Текст книги " Записки военного советника в Китае"

Автор книги: Александр Черепанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

«Чтение доклада о работе комиссии закончено,– сказал он,– но прежде чем приступать к голосованию, я хочу откровенно заявить, что этот вопрос требует еще многих разъяснений. В манифесте изложены .принципы нашей партии, к ним нужно отнестись с большой серьезностью. Прежде всего необходимо выразить единодушное согласие с ними, и только после этого можно говорить о манифесте Гоминьдана в целом. Я знаю, что среди старых и новых членов партии многие не понимают наших принципов, и если они их не поймут и теперь, то в будущем неизбежны распри. Чтобы этого избежать, я хочу остановиться на этом вопросе подробнее.

Два года тому назад многие пекинские студенты, не понимавшие принципа народного благоденствия (социализма), увлеклись принципами коммунизма и начали вести коммунистическую пропаганду. Они были уверены, что коммунизм – это навое учение, а принципы Гоминьдана – старое. С другой стороны, многие гоминьдановцы старого поколения считают, что коммунизм – очень опасное учение, и поэтому ведут против него борьбу и не желают работать с коммунистами. Студенты, в свою очередь, отказываются работать с такими гомииьданов-цами. Молодые члены Гоминьдана сначала увлекались новизной, они сочувствовали русской революции и коммунизму как самому последнему типу социализма. Они даже ездили в Россию, чтобы учиться коммунизму, но русские товарищи разъясняли им, что в Китае нужно вначале бороться за национальную революцию, т. е. выступать за национальное освобождение страны, и что коммунистам нужно работать совместно с Гоминьданом.

Убедившись в справедливости этих доводов, молодые товарищи изменили свое отношение к Гоминьдану и решили войти в нашу партию для совместной работы, но старые наши кадры все еще боятся, что вошедшие в Гоминьдан коммунисты взорвут его изнутри. К моему удивлению, эти товарищи совсем не понимают принципа народного благоденствия, да и понять его не хотят.

Недавно я получил несколько телеграмм от гоминь-дановцев из стран Юго-Восточной Азии, в которых они спрашивают меня, не стала ли наша программа коммунистической. Если стала, то они грозят выйти из

Гоминьдана. Именно эти телеграммы заставили меня сегодня прийти на конгресс.

Почему они посылают нам подобные телеграммы? Потому что они живут за границей, читают иностранные газеты, обмануты иностранной пропагандой. Иностранцы, живущие в колониях, озлоблены против Советской России. Они боятся, что пример России нанесет им сокрушительный удар, и ведут против нее самую ожесточенную пропаганду. Наши соотечественники в колониях дышат злобной по отношению к Советской России атмосферой. Они не понимают происшедших там изменений и поэтому думают, что реорганизация Гоминьдана на принципах Коммунистической партии для нас —смерть. Шесть лет тому назад положение революционной России было очень тяжелым, но теперь парламенты Англии, Франции и Японии готовятся признать Советскую Россию. Очевидно, Советское правительство не тигр и людей не ест. Все страны теперь не боятся Советской России, почему же мы должны ее бояться? Нели бы наша партия восприняла принципы коммунистов, это было бы неплохо, но принципы Гоминьдана для Китая больше подходят, чем принципы Российской Коммунистической партии. Наши принципы вмещают в себя идеи социализма, коллективизма и коммунизма. Старым членам 1 о-миньдана нечего бояться принципов русского коммунизма.

Я надеюсь, что члены Гоминьдана поймут, что между нашими принципами и принципами коммунизма нет большой разницы, не станут предаваться пустым страхам, а будут упорно работать на пользу партии и родины».

Закончив под громкие аплодисменты свою речь, Сунь Ят-сен заявил, что за поздним временем голосование манифеста откладывается до следующего дня, и закрыл заседание. ...... >-*

В повестке третьего дня работы конгресса были следующие вопросы: 1) об уставе партии (докладчик Сунь Фо); избрание комиссии для разработки устава;

2) о партийной дисциплине (докладчик Ху Хань-минь);

3) о военном положении и о таможне (докладчик Ван Цзин-вэй).

Эти вопросы повестки активного обсуждения не вызвали.

На четвертый день заседание конгресса открылось с опозданием. Ван Цзин-вэй сообщил, что Сунь Ят-сен присутствовать не сможет. Председателем был избран Ху Хань-минь.

Конгресс заслушал доклад о пропаганде и прессе.

К концу доклада в зале появился Сунь Ят-сен. Он был явно чем-то встревожен, едва отвечал на приветствия делегатов. Заняв председательское место, Сунь Ят-сен по окончании доклада предложил избрать комиссию для разработки плана пропаганды и организации прессы. На этом утреннее заседание закрылось.

23 января днем, когда проект манифеста Гоминьдана должен был быть представлен конгрессу для утверждения, Сунь Ят-сен под давлением своих правых советников решил его изъять и заменить программой, написанной им для национального правительства. Эта программа совершенно не затрагивала современного политического положения в Китае, не указывала никаких конкретных путей борьбы и содержала ряд явно утопических идей. Существует следующая интересная запись М. М. Бородина об этом критическом моменте в работе конгресса Гоминьдана.

«23 января днем Сунь Ят-сен прислал нарочного с просьбой лриехать к нему. Он встретил меня в секретариате конгресса. Первый его вопрос был таков: не лучше ли изъять манифест Гоминьдана и вместо него представить программу, написанную им для национального правительства, которое будет сформировано на конгрессе. Против этой программы правые ничего не имели бы; наоборот, они бы ее приветствовали как самое лучшее средство избавиться от тех проклятых вопросов, которые выдвигались в проекте манифеста Гоминьдана. В программе провозглашалось намерение правительства удовлетворить четыре главные потребности народа: в пище, одежде, жилье и транспортных средствах. В программе нет ни слова о том, что такое „народ”, интересы которого собирается защищать правительство, какими путями можно этого всего добиться, какие должны быть созданы условия в Китае для осуществления этой утопии. Поэтому программа, конечно, с радостью была бы принята мелкобуржуазными гоминьдановцамн как В самом Китае, так и за границей, где обуржуазившиеся гоминьдановцы сейчас живут в страхе, что партия выскажется против империализма и этим повлечет за собой их изгнание из Юго-Восточной Азии.

Возникает вопрос: почему они попросту не выходят из Гоминьдана, чтобы хоть не мешать национально-освободительной борьбе? Нет, говорят они, как можно выйти из Гоминьдана, в котором они числятся по 20 лет. Это было бы нарушением „почитания предков”. На деле под этим „почитанием предков” кроются определенные корыстные цели. Дело в том, что всевозможные пройдохи, политические дельцы, прикрываясь именем Гоминьдана, собирают среди живущих за границей китайцев огромные средства для „борьбы за независимость”. В одной Канаде 10 тыс. китайцев, главным образом рабочих, поддерживают Гоминьдан. На самом деле в Китай на нужды революционной борьбы попадает очень малая доля этих средств. Все доходы Гоминьдана оказываются в карманах пройдох. Покуда можно обирать китайцев за границей, ничем¹ не рискуя, т. е. покуда Гоминьдан увлекается всякими утопиями, не представляющими никакой опасности для империалистов (а стало быть, последние ничего не имеют против Гоминьдана), эти пройдохи очень довольны. Но с того дня, когда Гоминьдан в своей платформе ясно и определенно скажет, что он будет вести борьбу за национальную независимость Китая, неизбежно наступит конец легкой наживе гоминьдановских авантюристов за границей.

Таким образом, понятно, почему заграничные гоминьдановцы, не массы, а их руководители, приехавшие на конгресс – чиновники, а также торговцы, помещики, ухватились за изложенную правительственную программу. Они сделали все от них зависящее, чтобы склонить Сунь Ят-сена отказаться от проекта манифеста и заменить его этой программой. Они собирались каждый вечер на совещание. Забегали к Сунь Ят-сену с черного хода, стараясь его устрашить катастрофическими последствиями принятия манифеста. Их друзья из-за границы посылали в адрес Сунь Ят-сена телеграммы с выражением опасений, что Гоминьдан попал в руки большевиков, и т. д. Они даже успели произвести замешательство в рядах левых гомнньдановцев, испугавшихся раскола. Это замешательство уже стоило важного пункта манифеста, в котором говорится о земельном фонде, слагающемся из земель крупных землевладельцев и т. д. Это была уступка правым в интересах формального единства. Довольные своим успехом в земельном вопросе, правые „работали” не покладая рук, чтобы похоронить весь проект манифеста.

Оправдались опасения, что и Сунь Ят-сен, следуя старой и пагубной линии „почитания предков”, иначе говоря дружбе с людьми, числящимися в партии по 20 лет и отдававшими поклон его портрету каждый раз, когда они собирались, постарается избежать трений и согласится снять проект манифеста, выставив программу правительства.

Момент был критическим. Изъятие проекта манифеста означало бы, что конгресс собрался без всякой пользы, что по-прежнему господствует пустопорожняя фразеология Гоминьдана.

На 'поставленный мне Сунь Ят-сеном вопрос я, разумеется, ответил, что считаю замену манифеста программой недопустимой. Переубедить Сунь Ят-сена в чем-нибудь, вообще говоря, трудно. Между тем в. своей программе он исходит не из конкретных задач национально-революционного движения, а из той перспективы, которая ожидает это движение через сто лет. Я сказал Сунь Ят-сену, что программа нуждается в доработке, что ее следовало бы опубликовать, но ни в коею случае не смешивать с манифестом конгресса, в котором впервые более или менее ясно говорится о непосредственных задачах партии и о том, как партия себе представляет свои политические принципы. Я полагал, что если правительственная -программа сама по себе никакой пользы не принесет, то во всяком случае и вреда от нее не будет. Если же манифест Гоминьдана будет принят конгрессом, то именно он станет базой для развития национально-революционного движения Китая с действительно революционным Гоминьданом во главе. Утопическая правительственная программа не имеет практического значения, манифест же как документ, отвечающий на жизненные вопросы Китая, станет руководящим и решающим документом движения...

После продолжительной беседы, в ходе которой я приводил самые различные аргументы, Сунь Ят-сен решил дело в пользу манифеста с тем, чтобы 'правительственная программа тоже была напечатана.

Этому решению Сунь Ят-сена способствовало еще одно важное обстоятельство, которое тоже было предметом нашей беседы. Дело в том, что в газетах была напечатана беседа между Сунь Ят-сеном и американским послом Шерманом. Последний после трехчасового разговора с Сунь Ят-сеном опубликовал только то, что можно было использовать в интересах американского вмешательства в дела Китая, скрыв остальное. Сунь Ят-сен, в частности, заявил Шерману, что он возьмет таможню силой, даже если бы ему пришлось воевать со всеми державами. Шерман обещал содействовать ло-любовному разрешению вопроса о передаче таможенных излишков Гуанчжоускому правительству при том условии, что оно употребит их только на улучшение судоходства и фарватера реки, а не на военные нужды. С этим Сунь Ят-сен согласился, но упрекал Шермана, да и вообще иностранные державы, в несправедливом отношении к Китаю. „Они ведут борьбу со мной и с моим правительством, – говорил Сунь Ят-сен,– отказывая в том, что принадлежит нам по праву, в то время как они поддерживают дуцзюней, вместо того чтобы в соответствии с решением Вашингтонской конференции своим вмешательством разоружить их”. Он говорил Шерману, что готов участвовать в конференции круглого стола для обсуждения создавшегося положения при условии, если все разоружатся, оставив только полицию для охраны порядка. Из всего этого посол Шерман опубликовал только отрывки, которые могли создать впечатление, будто Сунь Ят-сен высказался за вмешательство иностранцев в китайские дела с целью разоружения дуцзюней и т. д.

– Как вы думаете, – спрашивал Сунь Ят-сен, —какое впечатление такое заявление, сделанное от моего имени, может произвести? И что следовало бы сделать, чтобы исправить положение?

На это я ответил, что его молчание теперь означало бы подтверждение сделанного от его имени заявления о вмешательстве иностранцев и т. д., а стало быть, что ни один китайский патриот ему этого не простит. Это измена народу, даже если под вмешательством понимать разоружение дуцзюней империалистами, врагами Китая.

Гели же заявление является передержкой, извращением смысла его разговора с Шерманом, а я уверен, что оно так и есть, то надо немедленно выступить с опровержением. Одной из форм опровержения может быть выступление на конгрессе, п котором ясно и определенно говорилось бы о борьбе со всяким вмешательством империалистов во внутренние дела Китая, о борьбе со всякими их привилегиями и специальными правами, об отмене неравноправных логовооов. навязанных вооруженном силой, и т. д. Тут Сунь Ят-сен имел бы прекрасный случай рассеять всякие домыслы насчет его соглашательства с иностранцами и поддержки иностранной интервенции в Китае. Это его выступление было бы напечатано во всем мире, и тогда стремление американского посла Шермана использовать имя Сунь Ят-сена для империалистических домогательств в Китае потерпело бы постыдное фиаско.

Я снова и снова ставил перед Сунь Ят-сеном вопрос: как долго он еще будет питать иллюзию, что китайский народ может получить какую-нибудь помощь от США, Англин или Японии? Не ждал ли он уже чересчур долго этой поддержки и не пора ли подвести итог прошлому, полному иллюзий и провалов, и перейти к новым путям?

– Вам предстоит решить,—говорил я Сунь Ят-сену,– будете ли вы добиваться соглашения между угнетенным Китаем и другими угнетенными странами, с одной стороны. и империалистическим миром – с другой, или же будете бороться за права тех, кто прав. Если бы мы с вами беседовали не сейчас, а до мировой войны и победы русской революции, то вы могли бы себе представить борьбу за права угнетенных стран в виде борьбы маленького кружка идеалистов, затерянного где-нибудь за границей и лишь мечтающего о сражении с империализмом. В настоящее время речь идет о революционном движении в мировом масштабе. Вас поддержат 150 миллионов советских людей, немецкий народ, чья страна доведена тоже до состояния полуколонии, вас поддержит Турция, только что добившаяся самостоятельности, но не располагающая какой-либо гарантией от разгрома в случае победы империализма над всем остальным миром. Почувствуют в вас борца за дело угнетенных национальностей народы Персии, Индии и других стран Азии. Одним словом, вам предстоит решить вопрос: пойдете ли вы с национально-революционным движением всего мира или же будете 'по-прежнему убеждать Шермана в его несправедливости по отношению к Китаю и даже ждать от него или представителей других подобных США стран вмешательства в дела Китая.

Сунь Ят-сен кивал головой и -выказывал другие знаки одобрения. Когда наша беседа кончилась, он пожал мне руку, сошел вниз и занял место председателя Он великолепно провел доклад комиссии по манифесту Гоминьдана и оживленные дебаты. Конгресс одобрил проект манифеста. Сунь Ят-сен голосовал за него первым».

Приведенные записи М. М. Бородина были сделаны им в ходе напряженной борьбы за манифест Гоминьдана, поэтому они носят местами печать полемической, в какой-то мере субъективной оценки действий Сунь Ят-сена. Но эти записи тем не менее ценный документ эпохи, отражающий честное отношение Сунь Ят-сена к революционной борьбе.

Всю свою жизнь Сунь Ят-сен отдал преобразованию Китая, действительно всеми силами до последнего дня жизни служил родине. Мы видим, что в борьбе за манифест Гоминьдана у Сунь Ят-сена были колебания, но они не помешали ему найти правильное решение и проводить в жизнь новую программу Гоминьдана, от которой он уже не отступал.

Вернемся к заседанию конгресса Гоминьдана 23 января, посвященному обсуждению проекта манифеста. С докладами выступили Ху Хань-минь и Дай Цзи-тао.

В прениях первым слово взял Ляо Чжун-кай.

«Я нахожу,– сказал он,– что выработанный проект манифеста ясен и понятен. Это пподукт тщательной и серьезной, продуманной работы. Наша новая политическая программа указывает цели, за осуществление которых мы будем бороться. В ней изложены наши принципы. В отличие от других партий Гоминьдан отныне будет иметь программу, выработанную конгрессом партии. Программа показывает нам, что мы в состоянии сделать и чего при настоящих условиях мы можем добиться. Мы ничего не внесли в нее невыполнимого. Наша программа выражает чаяния всего китайского народа, и я надеюсь, что общими усилиями мы проведем ее в жизнь полностью».

Последние слова Ляо Чжун-кая сопровождались шумными аплодисментами.

Кто-то из делегатов потребовал передать проект еще раз в комиссию, но он остался в одиночестве. Остальные предложения свелись лишь к изменению нескольких пунктов.

После обсуждения поправок Сунь Ят-сен обратился к конгрессу: «Пусть все, кто находит манифест приемлемым, поднимут руки!»

Новый манифест Гоминьдана был принят подавляющим большинством голосов. В зале раздались бурные аплодисменты.

После этого Сунь Ят-сен обратился к конгрессу с речью, основное содержание которой сводилось к следующему.

Манифест, представленный в окончательном виде комиссией, единодушно принят конгрессом. Отныне не только делегаты конгресса, но и все члены Гоминьдана должны работать в соответствии с этим манифестом для достижения революционных целей нашей партии.

Появление манифеста Гоминьдана – огромное событие для национально-революционного движения не только нашей страны, но и всех угнетенных народов. Это означает, что мы вступаем в новый период истории нашей партии и что мы должны применять новые методы в политической борьбе.

До сих лор нашей партии не хватало сплоченности и настойчивости в выполнении поставленных задач. Отныне мы пойдем другой дорогой по пути к победе.

Действительно, мы свергли маньчжурскую династию, но вскоре после этого пошли на соглашение с реакционными силами, убивая этим революцию. Мы поднялись против контрреволюции с оружием в -руках, но -в этой войне забыли даже самое слово «революция». В ходе борьбы за временную конституцию в Гуандуне или в Сычуани не было и намека на «революцию». Поэтому не удивительно, что даже Цао Кунь и У Пэй-фу могли объявлять себя сторонниками временной конституции.

Снова и снова мы шли на соглашения и делали уступки врагам национально-революционного движения. Если партия в тяжелой борьбе за свои революционные принципы, от осуществления которых зависят свобода, независимость и счастье народа, постоянно уступает и идет на соглашение с врагами революции, если у нее не хватает сплоченности и настойчивости,– она никогда не добьется победы.

Всем делегатам нужно тщательно изучить манифест Гоминьдана, понять его и распространять в широчайших народных массах. Народ должен узнать нашу программу и помочь нам в борьбе за дело нашей родины. Но прежде всего манифест должен внушить каждому члену Гоминьдана, что больше не будет никакого соглашательства, никаких уступок врагу. Лозунг партии – сплоченность и настойчивость в осуществлении наших революционных целей.

Если подойти к манифесту более широко, то он означает, что мы начинаем борьбу с внутренним милитаризмом и иностранным империализмом. Для этой цели мы укрепляем единый фронт со всеми угнетенными народами. Мы боремся не только за освобождение китайского народа, но также и за освобождение других угнетенных народов, за уважение прав всех наций.

Речь Сунь Ят-сена была встречена овацией делегатов.

Принятый конгрессом манифест в первой части содержит характеристику политического и экономического ■положения Китая; во второй – изложение новых принципов Гоминьдана и в третьей – политическую программу Гоминьдана.

«Перед полуфеодальным, зависимым от международного империализма Китаем,– говорилось в манифесте,– стоит задача путем антиимпериалистической, антифеодальной революции, на основе „трех народных принципов” в новой трактовке, данной самим Сунь Ят-сеном, объединить страну в демократическое государство».

Принцип национализма -подразумевал борьбу китайского народа за освобождение от империализма, а также полное равенство между всеми национальностями Китая. «Вся задача борьбы за национальное освобождение для широких масс сводится к борьбе против империализма... Для этого Гоминьдан должен всеми силами поддерживать организацию народных масс, развязывая таким образом национальную энергию. И только в глубокой связи Гоминьдана с массами Китая кроется залог достижения действительной национальной независимости страны».

Принцип демократизма означал предоставление широких политических прав народу. «Демократизм Гоминьдана,– говорилось в манифесте,– рассматривается не с точки зрения „врожденных прав человека” вообще, но с точки зрения певолкшионной потребности Китая в настоящее воемя. Власть должна принадлежать только гражданам Республики, нельзя давать власти противникам революции. Точнее говоря, всеми -правами и свободами должны широко пользоваться те люди и организации, которые стоят на платформе действительной борьбы -против империализма, но эти свободы ни в коем случае не должны распространяться на тех людей и те организации, которые содействуют иностранным империалистам или их ставленникам в Китае». Таким образом, принцип демократизма также подразумевал антимилитаристскую и антифеодальную борьбу китайского народа.

Принцип народного благоденствия предполагал наделение крестьян землей. «Поскольку Китай,– говорилось в манифесте,– страна земледельческая, где крестьянство страдает больше всех других классоз, Гоминьдан требует, чтобы безземельные крестьяне и арендаторы получали от государства землю и средства для ведения хозяйства».

Манифест требовал, «чтобы государство помогало безработным, создало рабочее законодательство с целью улучшения положения рабочих».

Выдвигая задачу ограничения капитала, манифест предусматривал передачу государству -принадлежащих китайцам или иностранцам тех предприятий, «которые монополизируют -всю отрасль опоеделенной промышленности или слишком велики, чтобы ими управляли частные предприниматели (например, банки, железные дороги, водные пути сообщения и т. д.)».

В качестве программы-минимум во внешней политике манифест выдвигал требование ликвидации неравноправных договоров и заключения новых договоров с иностранными государствами на основе полного уважения суверенитета обеих сторон; во внутренней политике манифест требовал разграничить власть между центральным правительством и -провинциями; ввести всеобщее избирательное право; предоставить народу свободу слова, собраний, союзов, печати, вероисповедания и местожительства; наделить землей крестьянство; восстановить профсоюзы и т. д.

Манифест влил новое содержание в программу реорганизованного Гоминьдана и дал ему в руки революционное знамя.

Новые три народных принципа включали и три основные политические установки Сунь Ят-сена: союз с Россией, союз с Коммунистической партией и поддержку крестьян и рабочих.

Утреннее заседание пятого дня работы конгресса открылось чтением приветственной телеграммы советского посла в Пекине Л. Карахана. Раздались громкие аплодисменты. Конгресс принял решение послать советскому представителю ответную телеграмму.

Затем Сунь Фо сообщил, что из Англии получено сообщение о падении правительства консерваторов и назначении премьер-министром лидера лейбористской партии Рамзея Макдональда, который предложил признать Советскую Россию и признает также Гоминьдан. Единогласно было решено отправить приветственную телеграмму Макдональду.

* *

*:

Мы с Николаем Терешатовым приехали в Гуанчжоу 25 января 1924 г.

В этот день на заседании конгресса Гоминьдана была объявлена скорбная весть о кончине В. И. Ленина. Город был в трауре. Сунь Ят-сен, питавший глубочайшее уважение к великому Ленину, произнес на конгрессе речь, посвященную памяти вождя мировой революции. Присутствовавший три этом корреспондент Российского Телеграфного Агентства сообщил: «Во время доклада об уставе Гоминьдана доносятся слова команды: „Смирно!”, и через несколько секунд в зал входят Сунь Ят-сен, тов. Бородин и министр иностранных дел У Чжао-шу. Все делегаты приветствуют вошедших. Сунь Ят-сен поднимается на трибуну, прерывает оратора и обращается к присутствующим с взволнованной речью, в которой сообщает о смерти Ленина. Его слова произвели потрясающее впечатление. Конгресс принял их с какой-то жутью, взоры всех устремились в сторону Сунь Ят-сена и Бородина. В зале стояла полнейшая тишина, ни одна бумажка не зашуршала, ни одного звука не было слышно. Сунь Ят-сен говорил медленно, почти шепотом, чувствовалось, что он был глубоко потрясен». Действительно, слова о Ленине, произнесенные Сунь Ят-сеном на конгрессе, и сейчас поражают своей глубиной и искренностью.

«За многие века мировой истории,– говорил Сунь Ят-сен,– появлялись тысячи вождей и ученых с красивыми словами на устах, которые никогда не проводились в жизнь. Ты, Ленин,– исключение. Ты не только говорил и учил, но (Претворял свои слова в действительность. Ты создал новую страну, ты указал нам путь для совместной борьбы, ты встречал на своем пути тысячи препятствий, которые встречаются и на моем пути. Я хочу идти по указанной тобой дороге, и хотя мои враги против этого, но мой народ будет меня приветствовать за это. Ты умер... но в памяти угнетенных народов ты будешь жить веками, великий человек».

По предложению Сунь Ят-сена конгресс принял текст письма ЦК РКП (б) и Советскому правительству с выражением соболезнования по поводу смерти В. И. Ленина. «Труды Ленина,– говорилось в письме,—главного строителя новой России, в настоящий момент вдохновляют мысли и решения нашего конгресса, главная задача которого – превратить партию в национальную организацию, которая объединит Китай и добьется благополучия китайского народа в условиях демократического образа правления...».

Конгресс Гоминьдана принял решение объявить трех-диевный траур и перенести следующее заседание на 28 января. В дни траура состоялись митинги студентов, солдат, всего населения, проводились беседы о В. И. Ленине, о содержании нового манифеста Гоминьдана.

Во время конгресса в Гуанчжоу происходили ожесточенные дискуссии. Для некоторых гоминьдановцев все еще был неясен вопрос, насколько правомерно участие коммунистов в Гоминьдане при условии сохранения организационной и политической независимости Коммунистической партии. Правые гоминьдановцы, вообще выступавшие против трех политических установок Сунь Ят-сена, распускали о коммунистах самые нелепые слухи.

Вполне естественно, что мы с Терешатовым сразу же окунулись в эти споры и дискуссии. Не проходило дня, чтобы мы не встречались с М. М. Бородиным и с китайскими товарищами. Они подробно рассказывали нам обо всем, что происходило на заседаниях и в кулуарах конгресса.

Еще в первый день работы конгресса, на банкете, устроенном Сунь Ят-сеиом для делегатов, один из них– Мао Цзу-цюань в своей речи сказал: «Если коммунисты принимают нашу программу, то они должны покинуть свою партию». Сунь Ят-сен тут же с полной убедительностью разъяснил ему, почему КПК входит в Гоминьдан.

24 января в комиссии по разработке устава был поднят снова вопрос о коммунистической фракции в Гоминьдане. Профессор Шанхайского университета Хэ Ши-чжэнь внес предложение запретить членам Гоминьдана входить в другие партии. Многие возражали против этого предложения, и профессор вынужден был снять его. Ван Цзин-вэй все-таки предложил вынести этот вопрос на пленарное заседание конгресса. В частной беседе с Ли Да-чжао он сказал, что лучше выяснить все до конца на конгрессе, для чего Ли Да-чжао или кто-либо другой из руководителей КПК должен выступить с соответствующим заявлением.

25 января состоялось заседание коммунистической фракции конгресса. Обсуждался один вопрос: следует ли выступить на конгрессе с официальным заявлением о принципах работы коммунистов в Гоминьдане?

«Лучше высказать откровенно нашу позицию,– говорил на этом заседании Ли Да-чжао,– разъяснить, почему и для чего мы вступаем в Гоминьдан. Некоторые старые гоминьдановцы думают, что мы вступили в их партию, чтобы пользоваться их средствами и делать свое дело, отнять у них чашку риса, занять их место».

Было принято предложение: -в прениях по главному докладу затронуть вопрос о работе коммунистов в Гоминьдане. «Желательно это сделать в присутствии Сунь Ят-сена»,– рекомендовал Бородин.

«Конечно, нужно, чтобы Сунь Ят-сен высказал свою точку зрения,– согласился с Бородиным Ли Да-чжао.– Мы хотим добиться, чтобы Сунь Ят-сен сделал ясное заявление по этому вопросу. Мы вступаем в Гоминьдан, чтобы помочь его реорганизации и развитию национально-революционного движения. Мы не намерены что-либо красть у Гоминьдана. Нели у Гоминьдана есть какие-либо сомнения в этом, то они должны быть высказаны прямо. Сунь Ят-сену хорошо известна история вопроса о нашем вступлении в Гоминьдан и цели, которые мы преследуем при объединении».

Ьыло решено выступить с заявлением на седьмой день работы конгресса в присутствии Сунь Ят-сена. Для подготовки текста заявления выбрали комиссию из трех человек во главе с Ли Да-чжао.

26 января на заседании конгресса слово было предоставлено Ван Цзин-вэю, который напомнил, что на предыдущем заседании он не смог закончить своего доклада об уставе в связи с приходом Сунь Ят-сена, сообщившего печальное известие о смерти В. И. Ленина. Теперь он, Ван Цзин-вэй, считает нужным добавить, что устав несколько раз обсуждался ЦИК и комиссией, избранной конгрессом. Были рассмотрены различные предложения или заявления по всем пунктам устава.

Затем выступил некий Фын и заявил, что он все параграфы устава поддерживает, но не может согласиться с присутствием в Гоминьдане представителей других политических партий и поэтому предлагает добавить в устав пункт о том, что члены Гоминьдана не могут в то же время входить в другие партии.

В зале поднялся шум. Председатель, водворив тишину, предоставил слово делегату-коммунисту Ли Да-чжао.

«Я уполномочен дать товарищам некоторые разъяснения,—опокойно начал свое выступление Ли Да-чжао,– мы, члены Китайской коммунистической партии, в настоящее время входим в Гоминьдан, и это вызывает у некоторых удивление. Прежде чем вступить я Гоминьдан, мы несколько раз беседовали с Сунь Ят-сеном, которому заявили, что, как и большинство социалистической молодежи, готовы работать совместно с Гоминьданом. Наше заявление мы сделали открыто и честно. Мы исходили из того, что Китай в настоящее время находится в исключительно тяжелом положении. Для борьбы с феодалами-мнлитаристами необходимо иметь сильную революционную партию. Какая же партия можег противопоставить свою организованность силе милитаристов? Мы пришли к выводу, что это по плечу только