Текст книги "Разрубленное небо"

Автор книги: Александр Логачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

И хотя Артем сейчас говорил без умолку исключительно ради того, чтобы заболтать назревавшую ссору между Кумазава, но говорил он сущую правду – далеко за пределами Ицудо гремела слава о выступлениях цирковых артистов на ярмарке Торикихидзе.

Собственно, не было ничего удивительного в том, что воздушный гимнаст из века двадцатого сумел поразить цирковыми номерами народ века тринадцатого. Не столь уж и трудное дело, если честно. Особенно когда гимнаст не просто гимнаст, а потомственный цирковой, все детство провел на арене и возле нее, среди репетиций и представлений, освоив между делом чуть ли не все цирковые профессии.

Организовал Артем все легко и просто. Сюнгаку и Рэцуко, двое бродячих циркачей, которым в свое время он из корпоративной солидарности здорово помог в этой жизни, превратив из нищебродов в воротил игрового бизнеса, – так вот, эти двое, воспользовавшись старыми связями, зазвали в Ицудо лучших, по их мнению, циркачей. Забраковав половину, из оставшихся Артем сколотил труппу.

Конечно, сам он выступать не намеревался – самураю высокого ранга не пристало заниматься столь низким делом, враз растеряешь весь авторитет. Он лишь объяснял циркачам, что от них требуется, и показывал, как это делать. А поскольку в цирковых тонкостях воздушный гимнаст Артем Топильский разбирался лучше не придумаешь, то довольно скоро была подготовлена убойная программа. Убойная, разумеется, для публики тринадцатого века, но ведь перед ней и выступать.

Много места в программе занимали, понятное дело, акробатика и жонглирование. Были и канатоходцы. Была и клоунада с поправкой на местную мифологию и местное чувство юмора. Не обойдена был и дрессура – жанр, до Артема здесь напрочь неизвестный. Пока что удалось подготовить только номер с дрессированными обезьянками, но в плане развития цирка на ближайшее пять месяцев стояли и другие животные. «Гвоздем» программы стали фокусы. Даже нехитрые манипуляции с ниточкой и монетками вызывали у публики бешеный восторг, что уж говорить про более сложные трюки с глотанием огня, доставанием вещей из пустых коробок и мгновенным исчезновением узлов на веревке. А сейчас Артем готовил номер из классического репертуара мало-мальски серьезного циркового иллюзиониста двадцатого, не говоря уж про следующее, столетия: человек якобы сгорает вместе с шатром, в который вошел, но спустя несколько секунд появляется откуда-нибудь живой и невредимый. Артем не сомневался – от такого зрелища у местных зрителей от восторга просто снесет крышу, и не факт, что некоторым удастся вернуть ее на место.

Занявшись неподобающим для даймё делом устроения цирка, Артем подстрелил сразу двух зайцев: заглушил свою тоску по цирковым денечкам и заложил фундамент ярмарки Торикихидзе. Ведь для того, чтобы ярмарка заработала в городе, никогда не знавшем рынка, недостаточно одних, высокопарно выражаясь, экономических основ. Долгонько тогда бы пришлось раскручивать идею. Необходимо было чем-то завлечь людей, приучить их ходить на ярмарку, пусть сперва и за одними только чудесами. Потом станут ходить сюда и без всяких чудес… Так, собственно говоря, и вышло.

А ярмарка была позарез нужна бывшему цирковому артисту. Мало чем, как выяснилось, Артем мог изумить древний мир. Его научных и технических познаний явно не хватало для чего-то мало-мальски путного, а с одним лишь мечом в мозолистых руках он вряд ли мог преуспеть в мире самураев, каждый из которых с младых ногтей обучался владеть этим самым мечом. Так что еще оставалось? Только искать свой путь. Свой особый путь. И Артем его нашел.

По большому счету, Артем превращал город Ицудо в Лас-Вегас древнеяпонского разлива, в город чудес и развлечений. Да уж и превратил – стоит только вспомнить, какая затхлость и безнадега тут царили до него. А что имеем сейчас? Вот то-то, япона мать! И если бы не волнами накатывавшие в последнее время приступы хандры, то еще больше бы всего успел…

Их процессия в очередной раз затормозила, потому что Ацухимэ остановила одного из пробегавших мимо торговцев вразнос, в изобилии мельтешивших по рынку с лотками на груди. Одни торговцы продавали моти и данго, [37]37
  Моти – рисовые лепешки; данго – рисовые колобки.


[Закрыть]которые заворачивали в большие листья, другие – воду и холодный чай. Артем и Хидейоши тоже остановились, дожидаясь, когда проголодавшаяся девушка купит себе моти.

– Говорят, что число домов, где играют в кости, в твоей провинции многократно возросло, – сказал Хидейоши. – И все они находятся под покровительством Белого Дракона. Правда?

– Правда. Но разве это противоречит хоть одному императорскому закону? Ведь не под моим же покровительством находятся эти заведения, а под покровительством Белого Дракона, обитателя Небес. Я же всего лишь человек, в чьем сердце горит частица пламени Бьяку-Рю.

– Ты научился говорить как придворный аристократ, – усмехнулся Хидейоши. – Только знай, что сиккэн обдумывает закон, запрещающий самураям играть.

– Ах вот оно как! – Артем покачал головой. – Передай сиккэну, что он мало чего добьется этим законом. Он не первый, кто запрещает азартные игры. Я тебе скажу, что из этого выйдет. Играть, конечно, не перестанут, только будут делать это тайно, в подпольных притонах…

Где-то в отдалении раздались крики, спустя мгновения ярмарочная толпа пришла в движение. Что-то явно происходило, что-то нарушило привычное течение праздника, но что именно – понять пока было невозможно. Руки самураев Артема и Кумазава синхронно легли на рукояти мечей.

Толпа вдруг стала расступаться, кого-то пропуская. Самураи Артема и Кумазава теснее обступили своих сюзеренов и госпожу Ацухимэ.

В образовавшемся «живом» коридоре показалась группу самураев, целенаправленно продвигавшаяся в сторону Артема. Впереди выступал молодой воин в серебристой хаори.

Артем сразу понял, кто это такой.

Глава десятая
СЫН СВОЕГО ОТЦА

На ярмарке стало тихо, будто кто-то выключил звук. Куда ни брось взгляд – окаменевшие лица. Еще бы. Все видели, кто сюда пожаловал, и прекрасно понимали, чего можно ожидать от подобного визита. Ну разве что гости из других провинций не понимали, хотя и должны были почувствовать, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Впрочем, недолго им пребывать в неведении, им сейчас шепотом на ушко быстро все разъяснят соседи по ярмарочной площади.

Сын даймё Нобунага, Иса Нобунага, омоложенная копия своего отца, стоял, по-бычьи наклонив голову, обхватив ладонями рукояти мечей. Его самураи окружили его полукругом, вид у них был еще более решительный и грозный, чем у их господина. И было этих самураев десятка полтора, пересчитывать, сколько их там точно, Артем посчитал излишним. В общем, как в песне, в воздухе отчетливо запахло грозой.

– Мне нужен Ямомото-Белый Дракон, – громко объявил Иса Нобунага.

«Да это понятно», – подумал Артем. И шагнул вперед, жестом остановив своих самураев, рванувшихся было следом. Нобунага тоже выступил на несколько шагов вперед.

Они стояли друг перед другом, позади каждого его воины. В общем, расстановка как у каких-нибудь ковбоев в вестерне.

«Почему он приперся именно сегодня? – подумал Артем, разглядывая своего визави. – Должна быть для этого какая-то причина. У него было целых четыре месяца, чтобы заявиться сюда в любое удобное время. Но он приперся именно сегодня. Еще одна задачка…»

Нобунага молча поклонился. Артем поклонился в ответ. Все нормально. Поживи в Японии немного, и для тебя станет нормой, что люди, собирающиеся бить друг друга, раскланиваются и выказывают иные знаки уважения.

– Слушаю тебя, Иса Нобунага, сын даймё Нобунага, – сказал Артем.

– Ты забыл добавить: «убитого тобою даймё Нобунага», – произнес Иса.

– Убитого мною в честном поединке, свидетелем которому были многие из присутствующих здесь, – добавил, как и просили, Артем.

– Никто не оспаривает честность поединка. Пусть и наш с тобой поединок тоже будет честным. И пусть эти люди, – сын покойного даймё сделал широкий обводящий жест рукой, – опять станут свидетелями. И поведают потом другим, что видели.

В общем, все было плохо. Сын покойного даймё хотел поединка. Причем хотел его прямо здесь и сейчас. Беда заключалась в том, что Артем не мог ответить ему отказом. Ни единой причины не находил, по которой мог отказать сыну даймё в такой малости, как поединок насмерть. Или хотя бы этот поединок отсрочить.

Не откажешься ведь просто так, мол, не желаю, и все тут, мол, я не в форме, зайдите как-нибудь на недельке, там поглядим. Это расейские должностные лица, сиречь бюрократы, могут так отделываться от назойливых визитеров, а самурайские лица даже при немаленькой должности сюго вынуждены биться с визитерами насмерть в наипрямейшем смысле этого слова. И не отговоришься тем, что «неровня ты мне, поединком с тобой я покрою себя несмываемым позором, а посему потягайся-как ты сперва с моим младшим самураем». В том-то и дело, что ровня. И более того, у Иса Нобунага имеется уважительный повод для вызова на поединок.

А ведь Такамори в свое время предлагал Артему избавиться от сына покойного даймё доступными яма-буси средствами, то есть примерно тем самым манером, каким позже кто-то избавился от военачальника Такаши. Но нет, не послушал Артем тогда Такамори, отказался. Гуманизм, видишь ли, взыграл. Ну вот и извольте-с получить счетец за этот ваш гуманизм.

А еще вдобавок на дворе не девятнадцатый век и место действия не просвещенная Европа и тут не в ходу дуэльный кодекс, по которому оружие выбирает вызываемый на дуэль. Здесь без вариантов. Самураи решают свои споры с помощью катаны и вакидзаси, длинного и короткого мечей.

Конечно, Артем за эти четыре месяца значительно продвинулся в ловкости обращения с катаной. Все ж таки тренировался почитай каждый день. Хоть и понемногу. Однако даже тренируйся он помногу, это мало бы что изменило. Как там у классиков? Что-то вроде того: один играет в шашки… то есть в шахматы хорошо, другой плохо, и никакие лекции этого не изменят. Так же вот и Артем, сколько бы ни упражнялся, все равно не наловчился бы управляться с мечом лучше самурая, с младенчества совершенствующегося в искусстве фехтования. Конечно, бывают исключения. Встречаются гении-самородки, которым от природы много дано в том или ином, что и тренироваться незачем, все получается само собой и лучше, чем у тех, кто мучает себя ежедневными тренировками. Но, увы, Артем не принадлежал к этим избранным, к прирожденным фехтовальщикам на мечах.

Один раз, правда, у него вышло. Он одержал победу в поединке с самураем. Победил как раз отца этого самого молодого Нобунага. Но такое везение выпадает лишь единожды в жизни. Это как с выигрышем джекпота в лотерею. Один раз в жизни можно сорвать джекпот, но срывать его из розыгрыша в розыгрыш невозможно, это за пределами всяческой вероятности.

Хреново все, одним словом. Артем представления не имел, как станет выпутываться. А надо было что-то придумывать. Срочно. Не хотелось пропадать глупо и бесславно. И не столько своя участь волновала, сколько участь доверившихся ему людей. И не только самых близких, но и относительно далеких, вроде тех же торговцев, что здесь стояли, вроде тех же учеников его Ямомото-рю. Ведь и Торикихидзе, и Ямомото-рю, скорее всего, захиреют без него, и захиреют быстро…

Но пока что Артем не видел ни единой возможности уклониться от поединка. Эх, если хотя бы попробовать отсрочить его…

– Прежде чем скрестятся наши клинки, – заговорил Артем, – и зазвенит сталь, я должен сказать тебе несколько слов наедине. Слова эти не предназначены для чужих ушей, сказать я их могу только сыну даймё Нобунага, потому что только он имеет права на эту тайну. На тайну своего отца. Чтобы она не ушла безвозвратно… туда, куда уходят все тайны.

Артем не сомневался, что в сыне даймё взыграет простое человеческое любопытство. Такая приманка не может не сработать. В конце концов, будильник у него над ухом не тикает, торопиться ему некуда, последний бой легко может и потерпеть пять – десять минут.

– Я готов выслушать тебя, Ямомото, – произнес Иса Нобунага. И зашагал в направлении своего супротивника. Ну а супротивник, сиречь Артем, двинулся ему навстречу.

Артем понятия не имел, что станет говорить сыну Нобунага. Он лихорадочно пытался припомнить что-нибудь из фильмов и книг, где герои лихо выпутывались из похожих ситуаций. В голове мельтешили кадры, почему-то все больше с участием Мела Гибсона и каких-то шотландцев, а из книг в голову отчего-то настойчиво лез Майн Рид. И – ничего полезного.

Причем, по неумолимому закону мирового свинства, в последний жизненный миг, когда отрубленная голова уже покатится по японской матушке-земле, в затухающем мозгу всенепременно вспыхнет тот спасительный эпизод из нужного романа или кинофильма. «Ну вот же как надо было действовать!» – как торт коньяком, досадой пропитана будет последняя мысль на этом свете…

Сошлись два высокоранговых самурая, как и должно было получиться, на равном удалении от своих самураев.

– Слушаю тебя, Ямомото, – преисполненным достоинства голосом произнес Иса Нобунага.

«Пойду вперед наощупь, – решил Артем. – Как по незнакомому болоту. Как ночью по тайге. Как по канату над ареной. А там, глядишь, по ходу дела что-нибудь придумается».

– Ты бывал когда-нибудь на открытой площадке башни, куда вел потайной ход из покоев твоего отца? – спросил Артем.

Нобунага-младший едва заметно поморщился. Артем понимал отчего – от невольной мысли, что в покоях его отца сейчас живет этот человек, ходит там везде, роется…

– Да, отец брал меня несколько раз наверх, – Нобунага-джуниор отвечал медленно, явно нехотя. – Я был еще маленьким. Потом я не жил в замке, меня отправили на учение к мастеру Яхито.

Теперь пришла очередь поморщиться Артему – от неприятных воспоминаний, связанных с именем Яхито.

– И ты не знаешь, что там у твоего отца был тайник?

«Не знает», – ответ Артем заранее прочитал по глазам Иса Нобунага.

– А там был тайник? – спросил сын покойного даймё.

– Потайная комната. Я нашел ее, я нашел то, что хранил в ней твой отец. И я знаю, почему твой отец не мог показать никому, что хранилось в тайнике. Даже тебе.

«Ага, глазенки-то загорелись, – с удовлетворением отметил Артем. – Схавал наживку. На этом крючке тебя и следует водить. Тем более что другого и нету».

– Что там? – дрогнувшим голосом спросил сын покойного даймё, сделал движение рукой, как бы намереваясь схватить Артема за грудки, но все же удержал себя от неподобающего поступка. – И что ты сделал… с этим? С тем, что было в тайнике?

«И не просто заглотил, – констатировал Артем. – Крючок прочно впился в жабры».

И Артем вдруг понял, как ему разрешить проблему Нобунага-младшего. Как-то вдруг раз – и пришло понимание, открылось. Причем открытие обрадовало еще и тем, что не придется прибегать к радикальным средствам, как уже пришлось однажды…

Да, однажды уже было нечто подобное. Артем не очень любил вспоминать тот эпизод, но… слов из песни не выкинешь. Однажды, а именно три с половиной месяца назад. Тогда в городе появился родственник Нобунага, самурай высокого ранга, глава одной из боковых ветвей дома Нобунага. Его звали Яхито. Да, это был тот самый мастер Яхито, которого упомянул Нобунага-младший и упоминание о котором заставило Артема поморщиться от неприятных для совести воспоминаний.

Этот Яхито прибыл в Ицудо с одной-единственной целью – вызвать Белого Дракона на поединок и убить. Выглядел он довольно грозно: везде, где можно, шрамы, испепеляющий взгляд, голос, как свист алебарды. Был он лет эдак сорока, что в сочетании со шрамами наводило на невеселые мысли о том, что этот гад вышел живым из многочисленных сражений и поединков. Да и его самураи (а он, кстати, прибыл в сопровождении большого числа верных ему самураев) тоже не смотрелись изнеженными и робкими созданиями.

Родственничек этот немедля вызвал Артема на поединок. Явился под стены замка и, стоя на мосту через ров, вызвал сперва «чужеземца Ямомото» на разговор, а потом, когда чужеземец появился в воротах замка, на поединок. Прокричал, что, де, считает оскорблением для дома Нобунага, что даймё Нобунага пал от руки варвара из неведомых земель. И желает смыть этот позор с рода Нобунага кровью варвара-чужеземца. А еще он прокричал, что его, видишь ли, не волнует, что чужеземец избавил Ямато от монголов, что и так без Белого Дракона их бы победили. И в конце он прокричал, что будет гайдзина Ямомото ждать утром, в час Зайца, [38]38
  С 5 до 7 утра.


[Закрыть]на поляне перед замком. И удалился, окруженный самураями грозного вида.

Свидетелей вызова на поединок набралось предостаточно. И совершенно понятно было, что завтра, в час этого треклятого Зайца, понабежит прорва всякого разного народа. Не только из Ицудо, но и из близлежащих деревень. Заявятся не только самураи, а и простолюдины, включая женщин и детей. Как же, будет биться сам великий и ужасный Белый Дракон. При большом стечении народа что придумаешь? Только честно драться. А в честном поединке шансов у Артема не было. Тем более ему быстро сообщили, что этот Яхито настолько умел в фехтовальном деле, что семья Нобунага отпрысков мужеского полу отдавала в обучение именно к нему.

Они засели с Такамори ломать голову над вопросом «Как же быть?». Но совещания как такового не получилось, поскольку Такамори знал, как быть, и с ходу принялся уговаривать Артема с ним согласиться. Некоторое время у него на это ушло, потому как Артема мучили сомнения – а правильно ли, а хорошо ли? Наконец Артем пришел к выводу, что правильно, хоть и не хорошо. «Делай», – сказал господин Ямомото. И Такамори сделал все, как пообещал.

Старый яма-буси оделся простым, несамурайского звания горожанином, на которых самураи обычно обращают внимания не больше, чем на пролетающих мимо мух, и направился в Ицудо. Там он отыскал постоялый двор, где остановился Яхито со своими самураями. Несколько раз Такамори покидал тот постоялый двор и вновь возвращался. И наконец дождался момента, когда Яхито уселся внизу трапезничать вместе со своими самураями.

Такамори тоже сперва съел свой скромный обед в углу. А потом, направляясь к выходу, прошел за спиной Яхито и якобы случайно, якобы споткнувшись и желая сохранить равновесие, дотронулся рукой до знатного самурая, дотронулся где-то в районе шеи. Всего лишь слегка надавил пальцем и тут же отдернул руку. Извинился, что задел, и пошел дальше. Конечно, Такамори теоретически мог наполучать по ребрам, если не от самого Яхито, которому позорно было мараться столь низким делом, как наказание простолюдина, так от его верных псов-самураев. Однако знатный самурай никакого такого приказа не отдал – происшествие было столь пустяковое, что Яхито не обратил на него никакого внимания. И напрасно.

Яхито почувствовал себя неважно на следующее утро. С трудом, как рассказывали, взобрался на коня. А умер он от кровоизлияния в мозг по пути к месту поединка с Белым Драконом – ровно так, как и предсказывал Такамори в разговоре с Артемом.

Народная молва, разумеется, приписала смерть Яхито очередному чуду, явленному новым даймё Ямомото. Молва рассудила так, что, дескать, гнев Небес настиг того, кто надумал посягнуть на человеческое воплощение Бьяку-Рю. Дескать, Небесам угоден даймё Ямомото, и они его всячески оберегают.

Такая трактовка как нельзя лучше устраивала Артема. Да и в любом случае подозревать его в нечестной игре не додумался бы даже самый больной на голову японец. Самураи Яхито никак не связали появление на постоялом дворе какого-то горожанина, легко коснувшегося рукой их господина, с его безвременной смертью.

Совесть, конечно, мучила Артема, но не слишком сильно и не чересчур долго. Разумеется, такой способ улаживать дела чести не добавляет очков в зачете «благородство», но, в конце концов, он всего лишь защищал свою жизнь, а вместе с ней и жизнь близких ему людей.

Артем, ни секунды не поколебавшись, прибегнул бы и сейчас к такому малопочтенному способу решения проблемы, будь у него такая возможность. Но в том-то и дело, что подобная возможность напрочь отсутствовала.

– Что там? Что ты сделал с тем, что было в тайнике? – спросил молодой Нобунага.

– Я скажу тебе об этом тотчас после того, как ты согласишься выполнить одну мою просьбу.

– Ты издеваешься надо мной, чужеземец! – вспыхнул Нобунага, по самурайскому обыкновению хватаясь за меч.

Их разговора окружающие слышать не могли – они стояли все же на некотором отдалении от людей. Однако наблюдать за их разговором могла вся ярмарка. И наблюдала, жадно ловя взглядами мимику и жесты. Понятное дело, напряжение в разговоре не могло укрыться от взглядов, и едва Нобунага схватился за меч, как тут же за мечи схватились самураи Артема и самураи Нобунага, а зеваки невольно отпрянули назад.

Сын даймё, попыхтев немного, успокоился (может быть, посчитал про себя до десяти), убрал руку с рукояти катаны и уже нормальным голосом спросил:

– Что мне мешает убить тебя, чужеземец, и осмотреть потайную комнату самому?

– Потайную комнату еще надо найти, – ответил Артем. – Но ты, конечно, ее найдешь. И найдешь пустой… Я все перепрятал в место, известное лишь мне одному.

– Ты ведешь себя позорно. Как какой-нибудь презренный уличный торговец, а не самурай.

Ага, сын покойного даймё решил действовать устыжением. Однако Артем – вот незадача – нисколько не устыдился.

– Ты не прав. И торопишься со словами. Согласись, что ты бы вообще никогда не узнал ни о какой потайной комнате, не скажи я тебе о ней, так? Нет, ответь мне, так это или не так?

– Так, – вынужден был признать Нобунага-младший.

– Теперь задумайся, почему я говорю тебе о потайной комнате и о сделанной в ней находке? Никому из своих не говорил, а тебе сказал?

Нобунага призадумался. «Погоди, – усмехнулся про себя Артем. – Тебя ждет еще один сюрприз на ниве парадоксов. Вообще голову сломаешь на фиг».

– Я, кажется, догадываюсь, – губы Нобунага-младшего презрительно искривились. – Ты хочешь выторговать свою жизнь за принадлежавшие моему отцу вещи. Так знай же, – голос сына бывшего даймё зазвенел трибунными нотками, – никакие драгоценности, будь это даже золото весом с колокол храма Тодайзи, не заставят меня отступить от своего решения.

«Вот и хорошо, – подумал Артем. – Вот сейчас я тебя и добью».

– Я изложу мою просьбу. Я прошу тебя помочь мне сделать сеппуку. Я хочу вонзить в себя меч. Я хочу уйти из жизни завтра на рассвете, на открытой площадке башни замка. И я хочу, чтобы голову мне отрубил ты, потомок рода Нобунага.

Артем сопроводил просьбу исполненным почтения поклоном. На сей раз поклон преследовал и еще одну цель – укрыть глаза от взгляда Нобунага. Артем не хотел, чтобы его выдал какой-нибудь хитрый блеск или не слишком серьезное выражение лица после таких серьезнейших слов.

– То есть как? – пробормотал пораженный Нобунага-младший. – Повтори, что ты сказал, Ямомото-сан…

Артем не стал капризничать и повторил слово в слово давешнюю просьбу срубить ему голову. Конечно, не было ничего удивительного в том, что самурай желает покончить с собой. Только это обыкновенно происходит по уважительной причине (потеря сюзерена, невыполнение приказа, постыдный для самурая поступок), но такой причины у Ямомото вроде бы не просматривалось.

– Но почему? – вполне резонно спросил Нобунага.

Будь перед Артемом человек иного столетия, он бы наплел ему что-нибудь про синдром достижения, эдипов комплекс или маниакально-депрессивное состояние. Но для столетия тринадцатого нужно было что-нибудь попроще, потупее.

– Ты же, Нобунага-сан, не забыл, что я чужеземец? Я поклоняюсь богам своей родины. Сегодня ночью боги обратились ко мне. Они сказали, что недовольны мною, потому что я отступил от их законов. Они сказали, что лишают меня покровительства Белого Дракона. И у меня есть одна возможность очиститься от позора и явиться перед ними в белых одеждах – по своей воле уйти в бескрайние земли. Видимо, вызов в столицу стал последней каплей в чаше их терпения. Ведь боги видят дальше нас, и они видят, к чему может привести то или иное деяние, до времени сокрытое от человеческих глаз. Мы там, у себя, беспрекословно повинуемся воле своих богов. Поэтому завтра на рассвете я должен покинуть этот мир с твоей помощью или без нее.

Как Артем и предполагал (зря он, что ли, тут четыре месяца околачивался!), Нобунага схавал это объяснение, не пережевывая. Все-таки в чем-то с ними намного проще, чем с былыми Артемовыми современниками. Нобунага лишь спросил:

– Но тогда почему ты не ищешь смерти в красивом поединке?

К этому вопросу Артем оказался не готов, но это не беда.

– Хорошо, я скажу тебе почему, – сказал Артем. – Но откровенность за откровенность. Скоро все между нами закончится, так зачем нам что-то утаивать друг от друга!

– Я согласен, – степенно кивнул Нобунага-младший. – Спрашивай.

– Я хочу услышать, почему ты прискакал сюда сегодня? Почему не раньше?

Сын покойного даймё некоторое время молчал, в задумчивости наклонив голову.

– Сперва я должен принести тебе свои глубокие извинения, Ямомото-сан, – наконец заговорил он вновь.

– А что случилось?

– Это случилось не сегодня. Это случилось несколько лун тому назад. Один из слуг моего отца пытался подсыпать тебе в еду отраву.

– Я знаю, – сказал Артем. – Но у него ничего не вышло.

– Ты знаешь не все. Он действовал не сам, он выполнял приказ одного из самураев, служивших моему отцу, а после смерти отца ушедших ко мне. Я ничего не знал о замыслах самурая. Узнал, когда все уже было кончено, когда самурай пришел ко мне и обо всем рассказал. Тогда я спросил его: «Зачем ты это сделал?» Он сказал: «Я видел твои мучения, господин. Я видел, что ты мечешься между местью и прощением. Я решил освободить тебя от мук». Меня разгневал его поступок. Я сказал ему, что никогда не прощу себе, если убийца моего отца погибнет от руки моего вассала или кого-то, кого пошлет мой вассал. Я сказал: «Или пусть Ямомото погибнет от моей руки, или пусть найдет смерть сам». Я сказал самураю, что он поступил дурно, и велел ему покончить с собой.

– Вот оно, значит, как, – проговорил Артем, подумав при этом: «Покушение номер один, или дело об отравлении, можно считать раскрытым».

– А больше никто их твоих самураев не поступал дурно? Например, не стрелял ли в меня из лука в лесу?

– Нет. Я строго предупредил всех, чтобы они забыли о Ямомото и вспомнили о нем лишь тогда, когда я прикажу. Однако тот самурай был прав, когда говорил о моих мучениях. Я жаждал мести. От мести меня удерживало только одно – я понимал, какую роль отец сыграл в нападении монголов на мою страну, и я знал, что это ты остановил моего отца и не пустил сюда монголов. Умом я признавал твою правоту, но желание отомстить за отца от этого, увы, не становилось меньше.

– И желание мести отчего-то перевесило. И отчего-то перевесило именно сейчас…

– Я узнал, что к тебе прибыли из Киото посланцы сиккэна…

– Узнал? – перебил Артем.

– Я знал обо всем, что происходит в замке, – сказал Нобунага-младший. – Есть человек, который сообщал мне обо всем. И не спрашивай, я не назову тебе этого человека!

– Не стану спрашивать, – поспешил заверить Артем, отметив про себя: «Я его и сам вычислю, дай только срок».

– После того как я узнал о гибели военачальника Такаши и о том, что подозревают тебя, я понял, что рано или поздно сиккэн пришлет к тебе своих людей. Он не упустит возможность избавиться от тебя.

– Избавиться от меня? – вырвалось у Артема.

– Да. Мой отец всегда говорил: «Сиккэн не потерпит, чтобы в стране Ямато жил человек, который способен занять его место». После чего он добавлял: «Меня он тоже уничтожит, если я не смогу его опередить». Мой отец связался с монголами только для того, чтобы опередить сиккэна.

«Хорошие дела», – подумал Артем. Впрочем, это были лишь домыслы сына Нобунага, не стоило их так уж сразу принимать на веру.

– И ты решил, что раз Ямомото все равно пропадать, то пусть он не достанется сиккэну, – продолжил Артем за Нобунага-младшего.

– Я решил, что будет справедливо, если Ямомото погибнет от моей руки, а не от руки сиккэна.

– Ну вот видишь, как все удачно складывается! – воскликнул Артем. – Не придется искушать судьбу поединком с непредсказуемым исходом. Я точно погибну от твоей руки, а не от руки сиккэна. Мы утрем сиккэну нос…

– Ты не ответил на мой вопрос.

– На какой? – Артем и вправду забыл.

– Почему ты не желаешь умереть в красивом поединке?

«А вообще-то неприятный тип этот Нобунага-джуниор, – подумал Артем. – Ну чего привязался! Дались ему эти поединки. Все, уже проехали, заболтали вопрос, нет, надо возвращаться!»

– Потому что поединок должен быть поединком, а не игрой в поддавки, только тогда он имеет смысл. – Увидев в глазах Нобунага непонимание, Артем разъяснил свою глубокую мысль: – Мы должны быть во всем честными, так? Если я ищу смерти, я не буду биться в полную силу, я невольно поддамся тебе. Такая победа не принесет тебе чести и славы, а я умру смертью труса, испугавшегося вонзить клинок в самого себя. Это будет убийство под видом поединка. Разве это путь воина?

– Да, ты прав, – согласился Нобунага. – Ты поступаешь благородно, Белый Дракон.

– Так ты исполнишь мою просьбу насчет сеппуки?

– Да. – Нобунага-младший поклонился. – Это честь для меня – отрубить голову Белому Дракону. Но зачем ждать до завтра?

– Я хочу, чтобы это случилось завтра на рассвете, – сказал Артем. – И в этом я непреклонен. Я хочу посвятить предсмертные стихи восходящему солнцу и первым птичьим трелям. И еще у меня будет к тебе одна необременительная просьба, Нобунага-сан, – не говори никому, ладно? Даже своим самураям. А то слушок дойдет до посланцев сиккэна, которым приказано доставить меня в столицу, даже если потребуется применить силу. Неизвестно, как отнесутся посланцы сиккэна к тому, что у них отнимают добычу. Чтобы не возбудить их подозрений, мы сделаем вид, что примирились. А своим самураям все расскажешь завтра на рассвете. Они тоже могут прийти на башню, я не против.

– Обещаю, что никому не скажу. – Нобунага церемонно поклонился.

Почему-то Артем поверил его обещанию. Как и большинство самураев, Нобунага-младший производил впечатления человека бесхитростного, напрочь лишенного коварства. В общем, не в отца сын.

– Теперь ты должен выполнить свою часть обещания, – напомнил Нобунага-младший. – Ты дал обещание открыть мне тайну потайной комнаты моего отца.

– Ах да! Конечно! Так вот… Твой отец хранил там пластину цубо-ита с доспехов самого Тайра Тамомори. И я передам тебе ее тотчас, как мы прибудем в замок.

Если бы Нобунага-младший разочарованно протянул: «Ну-у, какая-то пластина!», то Артем, заговорщицки подмигнув, сказал бы: «Не одна пластина, а шлем-кабуто в придачу». Отдавать же целый о-ёрой Артему вдруг стало жалко. Слишком уж ценная для японцев штука, как выяснилось, она не может не пригодиться для более серьезных дел. Например, преподнести о-ёрой императору и набрать целую горсть важных для жизни бонусных очков.