Текст книги "Половой рынок и половые отношения"
Автор книги: Александр Матюшинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Содержанки
Между содержанками собственно и одиночками-проститутками нельзя провести более или менее определенной черты, если не брать так называемых дам полусвета, которых мы не касаемся, т. к. жизнь этой категории продажных женщин достаточно исчерпана и крупными и мелкими талантами.
А исключив эту категорию проституток, приходится сказать, что остальные содержанки не выходят из черного тела, в огромном большинстве они даже не в состоянии освободиться от врачебно-полицейского надзора и, находясь на содержании у одного лица, официально числятся проститутками. Да и в действительности большинство из них не перестает заниматься проституцией, «прирабатывать» к той сумме, которая получается от покровителя.
Явление это, по нашему мнению, объясняется все тем же «упрощенным» взглядом на женщину, о котором мы говорили выше. Женщина нужна только как самка, как субъект противоположного пола. На такое дополнение своего я, конечно, не стоит разоряться, для этого годится каждая женщина, не страдающая каким-либо уродством необходимых органов. Отсюда и установились известные отношения к содержанкам не как к любовницам, а как к своего рода «работницам» или прислуге, на которую возложены специальные обязанности. В сущности, содержанка занимает то же положение, что и горничная-сожительница, – разница только в том, что первая живет в доме своего «господина», а вторая – на отдельной квартире. Но эта разница в полной зависимости от семейного положения покровителя. Холостой и живущий на отдельной квартире – содержит горничную, а женатый или живущий в семье – имеет содержанку.
Но и к горничной, и к содержанке отношения одинаковы, – и в том, и в другом случае это «рабочая сила», хотя и специальная. А при покупке рабочей силы буржуа всегда и везде неизменен, для него это товар, который нужно купить как можно дешевле. Для достижения этой цели, как известно, существует один способ – заставить носителя «рабочей силы» сократить свои потребности до минимума, а если возможно, то расходы по удовлетворению и этих сокращенных потребностей оплачивать не вполне. Для этого «содержанке» нанимается отдельная комнатка, весьма неказистая, и дается рублей десять на прокормление и на туалеты. На эти деньги, в сущности, можно только не умереть с голоду, но сытым и одетым нельзя быть. А поэтому «содержанке» приходится «прирабатывать» на стороне, – она тайно от своего покровителя принимает к себе мужчин или же «гуляет» по панели. Словом, получается что-то вроде известной «потогонной системы». Человек, в сущности, продает себя, но обеспечения своего существования не получает и, благодаря этому, попадает в невозможные условия. Получаемых от «покровителя» средств не хватает на жизнь, а прирабатывать на стороне – значит нарушать его права единственного владельца, за которые он держится весьма стойко по многим причинам.
Во-первых, «прирабатывая», содержанка уже оскорбляет его как собственника, к чему буржуа, а в особенности мелкие, весьма чувствительны. Во-вторых, он охраняет свое здоровье, так как содержанка может заразиться и заразить потом его самого.
Ввиду этого, надзор за ней очень строгий, и, в случае «измены» с ее стороны, расправа бывает жестокая: покровитель кулаками старается доказать и вбить в содержанку сознание ненарушимости его прав.
– В месяц раз десять отколотит, – рассказывала мне одна девушка, бывшая на содержании около года. – Никак не ухоронишься: или хозяйка (квартирная) скажет, или городовой, а то дворник.
Таким образом, девушка-содержанка была бита каждые три дня один раз, а в течение года около ста двадцати раз. Расходовал на нее покровитель 20 рублей в месяц: 10 рублей платил за комнату и 10 рублей давал ей. Двести сорок рублей в год и сто двадцать побоев, всегда очень чувствительных. Если считать по 2 рубля за каждые побои, и тогда ласки ее приходились покровителю даром.
– Уж очень не хотелось в «дом» идти, потому и терпела, – объясняет она.
Но в конце концов, все же не вытерпела и переселилась в «дом».
– Он бьет, а на улице городовые пристают: желтый билет, говорят, возьми, а то в участок.
А она, собственно, потому только и терпела побои и всякие издевательства сожителя, что не хотела брать страшный для всякой женщины «желтый билет». Взять этот билет значит потерять возможность возврата к «хорошей» жизни.
И этим страхом «покровители» также не стесняются пользоваться. Кроме кулачного воздействия, они еще грозят донести полиции и «похлопотать», чтобы «непокорной» выдали «билет».
Из страха пред этим билетом одна девушка, совершенно случайно попавшая на содержание, высидела около 9 месяцев буквально в одиночном заключении. Приехала она в незнакомый ей город в надежде поступить в бонны, но попала в неудобное время, летом, когда буржуа разъезжаются по дачам, – и никакой работы не нашла, прожила все, что имела, и начала голодать. В это время подвернулся «добрый человек» и взял ее на содержание.
Первое время все шло хорошо, но затем испортилось. Двор, где она жила, был большой, с массой жильцов, все больше нахлебников, одиноких, молодых. Всякий раз, когда девушка выходила на крылечко из комнатки, отовсюду сыпались приветствия, шутки, нескромности. Покровитель заметил это и стал ревновать, хотя сама девушка никакого повода к ревности не подавала.
Она была из бедной чиновничьей семьи и страшно боялась скандала: «Как бы не дошло до родных», – но покровитель ничего этого не соображал и старался всячески оградить от посягателей свою собственность. Так, он сначала подкупил хозяйку и дворника, но когда они неизменно заявляли, что барышня воды не замутит, – не верил, подозревал, что она из доходов от посторонних обожателей подкупает своих надзирателей:
– Она вам больше дает, вы и покрываете ее.
Наконец, чтобы быть вполне уверенным, он в одно утро, уходя на службу, запер ее на замок. Девушка возмутилась, протестовала, заявила даже, что не желает больше с ним жить, но он пригрозил ей, что сейчас же пойдет в полицию и заявит, что она проститутка.
Угроза эта так подействовала на нее, что она с этих пор уже не решалась протестовать и подчинялась всем его распоряжениям. А распоряжения были такого рода. С вечера он приносит ей провизию, из которой она на следующий день и готовит себе на керосинке обед, сидя под замком. Дверь не запиралась только в его присутствии; в это только время ей позволялось походить по двору, постоять на крылечке. Иногда, впрочем, он водил ее в городской сад, в театр, в цирк, – но очень редко, за все девять месяцев 7 или 8 раз.
Окончилось это «заключение» только благодаря соседям, жильцам того же двора. Они сначала потешались этой «историей», издевались над «тюремщиком», встречали его криком, уханьем, насмешками, всякими мистификациями, вроде заявлений о побеге «птички» и пр., – а потом стали возмущаться и, наконец, потребовали весьма решительно, чтобы он прекратил «свое тиранство».
Девушка эта уехала из города при первой же возможности.
Конечно, это единичный случай, не все так ревниво охраняют свою «собственность». Но взгляд на содержанку, как на собственность, общий, все решительно принимают меры к охране своих прав, никто не полагается на расположение сожительствующей с ним девушки и не старается привязать ее к себе, это слишком непрочно, а главное, не согласно с общепринятым взглядом на «рабочую силу». Живая рабочая сила, какова бы она ни была, по мнению буржуа, требует за собой прежде всего надзора и надзора. Им и в голову не приходит, что главная причина «измен» лежит не в легкомыслии или развращенности содержанок, а в необходимости пополнить свой бюджет посторонним заработком. Да и сам режим нельзя сказать, чтобы не способствовал возникновению желания «изменить». «Содержатель» обыкновенно требует чтобы девушка сидела дома и никого к себе не принимала. Создается нечто вроде тюремной жизни, настраивающей девушку далеко не в пользу своего покровителя. Вечно праздная и наедине с самой собой, она не может не пожелать, хотя на час, поразнообразить свою жизнь и, конечно, бросается на первую подвернувшуюся интрижку, хотя бы и не нуждалась в деньгах.
Но покровители этого не понимают; они рассматривают факты с другой стороны и приходят к противоположным выводам: «Все равно, мало даешь – из-за денег „таскается“, много даешь – с жиру бесится».
В результате получается нечто безобразное и неестественное. Люди, в сущности, ничем не связаны, сожительствуют по добровольному согласию, а между тем, без скандала не обходится почти ни одного дня: брань и вообще словесные перепалки обязательны ежедневно, а драки один-два раза в неделю. Такое «сожительство» повело даже к тому, что квартирохозяева неохотно пускают содержанок и всегда набавляют цену на комнату, вперед зная, что придется считаться с бранью и с потасовками.
Только сравнительно немногие устраивают жизнь своих содержанок сносно.
Масса же, в особенности мелкие буржуа, относятся к своим «дамам сердца» именно так, как описано выше. Благодаря этому, между домами терпимости и кадрами содержанок существует живая связь. Выйдет девушка из «дома» на содержание, поживет немного и опять возвращается. Или же попадет девушка на содержание, поживет, пока есть терпение, а потом, смотришь, она или в «одиночки» записалась, или же поступила в дом. Так что сегодня она одиночка, завтра содержанка, послезавтра – пансионерка «дома».
Одиночки
Жизнь одиночки, пожалуй, несколько сноснее, меньше зависимости, – но зато и менее обеспечена.
В особенности тяжелым бременем ложится на одиночку расход на квартиру и плата доктору за освидетельствование. За квартиру с хлебами с проститутки меньше 30 рублей не возьмут. Эту сумму нужно платить единовременно и за месяц вперед, что уже одно чрезвычайно тягостно, так как заработок получается поденно (повизитно), так что на квартиру нужно копить. Но кроме этого, освидетельствование производится два раза в неделю и каждый раз доктору нужно платить в некоторых городах до 5 р. за каждое освидетельствование, что тоже составит крупный расход. Прибавьте к этому расходы на туалет и на «особую чистоту» и окажется, что нужно заработать чуть ли не 100 рублей в месяц, или не менее трех рублей в день. Дурная погода, летний разъезд, театральная новинка, – часто прерывают заработок на несколько дней и этого достаточно, чтобы расстроить все расчеты одиночки. Пришел понедельник, нужно идти к доктору, а денег нет. На другой, на третий день она уже в участке, а оттуда волей-неволей должна поступать в дом, откуда она уже не скоро вырвется, так как тотчас закабаляется долгом.
К числу одиночек нужно отнести также и так называемые тайные притоны, самое вредное учреждение по своей организации. Эти притоны обыкновенно содержатся сомнительными личностями, которым никак уже не удается получить разрешение на открытие «дома»; чтобы обойти закон, они снимают квартиру с массой отдельных комнат и набирают впавших в нужду одиночек под видом нахлебниц. Таким образом, они снимают с себя всякую ответственность. Их пансионерки в полиции числятся, как одиночки, и отвечают за себя сами. Содержатель притона ни за что не отвечает, он только квартирохозяин, не больше.
В действительности отношения его к пансионеркам ничем не разнятся от отношений в «официальных» домах. Он так же получает деньги с гостей, продает им напитки, следит за порядком, назначает ту или иную девушку к «гостю» и вообще ведет все дело.
Обращение с девушками в этих притонах самое возмутительное, их бьют плетью за малейшую провинность или даже совсем без вины, только потому, что содержатель притона не в духе или «с похмелья». А жаловаться некому, так как никаких регламентированных отношений девушки к содержателю дома нет, она только квартирантка и, как таковая, должна искать свою обиду в суде, чего, кажется, еще не бывало за все время существования проституции.
Малолетние в притонах
Такое безответственное положение содержателя тайного притона дает ему возможность не соблюдать законов о малолетних: он ведь только сдает комнату, не больше.
Из практики одного «Общества защиты несчастных женщин» известен такой случай. К обществу обратилась за покровительством из больницы девочка 15 лет. В больнице она числилась, как поступившая из дома терпимости, где она прожила до поступления в больницу около года. Значит, в дом она поступила всего 14 лет, что законом не позволяется. В «обществе» возник вопрос о привлечении содержателей дома к уголовной ответственности. Но, когда навели справки в полиции, то оказалось, что она «одиночка» и жила не в доме терпимости, а в «пансионе» для одиночек. «Пансион» же этот не что иное, как тайный притон, содержимый весьма темной личностью. Малолетние в таких притонах не редкость, но все они числятся одиночками и, таким образом, избавляют своего хозяина от всякой ответственности, о чем сами и не подозревают. Напротив, все они думают, что между ними и хозяином существуют обязательные отношения, что они должны «слушаться» его во всем, – и, конечно, слушаются, в противном случае их приводят к повиновению плетью. В существовании этих обязательных отношений они не сомневаются не только потому, что их в этом уверяет сам «хозяин», но и, главным образом, потому, что притон посещается агентами полиции, которые со всеми требованиями и распоряжениями обращаются к «хозяину», а не к каждой жиличке в отдельности.
Не редкость в этих же притонах и грабежи и даже убийства посетителей. Жертву обыкновенно спаивают каким-либо снотворным, обирают дочиста, а затем выносят на улицу, куда-нибудь в пустой переулок. Очнувшись, ограбленный часто даже не может припомнить, где и в каком именно притоне он был. Впрочем, если бы даже и указал, так и тогда из этого едва ли что-либо вышло бы. Нужно доказать факт грабежа, а это весьма трудно, в особенности, когда сочувствие агентов полиции не на стороне пострадавшего. Вообще, жалоб этого рода в полицейские участки приносится очень много, а до суда эти жалобы почти никогда не доходят.
Номера для приезжающих
Такую же роль по отношению к одиночкам играют многие «номера для приезжающих». Часть этих «номеров» буквально не знает иногородних приезжих и живет исключительно отдачей комнат одиночкам на одну ночь. Разница только в том, что в притоне женщины тут же живут, а «номера» каждый раз посылают за ними, если является желающий. Но раз одиночка в стенах «номеров», она становится в то же положение, как и в притоне. Часть полученной платы (половину) она отдает хозяину, на нее возлагается обязанность требовать с «гостя» как можно больше напитков и пр. Она избавлена тут только от дисциплинарных взысканий со стороны хозяина, но зато и хозяин не несет по отношению к ней никаких обязанностей. Он дает ей помещение за плату, которая взыскивается с «гостя», получает половину ее заработка, барыши с потребленных напитков и затем не входит в ее положение ни относительно жилища, пищи, одежды, ни относительно ее обязательств перед врачебно-полицейским надзором. В случае надобности, он только хранит тайну ее посещений «номеров». Это бывает относительно содержанок и замужних женщин, если последние еще не попали в списки проституток. Нужно сказать, что таких женщин в «номерах» бывает немало; это обыкновенно жены мелких служащих и рабочих, чаще практикующие днем, когда муж на работе. В сущности, это начинающие проститутки, так как в конце концов они оставляют мужа и окончательно предаются позорному ремеслу. Их соблазняет возможность легкого и значительного для них заработка. Соблазн усиливается еще и потому, что начинать им приходится при особенно выгодных условиях. Заработок мужа дает им все предметы первой необходимости, а заработок в «номерах» целиком идет «на булавки» и вообще на пополнение хозяйственного бюджета. В глазах мужа это пополнение и обилие «булавок» объясняются экономией в хозяйстве. Прием избитый, всем известный, однако он удается, мужья верят ему и остаются очень довольны своими экономными и хозяйственными женами, пока какая-нибудь случайность не раскрывает им глаза.
На счет этих же номеров нужно отнести и развращение девушек, живущих в семье, при родителях. Это, пожалуй, самая вредная сторона существования «номеров». Нередко туда попадают даже учащиеся девушки. В этом, впрочем, не без вины и некоторые учебные заведения, развивающие в своих ученицах стремление к франтовству и вообще к роскоши. Бедная девушка чувствует себя очень плохо в среде своих товарок, щеголяющих костюмами; эти товарки прямо фыркают на поношенный костюм подруги из бедной семьи. Конечно, девушка с твердым характером и правильным взглядом на вещи просто игнорирует это фырканье, – но ведь твердых характеров немного, а «правильные взгляды» должны бы развиваться учебным персоналом, но не развиваются. Приходится наблюдать нередко совершенно обратное: одна воспитательница проповедует высокое значение патентованных корсетов, тонких талий и грациозных поз, другой воспитатель прямо читает лекции о способах покорения мужских сердец. «Наука» эта иногда разработана весьма подробно и основательно. Мы знаем одного педагога, который преподавал, что девушка с короткой талией должна предпочитать кофточки из материи с продольными полосами, и наоборот, девушка с длинной талией должна шить кофточку из материи с поперечными полосами. Темная одноцветная материя скрадывает полноту талии, а светлая скрадывает излишнюю сухость стана. Желающая успеха в обществе вырабатывает свои приемы перед зеркалом. Предусмотрены даже такие мелочи: «Когда девушка сходит с лестницы, она не должна подбирать и вообще поддерживать юбку, а должна свободно распустить по ступеням: это скрадывает вообще неизящное движение ног при хождении по лестницам».
Этот господин науку покорения сердец считает главной и самонужнейшей для девушки. А так как он стоял во главе учебного заведения, то понятно, какой дух царил среди его учениц. Успех среди мужчин, вот главная цель! Но для успеха мало одного знания науки «покорения сердец», нужны еще средства, чтобы иметь подходящие туалеты, а вместе с тем и возможность бывать в обществе.
Вот это-то и толкает учениц из бедных семей на печальный путь. Жажда успеха, стремление быть не хуже других сталкивает их на самую последнюю ступеньку человеческой нравственности, заставляет их торговать собой еще на школьной скамье. Учебное начальство должно бы вести энергичную борьбу против этого зла, оно должно бы неустанно, при всяком удобном случае толковать, что достоинство человека не в туалетах, не в манерах, не в изяществе фигуры, а в чистоте нравственной его природы, в той сумме пользы, которую он приносит обществу, в силе его гражданского мужества и пр.
Тогда обладательницы поношенных, «неизящных» костюмов не чувствовали бы себя преступницами в среде своих богатых расфранченных подруг и не прибегали бы к таким печальным средствам, чтобы сравняться «со всеми». Но, к сожалению, этого нет и с грустью приходится отметить, что проституция, как ремесло, пустила свои ядовитые ростки даже там, где ей не должно бы быть места.
Кондитерские
Немаловажную роль в этом отношении играют некоторые из кондитерских. Они служат местом свиданий между учащимися девушками и различными прожигателями жизни, причем содержатели кондитерских являются очень ревностными пособниками для любителей свежей юности. Обстановка для этого в кондитерских самая подходящая. Принимая угощение от «кавалера» в виде кофе или шоколада, девушка создает уже некоторую близость между ним и собой, а подлитый в кофе ликер доканчивает остальное, устраняет последние колебания юной «покорительницы сердец». Но на этом роль кондитерских еще не кончается. Развращая учащихся девушек, они не оставляют в стороне и учащуюся молодежь мужского пола. Любители неестественного разврата тут же находят учащихся мальчиков, готовых удовлетворить их желания. А так как в наше время и этот порок очень развит, то продающих себя учащихся мальчиков наберется немало. А на востоке они конкурируют с девочками. Они практикуют не только в кондитерских, но и в молочных, где сходятся по вечерам с своими клиентами.
Причина – дух, царящий в учебных заведениях. Верховодят в этом отношении дети богатых родителей, проходящие курс с репетиторами и посвящающие свои вечера кутежам и различным похождениям. За ними тянутся менее состоятельные и совсем несостоятельные, – последним-то и приходится добывать деньги позорным ремеслом, хотя в отдельных случаях попадают на эту дорогу и богатые. Так, одному мальчику, сыну очень состоятельных родителей, не отпускалось карманных денег совсем. Кутящие товарищи постоянно упрекали его в скупости:
– Такой богач, а никогда не угостишь, всегда на чужое стараешься.
И он стал «угощать», но какой ценой!