Текст книги "Звездный человек(изд.1963)"
Автор книги: Александр Полещук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
БЕЗ ЧЕРНЫХ ЯЩИКОВ
С помощью Коли Дмитрий Дмитриевич выдвинул на середину кухни стол, на стол поставил табурет и, встав на него, заглянул на антресоли. Когда-то здесь ютились приживалки и прислуга; сейчас антресоли были забиты всевозможным хламом, накопленным за десятки лет поколениями непрестанно сменявшихся жильцов. Дмитрий Дмитриевич выволок порванный пуховик, который немедленно наполнил кухню пухом и пылью, сломанный велосипед с двумя рамами и одним колесом, кипу судебных отчетов за 1903 год и туго надутую камеру для купания. Затем Дмитрий Дмитриевич осторожно ступил на угрожающе заскрипевший настил, что-то щелкнуло, и резкая боль пронизала пальцы его ноги. Он быстро выпрямился и с размаху стукнулся головой о потолок.
– Что случилось? – спросил Коля, задрав голову.
– Мышеловка, – коротко ответил Дмитрий Дмитриевич. – Он осмотрел хитроумное устройство из дощечек и проволочек и восхищенно сказал: – Какая великолепная пружина! Столько лет сохранять внутренние напряжения, чудесная закалка! А теперь, Коля, держи, не роняй…
Он стал подавать Коле вещь за вещью, все дальше зарываясь в недра антресолей. Наконец он показался с громадным зеленовато-серым чемоданом.
– Держи, осторожней – тяжелый!
Но Коля не рассчитал своих сил, чемодан стащил его с табуретки, вырвался из рук и с грохотом ударился об пол.
– Я ж говорил, осторожней, – с досадой сказал Дмитрий Дмитриевич. Он спрыгнул вниз и открыл замок.
У Коли зарябило в глазах: красные, голубые, сиреневые сопротивления, серебристые конденсаторы, пачки монтажных проводов… Это было богатство!
– Здесь то, что после войны осталось, – говорил Дмитрий Дмитриевич. – Сопротивления, в основном, японские, есть немецкие, наши, конечно, немного американских.
Он разгреб руками «мелочь», и засверкали колбы генераторных ламп, алюминиевые корпуса немецких пентодов. Коля не мог говорить, он просто брал какую-нибудь деталь в руки, и Дмитрий Дмитриевич, поймав его взгляд, объяснял, для чего эта деталь служит, где применяется, как он ее нашел, что с нею связано. Он тоже увлекся.
– Это замечательное сопротивление! Если будут такие сопротивления – бери! Очень большая, прецизионная точность! Здесь, в одном из старых конденсаторов, должна быть одна вещичка. Выбирай все конденсаторы вот такого типа. Откладывай их сюда на стол, я потом посмотрю.
Дмитрий Дмитриевич брал конденсатор за конденсатором и пробовал сдвигать верхнюю пластмассовую панельку.
– Ага, кажется, здесь! – сказал он наконец. – Вот она! Сложи все остальное в чемодан…
Дмитрий Дмитриевич вытряхнул содержимое конденсатора в раковину умывальника.
– Сейчас мы их отмоем, – говорил он, перебирая под струёй воды бронзовые и стальные детали. – Никогда не думал, что эта штуковина мне понадобится. Взял просто так, по привычке… А сейчас вдруг вспомнил. Бери мыло, Коля, мойся…
Коля подошел к раковине, и они мыли руки, передавая друг другу кусочек мыла, и смотрели на грязную воду, стекавшую на детали. Потом Дмитрий Дмитриевич стал намыливать деталь за деталью, смывая пену сильной струёй воды. Вот темная изогнутая трубка. Дмитрий Дмитриевич плотно прижал ее к крану, и из нее ударила тонкая струйка воды. Коля присмотрелся: щель в трубке была кольцевой.
Дмитрий Дмитриевич собрал все детали, отнес их в комнату и там на чистом листе бумаги быстро: собрал их в П-образный прибор, напоминающий большой и сложный микрометр. На выступающий патрубок с редкой резьбой он насадил толстостенную каучуковую трубку, которую разыскал в ящике письменного стола.
– Вот и все, – сказал Дмитрий Дмитриевич и сильно подул в трубку.
В приборе забулькала вода, мелкие брызги застучали по бумаге. Дмитрий Дмитриевич все дул и дул, пока в комнате не раздался тонкий свист. Тогда Дмитрий Дмитриевич покрутил пальцем какое-то колесико, и свист стал похож на соловьиную трель: остатки воды придавали ему характерную переливчатость. Потом свист стал более ровным, тонким и, наконец, совсем затих. Коля открыл было рот, чтобы спросить, что все это означает, но Дмитрий Дмитриевич сделал глубокий вдох, зажал резиновый шланг в зубах и, взяв Колю за затылок, привлек к себе. Коля неожиданно почувствовал слабое давление в ухе, словно кто-то вставил в него тонкий и гибкий мизинец и давит, давит… Дмитрий Дмитриевич, тяжело дыша, повалился на диван.
– Что это было? – спросил Коля.
– Что именно? – ответил вопросом Дмитрий Дмитриевич.
– Сперва свист, потом звук становился выше, выше и потом исчез… А когда вы поднесли эту штуку к уху, что-то давило на барабанную перепонку.
– Это и есть ультразвук, – сказал Дмитрий Дмитриевич.
– Ультразвук… – Коля был удивлен и немного разочарован. Он никак не ожидал, что таинственный и могущественный ультразвук, о котором он слышал столько интересного, можно получить так просто, подув в какую-то трубочку.
– Вот здесь, – Дмитрий Дмитриевич несколько раз повернул колесико, – вот здесь, посмотри, против кольцевой щели находится цилиндрическая выемка. Дно цилиндрика я могу поднимать и опускать винтом, а ты, вероятно, знаешь, что собственная частота цилиндрического резонатора зависит от высоты столба воздуха. Ну, если ты был когда-нибудь в Большом зале Консерватории, то видел орган с множеством длинных и коротких металлических трубок; он помещается в глубине сцены.
– Я в кино видел этот орган, – сказал Коля.
– В кино? Да, да, его часто снимают… Так вот, чем меньше частота звука, чем звук ниже, тем цилиндр должен быть больше, а для ультразвука нужен совсем маленький цилиндрик, высотой в три-два миллиметра и меньше.
– Значит, когда вы поднимаете дно цилиндрика, высота его уменьшается, частота растет и звук становится тоньше?
– Правильно, а с некоторой высоты будет уже не звук, а ультразвук… И называется вся эта штука «газоструйный генератор ультразвука». Он не весь здесь, у него был и рефлектор наподобие автомобильной фары, специальный рожок, да нам можно обойтись и без них. Я сейчас все продумал. С помощью этой штуки мы услышим твоего Человека. Только бы добраться до него…
– А для чего этот самый генератор? Откуда он у вас? – с любопытством спросил Коля.
– Это старая история… В сорок пятом году, когда сдавалась Квантунская армия, я был в танковых частях. И вот мне предложили, как физику, заняться одной задачкой, несколько, правда, не сухопутного характера.
Захватывая японские бронекатера, наши моряки обратили внимание на то, что на всех командирских мостиках разрушено одно устройство: либо прострелено, либо разбито, но так или иначе уничтожено. Видимо, командиры катеров были предупреждены, что нельзя сдавать его победителям.
Вот мне и говорят: «Займись этим делом, посмотри, что за штука. Может быть, что-нибудь новенькое».
Стал я собирать все, что сохранилось от этого устройства. На одном катере рефлектор, на другом – какие-то погнутые трубочки, на третьем – совсем ничего не осталось. Вот этот-то катер, на котором ничего не осталось, и пригодился. То мне приносили детали, и я, как важная персона, перебирал их, а на этот катер сам приехал.
Прихожу на катер. Там, под присмотром наших моряков, японцы снимали вооружение. Спрашиваю через переводчика: «Что здесь стояло?» – «Фонарь», – отвечают. Это было похоже на правду: рефлекторы мы находили. Да и электрическая подводка шла к стойке с рефлектором. Но что за лампа? Судя по толщине проводов, очень уж маломощная, не мощнее мотоциклетной.
Тогда мы проследили проводку до генератора тока. Напряжение четырнадцать вольт, только-то. Спускаемся вниз, в машинное отделение, видим: идет от разрушенной на командирском мостике стойки тонкая, но толстостенная трубочка и уходит под обшивку. Сдираем обшивку. Катера у японцев быстроходные, но, как и у немцев, где можно, чепуховенько сделаны… Сказывалась нехватка материалов. Сдираем обшивку и видим, что трубочка идет вниз, а под машиной присоединяется к баллону, который соединен с компрессором. И так здорово все укрыто, что, когда катер на ходу, ни один человек из команды не догадывается, что внизу работает компрессор и гонит воздух в баллон, а оттуда на капитанский мостик. Причем, когда нужное давление достигнуто, компрессор отключается. Ну, тут я вспомнил, что у японцев были интереснейшие работы по физике ультразвука, подсчитал, прикинул и докладываю начальству, что, по моему мнению, здесь устройство для ультразвуковой сигнализации. Стоит командир катера на мостике, держит ручку на кране. Нужно просигнализировать – откроет кран и пустит в нужном направлении узкий пучок ультразвуковых волн. Моряки только переглянулись, плечами пожали и засмеялись: «Ну, тогда все в порядке. Мы уж бог знает что думали. А такие сигнализаторы у нас еще до войны испытывали. Так что, старший лейтенант, извини за беспокойство. Зря японцы секретничали»… Вот если взять два таких генератора, то можно превращать обычный звук в ультразвук и обратно. Понял?
– Да и мы…
– И мы поднесем ко рту нашего Человека этот свисток-генератор, подберем частоту и будем слышать его голос. Ведь ультразвуки, которыми он говорит, превратятся в слышимый звук! – Дмитрий Дмитриевич помолчал. – Вот только не ручаюсь, что мы поймем его речь…
– Это не так важно! Мы покажем ему разные предметы и будем их называть… Но он нас не услышит…
– Вероятно. Впрочем, может быть, он сам будет называть…
– И мы поймем его речь и будем знать, кто он и откуда! – Коля радостно засмеялся, потом вдруг встревоженно взглянул на часы. – Пора, Дмитрий Дмитриевич. Берите все, что нужно, и к нему! Я проведу, ручаюсь, что проведу. Как это здорово, без всяких черных ящиков!
Дмитрий Дмитриевич переоделся, вытащил из своего старенького велосипеда насос.
– Это чтобы дуть? – спросил Коля. – Да я ртом! Вот вы говорили, Дмитрий Дмитриевич, что у японцев был специальный баллон. Нам бы такой…
– И у нас будет, – ответил Дмитрий Дмитриевич. – Сейчас зайдем в магазин и купим.
– Баллон?
– Да, камеру для мяча, вот что мы купим. Надуем, и будет вместо баллона.
Они зашли в магазин спорттоваров, и Дмитрий Дмитриевич купил камеру для баскетбольного мяча.
– Проведем эксперимент, и будет тебе лишняя камера, – сказал он.
– Дмитрий Дмитриевич, а как же соединить всё вместе? Насос, камеру и генератор? – спросил Коля. – И потом, для чего японцам нужен был ультразвук? Разве им мало было радио или светового телеграфа?
– Ты всегда задаешь по десять вопросов сразу? Коля смутился.
– Нет… Просто мне очень хочется узнать. Все узнать… Простите, пожалуйста.
– Прощаю, Коля, охотно прощаю, – улыбнулся Дмитрий Дмитриевич. – Для соединения я взял вот что, – он вынул из кармана тройник – две пластмассовые трубочки, соединенные в виде буквы «Т». Видишь, к этому патрубку присоединим камеру, сюда – насос, а вот сюда – наш генератор ультразвука.
– Это ясно. А как… то есть зачем японцы…
– Да, с японцами… – Дмитрий Дмитриевич остановился и разрезал перочинным ножом каучуковую трубочку надвое. – Япония – страна островная и, кажется, стоит на первом месте по длине береговой линии. Кроме того, там часты туманы из-за встречных теплых и холодных воздушных течений. Так что вопрос сигнализации в тумане для японских военных и невоенных моряков очень важен. На войне светом сигнализировать нельзя, он может выдать расположение катера.
– Ага, ясно. – Коле очень хотелось спросить еще кое о чем, но он постеснялся.
Остаток пути они прошли молча.
Возле клиники Коля оставил Дмитрия Дмитриевича и отправился на разведку. Он вернулся тотчас же и сказал, что все будет в порядке.
– Будет ли? – с сомнением спросил Дмитрий Дмитриевич.
– Мы пройдем к Серафиму Яковлевичу Несветаеву, ясно?
– Ничего не ясно.
– А Серафим Яковлевич… это мой дядя!
– Ах так… А если увидят?
– Кто?
– Главный врач, сестра…
– Ну и что же?… Да не беспокойтесь так, Дмитрий Дмитриевич! Только не сдаваться – это самое главное! Правда? Верно я говорю?
«ЕШЬ, КРОКОДИЛ…»
В клинике был час «пик». Множество людей толпилось в вестибюле, халатов не хватало.
– То, что нужно, – сказал Коля и занял очередь.
– Вы к одному больному? – спросила гардеробщица, когда подошла их очередь.
– Да, – сказал Дмитрий Дмитриевич. – К одному.
– Тогда я вам дам один халат на двоих: сначала один пройдет, потом другой.
– Мы к разным, – быстро сказал Коля. – К разным.
– Да, да, – подтвердил Дмитрий Дмитриевич. – Мы к разным больным.
Гардеробщица подозрительно на них посмотрела, но халаты выдала обоим.
Они быстро поднялись по лестнице, осторожно обогнули какую-то, величественную фигуру в белоснежном халате и, разыскав семнадцатую палату, отворили дверь.
– Вот он, – тихо сказал Коля, – смотрите…
Весь жизненный опыт Дмитрия Дмитриевича приготовил его к тому, что Колин Человек окажется выдумкой. Но то, что он увидел…
Коля бросился было к своему старому знакомому, но, вспомнив свой «план», подошел к средней кровати.
– Серафим Яковлевич, я к вам, – сказал он.
– Ко мне? – удивился Серафим Яковлевич. – А кто же вы такой будете?
– Я вчера говорил с Леной. У вас есть такая внучка? И она прислала вам вот это. – Коля поставил на тумбочку банку с вареньем.
– А в пиджаке у тебя что? – подозрительно взглянув на Колю, спросил Серафим Яковлевич. – Доставай, доставай!
– Это насос, просто насос. Велосипедный. – Что же ты мне голову морочишь? Моя Ленка да чтобы с тобой разговаривала? Нужен ты ей очень!
– Ничего, – ответил Коля, покосившись на Дмитрия Дмитриевича. (Михантьев не сводил изумленного взгляда с фарфорового лица незнакомца.) – Мы с ней… тоге… хорошо знакомы.
– Что-то не верится. – Серафим Яковлевич насмешливо прищурился. – А ведь ты, парень, не ко мне пришел… Ты что, меня своим насосом надуть хочешь? Меня не надуешь! Знаешь, какая у нас палата? Специальная палата! Иди отсюда, не то санитаров позову!
– Я к нему, – признался Коля, показывая на третью койку. Он вспомнил, что Серафим Яковлевич охотник поболтать. – Я первый его открыл, а нас не пускают.
– Что, и второй к нему?
– Да, мы к нему…
– К нему уже ходят. Профессор Кучерявый с лаборантом! Такой важный профессор, что даже говорить со мной не хочет. Я ему стал было советовать по ходу дела – тоже не первый день на свете живу, а он как окрылится! Нанес полную палату всяких ящиков и проводов, как клещук, в этого беднягу впился. А нам покой нужен… Не допущу вас к больному. То хоть профессор приходил; а ты кто? Сестра!.. А сестра! – вполголоса позвал Серафим Яковлевич.
– Мы тоже, мы тоже! Не нужно звать, Серафим Яковлевич, ну прошу вас, – торопливо зашептал Коля. – Мы тоже ученые. Вот Дмитрий Дмитриевич, так он кандидат наук, физико-математических…
– Не знаю… – в раздумье проговорил Серафим Яковлевич. – Уж не знаю… Разрешить вам или не разрешить? Разрешаю! – твердо сказал он. – У вас тоже разные ящики?
– Нет, – сказал Коля. – У нас дело похитрее, но попроще!
– Доставай, доставай! Ишь что придумали! – Серафим Яковлевич с интересом стал наблюдать, как Дмитрий Дмитриевич и Коля вытаскивают из карманов составные части своего устройства.
В дверь заглянула сестра, и Дмитрий Дмитриевич, искоса на нее взглянув, бросился к Серафиму Яковлевичу и быстро сказал:
– Спасибо, спасибо, все здоровы, и жена и дети. Сестра ушла, а Серафим Яковлевич успокоил:
– Ладно, работайте… Только объясните, что к чему.
– Понимаете, этот Человек говорит, только никто не слышит его. А его нужно услышать, понять. Может быть, он знает, какое ему лекарство нужно. Понимаете?
– А ему не нужно никаких лекарств. Он сам себя лечит. Вот ночью – сон меня не берет – так что тут делается! Как начнет метаться, весь, как в огне, светится; а нынче ночью даже походил немного – на четвереньках. Легко-легко ногами и руками перебирал, словно большой таракан, прости господи. Если бы я сам не проснулся, не услышал бы, наверно. Потом лег и притих. Конечно, хорошо его голос послушать. А то я один тут говорящий.
Дмитрий Дмитриевич собрал устройство, и Коля с остервенением стал накачивать камеру.
– Спокойней, Коля, спокойней, устанешь быстро, – говорил Дмитрий Дмитриевич.
Коля стал качать медленнее, палата наполнилась тонким свистом. Камера раздулась, и он поднес свисток ко рту незнакомца, который лежал с закрытыми глазами и никак не реагировал на возню возле себя. Видимо, он понял, что его никто не слышит, и молчал.
Коля и Дмитрий Дмитриевич переговаривались шепотом, поглядывая на дверь, однако первым Бориса Федоровича заметил Серафим Яковлевич. Он громко кашлянул, но было уже поздно. Дмитрий Дмитриевич, покраснев как кумач, выпрямился. Коля продолжал держать свисток возле рта незнакомца.
– Что? – сказал Борис Федорович, обращаясь к Серафиму Яковлевичу. – Что? Атас кричишь?
Серафим Яковлевич виновато отвел глаза. Но Борис Федорович был уже возле Коли.
– А ты что тут делаешь, крокодил? – спросил он и протянул руку к насосу.
Борис Федорович хотел еще что-то добавить, но в этот момент в комнате ясно прозвучал голос такого необыкновенного тембра, что все вздрогнули. Даже охотник приподнялся на локте.
– Ешь, крокодил, ешь, крокодил, – дважды повторил голос и замолк.
В руках у Коли была пустая камера.
– Заговорил? – закричал Борис Федорович. – Он? Это он заговорил? Но как вы это сделали?
– Я сам не понимаю, – сказал Коля и посмотрел на Дмитрия Дмитриевича.
– А как все просто… – немного разочарованно протянул Борис Федорович. – Простая футбольная камера… Но позвольте, что вы, сами не ожидали?
– Ждать ждали, да не того, – сказал Дмитрий Дмитриевич. – Получилось большее, гораздо большее. Мы думали услышать его голос, знали, что язык его нам не знаком, а он, по-видимому, знает русский язык… Не могу понять.
– Поймешь, поймешь! Молодцы, что и говорить – молодцы! – торжествуя, закричал Серафим Яковлевич.
– Что же вас смущает? – сказал Борис Федорович. – Раз он знает наш язык, то мы имеем дело не с пришельцем из другого мира – признайтесь, ведь и у вас мелькала подобная мысль, – а с человеком земным, нашим, но почему-то не похожим на других людей.
Серафим Яковлевич перебил:
– А вы заметили, что Борис Федорович сказал: «Что ты тут делаешь, крокодил?» А он, больной…
– Так он просто повторил! – восторженно глядя на старика, воскликнул Коля. – Он только повторил конец фразы! Да, да! Борис Федорович сказал мне: «Что ты тут ДЕЛАЕШЬ, КРОКОДИЛ», а он и повторил!
– Значит, не мы его, а он нас услышал! – сказки Дмитрий Дмитриевич, и по его улыбке Коля догадался, что все стало на свое место.
– С ним нужно общаться, спрашивать, говорить с ним, – проговорил Борис Федорович. – Правда, он еще очень слаб…
– Слаб! – негодующе закричал Серафим Яковлевич. – Слаб! Вон, видите, на спинке кровати краска сошла. Это он под утро силу пробовал. Согнул спинку, а я головой покачал: что это ты делаешь, мол. А он понял и назад выправил, только вот краска сошла.
– Ну, пойдемте ко мне в кабинет, – предложил Борис Федорович. – Только почему вам не все понятно? У вас все так просто, даже я могу разобраться… Камера, насос и какая-то штучка с ручкой.
– Молодцы, что и говорить – молодцы! – вызывающе и как будто не к месту заговорил вдруг Серафим Яковлевич, глядя на дверь.
Все обернулись: на пороге стоял Евгений Леонович. Евгений Леонович окинул взглядом всю комнату и вначале ничего не понял, потом понял и рассердился, очень рассердился, так как увидел в руках Коли технические приспособления.
– Дмитрий Дмитриевич! – кипя от злости, сказал Евгений Леонович. – Я рад, оч-ч-чень рад…
– Я тоже, – ответил Дмитрий Дмитриевич.
– Так вам уже официально разрешено здесь работать?
– Пока нет…
– Ах, вы «диким» образом! А какое оригинальное приспособление… – Евгений Леонович шагнул к кровати, но Коля быстро сунул свисток в карман.
– Да у вас, я вижу, свисток браконьера?! Прекрасная мысль, прекрасная! Вы просто хотите, чтобы он вас услышал? Замечательно! Но, вероятно, безрезультатно?
– Какой свисток? Как вы сказали – браконьера? – удивленно спросил Коля.
– Да, ультразвуковой свисток, уважаемый юноша. И не делайте удивленного лица.
Евгений Леонович повернулся к Борису Федоровичу.
– А вашей, Борис Федорович, беспечности я поражаюсь: вы доверяете такую тонкую работу мальчишке. Дмитрий Дмитриевич не в счет!.. – Голос Евгения Леоновича стал срываться. – Не в счет! Он, надеюсь, достаточно щепетилен… Я первый был приглашен для решения этой задачи! Помните, Борис Федорович, после моей публичной лекции? Я почти получил согласие академии! И у меня успех! Полный успех! Я все решил! Все!
– Простите, вы, кажется, говорили Борису Федоровичу: «Надеемся, надеемся»? Я слышал… А тут уж и решили? – неожиданно сказал Серафим Яковлевич.
– Вы больной! – взорвался Евгении Леонович. – Борис Федорович, в таких условиях нельзя заниматься наукой! Какие-то дети, какие-то старики вмешиваются не в свои дела! Отпускают замечания, применяют на сложнейшем объекте допотопные приспособления! Чуть лине Пятнадцатого века!
– Пойдем, Коля, – сказал Дмитрий Дмитриевич. – Что, опять бежать?
– Нет, нет, просто пойдем ко мне, я тебе кое-что объясню. До свидания, Борис Федорович. – Эй, зятек-паренек, – сказал Серафим Яковлевич, – подойди сюда. Ты правду скажи, Ленка что? Я выйду, задам ей!
– Задайте ей, задайте! – быстро сказал Коля, вспомнив свое глупое положение возле трамвайной остановки.
Дмитрий Дмитриевич и Коля вышли в коридор. Коля, оглянувшись, увидел, как Евгений Леонович охватил Бориса Федоровича за талию и, вытянув шею, что-то ему втолковывает.
– Не оглядывайся, – сказал Дмитрий Дмитриевич. – И идем сейчас ко мне. Я очень хочу есть.
Они посторонились, пропуская мимо себя сестру с тарелкой горячего супа в руках, и оба проглотили слюну.
Дома у Дмитрия Дмитриевича Коля принялся за чистку картошки с прорезывающимися глазками, а Дмитрий Дмитриевич неожиданно ловко очистил селедку, нарезал ее, полил подсолнечным маслом, достал две рюмки и наполнил их какой-то жидкостью красного цвета.
– Я это не буду, – сказал Коля.
– Сегодня можно, – ответил Дмитрий Дмитриевич. Коля протянул руку к рюмке, но Дмитрий Дмитриевич остановил его:
– Не спеши…
* * *
А в это время Борис Федорович, полузакрыв глаза, слушал медоточивое журчание Евгения Леоновича. Борис Федорович изредка вздрагивал при каждом намеке на его, Бориса Федоровича, отсталость и непорядочность.
– Нет, нет, Борис Федорович, на вашем месте я не связывался бы с этим Михантьевым… Он вечно доказывает, что черное – это белое… А вы… Притом нами уже решена основная задача! – Евгений Леонович развернул и быстро свернул черную фотопленку с заснятыми кривыми. – На одной из наших кривых совершенно ясно проявилась частота в тридцать тысяч герц! А вот на этой пленке – смесь частот… Смесь! Вы меня, Борис Федорович, простите, мы еще не производили гармонического анализа, не выделили составляющие частоты, но мы обязательно его проведем. Не сомневайтесь. Совершенно ясно, что мы имеем дело с почти периодическим явлением, хотя есть участки, явно не повторяющиеся по форме. Вот почему работа, которую я направлю в печать, будет озаглавлена: «Биологический источник почти периодических акустических колебаний» или «К вопросу о верхнем пределе частот, произносимых человеком». Эти статьи я подпишу один, – вкрадчиво, но твердо произнес Евгений Леонович. Он как будто производил эксперимент над выдержкой Бориса Федоровича. – А вот статью, которую можно будет направить в «Архив хирургии», можно будет назвать…
– А эту статью подпишу один я, – сказал Борис Федорович.
– Нет, нет, что вы, ведь вы будете оперировать моими данными, моими ос-цил-ло-грам-ма-ми, ведь медик для физика, а не наоборот! Физики – слишком большая ценность… Ну, вы сможете подписать первым, а я вторым. С этим можно будет согласиться. И потом, эти разговоры об авторстве просто смешны. Ведь истинным автором всего является природа… Вы так же, как и я, естественник и возражать не будете. Ну, посмотрим же, как засняты эти кривые! Большое искусство проявил мой лаборант, Семен Константинович! Как самостоятельный работник?
– Нуль, круглый нуль… Но под руководством, чувствуя направление, работает великолепно.
Борис Федорович просмотрел кривые и, возвращая пленку, сказал:
– У меня приятель есть, токами мозга увлекается.
Записывает их на фотопленку, так же, как и вы, использует усилитель и так же все это проделывает в огромных количествах: нумерует кривые, анализирует их по Бернштейну и, кажется, по Фурье…
Евгений Леонович кивал головой, но смотрел на Бориса Федоровича с опасением.
– И так же, как и вы, профессор Кучерявый ничего не понимает. Этих кривых можно снять миллионы. Согласен, что и к ним можно найти ключ, но через тысячу лет… Нужна новая методика и моему приятелю и вам… Борис Федорович сунул руку в карман и нащупал клочок бумаги, на котором был записан телефон Михантьева.
* * *
Дмитрий Дмитриевич, стараясь не смотреть на стол, говорил Коле:
– Крепись, скоро начнем наше пиршество!
– Так как же мы его услышали, Дмитрий Дмитриевич, и почему наш Человек про крокодила сказал? – спросил Коля.
– Все дело в страхе, Коля. Мы ведь говорили шепотом, все время боялись, что кто-то войдет. А вот Борис Федорович вошел и рявкнул… Да еще над свистком наклонился. Человек и услышал. Услышал и повторил.
– Но ведь сказал-то он ультразвуком! Как же мы его услышали?
– А перед его ртом был свисток…
– И мы услышали разностную частоту! Услышали то, что сказал Борис Федорович! Так нам совсем не нужно будет расшифровывать его речь, мы его научим говорить по-русски. А что это тот, в беретике, про какой-то свисток браконьера говорил? Он что, тоже все понял?
– Все? Вряд ли…
– Браконьер – это тот, кто дичь ворует. При чем он тут?
– Да, профессия малопочтенная, это верно, но в средние века ею многие занимались. А за охоту, скажем, на королевских оленей рубили руку или голову, забирали имущество, так что браконьер шел на большой риск. Другом же его могла быть только собака, как и у всякого охотника. Стреляли браконьеры из луков или самострелов даже тогда, когда были изобретены ружья, чтобы лесник не услыхал. Так вот, пошлет браконьер собаку за дичью, а назад подозвать не может…
– Нужно свистнуть…
– Свистнуть? А лесник? Вот кто-то из браконьеров и придумал свисток, который собака слышит, а человек не может услышать.
– Мой Джек тоже нашего Человека слышал, а я не слышал. Но выходит, что эти браконьеры были большими учеными для своего времени, конечно?
– Нет, просто нужда заставила… Видимо, кто-нибудь из них делал себе свисток как можно более высокого тона и случайно обратил внимание на то, что плохой, им забракованный, свисток он не слышит, а собака слышит, поднимает уши, подбегает… Ну, уж это моя фантазия… Может быть, все и по-другому было.
Зазвонил телефон. Дмитрий Дмитриевич и Коля бросились к нему.
– Да? – сказал Дмитрий Дмитриевич. – Да… Хорошо, хорошо, мы согласны… Приступим в девять часов утра… До свидания, Борис Федорович.
Дмитрий Дмитриевич положил трубку и, посмотрев на Колю, добавил:
– Вот и еще двух браконьеров свисток выручил.
