Текст книги "Полуденный вор"

Автор книги: Александр Лавров

Соавторы: Ольга Лаврова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Теперь, наблюдая Манину реакцию, Пал Палыч понимает: не только себя она выгораживает – вора не хочет выдать. Но просто ли тут женская симпатия или что-то большее?

Маня сморкается и невзначай все поглядывает на фотографию вора.

– У нас их много, – хитрит Пал Палыч, – могу подарить на память… хоть вы и незнакомы.

Ну-ка, Маня, что у тебя на душе? Маня сует фотографию в карман.

– Значит, рыжий таки принес?

– Рыжий!

* * *

Раиса протирает лобовое стекло своей машины. Царапов стоит рядом.

– Я видела гараж Пузановского, – рассказывает она. – Открытый. Правда, издали, но вторая машина там определенно была. «Жигули», и цвет как будто мой… Вдруг действительно мой «жигулек»?

– Надо посмотреть, – говорит вор.

– Как?

– С замком я управлюсь.

Раиса поднимает брови: это в шутку или серьезно?

– Разумеется, если на это взглянуть через пенсне… – лениво щурится вор. – Интеллигентно утремся платочком, и пусть подонки посильней ломают нам хребет?

Раиса уязвлена обвинением в робости.

– Прямо сейчас, днем?

– А зачем нам с вами ночь и полумрак? Поверьте опыту, люди друг на друга не смотрят. Я раньше, правда, не лазил по гаражам, но предпочитаю дневное время…

Они приближаются к одному из стоящих «плечом к плечу» гаражей. Вор недолго возится с замком, причем спина его заслоняет, что он там делает. Да Раису и не тянет подглядывать, ее волнует, чтобы за ними не подглядывали.

– Прошу! – Дверь гаража открыта.

Внутри стоят «Волга» Пузановского и красные «Жигули». Раиса делает два порывистых шага… и отворачивается.

– Увы…

Тут в дверь заглядывает мужская голова. Раиса обмирает.

– Огоньку не найдется? – спрашивает мужчина.

Вор невозмутимо щелкает зажигалкой, голова прикуривает и исчезает. Выйдя наружу, вор запирает замок, и они уходят, не привлекая ничьего внимания…

– Глеб, кто вы по профессии? – спрашивает Раиса по дороге к машине.

– Да как вам сказать, Раечка… Профессия у меня довольно редкая. Даже рискованная. Но пока работаю.

– Скажите откровенно, вы из милиции?

– Раечка, если так, то могу ли я сказать откровенно? – изворачивается вор и переводит на свое: – «Волга» в гараже, стало быть, хозяин дома. Опять будете караулить?

Раиса пожимает плечами.

– Тогда извините, в полдень я должен быть в другом месте.

– Садитесь, – кидает Раиса.

Оба садятся в машину. Вид у Раисы хмурый. Возбуждение от надежды найти «жигуль» прошло, да еще между нею и ее союзником стоит какая-то недоговоренность.

– Видимо, я все время задаю нетактичные вопросы, – произносит она сухо.

– Не надо на меня сердиться, – заглядывает ей в лицо вор.

Раиса его и привлекает и раздражает. С одной стороны, она помеха и обуза, с другой – вызывает покровительственное чувство. К тому же он постоянно помнит о комизме их союза, что придает его поведению оттенок иронической игры. И сейчас и в дальнейшем он говорит Раисе правду или полуправду, что она принимает за особую манеру выражаться – шутливо и уклончиво.

Когда машина тормозит в районе новостроек, Раиса уже весела: вор только что рассказал что-то забавное.

– Спасибо, что подкинули! – Он берет с заднего сиденья чемоданчик, по размеру способный вместить японскую видеоприставку.

– Если недолго, я подожду.

– Да?.. – он колеблется. – Всегда надеюсь, что недолго…

Возвращается он чрезвычайно довольный.

– Куда теперь? – спрашивает Раиса, откладывая журнал.

– Раечка, мне неловко использовать вас как даровой транспорт.

– Я же использовала вас как дарового взломщика. Надо отрабатывать.

И снова они едут по городу. И теперь останавливаются у винного магазина, где Царапов недавно сторговался с продавщицей Маней.

Вор тянется за чемоданом – там видеоприставка, которую он выкрал, пока Раиса ждала его в машине. Но что-то удерживает его и заставляет выйти на предварительную разведку.

Стоя на тротуаре, он смотрит в сторону магазина. Оттуда появляется пьяненький мужичок – тот, которому Маня грозила не давать в кредит. Вор направляется навстречу, спрашивает:

– Батя, Маня сегодня работает?

– Не работает, – бормочет тот. – Таскают Маню. Замели нашу Маню… Эх, парень, даже – веришь? – нету настроения выпить! – Он покачивается и хватается за вора.

Тот отцепляет от себя его пальцы.

– Батя, я тебя уважаю! – убедительно говорит он и быстро отходит. Покупает ненужную газету, пачку сигарет: надо привести в порядок выражение лица, прежде чем показаться Раисе. А мимо нее, сидящей в машине, шаркает пьяненький, приговаривая сам себе:

– Эх, Маня… хорошая была Маня… такая ласковая…

Возвращающегося Царапова Раиса встречает вопросительным взглядом: они сделали такой конец, чтобы он поговорил со случайным алкоголиком о какой-то Мане?

– В ваших глазах я читаю вопрос, – говорит вор.

– Пожалуй, – отзывается Раиса.

– Категорический вопрос: когда мы будем обедать? У вас зверски голодное лицо.

Все время этот человек сбивает Раису с толку.

– Едем обедать, – объявляет он. – Я только мгновенно заскочу по дороге к одному приятелю.

Теперь машина Раисы подкатывает к комиссионному магазину радиоаппаратуры. Здесь Царапова, как мы помним, подстерегают коллеги Томина. Но после происшествия с Маней он осторожен вдвойне: Раиса сворачивает в переулок.

Задами подбирается вор к окнам служебных помещений. За одним из них работает тот же очкастый товаровед. Вор останавливается против окна, приподнимает чемодан, товаровед вскидывает глаза, все понимает и делает короткий отрицательный знак головой.

* * *

У Знаменского сидят коллега Томина Птахин и таксист.

На бланке, который он рассматривает, наклеено в ряд несколько фотографий.

– Вот этот, улыбистый, – таксист указывает на Царапова. – Позавчера этот пассажир предложил мне джинсы.

– Взяли?

– У меня принцип: от пассажиров не брать. Вы бы их с меня сейчас даром сняли!

– В котором часу вы его везли? – спрашивает между тем Птахин.

– Под вечер, часов в девять.

– Было у него что-нибудь с собой?

– Чемодан не особо большой.

– Открывал?

– Нет, поскольку от джинсов я отказался.

– Обождите немного в коридоре. С вами поедет наш товарищ, покажете поточней, где высадили.

– Именно позавчера он вдобавок к видеоприставке царапнул джинсы! – говорит Знаменский.

– Так что, Пал Палыч, начинаем новый этап? – торжествующе спрашивает Птахин.

– Да, начинаем! Уже третий шофер возил его на Басманную, чего нам еще? Давайте поднимать участковых: пусть прочесывают территорию – кто у них там балуется жильцами без прописки?

* * *

Раиса и Царапов осматривают небольшой стадион, заглядывают во все уголки.

– Вы, по-моему, давно поняли, что никаких угнанных машин здесь нет, – говорит Раиса. – Лазаете для моего удовольствия.

– Да нет, мне здесь нравится, – улыбается вор, помахивая кейсом. Он ловко и уверенно проходит по бревну. – Очень просто, – говорит, спрыгивая. – Надо только забыть о высоте.

Они выходят на футбольное поле. Безлюдье, кое-где травка пробивается, солнышко светит.

– Если бы не эти паразиты – была бы сейчас на юге! До чего же я ненавижу всякое ворье!

– А я, как кончу тут свои дела, махну, пожалуй, на взморье! Люблю там отдыхать.

Раиса мимоходом срывает под забором одуванчик, подносит к лицу.

– Медом пахнет…

Вдруг вор прислушивается, оглядывается и, схватив Раису в охапку, кидается в укрытие – за агитационный щит.

– Что такое? Отпустите! – отталкивая его руки, сопротивляется Раиса.

– Не брыкайтесь! – резко обрывает Царапов. – Директор едет.

Ворота стадиона раскрываются, в них въезжают две «Волги». Первую ведет Пузановский, с ним сидит Молотков, из другой выходят Печкин с Тыквой.

Кто-то затворяет ворота, а Пузановский с Молотковым осматривают вторую «Волгу». Спрятавшиеся Раиса и вор не слышат, о чем завязалась перебранка между четверкой, они только видят, как все четверо усаживаются за врытым в землю столом возле административной хибары.

Вор вынимает из кейса подзорную трубу, наводит. Близко видит, как Пузановский чистит апельсин.

– Ого! – говорит Раиса. – Вы недурно оснащены! Дайте посмотреть. – Она прилипает к трубе…

– Не возьму я машину в обработку! – злится механик. – Из-за той стервы участковый зачастил.

– Прикажешь обратно хозяину подарить? – негодует Тыква.

– Там как хотите, а я не могу!

– Выходит, мы с Тыквой задаром работали? – требовательно спрашивает Печкин у Пузановского, который уминает второй апельсин.

– Я эту машину у вас покупаю, – самодовольно предлагает Пузановский. – Идет?

– И куда денешь? – с любопытством спрашивает Печкин.

– Сожрет! – радуется Тыква.

– Поставлю в тихом месте, а там посмотрю, – скрытничает Пузановский.

Во время разговора они жестикулируют и оглядываются на машину, что подсказывает Раисе догадку:

– Глеб, наверно, они эту «Волгу» угнали!.. Теперь «бегемот» вынул деньги!..

– Это уже по моей части, – говорит вор. – Позвольте! – и решительно отбирает у нее трубу.

Он видит, как Пузановский отсчитывает Пчелкину и Тыкве по пачке купюр, а солидный остаток сует в карман.

* * *

Вечером Царапов дома. Он снимает ботинки, садится в кресло, вытягивает ноги. Берет сигарету, лезет за зажигалкой, вытаскивает из кармана смятый одуванчик. Нюхает, кидает в пепельницу. Невесело ему что-то.

В передней раздается слишком длинный звонок, затем шлепающие шаги хозяйки и ее голос: «Кто там?.. А в чем дело?.. Сейчас открою, сейчас! Халат надену, минуточку…» Голос из недовольного становится испуганным.

Вору большего не надо, чтобы все понять. Мгновение – и ножка стула засунута в ручку двери, еще мгновение – надеты ботинки и погашен свет. Прихватив кейс, Царапов перекидывает ноги через подоконник. Путь для отступления был им предусмотрен еще при найме комнаты: под окном относительно широкий карниз. Правда, внизу пять-шесть этажей пустоты, но вниз вор не смотрит. Распластавшись по стене – правая рука вытянута по движению, в левой кейс, – он осторожно, но достаточно быстро приближается к балкону соседней квартиры, о котором расспрашивал хозяйку.

Из коридора доносится: «Ваш жилец дома? Где его дверь?»

Но стука в дверь он уже не слышит, так как вышибает дверь балкона, затем дверь из квартиры на площадку, стремительно сбегает вниз по лестнице к наружным дверям, около которых ночуют две пустые детские коляски.

И вот из подъезда выходит молодой заботливый папаша, хоть и поздновато, но выкроивший время погулять с младенцем.

А у соседнего подъезда оперативная машина ждет «под парами» с невыключенным мотором.

Вор с коляской скрывается за углом, достает из нее кейс – и нет его, сгинул…

* * *

Раиса читает в постели перед сном. Вдруг – кого принесло так поздно? – тренькает дверной звонок. Она встает отпереть: «Кто?» – И слышит: «Глеб».

– Что случилось? – спрашивает Раиса, открыв, и осматривает его изумленно. – У вас такой вид… как будто из дому выгнали.

– Напротив! – кривовато усмехается Царапов. – Очень старались удержать. Но я все-таки ушел. И больше я в тот дом ни ногой… Извините, если разбудил.

– Нет, я не спала… – В глазах невысказанный вопрос: зачем он, собственно, явился?

– Я уезжаю. Хотелось проститься.

– Надолго?

– Скорей, надолго.

Раиса молчит. В обычное время она только корректно попрощалась бы и пожелала счастливого пути. Но, застигнутая врасплох, не успевает скрыть огорчения, разочарования. Сама того не заметив, в нарушение своих жизненных принципов, она стала как бы несколько зависима от Царапова за последние дни. И вот стоит перед ним сейчас немного растерянная, немного растрепанная.

Вор достает зачем-то железнодорожный билет с плацкартой, показывает. Раиса машинально смотрит, возвращает.

– Поезд через час десять… – говорит вор.

– А как же я?.. Наши поиски?.. – невольно вырывается у Раисы.

– Самому обидно уезжать… Не доделал то, что собирался. Такой убыток… другу моему. Но что поделаешь!

Он уже берет свой кейс, медлит… И ставит его обратно.

* * *

В обычном для новых кварталов дворе – не дворе, а пространстве между домами – стоит ряд машин.

Вдоль ряда идут Томин и Пузановский.

– Ты ж говорил, можно без документов, – пыхтит на ходу Пузановский.

– И не отказываюсь. Человек купил списанную железку. Документы есть – тачки нет. Но вот без доверенности, дорогой, нельзя. Как он без доверенности в Ростов погонит?

– Ладно, договоримся – будет доверенность. В обмен, между прочим, на деньги.

– А я думал – в кредит! – Томин подталкивает Пузановского кулаком в бок и покатывается, дескать, остроумно пошутил. Тот одышливо похохатывает в ответ.

Они подходят к новенькой «Волге». (Той самой, что Пузановский купил у своих компаньонов).

– Во, гляди! – хвалится Пузановский. – Экспортное исполнение, шипованная резина, все любоваться будут! – Он отпирает машину и приглашает Томина за руль, а сам садится с другой стороны и вставляет ключ зажигания. – Обрати внимание: панель, обивка.

И в этот миг взявшиеся буквально из-под земли люди в милицейской форме окружают «Волгу».

– Выйти из машины, предъявить документы! – командует старший по званию, капитан.

Томин выскакивает резво, Пузановский пыхтя и наливаясь страхом.

– Документы! – повторяют Томину. Он роется для виду по карманам, придумывая, как быть.

– Ничего с собой нету, – говорит он. – Да вы зря думаете, мы случайно сели, дверца была открыта, – это он кидает Пузановскому ориентир на первое время.

– Молчать! – обрывает капитан.

– Я его вообще не знаю, у него плохо с сердцем стало, – частит Томин и с этими словами вдруг рывком выдирается из рук придерживавшего его милиционера и пускается наутек.

– Стой! Буду стрелять! – кричит капитан.

Томин начинает выписывать зигзаги, будто не замечая, что один из милиционеров бежит ему наперерез. Инспектор бросается в сторону, и тут его сшибает с ног дюжий милиционер. Пока они катаются по земле – достаточно далеко от всех, – Томин спокойно говорит:

– Повозись со мной… Я инспектор угрозыска. Томин… Да не отпускай руку, балда, заломи… Ой!.. Позвони на Петровку следователю Знаменскому. Только чтобы толстый не догадался. В отделение нас надо доставить порознь. Понял?.. Теперь пошуми на меня!

– Ты еще поговори тут! – подыгрывает милиционер. – А ну вставай! А ну пошли! – И, как положено, ведет беглеца назад с заломленной за спину рукой.

* * *

В той же одежде, что и при задержании, Томин торопливо подкрепляется в буфете Управления. Видит Кибрит, окликает:

– Зинаида, подсядь к арестованному!

– Шурик! О тебе страшные слухи, пойман с поличным, бежал из-под стражи… – смеется Кибрит.

– Пытался, – усмехается он и мнет плечо. – Мм… Крепкие есть ребята в отделениях.

– Я не пойму, это было запланировано?

– Что ты! Злодейская шутка судьбы! Участковый засек угнанную машину, отделение устроило засаду. А я работал с Пузановским под своей легендой. В итоге мы оба задержаны, и вся операция накануне срыва.

– Ну что за непруха! – огорчается Кибрит.

– Пересеклись две случайности, – он опять трет руку. – Н-да, хороший парень… Слушай, в трудные минуты мы всегда мыслили коллективно. Пошли со мной к Пал Палычу, а?

Знаменский расхаживает по кабинету. Постучав, заглядывает Кибрит – один ли он – и входит вместе с Томиным.

– Допросил? – спрашивает Томин.

– Допросил… – кивает Пал Палыч. – Пузановский – солидный, уважаемый человек. Закружилась голова, ухватился за дверцу, она открылась, он сел в машину отдышаться. Вдруг явился незнакомый брюнет. Возможно, хотел обчистить карманы – недаром потом удирал. Все.

– Молодец! – удовлетворенно говорит Томин. – С лету понял подсказку! Трусил сильно?

– Больше возмущался: «Больного человека – на Петровку!» Пришлось намекнуть, что ты по приметам похож на одного бандита.

– Браво! Все гораздо лучше, чем я боялся!

– Да чего хорошего?! – взрывается Пал Палыч. – Мы оба в идиотском положении! Что, по-твоему, дальше?

– Отпускать за недоказанностью!

– Вас обоих?

– Если ты не решил меня упечь!

– А ты понимаешь, чем это пахнет?

– Ну… не впервой же, Паша, вывернусь.

– Пузановский его подозревает? – догадывается Кибрит.

– Не знаю, Зина. Этот трюк с побегом…

– Боюсь, именно это и растолкуют Пузановскому его приятели!

– Побег я объясню, не беспокойтесь, – возражает Томин. – Хуже, что все у них до меня шло гладко, а со мной – сразу забрала милиция. Хоть тут я как раз ни сном ни духом, однако… немножко нехорошо.

– Словом, если Пузановского освобождать – тебя надо выводить из операции, – резюмирует Знаменский.

– И все труды кошке под хвост?! – взвивается Томин. – А новый человек будет начинать с нуля? Не пойдет!

– А как пойдет?

– Почему его не посадить, раз невыгодно отпускать? – вмешивается Кибрит.

– Рано, Зинаида, рано! Я даже не знаю полного состава шайки и кто делает документы!

– Посадить непросто, – возражает и Знаменский. – Это только кажется, что Пузановского взяли чуть не с поличным. На поверку доказательств – с гулькин нос.

– Но если Шурик предстанет в форме, с майорскими погонами… неужели он не дрогнет?

Знаменский пожимает плечами. Это, скорее, вопрос к Томину, он общался с Пузановским и точнее предскажет его реакцию.

– Дрогнет. Но не признается, – качает головой Томин. – Тяжесть улик, понимаешь, должна возрастать на килограмм живого веса… Паша, нам с Пузановским надо уйти отсюда в обнимку! Только сложились нужные отношения – и родная милиция вдарила под дых! – Томин страдает, как может страдать оперативный работник, у которого рухнула тщательно обдуманная операция. – Докажи ему, что я не ваш человек!

– Доказать не моту… – Знаменский снова начинает ходить.

– Можно показать на очной ставке, – подает голос Кибрит.

– Очная ставка? Про что?

– Какая разница, Пал Палыч? Придумай. В чем-нибудь да есть у них разногласия!

Знаменский останавливается, и они с Томиным некоторое время смотрят друг на друга.

– Хм, – произносит Знаменский.

– Хм, – откликается Томин.

Чувствуется, что обдумывают одну и ту же идею.

– Ну, Томин, держись! – говорит с веселой угрозой Пал Палыч и хлопает его по плечу…

И вот очная ставка. Пузановский заканчивает свои показания.

– Я принял валидол, сердце начало отпускать. И тут окружает милиция. Верите, чуть не начался второй приступ!

– Верю, верю, – говорит Знаменский. – Но давайте уточним: стало плохо рядом с машиной или на расстоянии?

– Знаете, в такой момент уже слабо воспринимаешь… как бы в тумане… Возможно, гражданин сам подвел меня и усадил… не могу утверждать.

– Понятно. Ну, теперь что вы скажете? – меняя тон, обращается Пал Палыч к Томину.

– А что, начальник? Вижу – человек сомлел, а спереди машина открытая. Ну подвел – чего такого? Пускай, думаю, посидит, очухается.

– А сам за руль?! – беспощадно обличает Пал Палыч. – Тоже сомлел?

– Зачем, у меня здоровье приличное. Думал это… к врачу его отвезти, если будет загибаться.

– Вы не крутите! – Знаменский вскакивает, наклоняется через стол и трясет указательным пальцем перед носом Томина. – Имя-фамилию почему скрываете, а?

– Нну-у… ммм… – тянет Томин, и это по интонации близко к «сам толком не знаю».

– А почему от милиции побежал? – энергично напирает Знаменский.

– Да так… – мямлит Томин.

– Из-ви-ни-те! От милиции просто так не бегают! Молчите? По часам засекаю, сколько молчите! – Знаменский гневно барабанит по циферблату на руке.

– Живот схватило! – тонким голосом выпаливает «додумавшийся» Томин.

Завершая очную ставку, Пал Палыч говорит извиняющимся тоном:

– От ошибок мы не застрахованы, товарищ Пузановский. – Капитан с сотрудниками случайно проходил, вдруг видит – номер, который недавно объявлен в розыск. Шипованная резина. А в машине люди. Естественно, скомандовал задержать.

– Возможно, на мое счастье, – подхватывает Пузановский, окончательно вошедший в роль. – Еще неизвестно, что этот тип собирался со мной сделать!

– Зачем плохо думаешь! – обиженно укоряет Томин. – Зачем его слушаешь? – кивает он в сторону наблюдающего за ними Знаменского.

В кабинет, постучав, входит лейтенант и браво рапортует:

– Товарищ майор, просили передать вам дактокарты на неизвестного. На него ничего нет!

Знаменский делает вид, что разочарован, мечет на Томина угрожающие взгляды: не удалось выяснить, что за птица попала в сети.

– Погоди! – обещает он. – Ты еще нам попадешься!

Все намеченные мероприятия по дезориентации Пузановского выполнены.

– Прошу подписать протокол.

Пузановский расписывается. Томин ставит крестик.

– Неграмотный, – извиняется он.

Знаменский нажимает кнопку, входит конвой и задержанных порознь (Томина первым) выводят. Пал Палыч стоит в задумчивости. Что-то его беспокоит…

Возвращается Томин.

– Уф! И как это преступный элемент выдерживает – допросы, очные ставки, я уж не говорю, суд! – Он переходит к делу. – Почему не отпускаешь? Что за финт?

– Ощущение, что я перегнул палку, – отвечает Знаменский, недовольный самим собой. – Для такого деятеля, как Пузановский, попасть на Петровку и шутя отделаться… Не заподозрит подвох?

Задумывается и Томин, перебирая в памяти подробности очной ставки.

– Что-нибудь в противовес бы, этакое легонькое… – размышляет Знаменский. – Для продления… Может быть… С тобой он это не свяжет, ни в чем мы его не уличим… А рвение свое продемонстрируем.

– Глазунова? – догадывается Томин.

– Если б хоть сейчас застать дома!

* * *

Раиса занята приготовлением завтрака. В кухню заглядывает Царапов, смотрит на часы.

– Выходит, я проспал полдень… фантастика! – Он осторожно обнимает ее за плечи.

Эти первые слова наутро – какую окраску они придадут тому, что произошло? А он, будто подслушав, говорит:

– Клясться в вечной любви я тебе не буду.

Ну вот! Клятв она не ждала, но вместе с «добрым утром» это все же грубовато. Однако Раиса «отбивает мяч» почти без паузы:

– Я – тем более! Я вообще по натуре амазонка. Привыкла одна.

– И замужем не была?

– Попробовала. Занятие не по мне.

– А я и не пробовал… Где взять чашки?

– Не изображай семейного человека. Садись и жди.

– Я понимаю, что я тут гость. Втерся к тебе по старой солдатской присказке: «Хозяюшка, не дашь ли водицы испить, а то так есть хочется, что даже переночевать негде…» Сколько ты вытерпишь меня в своей квартире?

– Пока не надоешь.

Обстановка в комнате Раисы отражает характер и вкусы хозяйки: ничего лишнего, а то, что есть, недорого, но удобно и несколько необычно. Вместо мебельной стенки – простые широкие полки, на них книги, парадная посуда, лампа, телефон, часы и прочие функциональные вещи и лишь кое-где памятные безделушки. Перед диваном скамья, покрытая рушником. У окна мольберт с наброском какого-то интерьера.

– Сама все придумала? – спрашивает Царапов, осматривая комнату опытным взглядом.

– Я ведь кончила художественное училище, работаю дизайнером.

– А-а. Сколько видел квартир – такую впервые… Поговорим? Надо всерьез браться за Пузановского – раз я остался. Давай смотреть правде в глаза: «жигуля» твоего загнали, не вернешь. Надо выдирать деньги.

– Как их выдерешь?

– Как – не твоя забота. Тут ты должна положиться на меня. Это дело сугубо мужское.

Его прерывает телефонный звонок. Раиса снимает трубку:

– Слушаю… Здравствуйте… Да вы скажите толком: машину-то мою нашли?!.. – И тянет разочарованно: – А-а… Да, я почти не бываю дома… Опознать толстяка?.. Еще бы, конечно, опознаю! Теперь убедились, что он за фрукт? А то я у вас была мнительная!

– Арестован или нет? – взволнованно подсказывает ей Царапов.

– Скажите, он арестован?.. – И, глядя на вора, отрицательно качает головой. – Ладно, приеду, – без энтузиазма заканчивает она разговор.

– Непонятно, зачем тебя вызывают, – в сомнении произносит вор.

– Почему? Все-таки улика – я его видела у Молоткова.

– Какая улика, Раиса: автомобилист заехал к автомеханику! Недаром тебя прошлый раз отправили ни с чем. Если теперь за тебя хватаются как за соломинку, значит, на Петровке вообще ничего нет! Попугают его и отпустят.

– А я расскажу, что узнали мы!

– Как с одним приятелем лазили в гараж? Как смотрели в трубу? Довольно комичные обстоятельства. И ничего нельзя доказать.

– Я совершенно не понимаю, что же ты мне советуешь!

– У меня свой план. Поехали. – Он надевает пиджак. – Растолкую по дороге.

* * *

Процедура опознания происходит в кабинете Знаменского. Зло посмотрев на Пузановского, сидящего между двух других мужчин, Раиса говорит:

– Никого из них не видела, не знаю и знать не хочу!

Знаменский с любопытством прищуривается, но протягивает ей авторучку и показывает, где расписаться. Она поспешно ставит росчерк в протоколе и выходит, еле пробормотав: «До свидания». Расписываются и покидают кабинет остальные участники опознания. Знаменский нажимает кнопку вызова конвоя.

Пузановский отдувается и вытирает лоб.

– Ну все наконец?

– Да, – дежурно улыбается Пал Палыч. – К сожалению, пришлось… некоторые формальности… – Он делает неопределенно-извиняющийся жест, не желая вдаваться в какие-либо объяснения по поводу Раисы. – Сейчас придет конвой, у вас ведь вещи в КПЗ, там оформят освобождение, – и начинает сосредоточенно отыскивать что-то в настольном календаре.

От дальнейшей беседы Знаменского избавляет конвоир. Пузановский прощается и радостно топает в коридор. А Пал Палыч набирает номер на внутреннем аппарате:

– Можешь заходить.

Секунды через две входит Томин.

– Как?

– Узнала. Но не опознала!

– Весьма странно…

– Ладно, об этом потом. Пузановский пошел собирать вещи, так что тебе надо поспешить… – Знаменский кладет ему руку на плечо. – А в спешке как-никак легче пережить огорчение.

– Что еще, Паша?

– Вчера без тебя упустили Царапова.

Томин отзывается скорбным стоном.

– Теперь все, прости-прощай! Уехал…

– Ничего не попишешь… Беги, брат, освобождайся.

…Коридор перед камерами КПЗ.

Лязгают двери, выпуская Пузановского и Томина. Дежурный официально объявляет Томину:

– Как лицо без определенных занятий и места жительства, вы на первый раз предупреждаетесь. В дальнейшем будете привлечены к ответственности… Работать устраивайся, ясно?

– Очень ценная мысль, – замечает Томин.

* * *

…И вот уже оба освобожденных усаживаются за столик в пивном баре.

– Все нутро ссохлось! – говорит Пузановский.

– Придется тебе угощать меня в долг. Из-за ментов без копейки остался, – вздыхает Томин.

– Отобрали? – в голосе Пузановского недоверие: он ведь присутствовал при освобождении Томина, а при освобождении возвращают все отобранное.

– Здрасьте! – вытаращивается Томин. – Да я ж их сбросил! Зачем же я, по-твоему, зайцем скакал?!

Пузановский слушает, туго соображая.

– Правда, не понял? Я же шел колеса покупать, башка! С толстой мошной! Вот если бы мы с ней влипли – рассказывай тогда про валидол!

– Не сообразил, – признается Пузановский. – А чего ты обострял: бесфамильный, неграмотный?

– За алименты я в розыске, – понизив голос, жалуется Томин. – Две бабы, как акулы ненасытные. Хорошо, в загсе пальцы не катают…

– Ну, ты гусь! – благосклонно улыбается Пузановский.

– Поневоле станешь. Как бы можно жить, если б никто не мешал!.. А как мы с тобой дальше? – закидывает удочку Томин.

– Деньги-то… сегодня нет – завтра будут. А вот ты теперь чем торгуешь?

– Сегодня нет – завтра будет. – Пузановский опускает кружку. – Есть хочу! – обнаруживает он и ужасается. – Я ж с утра не ел с этой катавасией! – и вскакивает…

* * *

Гонимый зверским аппетитом, Пузановский рысит к своему подъезду и вдруг натыкается на поджидающую его Раису.

– Это… вы? – спрашивает он.

– Нам надо немедленно поговорить, – произносит Раиса заготовленную фразу.

Тот сглатывает слюну и кривится. Настолько поглощен мысленным перебиранием своих съестных припасов, что воспринимает ее прежде всего как препятствие на пути к холодильнику.

– Ладно, пошли… – Он первым устремляется в подъезд.

Пыхтя и путаясь в связке ключей, отпирает Пузановский три замка.

– Давай, давай! – торопит он, впуская Раису в квартиру: что ему бояться какой-то шалой девчонки? – Подыхаю с голоду.

В передней нога об ногу скидывает ботинки и влезает в шлепанцы.

– Ффу! – секунда блаженства. – И какой у нас будет разговор? – с долей игривости он подхватывает Раису под локоток и увлекает к двери в комнату.

– Де-ло-вой! – отвечает оттуда жесткий мужской голос.

Это говорит развалившийся в кресле вор.

– Сугубо деловой, – повторяет он. – Про деньги.

Пузановский злобно и ошарашенно крякает. Смысл появления Раисы был ему понятен с первого мгновения: станет чего-то клянчить и добиваться. Но она, оказывается, еще мужика раздобыла в подмогу! Пузановский переводит взгляд с вора на Раису и обратно, оценивая их возможную опасность. Раису он помнит по встрече у Молоткова и дальнейшему разговору в машине: она из порядочных. А мужик… руки лежат спокойно и расслабленно на подлокотниках, длинные ноги в элегантных туфлях вытянуты поперек комнаты… не делает попытки отрезать хозяина от выхода… вообще не делает ни единого движения… рассчитывает взять «на голос».

Пузановский оглядывается на дверь, снова на Царапова. Голод – плохой советчик. «А, пропади они пропадом!» – решает он и направляется мимо вора в комнату, где стоит холодильник. Пузановский алчно извлекает из него гору снеди, которую тут же начинает уминать, заливая пивом.

Вор, прихвативши кейс, входит следом.

– Поскольку это надолго, – говорит он, разумея затеянную трапезу, – параллельно будем беседовать. А девушка пока полистает журнальчики. Вон, – указывает он Раисе, – всякий зарубеж. Хозяин разрешит?

Пузановский молча жует.

– Я спросил: хозяин разрешит?

– Только пускай там больше ничего не трогает, – неприязненно бормочет Пузановский.

– Там больше ничего и не нужно, – усмехается вор и плотно затворяет за собой дверь.

– Ты кто… длинноногий?

– Работа у меня такая: когда кому чего не отдают, то зовут меня. Вышибать.

– Уж сразу вышибать… – Пузановский видел в жизни всякое, сам проделывал всякое и паниковать не расположен. Да и еда успокаивает. – Сколько ж ты, интересно, просишь и за что? – пренебрежительно осведомляется он.

– Прошу?!.. Слушай, толстомясый! Не держи меня за фраера. Видно, с нервов да с голодухи не все сечешь. У тебя в двери сколько замков? Три. Может, ты мне ключи давал?.. То-то и оно: разговор будет серьезный.

Пузановский начинает жевать медленнее. Шут побери, недооценил он этого типа. Вон как оскалился! А Царапов снова переходит на корректный, но непререкаемый тон:

– Девушке вернешь стоимость «Жигулей-шестерки», плюс мои десять процентов как посреднику. Плюс за «Волгу», которую твои молодчики увели. У моего друга, между прочим.

– Какие молодчики? Чего увели? – брюзгливо отпирается Пузановский.

Раиса в дальнем углу проходной комнаты украдкой звонит:

– Татьяна, мы на месте… Я не могу громче. Мы где надо, поняла? Начали разговаривать. Да… Да, пожелай удачи… Я позвоню сразу… Наверное, через полчаса. От силы час. Целую.

– Так ты, значит, отказываешься платить? – изумляется Царапов.

– И что тогда?

– Девушка пойдет на Петровку.

Пузановский фыркает и набивает рот.