Текст книги "Линия Горизонта"

Автор книги: Александр Латыпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

История о людях и демонах

Веревка сильно натирала запястья. Руки, сведенные за спиной, затекли. Саймон Лившиц, пошатываясь, забирался вверх по лестнице, уводившей прочь из нижних камер городской тюрьмы в зал суда. Он, вероятнее всего, вернется сюда через час-другой и проведет в этой затхлой темноте еще многие-многие годы.

Но это потом. Сейчас он увидит Город, увидит солнце. И да, он услышит речь, состоящую не только из бормотания, междометий и сквернословия. Наверное.

Сегодня Саймона должны судить.

Эти мысли роились в его голове, стучали в висок назойливой болью. А где-то позади, отставая всего на ступеньку-другую, поднимался конвоир.

Как он выглядел – толстый, худой, старый, молодой, – Саймон понятия не знал.

Да и какая разница?

Наконец, черная тюремная дверь открылась перед ним. В легкие хлынул чистый свежий воздух. Саймон вдохнул полной грудью.

– Иди, – буркнул конвоир и сильно толкнул Саймона в спину.

Присяжные уже собрались.

«Дюжина бездарных лентяев, от них толку нет никакого, – подумал Саймон. – Даррел все равно сам все решит».

А вот лорда-советника, судьи Даррела, все еще не было.

Зал суда был разделен надвое невысокой мраморной стойкой, по одну сторону которой находились места для посетителей, по другую – скамья для обвиняемых и друг напротив друга – столы защитника и обвинителя.

У дальней стены, напротив входа в зал суда, располагалось возвышение с монолитным огромным столом и тремя стульями с высокими спинками для лордов-советников. Над этим столом располагался крошечный балкончик с узкой дверью – раньше туда выходил глава Города, Архитектор, чтобы руководить процессом. Если, конечно, считал, что в этом была необходимость.

Но Архитектора никто не видел многие годы.

Саймона усадили на скамью подсудимых. Защитника у него не было: никто не захотел взяться за дело, выиграть которое было невозможно.

– Веревки, – тихо сказал он, обратившись к конвоиру.

Все же он был толстый и старый. Глаза плохо привыкали к солнечному свету, а потому разглядеть его как следует Саймон не мог, даже если бы и захотел.

– Обойдешься, – прозвучал ответ. Конвоир уселся недалеко от него на лавку.

Вскоре прозвучал гонг – в зал суда вошел лорд-советник. Это был высокий, худой старик лет семидесяти.

Саймон обернулся на зал позади себя – там почти никого не было. Нищий безродный вор никому не нужен и не интересен. Даже газетчиков нет.

Пятеро горожан, сидевшие в зале суда, даже и не подумали встать.

– Почему они сидят, если судья пришел? – прошипел Саймон.

– А почему они должны вставать? – Конвоир недоуменно посмотрел на него.

Отвратительная бородавка у него на носу – так подумалось в тот момент Саймону.

Он еще раз оглянулся на зрителей; четверо мужчин и одна женщина. Что они здесь забыли?

– Слушается дело Саймона Лившица, двадцати двух лет, проживающего по адресу Желтая улица, дом четыре, комната двадцать восемь, – прокатился над залом громкий хрипловатый голос судьи.

Саймон подскочил со своего места, но на это никто не обратил внимания. Судья Даррел просто продолжил зачитывать обстоятельства дела.

О, это было унизительно. За тот час, что судья Даррел читал вслух дело, а ему попутно подносили доказательства вины Саймона, кажется, все успели проникнуться к преступнику ненавистью. Ему-то, в общем, это было неинтересно. Но вот их гадкое внимание было просто омерзительно!

Вот присяжные рассматривают кошелек Арнольда – в его убийстве и обвиняли Саймона, хотя он совсем не помнил момент преступления. Он был без сознания, когда его нашли.

– Обращаю внимание присяжных на то, что кошелек может принадлежать кому угодно, – сообщил с возвышения судья. – В том числе и подсудимому. Главным доказательством совершения преступления именно подсудимым является вещественное доказательство номер восемь. В материалах дела оно описано как карманные часы с инициалами А.К.М. Согласно показаниям свидетелей, эти часы принадлежали убитому. При обыске их нашли у подсудимого. Он признался в их краже. Материалы допроса свидетелей, протокол обыска и допроса подсудимого идут под номерами пятнадцать, двадцать и двадцать один соответственно. При перевозке вещей убитого с места преступления часы были утеряны полицией.

Саймон кинул быстрый взгляд на присяжных. Никто не удивился. Видимо, это ничего не значит, раз Саймону ни разу не сказали об этом.

– Тебе не выбраться, – это, кажется, буркнул один из защитников, согласившихся прочитать дело.

Еще минут двадцать судья в красках расписывал присяжным, каким отвратительным человеком является Саймон. А затем:

– Однако, учитывая, что единственное прямое доказательство вины подсудимого – карманные часы – утеряно, а показания свидетелей вызывают определенные сомнения, суд выносит на рассмотрение присяжными в первую очередь предложение об установлении отсрочки вынесения приговора до момента обнаружения неоспоримых доказательств вины подсудимого, – спокойно произнес судья, будто бы его вовсе не интересовала судьба Саймона.

Присяжные, тихо переговаривавшиеся до этого между собой, замолчали.

– В случае, если предложение суда будет принято, Саймон Лившиц подлежит немедленному освобождению. В случае, если предложение суда будет отклонено, рассмотрение дела продолжится.

– Но ни к чему не приведет, – со своего места поднялся старшина присяжных. – Мы в любом случае должны будем его отпустить. В деле нет единой прямой улики против подсудимого, ни одного точного показания свидетелей. Единственное, что у нас было, – это часы убитого, которые украл подсудимый. Украл он их в момент убийства, это ясно как день. Но доказать мы ничего не можем. Судья Даррел, передайте главе городской полиции капитану Тиммонсу наши пожелания о наборе… более ответственных сотрудников. Коллегия присяжных отказывается от своего совещательного права по статье двести сорок третьей судебного кодекса Города. Мы принимаем предложение суда.

Саймон этого никак не ожидал. Проснувшись сегодня, он мысленно был готов к возвращению в камеру. И защитники, и полицейские убеждали его, что дело заранее проиграно, доказательства убедительны и судьба его в общем-то решена. Но вот незадача – судьба его, оказывается, зависела всего лишь от карманных часов. И именно их полиция умудрилась потерять!

Растяпы.

Саймон ухмыльнулся и внезапно расхохотался. Судья и некоторые присяжные обернулись на его смех. Ли Даррел нахмурился, но ничего не сказал.

Впрочем, смеялся Саймон недолго и быстро успокоился.

Что дальше?

Тупая боль, бившая Саймона в висок все время, пока шло заседание, усилилась, солнечный свет почему-то стал нестерпим для глаз, и пришлось зажмуриться. Его руки, освобожденные от веревок, мелко задрожали, захотелось до одури выпить хотя бы воды. Опустив лицо на ладони, опершись локтями о колени, Саймон Лившиц сидел на скамье подсудимых и тихо всхлипывал.

Ему стало страшно.

– Эй, – кто-то грубо дернул его за рукав тюремной робы – монотонно серой хламиды, – поднимайся, следующего сейчас приведут.

Это был конвоир, охранявший его, пока шел суд. Он пропал куда-то, когда стало ясно, что Саймона освободят.

– Повезло тебе, – пробормотал полицейский, вновь грубо его толкнув. – Пошевеливайся.

– А… можно я посижу здесь немного? – прошептал Саймон, не отрывая рук от лица.

– Идти некуда? – усмехнулся полицейский. – Ты жил ведь где-то?

– Да, на Желтой улице. – Саймон наконец поднял голову, провел рукой по бритому затылку. – Меня выселили сразу же, как арестовали. Убийцы не выходят отсюда, так ведь?

– Видимо, все изменилось, – буркнул полицейский. – Впрочем, делай что хочешь. Только подальше от этой скамьи. Вон, ведут уже.

С этими словами он скрылся из виду.

Саймон оглянулся на решетку в углу зала, закрывавшую вход в нижние камеры. Сейчас она была открыта, и на пороге стоял, щурясь от яркого солнечного света, проникавшего в зал суда, тощий мужчина, такой же бритоголовый, осунувшийся, как Саймон. В такой же серой робе. Лицо его было морщинистым, желтая кожа отвратительно шелушилась.

«И я так же щурился, наверное», – подумал Саймон.

Он молча встал и отошел в сторону, наблюдая, как арестанта ведут к скамье подсудимых.

– Саймон? – кто-то окликнул его.

– Что? Да, это я. – Он обернулся, а когда увидел, кто к нему обратился, поспешно добавил: – Миледи.

Перед Саймоном стояла женщина лет сорока, в темно-синем коротком платье – Саймон видел ее среди зрителей. Ее черные с сединой волосы были собраны в тугой хвост на затылке, кожа была бледна.

К ним подошел конвоир Саймона. Бывший арестант хотел было сказать ему что-то непременно грубое, но не успел даже и придумать, что именно, как стражник обратился к женщине:

– Миледи, вы просили принести вам воды. – Он протянул ей наполненную чашку.

Забрав ее, женщина коротко кивнула, отпуская полицейского.

– Пей! – приказала она, протянув чашку Саймону.

Тот на секунду застыл. Саймон жил в нищете последние годы, а потому с трудом мог определить, сколько стоит вот такая неброская одежда или эти простые на первый взгляд черные туфли. Но весь внешний вид женщины, ее высокомерная манера общения, ее плавные движения дышали богатством.

И вот эта богачка своими холеными руками протягивает ему, Саймону, бедняцкую чашку с водой!

Впрочем, жажда была сильнее зависти, а потому Саймон схватил чашку и мгновенно осушил ее.

– Ты знаешь, кто я? – спросила женщина.

– Нет, миледи. Простите.

– Меня зовут Ясмин Ларина, урожденная Арджент, – сказала она и, подойдя ближе, прошептала ему на ухо: – Убийство тебе бы никогда не смогли пришить, а вот из-за кражи дали бы пожизненное. Это я уговорила судью Даррела освободить тебя. Он должен мне.

– Я… Зачем вы это сделали? – Саймон отстранился от своей спасительницы.

Он слышал и раньше это имя, но никогда не встречался лично с его обладательницей.

– Ты против? – игриво улыбнулась Ясмин. – Ты мне понравился. Хотя за последнее время ты сильно… испортился.

Еще одна улыбка.

У Саймона мурашки пробежали по спине от этого слова – «испортился». Он знал, что и раньше был тощим и нескладным, с большими руками, сутулой спиной. Еще будучи подростком, он сильно переживал из-за своих прыщей, вылезавших постоянно на носу и лбу, но ничего с ними поделать не мог. И вот, теперь он испортился еще больше.

Видимо, леди так не понравились его обкусанные ногти и грязное лицо. Или, может быть, бритая голова? Грязная одежда? О, или тюремная вонь?

Она протянула вперед руку, ладонью вверх, на которой лежали дешевые карманные часы, обернутые в серый полупрозрачный платок из легкой ткани, – со стороны сложно было понять, что женщина показывала ему.

Те самые карманные часы, с инициалами А.К.М.

– Что вы хотите от меня?

– Молодец. Завтра я жду тебя в своем доме. Будешь у меня жить, работать лакеем и дворецким. Выполнять мои поручения.

– Но… я…

– Считай это приказом от своей хозяйки. – Она сладко улыбнулась в очередной раз и, повернувшись к нему спиной, бросила через плечо: – Катарин-стрит, пятьдесят восемь. Завтра, к двенадцати.

И ушла.

Вот и разгадка. Как же все просто! Несколько месяцев Саймон нищенствовал – у него не было денег, не было еды, он попросту голодал. Работы в Городе последнее время не было, а побираться Саймон не хотел.

Полгода назад он заболел; в одну из ночей ему стало совсем плохо – его лихорадило, он терял сознание, что-то бормотал. Денег на врача не было. А наутро выяснилось, что он задушил соседа в бреду – того нашли рядом с Саймоном утром.

Сосед, видимо, пытался успокоить его – рядом стояла миска с холодной водой и лежало полотенце, которое сосед прикладывал ко лбу больного. Полиция сначала хотела отпустить Саймона, но, обыскивав комнату, нашла в его вещах часы соседа, которые он украл еще до того, как заболел.

Полиция обвинила Саймона в убийстве, краже и попытке обмана. А с такими обвинениями в Город не возвращаются. Но вот теперь Саймону придется вернуться, и если не к нищете, то как минимум в рабство к этой женщине.

Тут он понял, как устал, – в одно мгновение внешний мир, который был отделен от него тюремными прутьями, серыми стенами казематов и спинами полицейских, обрушился на него, поглотил и указал на его место.

Саймон был один, брошен, раздавлен, без денег, вещей, дома и друзей. Он ненавидел свою прошлую жизнь за нищету, за вынужденные кражи, он ненавидел жизнь в тюрьме за отсутствие свободы, но понимал, что обретенная тогда бесцельность в стенах тюрьмы была хотя бы оправданна.

И теперь ему снова вернули его свободу, и всю его бессмысленность, и унижения, с которыми он жил.

Саймону снова стало страшно.

Еще эта женщина – она была отвратительна. Нужно будет украсть часы и бежать – решил Саймон. А пока – можно оглядеться.

Как же он устал…

Саймон вышел на Храмовую площадь в числе последних. Он не хотел оборачиваться и смотреть на сам храм, хотя этот вид всегда завораживал его.

Центральная площадь Города буквально кишела людьми; солнце давно миновало зенит и висело теперь над серой стеной, окружавшей колонию. Пробравшись сквозь толпу, Саймон побрел в сторону Желтой улицы: возможно, его одежду не успели еще выкинуть.

Чтобы попасть на Желтую улицу, которую и улицей-то назвать можно было с трудом, нужно было свернуть с чистого широкого проспекта, связывавшего Храм и Южный Город, в неприметный проулок между посудной лавкой и жилым домом, пройти насквозь грязную темную арку и оказаться наконец на тихой, глухой площади, примыкавшей к городской стене. Вот и вся улица – одна площадь, по краям которой теснилась дюжина трехэтажных бедняцких бараков. Света здесь постоянно не хватало: серый пятачок земли со всех сторон был зажат тенями от домов, и в часы, когда солнце только поднималось к полуденной своей вахте, тень от стены создавала полумрак.

На первом этаже дома Саймона встретила Катерина, фамилии которой он не знал. Тихая, замкнутая девушка с короткими русыми волосами и крохотным мышиным личиком никогда не нравилась Саймону, но сейчас, встретив ее, он неожиданно обрадовался ей.

– Катерина… – тихо позвал он, подходя ближе.

Девушка стояла к нему спиной, читала Писание – книгу, составленную первым настоятелем Храма по памяти и экземплярам священных книг со старой Земли, когда стало ясно, что связь с домом потеряна. Книга скорее представляла собой исторический анализ, чем самостоятельный трактат.

– Саймон? Ты! Тебя отпустили, но… как? – От неожиданности она растерялась.

Раньше они редко общались друг с другом. Саймон не любил девушку за ее участие ко всем, и особенно за то, что она однажды предложила устроиться ему дворником и охранником на свечной завод Ильи Ларина, приходившегося освободившей Ясмине мужем.

– Меня оправдали. Сказали, что я этого не делал, – соврал Саймон.

– Как хорошо! – восторженно воскликнула Катерина и замолчала. Видно было, что ей стало неловко за проявленные эмоции, но при этом выражение лица у нее изменилось – стало более спокойным.

– Что такое? – спросил Саймон.

– Нет, нет, ничего. Я просто рада. Правда рада, что тебя отпустили. Но твои вещи… – Тут она снова погрустнела. – Их раздали, все. Даже одежду. И в комнату уже жилец новый въехал. Мы не думали…

– Ничего не осталось? Совсем ничего? – Последняя надежда рухнула.

Катерина покачала головой.

– Ну а слышно что-нибудь? – неуверенно спросил Саймон.

Разговаривать им было больше не о чем, – прожив в одном доме несколько лет, они плохо знали друг друга. Саймон только слышал, что Катерина попала когда-то давно в какую-то плохую историю, связанную с ее сестрой. По слухам, они что-то украли, но сестра бросила ее и сбежала куда-то на юг, подальше от полиции. А всю вину едва не свалили на Катерину. Каким-то чудом девушка выпуталась из этой истории.

– О чем ты говоришь? – переспросила Катерина.

– Наверняка соседи меня обсуждали. И вообще – кто и чем живет в Городе?

Катерина покраснела.

– Не знаю, не слушаю я их, – твердо сказала она.

– Почему? Ты же в Храме работаешь – всегда свежие слухи рассказывала. – Саймон был удивлен такой ее переменой.

– Нет, тебе показалось.

– Я пойду, наверное, – сказал наконец он, когда молчание затянулось, и внезапно даже для себя усмехнулся, – не знаю куда и зачем, но… пойду.

– Постой, я могу поискать тебе работу, хочешь? – встрепенулась девушка. – Помнишь то место, у Ларина? Я могу договориться…

– Нет, спасибо. – Саймон покачал головой. – Я уже нашел себе работу. Не дворником даже.

Сказал, а самому тут же стало противно. Он смешно дернул головой на прощание и выбежал из дома.

Снова он оказался на Желтой улице. Саймон чувствовал, как они – старые и страшные дома с крохотными вонючими комнатами, общей кухней на каждом этаже и огромной душевой на первом этаже – смотрели на него со всех сторон.

Прочь, прочь от затхлости и пыли этого места, сквозь длинную арку обратно на проспект, в толпу людей!

Оказавшись на проспекте, Саймон огляделся. Нужно было где-то переночевать, найти одежду. Тихонов! Конечно. Старый приятель, который помогал ему с работой, даже пытался взять к себе в подмастерья.

– Саймон Лившиц? – окликнул его кто-то, отвлекая от мыслей о ключнике.

Позади него стоял мальчишка и протягивал записку.

– От кого это? – спросил Саймон.

– Это от судьи Даррела. Он просил передать, что это никак не связано с вашим делом. Я ждал вас у выхода, но потерял в толпе.

«Зайдите в Храм после суда. Встретимся у класса истории. Второй поворот налево после входа в полицейский департамент. С. Д.»

– Судья рассказал, где я живу… жил? – с кривой усмешкой спросил Саймон.

– Да, – неуверенно ответил мальчишка.

– Что он от меня хочет?

– Я… не знаю, я просто доставил вам записку.

– Ты ведь прочитал? – Саймон внимательно посмотрел на мальчишку.

– Записка не была запечатана… – попытался оправдаться он, но Саймон, нахмурившись, молча прошел мимо него и направился обратно к Храму.

Храмом это место называли условно; скорее это был целый Храмовый комплекс с библиотекой, залом суда, университетом и школой. Там же, среди лепившихся друг к другу церквей и канцелярий, помещались центральный департамент полиции, торговая палата и множество других служб, о которых Саймон не знал практически ничего.

Но еще выше, над куполом собора и минаретом, поднимался красно-белый маяк со стеклянными стенами последнего этажа; если верить городским легендам, в маяке жил Архитектор – невидимый глава города, стоявший над канцлером, мэром, судьей и даже над бароном Франку – директором городского банка. Кроме него в маяке обитали мрачные молчаливые люди – гвардейцы. И только они имели доступ к городским складам с редкими ресурсами и материалами. Проблема существовала одна – в маяке не было дверей.

Храм, необъятный и величественный, расположился полукругом по периметру площади – такой же огромной, как и он сам; фонтан из серого мрамора в центре площади подбрасывал к небу струи воды, омывавшие каменную фигуру короля Георга.

Обогнув фонтан, Саймон быстро зашагал в сторону вечно распахнутых дверей Храма. Напротив входа на стене холла висели указатели – кабинеты лордов-советников находились за учебным корпусом в правом крыле.

Поначалу Саймону показалось, что эта часть Храма была пуста, что было довольно странно, учитывая послеполуденное время. Лишь миновав с полдюжины залов – больших и малых, монотонно-серых или ярко-веселых, – он наконец нашел комнату, о которой в записке упомянул судья. Группа из двадцати с небольшим человек, студентов, слушала лекцию по истории Города в просторном светлом классе. Голос старичка, стоявшего за кафедрой и тяжело на нее опиравшегося, шелестел над головой студентов, засыпавших даже на неудобных и жестких храмовых стульях.

– …Когда на старой Земле удалось победить все болезни, а ресурсы, за которые стоило бы воевать, были либо исчерпаны, либо стали никому не нужны, люди, наши предки, наконец-то вернулись к идее полетов в космос. Возможно, конечно, связь была обратной – космос так очаровал людей, что они перестали воевать. Но мне хочется верить, что это была последовательная эволюция человечества, которому остро нужна цель, новая идея. К тому времени на старой Земле удалось построить подобие идеального общества, управляемого технократами. Об этом мы с вами говорили в начале наших занятий. Я не буду останавливаться подробно на общественном устройстве старой Земли – это было единое государство с одним правительством планетарного масштаба…

– Мы живем в таком месте, где абсолютно ничего не меняется, – шепнул кто-то на ухо Саймону.

За его спиной стоял Даррел. Он был по-прежнему одет в традиционную судейскую мантию черного цвета, на груди блестел значок лорда-советника: буква «С», заключенная в квадрат. Ростом судья превосходил не только Саймона, но и прочих членов городского Совета; чтобы прошептать эту незамысловатую фразу, ему пришлось сложиться едва ли не пополам.

– Лорд-советник, вы хотели меня видеть, – процедил сквозь зубы Саймон.

– Я предлагаю подняться в мой кабинет, там нам никто не помешает. – И, не дожидаясь ответа, судья развернулся и пошел в сторону одной из широких мраморных лестниц.

Вообще весь Храм представлял собой комплекс запутанных коридоров, залов, анфилад, лестниц, молельных комнат, чиновничьих кабинетов, кладовых и прочих помещений, возникавших то тут, то там в совершенно непредсказуемом порядке и подчинявшихся абсолютно непонятной логике.

– Я помню эту лекцию о старой Земле, о потерянном для нас рае, – неожиданно продолжил разговор судья, когда они почти поднялись по лестнице. – Вот только ни этот старик, ни мой учитель никогда не рассказывали, что идеальное общество жестко преследовало своих противников по всей планете, а после – и за ее пределами. Малейшая помеха общему благу, малейшее противодействие, пусть даже в простой мысли или в слове, – и человек исчезал. Но, впрочем, можешь мне не верить – ты, в конце концов, слышал на таких уроках официальную версию, утвержденную еще королем Георгом.

Саймон не стал на это отвечать – старик прекрасно знал, что он не учился в Храме, хотя писать и считать умел. Нечего тешить его самолюбие.

Кабинет судьи показался Саймону излишне вычурным: отделанные мрамором стены и пол, колонны, корешки книг в шкафах до потолка, сукно на столе, шторы – все было выполнено в изумрудно-зеленых тонах; однако, несмотря даже на такую однотонную, мрачноватую отделку, и это следовало признать, из кабинета не хотелось сию же секунду убраться подальше. Зеленый цвет, вопреки всему, не успокаивал в данном случае, но и не волновал излишне гостей. И, разумеется, Саймон никогда раньше здесь не был.

– Присаживайся, пожалуйста, – привел в чувство замершего в дверях Саймона голос судьи.

Старик успел за те несколько мгновений, пока он рассматривал с открытым ртом потолок, устроиться за столом в другом конце комнаты и теперь безучастно разглядывал себя в черном зеркале, висевшем справа от стола.

– Саймон, я не просто так предложил встретиться у класса истории, – произнес судья, когда тот устроился в кресле напротив него. – Старик любит сравнивать старую Землю с Астаротом. Но есть два вида истории – официальная, которую рассказывал учитель, и правдивая, которую рассказал тебе я. И они всегда будут отличаться друг от друга. Как и роли, сыгранные в них людьми. Подумай над своей ролью.

Судья выдвинул ящик стола и достал из него потрепанную книгу в синей обложке.

– Вот, прочитай, когда время будет. – Судья Даррел протянул книгу Саймону. – Это жизнеописание Лукаса Виго – его дневник. Он бежал со старой Земли под видом переселенца и оказался здесь, на Астароте. Люди думают, что Лукас сам издал книгу, но он лишь оставил черновики после себя; когда король Георг был свержен, внуки Виго издали его записки в виде этой книги. Она быстро разошлась по рукам. Очень поучительная вещь.

Саймон осторожно взял книгу в руки и наугад открыл ее. Шрифт был достаточно мелким, бумага пожелтела, от книги пахло пылью и старостью.

– Мы не делаем ничего нового, Саймон. Когда прочитаешь книгу, ты поймешь это. Лукаса преследовали на старой Земле за его взгляды, которые он излагал слишком открыто. Он считал, что общество никак не должно влиять на него и что он сам ничем этому обществу не обязан. Но, видишь ли, так не бывает. Свободы человека не безграничны, и их можно подвинуть в угоду общему благу. Виго и его сотоварищи, которых набралось изрядно, противились такому взгляду на жизнь. И для них построили специальную тюрьму на Земле. Откуда Виго и сбежал на Астарот. Ну и, кроме того, я хочу, чтобы ты не питал иллюзий на свой счет, – продолжил судья. – Я знаю, что ты успел поговорить с леди Арджент.

Саймон захлопнул книгу и принялся молча буравить его взглядом.

– Видишь ли, то, чем занимаются лорды-советники, называется простым словом «управление». Мы принимаем решения, когда-то сложные, когда-то простые. Иногда полезные, а иногда странные и никому не нужные. Вот как это, с твоим освобождением. Леди Арджент побывала на одном из заседаний суда, и ей… показалось, – судья буквально выплюнул это слово, – что ты невиновен. И что мой помощник просто этого не понимает. Она просила отпустить тебя под ее ответственность. Но какая ответственность может быть у человека, подписывающегося не своим именем и чужим титулом? Она давно замужем, а титул ей вряд ли когда-нибудь достанется. Но она понимала, что я не смогу отказать ей в силу определенных причин, и только поэтому просила меня нарушить все известные мне правила и законы. Больше ей не удастся разыграть эту карту.

– Я понял вас, – кивнул Саймон. – Это все? Я могу идти?

– Нет. – Судья покачал головой. – Я тебя вызвал не для того, что плакаться в жилетку. Ни ты, ни кто другой мне для этого не нужен, поверь. Я отдаю себе отчет в принятых мною решениях.

Он на секунду замолчал, рассматривая Саймона, а затем добавил:

– Я хочу, чтобы ты понял, что ты не вызываешь у меня никаких эмоций. Таких людей, как ты, за этими стенами еще полмиллиона, а я должен о них заботиться. В меру своих сил.

– От меня-то вы что хотите? – Саймон со злобой посмотрел на лорда-советника.

– Хочу, чтобы ты знал – за тобой будут следить. За каждым твоим шагом. Я знаю всю твою историю – историю безродного нищего, с малых лет пытавшегося пролезть в люди. У тебя это так и не получилось. Но ты продолжаешь стараться, и как только ты оступишься, я упрячу тебя обратно, в нижние камеры. В общем и целом мне абсолютно все равно, кого отправлять в нижние камеры и по какой причине. Законы Города с каждым годом становятся в этом отношении все проще и проще. Сделал неправильный шаг – в нижние камеры.

Саймон встал и, молча повернувшись спиной к старику, пошел в сторону двери.

– Но я могу забыть о твоем незаконном освобождении.

Он остановился.

– Вернись, – последовал приказ от лорда-советника.

Саймон сжал кулаки – он понимал, что старик что-то хочет от него и если он сейчас вернется, то уже не сможет вылезти из этого болота. Но в то же время осознавал, что и возвращаться вниз, в тюрьму, у него нет никакого желания.

– Хорошо, молодец, – коротко кивнул судья, когда Саймон сел обратно в кресло. – Полагаю, что уже все в Городе понимают – против нас, лордов-советников, законных правителей, зреет восстание. Мальчишка Артур Васильев рвется к власти. Увы, нам пока не удалось его поймать. Одним из его… сподвижников… является Илья Ларин, в доме которого, как я понимаю, ты будешь жить. Мне нужно, чтобы ты докладывал обо всех его гостях: кто они, о чем говорили с Лариным. Последнее – если получится. Сам Илья нам малоинтересен – он всегда на виду, и мы прекрасно знаем, чем он занят. Но вот Артур… Я понимаю, что прислугу не будут приглашать на совещания, но ты уж постарайся.

– Понял, – ответил Саймон, разглядывал свои колени.

– Если окажешься полезным, я оценю твои старания в титул лорда, дом и, например, место в центральном департаменте полиции. А лорды в истории этого Города редко играют плохие роли.

– Но… это… – У Саймона перехватило дыхание от услышанного – легкость, с которой судья Даррел перешел от шантажа к откровенному подкупу, вызвала в нем злость. Старик попросту и не собирался считаться с его мнением.

– Много? Слишком хорошо, чтобы быть правдой? Я не согласен. Каждой работе в этом Городе соответствует определенная оплата. Кроме того, все это – лишь результат счастливого стечения обстоятельств. Счастливого для тебя.

Как я говорил, ты у меня не вызываешь никаких эмоций, но раз у тебя появился шанс стать полезным всему Городу, я даю тебе возможность его реализовать. Каждую субботу к тебе будет приходить человек – передавай ему информацию на бумаге. Все, можешь идти.

Саймон выбрался из кресла и поплелся прочь из кабинета.

– Простите, – буркнул он, столкнувшись в дверях с рыжеволосым мужчиной в строгом черном костюме. На вид ему было около тридцати, среднего роста, холеный богач. Ничего нового. С кем еще мог встречаться в своем кабинете судья?

– Ничего страшного, – ответил тот, глядя в спину удалявшемуся по коридору Саймону.

– Даниил, добрый день, – приветствовал его судья. – Простите за задержку.

– Все в порядке, милорд, – ответил Даниил Кондратьев, приближаясь к столу лорда-советника. – Отец сказал, вы хотите поговорить со мной и… предложить работу?

Он неуверенно посмотрел на старика. Судья поднялся из-за стола и вышел ему навстречу, протягивая руку.

– Спасибо, что пришли. Да, все верно…

– Позвольте спросить: кто этот человек? – Даниил кивнул в сторону двери.

– Преступник. Все, что он сделает полезного в своей жизни, – предаст меня в ближайшее время и будет надеяться, что я никогда об этом не узнаю. Но не будем о нем. В сложное время вы решили играть свадьбу.

– О… да. Вы знаете? – Даниил зарделся и неловко улыбнулся.

– Конечно. И очень рад – Маргарет Грей… несмотря ни на что, она – отличная партия для вас сейчас. Но предстоящие дела все осложняют.

– Так вы думаете, что пристенные могут взбунтоваться на самом деле?

– Определенно. Мы не можем это остановить, но подготовиться и достойно отразить атаку так, чтобы покончить с мятежниками в один день, – в наших силах. – Судья неопределенно пожал плечами. – Вы не были вблизи лагерей нищих?

– Нет. – Даниил начинал чувствовать себя неуместно в этом кабинете. Оба они просто стояли посреди комнаты и вели странный разговор о бедняках.

– Они сползались в карантинные кварталы последние месяцы крайне медленно, – сказал судья. – Но за две прошедшие недели численность лагерей резко утроилась. Полагаю, они получили приказ.

– Я слышал, что они просто хотят… – начал было Даниил, но лорд-советник его перебил:

– Да, да, хотят жить в квартирах, а не в бараках. Но мы не просто так запретили селиться в карантинных кварталах. К сожалению, в какой-то момент полиция уже не смогла сдерживать поток переселенцев, и нам пришлось им уступить. Но боюсь, что одним переселением дело не закончится. То, что это был банальный сбор сил, передислокация, – стало понятно сразу. Мне, по крайней мере. Но до вчерашнего вечера у меня не было информации о том, что может стать причиной восстания, а главное – как они будут воевать с нами без оружия. До вчерашнего вечера. Видите ли, Даниил, мне неудобно в этом признаваться, но, кажется, меня предали.