Текст книги "Фантастическое путешествие Миздрона Трангалетовича"

Автор книги: Александр Клюквин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Александр Клюквин
Фантастическое путешествие Миздрона Трангалетовича

Пролог

В огромном шумном городе, где царили суета и занятость, где время ценилось выше здоровья, где холерики чувствовали себя, как рыбы в воде, а флегматики, как гусеницы в муравейнике жил да был человек по имени Миздрон Трангалетович Многодумов-Размечтайский. Он то мне и поведал приведённую ниже увлекательную историю, которой в силу её крайней оригинальности я не могу не поделиться с тобой, уважаемый читатель. Возможно некоторые фрагменты рассказа могут поставить под сомнение правдивость сего повествования, но смею заверить, что на момент нашей с Миздроном встречи он был трезв, как стёклышко и серьёзен, как роденовский мыслитель. С твоего позволения, уважаемый читатель, позволю себе передать монолог Миздрона Трангалетовича своими словами, дабы не утомлять твои глаза чрезмерным обилием слов, которые приличные теле и радиокомпании предпочитают «запикивать», а всевидящие и всеслышащие бабушки у парадных – нейтрализовывать громким и эмоциональным упоминанием создателя…

Глава первая. Письмо

На вид Миздрону Трангалетовичу можно было дать как 20, так и все 80 лет. Жиденькие волосы цвета перца с солью небрежно покрывали крупную голову торчащими во все стороны прядями. Прямой сплюснутый с обеих сторон нос свисал почти до губ, которые тонким бледно-красным мазком генетической кисти растягивались практически от уха до уха, что придавало виновнику этой повести хищнический и одновременно карикатурный вид. Присутствующие на загорелом лице рельефные морщины привносили в облик мужчины немного суровости, но его добрые светлые глаза сводили на нет все попытки природы сделать из ботаникообразного юношедеда брутального альфа-мачо. Однако внушающие уважение бицепсы и объёмные грудные мышцы не позволяли назвать его ботаником, во всяком случае вслух. Многодумов-Размечтайский ботаником и не был, он был уставшим от городской жизни работягой, который всю свою сознательную жизнь провёл на заводе, где много лет совершал однообразные телодвижения стоя у станка, либо слушал на техническом перерыве анекдоты и байки от коллег по цеху. Те относились к Миздрону Трангалетовичу ровно, как к обычному тихоне вкалывающему от звонка до звонка и больше слушающему, чем рассказывающему. Многодумов же в глубине души гордился тем, что его не презирают и уважают его позицию, по крайней мере он сильно на это надеялся. После каждой честно отработанной смены тихоня-работяга шёл домой и предавался мечтам…

В данный момент Миздрон Трангалетович предавался мечтам сидя на табурете в кухне своей убитой полупьяными строителями и временем однушки, размышляя о свободе. Нет, не о той фантомной величине, которая не даёт покоя поэтам и религиозным фанатикам, а о простой человеческой свободе, что представлялась ему в виде частного домика любой степени ветхости, которая, тем не менее, не являлась бы непреодолимым препятствием для проживания привыкшего к спартанским условиям мужчины. Конечно предпочтительней было бы переехать в какой-нибудь спокойный миниполис, напоминающий город-призрак, где проживало бы минимально необходимое для полноценного функционирования инфраструктуры количество людей. А лучше, чтобы людей не было вовсе. Да, люди слишком суетливы и поверхностны. Значит только он и его свобода! Многодумов-Размечтайский даже иногда звонил в риэлторские агентства и интересовался наличием и стоимостью интересующего его жилья. Покупать он ничего не собирался, ему просто нравилось слушать голос консультанта по недвижимости, вещавшего о преимуществах анахоретного образа жизни и красочно описывающего уютный интерьер домиков того типа, который сильно интересовал кухонного мечтателя. В конце каждой такой беседы Миздрон Трангалетович искренне благодарил агента и обещал перезвонить.

Многодумов-Размечтайский по его собственному мнению не был интровертом, скорей он принадлежал к той касте людей, которая наибольшей ценностью частной жизни каждого отдельного индивидуума считает покой и ничем не прерываемый извне внутренний диалог. Такие люди любят размеренность и неспешность, а если и грезят о приключениях, то лишь о таких, которые были расписаны по минутам ибо хаос в личной повестке дня расценивался ими как прямой путь к неудачам и разочарованиям. При всём при этом главный герой читаемого тобой, уважаемый читатель, рассказа не считал себя ни занудой, ни скучным педантом или мягкотелым конформистом. Он считал себя созерцателем, мыслителем, который мог бы дать человечеству множество великих идей, если бы ему не мешали…как, например, сейчас…

У входной двери сердито надрывался звонок, словно отчитывая Многодумова за ту медлительность, с которой он поднялся с табурета и поплёлся в коридор. Морщась от неприятного скрипучего звука, Миздрон Трангалетович мысленно проклинал себя за то, что так и не удосужился сменить звонок на более мелодичный и располагающий к умиротворению. С каждым шагом безобразное крещендо проникало в мозг Размечтайского всё глубже, рождая в его мыслях предположения о том, что так настырно могут звонить только пьяные друзья, соседи или, в конце концов, представители исполнительной власти. Не желая видеть никого из вышеперечисленных людей, мужчина с неподдающимся анализу возрастом наконец подошёл к двери и открыл её.

На пороге стоял молодецкого вида мужичок в камуфляжной панаме и пёстрых шортах-бермудах. Между описанными предметами гардероба красовалась яркая гавайская рубаха, пуговицы которой либо напрочь отсутствовали изначально, либо были оторваны на какой-то бурной вечеринке. Во всяком случае Миздрону Трангалетовичу показалось, что незваный гость имеет самое непосредственное отношение к социальной группе, частенько практикующей разухабистые сборища, венцом и целью которых является его величество зелёный змий. Тем не менее речь ведущего разгульный образ жизни мужчины была связной, лаконичной и чеканной.

– Миздрон Трангалетович? Многдумов? Размечтайский? Вам письмо! Извольте получить и расписаться.

– Я…ся се ся..,– промямлил Миздрон и взял в руку любезно предложенную ему терзавшим дверной звонок мужчиной авторучку.

Едва он успел засвидетельствовать получение тощего конверта без опознавательных знаков своим размашистым министерским автографом, как гавайская рубаха развиваясь словно флаг над госучреждением в ветренную погоду исчезла из виду в многочисленных пропахших сигаретным дымом нижних этажах многоквартирного панельного дома.

Миздрон Трангалетович вернулся в свою убогую кухоньку, половину которой занимал обшарпанный громоздкий холодильник и бросил конверт на заляпанную жирными пятнами скатерть, покрывавщую раскладной полированный стол испещрённый множеством царапин. Первым желанием получателя письма было выбросить конверт в мусорное ведро, а лучше сжечь! Родных и близких у работяги-мечтателя не было, а значит письмо не имело особой для него ценности. Мысленно заручившись таким аргументом полуюноша-полудед решил сначала вскипятить воду в древнем чайнике с несколькими ржавыми сколами на тёмно-голубой эмали, а уж потом всё-таки распечатать загадочное послание.

В специально предназначенной для чайных церемоний кружке хранились использованные пакетики с чаем, один из которых Размечтайский и выудил с тем, чтобы повторно залить подоспевшим кипятком. Глубоко и печально вздохнув Миздрон Трангалетович присел на скрипнувший табурет, шумно отхлебнул почти безвкусный напиток цвета прелой соломы и не мигая уставился на бумажный пакет, который принёс гонец в гавайской рубахе.

Многодумов был достаточно волевым человеком, а потому поддался искушению распечатаь письмо не раньше, чем испещрённая сколами фарфоровая красная кружка в крупный белый горошек опустела как минимум на две трети.

В конверте обнаружился одинокий, сильно смятый, но тщательно разглаженный впоследствии тетрадный лист в клеточку, в центре которого каллиграфическим почерком был выведен адрес и постскриптум сообщавший, что родственник у Многодумова-Размечтайского всё же есть. Более того, этот самый родственник, Звиздрон Трангалетович, по причине слабого здоровья выделяет в распоряжение своего родного брата Миздрона небольшой двухэтажный домик в почти не тронутом цивилизацией посёлке с символичным названием Захолустный.

О населённом пункте с таким названием новоиспечённый выгодоприобретатель никогда не слышал, однако в постпостскриптуме уточнялось, что для комфортного путешествия до места назначения Миздрону Трангалетовичу необходимо позвонить агенту, телефонный номер которого запечатлён на визитке прилагающейся к данному письму. Многодумов-Размечтайский покосился на криво висевший в центре стены оклееной выцветшими обоями календарь и убедившись, что 1 апреля благополучно миновало пару месяцев назад, потряс перевёрнутым вверх дном конвертом над широкой мозолистой ладонью. Упавший в руки картонный прямоугольник помимо номера телефона не содержал никакой информации, а потому вызвал в мозгу Многодумова ещё большие сомнения насчёт адекватности происходящего. Хмыкнув полудед-полуюноша поднялся на ноги и осторожно, словно прятавшийся от погони беглец, выглянул в окно. Странный почтальон в зелёной панаме, как и следовало ожидать, в поле зрения не появился. Размечтайский фыркнул от возмущения в связи с оперативным побегом почтальона-кутилы и задёрнув покрытую катышками бордовую штору вновь опустился на табурет…

Глава вторая. Предстояние

Ошарашенный вызывающей неоднозначные чувства новостью о наличии у него брата, да ещё и родного, Миздрон Трангалетович способность к хладнокровному разбору ситуации не утратил и принялся рисовать в воображении различные завязки и развязки сложившегося расклада. Подливая в чашку из уже остывшего чайника Многодумов первым делом отметил качество листа, на котором было написано письмо – он был сильно помят перед использованием по назначению, следовательно отправитель письма представлялся Размечтайскому человеком невеликого богатства. С другой стороны выскочивший из небытия словно чёрт из табакерки родной брат жаловал в его, Миздрона Трангалетовича, распоряжение самый настоящий домик, причём именно такой, о каком он и мечтал всю свою сознательную жизнь. Что это: подарок судьбы, материализация мысли или, быть может, чей-то циничный розыгрыш? А что если Многодумова-Размечтайского просто напросто заманивают в ловушку? Но с какой целью? Выкуп за него никто платить не станет, а практически все внутренние органы сильно потрёпаны горячительными напитками, табачными изделиями и химическими испарениями, вдыхаемыми в родном цеху завода.

Много вопросов, мало ответов. Миздрон Трангалетович терпеть не мог подобные ребусы, хоть и столкнулся с подобной задачкой впервые. Но в иногда читаемых им детективных романах задумавшийся получатель загадочного письма бегло просматривал страницы, которые содержали труднообъяснимые следствия, предпочитая вдумчиво читать лишь о причинах, раскрывающихся, как правило, ближе к концу истории. Но книгу всегда можно закрыть и поставить на полку, а как быть с действительностью, которая требовала решения конкретных вопросов и непосредственного участия в предлагаемых судьбой обстоятельствах? Обратиться в компетентные органы? Можно, но с какой формулировкой? Рассказывать о странном письме, которое принёс не менее странный почтальон глупо, потому что при таком раскладе ни преступления, ни его состава, ни даже намёка на какие-то противоправные события не отыщется. Посоветоваться с коллегами на работе? Этих не интересует ничего, кроме похабных анекдотов, остервенелых политических дискурсов и шумных вечеринок в гараже. Пожалуй, что и совсем сумасшедшим заклеймят. Нет, рисковать нельзя!

С одной стороны Миздрон Трангалетович испытывал весьма праздничные эмоции по поводу появления в его жизни родного человека, с другой же стороны, было непонятно, почему этот самый родной человек не давал о себе знать все эти то ли 20, то ли 80 лет, которые Многодумов-Размечтайский прожил на белом свете? Вариант с самозванцем Миздрон Трангалетович мысленно зачеркнул жирной нестираемой линией по той простой причине, что он никак не годился на роль завидного родственника: роскошной стилизованной под средневековый замок виллы в Швейцарии он не имел, белоснежной ультрасовременной яхты с внутренней отделкой из красного дерева и штурвалом из слоновой кости инкрустированной драгоценными камнями тоже, никаких титулов типа барона или князя ему от судьбы не перепало. Где носило братика полжизни прежде чем он осчастливил Миздрона Трангалетовича, да ещё таким экзотическим способом? Терзаясь шекспировским вопросом "to be or not to be", Многодумов вертел в руках письмо словно желая прочитать что-то между строк.

Размечтайский слонялся из кухни в комнату и обратно, не забывая периодически перечитывать письмо, которое терпеливо лежало в самом центре раскладного полированного стола покрытого давно не стиранной скатертью в тесной, никогда не знавшей ремонта кухне. Дважды закипал чайник, а пакетики в специально предназначенной для них кружке убывали с той же неумолимостью, с которой Миздрон Трангалетович приближался к очередному тупику в своих размышлениях, но сдаваться он не собирался. По мере нарастания возбуждённости Многодумова лицо его приобретало всё более неестественные выражения и цветовые оттенки, вплоть до идентичного изображённым на полотнах чудаковатых фламандских живописцев. В какой-то момент с прямо-таки манфредовской обречённостью он схватил визитку и совсем уже было собрался набрать номер неведомого агента, который, как обещалось в постпостскриптуме письма, обеспечит его транспортировку в пенаты обретённого брата, но неожиданно это казавшееся категоричным намерение разбилось о простую и успокаивающую истину гласившую, что утро вечера мудренее.

Несмотря на твёрдое, как вольфрамовый сплав решение отложить до утра поиск единственно правильного решения в неожиданно возникнувшем жизненном уравнении, Многодумов-Размечтайский проворочался полночи, терзаясь различными догадками и теориями относительно вечерних событий. Может быть в борьбе за его судьбу кармическая справедливость взяла верх над суровой реальностью и он уже занёс ногу для победного марша по белой полосе? А может недоброе провидение пытается утянуть его в клоаку посторонних интриг несмотря на все гуманистические принципы, которые он рьяно проповедовал и героически отстаивал перед внешним, кишашем соблазнами миром. И даже забытие, в которое он наконец-то провалился ближе к неромантичному городскому рассвету, не освободило его мозг от назойливых мыслеобразов, а наоборот вылилось в полную всяческих приключений яркую сагу в виде сновидения.

В некоторых фрагментах своего астрального путешествия Многодумов выступал в роли похищенного террористической группировкой, целью которой являлось свержение директората завода, где трудился заложник, с последующим уничтожением промышленности путём популяризации халатного отношения к работе во всех эшелонах трудового коллектива. В других же, не менее ужасающих эпизодах сновидения Размечтайский попадал в генно-инженерную лабораторию космических туристов из Пояса Ориона в качестве материала для экспериментального создания биоробота земного класса HQ-007-В, которую им вздумалось учредить не где-нибудь на периферии Млечного пути, а именно в Захолустном. Тем не менее были в этом ночном похождении по тонким мирам и приятные моменты. Например на какую-то долю вселенской секунды Звиздрон Трангалетович из сна Миздрона Трангалетовича предстал весьма интересным и весёлым человеком, что делало проживание в соседних с ним домах невероятно насыщенным, но не нарушающим внутренние традиции Миздрона, которые имели среди прочих один краеугольный принцип – размеренность мыслей и действий…

Глава третья. Агент

«Раздалось утро колоколом скорби»! Эти слова принадлежат соответствующему состоянию и перу моего друга, поэта и музыканта. Именно такое определение утреннего состояния Многодумова-Размечтайского наиболее уместно, если опираться на эмоциональность и активную жестикуляцию во время его рассказа об этом эпизоде своей эпопеи. Такие наполненные декадансом строки рождаются при известных любителям затяжных вечеринок обстоятельствах, которые по окончании высокоградусного марафона оборачиваются тремором, фантомными воспоминаниями и паническими атаками. Но Многодумов-Размечтайский имел неосторожность уродиться человеком крайне впечатлительным, а потому все вышеописанные прелести похмельного утра легко аккумулировались в его сущности и без помощи спиртосодержащих стимуляторов.

Титаническим усилием воли Миздрон Трангалетович поборол параноидальные мысли о притаившемся в кухне брате-маньяке и тяжело ступая босыми ногами сорок седьмого размера по давно не мытому линолеуму с абстрактным рисунком побрёл к своему излюбленному табурету, перекочевавшему в описываемый интерьер из ближайшего мусорного контейнера. С легко читавшимся на лице удовольствием Многодумов присел на явно бракованное, асимметричное столярное изделие и позволил себе начать день с неиспользованного прежде пакетика чая, присовокупив к такой несвойственной ему щедрости два бутерброда – один с сыром, другой с паштетом из гусиной печени.

По мере того, как Миздрон Трангалетович поглощал свой нехитрый холостяцкий завтрак, остатки ночных кошмаров в его сознании постепенно таяли, а уверенность в себе, с которой он обычно стоял у станка, прибывала девятыми валами Ивана Константиновича. Такая гармоничная последовательность не могла не завершиться победным апогеем его силы воли над терзавшими душу опасениями, и уже находясь в той стадии решительности, в какой, предположительно, пребывали Ахиллес и Гектор, когда с обнажёнными мечами стояли друг напротив друга у стен Трои, Многодумов-Размечтайский взял в руки визитку с номером неведомого пока агента и придвинул поближе к занятой им половине стола стационарный телефон.

Набрав номер и приложив мембрану телефонной трубки к уху, секунд десять Размечтайский слушал длинные гудки, которые в отличие от дверного звонка были намного более романтичными и представлялись ему сигналами из космоса. Миздрон Трангалетович настолько увлёкся этим сравнением, что уже начал было расшифровывать внеземную азбуку Морзе, но тут услышал вполне земное "Алло" и коротко прокашлявшись осторожно ответил:

– Здравствуйте. Миздрон Трангалетович…

Не дав ему полностью представиться голос на том конце провода радостно перебил заготовленную речь Многодумова:

– Многодумов-Размечтайский?! Помилуйте, голубчик, я уже пять дней вашего звонка жду! Когда вам будет удобно встретиться и обговорить условия поездки?

– Поездки?– Миздрон Трангалетович закатил глаза, вспоминая, какого числа ему полагается законный выходной,– Одну секунду, я…

– Ну вот что, уважаемый,– снова прервал его мысли вслух весёлый голос,– Я подъеду сегодня вечером. Часиков в девятнадцать вас устроит?– не дожидаясь положительного ответа Размечтайского голос почти крикнул в трубку "Ну и чудненько" и сменился короткими сигналами свидетельствующими о том, что этот непродолжительный диалог закончился.

– Пять дней?– вслух спросил сам себя Миздрон Трангалетович,– Однако гавайский почтальон не торопился! Письмо доставил только вчера. Небось угодил в сети своих дружков выпивох и фестивалил с ними наплевав на свои непосредственные обязанности!

Многодумов нахмурился, поставил одного с ним года выпуска чайник на голубовато-рыжий цветок горящего газа, вырывающийся из пожелтевшей от времени плиты и заложив руки за спину принялся расхаживать по неопрятной квартире в ожидании свистка от эмалированной длинноносой ёмкости.

Свисток раздался одновременно с дверным звонком, который успешно можно было бы использовать в качестве пыточного орудия, применяя его для подавления воли, например, адептов классической музыки. Миздрон Трангалетович поспешно метнулся к входной двери обитой с обеих сторон модным в былые времена чёрным дерматином, сквозь многочисленные разрывы которого выглядывал пожелтевший от времени и ультрафиолетового излучения поролон. Небрежно дёрнув шпингалет, как обычно киллер дёргает затвор снайперской винтовки, Многодумов мощным толчком распахнул дверь настежь.

Продолжая выдавливать кнопкой звонка мерзкие трели, агент, а как уже догадался Размечтайский это был именно он, жизнерадостный тип в каталожном светло-синем пиджаке и бледно-голубых, почти белых джинсах подмигнул хозяину квартиры и выудив из под мышки чёрную кожаную папку с золотистыми бляшками-застёжками помахал ею, а заодно и массивными золотыми часами, перед носом остолбеневшего Миздрона Трангалетовича:

– А вот и я!– распахнул объятия агент, намереваясь не то обнять Многодумова, не то продемонстрировать ему идеально выглаженную рубашку вишнёвого цвета,– Рад, очень рад!

Агент протянул ладонь для рукопожатия, но Размечтайский с большим подозрением относился к незнакомцам позволяющим себе панибратский тон в свою сторону, а потому проигнорировал жест дружелюбия и просто немного посторонился от дверного проёма позволяя фанфаронистому агенту проникнуть в своё более чем скромное жилище. Бордовые, в тон рубахе мокасины агента беззвучно проследовали в кухню Миздрона Трангалетовича.

– Ну-с, приступим,– констатировал агент усаживаясь на любимый размечтаевский табурет и щёлкнул золочёными застёжками папки,– Сейчас подпишите пару бумаг и аля-улю…

– Что ещё за аля-улю?– немного растерявшись спросил Многодумов.

– Да не мандражируйте вы так, глубокоуважаемый Миздрон Трангалетович!– агент осветил серую кухню лучезарной улыбкой,– Аля-улю – это небольшое путешествие к вашей мечте. Смею вас заверить, что в том месте, в которое мы с вами отправимся, вы станете самым счастливым человеком на земле, а может и во всей видимой вселенной!

– А что, кроме как на Земле где-то ещё есть люди?– поинтересовался Размечтайский аккуратно выводя свою подпись на документах, которые агент с большой готовностью развернул до максимально удобного для подписывающего положения.

– Хотите поговорить об этом?– подмигнул агент.

– Я, знаете ли, вообще не большой любитель говорить, я больше слушатель, чем рассказчик.

Агент хмыкнул и выудил из внутреннего кармана своего фирменного пиджака плоскую стеклянную фляжку с яркой этикеткой, которую Миздрон Трангалетович нигде и никогда раньше не видел.

– Есть отличное средство превращающее молчунов в говорунов!– агент ухватил бутылёк за пробку и лёгким характерным движением руки свернул с горлышка серебристую жестянку, после чего вопросительно уставился на Размечтайского.

Тот почему-то подумал, что именно так сворачивают шею, но пробежавший по спине холодок не помешал ему понять намёк и развернуться к покрытой ржавчиной подставке для посуды, где среди разнокалиберных тарелок всевозможной расцветки в гордой симметрии относительно всей кухонной композиции стояли два гранёных стакана…