Текст книги "Необъявленная война (СИ)"

Автор книги: Александр Князев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

− Господи, что же это? − Акушерка повернулась к сестре и показала то, что шевелилось у нее в руках. В ответ сестра лишь в ужасе покачала головой и тяжело вздохнула. Стараясь не показывать ребенка матери, возле которой крутился врач-гинеколог, акушерка быстро запеленала его и отдала сестре, которая, кивнув головой в знак согласия, тут же направилась к выходу из родильного зала.

− В одиннадцатую его! − проговорила она дрожащим голосом. Конечно, для нее это не было неожиданностью. Она видела это при проведении ультразвукового исследования плода матери еще за месяц до родов, но все равно ничего не могла с собой поделать.

Тогда она надеялась, что это какая-то ошибка, или может быть неисправность оборудования и ребенок родиться нормальным и здоровым, но никакой ошибки не было. Ребенок родился ужасным и отвратительным. Как и те остальные, которые находились в одиннадцатой палате и от которых отказались их матери.

− Хорошо, − отозвалась медсестра, осторожно держа в руках белый сверток с новорожденным младенцем. − В одиннадцатую.

− Покажите мне его, − попросила мать.

− Сейчас нельзя! − строго и даже как-то испуганно отозвалась акушерка. − Сейчас, отдыхайте.

Медсестра вышла из палаты.

Вера последовала за ней. Осторожно закрыв за собой дверь, она вышла в коридор, прошлась до лестничной площадки и спустилась к открытому окну, чтобы покурить. Но достать сигарету из пачки ей так и не удалось. Сильно тряслись руки, поэтому она решила оставить эту затею, хотя возможно несколько глубоких затяжек привели бы ее в чувства.

Перед глазами всплыл этот ужасный образ ребенка, который несколько секунд назад улыбался ей и подмигивал одним глазом. Ноги стали ватными, в глазах потемнело. Вне себя от страха она добрела до стула и села на него, прислонившись к спинке негнущейся скованной спиной. Постаралась унять дрожь во всем теле. Задумалась. А может, ей это просто показалось, может, он вовсе и не улыбался ей и не подмигивал одним глазом?

«Ведь он же еще совсем младенец и не может этого делать» – подумала она, пряча свои дрожащие руки в карманы халата. ‒ «Если только…»

«Если только – ЧТО?!» ‒ услышала она чей-то чужой голос у себя в голове. ‒ «Ну-ну смелей! Продолжай, если уж начала!»

«Да нет, это глупо, надо гнать такие мысли куда подальше».

«А чего ты боишься?» ‒ с насмешкой произнес он.

«Они до добра не доведут, я это знаю. Я не хочу думать об этом».

«Ты можешь не думать об этом, но ведь проблема-то никуда не исчезнет».

‒ Это не мое дело! ‒ закричала Вера. И тут же заткнула ладонью рот, опасаясь, что кто-нибудь мог услышать ее крик, обращенный к невидимому собеседнику.

«Не надо так кричать. Криком тут не поможешь», ‒ прозвучал голос в ее голове.

‒ Все! Хватит! ‒ акушерка изо всех сил стукнула себя ладонью по щеке. ‒ Хватит, перестань! С меня достаточно. Я устала от всего этого! Надо просто успокоиться.

«И это не поможет. Но ты ведь прекрасно знаешь, что может помочь, не правда ли?»

Чужой голос в ее голове не хотел сдаваться. С каждым днем он становился все сильней и сильней, и Вере порой казалось, что звучит он вовсе не у нее в голове, а в реальном мире и где-то рядом с ней. Этот навязчивый голос появился с того дня, когда в их роддоме начали рождаться эти странные младенцы.

Хотя назвать ИХ младенцами язык не поворачивался. Но ведь надо же было как-то это объяснить. Здравый разум не мог найти этому какое-нибудь простое и рациональное объяснение, и тогда появился этот голос, который очень просто и понятно объяснил: это дети дьявола. Сначала она отказывалась в это верить, но после того как увидела улыбку на губах новорожденного, и хитрый блеск в его глазах начала задумываться над тем, что твердил ей каждый день этот неугомонный голос в ее больной голове.

Наглотавшись транквилизаторов, она ушла в ординаторскую, где бесшумно работал телевизор. Там некоторое время она сидела у окна, бессмысленно смотрела на пустынную ночную городскую улицу, после чего прилегла на кушетку и заснула крепким тяжелым сном.

Проснулась она уже глубокой ночью, от скрипа открываемой двери, когда в ординаторскую зашел дежурный врач Федоров Петр Васильевич. Вера встала с кушетки, протерла заспанные глаза и поздоровалась с доктором.

− А Верочка, это вы? − проговорил Федоров несколько смущенно, увидев ее в таком нездоровом виде. − Что-то вы неважно выглядите. С вами все в порядке?

− Да, − сухо отозвалась женщина.

− Лицо у вас какое-то бледное.

− Да ничего, все в порядке. Не надо было мне спать под вечер.

− Можете остаться здесь и выспаться.

− Да нет, спасибо, − поблагодарила его Вера и направилась к выходу. − Я пойду к себе.

Она вышла за дверь, и устало зевнула.

Пройдя по длинному светлому коридору несколько палат, она на некоторое время остановилась возле двери с номером «11» и прислушалась. Дежурная медсестра, которая сидела в конце коридора за небольшим столиком возле кушетки, заметив ее, приподнялась и тревожно проговорила:

− Что с вами Вера Сергеевна? Дети плачут?

− А?! − женщина испуганно вздрогнула, и, отстранившись от двери с номером «11», повернула к ней голову и посмотрела на нее с таким видом, словно ее уличили в чем-то нехорошем или даже аморальном. – Да нет, не плачут. Я просто послушала. Все хорошо.

Убрав руки в карманы своего белого халата, Вера двинулась дальше по коридору, прошла мимо стола, за которым стояла дежурная медсестра, ничего не сказав ей, и даже не повернув головы в ее сторону. Медсестра, увидев ее каменно-бледное лицо, хотела спросить, все ли с ней в порядке, но не успела – акушерка исчезла за дверью дежурной палаты, прежде чем та смогла открыть рот.

Медсестра села обратно за стол и покачав головой, открыла книгу.

У себя в дежурной палате, где обычно проводили ночь акушерки, Вера попробовала уснуть. Но не получилось. Все тот же неугомонный и пронзительный голос внутри нее не давал сомкнуть глаз. Голова просто раскалывалась на части от такого наплыва нездоровых и страшных мыслей.

«Что же делать?» ‒ твердила она себе. ‒ "Что же делать?

«Ты сама прекрасно знаешь!» ‒ не унимался голос.

«Нет, я не могу!»

«Иди и сделай это! Ты же видишь, что происходит?!»

«Это не правда!».

«А что тогда, правда?! Это уже пятнадцатый ребенок, отмеченный ИМ! Какими они станут, когда вырастут, как ты думаешь?!»

Вера внезапно вскочила с кушетки.

«Правильно!» ‒ возрадовался голос. ‒ «До тебя, наконец-то, дошло. Нельзя терять ни минуты. Ты должна сделать то, что нужно. Господь отблагодарит тебя за все страдания! Не сомневайся!».

Она направилась к двери.

«Иди и сделай это!» ‒ прокричал голос ей в след. ‒ "Иди и сделай…

И Вера вышла в коридор.

* * *

На деревянных ногах она двинулась прямо по коридору к палате с номером 11. Дежурная медсестра, оторвав взгляд от книги, посмотрела на нее и ужаснулась. В этот момент Вера была похожа на приведение. Вся скованная, сгорбленная, с бледным неживым лицом, пошатывающейся походкой и трясущимися изогнутыми руками она была похожа на старую больную старуху.

− Вам плохо, Вера Сергеевна? − встревожено проговорила медсестра, вскакивая из-за стола.

Акушерка ничего, не сказав и даже не посмотрев в ее сторону, прошла мимо нее, и ускорила шаг. Медсестра двинулась следом за ней. На ходу она окликнула ее еще несколько раз, но женщина так и не остановилась, никак не реагируя на ее слова.

Медсестра шла за ней и прислушивалась. До нее доносилось едва слышимое бормотание, но она могла бы поклясться, что этот голос не принадлежал акушерке. Что же с ней такое случилось, что она заговорила не своим голосом?

Вера подошла к двери с номером 11 и дернула за ручку. Дверь оказалась запертой на ключ. Она уже хотела повернуться назад и идти обратно к себе, чтобы поспать, но негодующий голос у нее в голове снова разразился властными призывами.

− Что с вами, Вера Сергеевна? − услышала она позади себя голос медсестры и резко обернулась.

− Почему дверь закрыта? – проговорила она с некоторой долей негодования. Но это был не ее голос, скрипучий и низкий, он вырывался из ее рта, но ей не принадлежал. Так разговаривают раздраженные и злые старики, но никак не женщины.

− Я всегда закрываю дверь, − виновато произнесла сестра, взволнованно гладя на нее. − Вам плохо? Что-то случилось?

− Мне хорошо, и ничего не случилось! − зло бросила Вера, сверкая безумными глазами. – Где ключ? Он у вас? Дайте мне его сюда!

− Зачем?!

− Я сказала, дайте!!!

− Простите, не могу.

− Тогда открой эту чертову дверь! – сквозь зубы процедила Вера, чувствуя, как голова ее начинает гудеть и раздуваться от переполнявшей ее злобы.

− Давайте, я позову доктора, мне кажется, вам нужна помощь, − с этими словами медсестра повернулась и двинулась в конец коридора, направляясь в ординаторскую за доктором Федоровым.

− Стоять!!! − Вера издала такой яростный и леденящий душу вопль, что девушка непроизвольно вздрогнула и остановилась. Она повернулась к ней и побледнела.

− Не надо никого звать, − проговорила Вера подозрительно спокойно и натянуто улыбнулась. − Все в порядке. Мне не нужна помощь и я превосходно себя чувствую. Просто хотела посмотреть на детей. Вот и все.

Она отошла от двери с номером 11, и спокойно зашагала обратно к себе в кабинет. Вскоре она исчезла за дверью и в коридоре вновь воцарилась тишина.

Медсестра, чувствуя, как в груди бешено колотиться испуганное сердце, некоторое время стояла на одном месте, потом вернулась к себе за столик. Но сесть за него она так и не успела.

Дверь дежурной палаты распахнулась, и Вера Сергеевна снова вышла в коридор. На этот раз в руках у нее был длинный кухонный нож. Глаза сверкали злобой и ненавистью. Движения были решительными и уверенными. Сжав нож в правой руке, она двинулась в сторону медсестры.

Девушка в ужасе и недоумении попятилась назад.

− Что…что вы делаете? − заикаясь, проговорила она, продолжая пятиться назад, в конец коридора. − Зачем вам нож? Что вы собираетесь делать? Что с вами?

− Разве ты ничего не понимаешь? Их надо уничтожить!!! Уничтожить всех до одного. Это дети дьявола!

Акушерка надвигалась на нее, продолжая твердить одни и те же слова. Напуганная до смерти девушка пятилась назад.

Внезапно она оступилась и упала на спину.

Вера бросилась в ее сторону.

Медсестра тут же вскочила на ноги и громко закричав, побежала к выходу из коридора.

Акушерка все же догнала ее и размаху вонзила нож в спину.

Девушка, издав болезненный вопль, упала на живот.

На отчаянный крик раненой медсестры в коридор из ординаторской выскочил доктор Федоров. Вера, тем временем, продолжая сжимать окровавленный нож в правой руке, склонилась над своей жертвой и принялась обыскивать карманы ее халата в поисках ключа от палаты с номером 11.

− Что здесь происходит? Вера Сергеевна это вы? О, нет! − Василий Петрович немедля подбежал к раненой медсестре, которая болезненно стонала на полу с кровоточащей раной на спине. ‒ Что случилось?! Откуда у нее кровь?! Вера Сергеевна, помогите мне!

Доктор склонился над раненой девушкой, поэтому не мог видеть, чем была занята акушерка. А она в это время убрала связку ключей в карман халата и занесла над головой руку с ножом, чтобы ударить им доктора.

‒ Вера?! Что же вы стоите?!

Василий Петрович поднял голову, и обезумевшая акушерка тут же набросилась на него. Лезвие ножа промелькнуло в нескольких сантиметрах от его лица. Федоров вовремя успел отпрыгнуть в сторону. Но женщина попыталась ударить его снова.

− Остановись! Что ты делаешь?! − прокричал он.

Вера с размаху попыталась нанести удар.

Доктор подставил согнутую в локте руку, блокировал удар и выбил нож из ее руки. Ножик упал на пол, возле ног доктора. Скрутив обезумевшую женщину, он откинул нож в сторону носком ботинка и завел ее руки за спину.

Вера вдруг ослабла и начала плакать.

Федоров почувствовал, что она больше не опасна, выпустил ее из своих рук и отошел назад. Женщина медленно опустилась на пол и принялась рыдать, закрыв лицо руками.

− Что случилось, Вера?! Что с тобой?

Она не слышала его слов. Она слышала только голос. Этот неугомонный требовательный голос в своей голове. Вскочив на ноги, она бросилась в конец коридора, направляясь к выходу из здания. Доктор не побежал за ней следом, он склонился над раненной медсестрой и принялся осматривать рану.

− Что случилось Ира, что здесь произошло? − тревожно проговорил он, доставая из кармана своего халата мобильный телефон.

− Она…она хотела открыть дверь и убить их, − с трудом ответила девушка, превозмогая дикую боль у себя в спине. Она потеряла сознание, прежде чем доктор задал еще один вопрос.

* * *

После того как машина скорой помощи увезла раненную медсестру в реанимационное отделение, в роддом прибыла оперативная группа во главе с дежурным следователем из полиции. Доктор встретил их у входных дверей и провел в коридор, к тому месту, где все и произошло. Криминалист вместе со следователем сразу приступили к осмотру места происшествия. Доктор находился здесь же, отвечал на вопросы следователя. Он рассказал ему все что видел и даже выдвинул некоторые предположения.

Двое оперативников выслушав его рассказ, отправились на поиски акушерки, которая исчезла еще до того, как Федоров вызвал скорую помощь. Следователь укорил его за то, что тот сразу не рассказал ему о ней при встрече, потому, что теперь ее найти и задержать будет не так-то просто.

− Вы понимаете, что она преступница? Ваша сотрудница попыталась убить медсестру и скрылась с места преступления! А теперь разгуливает по улицам! Ее следует задержать и провести экспертное обследование на предмет вменяемости.

− Да я понимаю, − тяжело вздохнув, произнес доктор. – Но мне кажется, она никуда не убежала. Она где-то здесь. Она не будет скрываться.

− Будем на это надеяться, − недовольно бросил следователь.

− А ведь я знал, что это рано или поздно произойдет. Я чувствовал. Я замечал, что с Верой, что-то происходит. Она находилась в этом состоянии уже несколько месяцев и вот не выдержала.

− В состоянии невменяемости вы хотите сказать.

− Ну, в общем…да. Ее психическое здоровье пошатнулось, после того как у нас начали рождаться дети с отклонениями, и вот что из этого вышло.

− С какими отклонениями? ‒ следователь насторожился.

− Они рождались не совсем здоровые.

− Может, поясните?

− Дети были обезображены.

− В смысле?

− Они имели разные физические недостатки. Матери от них отказывались, и мы помещали детей в палату номер 11, куда и хотела проникнуть Вера.

‒ Зачем?

− Что бы убить их, я полагаю.

‒ С чего вдруг такие выводы?

− По словам Ирины, нашей медсестры, она сказала, что их надо уничтожить и что они дети дьявола. Это было перед тем, как она напала на нее.

− Дети дьявола? ‒ усмехнулся следователь.

− Да. Она так и сказала.

‒ Что ж выходит это дети свели ее с ума?

‒ Сложно сказать, ‒ доктор пожал плечами. ‒ Я не знаю.

− Я могу взглянуть на них?

− Если это так важно…

− Это очень важно!

Внезапно в коридор вбежали запыхавшиеся оперативники.

− Игорь Петрович, − выпалил один из них, − можешь закрывать дело. Мы нашли акушерку.

− Почему закрывать? ‒ в недоумении проговорил доктор.

− В связи со смертью субъекта преступления, − с некоторой долей иронии произнес довольный оперативник. − Она повесилась в котельной, там мы ее и нашли. Сняли. Но уже поздно.

Следователь, до этого сидевший за столом с хмурым видом и заполнявший протокол осмотра места происшествия вскочил на ноги и довольно ухмыльнулся.

− Ну, пойдем, покажете, – проговорил он, не веря в такую удачу, и они ушли, оставив недоумевающего доктора одного. Он не хотел идти в котельную и смотреть на труп своей коллеги, он ушел к себе в ординаторскую и, открыв бутылку коньяка, подаренную ему родителями одного из новорожденных, отпил прямо из горлышка, чтобы поскорей снять нервное напряжение.

После того как увезли труп акушерки, повесившейся на водопроводной трубе, следователь Иванов вернулся обратно в коридор и после недолгих поисков нашел доктора Федорова у себя в ординаторской в нетрезвом виде.

Бутылка коньяка исчезла со стола, но запах спиртного по-прежнему витал в помещении. Следователь укоризненно посмотрел на Федорова, но ничего не сказал. Он понимал, что ночь у него выдалась тяжелая, и неожиданная смерть его коллеги по работе неблагоприятно отразилась на его душевном состоянии.

− Так и есть, − проговорил Иванов, отодвигая себе стул и присаживаясь напротив доктора. − Поняла, что натворила и удавилась. Не выдержала груза ответственности.

Доктор промолчал.

Иванов ободряюще похлопал его по плечу.

− Если бы не вы, все могло закончиться куда хуже.

Федоров лишь тяжело вздохнул. Следователь продолжил.

− Доктор, а что дети?

− Какие дети? − Василий Петрович в недоумении посмотрел на него красными печальными глазами.

− Вы рассказали мне о детях в одиннадцатой палате, с какими-то физическими недостатками. Именно в эту палату хотела пробраться ваша акушерка. Не так ли?

− Ах, да, дети… − доктор поднял взгляд и кивнул головой. − Вы по-прежнему хотите на них взглянуть?

− Конечно.

− Тогда наденьте халат и бахилы, − Василий Петрович указал на вешалку, где висели два белых медицинских халата, а под ней в картонной коробке лежали одноразовые полиэтиленовые бахилы. − Пойдемте.

После того как следователь облачился в медицинскую одежду, они вышли из кабинета и направились смотреть на детей. Доктор провел его по коридору, достал из кармана связку ключей и отворил палату с номером 11. Пройдя внутрь, он пропустил следователя вперед, давая ему, возможность рассмотреть то, что там находилось.

‒ Только не шумите! ‒ строго проговорил Федоров. ‒ Они могут проснуться.

‒ Я понял, ‒ прошептал следователь и кивнул головой. ‒ А если все же проснуться то, что тогда?

‒ Проходите!

Иванов вошел в палату.

После чего доктор закрыл за ним дверь и остался стоять у порога.

В прозрачных пластиковых камерах, предназначенных, для вынашивания детей, родившихся ранее положенного срока, лежали новорожденные младенцы. Обычно в такие камеры, где поддерживается необходимая температура, и куда поступает искусственное питание, помещают семимесячных детей, нуждающихся в особом уходе.

Следователь устремил свой внимательный взор на камеры.

С расстояния в пять-шесть метров дети, лежавшие в них, показались ему совершенно нормальными, но когда он подошел ближе, то увидел то, что даже его, взрослого крепкого мужика, повидавшего на своем веку много всего страшного и невероятного, просто повергло в шок. Он стоял как парализованный и смотрел на них не в силах отвести взгляд.

Доктор подошел к нему с боку и остановился.

‒ Довольно печальное зрелище, ‒ вздохнул Федоров. ‒ Я не могу долго смотреть на это.

Следователь почувствовал запах спиртного у него изо рта, но не обернулся и ничего не сказал. Сейчас он и сам не отказался бы от стакана водки.

− Теперь вы понимаете? − тихо проговорил доктор, − как трудно сохранить рассудок, когда приходиться видеть, как появляются на свет такие вот дети?

В небольших пластиковых камерах под прозрачным стеклом лежали дети с врожденными физическими патологиями тела. Всего их было пятнадцать. Пятнадцать уродливых малышей. У одного из них было две головы, у второго голова росла из груди, у третьего голова вообще имела форму искривленного фрукта, больше всего похожего на яблоко. У кого-то вместо ног росли еще одни руки. А у кого-то кроме двух ног росла еще одна, третья нога.

Были здесь и сросшиеся близнецы, у которых на двоих было всего две руки, две ноги и голова, состоявшая из двух половин. Дети с лицами стариков, а то и вообще без лиц. Дети с длинными как у обезьян руками. Дети, тела которых были покрыты черным и густым волосяным покровом. Были здесь и такие, которые вообще не были похожи на человеческих детей ‒ какие-то страшные, не встречающиеся в природе существа, не имеющие частей тела.

‒ Пойдемте! ‒ Василий Петрович вывел потрясенного Иванова из палаты, осторожно закрыл за собой дверь и убрал связку ключей в карман своего халата. Следователь долго не мог заговорить, но когда он вышел из оцепенения, заговорил уже совсем другим, сухим дрожащим голосом, в котором доктор Федоров уловил еле заметные нотки страха.

− Уродцы в Кунсткамере по сравнению с ними просто ангелы.

Доктор Федоров лишь пожал плечами и тяжело вздохнул. Он никогда не был в Кунсткамере и не видел там выставленных на всеобщее обозрение обезображенных младенцев, которых следователь назвал уродцами.

− Но почему их так много? – проговорил Иванов, проглатывая застывший в горле ком.

− Я не знаю, но в других роддомах города происходит примерно то же самое. Небывалый всплеск рождаемости детей с врожденными патологиями. Никто не может объяснить, почему это происходит. На прошлой неделе я был на семинаре, посвященном этой проблеме. И что же вы думаете? Они пришли к тому, что это, так сказать, результат нездорового образа жизни их родителей в момент зачатия или после него: алкоголь, курение, наркотики и т.д., ну, в общем, сами понимаете. Естественно нашим властям всегда проще скинуть вину на простых людей, чем взять ответственность на себя. Так же как и с лесными пожарами. Как всегда человеческий фактор. А то, что никто за лесом не следит, никто не роет пожарных рвов, только вырубают, да за границу вывозят. Один лесник на весь район! А техника?! Где техника? Я когда в Сибири работал, это еще в 90-е было. Так вот там каждый день с вертолета производили осмотр секторов. А теперь что? Теперь только нефть выкачивают. Вот и вся экономика! Человек теперь государству не нужен. Нужен только обслуживающий персонал.

‒ Так что там, на семинаре? ‒ прервал следователь его тираду.

‒ На каком семинаре?

‒ По поводу этих детей.

‒ Пришли к выводу, что это последствия образа жизни молодого поколения.

− А вы что?

− А я не согласен, − отрицательно покачал головой доктор. − Я был знаком со многими матерями этих детей, почти все эти женщины в момент зачатия и после него, не прикасались, ни к алкоголю, ни к табаку и тем более к наркотикам. До зачатия, да – признавались, что пробовали, но это было давно.

− В чем же тогда причина?

− Если бы я только мог знать…

‒ И что совсем никаких догадок?

‒ Нет, некоторые мысли у меня все же имеются.

‒ Со мной поделитесь, или это тайна?

‒ Да какая это тайна?! ‒ усмехнулся Федоров. ‒ Нет никакой тайны. Я думаю, это не простая случайность. Вот и всё. И дело тут не в образе жизни молодого поколения. Хотя и это тоже очень важно. Просто кому-то это очень нужно. Вот, что я думаю.

‒ И кому же это нужно?

‒ Понятия не имею.

Доктор Федоров призадумался. Некоторое время они провели в молчании. После чего следователь проговорил каким-то странным тоном, в котором доктор смог почувствовать некоторую долю отвращения.

− Почему вы держите их в этих камерах?

− Для поддержания жизнедеятельности их неокрепших организмов, − спокойно ответил Федоров, прекрасно понимая смысл заданного вопроса.

− А вы уверены, что это правильно? Почему бы просто не избавиться от них? Ведь в будущем они не принесут никакой пользы ни государства, ни обществу.

Доктор ничуть не смутился. Он отвернулся к окну и задумчиво проговорил:

− А от инвалидов мы тоже должны избавиться?

− Вы меня неправильно…

− А от тяжело больных? А от пенсионеров?

− Я не…

− Давайте избавимся от всех слабых, немощных и ненужных.

− Зачем же так…

Иванов смущенно молчал, не зная, что и сказать.

Не обращая на него никакого внимания, Федоров продолжил:

− Я считаю, что мы с вами люди полноценные, здоровые, а главное способные трезво мыслить и рассуждать, в отличие от животных и бездушных тварей, не имеем право, даже думать об этом. Вот если вы, не дай бог, попадете в аварию и потеряете обе ноги, сломаете позвоночник, обезобразите свое лицо и станете абсолютно бесполезным во всех отношениях человеком, как для государства, так и для общества. Что тогда? Прикажете от вас избавиться?

− Я?.. Обе ноги?.. Избавиться?..

‒ Простите меня, ‒ вздохнул доктор Федоров. ‒ Не сдержался.

‒ Всё в порядке, ‒ покачал головой Иванов.

Вдвоем они направились в ординаторскую.

Больше следователь не задавал никаких вопросов.

* * *

Ничто не предвещало беды, когда завуч средней общеобразовательной школы Тимофеева Инна Аркадьевна вошла в школьную столовую, которая к этому времени уже была заполнена учащимися из самых разных классов. Многие из них сидели за столами, другие стояли в очереди с пластиковыми подносами в руках и шумно переговаривались между собой.

Она направилась к учительским столам, где уже сидели две женщины среднего возраста и с серьезным видом обсуждали что-то важное. Это были учителя химии и математики. Пожелав им приятного аппетита, она подошла к высокому столу, на котором лежали чистые вымытые подносы, и, взяв один из них, направилась к стойке, предназначенной для выдачи еды только учителям.

Увидев завуча, повариха Жанна поздоровалась с ней, натянуто улыбнулась и, открыв алюминиевую кастрюлю, где хранилось теплое картофельное пюре, запустила туда большую сверкающую поварешку. Инна Аркадьевна заметила, что повариха была слишком бледная и слегка пошатывалась. Ее молодая помощница, которая по обыкновению подменяла ее, когда это было необходимо, вообще отсутствовала на своем рабочем месте.

− Жанночка, в чем дело, ты заболела? − поинтересовалась она, в недоумении глядя на бледную женщину, накладывающую еду в фаянсовую тарелку.

− Да нет, просто от плиты голова немного болит с утра, а так все нормально, − устало проговорила та, поправив белый поварской колпак и вытерев со лба липкий холодный пот.

− Почему ты одна?

− Ольга ушла, сказала, что плохо себя чувствует. Я ее отпустила. Лица на ней не было. Мне с начала тоже плохо было, потом когда таблетку выпила, вроде легче стало. Наверное, это все из-за перемены погоды, Ничего, скоро пройдет.

− Ну, ты смотри – не болей.

− Нет, нет, мне нельзя…

Тимофеева достала из морозильной витрины блюдце с салатом Оливье, поставила его на поднос и, поблагодарив Жанну, направилась в сторону учительских столов. На ходу она бросила короткий взгляд на сидящих за своими столами учеников, которые вероятно пришли сюда раньше других.

Выглядели они как-то странно и необычно. Сначала она не могла понять, что именно показалось ей странным и чем эти ученики так отличались остальных. Но когда пригляделась внимательнее, то заметила, что они были слишком бледные и сидели на своих местах, не производя вообще никаких движений. Только изредка покачивались из стороны в сторону.

Какое-то тревожное чувство закралось ей в душу.

Не отрывая взгляда от этой группы странных учеников, Тимофеева села за учительский стол и поставила перед собой поднос с едой. Наблюдая за ними, она все никак не могла понять, в чем же дело?

Мимо проскочил учитель физкультуры, Владимиров Юрий Кузьмич. Весело поприветствовав своих коллег, он направился к столу с чистыми подносами. Тимофеева отвела недоумевающий взгляд от учеников и посмотрела на еду в своих тарелках. Взяв ложку в руку, она решила приступить к принятию пищи, но отобедать сегодня ей так и не удалось.

В ту же секунду где-то в стороне раздался, какой-то странный грохот и звон посуды. Он исходил от того места, от которого несколько секунд назад отошла Тимофеева. Она, как и многие другие посетители столовой, которые услышали этот странный шум, резко повернула голову в ту сторону и увидела, как испуганный Владимиров бросился к стойке, на которой без сознания лежала повариха.

Она лежала на животе, лицом вниз.

Кастрюля с едой была опрокинута.

* * *

Откинув пустой поднос в сторону, физрук ловко перепрыгнул через стойку и попытался привести в чувства находившуюся в обморочном состоянии женщину. Ее грузное тело, выскользнуло из его рук, сползло вниз и упало на пол.

− Что с ней? − тут же раздался испуганный возглас учительницы математики, которая сидела рядом с Тимофеевой.

− Не знаю, мне кажется, она упала в обморок, − не отрывая взгляда от стойки, взволнованно проговорила та, откладывая, пустую ложку в сторону. − Когда я подошла к ней, она сказала, что у нее болит голова и что она плохо себя чувствует. Что-то здесь не так!

− Почему?

− Посмотрите, что происходит…

Инна Аркадьевна не договорила. Внезапно в другой стороне, где сидели школьники, раздался такой грохот, словно что-то упало на пол. Послышались испуганные девичьи возгласы.

Две учительницы разом повернули головы в ту сторону.

Там в самой середине зала, между двух столов лежало тело молодого парня старшеклассника, который, по всей видимости, потерял сознание, когда пытался встать из-за стола и упал на холодный кафель, возле ног испуганных учеников, опрокинув при этом несколько стульев.

− Вот! − дрожащим голосом изрекла Тимофеева, испуганно выкатив глаза из орбит. − И с ним то же самое!

− Что с ним?! ‒ взвизгнула нервным голосом учительница химии.

Тимофеева повернулась к учительнице по математике и испуганно посмотрела на нее.

− Вы ели? − взволнованно проговорила она.

− Что? − не поняла та.

− Вы ели?

− Что ели?

− Вы уже ели эту еду?

Женщина в недоумении посмотрела на свою тарелку и перевела тревожный взгляд на Тимофееву. В ответ та кивнула головой.

− Еда отравлена!

− О господи! Что же теперь делать?!

Внезапно в другой части столовой раздался уже знакомый грохот падающих на пол человеческих тел и послышались испуганные и недоумевающие возгласы. Там еще двое парней уже лежали на полу. Тимофеева заметила, как еще три девочки упали на пол вслед за ними. В другом конце помещения несколько ребят выскочив из-за столов и болезненно морщась, схватились за животы и начали содрогаться в рвотных судорогах.

Инна Аркадьевна, наконец-таки, пришла в себя и поняла, что должна что-то предпринять, так как дети к этому времени уже начали падать на пол один за другим.

Учитель физкультуры, оставив обездвиженное тело поварихи, бросился на помощь ученикам. Тимофеева вскочила со стула и вдруг почувствовала, как чья-то рука схватила ее за плечо. Это была учительница математики, которая таким образом пыталась удержаться на ногах. Другой свободной рукой она схватилась за свою шею и захрипела от удушья. Закатив глаза, она попыталась что-то сказать, но не смогла. Колени ее подкосились, и она упала на пол возле ног Тимофеевой, которая так и не смогла ее удержать.

Испуганная учительница химии, которая сидела неподалеку от них, вдруг вскочила из-за стола и неестественно подняла голову вверху. Из ее груди вырвался сдавленный хрип. Она закатила глаза, зашаталась. Пытаясь руками найти опору, она зацепилась за край скатерти и, опрокинув все предметы, которые до этого стояли на столе, упала на пол рядом с учительницей математики.

Опрокинутый стакан откатился в сторону.