Текст книги "Дело четвертое: «Повинную голову... »"

Автор книги: Александр Лавров

Соавторы: Ольга Лаврова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Сцена девятая

Криминалистическая лаборатория. Кибрит и Томин.

Томин (выставляя для обозрения погон). Любуйся.

Кибрит. Роскошно!

Томин (очень оживленный). Хожу, принимаю поздравления и приглашаю на субботу хороших людей. Мать обещала тряхнуть стариной и состряпать что-нибудь подлинно армянское!

Кибрит. У меня уже текут слюнки.

Томин. Значит, договорились. Ну, а как вообще жизнь?

Кибрит. Да все нормально. Никаких ЧП.

Томин. У Пал Палыча, по-моему, неприятности.

Кибрит. А что такое?

Томин. Да сбежал кто-то.

Кибрит (удивленно). Я ничего не знаю!..

Томин (небрежно). Какая-то Маслова.

Кибрит (ахает). Маслова?! Ты не путаешь?

Томин. Да он при мне Мише Токареву звонил.

Кибрит. Ну и ну!.. Бедный Пал Палыч!..

Томин (поняв, что дело серьезное). А в чем суть?

Кибрит. Он ее только что отпустил из-под стражи – до суда.

Томин присвистывает.

Кибрит. Были возражения, но Пал Палыч настоял. И вот на тебе!

Томин (огорченно). Да... Может прилично нагореть. А что Пал Палыч за нее болел – заблудшая овечка?

Кибрит. До овечки далеко... Но она, по-моему, могла еще выправиться... А ты ведь знаешь Пал Палыча – как он за это хватается.

Томин (вздыхая). Как же, как же, борьба за человека!

Кибрит. Ну до чего же досадно! Он-то ей верил, радовался, когда выпустил... Какая все-таки негодяйка!

Томин. То-то он не в себе. (В раздумье.) Есть у меня несколько отгулов за командировку... Чем я буду в кино ходить... А?

Кибрит (обрадовано). Попробуй, поговори с Токаревым!..

Сцена десятая

Кабинет Токарева.Два письменных стола. Кроме того, сейф и длинный, типа лабораторного, стол у стены, заваленный бухгалтерскими гроссбухами. Томин и Токарев.

Томин (сердито меряя шагами кабинет). Не настолько же он упрям, чтобы не прислушаться к разумному совету. Надо было убедить!

Токарев (тоже сердито). Давай вот что – давай не будем кипятиться. Я действительно был против. Но никто не ожидал, что она скроется. А Пал Палыч мотивировал освобождение здоровьем.

Томин (вздохнув). Воровать здоровья хватает, а как сидеть, так сразу все больные – вот ведь история! У кого печенка, у кого селезенка, а главное, у всех зрение слабое – не могут видеть небо в клеточку!

Токарев. Ладно, сейчас не в том дело. Понимаешь, если разобраться со счетной линейкой, – бежать ей ни к чему.

Томин (озадаченно). Да?.. А никто из коллег не был, случаем, заинтересован, чтобы ее... того? А что ты удивляешься? Вспомни дело «Черного маклера». Готовы были на что угодно!

Токарев. Нет, Саша, здесь такой вариант отпадает, поверь.

Томин. Ладно, верю... Что-нибудь предпринято для розыска?

Токарев (укоризненно). Прошло четыре часа, как мы узнали. Больно ты скор чужими-то руками!

Томин (осторожно). Могу предложить свои.

Токарев. Серьезно?

Томин. Если не сочтешь за обиду, что лезу в твое дело...

Токарев (улыбаясь своей редкой, скупой улыбкой). Не сочту. Тем более что у меня еще горы документов, работы выше головы... (Кивает на гроссбухи).

Томин (оживляясь). Я же чувствую – надо помочь!.. Чем быстрее мы водворим ее на место, тем меньше будет шуму и меньше неприятностей Пал Палычу. Верно?

Токарев. Ладно, Саша, я не ревнив и уважаю преданность дружбе... С начальством утрясем.

Томин. Отлично! Что ты мне можешь дать для начала?

Токарев. Есть список ее родственников и близких знакомых. Фотографии. А прежде всего посмотри вот это. (Находит три скрепленных вместе отпечатанных на машинке листка.) Я тут составил справку на нее.

Томин просматривает справку. Раздумывает.

Томин (сам с собой). Сегодня пятница, завтра суббота... (Между прочим.) Про званый ужин помнишь?

Токарев. Помню-помню...

Томин (бормочет). Скорей всего, ей сейчас вспоминается непорочная юность... И наверняка тянет поглядеть на детей... Послезавтра воскресенье... Так. Прежде всего, мне понадобятся координаты какой-нибудь закадычной приятельницы ее матери, если таковая имеется... Затем список ее институтской группы... маршрут, каким дочка ходит в школу... (Делает пометки в записной книжке.) Что рассказывает муж?

Токарев. Еще не знаю. Он сейчас у Знаменского.

Сцена одиннадцатая

Кабинет Знаменского. Знаменский и Маслов.

Знаменский. Не пойму, кого же вам больше жалко – ее или себя?

Маслов. То есть... я, конечно, переживаю за Ирину... Но она все-таки знала, на что шла. Она все-таки расплачивается за то, что натворила! А я-то за что расплачиваюсь?!

Знаменский(холодно принимая этот страстный протест против несправедливой судьбы). Скажите, вот жены нет дома третий день. Что вы предприняли?

Маслов. Обзвонил, кого мог. Обращался в бюро несчастных случаев. Теща обегала всех знакомых.

Знаменский. Почему не сообщили мне?

Маслов. Видите ли... все думал – вот вернется...

Знаменский разговаривает с Масловым бесстрастно, почти без интонаций. Маслов же, как всегда, напрашивается на сочувствие. Вид у него издерганный.

Знаменский. Вы любите толковать о гражданском долге, а тут... Вы понимаете, что она нарушила условие, с которым была освобождена из-под стражи? А была освобождена в какой-то мере и под вашу ответственность.

Маслов. Да... я понимаю... в какой-то мере... Боже мой, мало ей было всего прежнего, теперь еще пропала! Вы не представляете, сколько надо нервов!

Знаменский. Вы говорили о записке.

Маслов. Да... вот. (Дрожащими руками вынимает и отдает Знаменскому записку.)

Знаменский (читает без всякого выражения). «Коля, прощай, не поминай лихом, береги детей».

Пауза.Маслов страдальчески смотрит на Знаменского, не понимая, почему тот равнодушен к его горю.

Знаменский. Накануне она не намекала, что собирается уйти?

Маслов. Нет, уверяю вас!

Знаменский. Ничего не просила мне передать?

Маслов. Нет, я бы, разумеется, сказал.

Знаменский. Но такой поступок должен иметь очень серьезную причину. Женщина рвется домой, мечтает побыть с детьми и мужем и вдруг исчезает неведомо куда на следующий же день! (Пристально смотрит на Маслова, затем отворачивается и спрашивает небрежно.) Вы уверены, что не знаете, где ее искать?

Маслов (почти в ужасе). Что вы! В чем вы меня подозреваете!..

Знаменский. Я вижу, что не знаете, на всякий случай спросил. Самое печальное, что при сложившихся обстоятельствах мы будем вынуждены снова арестовать ее. Когда разыщем.

Маслов (съеживаясь под этим новым ударом). Боже мой! А я сообщил на работе, что выпустили! Сразу вокруг меня разрядилась атмосфера...

Знаменский (прежним ледяным тоном). Ничего не поделаешь. Ваша жена виновна больше, чем вы полагаете.

Маслов (шепчет сокрушенно). Я знаю...

Знаменский(подаваясь к Маслову и сразу утрачивая равнодушную официальность). Знаете?! С каких пор?

Маслов. В тот день, как я привез ее домой... вечером... даже, скорее, ночью... Ирина мне призналась.

Знаменский (медленно). Вот оно что... Значит, она успела вам рассказать. Тогда совсем другой вариант... (Встает и испытующе смотрит сверху на Маслова.) Как вы это приняли?

Маслов (голосом мученика). Вы не представляете! Как гром, просто как гром!

Знаменский (обрывая). Вопрос не о ваших чувствах, а о вашем поведении.

Маслов. Я был совершенно растерян... Не могу воспроизвести точно, что я говорил.

Знаменский. Ну, хотя бы не точно, общий смысл?

Маслов (доверительно). Я могу быть с вами вполне откровенным?

Знаменский. Вы обязаны быть со мной откровенным.

Маслов. Видите ли, Ира выбрала такой момент... очень нетактично... можно сказать, среди ночи... Нашла место и время! Вы меня понимаете?

Знаменский (настойчиво). Что вы ответили Ирине Сергеевне?

Маслов. Ну, я вспылил, конечно... Но практически никакого разговора у нас не было. Я предложил объясниться завтра. Надо было как-то прийти в себя... сообразить, что делать дальше... И потом, откровенно говоря, она стала мне в тот момент так... неприятна.

Знаменский. И вы не расспрашивали ни о чем? Как все случилось и почему?

Маслов (брезгливо). Нет, что мне эти детали? Факт есть факт, как его ни поверни, не правда ли? Лезть еще глубже в эту грязь...

Видно, что рассказывает Маслов искренне, все как было.

Знаменский (после паузы). Маслов, вы действительно не догадываетесь, почему ваша жена ушла?

Маслов. Вы же ее знаете, Пал Палыч! Ирина – человек не очень уравновешенный... бывает у нее иногда... (Осененный какой-то мыслью.) Может, до нее тогда в первый раз дошло, что она натворила, а? Начала рассказывать и вдруг поняла, какое это производит впечатление на честного человека. И убежала просто от стыда, просто не посмела взглянуть мне в глаза при свете дня! То есть это очень на нее похоже!

Знаменский. «При свете дня»... (Садится и подпирает голову кулаком.) Ох, Маслов, даже не знаю, как мне пробиться сквозь броню вашего эгоизма. «Я, я, я» – без конца «я»! А она?

Маслов. Но ведь я же...

Знаменский. Снова «я»! Да подумайте и о ней тоже! Она ведь не с курорта к вам приехала, она многое пережила за это время...

Маслов. Я понимаю, и я радовался, что она вернулась домой. Но...

Знаменский. Но узнали кое-что новое... Я-то уж меньше всего склонен забывать, что ваша жена совершила преступление. Но к вам она пришла как к самому близкому человеку, пришла открыть правду, которую так долго не решалась сказать. Кто-кто, а вы обязаны были выслушать. А вы ее грубо отталкиваете. И после этого ее же обвиняете в нетактичности. Маслов!

Маслов (изумленно). Но позвольте... неужели вы не понимаете моих чувств?! Всякий порядочный человек...

Знаменский. Чего тут не понять! В сущности, вы выставили жену из дому.

Маслов. Нет. Я ее не оскорбил, не ударил! А если что сказал, так ведь не Могла она ждать, что я обрадуюсь!

Знаменский. Нашли, чем гордиться – не ударили... А ваша хваленая порядочность... (Морщится.) Эх, Маслов!

Маслов (сердясь и недоумевая). Что вы хотите сказать?

Знаменский (жестко). Что в вашем возрасте трудно быть столь наивным.

Маслов. Но... о чем вы?

Знаменский (меняя тон, мягко). Николай Семенович, попробуйте абсолютно честно заглянуть в себя. В глубине души вы давно уже все знали.

Маслов (совершенно ошарашен). Как это знал?! Что вы?!

Знаменский. Знали, Николай Семенович. Конечно, знали. Таких вещей нельзя не знать. Другое дело, что вы ни в коем случае не желали этого осознать, запрещали себе думать. Потому избегали разговоров с женой о ее неладах с начальством, не любили точных денежных расчетов, принимали на веру удивительное умение Ирины Сергеевны вести хозяйство и даром покупать дорогие вещи.

Маслов (в смятении). Нет... нет... вы ошибаетесь...

Знаменский. Не ошибаюсь, Николай Семенович. Я вам больше скажу – вас очень устраивало такое положение дел. Вольготная, обеспеченная жизнь. Даровые обеды в ресторане. Словно с неба, валятся дубленки и портсигары с камешками. Кстати, где портсигар?

Маслов. У меня...

Знаменский. Вот видите. Жена при вас снимала серьги и кольца, а вы промолчали о том, что в кармане лежит, – благо вам личного обыска не делали. И у нее не повернулся язык сказать: «Отдай».

Маслов (беспомощно). Но я тогда не думал... Это же моя личная вещь!..

Знаменский. У Ирины Сергеевны был еще браслет в виде змеи. Он где?

Маслов. Браслет Ира давно продала – мы копили на машину.

Знаменский. Кому продала?

Маслов. Не знаю... (В отчаянии.) Опять вы мне не верите! И вообще вы такого про меня наговорили!..

Знаменский (прерывая). Погодите. (Достает один из томов дела, раскрывает, показывает Маслову.) Здесь список ценностей, сданных вашей женой, и опись домашнего имущества.

Маслов. Да, я вижу.

Знаменский. Давайте проанализируем эти документы с одной точки зрения: сколько сюда попало мужских, а сколько женских предметов. И какова их сравнительная стоимость.

Маслов читает список.

Знаменский. Замечаете закономерность? У нее – не ахти какие сережки, у вас – очень ценный портсигар. У вас две шубы – у нее одна. И так во всем.

Маслов (подавленно). Она любила делать подарки... я же не просил.

Знаменский (безжалостно). Но с удовольствием принимали. И вспомните еще кое-что не внесенное нами в опись – обилие детских вещей. Вспомните: одиннадцать новеньких пар обуви от двадцать пятого до тридцать шестого размера! Когда я их увидал, честное слово, сердце сжалось! Дескать, меня возьмут, а дети будут расти, им надо в чем-то бегать... Ирина Сергеевна понимала свою обреченность. А вы постоянно жили рядом – и ничего не понимали?

Маслов (лицо у него дрожит, он кажется окончательно раздавленным). Я не знаю... нет-нет, я действительно не сознавал!..

Знаменский (после короткой паузы, чуть смягчившись). Допустим. Человеческая слепота порой феноменальна. И все– таки в ее судьбе есть доля вашей вины, поэтому не вам от нее отрекаться.

Маслов (еле слышно). Возможно... то есть... но я просто не мог иначе!

Знаменский (устало.) Вы погубили все, чего я пытался достичь: признание, раскаяние, твердый поворот к честной жизни... Одним махом. А больше всего почему? Потому что до смерти испугались за свою репутацию!

Маслов. Нет, но нельзя же так! Вы меня считаете за какого-то бездушного карьериста. А у меня исследования, как вы не понимаете! Если меня отстранят, кто их закончит? Это просто катастрофа! Три года труда!

Знаменский (с любопытством). Вы любите свою работу?

Маслов. Боже мой, неужели нет?!

Знаменский (задумчиво). Рад слышать... Хотелось бы верить, что, в сущности, вы неплохой человек.

Маслов (не допуская сомнений). Ну конечно!

Знаменский. И что привязаны к жене, хотя и наводили справки о разводе.

Маслов (оправдываясь). Когда все так складывается, поневоле начинаешь думать... Но это же не потому, что я не люблю Ирину.

Знаменский. Тогда, может быть, для нее не все потеряно. (Стараясь быть как можно убедительнее.) Слушайте. И ей и вам предстоит еще многое пережить. Будут очень трудные годы. Но у вас дети. Дайте Ирине Сергеевне надежду. От вас зависит, каким человеком она выйдет на волю. Бездомным, обозленным. Или человеком, который сделал ошибку, расплатился и готов начать новую жизнь.

Маслов (безвольно, безнадежно). Боже мой, как это тяжело!.. Вряд ли я смогу... Вся моя судьба под ударом...

Знаменский. Вряд ли сможете... (Меняет тактику. Тон его делается жестким.) Понял вас. Но хочу, чтобы и вы меня поняли. Вы полагаете, что достаточно во всеуслышание отказаться от жены и можно уйти в сторонку? В чистеньком дедероновом костюмчике? Обязан разочаровать. С вашей работы пришло письмо. Коллектив просит сообщить, как следствие оценивает ваше поведение во всей этой истории.

Маслов бледнеет.

Знаменский. Пока я не ответил... Вы ничего не сделали, чтобы удержать свою жену на честном пути, но вы можете помочь ей на него вернуться. Моя оценка будет зависеть от этого. Я достаточно ясно выразился?

Маслов (потерянно). Да... ясно.

Знаменский (вставая). А сейчас, Николай Семенович, попытайтесь найти Ирину Сергеевну. Раньше, чем найдем мы, понимаете? Пусть она придет ко мне сама. Это ее единственный шанс не быть снова арестованной!

Маслов (после паузы, с раздражением). Пал Палыч, что вам Ирина? Что вам я?

Знаменский (усмехаясь). Такой дурацкий характер... До свидания.

Маслов. До свидания. (Направляется к двери.)

Знаменский (вслед). А портсигар, между прочим, принесите.

Маслов возвращается и кладет на стол портсигар.

Сцена двенадцатая

Кабинет Скопина.Скопин и Знаменский. Чувствуется, что между ними до этого был долгий разговор.

Скопин. Что делать, видно, и у ЗнаТоКов бывают неудачи... Готовьте мотивированное постановление о розыске и аресте Масловой. В понедельник представим на санкцию прокурору. И сами готовьтесь: погладим вас против шерсти... Обидно?

Знаменский. Обидно, Вадим Александрович. Только по-другому. Я уверен, что она ушла из-за мужа. Понадеялся я на радость встречи, недооценил его натуры – и ошибся. Вот что обидно.

Скопин. Ошибки в оценке людей в какой-то мере неизбежны... (Шутливо.) И потом, у нас не гарантийная мастерская по ремонту человеческих характеров и отношений. Наша главная задача все-таки связана с другими функциями. Согласны?

Знаменский (нейтрально). Да, конечно.

Скопин (улыбаясь). Соглашаетесь из вежливости... (Со скрытой теплотой.) Я вас не собираюсь переделывать, Пал Палыч. Хватает душевных сил – ремонтируйте. Даже идите на риск, я «за». Но если сорвалось – прошу на ковер, руки по швам и принимайте нагоняй...

Сцена тринадцатая

Часть парка; в стороне видна беседка. По аллее быстро идет Маслова, сбоку к ней подходит Томин.

Томин. Простите, кажется, вас зовут Ирина Сергеевна?

Маслова. Это не важно. (Пытается обойти Томина.)

Томин. Общие знакомые уверяли, что фамилия ваша – Маслова.

Маслова. У нас нет общих знакомых. Пустите, я спешу!

Томин. У нас есть общие знакомые. Например, Кудряшов.

Маслова (вздрагивает, но все еще не принимает Томина всерьез). Да оставьте вы меня в покое! (Тревожно оглядывается назад.)

Томин. Куда бы вы ни спешили, обязан проводить. Дело в том, что у нас еще один общий знакомый – некто Пал Палыч Знаменский.

Маслова (замирает, смотрит на Томина широко открытыми глазами). Ах, вот вы откуда...

Томин. Заглянем пока в беседку. А то дети могут вас увидеть, они шли сюда.

Входят в беседку, садятся. Маслова нервно достает из сумочки сигареты.

Томин (протягивая свою пачку). Возьмите у меня, вам сейчас из своей не полагается. (В ответ на ее недоумение.) Бывает всякое...

Закуривают.

Томин. Вот мы с вами и встретились. (Довольный своей победой.) Земля, знаете, до того круглая, просто негде спрятаться.

Маслова (глядя мимо Томина на аллею, с которой она пришла). Между прочим, я вас раньше не видела. Кто вы такой?

Томин показывает Масловой свое удостоверение.

Маслова(бесцветным голосом). И что теперь?

Томин. Дети еще не прошли?

Маслова. Нет еще.

Томин. Тогда немножко посидим... (Прощупывающе.) У Пал Палыча из-за вас неприятности...

Маслова (раздражаясь). А у меня радости? Мне своих бед вот так хватает!

С аллеи доносятся детские голоса, Маслова, встрепенувшись, смотрит туда.

Томин. Они?

Маслова (отворачиваясь). Нет... Да вам-то что?

Томин. А зачем ребятам видеть, как их «уехавшую» мамочку уводит чужой сердитый дядя?

Маслова (вздрагивает). Вы меня заберете?

Томин. Практически уже забрал. А как прикажете поступать с человеком, который обманул следователя, нарушил подписку и скрылся?

Маслова (отчаянно). Ну, и пожалуйста! Сажайте! Гори все ярким пламенем!.. Может, оно и лучше.

Томин. Сочувствую, но виноваты сами. Вас освободили с условием, что вы будете жить дома, а не неизвестно где.

Маслова. Не могу я дома!

Томин (хмурясь). Ваши обстоятельства мне, в общем, известны, но с юридической точки зрения они ничего не меняют. Две копейки вы могли найти? Могли набрать телефон и сообщить, где находитесь? Ведь понимали, что обязаны это сделать?

Маслова. Понимала – не понимала, какая теперь разница... На поверку моя свобода и двух копеек не стоила, лучше бы я ее не видала вовсе!..

Маслова оборачивается, глядя на аллею. Пауза.

Томин. Очень славные ребята... Мальчику лет пять?

Маслова (с болью). Пять с половиной. А дочке – восемь.

Томин. Это я знаю. Второй «Д», классная руководительница Старикова...

Маслова (всхлипнув). Сколько им будет, когда я выйду?

Томин разводит руками.

Маслова. Каково им придется – во дворе, в школе, – когда все узнают... Вырастут без меня, станут чужие, стыдиться будут...

Пауза. Маслова старается сдержать слезы.

Томин(сердясь на себя за чувство жалости к Масловой). Разрешите поинтересоваться, какие у вас были планы на будущее, если б не наша сегодняшняя встреча?

Маслова. Может, пришла бы обратно в тюрьму проситься... А скорее, села бы в самолет и к морю...

Томин. Кстати, на какие деньги?

Маслова. Одной знакомой в долг давала, теперь пригодились. Недели на три могло хватить. Последний раз на солнышке погреться... А там заплыть подальше и...

Маслова машет рукой, встает, берет сумочку.

Томин (еще более сердито). Противно слушать! И обидно за Пал Палыча, который с вами нянчился, хлопотал и даже сейчас защищает. Верит, что вы сами явитесь на Петровку и вообще...

Маслова. Правда?.. (Порывисто оборачивается к нему, лицо ее на миг светлеет.) Конечно, по совести надо было прийти самой, я понимаю. Со мной так по-человечески, поверили... Да что теперь!

Томин. Да-а, как говорил один мой клиент: хорошая мысля приходит опосля... Сядьте. Дайте кое-что прикинуть. (Ходит по беседке, останавливается.) Ну как вы могли сделать эту глупость?! И себя подвели и других!

Маслова (страстно). А если рушится все последнее?.. Чувствуешь, что самый близкий человек тебя презирает!.. Да я голову потеряла!.. (Теперь, когда она видит, что судьба ее Томину не безразлична, становится откровеннее.) Пока сидишь, по-настоящему не понимаешь. А тут я один раз по двору прошла и уже натерпелась! Кто таращится во все глаза, кто отворачивается, даже не знаешь, здороваться с соседями или нет... У нас в нижней квартире семья – пятеро детей, отец шофер, мать не работает, живут, конечно не ахти. Я, бывало, так к ним свысока... А теперь гляжу – она шестого везет в старенькой коляске... Позавидовала прямо до слез! Честная, свободная, муж любит... У меня ведь все было – и все я потеряла!.. Так вот подумаешь: что я билась, кому копила? Ничего теперь не нужно!..

Пауза.

Томин. Ладно! Готов пожертвовать своими лаврами.

Маслова смотрит вопросительно.

Томин. Идите к Знаменскому сами. Так будет лучше.

Маслова (со слабой улыбкой). Спасибо...

Томин прерывает ее с некоторой досадой, потому что, в сущности, пошел сегодня против своего характера и привычек.

Томин. Благодарить не стоит: при всем моем сочувствии я больше пекусь о нем, чем о вас.

Маслова. Понимаю...

Томин. Только тогда так: мы с вами не знакомы, не встречались и не разговаривали. Ясно?

Маслова. Кажется, да.

Томин. Вот и отлично! Но проводить я вас провожу – для верности.

Оба выходят из беседки.