355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Кучаев » За мертвой чертой » Текст книги (страница 7)
За мертвой чертой
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 23:35

Текст книги "За мертвой чертой"


Автор книги: Александр Кучаев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава двенадцатая. Объяснение

– Вы слышали, что кричали на улицах!? – запальчиво начал Черноусов, едва дон Кристобаль и я появились у него в кабинете. – Лично у меня нет слов для оценки случившегося. – Он метался из угла в угол, то сжимая пальцы в кулаки, то разводя руками. Лицо его усохло, глаза запали. – Учинённое вами – не безобразие, не кошмар, а нечто ещё более чудовищное, никогда не происходившее в истории человечества. Это страшная катастрофа, которая…

– Может быть, вы предложите нам присесть? – с глумливой улыбкой сказал испанец, перебивая его.

– Присаживайтесь.

Мы присели к т-образному столу, ближе к короткой его поперечине, за которой обычно восседал хозяин помещения.

– Присаживайтесь и вы, – продолжил испанец. Он достал трубку, заранее набитую табачком, и закурил без разрешения. Странно, раньше я ни разу не видел его курящим. – Ну что вы так волнуетесь, успокойтесь.

– Я вынужден буду подать в отставку, – хрипло проговорил Виктор Алексеевич, расположившись на привычном месте и приблизив к нам лицо. – Если я не сделаю этого сам, меня выгонят поганой метлой… Ещё и посадят.

– Никто вас не выгонит, – возразил дон Кристобаль, выпуская клуб приятного душистого дыма, напоминавшего запах хорошего чая, – и подавать в отставку не полезно.

– Вы что, не понимаете? Это – катастрофа!!!

– Что вы имеете в виду под словом «катастрофа»? То, что мы вытащили мошенников всех мастей на общенародное обозрение?.. Катастрофа не в чанах и перьях, а в том, что эти шахер-махеры творили! Разве вы ничего не видите и не знаете? Не знаете о массовом воровстве, застое и сплошных провалах в народном хозяйстве? Об ужасном социальном положении простых людей? Об их обречении на неуклонное вымирание? О повсеместной нищете, пьянстве и осознании чуть ли не каждым отсутствия каких-либо перспектив? Вы же сами об этом писали, занимаясь журналистскими расследованиями.

– Знаю, но метод, который вы применили…

Черноусов задыхался, ему не хватало воздуха; резким движением руки он ослабил галстук и расстегнул ворот рубахи.

– А как надо было поступить?!. – впервые за время нашего знакомства испанец набычился, видно было, что он негодует, и что у него тоже есть нервы. – Как?.. Представьте Ольмаполь в виде корабля, дрейфующего на рифы. Им управляют неквалифицированные люди, команда в большинстве своём морально разложилась и занимается не обслуживанием судна, а пьянством и мародёрством – при активном участии самих капитанов. И в такой бедственной ситуации ограничиваться увещеваниями? Но времени нет, кораблю угрожает неминуемая скорая гибель, к тому же увещевания уже применялись прежде и никакого результата не дали. Между тем другие корабли на высокой скорости несутся вперёд к намеченной цели, оставляя вас не просто в хвосте, а далеко позади! Для спасения и взятия правильного курса нужны жёсткие принудительные меры, те самые, которые мы использовали.

Затянувшись табачком, дон Кристобаль выпустил очередной густой клуб дыма, с не совсем скрытой насмешкой посмотрел сквозь него на мэра города и продолжил уже в обычной своей спокойной манере:

– Вот подождите, большинство из выставленных на всеобщий позор осознают, в каком незавидном положении они оказались и какими неприятностями чревато дальнейшее невыполнение выдвинутых требований. Заметьте – требований более чем обоснованных! Уже в понедельник начнутся перечисления в городской бюджет, и вам будет чем рассчитаться с учителями, врачами и прочими службами и приступить к выплате пенсий. Сегодня суббота. Двух дней коррупционерам и остальным ворам достаточно для обдумывания переделки, в которую они попали, и оценки объёма наворованного.

– Никаких поступлений не будет! Вы посягнули на представителей власти, а это угрожает суровыми карами. Информация о содеянном наверняка уже ушла в область. Сегодня же сюда прибудет группа спецназа, всех нас арестуют и препроводят в камеру заключения.

– Э-э, уважаемый Виктор Алексеевич, вы недостаточно хорошо знаете меня. Я принял необходимые меры, и никакая информация об экзекуции за пределы города не просочится. Ни по телефону, ни через Интернет. Ни с нарочным. В области о нас ничего не знают, и никакой спецназ не приедет. В обозримом будущем, по крайней мере.

Дон Кристобаль откинулся на спинку стула, выпустил ещё один клуб дыма и одарил Черноусова присущим ему нецеремонным взглядом.

– Уверяю вас – в понедельник появится возможность полностью рассчитаться по зарплате со всеми вверенными вам службами. Перестаньте переживать, всё содеянное – сущие пустяки. Давайте лучше выпьем по рюмашке. Спиртное расширит сосуды, и вы сразу поймёте – не всё так плохо под луною. Что предпочитаете: виски, коньяк, мескаль или текилу? Может, российскую водку? Ага, лучше нашу, сорокоградусную! Одобряю ваш выбор. Что может быть лучше чистой хлебной водки! В мужской компании, разумеется.

Мой чародей приподнял руку, и в его ладони оказалась запотевшая бутылка с охлаждённым спиртным. А на столе, накрытом вдруг обычной, видавшей виды кухонной клеёнкой, появились рюмки, вилки и тарелки с закусками. Тут был аккуратно порезанный чёрный хлеб, молоденькие грибочки с лучком и под сметаной, кусочки маринованной сельди в подсолнечном масле, очищенной от костей и тоже с лучком, свиноговяжий холодец и довольно таки внушительная грудка тонких долек слабо копчёной колбасы с чесночным запахом, выработанной на «Мясном подворье». И пара бутылей с квасом и кока-колой. В общем-то, организатор застолья не поскупился.

– Знатоки не рекомендуют колбасу под водку, – сказал испанец, – ну а мне нравится что-нибудь похожее на салями. – Он слегка приблизил нос к колбасному изделию. – Ах, как вкусно пахнет!

– Лучше выпьем и закусим, и тогда разговор потечёт в более спокойном русле.

Мои сотоварищи опрокинули по рюмке, и мэр действительно немного упокоился.

– Что вы хотели, дорогой Виктор Алексеевич! – продолжил дон Кристобаль, поддевая вилкой кусочек подгруздка. – Разве реально одними убеждениями, проповедями утихомирить, привести к порядку эти бесчисленные сановничьи полки, которые, подобно стаям саранчи, пожирают всё мало-мальски съедобное, встречающееся на пути?

Крепкое спиртное я не употреблял, прямо сказать, на дух не переносил, а потому выпил лишь полстакана кваса и сразу же навалился на закуски, так как испытывал зверский голод. Холодец, колбаска – всё было изумительно вкусно. Особенно колбаса. Всё же Тимошины – действительно честные люди! Так-таки не подмешивают в свои изделия всякую брезгу, хотя не просто при эдаком отношении к делу выдерживать конкуренцию с остальными колбасниками. С теми самыми, которые исхитряются выпускать продукцию вообще без применения мяса.

– Это что такое! – сказал дон Кристобаль, кивая на полную рюмку, не тронутую мною.

– Я водку не пью.

– Как это – «не пью»? А вы выпейте! За компанию.

– Нет, лучше вылить, чем…

– Ну так вылейте, раз вам…

Я взял и выплеснул содержимое рюмки в раскрытое окно, возле которого сидел.

Мой амиго поперхнулся и как-то растерянно посмотрел на меня. Мне показалось, что ему стало жалко напиток, пущенный на ветер. На какие-то мгновения за столом воцарилось молчание. Хотя, Черноусов никак не отреагировал на мой поступок. Я только видел, что лицо его порозовело и глаза несколько повлажнели, очевидно, под воздействием градусов.

– Нет, проповедями их не утихомирить! – с сердцем сказал испанец, вспомнив о прерванной теме. – Они зомбированы, закодированы на воровство, и здесь нужны более сильные действа. Хищения государственных и иных средств стало смыслом жизни этих людей, они оглядываются друг на друга, соревнуются, кто больше хапнет, и почитают это уже за предмет гордости. Конечно, давно надо бы привести их в чувство, раззомбировать и нацелить на порядочность и служение отечеству, в нашем конкретном случае – Ольмаполю, да только до сего дня некому этим было заняться. Некому потому, что вышестоящие чиновники тоже все повально заняты воровством, только в ещё больших масштабах, там речь идёт уже не о миллионах, а о больших миллиардах. Вот мы только решились взяться за прививание неподкупности. Остаётся выяснить, как лучше это сделать?..

Чужеземец, так бы я сейчас назвал этого субъекта, настолько отличался он от ольмапольцев своими взглядами и поведением, положил себе на тарелку кусочек хлеба, изрядную порцию холодца и несколько кружочков колбаски.

– Ещё по рюмашке? – вопросительно произнёс он, обращаясь к градоначальнику. – Первая – для здоровья, вторая – для удовольствия, третья – для безумия. Остановимся на второй.

– Забыв о чести, порядочности, одурев от шальных денег, эти люди, в некотором смысле, одичали, превратились в варваров, а варварство доступно искоренить только варварски, средневековье реально вытравить лишь средневековыми способами. Ничто другое никого из них не прошибёт. Вы согласны со мной, Аркадий?

– Полагаю, что именно так, – ответил я, отчётливо выговаривая слова. – Я вот ещё что подумал. Мы говорим, воровство, обогащение одних и нищета других, но часто забываем, что за этим таится. Да, безнадёга, некачественное суррогатное питание. А сколько тысяч умерших из-за этого беспредела! Обратите внимание: десять лет назад в городе хоронили по пять-шесть человек в день, сейчас же – по пятнадцать-двадцать! И как в этой ситуации следует назвать людей, доведших город до такого состояния? Специалистами по умерщвлению или как-то иначе? А может, это диверсанты, запущенные враждебной инопланетной цивилизацией?

Мне казалось, что я говорю вполне дельное. Я видел, что мои сотоварищи слушают меня внимательно и с серьёзным видом, хотя оба были значительно старше и многоопытней меня. А дальше я целиком начал повторять предвыборные слова Черноусова потому, что очень уж они пришлись мне по душе, я как бы спаялся с ними и стал считать своим изобретением.

– А многие тысячи не родившихся, оставшихся в небытии из-за того, что потенциальные родители не позволили им появиться, дабы не погрузить и их, и себя в ещё большую нищету! За последние семь лет население Ольмаполя сократилось на десять тысяч человек! Словно повальный мор прошёл по городу. Кто и что тому виной? И такое терпеть дальше? Что значит, в сравнении с перечисленными потерями, поездка в петушиных перьях или купание в нечистотах? Ничего не значит, так, мелочь одна.

– Совершенно справедливо, Аркадий, – поддержал меня испанец. – Мелочь – и ничего более. Там у нас, в запараллелье, до того как отправить меня сюда, решался вопрос: как быть с вашим обществом? Потому что ваше экономическое топтание на месте и нравственная деградация действительно стали для нас серьёзной помехой. Было и весьма жёсткое предложение, в город хотели отправить несколько тысяч специалистов по исправлению. В таком случае всем вам пришлось бы ну очень несладко. К счастью для Ольмаполя, остановились на самом мягком варианте, и в итоге прибыл я один. Но даже сегодняшние, в общем-то, вполне либеральные меры, лишь отчасти соответствующие степени вины расхитителей, встречены Виктором Алексеевичем в штыки. Что тогда говорить об остальных людях, облечённых властью?!

– Я не против, – начал градоначальник. – Однако то, что сегодня происходило…

– У вас, – прервал его дон Кристобаль, – на уме по-прежнему другие более гуманные, но достаточно эффективные способы воздействия? Какие, назовите их?.. А, молчите, ничего более дельного не придумывается.

– Воровская стая привыкла к безнаказанности, – испанец, видимо увлёкшись разговором, налил ещё рюмашку и разом опрокинул себе в глотку, – и думала, что так всегда и будет. Но сколько верёвочке ни виться…

Глава тринадцатая. Заградотряды

Перед тем как расстаться, дон Кристобаль спросил у Черноусова:

– Кто принял командование полицией вместо полковника Тюрина?

– Майор Янович. Из офицеров с более высокими званиями никого не осталось. Все полковники и подполковники дефилировали в перьях по улицам города, демонстрируя свою истинную сущность. О господи, если бы со мною такое случилось, я бы застрелился!

– Не беспокойтесь, никто из этих господ стреляться не будет. Они – люди без чести. И без совести. Если зачатки подобных свойств у кого-то из них и были, то давно атрофировались. Но я вот о чём: пожалуйста, переговорите с Яновичем, чтобы выставили полицейские посты на выездах из города. Думается, сегодня ночью кое-кто попробует улизнуть из Ольмаполя. Таковых необходимо остановить. Как вы полагаете, хватит у него людей?

– Ну, около двух третей численного состава полиции осталось в строю, – ответил градоначальник. – Должно набраться.

– Важно, чтобы в посты включили только самых проверенных полицейских, – дон Кристобаль на минуту замолчал, что-то взвешивая про себя. – Однако не будем рисковать. В группы задержания войдут и полицейские, и мои ребята – по нескольку человек и тех, и других. Так надёжнее будет. Уверен, у нас мышь не проскочит. Виктор Алексеевич, хотите понаблюдать, как всё будет происходить?

– Не испытываю никакого желания. Мне бы поскорее оправиться от предыдущего зрелища.

– Ну, наше дело – предложить. Пойдёмте, Аркадий. Нынешней ночью должно случиться немало презабавного.

Выйдя из здания городской администрации, мы пересекли площадь и вошли в вестибюль гостиницы. Испанец подарил дежурной администраторше роскошный букет алых роз, вдруг появившийся у него в руке, обрушил на женщину уйму комплиментов, поцеловал ей пальчики, и мы поднялись в свой номер.

– Ф-фу, признаться, я тоже устал, – сказал дон Кристобаль, бросив шляпу на стол и опускаясь в кресло. – Столько времени удерживать в узде целый город не так-то легко.

– Почему, – спросил я, заранее зная ответ, – перед народом преимущественно были выставлены руководящие чиновники, средний и начальствующий полицейский состав, депутаты, крупные предприниматели и коммерсанты и так далее, в том же роде? Ведь в толпах, скопившихся на тротуарах, тоже было немало разного жулья и проходимцев.

– Потому что перечисленные вами люди задают тон и определяют поведение большей части остального населения. Это же, так сказать, отцы города. А дети чаще всего и берут пример с отцов. Перестанут крысятничать «папаши» – возобладают честные устремления и у подвластного им народа.

И я точно так же думал; этот субъект слово в слово воспроизводил мои давешние размышления на площади.

– Ладно, оставим пока воровскую тему, – сказал испанец, вздыхая. – Не лучше ли нам, то бишь мне, ещё граммов сто пропустить?

– Вы никогда раньше не злоупотребляли спиртным?

Дон Кристобаль нахмурился.

– Было такое. И тяга к спиртосодержащим напиткам вышла мне боком. И кое-кому из моих близких. А если совсем откровенно, то моей матери. Она, бедная, больше всех пострадала.

Ещё больше насупившись, испанец достал трубочку, набил её табачком, закурил и стал пускать кольца дыма, ловко вгоняя одно в другое. Выкурив табак, выбил золу из трубочной чашечки в пепельницу и саму трубку спрятал в карман.

– Правильно, Аркадий, ну его, это бухло, к чёрту!

Сменив сумрачность на улыбку, он щёлкнул пальцами, и на столе появились чайник с кипятком, заварочный чайничек, чашки с блюдцами, вазы с комковым сахаром, печеньями, пастилой и шоколадными конфетами с ореховой начинкой.

– Попьём-ка мы лучше чайку!

С полчаса мы гоняли чаи, после чего мой компаньон коротким взмахом руки убрал посуду и закуски и следующим взмахом открыл панораму окраин города по всему его периметру.

С одной стороны несла свои воды могучая Ольма. На трёх других сторонах хорошо просматривались выездные дороги с контрольно-пропускными постами. Пять дорог – пять постов. Шестая дорога шла по мосту через реку.

– Ну-с, посмотрим, что там у нас деется, – сказал испанец.

Возле контрольно-пропускных постов с их будками виднелись припаркованные автомобили ППС и ДПС и скученные нахохлившиеся группы полицейских. Несколько на отшибе стояли космогривые лошадки с овсяными торбами на мордах, запряженные в огромные просторные тарантасы. В последних сидели по трое, четверо сорвиголов, куривших трубки, пивших водку и о чём-то весело переговаривавшихся между собой. Кажется, речь шла о недавней расправе, участниками которой они являлись.

– Эй, сержант! – крикнули из тарантаса, притулившегося возле речного моста. – Подойди-ка сюда.

– Ну, что вам? – сержант полиции, возглавлявший пост, нехотя приблизился. – В чём дело, спрашиваю, оглоеды?

– Не груби, командир. Лучше выпей с нами. На, держи, – один из молодчиков, сидевших в повозке, протянул гранёный стакан, наполовину наполненный одурманивающим зельем.

– На службе не употребляю.

– Да брось! Тебя весь день продержали в оцеплении, а теперь пригнали сюда. А зачем? Мы и то не знаем. И так нам всю ночь здесь тереться. Скучища. На, дерябни, веселей будет.

 
Здравствуй, добрая подружка
Милой юности моей!
Выпьем с горя;
Где же кружка?
Сердцу будет веселей.
 

Он продекламировал, нещадно перевирая, стихи великого поэта и вслед за тем прожог полицейского долгим магнетическим взглядом.

Сержант немного постоял в раздумье и выпил.

– Как звать-то тебя? – спросил он молодчика.

– Аристарх. А тебя как? А-а, Василий Малевин. Не стесняйся, Вася, закусывай. Вот свиное сало, балык осетровый, малосольные огурчики, а вот опять же малосольная селёдочка. Вот чёрный хлеб, настоящий, каким при царе солдат кормили. А это у нас картошечка в мундире, ещё горячая, – смотри, какая рассыпчатая. Это квас для запивки – без сахара, хороший, с кислинкой. Вот соль. Вот салфетки. О нас-то позаботились, а вашему начальству на вас, видать, наплевать. Иона, подвинь картошку ближе к сержанту. Эй, ребята! – крикнул Аристарх остальным полисменам. – Давайте, подгребайте сюда.

Воодушевлённые примером старшего по званию, рядовые полицейские подошли и тоже поочерёдно выпили из того же стакана.

– Вот, нормалёк! – воскликнул Аристарх. – Теперь и служба в службу. Закусывайте плотнее, не церемоньтесь! У нас всего прорва! Как утверждает питейная наука, при правильной закуске пьющий всегда остаётся хозяином положения и получает от водки лишь стимулирующий эффект. А теперь выкурите по трубочке. Такого табачка вы ещё не пробовали – и вкус, и крепость что надо.

Остограмившись, полицейские хорошо закусили, закурили трубки, охотно протянутые из тарантаса, подымили, ещё выпили и закусили. Завязался непринуждённый разговор.

– Как вам сегодняшний друндопляс с телегами и перьями? – спросил Аристарх. – Лихо мы прокатили городских обермейстеров?

– Лихо-то лихо, но надвигается что-то серьёзное, – вполне трезво сказал сержант Малевин. – Главное – не попасть под раздачу.

– Всё будет в порядке, – сказал Аристарх. – Не опускай крылья, Вася. Ты не вор, и тебе ничего не грозит. Не пройдёт и пяти лет, как ты станешь капитаном при хорошей должности с весьма солидным окладом. Звания теперь будут присваиваться только по знаниям и заслугам. И позабудешь ты о мотыжне на тёщиной даче, и будешь в отпуск летать только на Канары или Мальдивы. Помяни моё слово – я знаю, что говорю.

– Они там обопьются, – сказал я, имея в виду сцену у моста и жалея сержанта, поддавшегося гипнозу.

– Аристарх свою норму знает, – сказал дон Кристобаль. – И полицейские, и мои раздолбаи в тарантасе останутся в хорошей физической и психологической форме и будут готовы действовать. И тех, и других выпивка только объединила.

– Почему информация об утреннем позорище не будет просачиваться из города? – спросил я, возвращаясь к разговору в кабинете градоначальника.

– Потому, что Ольмаполь теперь немного подвинут во времени. И ещё это время слегка искажено. В итоге получился своеобразный фильтр. И состояние этого фильтра постоянно отслеживается.

– Подвинуто и искажено вами?

– Да, я подвинул.

– А другие сведения? Скажем, надо мне позвонить в соседний город…

– Звоните сколько угодно. Все остальные сведения, сообщения передаются в прежнем режиме.

Прошло ещё с полчаса. Я взглянул на испанца.

– По-моему, вы ошиблись. Никто никуда не собирается бежать.

– Ещё рано, – ответил тот. – Добрым людям надо отскрестись от дерьма, облиться парфюмом, собраться в дорогу. Ещё не вечер.

Но вот уже и вечер наступил, солнце опустилось за горизонт, в городе вспыхнуло электричество, а ничего не происходило. Только обычные машины проезжали, минуя шлагбаумы постов.

– Напрасно вы это затеяли! – становилось совсем уж невмоготу, и я не знал, куда деваться от безделья. – Люди напуганы и сидят по домам за семью замками.

– Ничего не напрасно. Вот подождите… А, гляньте, вот и первая ласточка!

На дороге к мосту через Ольму показался чёрный «майбах».

– Посмотрим, как всё будет происходить.

Стакан только что обернулся по полному кругу, и Аристарх уже хотел влить в него очередную дозу, как и его внимание привлёк чёрный лимузин.

– Вася, – сказал он собутыльнику, – притормози-ка вон ту тачку.

Сержант отдал распоряжение. Шлагбаум принял горизонтальное положение. Один из полицейских показал жезлом, чтобы автомобиль остановился впритык к тарантасу.

В салоне «майбаха» находились четверо: мужчина, женщина и двое детей лет двенадцати и пятнадцати – целое семейство. Человек, сидевший за рулём, опустил боковое стекло.

– В чём дело?

Взяв под козырёк, старший поста представился.

– Куда путь держим? – спросил он водителя.

– В Дёмино. На дачу.

– Пожалуйста, все – выйдите из машины.

– Я прокурор города Штивтин!

– Замечательно. Выходите. Откройте багажник.

– Вы не имеете права!

– Имею. И вам это хорошо известно. Убедительно прошу – откройте.

– Вы за это ответите!

– Отвечу. Исаев, Дедюхин, приступайте.

Полицейские со знанием дела бегло провели досмотр и выгрузили багаж. Позади тарантаса выстроился ряд сумок, саквояжей и барсеток. В одни были аккуратно уложены изящные коробочки с ювелирными изделиями: кольцами, браслетами, заколками, подвесками, цепочками из золота, платины и серебра, многие – со вставками из драгоценных камней. В другие – золотые, палладиевые и платиновые слитки. В третьи – золотые монеты разных времён и народов. В четвёртые – плотные увесистые пачки рублей, долларов, фунтов и евро.

– Вы что, всё это у себя на даче собирались закопать? – спросил сержант Малевин.

– Это… Это я за всю жизнь накопил, – запинаясь, проговорил прокурор. – Вы не должны забирать. Это моё…

– Завтра! – гаркнули во всё горло из тарантаса. – Завтра, штифт ты этакий, придёшь за своим добром на Ольминское поле! Знаешь, где находится? Перед зданием мэрии! Запомнишь?

– Зачем такая неделикатность, Аристарх? – сказал Малевин и с поддельным сочувствием улыбнулся прокурору. – Человеку и без того было несладко. Шутка ли, целый день купаться в чане с нечистотами! – сорокоградусная развязала сержанту язык. Он помахал рукой возле носа: – Фу, до сих пор воняет! Надо было бригаду банщиков поднанять, чтобы отодрали как следует.

Каждую фразу командира застава сопровождала громким хохотом.

– Гляньте только на него – морду-то как настропалил. Не знамши, подумаешь, будто святой стоит.

– Давай-давай, поворачивай оглобли! – с ещё большей злобой закричал Аристарх. – Да не забудь отдать долги вовремя, чтобы тебе потом не настучали палками по пяткам.

Прокурорская машина стала разворачиваться обратно в город, а молодцы дона Кристобаля и полицейские стали соображать ещё по одной.

– Он дурак, что ли, – сказал младший сержант Исаев, занюхав водку огуречным кружочком, – такие средства в наличке держать?

– Не переживай за прокурора, Федя! – Аристарх хлопнул полицейского по плечу. – На банковских счетах у него в сто раз больше. То, что ты увидел, – это всего лишь на мелкие текущие расходы.

– И где на даче такие богатства можно спрятать?

– Захочешь – спрячешь. Да не на дачу наш обвинитель навострился, а на берег Чёрного моря. Там у него под Сочи небольшой двухэтажный коттеджик о пятнадцать комнаток имеется. Вот он в этом домике и собирался переждать, пока у нас тут всё утрясётся.

Едва прокурор отъехал, как остановили следующую машину, за ней ещё одну, и скоро вся бригада, забыв о куреве и выпивке, уже вовсю трудилась, выгребая золото и дензнаки. Ахнуть не успели, а груда саквояжей и чемоданов уже превратилась в высоченный курган.

Нечто подобное происходило и на других выездах из города. Раза три или четыре, правда, за большую мзду, полицейские хотели было пропустить беглецов за черту города, но люди дона Кристобаля бдительности не теряли; щелчок кнутом поперёк спины или по ляжкам, и страж порядка моментально вновь становился честным добросовестным исполнителем полученных инструкций.

Молва быстро разнесла, что творится на пропускных постах, и многосотенные человеческие валы хлынули к лодочным станциям, чтобы на лодках переправиться через Ольму.

Но дон Кристобаль всё предусмотрел. На подступах к пристаням весело проводили время ещё несколько групп кудрявых молодцов с длинными арапниками в руках. Отобрав у беглецов злато, серебро и прочие богатства, они хлёсткими жгучими ударами заворачивали их обратно в городские улицы.

В десять утра воскресенья на Ольминском поле открылась выставка сокровищ, изъятых в ходе ночной операции. Пятнадцать или двадцать прилично одетых смуглолицых чичероне сопровождали группы любопытствующих от одного денежно-золотого развала до другого и многословно рассказывали, у кого что было отобрано и при каких обстоятельствах нажито. Звучали фамилии всё тех же лиц, днём раньше фигурировавших на злополучных телегах.

– И всё же это не более чем тысячная доля общего объёма награбленного, – охотно поясняли чичероне.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю