Текст книги "Князь Святослав"

Автор книги: Александр Красницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

   Князь Святослав опустился на седло, заскрипевшее под его тяжестью, и застыл неподвижный, как каменное изваяние. Воевода Свенельд остановился за его спиной.

   Приблизились вятичские старейшины и, повинуясь приглашающему жесту князя, присели на подушки. Они тоже были без оружия, но длинные посохи, положенные рядом на ковер, хищно поблескивали острыми железными наконечниками.

   Ближе других сидел, положив на колени узловатые руки, седобородый старец со светлыми, почти белесыми глазами. Такие глаза князь Святослав видел у одного киевского гусляра, помнившего еще Олега Вещего. Люди говорили, что гусляр давно разменял вторую сотню лет своей жизни. И этот вятич старее всех старых. С ним, видно, и придется говорить...

   Святослав угадал правильно – говорить начал белоглазый старец, а остальные старейшины почтительно слушали, кивая головами:

   – Мое имя Смед. Я старейшина рода, на земле которого ты сидишь. Вятичи спрашивают: зачем ты пришел? Другом или недругом? С миром или с войной? Отвечай, князь, пока не пролилась кровь...

   Святослав вытащил из-за голенища черную стрелу и протянул старейшине:

   – Гляди! Кровь уже пролилась! Этой стрелой убили храброго воина из моей дружины!

   Старейшина Смед принял стрелу, задержал взгляд на метке:

   – Кровь твоего воина не останется без искупленья. Но ты еще не ответил...

   – Кому вы, вятичи, даете дань? – резко прервал его князь.

   – Хазарам, – помедлив, ответил Смед. – Хазарам, которые приходят с Волги.

   – Разве у вятичей много лишних мехов? – напористо спрашивал Святослав. – Или меда? Или воска? Или одежды? Или хлеба, чтобы отдавать все это людям чужого племени?

   – Когда берут дань, не спрашивают о желании, – возразил Смед.

   – Тогда выслушай древнее сказание и постарайся понять его смысл, – сказал Святослав. – В стародавние времена жили в лесу на горах, над рекой Днепром, где ныне стоит стольный Киев, люди славянского племени – поляне. И нашли их хазары и сказали: "Платите нам дань! " Поляне, посоветовавшись между собой, дали хазарам по мечу от дыма[10]. Отнесли мечи хазары к своему князю-кагану и к своим старейшинам и сказали им: "Вот новую дань взяли мы". И сказали тогда старцы хазарские: "Недобрая это дань. Вы доискались ее оружием, острым лишь с одной стороны, то есть саблями, а у полян оружие обоюдоострое, то есть мечи. Не взять с них дани, но сами они будут собирать дань с иных земель! " Так и получилось. Поляне никому не платят дани, но берут со многих. В чем смысл древнего сказания, старейшина?

   [10] – от дыма – то есть от каждого двора, где был очаг.

   И опять за всех старейшин ответил Смед:

   – В том, что дань собирают оружием и оружие же освобождает от дани. Но у вятичей мало мечей и живут они каждый своим родом, друг от друга отдельно. Хазары приходят неожиданно, многим множеством воинов, и если не дают им ничего, то вырезают один род, потом другой, потом третий, пока остальные не устрашатся и не принесут дань. Не для вятичей твое сказание, но для племени, собранного в одну горсть...

   – Ты сам догадался, старец, зачем я пришел в землю вятичей! – торжественно произнес Святослав, поднимаясь с седла; следом за ним встали старейшины. – Я хочу собрать вятичей в одну горсть! И не в горсть даже – в крепкий кулак! Настало время вятичам склониться под власть Киева! Тогда я скажу: между нами мир! Не другом я пришел сюда и не недругом – господином!

   Смед молчал, поглаживая ладонями бороду. Другие старейшины выжидательно поглядывали на него. А Смед думал.

   Слова молодого киевского князя не были для него неожиданными. Пришло время вятичам выбирать свою судьбу. Сколько можно стоять на перепутье? Сами не решим – другие заставят. Со всех сторон сильные народы давят: с Волги – хазары, с Камы – болгары, из степей – печенеги. С закатной стороны[11] киевская держава надвигается, обтекая земли вятичей полукольцом подвластных племен и народов. В одиночку вятичам не выстоять, нужно к кому-то прислоняться. А если уж выбирать, то единокровную Русь!

   [11] – закатная сторона – запад.

   Но легко ли решиться вот так, сразу? С дороги на тропинку свернуть – и то задумаешься, а тут речь идет о судьбе целого народа... И старейшина Смед возразил осторожно:

   – Вятичи не свободны в своем выборе, ибо давно даем дань хазарам. Мы согласимся, а они, может, нет? Не случится ли так, что ты уйдешь, а хазары снова придут в нашу землю, покарают нас и возьмут дань вдвойне?

   – Защищать людей своих – княжеская забота. Сам с войском останусь зимовать в земле вятичей и буду щитом ей. А весной вместе пойдем на Хазарию...

   И еще одно сомнение высказал старейшина Смед:

   – Вятичи привыкли жить по своим обычаям, повиноваться своим старейшинам... И боги у нас тоже свои...

   – Неволить не буду, живите как хотите! – решительно сказал князь. – Будете давать мне воинов для походов и дань не больше, чем давали хазарам. На сказанном клятву принесу своим богам, а вы своим. Мир или войну выбирают вятичи?

   – Мудрые говорят: худой мир лучше доброй ссоры, – вздохнул старейшина.

   – А по мне, лучше война, чем недобрый мир! – возразил Святослав. – Что выбирают вятичи, добрый мир или войну?

   – Мир, который ты предлагаешь вятичам, может быть добрым, если исполнишь обещанное...

   – Исполню!

   Старейшина Смед поклонился князю и торжественно произнес:

   – Будь господином в земле вятичей!

   Другие старейшины послушно повторили:

   – Будь господином!

   Радостные крики разнеслись над поляной:

   – Мир! Мир!

   Вятичи складывали на землю оружие, приветственно взмахивали руками:

   – Мир!

   Празднично ревели трубы.

   Вятичи несли дружинникам деревянные чаши с медом, круглые хлебы, куски жареной дичи. А проворные княжеские рабы уже подбегали к старейшинам с кувшинами вина.

   Князь Святослав пригубил серебряную чашу и передал Смеду:

   – Пусть будет между нами добрый мир!

5. ЖИЗНЬ ЗА ЖИЗНЬ

   Князь Святослав и думать забыл о черной стреле: не до того было, неотложных забот накопилось невпроворот. Шутка ли, целая земля, равная доброй половине Руси, становилась под его державную руку!

   Из глухих заокских лесов, с неведомых доселе княжеским мужам рек Цны, Пры, Унжи, Колпи и иных многих приходили старейшины с данью и клятвами верности. Всех надобно принять с честью, обласкать, условиться о числе воинов, которые пойдут вместе с князем в весенний поход. И свои воеводы отъезжали с конными ратями в разные концы земли вятичей и каждому нужно было указать, куда идти и как вести дела.

   Заботы, заботы без конца...

   Поэтому Святослав даже удивился, когда к нему пришел старейшина Смед и многозначительно сказал, что выполнил обещанное. Два угрюмых вятичских воина ввели в избу юношу в длинной белой рубахе, босого. Руки юноши были связаны за спиной сыромятным ремешком.

   – Я обещал найти человека, который убил твоего воина. Это он, – объяснил старейшина. – Род выдает его головой за смертоубийство.

   Святослав, воевода Свенельд и гридни-телохранители, которые вошли следом за вятичами, с любопытством рассматривали юношу, а тот, чувствуя их недобрые взгляды, держался подчеркнуто прямо и гордо.

   Глаза у юноши были голубые-голубые, совсем такие же, как у самого князя Святослава, и в них не было страха – только тоскливая безнадежность. Видно юноша смирился со своей горькой участью и был готов принять любое, самое жестокое наказание.

   Князю Святославу молодой вятич понравился. Достойно держится!

   Святослав любил смелых людей и многое прощал за смелость. А тут, кроме мимолетного расположения к смельчаку, был еще дальновидный расчет. Князь понял, что ему представляется случай показаться перед вятичами не только сильным, но и милосердным.

   Разумный правитель не должен быть излишне жестоким. Жестокость поражает неверность, а доброта – благодарность и ревность к княжеской службе. Но, заранее решив, что помилует молодого вятича, князь спросил его подчеркнуто строго:

   – Верно ли, что ты убил воина?

   Юноша молча кивнул головой.

   Старейшина Смед торопливо объяснил, снимая вину с остальных родичей:

   – Это он, он! На всем роде вины нет, только на нем. Род не поручал ему проливать кровь, но только следовать за твоим войском в отдалении...

   – Зачем же ты пустил стрелу? – удивленно спросил Святослав.

   Юноша разлепил упрямо сжатые губы, проговорил хрипло, с усилием:

   – Твое войско шло к капищу... Лесные завалы не остановили войско... Я хотел убить воеводу или другого знатного человека, чтобы воины остановились...

   – Но ты убил простого десятника!

   – Я видел на нем серебряную гривну... Серебро носят на груди только знатные люди...

   Святослав вспомнил, как радовался десятник Кара, принимая в награду серебряную гривну. Гривну, которая погубила его спустя несколько часов... Вспомнил и нахмурился.

   Тяжелое молчание повисло в избе. Гридни уже придвинулись к юноше, готовые схватить его по первому знаку. Но Святослав остановил их жестом, заговорил медленно, как бы взвешивая слова и размышляя, на что решиться:

   – Кровь за кровь... Есть такой обычай у нас... Но есть и другой обычай, столь же древний, – жизнь за жизнь... К чему склониться? Кровь за кровь или жизнь за жизнь?

   Люди слушали, затаив дыхание и стараясь угадать, каким решением закончит князь свою речь-размышление. А Святослав продолжал, также медленно и значительно:

   – Отрок пролил кровь до объявления мира. Он не знал, зачем идет войско – с миром ли, с войной ли. Оттого вина его вполовину меньше...

   Воевода Свенельд кивнул, соглашаясь:

   – Да, это было до мира!

   – Мне не нужно крови этого отрока, старейшина! – решительно сказал Святослав. – Пусть он заменит павшего по его вине воина. Да! Пусть будет так: жизнь за жизнь! Это справедливо?

   – Справедливо! – обрадованно поддержал старейшина Смед, разрезая ножом ремень на руках юноши, и добавил строго:

   – Отрок Алк! Служи князю верно, как служил роду своему!

   – Но сможет ли сей млад заменить десятника? – усомнился воевода Свенельд. – Кар был отважным воином.

   – Алк молод, но проворен и храбр, – заступился Смед за своего родича. – Он скачет на коне, как прирожденный степной наездник. Он владеет луком не хуже охотника за рысями. Он понимает печенежский язык...

   – Столько много достоинств у столь юного воина? – недоверчиво улыбнулся князь.

   – Так испытай его! – предложил Смед.

   – Испытай, княже! – заговорили дружинники. – Пусть покажет, что умеет.

   И воевода Свенельд тоже сказал:

   – Испытай!

   Алка подвели к длинной коновязи из березовых жердей, возле которой стояли воинские кони.

   – Выбирай!

   Алк неторопливо прошелся вдоль коновязи и указал на рослого гнедого жеребца, бешено взрывавшего копытами землю:

   – Вот этот!

   Дружинники переглянулись, выбор юноши показался им неразумным. Гнедой жеребец, недавно купленный у печенегов, был диким, не обученным ходить под седлом. Даже табунщики боялись приблизиться к нему.

   Осторожный Смед посоветовал было взять другого коня, посмирнее, но князь властно оборвал его:

   – Воин сам выбирает коня. Пусть отрок возьмет того, на которого упал его взгляд.

   Гнедой жеребец беспокойно всхрапывал, скалил зубы, косился на людей налитыми кровью глазами. Алк осторожно приблизился к нему, протянул руку к холке и едва успел отпрыгнуть, чудом избежав удара копытом.

   Отвлекая внимание жеребца, с другой стороны подошли дружинники. Конь навалился грудью на прогнувшуюся жердину, силясь дотянуться до них зубами.

   Смед подсказал юноше:

   – Пора!

   Алк с разбегу вскочил на спину коня, покрытую лишь тонкой попоной, и вцепился руками в гриву. Дружинники проворно отвязали уздечку от коновязи и кинули свободный конец Алку.

   Как черная молния, взвился жеребец, пронесся по поляне и исчез за Священной Рощей. Затихал, быстро удаляясь, судорожный перестук копыт.

   Лют Свенельдович усмехнулся:

   – Своими руками отпустили полонянника. Ищи теперь его как ветра в поле!

   Совсем тихо сказал Лют, на ухо отцу, но старейшина Смед услышал его слова и обиженно возразил:

   – Алк не убежит. Род отдал его князю и он не опозорит свой род. Если отрок останется жив, он вернется.

   Алк вернулся – пропыленный, в разорванной одежде, с воспаленными от ветра глазами. Закостеневшие пальцы юноши так крепко вцепились в уздечку, что дружинники с трудом разжали их.

   Но и конь устал. Он стоял, покачиваясь на дрожащих ногах, дышал тяжело, загнанно, и в глазах его не было прежней бешеной злости – только покорность воле наездника. Конь был усмирен.

   Потом Алк из своего охотничьего лука метал стрелы в красный круг, прислоненный к стволу березы, и попадал без промаха. Потом рубился тупыми мечами с кривичем Вестом и выстоял против него.

   Дружинники одобрительно переглядывались.

   Слово было за князем и Святослав произнес это слово, одно-единственное слово, решившее судьбу молодого вятича:

   – Достоин!

   Гридни окружили нового товарища, повели к дружинной избе. Алк пошел с ними, все еще не веря, что все страшное позади, что он прощен и что не пленник он отныне, а княжеский дружинник. У Алка кружилась голова и, казалось, что он все еще мчится по полю на бешеном коне, а перед глазами, сливаясь в сплошную полосу, мелькают колючие репейники и луговая трава...

   Только вечером, чувствуя на плечах непривычную тяжесть кольчуги, Алк поверил, наконец, что все происходившее с ним сегодня не сон, а явь. Княжеское прощение, приветливые слова дружинников, доверие десятника Веста, поставившего его одного в карауле у самого леса – все это действительно было!

   Кажется, вот он лес, рядом, шагни и скройся в темноте, ведь никто не приглядывает за Алком, один он здесь в карауле. Но крепче сыромятных ремней связало Алка доверие новых товарищей, и он чувствовал, что не сможет обмануть их, что существуют узы не менее прочные, чем прежние, родовые, а имя этим узам – _д_р_у_ж_и_н_а_.

   Утром мимо Алка проехал князь Святослав. Он кивнул юноше приветливо, но равнодушно, как будто не было ничего удивительного в том, что вчерашний враг сторожит лагерь в кольчуге княжеского дружинника.

   А может, и действительно нечему удивляться?

   Воины из многих славянских племен – поляне и северяне, древляне и радимичи, кривичи и дреговичи, уличи и тиверцы – приходили на службу к князю Святославу и, переварившись в общем дружинном котле, забывали родовые обычаи. Что особенного, если в дружину пришел еще и воин из племени вятичей? Не первый и не последний воин, вступивший в боевое дружинное братство...

6. ДРУЖИННОЕ БРАТСТВО

   В своей деревне Алк привык верховодить среди сверстников. Даже многие взрослые мужчины уступали ему в искусстве стрельбы из лука и в верховой езде. Теперь Алку заново приходилось утверждать себя в глазах людей и не все у него ладилось. С другой меркой подходили дружинники к достоинствам воина и оружие в дружине в дружине было другое, непривычное для юноши. Даже кольчугу Алк не сразу научился надевать, а боевой лук из турьих рогов и вовсе оказался непослушным. Алк с трудом натягивал тугую тетиву, руки от напряжения дрожали, и стрелы пролетали мимо цели.

   Обидно!

   Алк уединялся в лесу и часами натягивал непослушную тетиву, сначала просто так, без стрел, потом со стрелой, взаправду. Дзинь... дзинь... дзинь... – звенела стрела, как струна на гуслях. Дзинь...

   Немало дней прошло, пока Алк снова удивил товарищей своей мягкостью и заслужил скупую похвалу десятника Веста.

   Еще труднее давалось искусство рубиться мечом, а ведь в этом было главное достоинство княжеского дружинника. Ободренный успехом в первом поединке с Вестом, Алк смело вышел на бой и потерпел полную неудачу. Неуловимым движением десятник трижды выбивал меч из руки Алка, и тому пришлось поднимать свой меч с земли под насмешливыми взглядами дружинников. Видно прославленный поединщик просто пожалел молодого вятича перед лицом князя, сражался тогда вполсилы, и следовало долго учиться, чтобы сражаться с княжескими дружинниками на равных...

   И Алк постигал хитрую воинскую науку старательно, до изнеможения, до тупой боли в натруженных плечах. Десятник Вест был терпелив, а Алк настойчив. Оба они, учитель и ученик, оставались довольны друг другом.

   Дружинники похвалили Алка за успехи, но в их словах Алк чувствовал насмешливое снисхождение. Алк понял, что новые товарищи еще не полностью приняли его в свою семью, лишь присматриваются. Понял и не обиделся. Как оценить воина до настоящей битвы? Разве можно назвать побратимом[12] человека, о котором пока не известно, будет он твердым перед лицом смерти или покажет спину врагу?

   [12] – побратим – названый брат.

   На побратимстве держалась дружина. Оставшийся вне побратимства воин не мог считать себя полноправным дружинником. Не мастером считался такой человек, а лишь подмастерьем. Как вятичский юноша Алк, еще не имевший случая показать себя в бою... Алк жаждал боевого отличия. Если и случались бои, то лишь для ученья, тупыми мечами. В таких боях можно показать силу и ловкость, но не воинскую доблесть.

   Князь Святослав словно забыл о молодом вятиче, заменившем в дружинном строю десятника Кара. Другие дела занимали князя, но знать о них Алку было не дано.

   Как-то неожиданно подкралась и вошла в силу осень. Рассветы стали прозрачными и холодными, как родниковая вода. Утром в низина хуже ложились первые осенние заморозки. Солнце еще щедро разливало свет, но не обжигало, как летом, а лишь слегка касалось земли ласковым теплом.

   В один из ясных осенних дней к князю Святославу приехали послы из Волжской Болгарии.

   Послов ждали давно. С попутным купеческим караваном князь Святослав отправил богатые дары болгарскому царю и намекнул, что желает быть с ним в мире и дружбе.

   Воевода Свенельд уверял, что болгарский царь откликнется. Волжская Болгария искала союзников, которые помогли бы ей освободиться от обременительной хазарской дани. В прошлые времена болгарские цари посылали посольства в Хорезм, и к арабскому халифу в Багдад, не смущаясь немыслимой дальностью расстояния. А теперь, совсем рядом, в земле вятичей, вдруг остановилось войско, которое можно повернуть против Хазарии. Разве упустит болгарский царь такой случай?

   Свенельд оказался прав. Болгарские послы приехали.

   Правда, прибыли они с большим промедлением и не пышным посольством, а тайком, в одежде простых купцов, с немногими слугами. Видно, болгарский царь осторожничал, боялся раньше времени навлечь на себя хазар. Ну что же, пусть хоть так. Осуждать царя не следовало, его можно понять. Старшая дочь царя замужем за хазарским Каганом, а единственный сын томился заложником в хазарской столице – городе Итиле. Кому хочется рисковать родной кровью?

   Понять-то Святослав понял, но решил, что показать свое неудовольствие болгарскому царю за потаенность посольства не лишним будет. Он не удостоил послов личной беседой. Переговоры были поручены воеводе Свенельду. Нелегкими оказались эти переговоры.

   Болгарские послы осторожничали не меньше своего царя, не хотели себя связывать твердыми обязательствами. О совместном походе на Хазарию они слушать не хотели, испуганно отмахивались широкими рукавами халатов.

   – Нет! Нет! Такого мы не можем!

   Однако беспрепятственно пропустить войско Святослава через царские владения на Волге послы все-таки обещали. И еще обещали дать суда для перевозки воинов и припасов, если у самого Святослава судов окажется недостаточно. Только пусть князь возьмет суда, оставленные в условленном месте, как бы насильно, без ведома болгар. И пусть пройдет через Болгарию, как бы войной, а царское войско запрется в крепости и ничем мешать не будет...

   Князь Святослав только посмеивался, слушая рассказы Свенельда о лукавой хитрости послов, которая навряд ли могла ввести в заблуждение хазарских правителей:

   – Пусть тешатся надеждой, что обманули хазар. Нам главное – пройти по Волге спокойно. А мнимую войну, если им того хочется, устроим, и избы в деревнях пожжем, и возле болгарских градов пошумим, чтобы было вроде взаправду...

   Договор скрепили взаимными клятвами и болгарское посольство отбыло так же тихо, как приехало. Волжский путь к Итилю был открыт для русского войска.

   Князя Святослава больше тревожила сухопутная дорога, по которой пройдут в Хазарию конные дружины: в степях между Волгой и Доном господствовали печенеги.

   Кочевые печенежские племена ворвались сюда давно, почти сто лет назад, но известно о них было немного. Печенеги старались не пускать в свои кочевья чужих людей, а смельчаков, которые на свой страх и риск углублялись в Дикое Поле, безжалостно убивали. Известия о печенегах доходили до Руси стороной, через другие кочевые народы.

   Рассказывали, что печенеги – многочисленный и богатый народ, владеющий большими табунами коней и стадами баранов; у них драгоценные сосуды, серебряные пояса и хорошее оружие, большие трубы в виде бычьих голов, рев которых поистине ужасен. Вся Печенегия разделяется на восемь округов с великими князьями во главе, а округа в свою очередь – на племена, в которых тоже есть князья, и таких князей сорок. Все они воинственны и алчны. Своими набегами печенеги внушают страх соседним народам.

   Рассказывали, что набег печенегов подобен удару молнии, а отступление их тяжело и легко в одно и то же время: тяжело от множества добычи, легко от быстроты бегства. Нападая, печенеги предупреждают молву об этом, отступая, даже не дают возможности преследователям взглянуть на себя – так они стремительны. Жизнь мирная – для них несчастье, а верх благополучия – удобный случай для нападения. Самое худшее, что печенеги своей численностью превосходят весенних пчел и никто еще не сосчитал, сколькими тысячами или десятками тысяч они нападают...

   Князь Святослав знал о воинственности печенегов, но знал и другое: опустошая набегом соседние земли, печенеги сами много страдали от хазар. Ежегодно хазары совершали походы в печенежские степи, захватывали пленников и продавали в рабство азиатским купцам. Печенеги ненавидели хазар и вредили им чем могли. Эта ненависть поможет сговориться о совместном походе на Хазарию или хотя бы о благожелательности печенегов при переходе русской конницы через их владения...

   Осень – самое подходящее время для переговоров с печенегами. Зимой печенеги кочуют возле теплого моря, откуда с наступлением весны начинают двигаться с табунами и стадами к северу, по мере того, как солнце выжигает пастбища, и оказываются в конце концов совсем близко от славянских земель, на расстоянии нескольких дней пути. С наступлением же холодов они снова уходят к морю и найти их трудно. Значит, посольство к печенежским вождям надо посылать, не откладывая до зимы.

   Долго и тщательно выбирали посла. Князь Святослав не единожды советовался с воеводой Свенельдом, с предводителями пешей рати Воистом и Асмудом, со старым боярином Алвадом.

   Сошлись на Люте Свенельдовиче, ибо он походил обликом на степняка, был неутомимым наездником и уже ездил с посольством к другим печенегам тем, которые кочевали у реки Днепра.

   В товарищи к Люту назначили десятника Веста, и тоже не без умысла. Известно было, что печенеги очень уважают больших и сильных людей. А кто мог сравниться с Вестом мощью плеч и ростом? Богатырь!

   Когда заговорили о толмаче-переводчике, князь Святослав сразу вспомнил о молодом вятиче, понимавшим печенежский язык. Пусть послужит в посольстве, покажет усердие и верность!

   Так исполнилось желание Алка.

   Разве поездка в стан свирепых печенегов не равна по опасности самому большому сражению?

7. ДИКОЕ ПОЛЕ

   До реки Прони посольство ехало лесами.

   Но леса здесь были не дремучими и хмурыми, как в родных местах Алка, а нарядными, веселыми, насквозь прошитыми солнечными лучами.

   Часто попадались поляны, такие просторные, что казалось, тянутся до самого горизонта. Но всадники выезжали на возвышенности, и снова впереди открывались леса, вечные спутники вятичей в пути.

   За рекой Проней, которая отливала студеным серебром, как кривая печенежская сабля, лес кончился. Дальше тянулась безбрежная степь.

   Алк никогда раньше не видел сразу столько земли и столько солнца. Он остановился на высоком речном берегу, ошеломленный.

   Вест ткнул его кулаком в бок, хрипло рассмеялся:

   – Ослеп, что ли?

   – Просторно-то как, – только и вымолвил юноша.

   – Здесь малая степь начинается, – заметил подъехавший Лют. – Еще и справа, и слева леса есть, у Дона и Рановы. А вот прямо на полуденную сторону[13] большая степь начнется, без конца и края. Настоящее Дикое Поле.

   [13] – полуденная сторона – юг.

   На пронском берегу Лют Свенельдович приказал надеть кольчуги и шлемы, которые дружинники везли привязанными к седлам, и решительно направил коня к броду. Всадники сбились плотной кучкой, готовые отразить неожиданное нападение. Зашуршала под копытами жесткая степная трава. Высоко в небе кружился орел. Алк с завистью поглядывал на грозную птицу. Сколь далеко видит она!

   Лют Свенельдович был серьезен и озабочен. Безлюдье в степи не успокаивало его. Как истинные степняки, печенеги умели подбираться незаметно, будто волки. Правда, обычай защищал послов, но откуда знать печенегам, с миром или войной пришли чужаки? Все решит первая встреча...

   Беспокойство Люта передалось дружинникам и они настороженно оглядывались по сторонам, вздрагивали, когда из травы с шумом вырывались птицы. Только Вест благодушно улыбался, подставляя лучам солнца круглое лицо. Чего беспокоиться? Меч-то он всегда успеет обнажить, а остальное его не касалось. На то есть Лют Свенельдович, старший в посольстве.

   Как ни остерегались, встреча с печенегами оказалась неожиданной. Из оврага высыпали всадники в длинных черных одеждах, островерхих колпаках, обтянутых черной же тканью – не понять, шлемы под ней или шапки из плотного войлока. Печенеги на скаку натягивали луки, размахивали копьями и трехгранными кривыми мечами.

   Дружинники встали плотным кольцом возле Люта, ощетинились копьями. Печенеги закружились вокруг посольства диким хороводом, почти касаясь наконечников копий своими развевающимися черными одеждами, угрожающе визжали, скалили желтые зубы. Казалось, еще мгновение – и они сомнут горстку дружинников.

   Лют Свенельдович поднял над головой зеленую ветку.

   Хоровод печенежских всадников постепенно замедлил свое бешеное вращение, умолкли крики и визг. Наконец, печенеги остановились, опустили мечи и копья.

   – Мы идем к вашим вождям! – крикнул Алк по-печенежски. – Не убивайте нас, но дайте проводников. Жизнь послов неприкосновенна!

   Вперед выехал печенежский воин с длинной бородой, в которую были вплетены ленточки. Под его одеждой угадывались складки кольчуги, на запястьях покачивались массивные серебряные браслеты. Браслеты и серебряные пояса свидетельствовали у печенегов о знатности рода, и послы поняли, что от этого человека зависит их судьба.

   Алк повторил свою просьбу, добавив, что посольство приехало от славного и непобедимого князя Святослава. Бородатый печенег что-то прокричал резким, срывающимся на визг голосом и указал пальцем на землю.

   – Он требует, чтобы мы бросили оружие в траву, – перевел Алк. – Тогда он выслушал нас.

   Лют Свенельдович кивнул дружинникам. Копья и мечи полетели на землю.

   Печенег снова заговорил, уже спокойнее, дружелюбнее.

   – Если вы действительно послы, то ваша жизнь в безопасности. Завтра вы предстанете перед вождями печенежского народа. Следуйте за моим конем и не пытайтесь убежать...

   Кольцо печенегов разомкнулось, пропуская посольство.

   Лют Свенельдович облегченно вздохнул, обтер рукавом вспотевший лоб. Начало положено, первый мостик к печенегам проложен.

   Печенежский стан находился в низине и открылся взглядам послов неожиданно, когда они поднялись на гряду холмов. За составленными кругом повозками теснилось множество юрт из бурого войлока, а среди них большой белый шатер – жилище вождя. Едкий кизячный дым струился над круглыми кровлями, развевались на ветру лошадиные хвосты, привязанные к концам длинных жердей – бунчуки. Сколько бунчуков торчало над юртами, столько сотен воинов было в стане.

   Из-за телег высыпала толпа печенегов с пронзительными криками, размахивая топорами и обнаженными мечами, побежали навстречу дружинникам, грозя растерзать, затоптать в пыльную землю, изрубить в куски...

   Лют и его спутники остановились, захлестнутые бушующей толпой, и уже прощались с жизнью – столь устрашающей была ярость обступивших их печенегов. Всадники, которые встретили посольство в степи, отталкивали своих соплеменников ударами копий, тоже что-то кричали, но толпа продолжала напирать.

   Вопли, визг, лязг оружия, испуганное конское ржание.

   Но вот из стана выехала группа всадников в блестевших на солнце доспехах, в круглых железных шлемах, над которыми колыхались пучки разноцветных перьев, и толпа вдруг отхлынула, злобно ворча. Это вожди печенежского племени.

   Лют Свенельдович вторично за сегодняшний день возблагодарил бога за избавление от верной смерти. Сколь дики и свирепы печенеги, если так встречают даже послов! И сколь опасны, если выходят на ратное поле врагами! И сколь мудр князь Святослав, не пожелавший видеть в них врагов!

   Мимо расступившихся печенегов, которые продолжали угрожать оружием, но больше не кричали из уважения к своим вождям, послы проехали к белому шатру главного вождя, которого печенеги называли великим князем.

   Печенежский князь оказался тучным белолицым мужчиной. Волосы у него были светлыми, необычными для степняка, а жирные плечи обтягивал полосатый шелковый халат. Если бы не железный шлем с перьями и сабля, заткнутая за серебряный пояс, его можно было бы принять за купца. Лют Свенельдович видел подобных купцов в Киеве, куда они приезжали с персидскими товарами. Князь возлежал на горе подушек, возле видели на корточках остальные вожди, а позади застыли свирепого вида телохранители с обнаженными мечами.

   Дружинники внесли следом за послами подносы с дарами князя Святослава и, поставив их к ногам печенежского князя, тихо отступили за спину Люта Свенельдовича.

   Великий князь печенегов скользнул равнодушным взглядом по дорогим мехам, по золотым и серебряным чашам. Внимание его привлекли лишь доспехи и оружие: остроконечный русский шлем, кольчуга с панцирными пластинками на груди, прямой меч, булава с острыми шипами. Он шевельнул короткими волосатыми пальцами и подскочившие телохранители унесли оружие в глубину шатра. Остальные дары расхватали вожди.