Текст книги "Распущенные знамена"

Автор книги: Александр Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава десятая

Николай

Начальник Генерального штаба Духонин поделился моим замыслом с морским министром, и бывший командир минной дивизии пожелал узнать о чудо-мине из первых рук.

Колчак встретил меня приветливо, пожимая руку, спросил:

– Не желаете чаю, полковник?

– Благодарю, товарищ вице-адмирал, но вынужден отказаться.

– Тогда приступим?

Я развернул на столе чертёж.

Колчак всмотрелся, поднял на меня слегка удивлённый взгляд.

– Похоже на торпеду, но без хвостовой части, – сказал он.

– Мина действительно заключена в корпус от торпеды, – подтвердил я. – Она выстреливается из торпедного аппарата подводной лодки и ложится на грунт, где и ждёт своего часа. Из-за этой особенности я назвал мину «донной».

– Любопытно… – пробормотал Колчак и ткнул пальцем в чертёж. – А это что за устройство?

– Гидростат, который при попадании мины в воду на глубину более 5 метров запускает часы, ведущие отсчёт времени до приведения мины в боевое положение.

– На какое время можно установить часы? – спросил адмирал.

– От 1 часа до суток, – ответил я.

– Весьма неплохо, – одобрил Колчак. – А как происходит подрыв?

– Вот здесь, – я показал рукой, – расположено неконтактное взрывное устройство, реагирующее на магнитное поле на удалении 30 метров от мины, при появлении в зоне чувствительности вражеского корабля, оно подрывает заряд.

Колчак долго рассматривал укрупнённый чертёж взрывателя, потом почти весело спросил:

– Обычный компáс?

– Точно так, – подтвердил я.

– Ну что ж, Николай Иванович, – Колчак выглядел довольным, – ваша идея кажется мне весьма удачной. Остаётся проверить её в деле. Вы готовы к испытаниям?

– Готов!

– Тогда завтра выходим на полигон.

Испытания донной мины проходили в условиях повышенной секретности. Морской полигон сторожили по периметру сразу шесть эсминцев. Колчак наблюдал за ходом испытаний с мостика эсминца «Молодецкий». Я стоял рядом с министром. Вахтенный отбил четыре склянки. Как раз в два часа дня находящаяся в этом квадрате подводная лодка «Пантера» должна была начать ставить мины. Вскоре раздался голос сигнальщика:

– Вижу буй!

Для наглядности каждая донная мина, ложась на грунт, выбрасывала на поверхность буй.

Когда на воде заколыхались все шесть буёв, Колчак предложил:

– Пройдём в мою каюту, выпьем чаю?

Через час мы вновь были на мостике. Колчак скомандовал:

– Сигнал тральщику: «Приступить к тралению!»

На этот раз тральщик вместо привычного трала тащил на буксире плотик с установленным на нём магнитом. Как только плотик приблизился к первому бую, прогремел взрыв. После шестого взрыва Колчак с чувством пожал мне руку.

– Поздравляю, Николай Иванович, испытания прошли блестяще! Приглашаю вас пройти в кают-компанию, там для нас приготовлено кое-что покрепче чая.

Уже когда подходили к Питеру, Колчак негромко спросил:

– Скажите, полковник, а ведь трал для ваших мин сделать довольно просто.

– Если знать, что они стоят – да, – подтвердил я. – Но откуда противник об этом узнает?

– В этот раз, будем надеяться, не узнает, – сказал Колчак. – А что потом?

– А потом придумаем что-нибудь ещё, – улыбнулся я.

Глеб

– …Для успешного ведения боя важно знать, где находятся полевая артиллерия, огневые позиции пулемётов, наблюдательные посты и пункты управления противника. Поэтому вскрытие районов их расположения является одной из главных задач войсковой разведки. Также на войсковую разведку возлагается определение характера и степени инженерного оборудования позиций и районов расположения подразделений и частей противника, системы его заграждений, степени проходимости местности. Важнейшей задачей, стоящей перед войсковой разведкой, всегда было также выявление новых средств вооружённой борьбы, приёмов и способов ведения боевых действий.

Разведывательные сведения добываются опросом местных жителей, допросом пленных и перебежчиков, радиоперехватом, изучением захваченных у противника документов, техники и вооружения…

– Достаточно, – прервал я курсанта, – садитесь, Прохоров, отлично! Это было, товарищи последнее теоретическое занятие по теме «Войсковая или тактическая разведка». В течение следующей недели мы так же закончим тему «Планирование боевых операций», после чего вам предстоит закрепить полученные знания в полевых условиях.

– Курсант Демич. Разрешите вопрос?

– Разрешаю.

– На какой срок рассчитаны полевые сборы?

– Если бы я хотел указать сроки, товарищ Демич, – усмехнулся я, – я бы включил их в объявление. На ваш вопрос могу ответить только одно: полевые сборы продлятся столько, сколько потребуется. Вы удовлетворены?

– Так точно!

– Садитесь. – Курсант продолжал стоять. – Что-то ещё?

– Товарищ преподаватель, я хотел бы извиниться за свой вопрос.

– Извинения приняты, занятие окончено!

Вопрос об участии курсантов в операции «Контр Страйк» – вот такие им предстояли «полевые сборы»! – среди преподавательского состава курсов вызвал неоднозначную реакцию.

Ольга надулась:

– Чем я займу на это время инструкторов по стрелковой подготовке и рукопашному бою?

Я поспешил успокоить жену:

– Фигня вопрос! Я уже договорился с Духониным. Организуем на это время краткосрочные сборы для офицеров Генштаба.

– Тогда ладно, – враз успокоилась Ольга.

Ёрш идею поддержал:

– Проведу с ними занятия по подрывному делу в полевых условиях!

Пуще других разнылся Макарыч:

– Ну вот. А я хотел пригрузить их занятиями по оперативно-розыскной деятельности, а то выпуск не за горами, а у меня об эту тему ещё и конь не чесался.

– Потерпит твой конь, – сказал я. – Участие в такой операции станет для ребят настоящим военным университетом!

– Оно так, – сразу остыл Макарыч.

Ольга

«Что за свадьба без цветов? – пьянка и шабаш!» Так у Маши с Мишей и получилось, по Высоцкому: цветы на свадьбы были, – Мишка расстарался – а вот ни пьянкой, ни, тем более, шабашем, там и не пахло. И всё Спиридонова. Объявила, понимаете, свадьбу безалкогольной, и на том упёрлась. Да бог бы с ней, с выпивкой, – кому надо, всё равно ведь клюкнули втихаря – она ещё и от венчания отказалась! Дура! Ой, дура, такую красоту побоку пустила. Короче, не свадьба у них получилась, а заседание смешанной партячейки, я так думаю.

Когда расходились, я толкнула Мишку в бок:

– Не забудь перед молодой женой в попаданстве покаяться.

– Сам разберусь! – Зло так ответил, неласково. Оно и понятно: он-то с нами втихаря не клюкал…

Михаил

Я без Ведьминых подначек собирался всё рассказать Маше, только не мог решить: ДО или ПОСЛЕ? Решил после. И вот лежим мы такие все из себя умиротворённые, Машина голова на моём плече, а я с духом собираюсь. Наконец собрался…

Дослушивала Маша, уже наполовину от меня отвернувшись. Когда я замолк, встала и молча вышла из комнаты. Я полежал, полежал, и за ней. Вижу, стоит у окна в одной сорочке, только плечи платком прикрыла. И до того стало мне себя жаль, что подошёл я к ней и обнял за плечи, осторожно так обнял. А она сразу погрузилась в мои объятия и говорит:

– Хорошо, что ты мне раньше не открылся. Я бы тогда нипочём за тебя не вышла.

За завтраком – Маша приготовила. Встала пораньше и приготовила! – обсуждали подготовку к Всероссийскому Сельскому Сходу и ход выборов в Учредительное собрание.

– Кому в голову пришла идея собрать крестьян в Москве, тебе или Чернову? – спросил я.

– Мне, – призналась Маша. – Понимаешь, Мишкин…

– Предупреждаю! Это дурацкое прозвище терплю только из её уст, кого другого пристрелю сразу!

– …слова «Петроград» и «Сход» в моём представлении не гармонируют друг с другом.

– И правильно: не гармонируют! И нечего вздыхать.

– Я не потому вздыхаю…

– А по чему? По «учредилке»? Так там тоже вроде всё в порядке.

– Порядок меня, Мишкин, и пугает, – призналась Маша. – Тут порядок, там порядок, уж больно всё гладко, в жизни так не бывает…

Сглазили, Мария Александровна! С утра Генштаб, Ставка, ГПУ, правительство – все на ушах стоят! Бунт на кораблях, бунт в частях – анархисты взбунтовали армию и флот. Не всю армию, и не весь флот – лишь малую толику, но перед германским наступлением даже взбунтовавшаяся рота представляется гранатой без чеки посреди порохового погреба, а тут ротой не обошлось.

Ближе к полудню стали известны подробности. Товарищи анархисты обвинили большевиков в отступничестве и призвали войска к неповиновению. Среди военных комиссаров всех рангов изначально было немало анархистов. ГПУ начало их потихоньку заменять большевиками и эсерами, но довести дело до конца не успело – теперь огребаем по полной программе! Эпицентр анархистского взрыва пришёлся – и почему я не удивлён? – на части, обороняющие Моонзундский архипелаг. Может, вражья разведка постаралась? Разберёмся, со всеми разберёмся и каждому воздадим по заслугам его!

В здании правительства мой кабинет находился рядом с кабинетом Ленина. Только что там завершилось экстренное заседание правительства. Было решено: выступление анархистов подавить в кратчайшие сроки, жёстко, но без лишней крови – какие-никакие, но свои. Я только что вернулся в свой кабинет и успел переговорить с Брусиловым. Главкомверх сказал, что в сопровождении Духонина немедленно отбывает в Ставку. Потом позвонила Маша.

– Только что говорила с Кропоткиным. Он согласился написать воззвание, в котором призовёт анархистов в войсках и на флоте прекратить бузу.

– Как тебе это удалось? – восхитился я.

– Ты про Кропоткина? Не спрашивай – сама не понимаю!

– Ты у меня умница! – я чуть не поцеловал телефонную трубку.

На том конце примолкли, потом Маша сказала:

– Ладно, Мишкин, у тебя куча дел, да и мне надо успеть, пока Кропоткин пишет воззвание, переговорить с парой-тройкой известных анархистов – нам их подписи тоже не помешают.

Не успел дать отбой, как телефон зазвонил снова. В трубке звучал голос Васича:

– Мне только что звонил Колчак, просил «Аврору», хочет идти на ней на острова.

Я задумался, потом посоветовал:

– Так дай!

– Я уже дал, – ответил Васич.

– А мне тогда чего звонишь? – возмутился я.

– Для порядка.

Только положил трубку – вошёл секретарь.

– Михаил Макарович, в приёмной сидит полковник Ерандаков. Говорит, что пришёл по срочному делу.

– Проси!

Полковник вошёл, держа в руке папку для доклада, присел на краешек указанного мной стула.

– Что за срочность, Василий Андреевич? – спросил я. – Почему не обратились к своему непосредственному начальнику генералу Духонину?

– Генерал Духонин отбыл в Ставку, – пряча глаза, ответил полковник, – а дело действительно очень срочное.

Понятно! Решил обратиться на самый верх, минуя инстанции и чихая на субординацию. Интересно, какое дело может того стоить?

– Слушаю вас, – довольно сухо произнёс я.

К концу доклада сухость мою как рукой сняло. Я схватил телефонную трубку и попросил соединить меня со штабом Красной Гвардии. Васич по счастью оказался на месте.

– Ты уже отправил «Аврору»? – спросил я.

– Сейчас узнаю, – ответил Васич. Через минуту доложил: – Стоит у Адмиралтейской набережной.

– Ты можешь её задержать до прибытия моего человека?

– Постараюсь, – лаконично ответил Васич.

– Постарайся. Дело очень срочное.

Положив трубку, я пододвинул к себе чистый лист бумаги и набросал короткую записку, которую передал Ерандакову.

– Быстро на Адмиралтейскую набережную, Василий Андреевич. Там стоит крейсер «Аврора». Подниметесь на борт и передадите записку морскому министру. Вместе с Колчаком пойдёте на Моонзунд.

* * *

Крейсер морскому министру понравился. Блестит, как императорская яхта. Экипаж вышколен. Однако взгляды у моряков независимые. Значит, служат не за страх, а за совесть. «Ладно, посмотрим, чего они стоят в походе».

Колчак стоял на крыле и недоумевал: «Пора отваливать, чего они медлят?» Сзади раздались шаги. Колчак повернулся, это был командир корабля кавторанг Стриженов.

– Что-то случилось? – спросил адмирал.

– Радио с берега, – доложил Стриженов. – Помощник председателя правительства просит дождаться и принять на борт его порученца. Какие будут указания, товарищ вице-адмирал?

Колчак пожал плечами.

– Жехорскому отказывать негоже, будем ждать.

Как только Ерандаков поднялся на борт, стали убирать трап, с мостика пошли команды на отшвартовку. Колчака полковник нашёл там же, на крыле ходового мостика. Прочитав записку, адмирал предложил: – Пройдёмте в каюту, доклад приму там.

* * *

Бронепоезд «Товарищ» мчался в сторону фронта. Перед станцией «Узловая» его остановил казачий разъезд.

– Кто тут Верховный комиссар Дзержинский? – спросил урядник.

– Я! – Феликс Эдмундович спрыгнул с подножки.

Урядник наклонился, вручил пакет, козырнул и разъезд ускакал в степь.

Дзержинский вскрыл пакет. В коротком сообщении в частности говорилось:

«…Железнодорожная станция «Узловая» занята мятежниками, покинувшими разные части, в общей сложности до шести батальонов, при двух орудиях и шести пулемётах. В моём распоряжении стрелковый полк, усиленный пулемётной ротой, казачий эскадрон и артиллерийская батарея. Имею приказ до вашего прибытия никаких активных действий не предпринимать. Как только получу сведения о вашем местонахождении, тотчас постараюсь наладить телефонную связь. Полковник Гришковец».

Дзержинский приказал командиру бронепоезда:

– Сгружайте дрезину! – потом обратился к подошедшим Бокию и Кравченко:

– Товарищ Бокий, берите двух бойцов, поедете со мной на станцию. Вы, товарищ Кравченко, принимайте командование над бронепоездом и десантом. Пока не увидите две красные ракеты – стойте здесь!

Бойцы уже сгрузили с платформы, которую толкал перед собой бронепоезд, ручную дрезину и установили на рельсы. Дзержинский со товарищи погрузился на дрезину, бойцы взялись за ручки и тележка покатила в сторону станции. Кравченко долго смотрел ей вслед, потом скомандовал командиру бронепоезда:

– Малый вперёд! – Сам влез на переднюю платформу и стоял, не отпуская от глаз бинокль. Железнодорожная ветка шла через лес. Когда за очередным поворот показалась станция, Кравченко резко скомандовал: – Стоп! – И тут же: Сдай чуток назад!

Бронепоезд спятился за деревья.

– Десант на выгрузку! – скомандовал Кравченко. Пока бойцы высыпали из вагонов, собрал около себя командиров. – Разведку вперёд. Ротам скрытно выдвигаться к границе посёлка. Тянуть связь!

На станции «Узловая» шёл митинг. Решался один вопрос: «Что делать?» Станцию анархисты заняли без боя, но ни вагонов, ни паровозов там не нашли – всё успели угнать. Когда в брошенном кабинете дежурного по станции зазвонил телефон, сняли было трубку, но когда услышали «Предлагаю сдаться!» со злости оборвали провода. Телеграф выстукивал то же самое: «Предлагаю сдаться… предлагаю сдаться… предлагаю сдаться». Его ломать не стали – вдруг пригодится?

До приезда Дзержинского митинговали вяло: и надоело, и положение, прямо скажем аховое.

Верховного комиссара слушать долго не стали. Стащили с трибуны, легонько побили и связали, как и его спутников. После стали решать: что с заложниками делать? Одни предлагали, прикрывшись столь важной птицей прорываться к Петрограду – «Там братки помогут!» Другие настаивали на том, чтобы заложников убить, а самим разбежаться, кому куда глаза глядят. Были и другие предложения, но о них говорить не будем, поскольку в ходе митинга они отпали.

На подобных сборищах верх нередко берёт хулиганьё, не стал исключением и этот митинг. Договорились до убийства. Дальше спорили, как это поэффектнее сотворить. Спорили в самом центре вокруг пленников. Остальная толпа мрачно молчала: кто-то страстно желал, чтобы его отсюда забрали, кто-то просто на всё забил. А палачи-любители тем временем вошли в раж. Решили: главного повесить, остальных заколоть штыками. Послали за верёвкой.

В это время возле бронепоезда зазвонил полевой телефон. Кравченко снял трубку. Командир десанта докладывал, что по данным разведки заложников вот-вот казнят.

Кравченко приказал:

– Выдвигайтесь вплотную к митингующим. Если наших попробуют казнить, тут же атакуйте! – Сам вскочил на подножку броневагона и скомандовал: – Полный вперёд!

Верёвку искали долго, наконец, принесли. Один из палачей полез на фонарь, чтобы закрепить конец верёвки, да там и замер, уперев взгляд в сторону входных стрелок. Глядя на него, толпа зашевелилась: «Что там? Что там?» А по станции, отчаянно гудя, уже мчался окутанный клубами пара и дыма железный монстр.

Встал напротив толпы и ощерился дулами пулемётов и орудий.

– Приказываю сложить оружие и построиться! – раздался усиленный рупором голос Кравченко.

Толпа замерла в сомнении. Потом какой-то уж очень заполошный с криком: «А вот хрен тебе!» изготовился проткнуть штыком Дзержинского, но тут же упал, сражённый снайперской пулей. В тылу толпы зазвучали команды, и вот уже тыл ощетинился сотнями штыков, в окнах плотоядно ощерились пулемёты.

– Повторяю последний раз, – голос Кравченко был устрашающе спокоен, – складывайте оружие и стройтесь!

На этот раз толпа предпочла подчиниться.

Кравченко подмигнул Бокию и мягко обратился ко всё ещё бледному Дзержинскому:

– Дозвольте, Феликс Эдмундович, я с этими упырями сам побеседую.

Дзержинский кивнул и полез в вагон.

Кравченко прохаживался вдоль унылого строя.

– Что, братцы, – крикнул он. – Не желаете постоять за матушку Россию?

– Сам стой! – крикнул кто-то. И понеслось: – Надоело вшей в окопах кормить! – Ты с наше повоюй! За кого кровь проливаем?

Кравченко поднял обе руки, призывая к тишине.

– То, что вы кричите, верно, – сказал он, – но ведь это уже в прошлом. Сейчас вас никто даром не обижает, даже в атаку больше не гонят. Об одном просят: потерпеть чуток, пока новая власть с немцем замирится.

– Не хотим ждать! В окопах всё одно не жизнь!

Кравченко вытянул обе руки в стороны.

– Кто согласен с предыдущим оратором, становись по левую руку. Кто готов вернуться в окопы становись по правую!

Согласных воевать оказалось немало, но всё же меньше, чем несогласных. Кравченко обратился к одному из командиров, указывая на согласных: – Уводи, накорми и верни оружие. – Потом весело посмотрел на несогласных. – А вас, ребята, я от дальнейшей службы в строю освобождаю! – Послушав недоумённо-радостный гвалт, крикнул: – Погодите радоваться. Не всё для вас, ребята, так весело. От строя я вас освободил, но не от армии. И будете вы теперь работать в инженерных войсках: копать, строить, наводить переправы. За паёк будете работать, правда, за меньший, чем у тех, кто в окопах. Но так и лопата полегче винтовки!

Строй угрюмо внимал его словам. Потом кто-то крикнул:

– А если работать не будем, расстреляете?

– Зачем? – удивился Кравченко. – На всё есть закон. Расстрел – исключительно за измену. За дезертирство и трусость – каторга. За отказ от работы наказания нет. Можете не работать – сидите, лодырничайте. Только помните: кто не работает, тот не ест. Про паёк тогда тоже забудьте!

«Товарищ» возвращался в Петроград. Подсев к Кравченко Дзержинский с чувством произнёс:

– Спасибо, Иван, никогда этого не забуду!

– Вы, Феликс Эдмундович, лучше про станцию «Узловая» не забывайте, – улыбаясь, произнёс Кравченко – Завяжите себе этот узелок на крепкую память!

Когда Ерандаков закончил, Колчак задумчиво покачал головой:

– Неплохой план, только трудноосуществимый. Кто так хорошо сумеет задурить немцам головы?

– Первый красногвардейский полк морской пехоты, – доложил полковник. – Он сейчас, должно быть, уже высадился на острове Эзель.

Полк морской пехоты, где комиссаром был бывший матрос с «Авроры» Кошкин, действительно высадился в районе Аренсбурга и принялся методично зачищать остров Эзель от анархистского отребья, начав со стратегически важных батарей на мысе Церель. Схема подавления бунта была та же, что и в других местах: оказал вооружённое сопротивление – получи пулю; согласился вернуться к месту службы – флаг тебе в руки. Не хочешь служить? Тогда лопату в руки и вперёд, зарабатывай паёк!

К прибытию «Авроры» весь остров был под контролем морпехов. Большая часть десанта осталась на острове, а остальные были отправлены на другие острова с той же миссией.

Колчак подивился тому, как споро управились морпехи с неуправляемым, казалось, сбродом, отделили зёрна от плевел и вернули в строй половину личного состава. Теперь на островах хватало и войск, и строительных рабочих, это при том, что к началу операции «Контр Страйк» ожидалось прибытие ещё одного полка морской пехоты. Обо всём этом адмирал с удовольствием доложил Брусилову, особо подчеркнув решающую роль в подавлении бунта отрядов Красной Гвардии.

Главнокомандующий был вполне доволен. Благодаря выдержке и изобретательности красногвардейских командиров, бунт удалось подавить, не дав заразе перекинуться на другие части. И, что важно: сделано это при минимальных потерях с обеих сторон.

– Оставайтесь, Николай Николаевич в Ставке, для моего спокойствия, – сказал Брусилов Духонину, а я отправлюсь в столицу, доложу председателю правительства, что армия и флот приведены к повиновению.