пенной кружке кваса или идёт по другим делам, о которых нам, его тяжеловесным согражданам, и думать не приходится. С годами походка приобрела ту самую расхлябанную точность, которую мы и наблюдаем сейчас в самом начале Варсонофьевского переулка: в любой момент он готов отпружинить в сторону или, легко подпрыгнув, зацепиться за пожарную лестницу, подтянуться и навсегда исчезнуть за горизонтом, но всё это небрежно, без видимого усилия. Довершает портрет рост 183 см, длинный нос, брюки, соответственно, клёш, широкий кожаный ремень, худ, строен, тонкая полуоблегающая рубашка разного цвета, но всегда с острым воротником, засученные на один – другой оборот рукава. Пожалуй, достаточно точно.

Варсонофьевский переулок никогда не пускал Феникса в себя дальше двух первых домов, ноги не шли к холодной и неживой Лубянке. Потому он и сейчас не пошёл этой дорожкой, а вернулся на Рождественку, оттуда – в Сандуновский переулок, изнутри наполненный полуобнажёнными людьми, а то и того хуже, бани всё-таки, и вышел в полноводную речку Неглинку, где дышится легко и маленький бульварчик с растущими в срок грибами шампиньонами. Благодать, лето, тень, когда ещё такое встретишь? А никогда.

Феникс наслаждается лёгкой, как всё сегодняшнее бытиё, прохладой. Вспомнив про крошки – всё не зря, всё не зря – выворачивает карман, шепчет мощное заклинание «Голуби, ату!» и погружается в созерцание. Голуби и воробьи вступают в игру, кружат, щебечут. Мимо этой картины проходит молодой дьякон, или монах, или чёрт знает кто, но весь в чёрном. Монах бормочет себе под нос песенку, ветер доносит её в уши. Хороший, наверно, парень. Тишина, шелест листьев, клаксоны.

Следом идёт молодая мама с сыном, поравнявшись с Фениксом и его пернатой стаей, мальчик не выдерживает, городской инстинкт овладевает им, и он срывается, чтобы спугнуть птиц. «Ату, их!» Заклинание работает и на этот раз, птицы разлетаются кто куда, а на глаза Феникса ложатся чьи-то ладони:

– Угадай, кто? – спрашивает звонкий женский голос.

– Полина Виардо? Если нет, то не показывайся мне на глаза, – усмехается он и усмехается так широко, что руки на лице разъезжаются, как театральный занавес, приоткрывая публике ровные, здоровые зубы.

– Нет, и я не уйду, – говорит девушка, чуть ослабив хватку, но вскоре берёт себя в руки и крепче прижимает ладони к его глазам, – думай второй раз.

– Нет, нет, нет, – и мягким движением Феникс снимает руки с лица, разворачиваясь навстречу неизвестности, а это именно она, на ней незнакомое лицо симпатичной русоволосой девушки, волосы переливаются на солнце.

Позади на почтительном расстоянии мнутся, сдерживая смешки и комментарии, ещё три девушки-студентки, очевидно, из архитектурного.

– Поспорила с подружками?

– Да, прости. А кто такая Полина Виардо?

– Мой старинный друг, только она может подкрадываться ко мне, но вторым вариантом ответа был всем знакомый «конь в пальто», он просто не успел выскочить, худшая рифма.

Девушка мгновение всматривается в него.

– Подожди.

Набирает в поисковике два слова и быстро пробегает глазами полученный текст.

– Вот ты гадёныш, – взрывается она, – Полина Виардо, 1821-1910г., испано-французская певица, близкий друг Ивана Тургенева.

– Да, это факт, – подтверждает Феникс, – близкий друг, а кто ты?

– Агафья.

– Феникс.

– Неплохо. Пока, девчонки, увидимся завтра, – бросает на ходу Агафья, – всё отлично, не волнуйтесь, мы уходим погулять.

Монаха они нагоняют уже у стен Высоко-Петровского монастыря. Увлекательный рассказ о городах и дьявольских изобретениях, которым Феникс щедро одаривает прилипшую к нему Агафью, прерывается на первый поцелуй. И время, и место, и буквально всё для этого предназначено, и, конечно, люди, люди то, что надо. Момент, и они никого не замечают, раз уж придумали головы и губы, вложив в них такую палитру желаний, воспользуйтесь, и они пользуются. Молодой монах, заглядевшись на неразлучную пару, классическим манером врезается лбом в столб, глухой звон, смущается, потирает лоб и отводит глаза, но через секунду вновь как бы ненароком бросает взгляд, не заметили ли его, но заметили, и Феникс рукой, обнимающей тонкую талию, посылает ему знак виктории – указательный и средний палец направлены вверх. Через мгновение всё тонет в перезвоне колоколов надвратной церкви.

– А давай жить вместе, счастливо, как сейчас, а, Феникс? Как странно тебя назвали, Феникс, или, может, это только прозвище, а зовут тебя, к примеру, Колька, а, Феникс?

– К твоему счастью Колька идёт сейчас нам навстречу, и мы с ним давно не виделись, может, уже пара месяцев пролетела.

– А кто он?

– Помогает заблудшим блуждать с большим комфортом и любит блуждать во главе группы, вот кто он такой.

– И что это значит?

– Потом, потом.

Навстречу действительно шёл подтянутый старик с красивой седой бородой и в жилетной паре. Агафья оценила его как хорошо сохранившегося мамонта и диковинку, что общего старик может иметь с молодым парнем и что за равноправие?

– Колька!

– Феня. Привет, старик! – улыбнулся в бороду Колька. – Салют, юная леди! Как вас зовут?

– Агафья.

– Дай-ка я на тебя посмотрю, Агафья.

Не дожидаясь согласия, он подхватил её своими стальными руками и как ребёнка поднял над головой, и даже немного потряс. Агафья только удивлённо таращилась с высоты то на него, то на Феникса. У Кольки зазвонил телефон, он аккуратно поставил Агашу на место и, вздёрнув указательный палец, чтоб не расходились, отошёл в сторону, уверенно и убедительно заговорил с кем-то по телефону.

– А кто он? – спросила всё ещё находящаяся под впечатлением Агафья.

– Он... – Феникс окинул взглядом фигуру мнимого старика, мерящего ботинками Петровку, – он философ, психолог, за ним постоянно шляется целый полк психов, я не знаю, как ему удаётся от них отрываться, и, конечно, первостатейный проводник по горам и весям разной категории сложности, и ещё Бог знает кто. Мы сошлись на том, что я не требую от него никакой помощи и он отдыхает душой.

– И сколько ему лет?

– За пятьдесят, я перестал считать.

Старик закончил свой разговор и вернулся к ним с противоположной стороны улицы, куда его незаметно привела нить телефонной беседы.

– Я к Итальянцу? Едем? Он что-то закис в своём микрорайоне. Сюда, в Москву, ехать не хочет, говорит, чтобы мы поискали других дураков.

– Агаш, ты как? Едем? – поинтересовался Феникс.

– Едем! Я за все ваши начинания, одного из вас я люблю, а другой мне очень нравится, значит, и третий не должен подкачать.

Итальянец стоял на втором этаже у открытого настежь окна над прорубленной в сердцевине длинного девятиэтажного дома аркой. Арка сокращала жильцам путь в магазины шаговой доступности, хотя, по большому счёту, их всех нужно было отправлять в обход, чтобы они стали поджарыми и трезвомыслящими. Доступность сильно развращала жильцов. Прямо под окном Итальянца синими пластмассовыми буквами гордо красовалась вывеска «Фотограф рЕмонт обувИ». Собственно, это были две вывески двух соседствующих заведений, выполненные в одном стиле, а «Фотография» давно потеряла окончание «ия».

«Весь этот микрорайон плох, очень плох, – думал Итальянец. – В нём только измученный строительством былой ландшафт, вокруг ни закоулочка, ни потайной двери, ни флигелёчка, ничего, сплошные прямоугольники да ячейки, и я живу именно здесь». С этими мыслями он взял со стола сырое куриное яйцо, рисованию которого в школе акварели Андрияки в Гороховском переулке могли бы посвятить годы обучения, и беззастенчиво бросил его вниз прямо под ноги случайному прохожему, направляющемуся в магазин, никаких других вариантов движения у него здесь всё равно не было. Яйцо ожидаемо скучно разбилось об асфальт, но вот желток, желток, совершив в воздухе невероятную траекторию, каким-то чудом попал точно в рот говорящему по телефону мужчине, и он его проглотил. Восхищённый Итальянец не стал прятаться как когда-то в детстве, тогда он проделывал те же самые пакости, но, к сожалению, не мог в полной мере насладиться результатом и ограничивался матом и проклятиями за окном. Так вот он не двинулся с места и принял удивлённый вид, хотя перещеголять в этом прохожего ему всё-таки не удалось. «Это мальчишки с крыши бросают, – сочувственно произнёс он. – Балуются, мне однажды прямо на голову попало, когда высунулся покурить. Черти! Когда-нибудь я доберусь до них. А, может быть, вместе сейчас добежим и застанем их на крыше? Давайте, а? – с надеждой в голосе предложил Итальянец, и прохожий согласился. – Код 192, я вам открою, вызывайте лифт, встретимся на последнем этаже!» И он исчез из окна. «Какой триумф! – бросая своё тренированное тело через ступеньку, думал он. – Всё-таки район как район и здесь бывает интересно. Всё дело в людях. Погоня!» Они встретились на последнем этаже, чердак был открыт, и напарники вывалились наверх. Никого. Побежали по длинной крыше, заглядывая за углы. Никого. Наконец заглянув в последний из девяти выходов, где дверь и люк в подъезд были тоже открыты, они остановились. «Ушли. Уф! А неплохо мы пробежались. Но они быстрей, молодость, и плюс у них была фора, да?» Прохожий за всё это время не произнёс ни слова. Пакостный желток внутри видимо всё ещё не давал ему покоя, он даже не ругался. Звали горожанина Виктор. Они ещё покурили на залитой битумом прожаренной крыше. Посмеялись, а через полчаса происшествие превратилось в законченный анекдот, который ещё несколько лет гулял по району. «Идёт мужик в магазин мимо третьего дома, разговаривает по телефону…» В общем, здорово было!

Итальянец, а звали его Василий, достал из кармана телефон и набрал Кольке, Николаю Ивановичу, и позвал его в гости, ссылаясь на тоску и лёгкую депрессию, а узнав, что и Феникс, и какая-то молодая красотка ошиваются рядом с ним на Петровке, усилил давление и настоял. Здесь важно было не пережать, тяжёлую депрессию Колька раскалывал как орех, тоску же принимал на веру. Всё, жду!

В ожидании гостей Вася устроился у окна и обозревал небесный свод, в комнате из хороших колонок звучал «The Beatles», под окном вывеска «Фотограф рЕмонт обувИ» отливала синим.

С трудом найдя место и припарковав машину на тротуаре, а надо сказать, район был спроектирован и построен тогда, когда ещё никто из архитекторов не предполагал, что машина – это обычное дело, Николай Иванович освободил влюблённых с заднего сиденья. Размяв кости, все посмотрели вверх. Одной рукой подперев щёку, другой рукой им приветственно махал из окна тот самый, легендарный фотограф РЕмонт ОбувИ. Агаше он тут же понравился.

– Он мне нравится. Хорошенький такой, грустный. Мы ведь сможем ему помочь?

– Подожди, ты ещё не знаешь, что это за жук. Вот и вывеской на итальянский манер обзавёлся, смущает умы, – достаточно громко сообщил Феникс, чтобы и Вася, сидящий в своём окне, его наверняка услышал.

– Так вот почему он Итальянец, всё дело в вывеске! – восторженно воскликнула Агаша. – Вот это вы дураки!

– По счастливому совпадению он действительно фотограф, – ухмыльнулся Николай Иванович.

Первое же, что бросалось в глаза в квартире, так это синяя буква «и», прикрученная к стене и дополненная красочным многоточием. С противоположной стороны на всех смотрела такая же синяя буква «я». В углу стоял свёрнутый полосатый матрас. На полу валялись персидские подушки, а к стенам жались стулья и табуретки.

– Посмотри на них, – сказал Итальянец, обращаясь к Агаше, и обвёл рукой кухню, куда проскользнули и уже хозяйничали Феникс с Колькой, – это мифологические существа, неужели ты не видишь? Я ещё бегал по двору с пластмассовой сабелькой, когда Кольку уже звали Николаем Ивановичем. А Феникс? Он даже ничего не скрывает.

– Что не скрывает? – спросила она, наблюдая за ловкими движениями Феникса, который буквально порхал по кухне.

– То, что он птица, конечно.

– Хм, ты шутишь.

– Шучу, шучу.

– Сегодня хочу вас всех запечатлеть на бумаге, отказа не принимаю, – тут же во всеуслышание объявил Вася. – Теперь у меня есть вишенка на торте.

– Ну вот и открылось, зачем ты нас зазвал, творческий зуд вперемешку с ленью, – поставил свой диагноз Николай Иванович.

– А зачем у тебя столько стульев? Прямо концертный зал, – спросила Агаша.

– В полнолуние читаем прозу. Есть несколько пишущих ребят. Особенно хорошо выходит, когда удаётся поймать Феникса и он читает свои новые рассказы. Сюда набивается человек под тридцать, а комнатка – сама видишь.

Через час Вася окинул взглядом компанию. Феникс сидел на табуретке с прямой спиной, говорил что-то и трогал людей за душу. Агафья, обложившись персидскими подушками, устроилась в углу, Николай Иванович, закинув ногу на ногу, сидел на стуле у окна, курил папиросу и стряхивал пепел в хрустальную пепельницу.

– Скоро солнце завалится за дом и его уже будет не достать. Братцы, давайте сделаем один, только один снимок, – вдруг встрепенулся Вася. – Пойдём на крышу, а? Давайте, давайте, поднимайтесь, ленивцы, а то я не могу уже больше плакать от твоих рассказов, Феня.

Наверху Вася рассадил всех на стульях. В центре сидела Агафья, по сторонам от неё Николай Иванович и Феникс. Наконец Итальянец окончательно справился с настройками, установил на фотоаппарате задержку времени, нажал на кнопку и с разбегу упал на руки сидящим. Стая птиц вылетела из-за фотоаппарата, вездесущие голуби, съёмка закончена.

Перед рассветом Вася закрылся в ванной с красным фонарём, фотоувеличителем, химикатами, фотобумагой, лоточками, катушками и вышел только с первыми лучами солнца, карабкающимися по стене соседнего точно такого же дома. Все уже собирались по домам. Пока гости сидели на кухне и пили кофе, Итальянец незаметно положил Агаше в рюкзачок запечатанный конверт. Пора прощаться. Агаша, Николай Иванович, Феникс помахали ему из машины руками и тронулись в путь.

– Агафья, куда тебя отвезти? – спросил Николай Иванович.

– Я бы никогда с вами не расставалась, – отозвалась Агаша, прижимаясь к плечу Феникса и обняв его обеими руками, – но нужно хоть немного поспать перед занятиями, иначе я совершенная котлета и ничего не понимаю, а мне обязательно нужно сегодня попасть на вторую пару. Я живу на метро Кантемировская, улица Медиков дом 6, там рядом красивый Борисовский пруд, я там всегда гуляю…

Через полчаса, Агафья уже спала в своей постели.

Утро выдалось не из лёгких. Разум предлагал Агафье сдаться и никуда не ходить, но холодный душ, варёный кофе, и вот уже румянец вернулся на щёки, а воспоминания вчерашнего дня закрутились в голове. Сев в маршрутку, потом в метро, через каких-то сорок минут она уже была в институте.

– Привет! – окликнула её Нина, одна из подружек, с кем они вчера гуляли по Неглинке. – Ну как всё прошло? Что за парень? Давай, колись.

– Да всё хорошо, Нин, не до рассказов сейчас, спать охота.

– Ууу…спать охота? Что-то ты темнишь, Агашка, ну да ладно, ладно, не хочешь, не говори. Потом всё равно не удержишься. Дай хотя б леденцов мятных, и я пойду.

– Сейчас, подожди.

Агаша порылась в рюкзачке, но так сразу в нём ничего и не найти, пришлось вытряхнуть всё содержимое на подоконник. Леденцы нашлись, и нашёлся какой-то конверт.

– На, Нин, пара леденцов осталась, и дай, пожалуйста, покоя, голова совсем не работает, ладно?

Конверт был запечатан и непонятно откуда взялся. Сон как рукой сняло. Она ещё немного повертела его в руках, посмотрела на просвет, надорвала и достала маленькую фотографию...

К полудню Вася наконец-то выспался, хорошенько потянулся и ловким кувырком встал на ноги. Ещё раз потянулся, пару раз совершил амплитудные движения корпусом и свернул матрас, водрузив его на законное место в углу. В ванной всё ещё горел красный фонарь, забыл выключить. На леске сушился большой отпечаток вчерашней фотографии. Итальянец аккуратно снял его и отнёс к окну.

– Ну что ж, всё, как я говорил.

На фотографии слева направо были изображёнены голубь, он расправил крылья и полностью закрыл лицо Феникса, потом Агафья, смеётся, а вот и Николай Иванович чинно забросил ногу на ногу и разминает папиросу, выглядит, кстати, лет на тридцать моложе, удачно лёг свет. Ну а всю картину в конце концов перечёркивает горизонтально левитирующий Вася, застигнутый в полёте одной пятисотой секунды.

– Я же говорил тебе, Агашка. Мифологические существа!

Александр Гуров, январь 2016г.