Текст книги "Живые в эпоху мертвых. Дилогия"

Автор книги: Александр Иванин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

  Кызя сильными толчками бросал себя вдогонку добыче. Расстояние до желанного обеда сокращалась. Дистанция до бегущего мальчишки таяла все быстрее и быстрее. Он не обращал внимание на тупых сородичей, он несся во весь опор, раскидывая и сбивая своей тушей тупых зомбаков. Кызя уже приспособился толкаться правой рукой и менее поврежденной левой ногой, по крайней мере, там не было переломов. Голод остервенелой сукой гнал его вперед.

  Валерка был близок к отчаянию. Мерные удары лап за спиной становились все громче и отчётливее. Не нужно было оглядываться, чтобы понять, что чудовищная тварь его нагоняет. Хотелось упасть и захлебнуться воздухом, не двигаться – пусть будет, что будет, но древние инстинкты заставляли его бежать, игнорируя паникующее сознание. Он бежал по раскрошенному пластику автомобильных бамперов, железкам, трупам. Ему уже некогда было выбирать дорогу.

  Мальчишке наперерез валким неуклюжим бегом скакали двое новых зомби, судя по одежде, бывшие когда-то женщинами. Одна была практически целая, а у второй почти полностью были выедены лицо и шея. Желто-бурые шарики глаз вращались внутри орбит бурой кровавой маски, и пугали вечным оскалом челюсти без щек.

  Валерка увидел парочку этих шустрых зомбаков, пытающихся перехватит его слева. Нужно было успеть проскочить мимо них. Тогда оставался хоть какой-то шанс на спасение. Спасти его могло только чудо.

  Но чудо не случилось. Валерка не успел. Целая мертвячка выскочила как раз перед ним, проскользнув между парой разбитых машин. Валерка не стал уворачиваться и тормозить, а наоборот рванулся вперед и ударился всем телом в зомби. Валерка не был тщедушным заморышем, но и крепким атлетом его было трудно назвать, впрочем, его веса хватило для того, что бы опрокинуть мертвячку навзничь.

  Он опрокинул врага, но и сам, не удержавшись, упал, перекувырнувшись через голову. Асфальт больно ударил в спину, выбив остатки воздуха из легких. Были потеряны драгоценные мгновения. Из-за машин успела появиться вторая мертвячка. Валерка пытался подскочить и кинутся бежать, но запнулся за полуобглоданный костяк и опять упал. Бывает же такая невезуха.

  Упавшая мертвячка тоже времени не теряла. Она перевернулась на живот и резво поползла к нему на четвереньках. Вторая мертвячка чуть не опрокинула ее, когда выскочила к ним из промежутка между автомобилями. Валерка с ужасом смотрел, как эти два страшилища приближаются к нему неотвратимо как первый учебный день в конце каникул.

  – Не-е-ет!!! – дикий визг мальчика прорезал шум погибающего города, складывающийся из канонады, взрывов, треска пожаров и гула редких моторов.

  Но зомбячки вдруг исчезли прямо перед его носом. Они пропали сразу как по волшебству. Волшебником оказалась мерзкая тварь, двумя ударами отбросившая пару зомбаков от Валерки. Целой зомбячке вообще не повезло. Морф с противным громким хрустом сломал ее тело пополам, впечатав его в закопчённый кенгурятник сгоревшего джипа. Обожраную зомбячку морф отбросил куда-то за машины.

  * * *

  Кызя торопился как мог. Голод был самым лучшим мотиватором из возможных. Уже ничего не могло помешать ему насладиться заслуженной трапезой из свежатинки, но опять вмешались эти надоедливые тупые собратья. Пара шустрых зомби выскочили, как раз перед его убегающей мишенью. Первого зомби мальчик смог опрокинуть, но сам тоже упал. Вторая тварь кинулась к трепыхающемуся на дороге обеду. Его обеду!!!

  Второй морф выскочил откуда-то сбоку. Его раньше не было видно, но это был не Кызин маленький морф. Конкурент бежал на четвереньках между автомобилями. Он почти стелился вдоль земли. Новый морф отрастил узкие неимоверно длинные крокодильи челюсти и мощные приземистые лапы, за счет которых он мог бегать, почти чертя брюхом по земле, вывернув их на подобии лап паука. Кызя заметил урода, когда тот серой молнией выпрыгнул к мальчику и раскидал шустрых зомбаков в стороны. Кызя не стал дожидаться, пока конкурент испортит еду. Он гигантским прыжком пересек, разделявшее их, расстояние и обрушился на спину урода. Кызина туша припечатала выродка к покрытию дороги. Сладкой музыкой прозвучал треск ломающихся костей.

  Конкурент оказался невероятно вертким. Кызины челюсти щёлкнули в холостую. Урод уже успел убрать длинную шею. В ответ Кызя схлопотал могучий удар когтистой лапы конкурента по собственной драгоценной морде. Все равно конкуренту здорово досталось от большого морфа, когда тот рухнул на него сверху. Урод вывернулся из-под Кызи ужом и откатился к сгоревшему джипу, но он не собирался сдаваться. Началась битва за еду. Кызя был значительно больше и мощнее чем урод, но он был покалечен. К тому же конкурент оказался более вертким и быстрым. Обменявшись ударами, они сцепились и опрокинулись на асфальт. Кызе это было выгодно.

  * * *

  Валерка увидел, как на спину отвратительной твари прыгнуло то самое чудовище, которое гналось за ним от самого дома. Здоровенная образина подмяла собой новую тварь. Валерка видел, что одна из вывернутых задних лап новой твари сломалась, как толстая макаронина. Затрещали ломаемые кости, но новичок сумел вывернуться из-под массивной туши, навалившейся твари. Чудовища сцепились в свирепой схватке. Валерка не стал смотреть на бешенное мелькание лап и челюстей, а, подпрыгнув прямо из лежачего положения, кинулся бежать прочь. Последний панический выплеск энергии лишил его остатков сил. Он бежал уже за пределом своих возможностей.

  БТР выскочил впереди из узкого переулка метров за пятьдесят от Валерки. Его заметили. БТР резко остановился, клюнув бронированной мордой вперёд, а потом развернулся почти на месте и рванул ему на встречу. Из верхних люков начали выскакивать бойцы. БТР на ходу сильно встряхивало, когда он сталкивался со, стоящими на дороге, машинами. Бойцы открыли огонь из автоматов прямо на ходу. Валерка упал ничком на дорогу. Он уже не мог бежать, и подняться он тоже не мог.

  Дальше для него все происходило как в тумане. Его обдало клубами солярного выхлопа. Сильные руки подхватили его и подняли раненного мальчика на боевую машину. С него содрали заляпанный грязью и кровью спортивный костюм и закутали в армейский бушлат. Сквозь затянутое пеленой сознание он слышал голоса:

  – Да хрен его знает, укушенный он или нет. Вон как изодран весь. Даже не понять...

  – Сам рискуешь. Ведь не.....

  – Нет. Ничего не говорил. Будем...

  Голоса людей пропадали в грохоте выстрелов, торчащего из башенки, КПВТ. Похоже, что военные прямо сейчас решали Валеркину судьбу. Пахнущие кислым, руки в перчатках без пальцев сжали его нижнюю челюсть. Сильная рука потряхивала его.

  – Слышь! Малец! Ты живой? Скажи что-нибудь.

  Валерка понимал, что нужно что-нибудь сказать, в противном случае может случиться что-то ужасное. Но голос совершенно пропал. Горящие легкие пытались хоть как-то наполнить его организм кислородом. Он задыхался.

  – Дышит ведь, – сказал чей-то низкий голос. – А может агония у него?

  Слово агония было знакомым, но сейчас смысл слова ускользал из его сознания. Валерка все пытался что-то сказать, ну хоть что-нибудь. Он собрался с силами и выдавил из себя непонятное:

  – Зай.

  – Чего, чего он сказал?

  – Зай какой-то.

  – Нехера гадать. И так людей не осталось. Одевай этому зайцу намордник и лапы спеленай. Приедем, а там пусть доктора разбираются. Жалко мальчонку.

  Валерку через люк опустили в нутро боевой машины. На голову ему одели какой-то шлем с решетчатым забралом, а руки и ноги завязали скотчем. Бушлат пропах мужским потом, соляркой и гарью, но в нем было тепло и уютно, а главное – безопасно. Валерка потерял сознание. Он не чувствовал, как ему внутри трясущейся машины моют ноги водой из бутылок, поливают раны из пластмассовых пузырьков шипящей жидкостью и накладывают повязки.

  Он пришел в себя, только когда ему прямо к носу поднесли отрытую ампулу с нашатырным спиртом. Резкий вонючий запах вырвал его из забытья.

  – Ну, миленький, давай просыпайся. Вот и славненько.

  Перед Валеркой склонилась медицинская сестра с добрым лицом. Голос у нее был приятный, как музыка. Валерка попытался ей сказать в ответ, что он не засыпал и вообще с ним все в порядке. Но тут его тело прострелила сильная боль, он заорал.

  – Молоток, парень! Орет, значит, выкарабкается, – послышался мужской голос. – Крепись боец, теперь мы тебя точно вытащим и на ноги поставим, хочешь ты этого или нет.

  Валерка попытался опять что-то сказать, но только противно пискнул. Его предательски подвели голосовые связки.

  – Ирочка, не давайте ему провалиться. Держите его как хотите. Где млять ледокаин? А трисоль где? Куда вы толстого тащите? Вы чего, дармоеды, еще одного покойничка хотите? Противошоковое дайте. Девочка моя, кто тебя так шить учил? У красавицы этой рубец как аратские горы будет, если заживет. Так в вашей анатомичке трупы зашивают. Того со сломанным позвоночником к ликвидации готовьте, у него уже агония началась. Просрали, дурачье. Виктор Васильевич ...бните вашей симпатичной дуре промеж ушей. Она сейчас преждевременные роды у брюнетки вызовет....

  Потом Валерка снова поплыл. Его вернул в реальность острый приступ боли.

  – Прости, малыш. Нельзя тебе спать. Держись, ведь ты же мужичек.

  – Я завел его, завел. Сердце бьется, давление растет! – послышался радостный молодой голос. – А вы говорите возраст большой. Хоть и старый, а за жизнь смотрите, как цепляется.

  Голоса и шум вокруг Валерки слились в полнейшую какофонию. Валерка старался не разбирать слова. Так было спокойнее. Слышались и выстрелы, и грохот, и топот бегущих ног, и стоны, и громкие человеческие крики, а потом опять голоса, крики и стоны.

   Валерка стал приходить в себя, когда его вынесли из операционной в палату. Носилки плавно покачивались, и от этого кружилась голова. Его уложили на кровать в комнате с большими окнами. Вокруг на кроватях, столах и большим кожаном диване лежали дети. Между ними ходили две женщины, а на подоконнике сидел долговязый парень с пистолетом в руках. Рядом с ним лежал автомат. Впрочем, женщины тоже были с оружием. Как только его принесли, одна из женщин взяла, лежащий у него в изголовье, листок бумаги, быстро пробежала его глазами и сказала своей напарнице:

   – Жанночка. Мальчику физраствор с аскорбинкой и глюкозой поставьте.

  На край Валеркиной кровати присела миловидная молодая женщина.

  – Так значить зайчик тебя зовут.

  Валерка попытался возразить ей, что он уже не маленький, и зайчиком никак быть не может и не хочет. Но вместо слов у него из горла вырвался только сиплые хрипы.

  – Ты не говори. Только кивай головой или качай, если нет. Договорились?

  Валерка кивнул.

  – Ты, наверное, сильно и много кричал?

  Валерка кивнул. Вообще-то он хотел добавить, что он не плакса, и кричал он в тот момент, когда сражался с чудовищами, но благоразумно решил отложить объяснения на потом.

  – Бедняжка.

  Валерка нахмурился. Ему не понравилось, что его жалеют. Еще дура эта сюсюкаться с ним будет.

  – Да не ерепенься ты. Тут сейчас у большей части все одно и тоже. Говорить ты не можешь, поэтому тебя назвали, как пришлось. У нас тут Кинотеатр есть и Зонтик, и еще девочка Зоопарк. Их так назвали по месту, где их нашли или по иным обстоятельствам. Ты хоть говорить пытаешься, а они вообще как в другой мир провалились. Знаешь, как страшно на них смотреть? Вот что! Я тебе сейчас гоголь-моголь сделаю. Мама готовила такой?

  Валера отрицательно помотал головой.

  – Вот и попробуешь. Горло побереги. Утром уже говорить сможешь. А теперь потерпи маленько.

  Миловидная женщина по имени Жанна. Встала с постели и начала пристраивать капельницу на штангу у изголовья Валеркиной кровати.

  * * *

  Шум внутри БТРа заглушал все окружающие звуки. Старик опять ехал к замертвяченой Москве. Инцидент с шерстяными оставил в его душе неприятный след. Вокруг люди сотнями тысяч гибнут. А тут из-за каких-то побрякушек троих человек у него на глазах убили. Нельзя так. Он, с содроганием, вспоминал крики наглого в кабинете у Иваницкого. Во что люди стали превращаться? Что их ждет? Все друг другу врагами станут? Опять племя на племя с дубинами ходить начнем? Старик вспомнил книжку про первобытного мальчика, которую он читал своему маленькому сыну перед сном много лет назад. Та история ему не понравилась своей жестокостью. Невеселые мысли всю дорогу роились в стариковской голове. Уснуть у него так и не получилось.

  В эвакуационный пункт приехали примерно часа через два. Всю их компанию высадили перед зданием из белого кирпича. Свет прожекторов слепил после темного нутра десантного отделения бронетранспортера. Особо осматриваться не дали, а вместо этого завели в небольшую кирпичную пристройку. Больше всего она напоминала гардеробную в их заводской столовой, только без вешалок, а стойка с окном и решетка из высечки были практически такими же.

  Старик стразу пристроился на маленьком полуразвалившемся диванчике, стоящем в дальнем углу за стойкой. Через помещение постоянно ходили люди с оружием и без, военные, гражданские, люди в белых халатах и еще много кто. За бородатым парнем Данилой пришли минут через пятнадцать. Он опять улыбнулся всем и, со словами 'Я быстро', ушел вслед за военными. Блидевский расположился в глубоком кресле и сразу задремал.

  Еще через полчаса к ним присоединились военные из центра, которые ехали вместе с ними в эвакопункт. Это были лейтенант и два прапорщика. Буквально через пять минут после их прихода появился Бочкин.

  Усатый мужик сразу подошел к молодому лейтенанту и пробасил:

  – Товарищ лейтенант, нас только к утру загрузят. Сейчас, оказывается, они оружие готовят для гражданских. Утром его будут на заправках раздавать. Только после отправки и до нас очередь дойдет. Я КАМАЗ рядом с вашим БТРом поставил.

  Бочки примостился на колченогий стул. Похоже, что за перегородкой складировали старую мебель.

  – Я же говорил, что утром нужно ехать. Сейчас нам беженцев полный кузов нагрузят и отправят обратно без оружия, – снова забубнил усатый.

  – Не нагрузят. Утром за беженцами автобус придет, – ответил лейтенант. – Будем ждать. Нечего горючку жечь зазря.

  – Товарищ лейтенант, может, вы подсобите, чтобы оружие побыстрее загрузили, – опять забасил Бочкин.

  – Давай попозже. Сейчас начальство спит.

  – Да, не спят они, я сейчас Нечипоренко сам видел.

  – Занят он наверно. Подожди. К нам должны подойти.

  – Товарищ лейтенант, может в это раз, мне пулемет дадите? – опять забасил Бочкин.

  – Бочкин! Зачем тебе пулемет? Ты и так отлично одним штыком управляешься.

  – Да не штык это, а зубочистка. Вот если бы мосинку дали. Вот там штык как штык. Хотя от рукопашки вашей толку мало. Я штык тогда в ангаре с балластом об того чурбана чуть не сломал.

  – Бочкин. Вспомни, что Суворов говорил: 'пуля – дура, штык – молодец', – задорно подколол Бочкина лейтенант, радуясь неожиданному развлечению.

  – Вот пусть ваш Суворов со штыком и воюет! – возмутился Бочкин. – А я вот на практике для себя определил. И в горах, и в лесах, и в болотах, и в джунглях, если я с пулеметом, то живым останусь, а со штыком вашим только проблем себе наколупаешь. Понавыдумывали карате да ушу всякого. Это по телевизору красиво, а практического толку в современном бою почти никакого нет. Если красиво ногами машешь, а стрелять не умеешь, то тебе одна дорога на тот свет уготована. Против автомата не попрешь с голыми кулаками или штыком вашим.

  – А если все патроны кончились, – подковырнул Бочкина лейтенант.

  – А вот если у тебя патроны кончились, то ты бой еще до его начала проиграл, потому, что у тебя кисель вместо мозгов, – начал злиться Бочкин. – А в рукопашную лучше с пистолетом и гранами ходить, если пулемета нет. Так сподручнее и безопаснее. Лопатка тоже первое дело. А ноги и руки ваши – это пацанам сопливым сказки рассказывайте.

  – Ну, ты это уже хватил.

  – Пулемет мне дайте. Я вам СКС вместе со штыком верну. Я когда по джунглям да горам шарился, то хавки минимум брал, а пулемет обязательно брал и патроны к нему всегда с запасом носил.

  – Бочкин, говори с капитаном. Если разрешит, то вопросов нет. РПК найдем и бубнов к нему штук пять дадим. Патронов к СКСу тебе дали, не пожадничали.

  – А гранты?

  – Ну ты нахал! Я же тебе говорю. Если капитан команду даст, то и БТР тебе отдадим.

  – Как БТР?– заволновался один из прапорщиков.

  Военные засмеялись.

  Бочкин плюхнулся в свободное кресло. Разговор дальше не клеился. Старик уснул крепким здоровым сном. Так он не спал уже много лет.

  Когда он проснулся, было далеко за полдень. Данил осторожно тряс его за руку.

  – Дедушка, пойдемте пообедать. А то скоро ужин будут давать.

  Блидевский стоял около окна. Судя по мокрому полотенцу в руках и сбритой редкой щетине, он уже успел умыться и побриться. Лицо адвоката сильно изменилось. Блидевский и так всегда был худощавым, а сейчас вообще стал похож на узника концентрационного лагеря. Черты его лица заострились, кожа обвисла, прорезались глубокие мимические морщины. Только по цвету редких каштановых волос можно было догадаться, что перед ним не старик. Тоска и боль в глазах уступили место апатичной усталости и безразличию. По крайней мере, это выглядело именно так.

  – Сходите, умойтесь. Там еще душ горячий есть. Я для вас одежду получил, – Блидевский протянул старику полиэтиленовый пакет с белым бельем и скрученным колбасой большим вафельным полотенцем.

  Конечно, помыться сейчас, не мешало. Он обрадованно направился в душевую.

  Каким чудесным волшебством казался горячий душ среди всего этого ужаса. В армейской душевой была небольшая очередь. Лейки над головами людей, не переставая, лили струйками теплой воды. Большое помещение душевой наполнял полупрозрачный пар. От аромата разнообразных моющих средств, становилось не по себе. Несовместимые запахи смешивались диким букетом. В углу на кафельном полу были свалены разноцветные бутыльки и баночки, а также контейнеры с жидким мылом, шампунями, гелями и кондиционерами. Похоже, что вояки притащили сюда весь галантерейный отдел близлежащего магазина.

  Старик выбрал полупрозрачный бутылек с русским названием. По крайней мере, теперь он был уверен, что это шампунь, а не средство для чистки ковров. Старик не смог отказать себе в удовольствии подольше постоять под живительными струями горячей влаги. Надеясь, что его простят за задержку товарищи. Все компания действительно терпеливо ждала старика.

   Обед проходил под большим навесом прямо на улице. Из большой армейской полевой кухни дородный повар раскладывал большим черпаком по тарелкам, исходящую аппетитным ароматом, гречневую кашу с тушенкой. Возле длинных столов, сколоченных на скорую руку из обычных досок, женщины из полевых термосов разливали яблочный компот. Использованные одноразовые тарелки и стаканчики сваливали тут же в большие пластиковые мешки.

  За обедом старику рассказали, что пока он спал, приходил Данил. Сегодня и завтра он должен был куда-то уезжать с военными, а послезавтра их обещали вывезти во Владимирскую или в Рязанскую, или в Тамбовскую область. Там вроде как маленькие города и посёлки меньше пострадали от катастрофы.

  Обед занял минут сорок. Разнообразием он не отличался, но был вкусным и питательным.

  Из столовой они вернулись в ту же пристройку. Старик расположился у окна.

  Старик внимательно рассматривал через окно жизнь эвакопункта. Похоже, что экстремальное существование на самой грани выживания стали здесь вполне обычной рутиной. Куда-то бежали люди в военной форме, из грязного до самой крыши автобуса. Одетые в броню и латы военные принимали перепуганных беженцев. Они осматривали каждого прибывшего, задирая им рукава и штанины, внимательно осматривая шей, головы, руки и ноги. Людей с ранениями сразу отправляли на открытую площадку, выгороженную дощатым забором. Что там происходило, видно не было, и куда оттуда выходят люди, тоже было непонятно.

  Прибывшие вели себя по-разному. Кто-то плакал и кричал, некоторые вообще выглядели как те же самые зомби, безразлично пялясь широко раскрытыми глазами на окружающий мир, были люди сосредоточенно спокойные, были агрессивные, не было только счастливых или хотя бы радостных людей. Но оно и понятно.

  Старик опять смотрел свой страшный сериал через очередное окно в своей жизни. Как бы он хотел выключить этот страшный экран, чтобы не видеть столько людского горя.

  Еще он слушал. Он старался понять новое место через его голос.

  У каждого места был свой голос. Этот голос сливался из множества разных звуков. Места бывают разные и сочетание звуков тоже. Палитра звучания эвакопункта складывалась из рева и рокот техники, периодических выстрелов. Но все это перекрывал натужный человеческий стон и крики. Он слышал неразличимый гул голосов, периодически встряхиваемый криками и зуммером дергающегося плача, заходящегося всхлипами. Мольбы, истерики и отчаяние большого количества людей слились в непрерывный общий фон. Панический крик живой материи прорывался и гасил собой рев и фырчание техники, отрывистый лай пулеметных очередей и заунывные крики сирен и клаксонов.

  Пред глазами разворачивались маленькие и большие трагедии. Людей привозили, сортировали и увозили. Но все равно, происходящее вокруг уже воспринималось без прежней острой душевной боли. Боль затиралась, превращаясь в ноющую. Душа начинала черстветь или привыкать к своему и чужому горю.

  Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей и давления гнетущей обстановки, нужно было чем-то заняться. Сначала старик подобрал пакет и стал собирать в него мусор. Затем ему вручили брезентовые рукавицы и зеленые крепкие мешки для мусора. Старик сам разжился палкой и привинтил к ней проволокой тонкий металлический штырь, получив вполне удобное приспособление для сбора мусора. Он таскал мешок за мешком к забитым до самого верха мусорным контейнерам. Крепкую вонь гниющего мусора разносило теплым весенним ветерком по округе.

  Старик работал и работал. Совершенно незаметно его стали воспринимать как обычного дворника, которого знали уже многие годы. В этом было даже что-то приятное. Его просили о чем-то, благодарили, спрашивали. Так было уже значительно легче. Со временем к нему присоединился Блидевский. Адвокат разжился кривой садовой тележкой и совковой лопатой с метлой. Работа отвлекала и помогала получить хотя бы иллюзию своей необходимости.

  К вечеру из дверей больницы вышел плотный человек в очках с тонкой оправой и поманил их к себе.

  – Мужики, сходите в столовую. Помогите принести ужин для больных. Только живенько. Одна нога здесь – другая там.

  Такая простая и даже несколько хамоватая просьба подарила чудесное чувство причастности к общему делу.

  В столовой их встретили без лишних вопросов. Каждому вручили по два обычных эмалированных ведра с чем-то горячим. С ними в больницу отправились две женщины среднего возраста с сумками и однорукий рыжий мужчина с большим полевым термосом на спине.

  В больнице их встретила медсестра с белым столиком на колесах. Под покрывалами из вчетверо свернутой марли стояли стопки тарелок, стаканы и столовые приборы. Так они шли по коридору от палаты к палате, раздавая еду больным и раненым.

  Сестричка катила столик с тарелками. Женщины большими половниками раскладывали пшенную и рисовую каши на молоке, наливали в тарелки густой как кисель суп. В тарелку с кашей каждому клали кусок курицы или сосиски. Завершал меню наваристый сладкий компот из сухофруктов.

  Внезапно из платы выскочила сестричка и кинулась к старику:

  – Дедушка, постойте, пожалуйста. Тут внук ваш!

  Старик остолбенел. Остолбенела вся команда раздатчиков. Старик поставил ведра с сосисками и куриным мясом на пол и пошел вслед за сестричкой.

  Он его сначала не узнал. К нему тянул худые ручонки замотанный бинтами мальчик. Малыш тоненько подвывал, по его лицу катились градом горькие слезы.

  Старик не удержавшись, обнял мальчика. Только сейчас он вспомнил его. Опять помогла привычка обращать внимание на носы. Старик помнил его. Мальчишку он всегда жалел. Вежливый симпатичный умный мальчик. А мать дуреха дурехой. Есть такие, которые ищут в жизни сами не знают чего. Отец мальчика был настолько компанейским, что старик даже не смог бы сказать, сколько народа о нем спрашивало и сколько к нему человек приезжало – их было море или маленький океан. Разумеется, отцу мальчика приходилось делить свое время между семьей и этой массой из друзей и знакомых. Но Валерку отец любил и заботился о нем – это точно.

  – Валерка! Как же так? А мама где?

  Малыш только скулил. Как он только смог заметить его через открытую дверь? Он же стоял у всех за спинами.

  – Вы родственники? – спросил у него высокий худой врач.

  Старик не задумываясь, ответил:

  – Да.

Глава 14

Корейцы

Миша Тен узнал о приходе Большой полярной лисы, когда его в приказном порядке выдернули на работу с больничного. Собственно говоря, выдергивать его было не нужно. В этот день он был на работе. В джинсах и кофте ручной вязки он наконец-то собрался навести порядок в собственной подсобке с учебным материалом.

  Загрипповал он на выходных. Будь проклята эта склизкая весенняя погода. Теперь любая, даже мелкая, хворь для него превращалась в очередное испытание. До сердечного приступа, он совершенно наплевательски относился к своему здоровью, но болезнь сердца заставила его пересмотреть приоритеты в жизни. Слабость, отдышка и головокружение вкупе с болями в сердце и сбоями сердечного ритма стали непременными спутниками любого недомогания.

  Коллеги и руководство института с пониманием относились к его хронической болезни и потворствовали его ипохондрии. В понедельник он вызвал врача на дом и взял больничный. Участковый врач также с понимаем отнеслась к своему постоянному пациенту и открыла больничный сразу до конца недели, оставив Мишу спокойно поправляться дома.

  Тен жил в служебной квартире. Квартира – это было громко сказано. На самом деле это была комната гостиничного типа в офицерском общежитии МВД. Кухни не было, зато был свой туалет, объединённый с ванной, и относительно большая прихожая, которую Тен превратил в уютную кухоньку.

  Странные вести докатились до него вечером следующего дня. Заскочившие домой с дежурства друзья и коллеги рассказывали о каких-то беспорядках и массовом сумасшествии, а потом убегали, оставив своим вторым половинкам для стирки грязную форму. На самом деле он сначала пропустил их россказни мимо ушей. Неожиданно быстро отступил противный грипп, и Миша ощутил себя совершенно здоровым. Не желая упускать драгоценное время, он засел за подготовку к предзащите.

  Институту были нужны преподаватели со степенями, и ему обещали всяческую протекцию в получении кандидатской степени, но Тен не расслаблялся, он был трудолюбив и не хотел выглядеть бледно, поэтому готовился очень серьезно и ответственно. В разгар подготовки он обнаружил полное отсутствие дополнительных материалов, которые получил от добросердечного рецензента. Посетовав на свою неорганизованность, он поехал в институт, предвкушая язвительные взгляды коллег.

  Но и там материалов не было. Они как сквозь землю провалились. Тену пришлось перебирать в подсобке свои многолетние завалы. Подшивки из журналов и газет, плакаты, книги, методички, учебные пособия и конспекты лекций валялись в безобразном хаосе, который он называл рабочим порядком. Окончательно выйдя из себя, он расшвырял всю эту макулатуру по кабинету, подняв настоящие тучи удушающей книжной пыли. Распахнув окно, он выгнал побочный продукт переработки научных знаний на улицу, наполнив весь учебно-научно-методический чулан влажным весенним воздухом. Теплый воздух принес новые мысли, рассмешившие Тена. Он представил как дневальный из столовой, увидев густые облака книжной пыли, которые клубами летят из его подсобки, поднимет пожарную тревогу. Собственно говоря, он представил себе, как встретит пожарных словами: 'Какой пожар? Никакого пожара! Это я тут у себя уборочку устроил'.

  У Миши поднялось настроение, и он принялся сортировать и раскладывать кипы макулатуры. Для систематизации процесса он сначала освободил два древних книжных шкафа, обнаружив там залежи потерянных вещей. Наткнувшись и там слои многолетней пыли, Миша нехотя достал большое пластмассовое ведро, которое использовал вместо урны, вытряхнул из него скомканную бумагу прямо на пол и пошел набирать воду. Если начинать уборку, то следует все делать это основательно.

  Тревожная сирена и сигнал общего сбора застали его на пороге мужского туалета. Ведро было бросать жалко, и он побежал на плац прямо с черным пластиковым ведром, как бы глупо это не выглядело. Там Михаилу сообщили приказ об общей мобилизации и переходе на военное положение. Учитывая его хроническое сердечное заболевание, Мишу отрядили охранять архив префектуры.

  Так Миша оказался на улице Иконникова. Ночью они увидели первые ходячие трупы. Как бы невероятно это не выглядело, но мертвые ходили и убивали живых. Пошла первая официальная информация о катастрофе, но только по служебным каналам. Было бы все ничего, но утром из его отряда дезертировали все два бойца, которые были отданы ему в подчинение. На бегство Филлипочкиной Тен отреагировал спокойно. Преподаватель гражданского права была дамой семейной и от строевой службы такой же далекой, как Антарктида от экватора. Еще в самом начале, посмотрев, как она тискает автомат Калашникова, он просто забрал у нее оружие от греха подальше. Филипочкина сказала, что дойдет до ближайшей аптеки за предметами женской гигиены, но так и не вернулась. Тен видел, как по улице пролетела машина ее мужа. Ну, уехала и Бог с ней.

  Их должны были сменить утром, но никто так и не появился. Второй его боец – преподаватель психологии и судебной психиатрии симулировал сердечный приступ и убежал якобы в больницу.

  Миша, как самый боеспособный, застрелил за ночь четверых зомби. На его вызовы так никто и не приехал. Зато к утру единичные выстрелы на улице превратились в частую пальбу, которая имела все потенции перерасти в полноценную прифронтовую канонаду.

  Тен, как человек, отдавший оперативной работе семь лет, вполне прилично овладел теорией, а в некоторых случаях и практикой, криминального ремесла разного профиля. Его знаний с избытком хватило, чтобы взломать и завести один из припаркованных автомобилей. Хрен с ними. А архив свой, пусть сами охраняют.

  Первое, что он сделал, так это поехал к своей бывшей жене. Вообще-то Тену было наплевать на нее. Хотя их отношения не просто оттаяли, а даже потеплели и стали обрастать романтическими моментами с того дня, когда Миша сменил оперативную работу на научно-преподавательское поприще. Это потепление не сыграло существенной роли в его жизни. Дина по-прежнему была безразлична ему. Хотя их сын Митька делал все возможное для объединения родителей.