Текст книги "Почерк дракона"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Коктейль из этих чувств разом вскипел у него в мозгу, отдавая приказа действовать. Шатов прыгнул.

Между ним и охранником было всего метра два, и отреагировать спортсмен не успел. Он только повернул голову, когда Шатов врезался в него всей массой.

Дубинка, значит? Разобраться, значит? Опрокинув охранника на пол, Шатов резко ударил его головой в лицо.

Откуда-то издалека послышался женский визг. Маша. Шатов успел зацепить ее за ногу, когда она попыталась проскочить мимо него к двери. Мадам упала.

– Лежать, – выдохнул Шатов, поднимаясь, – лежать, сука.

Охранник лежал на полу, не подавая признаков жизни. Мадам ползла к двери.

– Куда ты, милая? – Шатов перешагнул через охранника и присел возле Маши.

– Не подходи… – мадам дернулась, пытаясь вскочить, но Шатов прижал ее к полу.

– Что же ты так не ласково с клиентом? А?

– Отойди! – Маша повысила голос, явно собираясь кричать. – Я…

– Я тебе сейчас… – Шатов на секунду замешкался, пытаясь придумать, чем можно пригрозить Маше, … я тебе сейчас вырву все, до чего дотянусь. Ты меня достала, милая. Не нужно было тебе вызывать охранника. Не нужно…

– Козел, я…

– Ага, – выдохнул Шатов, пытаясь унять сердцебиение, – сейчас.

– Что сейчас? – снова повысила голос Маша.

– Подожди, милая, – Шатов перевел дыхание, – подожди…

– Чего подожди? – голос поднялся до визга. – Я тебя…

Пощечина получалась сама собой. Звонкая и хлесткая. Пальцы правой руки словно обожгло.

– Я сказал – подожди. Подожди… Мне тут с твоим Олежкой разобраться надо.

Шатов встал, рывком поднял замолчавшую Машу на ноги.

Охранник не шевелился. Из разбитого носа по лицу текла густая яркая кровь.

– Я его не убил, часом? – отстраненно спросил у себя Шатов.

Мадам заскулила, держась рукой за лицо.

Шатов, не выпуская из руки запястье мадам, присел и пощупал пульс у охранника. Нормально, живой.

Мерзкая штука этот удар головой в лицо. Кто-то называл его гамбургским поцелуем. Если хорошо ударить, а Шатов ударил от всей души, то… а тут еще и пол под затылком был достаточно твердым.

– Живой Олежек. Может быть получил сотрясение мозга.

Маша попыталась вырваться.

– Еще в рожу хочешь? – поинтересовался Шатов.

– Нет, – быстро ответила Маша.

– Правильно, тебе еще этим лицом работать. Ты пока посиди на диване, – Шатов толкнул мадам, и та покорно села.

– Кнопочка сигнальная у нас где? – спросил Шатов.

– Тут, под ковром, возле дивана.

– Отлично. Значит, ножки от нее ты будешь держать подальше, хотя охранников, я полагаю, в такое раннее время, в твоем заведении немного. Так?

– Так, – кивнула Маша.

Да, подумал Шатов, а по лицу я ей здорово врезал. Синячок будет на полфизиономии. И куда только обаяние и сексуальность подевались? Ладно, пока разберемся с охранником.

Шатов ощупал карманы.

Мать.

Под спортивной курткой легко прощупывалась кобура. Поясная, стандартная.

Шатов расстегнул молнию на куртке. Точно – кобура. А в ней пистолет. Стандартный пистолет Макарова. И на ремне возле кобуры – наручники. И газовый баллончик. И все это было очень официально на вид. Стандартный ментовский набор.

Мадам всхлипнула.

– Заткнись, не до тебя, – не оборачиваясь, приказал Шатов.

Во внутреннем кармане оказался бумажник и удостоверение. Старший сержант милиции. Мило. Это получается, что Шатов не просто влез в драку, но еще и оказал сопротивление, напал на представителя правоохранительных органов. Час от часу не легче.

Шатов перевернул старшего сержанта лицом вниз, завел ему руки за спину и защелкнул на них наручники. Так будет спокойнее.

Через плечо оглянулся на Машу. Та сидела, поджав ноги, и не сводила с него взгляда. Раз уж так получилось, нужно попытаться извлечь из этого хоть какую-то выгоду.

– Поговорим? – спросил Шатов.

– О чем? – прошептала Маша.

– Угадай.

– Не знаю.

– Не угадала. Еще раз, – Шатов расстегнул кобуру и вынул пистолет.

– Ты… ты чего? – голос слабо подчинялся мадам, она попыталась прокашляться, но это помогло мало.

– А что мне делать? Меня вчера пытались убить. Потом шайка обкурившихся малолеток пыталась меня зарезать. Мне постоянно звонит один урод и требует, чтобы я выполнял его приказы. С тобой я только хотел поговорить о Фроленкове. Просто поговорить. Ты устроила разборку, я чуть не угробил из-за мента. Мне нужно избавляться от свидетелей, милая.

Маша забилась в угол дивана:

– Не надо…

– У меня нет выхода, – Шатов снял пистолет с предохранителя и передернул затвор.

– Не надо… Я скажу! Я все скажу! Не надо стрелять.

– Тоже верно, – кивнул Шатов, присаживаясь возле Маши на диван, – зачем стрелять? Выстрел могут услышать, начнется паника. Прибежит еще кто-нибудь, опять придется мочить… Я тебя лучше придушу…

– Миленький, хороший, не надо, – торопливо запричитала Маша, – я что хочешь… Хочешь, бабки дам… Или… Я обслужу! По первому классу!

– Не то настроение, извини. У меня очень мало времени. Мне не нужны ни деньги, ни услуги шалавы с ушибленным лицом. Мне нужна информация. Договоримся?

– Да, да, договоримся. Я скажу… Только я мало что знаю… Сашка Фроленков…

– Так ты знаешь Александра Фроленкова?

– Немного. Я тут почти всех знала. И его тоже. Он иногда здесь подрабатывал…

– Гомик, что ли?

– Нет. Там, иногда его вызвали третьим. Иногда баба заказывала пацана…

– У вас тут широкий спектр услуг.

– Ага… Да, – Маша торопливо закивала, – мы все… Я все, что хочешь, могу… сделаю. Скажи только…

– Я уже говорил – некогда. Не отвлекайся.

– Хорошо. Сашка наркоту начал в общаге сбывать. Прямо тут. Я у своих девок нашла траву. Вначале просто дала им просраться. А потом… Потом одна дура обширялась чуть не до смерти. Я сказала…

– Кому?

– Олегу вот. Ему, – Маша ткнула пальцем в сторону лежащего сержанта.

– Он что, главный?

– Нет, он пошел к главному. Олега предупредили, но он был дурной, решил, что это не серьезно… – Маша замолчала.

– Не молчи, милая, – напомнил Шатов.

– Ну и пятого числа, вечером, к нему поднялись…

– Кто?

– Не знаю. Правда, не знаю! Не знаю! – закричала Маша, видя, что Шатов не верит. – Олег туда пошел, потом вернулся, сказал, что с Сашкой хотят поговорить… А через десять минут Альбина…

– Кто?

– Альбина, дежурная, пришла и сказала, что Фроленков из окна выпал.

– И все?

– Все, честно.

Застонал охранник.

– Ты смотри, живой, – сказал Шатов, – придется добить. Вначале разнесем ему голову через подушку, чтобы без шума. Потом разденем, насколько можно. Следом за этим выстрелим в голову тебе и вложим оружие в мертвую ручку. Вы занимались любовью с охранником, ты нацепила ему наручники для остроты ощущений, а потом не удержалась и грохнула…

– Ты чего? Я же все сказала! – Маша попыталась вскочить, но Шатов схватил ее за волосы и бросил на диван.

– Ты мне до сих пор не сказала, кто отдал приказ грохнуть Фроленкова. Кто? Кто хозяин борделя, и кто крыша? Быстро!

– Я не могу, не могу. Они меня замочат, как Сашку. Пожалуйста, не нужно. Ну пожалуйста… Не нужно меня убивать… Миленький…

Шатов встал с дивана. Постоял несколько секунд с закрытыми глазами.

Охранник снова застонал, попытался перекатиться на спину.

– Жить хочешь? – спросил Шатов у мадам.

– Конечно!

– Даю тебе шанс. Сделаешь все в точности – выживешь. Не так – подохнешь. Не сегодня, так завтра. Поняла?

– Да.

– Я сейчас уйду. Ты приведешь своего приятеля в чувство и объяснишь ему, что приходил человек, который очень интересовался Фроленковым. И что человек этот очень обижен на то, что Саша умер. Запоминаешь?

– Да-да…

– Если хотите оба выжить, лучше молчите. Лучше скажите, что он поскользнулся на ступеньках, а ты… Ну, нарвалась на садиста, любителя помучить партнершу.

– Я все скажу как надо, все! – торопливо выкрикнула Маша. – Как надо.

– Очень хорошо.

Шатов огляделся. Несколько раз передернул затвор пистолета. Вылетевшие патроны разлетелись по комнате. Мадам вздрагивала при каждом щелчке затвора, втягивая голову в плечи.

– Носовой платочек есть? – спросил Шатов.

– Что? – испуганно вскинулась Маша.

– Не важно, – Шатов вынул из кармана брюк свой носовичок, тщательно обтер пистолет.

К чему он еще в комнате прикасался? К двери? Тоже нужно вытереть отпечатки.

Пистолет пусть лучше останется здесь. Если мадам сумеет убедить сержанта никому не рассказывать о случившемся, то лучше пусть оружие будет у мента. Чтобы не возникало лишних вопросов. Табельное оружие, то – се… Кстати, то, что сержант дежурить в борделе с табельным оружием должно стать лишним поводом для размышлений.

– Ладно, мне пора, – сказал Шатов.

– До свидания, – пролепетала мадам, в которой уже не осталось ни грамма первоначальной сексуальности.

И в воздухе пахло не пороком и развратом, а животным ужасом.

– Дай тебе Бог, чтобы мы больше не встречались. И сержанту Слащеву скажи, что я его координаты запомнил. Продажные менты тоже ведь люди и могут умереть совсем неожиданно.

На лестнице Шатов не встретился ни с кем. Дежурная Альбина что-то сказала ему вроде «до встречи». Шатов, не задерживаясь, вышел на улицу.

Жарко. Комок подкатил к горлу.

Шатов быстрым шагом прошел к небольшому скверику в стороне от общежития.

Господи, хреново-то как!

Судорога согнула тело Шатова. Он оперся о дерево рукой. Спазм сжал желудок. Как все плохо! Он чудом выдержал все это. Еще спазм…

Шатова стошнило.

Как он не сорвался там, в борделе?

Желудок был почти пустой, и Шатово рвало желчью. Он ударил женщину, он чуть не убил человека. Он снова вляпался в мерзость. Ему недостаточно того, что кто-то уже хочет убить Шатова. Он раз за разом…

Руки и ноги разом ослабли, стали ватными.

Не свалиться. Теперь нужно не свалиться и побыстрее уйти отсюда. Неизвестно, как себя поведут Маша и очухавшийся сержант.

Будем надеяться, что они испугались. Или хотя бы не запомнили его слишком подробно.

Нужно уходить.

Холодно-то как!

Нужно уходить.

Шатов двинулся по направлению к проспекту Индустрии, но опомнился. Не хватало еще привести кого-нибудь к себе.

Нужно спуститься к Клыковской, сесть на трамвай и доехать до Центрального рынка. А оттуда…

По рынку гулять он больше не будет. Оттуда он пойдет погулять по улице Карла Маркса – она не страдает многолюдностью даже днем – внимательно осмотрится и пойдет в гости к майору Быкову.

Нельзя поддаваться слабости. Нужно все закончить побыстрее. Получить из рук Арсения Ильича индульгенцию и уехать отдыхать. На Юг. А потом вернуться и найти себе другую работу. Не в журналистике. Не дай Бог, в журналистике.

Глава 6

Майор Александр Быков трепаться с Шатовым был совершенно не расположен.

– Понимаешь, брат, дела. Совсем замотался, – сообщил Быков после рукопожатия, – через двадцать минут должен быть в другом конце города.

Шатов, не говоря ни слова, сел к письменному столу майора. Уговаривать майора было бессмысленно. Быков относился к той категории мужиков, которые терпеть не могут уговоров и требований. Он мог разбиться в лепешку, выполняя малейшую просьбу, но мог послать ко всем чертям нытика. Быков должен был сам захотеть помочь. Тогда бы нашлось и время, и возможности.

Быков собирал со стола бумаги, быстро пересматривал и некоторые отправлял в корзину для мусора, некоторые – в сейф, а некоторые – в портфель. При этом он, старательно избегая смотреть на Шатова, беспрестанно перемещался по кабинету и говорил:

– Начальство совсем озверело. Что ни день – новые фокусы. Месячник, операция, соревнование, конкурс… И везде должен быть я, чтобы освещать, информировать и отгонять вашего брата от наших дел.

Шатов демонстративно промолчал, разглядывая ногти на руках. Быкова он знал давно и сотрудничать с ним умел.

– Вашего брата – журналиста, – уточнил зачем-то Быков, – ваши тоже с ума посходили. Каждый божий день – дайте информацию, дайте информацию.

Пауза. Быстрый взгляд Быкова в сторону Шатова. Снова пауза.

– Ага, – продолжил майор, – хотя ваших тоже можно понять. Лето, никаких новостей, кроме криминала. Политики отдыхают, производство – отдыхает. Выборов нет. Вот мы и должны заполнять этот… информационный вакуум.

Быков защелкнул портфель и задумчиво оглядел кабинет, минуя взглядом посетителя:

– Вроде бы все…

Шатов достал из кармана ручку и принялся чертить бессмысленные загогулины на листе бумаги, лежавшем на столе.

Быков потоптался:

– Гм-м.

Шатов закончил заковыристый вензель и принялся аккуратно заштриховывать его петельки.

– Жень… – неуверенно протянул Быков.

– А?

– Мне это…

– Я знаю, нужно бежать.

Быков шумно выдохнул.

Пауза.

Наконец, Быков не выдержал:

– Чего ты хотел? Только быстрее – у меня нет времени.

– Мазаев Андрей Павлович, сорок три года. Ночь с третьего на четвертого мая этого года. Октябрьский район. Автокатастрофа. Погиб.

– Ну?

– Мне нужны подробности, – медленно сказал Шатов, – мне нужны самые мелкие подробности.

Быков глянул на ручные часы, почесал бровь:

– Давай завтра? Я поговорю с ребятами…

Шатов молча покачал головой.

– Твою мать!– Быков подошел к столу, снял с телефона трубку и быстро набрал номер. – Разбаловал я тебя на свою голову. Черт!

Быков хлопнул ладонью по телефону и снова набрал номер.

– Треплются, гады, – Быков бросил трубку на аппарат, снова посмотрел на часы, – пошли со мной.

– Куда? – вставая со стула, спросил Шатов.

– В задницу.

– В чью?

– В нашу, в нашу, – успокоил Быков, закрывая кабинет на ключ, – в следственный отдел отведу. С ними потолкуй. А мне – некогда.

В следственном отделе находился капитан. Капитан весело болтал по телефону, на Быкова отреагировал неопределенным взмахом руки. Шатова проигнорировал совсем.

– И что мы будем делать вечером? – спросил капитан в телефонную трубку.

Быков подошел к столу, нагнулся и выдернул из розетки телефонный штепсель.

– Ты чего, Быков, охренел? – взвился капитан.

– Понимаешь, Миша, – ласковым голосом сказал Быков, – сейчас почти час дня, но перерыв еще не наступил. Со своими шалавами ты сможешь пообщаться и в свободное от работы время. Если ты когда-нибудь хочешь стать майором, научись отделять личное от служебного. Хотя бы в присутствии прессы.

– Кого?

– Прессы, Миша, прессы, – Быков сделал широкий жест в сторону Шатова, – представляю тебе лучшего журналиста города Евгения Шатова. Он лично знаком с…

Капитан автоматически посмотрел на потолок, куда указывал палец Быкова. Палец был поднят столь многозначительно, что Шатов тоже помимо воли глянул в потолок. Так себе зрелище. Нуждается в побелке. Местами штукатурка угрожающе вспучилась.

– Вы пообщайтесь, – сказал Быков, – а я побегу. Мне уже и так некогда. Пока, Женя!

– Пока, – Шатов подвинул к капитанскому столу расшатанный стул и аккуратно устроился на сидении.

Капитан покрутил в руках молчащую трубку. Пристроил ее на телефон.

– Капитан Демин. Михаил.

– Евгений Шатов, «Новости», – Шатов пожал протянутую через стол руку и вынул из кармана записную книжку.

Демин некоторое время молча созерцал, как Шатов медленно перелистывает странички.

– Чем могу? – спросил капитан.

Люди его типа обычно тяжело переносили визиты ответственных лиц, особенно визиты, цели которых были капитану неизвестны.

– Можете, – сказал Шатов. – Пишите.

Капитан взял ручку, лист бумаги и записал под диктовку:

– …на четвертое мая. Так.

– Мне нужны любые подробности по этому делу. Протокол, результаты осмотра места. Показания свидетелей, если такие были. Неплохо бы фамилию тех инспекторов дорожного движения, которые прибыли на место аварии первыми, – Шатов подбирал слова официальные, серьезные, требующие к себе серьезного отношения.

Демин задумчиво посмотрел на листок бумаги.

– Я жду, – напомнил Шатов.

– Ага, я сейчас, – капитан встал.

– Что?

– Я посмотрю в бумагах.

– Сделайте одолжение, – разрешил Шатов, – только…

– Что? – оглянулся от сейфа Демин.

– Пока, чтобы не терять времени. Я могу посмотреть сегодняшнюю сводку?

– Это у дежурного.

– Так я могу?

Капитан замялся. Человек, имевший больший опыт общения с прессой, тот же майор Быков, послал бы зарвавшегося журналиста куда подальше от бумаг для служебного пользования. Демин такого опыта не имел, к тому же Быков туманно намекнул, что Шатов не просто журналист, а имеет связи Там…

– Я сейчас, – сказал Демин, – схожу в дежурку.

– Сделайте одолжение, – снова по-барски разрешил Шатов, чтобы удержать капитана в роли.

После того, как Демин вышел из кабинета, Шатов закрыл глаза и потер лицо. Когда же все это кончится?

Нервы, нервы… Пальцы дрожали. Шатову стоило больших усилий выглядеть уверенным и спокойным. В любое другое время он бы плюнул на все… В любое другое время и в любом другом случае. Сейчас время и случай не подходящие. Совсем не подходящие.

Холодно у них здесь, подумал Шатов и потер плечи. Слишком резко, напомнили ему ребра. Плавнее нужно, мягче. И не дергаться. Иначе ты, Женя Шатов, сойдешь с ума до того, как тебя убьют.

Кто тут говорит об убийстве? Кто? Никто. Никто не говорит об убийстве. Все озабочены только тем, чтобы успокоить Женю Шатова.

Не бойся, Женя Шатов, все будет хорошо. Все будет просто замечательно. Все у нас получится. Сейчас тебе дадут массу полезной и нужной информации…

Но до чего же холодно у них тут…

Или это его знобит? Шатов потрогал лоб. Черт его знает. Но колотит Шатова совершенно конкретно. Несмотря на жару.

На дворе, между прочим, август. И август жаркий.

– Я вспомнил! – с порога сообщил Демин.

– Очень за вас рад. Что вы вспомнили?

– По вашему Мазаеву, – Демин бросил на стол перед Шатовым распечатку утренней сводки и с самым счастливым выражением лица сел за стол, – у нас этого дела нет.

– Что значит – нет?

– Мы его передали третьего мая, я, когда ходил в дежурку, вспомнил. Сразу же утром к нам приехали ребята из ОПО и забрали, – лицо Демина было почти счастливым. Он нашел способ избавиться от журналиста, да еще так, что тот не сможет обидеться.

ОПО… Оперативно-поисковый отдел городского управления милиции.

– А почему?

– Не знаю. Поступил приказ – мы его выполнили… – пожал плечами капитан.

– Подожди, я правильно понял? Мы говорим об автокатастрофе, в которой погиб…

– Мазаев Андрей Павлович. На девяносто девятых «жигулях». Все точно.

– А какого рожна в этом деле нужно ОПО? Ведь везде значится, что авария по вине водителя… И дело закрыто почти сразу же.

– Не знаю. Я в дела ОПО не лезу, мне это не интересно. У меня своих дел выше крыши.

– Понятно, – разочарованно протянул Шатов и взял со стола сводку.

С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Шатов задумался на мгновение, вспоминая к какому району города относится заброшенная пятиэтажка. Заводской… Точно, Заводской.

Можно не вчитываться в каждое сообщение, а быстренько просмотреть наименования районов, в которых вчера происходили преступления и несчастные случаи.

Заводской. «… после совместного распития спиртных напитков…» – не то, «…на почве личных неприязненных отношений…» – мимо, «…в результате…» – снова распитие спиртного… И все. Дальше пошли кражи, легкие телесные повреждения, угоны, несчастные случаи.

Можно отнести пулевое ранение в голову к несчастным случаям? Или к легким телесным повреждениям? Вчерашние быки, конечно, особым интеллектом не страдали, но не настолько же. Пуля попала в голову, но жизненно важных органов не повредила. Чушь собачья.

Шатов еще раз перечитал сводку. Потом еще раз.

Трупы его давешних убийц найдены не были. Никто еще не сунулся на второй этаж дома?

Мать твою так… Что же это получается? Васильев еще не спохватился? Или… А что, собственно, «или»? Ничего, собственно. Это, собственно, значит, собственно, что Шатов, собственно…

Шатов разжал кулаки и аккуратно разгладил смятые листки распечаток. Увидел на лице Демина изумление и соорудил на своем лице нечто вроде извиняющейся улыбки.

– Извини, задумался.

– Ничего.

– Я пойду, пока!

– До свидания…

Шатов вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и постоял почти минуту, прислонившись спиной к стене.

Нужно идти. Нечего тут изображать из себя атланта с кариатидой. Вон и пробегающие по коридору менты оглядываются заинтересовано. Идти.

Шатов спустился по скрипучей деревянной лестнице. Вышел во двор.

Солнце. Дикое августовское полуденное солнце. Блики на стеклах и капотах машин. Раскрасневшийся и потный дежурный сержант в стеклянной будке возле ворот. И озноб, терзающий тело Шатова.

Неужто заболел?

Шатов шел медленно, осторожно переставляя ноги, чувствуя, как картинка в глазах начинает понемногу раскачиваться. Не хватало еще сверзиться в обморок. Этого Арсений Ильич ему никогда не простит.

Арсений Ильич может вообще решить, что заболевшая собака ему больше не нужна. Чертов Арсений Ильич. Сволочной Арсений Ильич… Ублюдочный Арсений Ильич…

Шатов обнаружил, что стоит, опершись о раскаленный киоск, и вслух ругает Арсения Ильича.

Боже, как хреново! Как хреново он себя чувствует!

Нужно что-то предпринимать. Что-то, что позволит не свалиться и не потерять сознание.

Где-то здесь должна быть аптека. Где-то здесь должна быть аптека… Где-то здесь должна быть… Шатов с трудом оборвал эту мысль. Он знает, что аптека… Спокойно, Женя. Аптека на соседней улице, в трех кварталах. Улица называется…

Черт, как называется улица? Он совсем недавно по ней шел, оглядываясь и проверяя, не идет ли кто следом. Очень хорошая улица, пустая.

Шатова качнуло так, что он чуть не врезался в женщину.

– Нажрался, скотина, – бросила ему вдогонку женщина.

Нажрался, скотина. Нажрался… Это о нем. Это он нажрался. Это он скотина. Он не скотина. Он Евгений Шатов. Он точно помнит свое имя и фамилию. Евгений Шатов.

– Я – Евгений Шатов, – сказал Шатов женщине, но она уже ушла.

Улица называется… Улица Карла Маркса. Ее не переименовали в свое время. И аптека находится на улице Карла Маркса. И он находится уже на улице Карла Маркса. И он находится уже перед аптекой на улице Карла Маркса…

– Добрый день, – сказал Шатов, войдя в аптеку.

– Добрый день.

– Мне нужен градусник. Термометр. Есть?

Шатов не мог рассмотреть никак, кто стоит за прилавком. После яркого света улицы в аптеке было почти темно. Кажется, девушка.

– Вот, – девушка положила на прилавок градусник.

Шатов, не глядя, вынул из кармана купюру и протянул ее девушке:

– Ничего, если я измеряю температуру прямо здесь?

Шатов осторожно извлек градусник из футляра и сунул его себе подмышку.

Холодно. Он это сказал вслух – холодно.

Девушка за прилавком отсчитывает ему сдачу и как-то странно смотрит…

– Вам говорили, что вы симпатичная? – спросил Шатов.

– Да.

– Вам врали. Вы не симпатичная, вы… – Шатов попытался сделать жест обеими руками, но вспомнил о градуснике, – вы красивая. Необыкновенно красивая. А я… Я не пьяный, честное слово. Мне просто что-то плохо… У меня, кажется, температура…

Шатов осторожно нащупал под рубашкой градусник, вынул его и поднес к глазам. Ни черта не разглядеть. Темно. И руки трясутся. И…

– Вы не посмотрите, девушка? – Шатов протянул градусник.

– Давайте, – чьи-то пальцы коснулись его руки, и Шатов изумился, какие они холодные.

– Боже мой, да у вас жар!

– Сколько там? – спросил Шатов.

– Сорок и пять.

– Это много? – спросил Шатов и сам себе ответил, – До фига!

– Я вызову «скорую».

– Нельзя, – сказал Шатов, – понимаете, девушка, нельзя. Понимаете…

– С такой температурой вы в любой момент можете умереть! – девушка вышла из-за прилавка и подошла к Шатову. – В любой момент!

– Это вы верно подметили, милая девушка. В любой момент. А если вы вызовете «скорую», то этот момент наступит очень скоро. Мне просто нужно подлечиться… – Шатов почувствовал, что ноги перестают его держать, – и еще мне нужно присесть куда-нибудь.

– Вот сюда, в подсобку.

В подсобку. Осторожно… Какие у нее холодные руки. И какая она сильная… Он уже просто не может идти самостоятельно, и она тащит его на себе. Куда? А, в подсобку…

Стул? Нет, он лучше сядет на пол. Так безопаснее, так он не упадет со стула. Как там было – Шалтай-Болтай сидел на стене…

Каким-то дальним участком мозга, еще не утратившим способности мыслить, Шатов понимал, что нужно удержаться на краю бездны. Нужно удержать ускользающее сознание и нужно, обязательно нужно, убедить эту девушку не вызывать «скорую помощь».

Он схватил ее за руку:

– Пожалуйста.

– Что? – девушка попыталась высвободить руку.

– Не нужно никого вызывать. Я вас очень прошу. Пожалуйста… Я вас очень прошу. Это действительно вопрос жизни и смерти… У меня не тиф… И не… Это нервы. Это просто нервы… Я вчера и сегодня здорово испугался… Это нервы… Такое бывает… Мне просто нужно принять таблетки. Много таблеток. Сбить температуру. Не нужно «скорой»… Пожалуйста…

Девушка высвободила руку.

Шатов почувствовал, что проваливается, что не смог удержаться, что…

– Пожалуйста, не нужно «скорой»…

– Хорошо, – откуда-то издалека ответил ее голос, – хорошо.

…Равнина. От горизонта до горизонта. Плоская равнина. Ровная плоскость. Безграничная. Ограниченная только горизонтом.

И в центре – Шатов. Как центр круга. Бесконечно малая точка. Где-то там, над головой – небо. Шатов не видит его. Шатов чувствует его тяжесть на своих плечах. На всем теле.

Оно очень тяжелое, это небо. Оно так тяжело навалилось на Шатова, что вдавило его ноги в землю. По колено.

Нет. Все не так. Это просто болото. Вся равнина – это болото. Он увяз по колено в этом болоте. И не может сделать ни шагу.

А ему нужно идти. Ему жизненно важно идти к… К чему? К кому? Ему просто нужно идти, иначе болото затянет. По колено, по пояс, по горло…

Потом он сам станет частью болота. Болото будет внутри его. Болото будет снаружи. Они станут частью друг друга. Шатов и болото.

Нужно идти. Пойдем. Кто говорит Шатову, что нужно идти. Чей-то незнакомый голос. И в голосе этом просьба и отчаяние.

Пойдем, миленький. Пойдем, хороший. Пожалуйста.

И Шатов делает первый шаг. С треском, с хлюпаньем, недовольным вздохом подается болото, отпускает ногу. И тут же снова хватает ее, как только Шатов снова ставит ногу. Чавк.

Следующий шаг. И снова – чавк. И снова. Каждый шаг похож на предыдущий. Каждый мучителен. Очень медленный, натужный шаг, который должен приблизить Шатова к цели, но Шатов не знает, какая у него цель. Он просто идет.

Его просто кто-то ведет. Кто-то поддерживает Шатова и со слезами в голосе просит не упасть, просит идти. Еще немного. Еще чуть-чуть. Совсем немного.

– Хорошо, хорошо, – отвечает Шатов. Или только думает, что отвечает?

Он будет идти по этому болоту. Плохо, что оно бесконечно, но он будет идти.

Он понимает, что болото может его проглотить в любой момент, но если остановиться, то оно проглотит его наверняка. Идти…

Шатов никогда не был раньше на этой равнине. Он никогда не брел вот так по бескрайнему болоту… Шатов вообще не любит болот… Никогда не ходил по болоту…

Только сейчас…

Миленький, еще немного. Еще немного. Хороший.

Он вчера был на болоте. Вчера болото стало его соучастником. Он сделал ему подарок. Подарок…

Шатов вчера бросил в болото пистолет. Кусок металла, спасший Шатову жизнь.

Болото… Бескрайняя равнина внезапно вздрогнула, края ее судорожно сжались, комкая горизонт. Опора под ногами внезапно просела, словно уходящий вниз лифт. Сердце метнулось к горлу. Болото проваливалось, а края его, шершавые от клочьев горизонта, взлетали над головой Шатова. Это не края болота, это лес. Деревья, кругом вставшие по краям маленького болота в лесу.

Это вчерашнее болото. На краю его стоит машина, и возле машины – двое. Арсений Ильич и он, Шатов. Странно как-то это все выглядит со стороны… Отсюда, со стороны болота.

Одна фигурка возле машины вдруг исчезает. Остается только Арсений Ильич. А где же я, удивляется Шатов. Он хочет спросить у Арсения Ильича, куда подевался Шатов, но вдруг холодная жижа наполняет рот. Шатов механически делает глоток.

Он же в болоте. И вода уже подступила к самым губам.

Болото больше не хочет поддерживать Шатова, оно медленно проглатывает его. Очень, очень медленно. Шатов поднимает голову и видит в небе отражение болотного круга, и себя, маленькую точку посреди круга.

– Руку давай!

Что? Кто-то требует его руку…

– Давай руку!

Это Арсений Ильич. Он стоит на краю болота и протягивает руку Шатову:

– Хватайся. Я помогу.

Шатов медленно высвобождает руку из болотной жижи и тянется к руке Арсения Ильича. Медленно. Слишком медленно. Он может просто не успеть дотянуться до этой руки.

Черная, испачканная грязью рука Шатова и рука Арсения Ильича… Она тоже испачкана, тоже кажется черной. Но на самом деле она красна. Она в крови. Шатов в последний момент отдергивает свою руку. Он не хочет пачкаться еще и в крови. Достаточно грязи. Достаточно.

Шатов теряет равновесие, запрокидывается назад и болото смыкается над ним. Шатов захлебывается, бьет руками, рвется вверх, туда, где остался воздух и свет. Где осталась протянутой окровавленная рука… Поздно. Шатов пытается закричать…

…На часах семь часов. Утра? Вечера? Часы висят на стене. Круглые настенные часы.

Шатов огляделся.

Небольшая комната, в углу телевизор. На стене, ниже часов, несколько полок. Книги, ваза с цветами. Несколько фигурок, но Шатов не может рассмотреть, каких именно. Окно зашторено.

Под полками – два кресла и журнальный столик. Торшер. Гардероб возле стены. Темно-коричневый, трехстворчатый. На шкафу – куклы. И огромный плюшевый медведь.

Диван.

На диване – Шатов. Ноги укрыты клетчатым пледом, в головах – подушка.

Эту комнату Шатов видит первый раз в жизни.

Но не больница, пришла в голову мысль. Точно – не больница. Девушка из аптеки не вызвала «скорую». Молодец. Но где он сейчас?

Шатов попытался встать и с изумлением убедился, что тело ему подчиняется, что, несмотря на легкую слабость, ноги его держат.

Рука подчинилась приказу и коснулась его лица. Мокрое. Пот. Потом покрыто все его тело. Он мокрый, словно только что вышел из-под дождя… Или вылез из болота, подсказала вдруг память, и Шатов вздрогнул, вспоминая свой бред.

Это был бред. Ему просто привиделось то болото, и взрывающийся черной бахромой край горизонта ему тоже привиделись в кошмаре. И окровавленная рука…

– Вам не нужно вставать.

– Что? – Шатов обернулся на голос.

– Вам не нужно вставать. Вам может быть плохо, – сказала девушка, стоящая на пороге.

– Мне уже хорошо. Я могу двигаться. Правда. Вот, смотрите, – Шатов сделал шаг, еще один. Остановился возле полок и присмотрелся к фигуркам. Маленькие стеклянные зверушки. – На них страшно смотреть.

– Почему? – девушка подошла и остановилась возле Шатова. – Они не могут обидеть.

– Они очень хрупкие. Они могут сломаться даже от тяжелого взгляда.

– На них нельзя смотреть тяжело. Они милые, – девушка протянула руку к фигуркам, коснулась одной из них самыми кончиками пальцев.

– Милые, – согласился Шатов. – Как я сюда попал?

– С трудом, – ответила девушка.

– Это ваш дом?

– Это моя квартира. Вы не хотели, чтобы я вызывала «скорую помощь», пришлось привезти вас сюда, – девушка обернулась к Шатову, – вызвала такси, закрыла аптеку… Водитель помог дотащить вас сюда. Извините, пришлось сказать, что вы мой муж и у вас тепловой удар.